Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 3. 1699–1700."

IV. Аудиенция у султана

Как мы видели выше[829]829
  См. с. 25.


[Закрыть], в разговоре с шурином Маврокордато Дмитрием Хрисокулием посланники просили его передать Александру их извинение в том, что они ни с чем еще к нему «не отозвались», потому что в Царьграде еще не осмотрелись. На следующий день после приема у визиря они сочли уместным «отозваться», отправив к Маврокордато с поздравлением переводчика Семена Лаврецкого и старого подьячего Лаврентия Протопопова, с которыми послали «к нему, Александру, в почесть за его труды и что он в делех великого государя обещался им чинить всякое вспоможение, чашу большую серебреную чаю, да на блюдах пуд икры армянской, да сорок соболей в двести рублев». Приняв подарки, Маврокордато ответил посланникам широковещательными комплиментами и говорил Лаврецкому и Протопопову, «выхваляя их, посланников, что-де они удостоились у всего народа турского всякие чести и похвалы» по трем причинам: 1) что они присланы в посольство от великого государя, «которого превеликая хвала и храбрость процвела во всю вселенную», 2) «что они в своем посольственном поведении и поступке явились благоискусны и доброчинны и посольство свое пред великим везирем правили зело изрядно и достохвально», 3) что они «ныне в государстве салтанова величества суть яко гости благоприятные и любимые», потому что приехали они для доброго для всего христианства дела, для заключения мира, о чем радуется не только весь народ греческий, но и турки тому веселятся. А особенно «весь народ греческого закону радуется ж и веселится приездом их, посланничьим, что они присланы от великого государя… единоверного и православного, восточной церкви греческого закона блюстителя и подражателя и оборонителя, единого под солнцем на всей земле сияющего государя», от которого они ждут «в вере и в действах церковных от бусурманской тягости ходатайством и заступлением их, посланничьим, облегчения и вспоможения». Сверх того Маврокордато прибавил, «что-де та их, посланничья, к нему присылка не токмо ему есть благоприятна, но и впредь детем и наследником роду его будет навеки славна и памятна» и что он готов «служить и радеть великому государю истинным своим сердцем и душою». Маврокордато и материально не остался у посланников в долгу. 20 декабря он прислал им в подарок со своим казначеем «погребец вина виноградного нового и в двух кувшинах шербету», а во время болезни Е.И. Украинцева в начале января 1700 г. присылал ему «разные уготованные сахары». В том же роде подарок, сорок соболей в 270 рублей и большая серебряная чаша чаю китайского, был отправлен посланниками государственному канцлеру рейз-эфенди, «чтоб он в делех мирных… чинил посланником всякое вспоможение». Это, может быть, был ответ на то внимание, которое оказал посланникам рейз-эфенди вскоре по их приезде в Константинополь, прислав к ним со своим дворецким «всякие овощи и розные цветы на 74 блюдах и веках (род блюда)»[830]830
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 88 об. – 90, 352 об., 414, 1292 об., 1290.


[Закрыть].

3 октября к посланникам явился племянник Маврокордато Дмитрий Юрьев сын Мецевит с известием, что прием у султана назначен им на 8 октября. Маврокордато велел им сообщить тайно, чтобы они «ни в чем сомнения не имели, потому что о том о всем имеет тщание он, Александр, как бы им паче иных учинена была честь»; если они имеют что-нибудь заявить, пусть заявят. Посланники предъявили несколько условий, касающихся ритуала приема: во-первых, обычное в этих случаях московское требование, чтобы у султана в этот день ни на обеде, ни на приеме других послов или посланников не было; далее, чтобы им, посланникам, «свободно было итти» в ту палату, где будет сидеть султан, и никто б за руки их не держал; также, чтоб и царской грамоты у них никто из рук не вырывал. И Дмитрию Мецевиту посланники повторили вопрос, с каким они обращались к Маврокордато: «Для чего они поставлены не в Фонарской улице, где всегда были царские посланники ставливаны?» Мецевит объяснил, что султанский указ о приготовлении двора для посланников пришел к Маврокордато из Адрианополя, где тогда был султан, и по приказу Маврокордато искал двор для посланников он, Мецевит, и иного «способного и пространного двора», кроме этого, не сыскал. В Фонарской улице стоять им было бы невозможно, потому что поблизости там султанский двор, и поэтому им пришлось бы держать окна всегда закрытыми; у живущего там польского посла окна всегда закрыты; да и дворы там маленькие. «И чтоб они в том, что поставлены на этом дворе, сомнения никакого не имели». Посланники говорили, что сомнения они в том не имеют, «только спрашивают, для чего они не в прежнем месте поставлены».

Для разрешения разных других вопросов ритуала Мецевит являлся к посланникам еще 6 и 7 октября. Было условлено в результате этих переговоров, что посланники, войдя в палату «пред салтана», поклонятся ему рядовым поклоном и будут «править посольство», не снимая шапок. Маврокордато обещал, что царской грамоты «из рук у них никто вырывать и за руки их держать с невежеством не будет, а будут держать их под руки с учтивостью». С посланниками должно быть четверо дворян. Посланники возражали и говорили, что всегда раньше бывало с посланниками на султанском приеме дворян десять человек, а теперь должно быть пятнадцать. Турки согласились на десять. По просьбе Маврокордато посланники доставили ему текст приветственных речей, которые они будут говорить перед султаном, заключавшихся почти исключительно в перечислении титулов обоих государей с пышными эпитетами. Турки потребовали речи эти сократить, вместо двух речей произнести одну и имени его султанского, «Мустафа», в речи не называть. На возражение посланников Мецевит им разъяснил, что называть султанского имени в речи, произносимой перед ним самим, и тем его возносить не для чего, он-де про себя сам знает, как его зовут. Сопровождающий посольство чауш-баша (по объяснению сделанной на полях «Статейного списка» отметки: «розрядной боярин, которой ведает всех чаушей») поедет, по здешнему обыкновению, по правую сторону посланников. Посланники просили передать Маврокордато благодарность за его уступку в вопросе о числе дворян свиты, согласились говорить краткую речь, если послы и посланники иных государей говорят краткие речи, а относительно стороны, которой будет держаться сопровождающий их чауш-баша, заметили, «что они здешнего поведения не знают, а учинят то по предложению его, Дмитриеву»[831]831
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 118–120, об., 123–128 об.


[Закрыть].

8 октября состоялся прием посольства у султана. За два часа до рассвета приведены были на посольский двор лошади с султанской и визирской конюшен, а «в отдачу дневных часов» приехали чины, назначенные сопровождать посланников, и посольство выехало таким же великолепным и многолюдным поездом, каким ехало к визирю. «На переди ехали чауши, а за ними пристав и чурвачей, на голове у него в челме было перо великое. А за тем ехали эминь-Магмет-ага да китяп. А за ними перед посланниками вез великого государя грамоту в камке подьячей Лаврентей Протопопов. А великого государя за грамотой ехали посланники вместе, а с ними с правую сторону ехал чауш-баша. А за посланниками ехали дворяне, и капитан (Памбург), и переводчики, и подьячие, и толмачи. А по обе стороны около посланников и напереди шли янычане с прутиками человек с двести. И ехали посланники с посольского двора улицею, что называется Катарга лимани, да мимо двора Османа-паши, за которым салтанская родная сестра, а от того двора мимо церкви Святые Софии, которая после благочестивых греческих царей мечетью учинена. А проехав церковь Святые Софии, взъехали посланники и все при них вышеписанные чины на салтанской двор, который называется Ени-сарай передней, где наперед сего при благочестивых же греческих царех на левой стороне на городовой стене была церковь Святого Дионисия Ареопагита, а ныне она пуста. А кругом того двора городовая стена каменная из дикого камени с зубцами без кровли, ниже кремлевской городовой стены гораздо, и ворота на тот двор, где посланники ехали, одни, шириною мочно было ехать в три лошади, а башни и никакого строения над теми вороты не было[832]832
  Очевидно, посланники при взгляде на эти ворота мысленно сравнивали их с русскими крепостными сооружениями, в которых над воротами возвышались «палаты», увенчивавшиеся башней.


[Закрыть]. И на том дворе по обеим сторонам стояло янычан и пушкарей человек со сто, да с левую сторону сидел на лошади капычи-баша, а подле его пеших пушкарей же и людей его стояло человек с двадцать. Да на том же дворе было лошадей простых верховых везирских и пашинских и иных салтанских ближних людей в добром конском наряде с триста и больше[833]833
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 129–131 об.


[Закрыть].

И ехали тем двором до салтанского ж другого двора, где его, салтанские, сараи и большой диван, сажен с полтретьяста (т. е. 250), а шириною тот передний двор будет сажен со сто. И, приехав к тому другому салтанскому двору, чауш-баша и эминь-ага и китяп-ага с лошадей ссели, не доезжая каменного рундука, который сделан у самых салтанских ворот, где всегда с лошадей сходят и на лошадей садятся везирь великой и иные салтанские ближние люди. А посланники с лошадей ссели на тот рундук. А над теми воротами башня; кругом ее каменные перила и подписано над теми вороты большими словами по-турски две строки, в длину сажени по две.

А пристав, и чурвачей, и чауши, и дворяне, и переводчики, и подьячие с лошадей ссели, не поезжая тех ворот, от рундука сажен за двадцать, а иные и больше. И как все с лошадей сошли и пошли на салтанской двор в ворота, и у тех ворот[834]834
  На полях «Статейного списка» к этому добавлено: «повышед за ворота».


[Закрыть] встретил посланников капычейской голова капычи-баша в платье золотном и с посохом серебряным и, встретя и поздравя, пошел перед посланники. Да перед ними ж, посланниками, наперед шли вышепомянутые чауш-баша, да эминь-ага, и китяп-ага, да пристав, да чурвачей с большим пером, а за ними великого государя с грамотою подьячей, а великого государя за грамотою посланники, а за ними шли все государевы и посольские люди. И стояло в тех воротех чурвачеев с большими перьями по 12 человек, а за ними янычан человек по сту и больше на стороне. А на дворе салтанском подле тех же ворот с правую сторону стоял на рундуке в золотном платье анычарагасы[835]835
  На полях «Статейного списка»: «Стрелецкого приказу боярин».


[Закрыть], а около его чурвачей ж с большим перьем и капычи-баша и ады-баши[836]836
  На полях «Статейного списка»: «сотники».


[Закрыть] человек с двести. А по другую сторону тех же ворот стояли чурвачей ж и ады-баши и янычан с пятьдесят человек.

А от тех ворот с правую ж сторону близко дороги, по которой шли посланники, до большого дивана междо деревьями кипарисными и масличными и иными, которых по счету сорок дерев, а возрастом они великие и древо от древа растет в пространности гораздо, – в одном месте положены столярные выкрашенные красками низкие перильцы, меж которыми стояли медные небольшие чаши с ествами. А позади тех дерев на той же стороне саженях во сте и больше подле салтанских оружейных и кладовых амбаров стояли лавою, теснясь, человек подле человека, янычан с пять тысяч человек, на которых колпаки с затылками долгими (длинными) белыми, без ружья. А в тех колпаках против самого лба вшиты доски узкие булатные и железные с чернью позолоченые шириною вершка на два, а длиною в четверть аршина и больше, а называются они по-турски кечи[837]837
  На полях «Статейного списка»: «янычарские значки».


[Закрыть]. А посторонь тех янычар с правую ж сторону от салтанских сараев стояли сулаки да пейки, которые ходят перед салтаном в походы, человек с триста с таким же большим перьем, как и на чурвачеях. А от тех сулаков и пейков саженях в тридцати меж кипарисными деревьями стояли в бархатных красных кафтанах и с такими ж большими перьями начальные их люди четыре человека, именуемые сулак-баши. Да на том же салтанском дворе на левой стороне от большого дивану в саженях в двадцати в одном месте обставлено было полами зелеными полотняными[838]838
  Очевидно, ширмами.


[Закрыть]. А строение на том салтанском дворе кругом каменное поземное, и с правую сторону от ворот, где янычаня стояли, построены до самых салтанских сараев оружейные и кладовые палаты. А с левую сторону до большого дивану его ж салтанские фряжские погребы и поварни все под одну кровлю и покрыты черепицею красною. И около тех палат, и амбаров, и погребов, и поварен на каменных столбах сделаны навесы пространные с перилами наподобие переходов. А большой диван и салтанские сараи покрыты под одну ж кровлю свинцом, и навесы кругом их такие ж пространные. А длиною тот салтанской двор сажен с триста, а поперек с двести сажен, и на том дворе сухо и чисто, и меж дерев во многих местех трава поросла, а пути все выкладены каменем.

И как посланники на тот салтанской двор взошли, и тогда вышеписанные янычаня с мест своих, где они стояли, побежали вдруг ко устроенным перильцам и в том месте хватали те поставленные чаши с ествами с великою междо собою суетою. А потом среди того ж салтанского двора встретил посланников салтанова величества ближней человек розрядной боярин чауш-баша в золотном платье, имеючи у себя в руках серебряной же посох. И, поздравя, пошел перед посланниками ж вместе с капычайским головою, которой шел с таким ж серебряным посохом. А как посланники приближились к большому дивану, и у того дивана на крыльце посланников встретили салтанова величества тайных дел секретарь и переводчик Александр Маврокордат, а с ним капычи-баша да чаушей человек с тридцать.

А как вошли в диванскую палату, и в той палате сидел с приходу против дверей под окном, которое из другой палаты сделано, где салтан смотрит, великой везирь, а с ним с правую сторону, немного поодаль, сидели ж кубе-везири три человека: царегородской Гасан-паша, подле его Юсуп-паша походной, а третий салтанской зять Осман-паша. Да в кривой лавке с правую ж сторону сидел один бедшанджи-паша. А с левую сторону везиря сидели ж два казы-аскеря Румельской да Анатолейской[839]839
  На полях «Статейного списка»: «Анатолейской первой».


[Закрыть], собою гораздо стары с бородами, а челмы на них великие, на одном темно-вишневая, а на другом белая. Да в кривой же лавке с левую ж сторону сидел тефтедарь да рейз-китяп-эфенди. А платье на них: на большом везире и на четырех пашах, которые с ним с правую сторону сидели, ферезеи собольи под атласом зеленым, а исподние кафтаны атласные ж белые; чел-мы на них большие. На казы-аскерях ферезеи суконные гвоздичные; и на тефтедаре суконная ж вишневой цвет, а на рейзэфенди темно-гвоздичной цвет и челмы на них большие ж.

А палата та диванская в длину будет пять сажен, а поперек тож под круглым сводом. А подле той палаты такая ж другая палата, где сидят и пишут подьячие; а окно, что над везирем, в длину аршина в полтора, а поперек в аршин, а в нем решетка частая наподобие сети рыболовной, и та решетка вызолочена, а посеред той палаты висит яблоко большое позолоченое медное наподобие глобуса. И посланники, вшед в тое палату, везирю и пашам поклонились по обычаю не низко и не снимая шапок. А он, везирь, и при нем иные паши посланником поклонились же, сидя. И велел везирь посланником подать два стула бархатных и сесть с правую сторону близко бедшанджи-паши. А в том месте, где тот паша сидел, из диванской палаты окно великое на салтанской двор и из того окна, что над везирем, к тому месту на посланников зело видно было.

И как посланники сели, и тефтедарь подал везирю письмо. И везирь, посмотря того письма и запечатав, послал к салтану с вышеписанным чауш-башею, которой в другой встрече посланников встречал. А как он к салтану пошел, и в ту пору в диванскую палату перед везиря пускали с челобитными всяких чинов людей мужеска полу и женска челобитчиков, при которых женщинах на руках были и малые грудные младенцы. И те челобитчики везирю каждой о своем деле били челом и подавали челобитные зело тихо, и никто никакого слова не говорил. И те челобитные у них принимал и помечал сам везирь и отдавал там же челобитчиком.

И во время тех дел Александр Маврокордат говорил посланником, чтоб они оставили при себе дворян и иных чиновных лучших людей человека три или четыре, а достальных отпустили б за стол салтанова величества, которой готован им, дворяном, и иным чиновным людем в особом месте. А в той-де палате, где им, посланником, с везирем есть, многим людем салтан быть не указал и везирь не велел. И посланники оставили при себе капитана, да четырех человек дворян, да переводчика Семена Лаврецкого, да подьячего, которой держал великого государя грамоту. А достальным дворяном, и переводчиком, и подьячим, и толмачем велели итить салтанова величества за стол. И ели те дворяне и иные чины за вышеписанными расставленными полами, которые расставлены были на левой стороне близко дивана[840]840
  Очевидно, на дворе на месте, огороженном зелеными полотняными полами (ширмами).


[Закрыть].

И как челобитчики все перешлись и вышли вон, и тогда чауши в той палате с полу верхнюю настилку бумажную собрали, а под тою настилкою были ковры шелковые васильковый цвет, и поставили перед везиря столик круглой аршина в полтора, а на него мису серебреную белую, а перед пашей стулы и мисы поставили ж и давали воду умывать руки везирю, и посланником, и пашам чауши. И как руки умыли, и везирь звал посланников к себе есть. И поставили им, посланником, стулы те ж, на которых они сидели. И посланники с везирем ели за однем столом; а с пашами ели по разным столам дворяне четыре человека да капитан. И ставили на столы, переменяя, ествы мясные, куры жаркие, и утки, и похлебки сладкие в чашах глубоких зеленых персидских[841]841
  На полях «Статейного списка»: «фарфуровые и яшмовые дорогие».


[Закрыть] и пить подавали шербет, в чашках малых такой же работы, чауши ж. А как посланники пришли к столу, и везирь спрашивал их, посланников, о здоровье. И посланники взаимно его, везиря, поздравляли. И во время стола везирь посланников подчивал сам и говорил, чтоб они, посланники, ели и были радостны. А потом спрашивал он, везирь, посланников, каково-де им, посланником, в Цареграде поводится и всё ли у них по се время здраво и воздух здешний, царегородской, как им служит? И посланники говорили, что в начале милостию Божиею, а потом жалованьем салтанова величества и добрым его, везиревым, призрением они, посланники, в добром поведении и здравии и от воздуха царегородского никакого повреждения им по се время нет, и тому дивятся, что в сих времянах или в осеннем времяни настает теплота, а в странах великого государя, его царского величества, в сие осеннее время бывает уже холодно. И везирь говорил, что Московское государство стоит на севере и для того скорее и паче иных государств там являются стужи ранние. А потом посланники спрашивали везиря о цесарских послех, что они из Вены отпущены ль и где ныне обретаются, также и из Молдавлахии и из иных мест и из Крыму есть ли к нему, везирю, какие московские ведомости? И везирь говорил, что цесарские послы из Вены отпущены и обретаются в пути и ожидают их они к себе в Царьгород вскоре, а из Волоской-де земли бывают у них гонцы часты, только московских никаких ведомостей у них нет.

А как из-за стола встали, и Александр Маврокордат говорил посланником, чтоб они били челом салтанову величеству на его жалованье, на столе и поклонились и сели б в прежних своих местех, и тот-де поклон не везирю за обед, но самому салтанову величеству, потому что-де его салтаново величество из вышеписанного окна, что над везирем, сквозь решетку смотрит сам. И посланники, встав из-за стола и отошед на прежнее место, где сперва сидели, поклонились салтану по обычаю и, поклонясь, сели в тех прежних местех на стулех. И после того обеда вскоре пришел от салтана вышеписанной чауш-баша и принес за печатью салтанское письмо, держа его в правой руке выше главы своей, а левою рукою постукивал о пол посохом своим серебреным. И то письмо принял у него везирь честно и, встав и у того письма поцеловав в печать и роспечатав, посмотря в него, положил к себе за пазуху. Апаши в то время вставали ж.

И потом, пришед к посланником, Александр Маврокордат говорил: салтаново-де величество указал им, посланником, итить к себе. А как-де они перед салтановым величеством речь на русском речении проговорят, и тое б речи переводчику своему полатине переводить они, посланники, не велели для того, что салтанову величеству ждать того будет долго и скушно, потому что одна речь говориться станет втрое: с русского речения на латинское, а с латинского надобно переложить на турское речение, и у него де, Александра, речи их, посланниковы, что им перед салтаном говорить, переведены по-турски. И посланники говорили, что они перед салтановым величеством о подании великого государя его царского величества грамоты и о належащих при том делех речь говорить будут на русском речении, а по-латине говорить не надобно; а с русского б речения говорил он, Александр, тое речь по-турски, чтоб-де об одном деле во многом толмачении салтанову величеству не прискучило[842]842
  На полях «Статейного списка» прибавлено: «А та речь послана к Александру наперед сего на латинском языке».


[Закрыть].

И ис той диванской палаты пошли посланники к салтану на посольство, а везирь и иные паши остались в диване – и шли перед посланниками из дивану он же, Александр, да чауш-баша, да пристав, да чурвачей, да эминь-ага, да китяп-ага. И, не доходя салтанской палаты, у переходов его ж, салтанской, казенной палаты, которая называется гомаюн, пришел к посланником салтанова величества казначей[843]843
  На полях «Статейного списка»: «кафтанжи-баша».


[Закрыть] Мустафа, а за ним принесли золотные кафтаны. И те кафтаны на посланников и на всех государевых людей и на посольских, всего на 27 человек, надели, да и на Александра, и на чауш-башу, и на пристава, и на чурвачея кафтаны надели ж. Александр Маврокордат говорил посланником, чтоб в том месте они, посланники, сели и смотрели, как пойдет из дивана к салтану большой везирь и с ним иные везири, которые при нем в том диване были, а к салтанову-де величеству итить им рано, и в тое палату, где им, посланником, быть на посольстве, салтан еще не пришел. И посланники у той палаты сели на каменных лавках, которые сделаны из камени мраморового.

И, помешкав мало, вышли от дивану чауш-башей и чаушей в больших челмах человек с семьдесят и, вышед, стали подле дороги, где итить везирю до салтановых палат в один человек с правую сторону. А за ними особо шли два человека в золотном платье с посохами серебреными – чауш-баша да капычи-баша те же, которые с приезду на салтанском дворе посланников встретили, а за ними шел большой везирь, а за везирем шли четыре человека кубе-везири в атласных зеленых ферезеях, что были в диване, а за ними шли тефтедарь да рейз-эфенди. И тому большому везирю все чиновные люди, которые на салтанском дворе ни были, кланялись. Да и посланники ему, везирю, встав, поклонились же, а он везирь, посланником и всем салтанским людем кланялся ж. И во время тут посланничья бытия говорил им Александр же Маврокордат, указывая на капитана Петра Памбурха, что-де ему в немецком платье, в котором он ныне, перед салтаново величество итить непристойно, а чтоб на него вздеть русское ж платье. А к тому и то он, Александр, говорил, что по нынешнем у салтанова величества бытии ради всякия забавы, естьли они, посланники, похотят, тому капитану в пристойное время из пушек в день стрелять будет мочно, и салтаново-де величество того пушечного в день стреляния им не запрещает, только б он, капитан, той пушечной стрельбы не чинил по ночам, и в том ему надобно заказать накрепко. И посланники говорили, что платья немецкого на том капитане не видно, потому что вздет на него такой же, как на всех на них, салтанова величества верхней длинной золотной кафтан и русского платья теперь вздевать на него некогда. А о пушечной ночной стрельбе у них, посланников, тому капитану заказано напред сего.

А как везирь и паши к салтану прошли, и Александр же говорил: салтаново-де величество указал им, посланником, итить к себе, и в тое-де палату, где им быть на посольстве, он, салтан пришел и их ожидает. И посланники к салтану пошли и шли до салтанской палаты двором же по земле, а расстоянием от того места, где сидели, до той палаты будет сажен с сорок. А не доходя той салтанской палаты поблизку большие ворота, которые называются по-турски хасада, а в них сделаны двои деревянные затворы, шириною те ворота сажени в три, а в вышину в пять сажен, и резьба на них многая с турскою подписью. И вырезаны над теми вороты их же, турские гербы, месячное ущербление. А посреди утверждено в кольце веретено железное с стрел-кою, каковы бывают у весов. А в стенах вделаны с лица плитки ценинные и столбы каменные великие из камени мрамору. И сидело у тех ворот на лавках по обеим сторонам чауш-башей и капычеев-башей в золотном платье человек с сорок. А в воротех по обеим сторонам стояло в атласных красных и в зеленых ферезеях эвнухов безбородных, и в лице гораздо бледы, человек с тридцать, челмы на них большие. А от тех ворот до салтанской палаты сажен с семь или восемь и насланы в тех воротах до самой палаты шелковые ковры, и никого в те ворота из турских людей не пускали.

И как к тем воротам посланники пришли и встретил их чауш-баша и говорил через Александра Маврокордата: салтаново-де величество указал с ними, посланниками, к нему, салтану, итить дворяном и иных чинов людем только четырем человеком и чтоб тех людей велели они, посланники, указать им именно. И посланники говорили, что с ними к салтанову величеству в палату войдут дворян четыре человека, да капитан, да переводчик, да подьячей, которой пойдет перед ними великого государя с грамотою, и тех людей указать им велели. И Александр говорил, чтоб те дворяне, и капитан, и подьячей, увидя салтанова величества очи и челом ударя, вышли вон, а в той бы палате долго они не были.

И в то ж время, вышед от салтана из палаты, эвнухос, которой при салтане бывает непрестанно и ведает эвнухов и отроков, говорил Александру, чтоб он с ними, посланники, к салтанову величеству шли, не мешкав. И посланники к салтану в палату пошли, а вели их от тех ворот перед салтана честно, приняв под руки, капычи-баши: думного советника с правую сторону чауш-баша, а с левую сторону капычи-баша; а дьяка, и дворян, и капитана, и переводчика по два ж человека, капычи-башей, все в золотном платье. А как перед салтана в палату вошли, и посланники и с ними вышеписанные чины салтанову величеству поклонились по обычаю в пояс, не снимая шапок. А потом думной советник говорил салтанову величеству речь по сему» (далее приводится текст речи о том, что московский государь прислал султану свою грамоту, и все это с пышным перечислением титулов обоих государей). «А покамест тое речь думной советник говорил и Александр Маврокордат по-турски переводил, и тогда великого государя грамоту держал дьяк Иван Чередеев. И как Александр тое речь по-турски перевел всю, и думной советник великого государя грамоту взяв у дьяка, и поступил с нею одну ступень к салтану. И чауш-баша и капычи-баша, которые держали его, думного советника, под руки, до салтана далее не допустили. И принял у него великого государя грамоту чауш-баша, которой его держал с правую сторону под руку, и отдал салтанова величества зятю Осман-паше, а Осман-паша, приняв, отдал Юсуф-паше, а Юсуф-паша отдал царегородскому Гасан-паше, а Гасан-паша подал везирю, а везирь, приняв, положил ее перед салтана.

И по подании великого государя грамоты говорил салтаново величество к везирю, а везирь к Александру Маврокордату. И Александр говорил посланником: пресветлейший-де и августисимейший император его салтаново величество о мирном деле, для которого они, посланники, присланы, указал выслушать великому везирю в иное время. А он, везирь, выслушав у них, доложит его салтанова величества, и ответ им, посланником, по их предложению на те дела учинен будет чрез того ж везиря. А ныне б они, посланники, ехали к себе на подворье. И посланники, покланясь салтану, из палаты пошли. А как посланники у салтана были и посольство правили, и Мустафа салтан в то время сидел на своем месте, которое устроено в переднем углу в палате наподобие кровати с покрышкою, и положены подле его с правую сторону две подушки шиты золотом и обнизаны жемчугом, в ширину то место больше сажени, а в длину сажени с полтретьи (2¹/₂). И к тому месту учинены три всходные ступени. А на тех ступенях и на салтанском месте прикрыто бархатом червчатым, а по нем шито волоченым золотом высоким швом и низано жемчугом большим с каменьем. А на полу во всей палате и по окнам настланы ковры золотные, и вышиты на них их же, турские, гербы – лунное ущербление. Да с левую сторону салтана стояла чернильница большая, оправлена золотом с каменьи алмазы и с яхонты, наподобие та чернильница, будто шкатула, мерою в поларшина или малым чем больше. А платье на салтане ферезея серой цвет объеринная шелковая, испод рысей, с ожерельем и вздета в проймы, нашивка на ферезее до самого пояса широкая, алмазная. Под исподом кафтан золотной по белой земле. На голове вместо челмы положен окладень алмазной наподобие короны или венца, а на нем положены в запанах алмазных ж перья белые и черные, а те перья с тылу и наперед немного поспущены. Возрастом салтан средней, лицом смугл и скудноват, очи и ус и брада черны, и борода невелика продолговата.

А палата та, где он, салтан, сидел, невелика, длиною сажени четыре, а поперек сажени три. А сделана она в саду одна и кругом ее деревья кипарисные и иные, и около того саду ограда каменная ж. А иных палат, кроме вышеписанных ворот, которые против той палаты, нет. И от тех ворот до той палаты, также и кругом ограды по всему саду, на столбах каменных сделаны навесы с сводами, а под них учинен ход. И от тех навесов в палате салтанской не светло, и в ней окна только с двух сторон, с приходу два, да против салтанского места одно, а четвертое окно на той же стене подле комина, шириною те окна аршина по полтора, а в длину аршина по два или малым чем больше. А на других двух стенах окошек нет. И то окно, что над салтанским местом, было завешено чуть не все. А в той палате при нем, салтане, были: с правую сторону у стены близко салтанского места стоял большой везирь, а подле его поодаль на той же стороне стояли вышеписанные кубе-везири четыре человека. А с левую сторону близко комина против дверей стояли тефтедарь, а с ним рейз, китяп-эфенди да эвнухос. А иных салтановых чиновных людей, кроме Александра Маврокордата да чауш-баши и капычи-башей, которые посланников под руки держали, в той палате перед салтаном не было».

Когда посланники, поклонившись султану, пошли из палаты, «вели их под руки те же люди до прежнего места честно ж. И провожали от тех ворот Александр Маврокордат да чауш-баша, которой с посланниками с посольского двора ехал, сажен с пятнадцать. А салтанским двором и с двора салтанского до посольского двора провожали эминь-ага, да китяп-ага, да пристав, да чурвачей с большим пером, да чауши и янычаня те ж, которые с посольского двора к салтану ехали. И сели посланники на лошади с того ж рундука, где приехали. А как на лошади сели, и пристав, и эминь-ага посланником говорили, чтоб они, от того рундука отъехав недалече, поостановились и смотрели, как от салтанова величества поедут большой везирь и кубе-везири и иные чиновные люди, которые при них, посланниках, на салтанском дворе были. И посланники, отъехав от того рундука сажен с тридцать, стали меж кипарисных деревей на левой стороне и тех чинов смотрели.