Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 3. 1699–1700."

XIII. Приготовление посольского корабля к обратному пути. Вопрос о возвращающихся в Россию полоняниках

В половине мая 1700 г. был отправлен в Россию корабль «Крепость», на котором посольство прибыло в Константинополь. Пребывание в константинопольских водах русского корабля под командой такого беспокойного капитана, как Памбург, постоянно подавало повод к разного рода недоразумениям; наконец, и отплытие корабля не обошлось без осложнений. Еще 4 марта посланники спрашивали у присланного к ним по делам племянника Маврокордато Дмитрия Мецевита, когда начинается корабельное хождение по Черному морю, на что Меце-вит сказал, что «по Черному морю начинают корабли ходить с половины месяца марта; а преже того корабельного хождения не бывает, потому что до того времени бывают по Черному морю великие бури и жестокие ветры с морозами, и то-де Черное море бывает свирепее Белого моря, а Белое море бывает тишей его»[1033]1033
  Там же, л. 564–564 об.


[Закрыть].

На следующий день, 5 марта, посланники отдали приказ капитану Памбургу готовиться к отплытию. Капитан заявил, что «надобно у корабля осмотреть днище и худые места выконопатить накрепко, а, не осмотря и не починя, грузить его невозможно». Для такого осмотра и починки нужны большой деревянный плот и соответствующие припасы, да для погрузки корабля нужны камни, а прежнего балласта в корабле мало. По распоряжению визиря велено было турецкому адмиралу Медзоморту отпустить плот и необходимые припасы, а камни для балласта разрешено было брать на берегу. Посланники приказывали капитану Памбургу, «чтобы он корабль починивал солдатами, а не турскими работными людьми»; приведена была и причина такого приказа: «Чтоб от них (работных людей) в той корабельной починке не было какого в чем подозрения и не осмотрели бы каких худых и неспособных мест, и впредь не было б от них, бусурман, в том посмеяния». Украинцев был, как показывает его откровенное донесение царю тотчас же по приезде в Константинополь[1034]1034
  См. выше, с. 11, 12.


[Закрыть], невысокого мнения о постройке корабля, на котором приехал, указывал на его недостатки и боялся насмешливой критики со стороны турецких корабельных мастеров. За плотом и припасами на Терсанскую пристань ездили подьячий Юдин и штурман Христиан Отто в сопровождении посольского пристава капычи-баши. Однако тогда плота и припасов не взяли, так как штурман сказал, что будут корабль чинить позже, когда воздух будет теплее, «а ныне-де еще холодно и починивать корабля невозможно»[1035]1035
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 566 об. – 568 об.


[Закрыть]. 17 марта корабль стоял еще на воде.

В этот день Дмитрий Мецевит заезжал к послам сказать, что сего числа султан будет у великого визиря на загородном дворе, а от визиря будет возвращаться морем на галере мимо царского корабля; чтоб посланники приказали для почести султану произвести пушечную пальбу. На корабль были посланы посольские дворяне с Гуром Украинцевым во главе, которые затем посланникам доносили, что капитан, получив их, посланничий, приказ, велел на корме, на носу и на райнах корабля распустить флаги и свесить с корабля сукна. «И как салтан возвращался от везиря и шел мимо корабля, и тогда они, дворяне, и все корабельные люди ему, салтану, поклонились, и из пушек и из мелкого ружья была стрельба». Выстрелив, солдаты взбежали на мачты и на райны и прокричали султану виват трижды. «А шел он, салтан, на галере, на которой играла музыка изрядная тихими гласы. Да за тою же галерою плыли многие каюки»[1036]1036
  Там же, л. 596–597.


[Закрыть].

24 марта чуть было не произошло столкновение между русским кораблем и двумя турецкими кораблями, которые турки выводили из Терсанской пристани проливом мимо русского корабля. Турки, чтобы убрать русский корабль с дороги, хотели обрубить у него якоря, а капитан Памбург, не желавший двинуться с места, грозил стрелять по турецким кораблям из пушек. Об этом эпизоде был разговор на XV конференции 25 марта между Украинцевым и Маврокордато.

Украинцев «говорил ему, Александру, что приходил-де к нему, посланнику, капитан корабельной Петр Памбурх и говорил: вчерашнего-де дня из Терсанской пристани выведены каторгами (т. е. галерами) в Черноморскую проливу два турские, их, корабли, и один-де корабль веден близко царского величества корабля, на котором пришли они, посланники. И с того-де их, гурского, корабля кричали с великим шумом, чтоб тот царского величества корабль свесть в иное место и им дать дорогу. И капитан-де в том им не уступил для того, что корабль их, посланничей, стоял на якоре, а обойтить было им мимо того корабля мочно и пространство в пути было великое. И за такую-де неуступку хотели с того их, турского, корабля у царского величества корабля отрубить якорь и вынимали топоры. А капитан-де за то грозился по них стрелять из пушек. И тот-де корабль стоит и ныне близко того их, посланничья, корабля, и во время погоды опасно, чтоб междо ими не починилось какого вреду. И чтоб он, Александр, о том сказал товарищу своему большому, рейз-эфенди, и тот бы выведеной из Терсанской пристани корабль поставлен был где в ином месте поодаль царского величества от корабля, и впредь бы так чинить и обиду ему, капитану, творить с стороны их, турской, велели они, думные люди, салтанова величества указом заказать». Маврокордато обещал сообщить обо всем этом рейз-эфенди и сказал, что «тот их, турской, корабль от царского корабля будет вскоре отведен, потому что тот их корабль идет в путное шествие на Белое (Средиземное) море, и впредь такие обиды царскому корабельному капитану чинить они, думные люди, салтанова величества указом закажут накрепко».

Но раз речь зашла о капитане Памбурге, Маврокордато не мог удержаться, чтобы не высказать посланникам самого отрицательного взгляда на его поведение, дал ему самую нелестную характеристику и требовал его унять. «Только-де, как они, думные люди, слышат, что и сам тот корабельной капитан Петр Памбурх живет здесь не смирно и чинит многие задоры и драки напрасно. А к тому-де больше всего, что он, капитан, непостоянничает и живет не так, как подобает честным и карабельным людем пребывать и жить; ходит-де он, капитан, на Галату с… в курени по ночам многолюдством и с ружьем, и с фонарями и, напиваяся до пьяна, чинит многую непристойную из того ружья стрельбу и мимо ходящих людей задирает и велит солдатам своим бить их безвинно. И от того-де опасно, чтоб какого смертного убивства не учинилось. А здесь-де, в Цареграде, многолюдство, и за такое-де бесчинство и непостоянство убьют его, капитана, до смерти не из чего, и пропадет даром. И чтоб-де они, посланники, тому своему капитану впредь так делать и творить заказали и в таком его деле поостерегли». Украинцев ответил, что «приказано-де ему, капитану, от них, посланников, имянно, дабы он здесь житие свое имел чинно и честно и никому ни в чем не досаждал. И он-де обещался им, посланником, до отпуску своего быть здесь во всяком добром и искусном поведении. А ныне-де ево, капитана, по словам его, Александровым, они, посланники, в том его непостоянстве истяжут и от того впредь велят ему воздержаться»[1037]1037
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 631 об. – 633.


[Закрыть].

В течение апреля корабль ремонтировался и грузился балластом[1038]1038
  На присланном от Маврокордато плоту «был осматриван и конопачен» (Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 568 об.).


[Закрыть]. На XVIII конференции 13 апреля Украинцев говорил турецким уполномоченным, что ему «непрестанно докучает капитан Памбурх, что ему надобно нагрузить корабль камнем и песком, а тот камень и песок без указа салтана и великого везиря по берегам ему брать возбранено». Турецкие уполномоченные обещали доложить визирю и выхлопотать соответствующий указ без замедления. Нагрузка была произведена наемными турецкими работными людьми, привезено было балласту восемь «мавней или стружков», за что заплачено 48 лев-ков[1039]1039
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 701 об. – 702, 795 об.


[Закрыть]. Корабль надлежало снабдить в дорогу продовольствием, и 9 апреля, посылая к Маврокордато для переговоров переводчика Семена Лаврецкого, посланники, между прочим, поручили ему спросить: «Дадутся ли по милости везирской сухари в дорогу на корабль на 126 человек солдат и на 50 человек полоняников?» Турецкое правительство согласилось взять на себя снабжение корабля на месяц сухарями, потребовав список экипажа, доставило сухарей 200 контарей, что равнялось 660 русским пудам[1040]1040
  Контарь также называется «камнем», «200 контарей по 44 ока в контаре, а в оке по 3 фунта московских, итого 660 пуд.». Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 796 об., 670–673 об. – 9 апр.; 727 об., 733, 753 – 21 апр. – 24 апр.


[Закрыть].

Больше всего хлопот доставила посланникам перевозка выкупившихся на свободу или отпущенных их господами русских пленных, которых корабль должен был доставить в Россию. Из переговоров о продовольствии видно, что первоначально посланники предполагали отправить в Россию всего 50 вольноотпущенных полоняников. Но на самом деле число их выросло более чем втрое. На посольский двор постоянно приходили пленные с отпускными от своих господ, «которых полоняников человеколюбия ради благоговейные люди османские веры отпустили на волю». Состоявший при послах пристав Магмет-ага и заведовавший полицейской охраной двора чурбачей таких полоняников не пропускали и приказывали янычарам от посольского двора их отгонять, на что посланники жаловались Маврокордато, удостоверяя, что без «вольных листов», т. е. без отпускных, они и сами полоняников к себе на двор не пускают и за таких стоять на будут. Маврокордато обещал удовлетворить просьбу, потребовав только, чтобы посланники не принимали к себе полоняников, перешедших в турецкую веру[1041]1041
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 795 об., 730 об. – 733 об., 22 апреля; 754 об. – 755 об., 26 апреля через Семена Лаврецкого.


[Закрыть]. В конце концов всего таких вольноотпущенных пленных набралось 171 человек. В письме в Гаагу к А.А. Матвееву Украинцев давал цифру полоняников в 200 человек: «Майя в 17-м числе отпустил я отсюду великого государя корабль к Азову, а на нем с 200 человек полоняников народа русского мужеского и женского полу. А при отпуске его хотели было турки полоняников на нем осматривать и претили нам остановкою его, и мы осматривать на корабль их не допустили, а полоняников для осмотру возили с корабля на берег, и они похитили у нас из них напрасно 37 человек, а сказали, что бутто они некогда приняли веру их и в листах в вольных написаны их басурманскими имянами»[1042]1042
  Там же. Дела голландские 1700 г., № 4, л. 54.


[Закрыть].

К концу апреля работы по конопачению корабля, нагрузке его балластом и по доставке продовольствия были закончены, и капитан доложил посланникам, что корабль «к ходу совсем в готовности». 30 апреля, как читаем в «Статейном списке», «посланники отпустили из Константинополя царского величества воинской корабль по-прежнему к Азову с капитаном с Петром Памбурхом. А на том корабле корабельных иноземцев и матросов 24 человека, да Преображенского и Семеновского полков урядников, и солдат, и русских матросов 111 человек, да полоняников русских людей и черкас, которые явились им, посланником, в Цареграде с вольными листами и которые во время двулетнего нынешнего карловицкого перемирья взяты, всего 171 человек». Для отпуска корабля на него ездили в каюках Украинцев со свитой и в сопровождении пристава, чурбачеев и янычар. Находясь на корабле, посланник приказал пересмотреть по спискам солдат и полоняников, и те и другие «пересматриваны» при приставе и чурбачее, причем «сверх именных списков лишних полоняников никого не явилось». Капитану вручена была отписка от посланников на царское имя с предписанием подать ее «в приказе воинских морских дел ближнему боярину и славного чина святого апостола Андрея кавалеру, каравана морского генералу адмиралу и наместнику сибирскому Федору Алексеевичу Головину». В отписке посланники извещали о ходе работ по снаряжению корабля в путь, об отпуске на нем полоняников, о снабжении его продовольствием, о выдаче жалованья и одежды (кафтанов и шапок). «И тот корабль с того места, где стоял, отпустил он, чрезвычайной посланник, черноморским гирлом при себе и капитану приказал, чтоб он беглых полоняников отнюдь на корабль не принимал и в пути шел со всяким опасением и бережением. И тот корабль от того места, где стоял, отошел пять верст и стал на якоре для того, что погода пременилась»[1043]1043
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 793 об. – 802 об.


[Закрыть].

Здесь корабль застрял на довольно продолжительное время. На другой день после его отпуска, 1 мая, к посланникам явился их пристав, капычи-баша, с жалобой, что у некоего паши жили два русских полоняника и, не дожив урочных лет, бежали от него на корабль. Пристав просил их с корабля взять и вернуть паше; «для указывания их от паши были присланы два турчанина». Посланники говорили, что не думают, чтобы на корабле были какие-нибудь беглые полоняники; у всех находящихся на корабле полоняников имеются свободные письма. Однако они пошлют на корабль для осмотра заподозренных и, если они действительно окажутся беглыми, прикажут их взять. На корабль были отправлены подьячий Федор Борисов и толмач Михайло Волошенин и с ними двое турок, присланных пашою. Вернувшись, подьячий и толмач доложили, что когда они приехали на корабль и заявили капитану о выдаче тех беглых, «буде они на корабле есть», то капитан им сказал, что никаких беглых полоняников у него на корабле нет и осматривать полоняников он никому не даст, и турок, приехавших с ними, на корабль не пустил[1044]1044
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 802 об. – 803.


[Закрыть].

Того же 1 мая перед полуднем пристав явился к посланникам вторично с новым заявлением, что прислали его великий визирь и визирский кегая и велели сказать: великому визирю стало известно, что на царском корабле полоняников более 500 человек и в том числе многие беглые, о возвращении которых бьют челом великому визирю разных чинов люди, больше 100 человек. Если капитан тех беглых полоняников осматривать не даст, корабль будет задержан в гирле. На этот раз на корабль были посланы дворянин Гур Украинцев, сержант Никита Жерлов, подьячие Григорий Юдин и Федор Борисов с приказом капитану вновь пересмотреть всех полоняников; тех, которые окажутся беглыми, прислать на посольский двор и без ведома посланников в дальнейший путь в Черное море не ходить. Капитан ответил, что хотя он без ведома посланников с того места, на котором стоит, не пойдет, однако ж полоняников осматривать не даст, потому что беглых на корабле нет. «И на воинских-де кораблях никогда полоняникам осмотру не бывает». Если бы посланники все же стали настаивать на осмотре, пусть пришлют ему письменный указ «за своими руками»; тогда он, капитан, получив такой указ, бросит службу, «со всеми корабельными иноземцами с того корабля сойдет на берег и в належащей путь к Азову на том корабле не пойдет». Посылавшиеся на корабль дворяне донесли также посланникам, что, когда они были на корабле, подъезжали к кораблю в каюке начальные люди первых двух турецких городков, расположенных в проливе, и говорили, чтобы он, капитан, до тех пор, пока не будут осмотрены полоняники, «мимо тех городков на корабле не ходил. А если пойдет, то они по указу салтанскому станут по тому кораблю стрелять из пушек», на что капитан приезжим туркам говорил, что «он пушечной их стрельбы не боится, и та стрельба ему не страшна. А если-де они станут стрелять из пушек, тогда он не токмо что из пушек стрелять будет, но и самые те городки возьмет. И отпустил-де он, капитан, их, дворян и подьячих, с того корабля, не дав осмотреть полоняников»[1045]1045
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 803 об. – 805 об.


[Закрыть].

Положение осложнялось; при горячем нраве Памбурга не исключена была возможность вооруженного столкновения между русским кораблем и турецкими крепостцами в проливе. Значительная часть рассмотренной выше второй беседы Маврокордато с посланниками, когда он прибыл к ним на посольский двор 2 мая, посвящена была улаживанию возникшего затруднения. Явившись к посланникам, Маврокордато начал речь с того, что он приехал вести с ними переговоры о мире, но должен это свое намерение отложить и сначала переговорить «о обидах и о своевольных необычных поступках, которые здешнему государству творит, зело непотребные и неугодные, корабельной их, посланничей, капитан Петр Памбурх». Нетрудно представить себе, как должен был ненавидеть капитана Маврокордато, которому столько раз приходилось улаживать вызванные капитаном недоразумения. Маврокордато говорил, что сегодня нарочно вызывал его к себе великий визирь и велел им, посланникам, сказать: «Для чего царский корабль без ведома и без указу пошел в путь от Константинополя? Конечно, их капитан чинит так для того, чтобы провезти тайно многих беглых и побусурманеных полоняников»[1046]1046
  Термином «побасурманенные» «Статейный список» называет полоняников, перешедших в мусульманство.


[Закрыть]. Он, визирь, немало удивляется такому своевольству. Приезжающие из всех других государств воинские и торговые корабли «от Царьграда таким тайным обычаем не отходят и нравам их, турским, противно ничто не чинят, а отъезжают, явясь у них в канцелярии, и им для свободного проезда даются без всякого задержания салтанские проезжие листы. А, не явясь, отъезжать ни в которых государствах не повелось!». Визирь просил корабль остановить и, пересмотрев полоняников, беглых и побасурманенных, отдать их тем, от кого они бежали, а если корабль посланники не остановят, то он будет остановлен по указу султана и мимо городков в Черноморском гирле пропущен не будет, о чем в городки посланы султанские указы. Посланники сочли нужным прежде всего объяснить уход корабля без проезжей грамоты. «О корабельном поведении, как в иных государствах приезжать и отъезжать кораблям установлено, они знают, но к здешнему поведению, как в государстве салтанова величества творится, примениться до сих пор не могут». Об отпуске корабля с ратными людьми и полоняниками и о проезжей грамоте они говорили рейз-эфенди еще на XX конференции, на что он сказал, что султанское величество и великий визирь «в том корабельном отпуске запрещения не чинят»; на корабль было дано султанское жалованье, дорожный корм – 200 камней сухарей. Проезжей же грамоты «и до сего числа не дано, неведомо для чего». Они, посланники, надеясь на рейзовы слова и полагая, что здесь корабли отъезжают по словесному объявлению и без проезжих грамот, велели капитану отходить «явным обычаем, как во всех государствах ведется», с пушечною стрельбою, и корабль пошел с места своего не тайно с такою обыкновенною пушечною стрельбою. Если бы им, посланникам, было тогда сказано, чтобы корабля в путь без проезжей грамоты не отпускать, они бы так и сделали. Что же до полоняников, то никаких беглых и побасурманенных полоняников на корабле нет, кроме вольных, которые являлись к посланникам с вольными листами, приходили на посольский двор явно, а не тайно, с разрешения турецких властей, и с посольского двора отвезены на корабль также не тайно; об этом знают их пристав, капычи-баша, и чурбачей, который у них на посольском дворе стоит всегда «безотходно» на карауле, а провожали тех полоняников с посольского двора на корабль чауш с янычарами. Может быть, такие беглые и «потурченые» полоняники приняты и живут у иных послов – у цесарского, у польского и у венецианского; у них, по слухам, набраны многие полоняники и без вольных листов, «однако же им запрещения в том нет и никакого осмотра у них не делается! А когда тем послом такого бесчестия здесь не чинится, то и им, посланником, давать осматривать царский корабль невозможно. И того они, посланники, не учинят, потому что ни в котором государстве воинским и посольским кораблям для полоняников осмотру не бывает и не ведется, да и в государстве-де салтанова величества французским, аглинским и галанским кораблям для таких полоняников осмотру никогда не бывало ж».

Маврокордато возражал: народ их, турский, «вопиет» о полоняниках на корабле царского величества, а не о полоняниках, живущих у других послов. Визирю сегодня подано до 100 челобитен, в которых написано, что на русском корабле беглых и побасурманенных полоняников, кроме вольных, с 500 человек. И поэтому визирь велел просить посланников, чтобы они «такому всенародному возмущению учинили прекращение», приказали пересмотреть полоняников и беглых побасурманенных отобрать. Для осмотра вместе с лицами, назначенными от посланников, визирь пошлет со своей стороны их посольского пристава, капычи-башу, и с ним чаушей. Если невозможно осматривать на корабле, то пусть велят это сделать на посольском дворе или просто спустить полоняников на берег, не водя их на посольский двор. Никакого умаления таким осмотром чести царского величества и им, посланникам, «никакого бесчестия не учинится». После осмотра кораблю будет без всякого промедления выдан проезжий лист. Без такого осмотра обойтись «никоторыми мерами невозможно». Те полоняники, «до которых никакого дела не будет, отпустятся без задержания по-прежнему на том же корабле». На указание посланников, что есть полоняники без вольных листов у других чужеземных послов, Маврокордато отвечал, что, когда тем послам будет отсюда отпуск, тогда и у них будет осмотр полоняникам и беглых отберут; об этом посланники и сами услышат, если проживут здесь до того времени.

Посланники продолжали утверждать, что народ турецкий, если действительно есть от него челобитье, указывает на корабль напрасно, «не разведав подлинно». Стольких полоняников, сколько челобитчики в челобитьях пишут, на корабле нет и не бывало; полоняников – малое число, и все они с вольными листами. Пришлось, однако, уступить. «И хотя, – продолжали они, – им, посланником, тех полоняников ко осмотру давать и не довелось, однакож по такому прошению великого везиря они велят их с корабля выслать всех на берег и пересмотреть», только чтобы при осмотре никого из полоняников напрасно не задерживали и до кого из них дела не будет, чтобы по-прежнему возвращены были на корабль. Маврокордато удостоверил, что при осмотре, кроме пристава и с ним визирского чауша, из турок никого больше не будет и те полоняники, у которых окажутся вольные листы, будут возвращены на корабль без задержки. Тотчас же при Маврокордато посланники отправили на корабль переводчика Степана Чижинского, поручика Степана Нарушевского, подьячего Григория Юдина и толмача Полуэкта Кучумова с приказом капитану, чтоб он всех полоняников, которые находятся на корабле, «велел собрать и отпустил для пeресмотра на берег; когда они будут пересмотрены и вновь привезены на корабль, велел их принять, чтобы турок для осмотра на корабль к себе пускать отнюдь не велел и в путь без ведома посланников не ходил… Маврокордато выразил одобрение этим распоряжениям и удовольствие, что дело улажено. Посланники, еще раз удостоверив, что никогда они беглых полоняников не принимали, просили у Маврокордато «исправления и увещевания, если в том деле произошла неосторожность с их, посланничьей, стороны»[1047]1047
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 807–812.


[Закрыть].

Пересмотр полоняников на берегу был произведен в тот же день, 2 мая. Переводчик Степан Чижинский и другие посланные для этой цели, вернувшись, докладывали посланникам, что с корабля при них перевезено было в каюках на берег полоняников мужского полу 109 человек, женского 40 человек. «И как-де тех полоняников с корабля на берег вывезли, и их на берегу пересматривал гражданского судьи товарищ, тефтедар, с товарищем своим да пристав, капычи-баша. И из тех полоняников отобрали они с вольными листами мужеска полу 29 человек да женского полу 6 человек и оставили их на берегу и отдали за свой караул, а сказали, что-де те полоняники, хотя и с вольными листами, только они в тех листах написаны турскими именами, а не русскими. И без ведома-де великого везиря тех отобранных полоняников они не отпустят. А достальные полоняники, 110 человек[1048]1048
  В подлиннике подсчет сделан неправильно; следует – 114.


[Закрыть], по-прежнему перевезены с берега на корабль»[1049]1049
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 834–834 об.


[Закрыть]. Запись под турецкими именами давала повод предполагать, что носившие мусульманские имена полоняники приняли мусульманскую веру. На этом основании они и были задержаны. Впоследствии посланники сделали целый ряд попыток добиться освобождения этих задержанных полоняников, доказывая, что турецкие их имена не обозначают принятия ими мусульманской веры, что сами они неграмотны, читать и писать по-турецки не умеют, писаны были турецкими именами потому, что их так называли их господа в домашнем обиходе. О том, что они не принимали мусульманства, свидетельствует то, что они не были подвергнуты обрезанию. Турки ко всем просьбам посланников оставались глухи и наотрез отказывались их удовлетворить. Только тогда, когда посланники (30 мая), повторяя ходатайство, передали Маврокордато челобитную полоняников, где те «со многим рыданием» жаловались, что они помирают голодной смертью, что жены и дети их отправлены на родину, а они с ними разлучены, Маврокордато отнесся мягче и обещал просить визиря[1050]1050
  Такие просьбы посланников подавались: 8, 12, 14, 18 и 30 мая, 8 июня, 12 июня на XXII конференции. См. л. 848 об., 865 об., 868, 877 об., 938 об. – 939, 969 об. – 970 об., 981 об.; 8 июня посланники, между прочим, приказывали сказать Маврокордато, что одного из задержанных полоняников опознал турчанин, его господин, взял его из заключения и вновь отпустил его, выдав ему новый вольный лист. Маврокордато предложил посланникам обратиться с просьбой к рейз-эфенди на предстоящей конференции, а освободившегося полоняника взялся доставить в Россию через мультянского резидента.


[Закрыть].

Дело, однако, этим осмотром и отбором не кончилось. На другой день после осмотра, 3 мая, польский посол граф Лещинский присылал к посланникам своего поручика с заявлением, что от него бежали два поляка, которые скрываются на русском корабле, и с просьбой этих беглых людей отдать ему, послу. Посланники отправили на корабль для сыска этих беглых поляков подьячего Григория Юдина с присланным польским поручиком. Однако капитан Памбург производить осмотр им не дал, сказав, что у него таких беглых двух человек поляков на корабле нет и не бывало никогда. Но и турки не хотели успокоиться. Того же 3 мая пришел опять посольский пристав, капычи-баша, с просьбой от визирского кегаи (адъютанта) о сыске на корабле еще 11 человек беглых невольников. Посланники заявили, что «таким беглым полоняником на корабле быть они не чают, потому что вчерашнего дня все полоняники с корабля на берег высыланы и пересматриваны и у которых хотя и свободные листы явились, однакож похищены во вторую неволю и с иными разлучены напрасно». Капычи-баша со своей стороны возражал, что «вчерашнего дня высланы были полоняники с корабля на берег те, у которых были вольные листы, а беглые ухоронены. А что они, посланники, говорят о похищении и о разлучении некоторых полоняников, и те полоняники разлучены для того, что в свободных их листах написаны турские имена, а не русские, и потому-де чают они, что они обасурманены или бусурманиться хотели». Посланники доказывали, что беглых на корабле нет и что именование полоняников турецким именем не обозначает еще мусульманской веры; напрасно они так говорят, будто вчерашнего дня полоняники высланы были с корабля на берег только те, у которых «явились свободные письма, а иные ухоронены. Ухоронки никому не было, да и хоронить не для чего». И сам он, капычи-баша, знает, что они, посланники, беглых полоняников к себе на посольский двор не принимали, принимали только приходивших со свободными листами, «да и тех объявляли им, капычи-баше и чурбачею; капитану же накрепко приказывали, чтоб он отнюдь беглых к себе не принимал». Задержанные полоняники, носящие турецкие имена, мусульманской веры не принимали и принимать не обещались. Господа, у которых они служили, освободили их на волю и дали им вольные листы, а в листах тех назвали их именами, которыми они по своему обычаю в домах своих называли. Если бы эти полоняники были обасурманены или обещались бы принять мусульманскую веру, то господа их бы не отпустили. Капычи-баша подтвердил, что «они, турки, подлинно ведают, что посланники беглых полоняников на посольский двор не принимали и с посольского двора на корабль не посылали. А что-де капитан на корабле делает, и о том им по чему ведать?». И потому он настаивал, чтобы посланники непременно велели сыскать на корабле 11 беглых полоняников. Это же требование он повторил и на следующий день, 4 мая, прибавив, что есть свидетели тому, что беглые действительно находятся на корабле. Если корабельный капитан не даст их разыскивать и «учинится им, посланником, в том непослушен, и они б так и сказали. А Порта-де с ним управится»[1051]1051
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 834 об. – 837.


[Закрыть].

Посланники отправили подьячего Григория Юдина за капитаном. Произошел горячий разговор. Изложив ему дело и передав слова капычи-баши, что в случае его непослушания, если он отыскивать беглых полоняников на корабле не даст, Порта с ним «управится», они обратились к нему с вопросом: «И они, посланники, хотят от него, капитана, ведать, как им в том поступить и какой ответ везирю учинить?» Капитан сказал, что «тех гроз турских он не боится. А для осмотру и сыску беглых полоняников на корабль турок пустить ему нельзя, потому что кораблю будет в том учинено немалое бесчестие». На французских, английских и голландских воинских кораблях никаких осмотров никогда не бывает. Если турки все же будут домогаться войти на корабль для осмотра и сыска, то «лучше ему принять смерть», нежели пустить их на корабль и позволить осматривать полоняников. Посланники увещевали капитана: «Велено ему во всем их слушать, и чтоб он во всем их и слушался, а противности не чинил и пустил бы на корабль для осмотра беглых полоняников четырех человек турок, а больше бы не пускал. Кораблю царского величества никакого в том бесчестия не будет. Иных государей воинские корабли царскому воинскому кораблю не в пример, потому что у тех государей учинены о том с Портою договоры, а у великого государя с салтаном никакого договора не токмо о кораблях, но и о мире договора нет. И чтоб он учинил так, как они ему приказывают». На замечание Памбурга, что если ему турок для осмотра и сыска на корабль пустить, то ему от французов, англичан и голландцев, живущих здесь, «великое будет бесчестие и укоризна», посланники говорили: «Напрасно он в том упрямится и их не слушает», так как корабль и на нем все люди вручены им, посланникам, а не ему, капитану, и что они приказывают, то он должен так и делать, а не своевольничать. Своим упрямством и непослушанием «чинит он, капитан, в деле великого государя препону и остановку. А и то бы он, капитан, ведал, что они имеют великого государя указ не только что ему приказать, но, по вине смотря, его и наказать. А французов и прочих иноземцев слушать ему не доведется, потому что они царскому величеству недоброхоты» и нарочно ссорят его, капитана, с турками.

Памбург, выслушав эти слова, говорил, что без совета всех корабельных людей иноземцев (штурманов и матросов) допустить осмотра невозможно ввиду грозящей ему ответственности, и привел пример: было здесь такое же «осмотрение» на венецианском корабле, и тот венецианский капитан приехал в Венецию и за то, что он пустил турок на корабль осматривать полоняников, был казнен смертью. И лучше ему здесь смерть принять, чем быть казнену где-либо по возвращении. Если они, посланники, непременно ему велят пустить турок на корабль для осмотра, пусть они велят ему и матросам на это время сойти с корабля. Посланникам следует обратиться к медиаторам, т. е. к послам, бывшим посредниками на Карловицком конгрессе, чтобы турки отменили осмотр. Осмотр, если он будет позволен, станет образцом на будущее время, и турки и впредь захотят так же поступать. «Знатно, турки о том к ним, посланникам, приступают, давая знак к зачатию войны. И конечно, надобно о сем медиаторам говорить, чтоб тот осмотр был оставлен».

Посланники возражали, что о том деле «медиаторам говорить не доведется потому: знают они, посланники, какие медиаторы царскому величеству доброхоты». Предложенный капитаном корабельный совет они решительно отвергли. «С штирманами и с матросами им спрашиваться не надлежит, потому что до того им дела нет, а подручны они в морском плавании ему, капитану. Также и иные государства им не пример. Всякое государство имеет свое право, а с иными в том не спрашивается. По указу великого государя присланы они, посланники, к Порте для договора о мире, а не для войны, и, будучи здесь, надобно поступать со всякою учтивостию, как и иных государей послы и посланники чинят, а противности никакой чинить не доведется… Отпуску ему, капитану, и иным корабельным людям с корабля на время осмотра не будет… Давно уже он им грозит своим отпуском, и то они предают ныне до времени терпению. Знатно, что к такому противенству и непослушанию наговаривает его некакой враг и нежелатель добра царскому величеству. И чтоб он непременно турок на корабль для осмотра полоняников пустил. Никакого бесчестия кораблю и унижения перед другими воинскими кораблями от осмотра не будет… Если великому государю в том осмотре покажется какое сумнительство, в том учинят ответ они, посланники»; он, капитан, может отговориться их приказом. Если же он ослушается и турок для осмотра не пустит, тогда они, посланники, от него, капитана, вовсе отступятся.