Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 3. 1699–1700."

Был опять подан кофе и шербет. Принесли благовонные курения и окуривали им посланников и думных людей. Посланники заявили о своем желании побывать для богомолья в двух местах: в монастыре Пресвятой Богородицы, именуемом Мавромольским, что на устье Черного моря, а потом в другом месте, где прежде, при греческих царях, была церковь Живоносного Источника. Кроме того, они просили вернуть им подлинник полномочной грамоты, представленной визирю. Турецкие уполномоченные обещали обо всем доложить визирю и со своей стороны просили уведомить, когда посланники пожелают ехать в указанные места. Желание их будет исполнено; им дадут большое судно для поездки в Мавромольский монастырь, «чтоб им для волн морских безопасно было ехать». На этом рейз-эфенди, поклонясь посланникам, вышел из ответной палаты. Оставшись наедине с Маврокордато, посланники просили его, чтоб он «в делах великого государя был радетелем, а прежняя его служба, которую он оказывал в таких же делах государю Федору Алексеевичу… забвенна не будет». Затем посланники с обычным церемониалом провожания отправились к себе на посольский двор[874]874
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 269 об. – 290 об.


[Закрыть].

IX. Вступительные и заключительные беседы на конференциях между посланниками и турецкими уполномоченными

Слишком утомительно было бы с такою же подробностью описывать дальнейшие конференции, тем более что число их было довольно значительно (23 конференции)[875]875
  А именно: 4 ноября 1699 г., 19 ноября, 2 декабря, 9 декабря, 16 декабря, 23 декабря, 30 декабря, 20 января 1700 г., 27 января, 12 февраля, 24 февраля, 2 марта, 16 марта, 20 марта, 25 марта, 3 апреля, 10 апреля, 13 апреля, 15 апреля, 24 апреля, 27 апреля, 12 июня, 16 июня.


[Закрыть]. Внешние формы ритуала, по которому происходили конференции, были неизменны. В них принимали участие оба посланника, кроме XV–XХ конференций, с 25 марта по 24 апреля, когда второй посланник, дьяк Иван Чередеев, серьезно болел и переговоры вел один Е.И. Украинцев. С турецкой стороны все время были оба уполномоченных: рейзэфенди и Александр Маврокордато, за исключением ХХ конференции 24 апреля, на которую Маврокордато не явился, «заболев ногами», и переговоры с Е.И. Украинцевым, приехавшим также без товарища, вел один рейз-эфенди. Конференции происходили в том же месте – в доме умершего кубе-визиря Кара-Мустафы. Звать посланников «на разговор» приезжали визирские ближние люди, с ними состоящий при посланниках пристав, чурбачей и 2–5 чаушей. Явившись к посланникам, присланный их звать капычи-баша поздравляет посланников и от имени турецких уполномоченных спрашивает их о здоровье. Посланники благодарствуют и по благодарствовании в сопровождении тех же самых чинов, которые являлись их звать, большим отрядом двигаются в путь. Посланники едут верхом на своих лошадях, которыми они обзавелись в Константинополе, часть свиты на лошадях, присылавшихся Александром Маврокордато, остальная часть свиты пешком, весь отряд под охраной пеших янычар. При въезде во двор дома, где происходили конференции, на крыльце встречают посланников визирские люди, иногда тут же встречает их племянник Маврокордато Дмитрий Мецевит, который для почести, «приняв посланника под левую руку», ведет его до «прихожей», где посланники, приезжая обыкновенно первыми, ожидают приезда уполномоченных. Сюда же являлся занимать их разговором сын Маврокордато Николай, с которым посланники познакомились на VI конференции (он исполнял должность переводчика во время переговоров). Ожидая, посланники обнаруживают иногда нетерпение, заявляя кому-либо из находившихся при них турецких чинов, что «время уже им видеться с думными людьми», а раз, на XVI конференции 3 апреля, Украинцев, прождав турок около получаса, вышел из себя, вспылил и сделал резкое заявление. «И посланник, – читаем в «Статейном списке», – посидев с четверть часа, посылал толмача Полуекта Кучумова говорить приставу и присланному копычею, для чего они приездом его, посланничьим, поспешили и велели ему на тот разговор ехать немедленно, а салтанова величества думных людей в приезде нет и по се время. И пристав сказал, что о приезде его, посланничьем, послали они к ним, думным людем, с ведомостью давно, и будут они вскоре. И ожидал он, посланник, думных людей на разговор с другую с четверть часа… И посланник говорил тому Александрову сыну (Николаю): если-де впредь ему, посланнику, от них, думных людей, будет такое ж поведение и многая во ожидании их приезду мешкота – и им-де, посланником, не для чего впредь и на разговоры ездить, потому что они, думные люди, поступают не по обычаю посольскому, зело высоко и гордо. И, изговоря, пошел посланник в ответную палату». На конференции он, видимо, был мрачен, сидел насупившись. Маврокордато, заметив это, сказал: «Видят они его, посланника, печальна и нерадостна, и поступает он с ними невесело. А в таких великих государственных делех таким невеселым намерением поступать не належит. И буде ему, посланнику, о чем печально или имеет какое изнеможение и нездравие», они могут переговоры отложить. Украинцев ответил, что «печаль ему от их непочитания», оттого, что они заставили его прождать более часу. Турки извинились; рейз-эфенди сказал, что они задержаны были не по своей воле: были дела у султана. Тогда Украинцев смягчился, сказав, что если они были задержаны делами, а не своим «вымыслом», то он на то не досадует[876]876
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 647–649.


[Закрыть]. Через несколько дней после XVI конференции Александр Маврокордато вернулся к этому эпизоду с опозданием турецкой стороны и дал такое разъяснение: посланники не должны видеть никакого себе бесчестья, если придется подождать приезда турецких уполномоченных на конференцию, и не должны чувствовать по этому поводу никакой злобы или «раздражения доброхотных сердец». Дом, назначенный для переговоров, предоставлен в распоряжение как турецким уполномоченным, так и им, посланникам. Как для той, так и для другой стороны устроено порознь по приезжей палате, а для встреч назначена третья палата, общая, расположенная на равном расстоянии от каждой из приезжих. Посланникам вольно в свою приезжую палату приезжать рано или поздно, как им угодно, и поэтому им, посланникам, не следует вменять ранний приезд в свою палату и ожидание в ней себе в бесчестье[877]877
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 666.


[Закрыть]. Случай опоздания турок на XVI конференцию был, впрочем, единственный. Обыкновенно, немного «помешкав» в прихожей палате, посланники приглашались в ответную палату, где у дверей встречали их родные Александра Маврокордато: племянник Дмитрий Мецевит или сын Николай, а посреди палаты сам Александр. По большей части рейз-эфенди приходил в ответную палату некоторое время спустя.

После взаимных поздравлений уполномоченные и посланники садились по местам, и, прежде чем перейти к переговорам, завязывалась обыкновенная беседа о тех или иных предметах. Такие же беседы происходили в конце конференций, когда переговоры заканчивались, перед разъездом, и эти предварительные и заключительные разговоры могут быть интересны как образец салонных бесед между русскими и турецкими дипломатами той эпохи. Очень часто разговор начинался с погоды. Много места в этих беседах занимали суждения о константинопольском климате в сравнении с климатом Московского государства. 9 декабря на IV конференции Маврокордато начал разговор, заметив: «Является-де ныне у них здесь в Царьграде зима, и приходит время студеное. А на Москве-де, чает он, в сих числех есть великие морозы и снеги. И здешнюю-де зиму и холод мочно им, посланником, перед своею московскою зимою вменить вместо первых осенних дней, и все ли де у них, посланников, на посольском дворе для нынешнего приходящего зимнего времени по указу салтанова величества сделано и починено?» Посланники отвечали, что «в Российском государстве и в самом царствующем граде Москве снеги выпадают и морозы бывают великие и всегда зима устанавливается с нынешних же чисел, как и ныне в Цареграде. А больше зима наставает, и реки и озера замерзают с Николаева дни. И к стужам-де они, посланники, привыкли. А на посольском-де их дворе для нынешнего приходящего зимнего времени для теплоты не токмо что сделано и починено, но еще и окончины не все в житьях вставлены, и житье их нужное. И Александр говорил: здешняя-де зима против их, московской, отменная, и таких морозов и хладу у них не бывает, какие морозы и стужи бывают в Московском государстве. А на дворе-де у них, посланников, велено все починить. И спрашивали его, Александра, посланники: как он, Александр, был в Венгерской земле на съездах Карловицких, и тогда какова там была зима против здешней царегородской зимы или студенее? И Александр сказал, что морозы и снеги были тогда там немалые». Когда появился в ответной палате рейз-эфенди, разговор опять перешел к сравнению климатов. Рейз говорил: «О нынешнем-де зимнем приходящем времени, какая здесь в Цареграде бывает стужа и зима, говорить ему с ними, посланники, не для чего, потому что им о том ведомо, и здешняя-де зима, чаять, им не дивна, потому что на Москве временем бывают также росы студеные, как их здешняя зима. Только-де и в государстве салтанова величества, а именно в Иерусалиме, в некоторое время бывает зима с такими же великими морозами и снегами, как и на Москве». Посланники по поводу этого последнего замечания рейз-эфенди выразили удивление. «И посланники говорили, что они о великих морозах и о снегах и чтоб такой зиме, как на Москве, быть во Иерусалиме, не чаяли, потому что тот город Иерусалим в теплых странах и слышат они впервые».

Вероятно, по связи с атмосферическими явлениями разговор перешел на солнечные затмения. «И рейз говорил: как-де в нынешнем в 208 году сентября в 13 день, перед полуднем было солнечное затемнение, которое и здесь, в Цареграде-де видеть случилось, и в тот-де день в порубежном их городе Изруме (Эрзерум), который близко персидской земли, выпал великой снег на 3 чети аршина и больше, чего там никогда не бывало, потому что страна тамошняя теплая ж. И то затемнение в том городе и в иных странах было видимо ж. И чают-де они, думные люди, что и на Москве то затемнение было видно». Посланники, щеголяя своими сведениями в космографии, говорили, что «и на Москве такие солнечные затемнения, когда прилучатся, видимы бывают же. Только математики о таких солнечных затемнениях пишут, что бывают они видимы иногда не во всех государствах для того: буде то затемнение прилучится на оризонте того государства, и оно видимо бывает, а буде явится не на оризонте того государства, и то затемнение видимо не бывает. И рейз-эфенди говорил, что то правда и математики пишут о том именно, и землемерные описания о том у себя он имеет.

И, видя их, посланничье, к тому искусство, даст Господь Бог по совершении сих дел покажет им атляс и иные мапы (карты) и о том подлиннее по-приятельски с ними разговорится. А теперево будут они говорить о делех, для которых ныне съехались. И посланники за объявление таких землемерных описаний и что хочет он, рейз, в свое время их им, посланником, объявить, благодарствовали»[878]878
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 301–304 об.


[Закрыть].

В разговоре, которым закончилась V конференция 16 декабря, турки обнаружили интерес к русскому государственному строю и расспрашивали о нем посланников. По окончании официальных переговоров уполномоченные велели подать шербету. «И говорили: теперво-де по многих трудех надобно им их, посланников, повеселить. И тот шербет они, думные люди, сами пили и посланником пить подносили ж и окуривали их благовонием». Посланники выразили благодарность: «За такие-де их ласковые и учтивые слова и за приветство они благодарствуют». При этом они заметили, что «трудов их, думных людей, в нынешнем разговоре произошло много, а паче господина рейз-эфенди, что он не токмо с ними, посланники, разговор имел, но и иные многие салтанова величества належащие дела управлял (рейз-эфенди подписывал принесенные ему на заседание конференции бумаги). В ответ на это замечание посланников Маврокордато сообщил о служебных делах, возложенных на рейз-эфенди, а в связи с этим разговор перешел на порядки в Русском государстве. «И Александр говорил: по указу-де салтанова величества дано ему, рейз-эфенди, во управление во всяких гражданских делах три приказа, да сверх того на нем же положены и государственные все посольские дела. И спрашивали они, думные люди, посланников: Московского-де государства дела и право примером которому из чужеземских государств подобно?» Посланники ответили, что строй Московского государства ближе всего к турецкому. «И посланники говорили, что у великого государя в государствах его дела и права содержатся не против иных западных государств, но подобно здешнему государству: кому поведение императорское о чем какое произыдет, так и чинит, или кому куды повелит великий государь итить, тот туды и идет»[879]879
  Там же, л. 349–350 об.


[Закрыть].

Встречая посланников при приезде их на VI конференцию 23 декабря, Маврокордато «объявлял» им, т. е. представил, своего сына Николая «и говорил, что-де он у блистательной Порты генеральным переводчиком, и вручены ему те же дела, которые он, Александр, наперед сего управлял». Посланники любезно отнеслись к молодому человеку, спросили отца об его образовании и просили его приказать сыну быть так же «радетельным» к интересам Московского государства, как «радетелен» был и сам он, Александр. «И посланники сына поздравили, а говорили, что они желают ему, Александру, видети сыны сынов своих, и спрашивали: тот сын его по-словенски учился ли. И Александр по взаимном благоприветствовании говорил, что тот сын его по-словенски отчасти знает. И посланники говорили: зело-де то добро. Что тот сын его последует во учении и во управлении тех дел, которые напред сего он, Александр, отправлял. И чтоб он, Александр, приказал тому сыну своему в делех великого государя быть радетельну тако ж, как и он, Александр, многие свои труды напредь сего полагал и ныне полагает, и к ним бы, посланником, был приятен. И Александр говорил, что в делех царского величества тот сын его будет так же чинить и любви их, посланничьи, искать, яко же и он, Александр».

Посланники сделали далее несколько замечаний о близости расстояния Царьграда от границ Московского государства, они раньше считали это расстояние более значительным; а эта близость сказывается в малой разнице климатов обеих стран. «А потом посланники говорили: напред-де сего от здешних жителей был такой слух, будто Царьград от государства царского величества и от северных стран в самом дальнем расстоянии и зима бывает здесь легкая самая и теплая, а не такая, как ныне есть. А по видению их от государств царского величества Царьград не само в дальнем расстоянии и от северных стран в близости, и для того мразам и стужам быть здесь кажется мочно, потому что междо государствы только одно определение, Черное море, которым ныне они, посланники, приехали при благополучной погоде в Царьграде в малое время, и потому кажется им, что Царьград от государств царского величества не в дальнем расстоянии. И Александр говорил: только-де здесь в Цареграде в близь прошедшие два года зима была теплая, а по иные годы такие ж зимы бывали, какая ныне. А что-де они, посланники, говорят о близости царского величества государств или рубежей и северных стран к Царюграду, о том он ведает же». От близости географического расстояния Маврокордато искусно перешел к близости между государствами, создаваемой, даже при отдаленности расстояний, взаимной дружбой и любовью между монархами, и тогда зимняя стужа умеряется «теплым растворением» монаршеских сердец. «А хотя б де какая и отдаленность междо государствы имела быть, но, по милости Божией, может учиниться и в близости, когда междо такими преславными и великими монархами… обновится и утвердится древняя дружба и любовь, чего они, думные люди, неотменно желают и Господа Бога молят и просят, дабы изволил сердца их монаршеские к тому склонить и привесть на утишения той стужи с растворением теплым и со окончанием всякого доброго и полезного дела»[880]880
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 357–358 об.


[Закрыть].

Этому примирению государей и их дружбе мешают те элементы, которые являются причиной ссор; и в заключение VI конференции, оставшись с посланниками один после того, как рейз-эфенди, простясь, вышел из ответной палаты, Маврокордато в связи с происходившими переговорами высказал свои мысли о крымских татарах, причем не обнаружил к ним расположения. «Ведают-де они все, – говорил он, – что причина всякая в войне чинится от хана крымского с татары, и совершенно-де пора их от такого разбою унять и к послушанию при-весть. И если-де с царским величеством салтан ныне мир учинить изволит, то о татарех в том договоре написано будет с великим утверждением, что за одного христианина повинен сам салтан татарский смертную казнь восприять, понеже-де и сам его салтаново величество, и великий везирь, и муфтии, и иные ближние его, салтанские, люди, не обинуясь, явно о нем, хане, и о татарех говорят, что, конечно, их Порте к повиновению и ко всякому послушанию привести пора». Если у царя с султаном состоится договор, татары будут обязаны ему подчиняться. «А ежели-де они того договору в чем преслушают и повиноватися не будут, и тогда-де, – Маврокордато выразился решительно, – пусть они, татары, и с ханом все пропадут и исчезнут, а стоять за них он, салтан, не будет!» Посланники, со своей стороны, говорили, что «от татар многие вражды и ссоры происходят, потому что, не хотя они сохою и за иною полевою работою ходить, всегда упражняются разбоями и войною. А мочно-де было им кормиться и без того, что всякого скота у них много и земли у них хлебородные, а податей с них никаких салтанову величеству нет; и совершенно доведется их от того своевольства унять».

Расставаясь с посланниками, Маврокордато поздравил их с наступающим праздником Рождества Христова – конференция происходила 23 декабря. Посланники, вспоминая обычаи родины, заметили: «Обычай-де в Московском государстве издревле, что царского величества весь сигклит тем праздником поздравляют ему, великому государю, и святейшему патриарху завтра в навечерии того праздника. Однакож и они, посланники, его, Александра, взаимно тем же праздником поздравляют ныне сами, а завтра поздравить к нему пришлют же»[881]881
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 372 об. – 374.


[Закрыть].

Наступивший праздник Рождества Христова и приближающийся день Нового года, праздновавшийся у греков 1 января, подали повод посланникам и Маврокордато ко взаимным поздравлениям и добрым пожеланиям. Перед началом VII конференции, 30 декабря, Маврокордато, встретив посланников, говорил: «Ныне-де сам очевидно (т. е. лично) поздравляет он их, посланников, прошедшим общим православного христианства праздником Рождеством Христовым и желает им всякого счастливого поведения», на что посланники ответили, что «и они взаимно тем же праздником Рождества Христова поздравляют же и всяких счастливостей ему желают». Маврокордато говорил далее, что в наступающий понедельник, «генваря в 1 день, хотя и не по церковному уставу, одна-кож у греков начнется новый год. И он паки их, посланников, с тем новым годом поздравляет же». Посланники благодарили и, не зная еще о перемене, происшедшей в праздновании Нового года в Москве, распространились об исторических основаниях Московского празднования Нового года 1 сентября, обнаруживая сведения в истории и указывая на происхождение московского обычая от Древнего Рима. «И посланники за то ему благодарствовали и тем новым годом его поздравляли ж и говорили, что в царствующем граде Москве и во всех государствах, и царствах, и градех, под державою великого государя обретающихся, новой год начинается сентября с 1-го числа, понеже и в Риме при Августе цесаре, единоначальствующем на земли, в том же месяце сентября новый год начинался, и всякие доходы привозили к нему изо всех государств в тот месяц. И тем подобием и в Российском царствии с того ж месяца новый год начинается», на что Маврокордато заметил, что «читал он о том в крониках или во описаниях, что в Риме при Августе цесаре начинался год с того месяца». Беседа об этом предмете была прервана приходом рейз-эфенди, который заговорил о наступившей оттепели от южного ветра и поинтересовался узнать, какое влияние оказывает южный ветер на московскую зиму. «А потом пришел в ответную палату рейз-эфенди и, поздравя посланников, а посланники поздравя его, рейза, сели в прежних местех. И рейз-эфенди говорил: ныне-де на дворе растворение теплое и ветр происходит полуденной теплой же. А в Московском-де государстве, когда веет тот же полуденной ветр и в то время каково бывает, тепло ль или студено и нет ли им, посланником, от того полуденного ветру какого повреждения?» Посланники отвечали, что «о сих временах в Московском государстве бывают стужи большие с великими морозами, и хотя когда и полуденной ветр бывает, однако ж таким стужам и морозам отмены мало является. А здесь-де им, посланником, от того полуденного ветру за Божиею помощью по се время вреду никакого нет»[882]882
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 393 об. – 394 об.


[Закрыть].

Когда переговоры на VII конференции окончились, посланники обратились к уполномоченным с вопросом, нет ли у них каких известий из русских порубежных городов. Маврокордато сказал, что у него никаких известий нет, но что он спросит рейзэфенди. «И по вопросу его, Александрову, говорил рейз-эфенди: есть-де у них такие ведомости, что после их, посланничья, с Москвы выезду были многие на Москве пожары, а домы их, посланничьи, в целости. Да и о том-де им есть ведомость, что многие корабли у Архангельского города, также и на Белом море со всякими товары погибли, и чает-де он, рейз-эфенди, что и им, посланником, о том ведомо». Посланники, однако, этого не знали и вообще никаких вестей с родины не имели. Московские пожары были тогда предметом разговоров в Западной Европе, и оттуда сообщения о них заходили и в Турцию[883]883
  Там же, л. 406.


[Закрыть].

Вопрос рейз-эфенди о «повреждении» посланникам от южного ветра оказался не напрасным. Е.И. Украинцев после VII конференции заболел, и этим, вероятно, объясняется довольно значительный перерыв между этой конференцией и следующей, VIII, состоявшейся только через три недели, 20 января. И рейз-эфенди и Маврокордато присылали в посольство выразить Украинцеву соболезнование и справиться о здоровье; присылали ему также какое-то угощение – «сахары». 15 января приходил к посланникам от рейз-эфенди его кегая (адъютант) «и спрашивал именем его, рейз-эфенди, их, посланников, о здравии и объявил присылку сахаров. И посланники за то его поздравление и за присылку сахаров благодарствовали. Потом кегая говорил, что господин рейзэфенди не по малу от приключившейся его, чрезвычайного посланника, скорби соболезнует, от которой желает ему облегчения и доброго здравия. А отчего та ему скорбь приключилась, о том хощет ведать. И чрезвычайной посланник и паки за то сожаление о скорби его благодарствовал и говорил, что та скорбь или немощь припала ему от здешнего воздуха, а наипаче от печали, что не видит по се время в деле никакого окончания. И кегая говорил, что о той его, чрезвычайного посланника, немощи и господин рейзэфенди також рассуждает, что приключилась ему от здешнего воздуха и может быть, что и от печали. Только-де велел он ему, чрезвычайному посланнику, сказать, что он, рейз-эфенди, в делех царского величества им, посланником, чинит всякое вспоможение и впредь чинить обещается. И чтоб он, чрезвычайной посланник, о медленном окончании дела не печалился потому, что такие превеликие государственные дела, в которых они, посланники, к Порте присланы, много требуют рассуждения и размышления, а в скором времени совершитися не могут. И посланники за то его, рейз-эфенди, в мирном деле радение и обещание благодарствовали ж и говорили, что и в совершении того дела имеют они надежду на него потому, что такие государственные дела в сем государстве належат на нем. И, приказав к нему, рейз-эфенди, взаимное поздравление, подаря его, кегаю, отпустили»[884]884
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 417–418.


[Закрыть].

Когда Украинцев появился на VIII конференции 20 января, естественно было начать разговор с нового выражения благодарности за внимание во время болезни. «И седчи по местам, благодарствовал ему, Александру, чрезвычайной посланник, думной советник о сожалении болезни его и о вспоможении в том советом его, Александровым, чрез доктора». Посланники спрашивали далее, нет ли у Маврокордато каких-либо известий из украинных русских городов. Александр ответил отрицательно, и отсутствие известий объяснено было небывалой зимней стужей и выпавшими в Молдавской земле обильными снегами. «А потом он же, Александр, говорил, что первой товарищ его, рейз-эфенди, поехал было с ним, Александром (на конференцию), вместе и с дороги по нарочной присылке возвратился к великому везирю, для того что прислан к нему, везирю, салтанова величества некоторой указ, по которому належит ответ учинить ему, рейз-эфенди. Только-де он у везиря долго не забавится и, отправя то свое дело, будет к ним вскоре». Посланники сетовали на то, что их делу еще не видно конца, а у них постоянно в мысли то, «чтоб Господь Бог изволил таких великих и преславных государей сердца склонить к прежней дружбе, а подданным их обоих государств покой даровал и тишину». Замечание Маврокордато, что им были довольны все прежние русские послы, бывшие в Царьграде, подало повод Украинцеву и Чередееву высказать ему комплименты; они воздают ему честь по двум причинам: во-первых, потому, что он одной с ними христианской веры, во-вторых, по занимаемому им в Порте высокому положению, «что он у блистательной Порты человек знатной и в делех государственных потребной и поверенной». Маврокордато не отрицал своих достоинств: он не знает, как и благодарить Создателя за такое Божие милосердие, что он к такому великому делу допущен, что ему дано понимание обстановки, в которой ему, христианину, приходится действовать. «Сверх того даровал ему Господь Бог разум знать и разуметь себя и как пребывати в душевном христианстве, а плотию верно служить государю своему». Думает он, что допущен к таким великим делам благодаря именно этой верности. Если он что-либо говорил или будет говорить посланникам неугодное, просил на него за это не досадовать, потому что по верности своей султану и «по совести души своей» иначе он делать не должен. Посланники ответили: «У них-де и в мысли того нет, чтоб на него в чем досадовать, ведают-де они то подлинно, что он у салтанова величества содержится во всякой верности, и ничего они у него, чтоб в чем им совершенно открылся, не вымогают, и зело то добро, что он тайну государя своего хранит и в такой твердости живет».

Вошедший в этот момент рейз-эфенди выразил удовольствие, что видится с посланниками и находит их в добром здоровье. «Есть-де такая на свете пословица: когда кто с кем хочет иметь дружбу, и он желает с тем человеком видеться охотно, а когда увидится, и тогда от радости или от желательства не может что говорить. Подобно-де тому учинил и он, рейз-эфенди, что покамест их, посланников, он не видал, все о том помышлял, как бы с ними увидеться и о чем належит разговор совершенной учинить. И хвала-де Господу Богу, что получил он с ними те-перво видеться и обретает их в добром здравии». В конце конференции, когда Украинцев поблагодарил рейз-эфенди за присылку к нему кегая во время болезни, рейз заметил, что «он и сам часто такою ж немощию немоществует, а приключается она человеку от многомыслия, а он-де, рейз-эфенди, ему, чрезвычайному посланнику, ото всего сердца своего желает всегдашнего здравия»[885]885
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 431 об. – 434, 448.


[Закрыть].

Наступление Великого поста давало повод к разговорам, кроме разных других предметов, также и о посте. На Х конференции 12 февраля «говорил Александр, что рейз-эфенди и он, Александр, сегодня с постом», на что посланники ответили, что «у них, посланников, сегодня начался Великий пост, которой случился быть вместе с их, босурманским, рамазаном». Такое совпадение христианского поста с мусульманским давало им основание высказать пожелание, чтоб скорее последовало мирное соглашение между государями: «По такому приключившемуся случаю, чтоб Господь Бог дело нынешнее настоящее междо великими монархами изволил привесть в соединение и в согласие безо всякого дальнего затруднения». Турецкие уполномоченные ответили, что и они того же желают и том молят и просят Господа Бога непрестанно[886]886
  Там же, л. 494–495.


[Закрыть]. На XI конференции 24 февраля Маврокордато спрашивал посланников: «Все ли у них, милостию Божиею, здраво и какую пищу в нынешнюю четыредесятницу употребляют, понеже здесь многие постные ествы сыскатись могут? И посланники говорили, что, по милости Божией, еще по се время они, посланники, живы и здравы… А потом пришел рейз-эфенди… и говорил: видит-де он лицо их, посланничье, здраво, образно, на что он смотря, желает и впредь им, посланником, здравия и счастливого в делех поведения и совершения». Редкая для Константинополя зимняя стужа этого года прекратилась, наступила весенняя погода, пробивалась трава и начинали цвести деревья. Конференция происходила в ясный, «светлосияющий» день. «И думные люди говорили, что, по изволению Божию, настает ныне весна изрядная и светлосияющая, како же и день нынешней значит то, лучами солнечными сияющей, то есть изъявлением из земли трав и древес, при котором благоначеншемся вешнем времени они желают того, дабы по его же, всемилостивого Господа Бога, неизреченной милости на нынешнюю постную четыредесятницу препроводить им, посланником, в посте и в молитвах и дождаться самого светлого Христова Воскресения во всякой радости и во здравии, а потом и в деле настоящем получить благое и желательное совершение. А они же, думные люди, нынешним их, посланничьим, приездом зело веселятся». Турки выразили далее сожаление, что посланники, занятые такими большими трудами, не находили времени для прогулок – «для забавы от таких многих трудов нигде по се число не гуливали», и предлагали им для прогулок свои «загородные дворы» – виллы под Константинополем на берегу пролива. «А если-де они, посланники, с нынешнего времени похотят для скуки своей выехать куды погулять и они, думные люди, за их к себе благоприветствование и за любовь просят, чтоб они, посланники, поехали когда в подобное время в их, думных людей, загородные дворы и там погуляли. А те-де их дворы от Царяграда в близости в Черноморском гирле по берегам подле самые воды, где всякой является воздух легкой и благополучной. А тем-де их, посланничьим, бытием у них будут они, думные люди, благодарны. И когда им желание к той езде явится, и они б, посланники, дали им о том чрез кого-нибудь ведать заранее». Посланники ответили благодарностью, но считали невозможным ездить на прогулки, не окончив дела. «А когда, по милости Божии, то доброначатое дело к совершенству придет, тогда и на загородных их, думных людей, дворех они побывают. А не получа им в настоящем деле окончания, ездить для гуляния непристойно»[887]887
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 521–523.


[Закрыть].

На XII конференции 2 марта зашел разговор о том, чем питаются в Великий пост в Москве, причем оказалось, что пост в Константинополе строже московского; посланники отметили особенности московской великопостной пищи, заключавшиеся в разрешении есть рыбу в некоторые дни Великого поста. На вопрос Маврокордато: «Как-де они в сию нынешнюю святую четыредесятницу во употреблении здешних постных еств исправляются и на Москве в нынешний Великий пост рыбу употребляют ли или иное что?» – посланники отвечали: «Мочно-де здесь удовольствоваться в постных ествах без нужды. А на Москве в нынешний Великий пост в субботы и в воскресные дни употребляют иные и рыбу, а многие рыбы не едят, кроме Благовещениева дни и цветоносные недели (Вербного воскресенья). А пословица носится, что будто бы благословил рыбу есть в Великий пост в субботы и в недели (воскресенья), будучи на Москве, святейший вселенский Иеремия патриарх. А подлинно ль так, и того не ведомо, потому что письменного соборного изложения о том никакого нет. А земляных-де розных плодов, какие здесь в Константинополе есть: фиников, смоквей, и поморанцев, и лимонов, и бескровных рыб морских, то есть кракатицы и больших раков, и мидии, и астридии нет. И Александр говорил: о том-де вселенского патриарха разрешения в Великие посты на Москве на рыбу слыхал и он, и может-де быть, что учинил он такое разрешение, смотря по тамошнему состоянию и воздуху, занеже там таких земляных плодов, какие здесь родятся, нет»[888]888
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 541–542.


[Закрыть].