Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 3. 1699–1700."

Перешли к статье о торговле между обоими государствами и о возможности русским купцам ходить на кораблях по Черному морю. Еще на XVII конференции, когда Украинцев впервые заговорил об азовском флоте, «которой ныне стоит под Таганом Рогом, а иногда бывает и под Миюсом», и предложил написать об этом флоте особую статью, то уже самое упоминание об азовском караване вызвало у турок большое раздражение: «И думные люди учали быть зело сердиты и в персонах своих якобы отменились и говорили, что они о морском караване царского величества не ведают и про него не слыхали, а моря тут во владении салтанова величества и кроме его Черным морем и его заливами никто не владеет и впредь владеть не будет»[954]954
  Так же, л. 684–684 об.


[Закрыть]. Упоминание о плавании по Черному морю вызвало у турок новое и еще большее раздражение. Они говорили «сердитуя: торговле быть возможно, а быть ей сухим путем. А чтоб на Черное море ходить царским торговым кораблям и иным морским судам, того с их стороны позволено никогда не будет». Посланники затевают это дело напрасно, «знатно своим вымыслом без указу, не желая между государствами мира и покоя», хотят, должно быть, тем нововымышленным делом «учинить прислугу свою», т. е. прислужиться царскому величеству. «И такое-де их намерение не сделается для того, что противно всякой правде. Да и потому статься тому невозможно, что московские корабли и иные суда по Черному морю и наперед сего никогда не хаживали и ныне того не будет». Посланники заявили, что о плавании по Черному морю царского каравана говорят они «по пристойности дела», потому что у царя «изготовлен» морской караван немалый, а раз изготовлен, надо же ему ходить по морю: «И кроме морского плавания деваться ему негде». Раздражение турок дошло до высшего предела. «И думные люди, сердитуя ж, сказали: велик-де или мал у царского величества караван морской и для чего сделан, они того не ведают. И, больше о том ничего не говоря и не простясь с посланниками, пошли вон из ответной палаты»[955]955
  Там же, л. 769–770 об., XXI.


[Закрыть].

XI. Переговоры об основах мирного соглашения. Споры о днепровских и приазовских городках

Теперь обратимся к самому существу переговоров на конференциях и, отбрасывая все то, что придает речам блеск и оживляет их, постараемся уловить основную нить переговоров и изложить ее в сухой деловой передаче. Для этого вернемся к III конференции 2 декабря, на которой посланники представили туркам письменный проект будущего трактата в 16 статьях. Из всех этих статей основной и главной была статья 1, которую турки совершенно справедливо характеризовали как «самый фундамент», как «зело трудную пуще всех статей», верно замечая при этом, что если об этой статье договорятся, то в остальных уже затруднения не будет: «Если та статья в совершенство у них придет, тогда и до последней статьи дойдет добрым же и счастливым порядком»[956]956
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, 320 об. – 321, 346.


[Закрыть]. Припомним текст этой статьи в проекте подлинников:

«Мир вечной или на продолжительные лета перемирье между пресветлейшим и державнейшим великим государем, его царским величеством, и пресветлейшим и державнейшим великим государем, его салтановым величеством. Прежним постановлением да будет утвержден кто чем ныне владеет, тако да владеет. А именно, быть в стороне царского величества московского городом на Дону: Азову со всеми к нему приналежащими со старыми и вновь построенными приморскими городками и землями, каковы они именами и на которых местех ныне имеются и содержатся. А на Днепре Казыкерменю с приналежащими ж к нему городками и месты и землями и ниже в малом, ниже в великом в чем да не будет сей мир поврежден, но всяким охранением в их монаршеской чести и во всякой целости и в правде соблюден будет, и подданные во обоих тех государствах, городах, землях, областях, островах безо всякой обиды и утеснения радоватися будут»[957]957
  Там же, л. 276.


[Закрыть].

Существенными положениями статьи 1 было: во-первых, основание договора – uti possidetis – «кто чем ныне владеет, тако да владеет»; во-вторых, на этом основании московский государь удерживает за собою свои завоевания – Азов с приналежащими к нему городками и днепровские городки: Казыкермень, Тавань, Гарсланкермень. Так об удержании этих завоеваний непременно предписывал данный посланникам тайный наказ[958]958
  Арх. Мин. ин. дел. Дела турецкие 1699 г., № 4, л. 53, статья 3.


[Закрыть]. На этих трех пунктах: об основании трактата, о Казыкермене с городками, и об Азове – надолго затем сосредоточились переговоры.

Переговоры о самом основании, на котором должно было быть заключено мирное соглашение, заняли IV, V и часть VI конференции. Турки возражали против принципа uti possidetis и просили уступки части завоеванного, не указывая пока, какой именно. В подкрепление своей просьбы они приводили и общее положение: без уступок мира и дружбы не бывает; ссылались на то, что на Карловицком съезде также первоначально было предложено основание uti possidetis, но затем и цесарь, и венеты, и Польша сделали султану значительные уступки в землях[959]959
  Там же. Книга турецкого двора, № 27, л. 306.


[Закрыть]. Турки указывали также на то, что Людовик, заключая мир с цесарем, англичанами и Голландскими Штатами, уступил им завоеванные земли. Посланники же указывали на незначительность сделанных союзниками туркам уступок: цесарь и венеты отдали туркам ничтожные острожки и пустые места; поляки отдали им всего три городка: Сочаву, Немец и Сороку; в первых двух было меньше 50 человек гарнизона в каждом и только в Сороке бывало человек по 100 и по 150. В частности, французский король возвратил цесарю, английскому королю и Голландским Штатам такие города, которые больше ему приносят прибыли, когда находятся в подданстве этих государств, чем если бы были у него в подданстве. У царя же таких мест, которые бы можно уступить султану, нет нигде, и никакой уступки не будет[960]960
  Там же, л. 367–367 об., 318.


[Закрыть].

На VI конференции турки открыли, какой именно уступки с московской стороны они желали. Статья 1 представленного посланниками проекта трактата говорила ясно о двух завоеванных областях: 1) о днепровских городках: Казыкермене и др., 2) об Азове. Оставляя за русскими Азов, турки просили вернуть султану Казыкермень с городками. «Думные люди говорили, – читаем в «Статейном списке», – открывают-де и говорят они… истинным сердцем, что, хотя у великого государя их, у его салтанова величества, в державе его разных государств, и земель, и областей много, однако же и малого напрасно уступить жалеет… И того ради желает его салтаново величество, чтоб на Днепре Казыкермень и иные городы с приналежащими к ним землями и местами были в державе его салтанова величества»[961]961
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 363–363 об.


[Закрыть]. Казыкермень действительно стал «камнем претыкания» в переговорах.

Спор о нем занял продолжительное время с VI по XIII конференцию, с 23 декабря по 16 марта; отдельные детали этого требования обсуждались и на дальнейших конференциях. Турки приводили два мотива, поддерживая свое требование. Во-первых, они указывали на то, что днепровские городки нужны султану «для удержания хана крымского и всякого рода татар от своевольства» и для принуждения их к оседлому образу жизни, для того, чтобы заставить их заниматься земледельческим трудом, раз возможность набегов и грабежей будет для них закрыта; в городках султан посадит знатного пашу с войском, который будет удерживать крымского хана и татар от нападений на русские пограничные города и местности. Вторым мотивом в пользу возвращения городков туркам служило указание на то, что именно через них идет путь из одних турецких владений в другие: из Анатолии, с Кавказа и из Крыма в Белгородчину (страну между нижним течением рек Днестра и Буга), в придунайские города, в Мультянскую и Волошскую земли. По взятии городков русскими сообщение между названными владениями стало затруднительным, так как путь этот пресекся[962]962
  Там же, л. 363–364.


[Закрыть]. Посланники, твердо продолжая стоять на принципе uti possidetis, категорически отказывали в какой бы то ни было уступке, а против приведенных турками мотивов выдвинули свои совершенно противоположные соображения. Переход городков к Турции, по их мнению, не только не внес бы спокойствия в отношения между обоими государствами, но вызвал бы еще большую вражду и кровопролитие. Когда днепровских городков не было и в тех местах было пусто, тогда у подданных обоих государств между собою ссор и кровопролития не было, а когда они были построены, началась постоянная вражда, кровопролитие и похищение людей в плен. Помня наставления, содержавшиеся в данном им наказе[963]963
  Там же. Дела турецкие 1699 г., № 4, л. 59.


[Закрыть], посланники говорили, что городки построены не так давно, при султане Магомете, отце ныне царствующего султана; с тех пор они не только не сдерживали крымских набегов на русские окраины, но, наоборот, стали служить для этих набегов опорой. Татары нападали на русских, «в полях на работе обретающихся, на сенокосах и на жнитвах, и побивали и в полон похищали непрестанно, а домы их и всякие жилища пустошили и разоряли и исправляться им ни в чем не давали. А когда царского величества ратные люди за теми ворами хаживали в погоню и в дороге их хотя где и постигли, и те воры, видя за собой такую погоню, всегда ухаживали в те новопостроенные поднепровские городки»[964]964
  Ср.: наказ (Арх. Мин. ин. дел. Дела турецкие 1699 г., № 4, л. 60).


[Закрыть]. О таких обидах, о кровопролитии и о захвате пленных, русское правительство многократно писало к прежним султанам, но никакого удовлетворения не получило и «унятия тех татарских набегов не учинено». А царские подданные били челом великому государю о тех своих обидах непрестанно. «И великий государь… видя подданных своих многое в том стенание, и рыдание, и слезное челобитье, изволил посылать на те вышепомянутые городки свои рати и взять их под свою… самодержавную руку, чтоб уже больше того его, царского величества, подданные от всегдашних из тех городков татарских набегов, разорения, и кровопролития, и в плен похищения не имели, а жили б безопасно. И, видя такие нестерпимые досады, как царскому величеству теми городками салтанову величеству поступиться, и будет ли то впредь прочно и постоянно? И если отдать, то никогда не может быть, чтобы впредь без ссоры было»[965]965
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 365–366.


[Закрыть].

Таким образом, посланники в подкрепление своего отказа приводили тот же мотив, что и турки, но обращали его в противоположную сторону, стремились к той же цели, но другими средствами. Их целью также было удержание своевольства крымского хана и татар, но они доказывали, что городки в русских руках действительно служат для обуздания крымцев и для предупреждения татарских набегов, тогда как в турецких руках они, наоборот, служат для таких набегов опорою. В частности, против заявления турок о том, что в городках будет посажен знатный паша с войском, посланники возражали: пашу крымцы будут подкупать, как уже бывали тому примеры. «А на пашу-де, – говорили посланники, – о унятии их, татар, от походов и от набегов воинских надеяться невозможно, понеже для тех набегов станут они у него, паши, докупаться и за отпуск свой в загон учнут ему, паше, давать многие дачи, а салтанову-де величеству о том донести будет некому. А примеры-де тому уже были многие, а именно, как до взятья Казыкерменского жили в том городе беи, и у них то был и промысл, что загон за загоном отпускали и за то великие себе подарки у татар принимали. А когда те городы будут в державе царского величества, тогда не так дерзновенно и безопасно учнут быть загоны татарские под украинные его царского величества городы». Этот казыкерменский паша станет держать себя так же, как и керченский паша, «которой не токмо загоны посылает, но и сам под украинные царского величества городы ходит». Если султан действительно хочет унять татар от своевольства, то ему следует посадить пашу не в Казыкермене, а в Перекопе, потому что Перекоп для всего Крыма служит воротами, «и иного пути из Крыма нет, и никто тайно и явно пройти не может, и кто и куда и для чего поедет и то будет ведомо». А паша в Казыкермене не будет и знать о предпринимаемых набегах, потому что татары под украинные города ходят не через Казыкермень, «но мимо его многими путями. И тому-де паше почему и от кого о том будет сведать, а татаровя сами на себя того сказывать ему не будут»[966]966
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 371–371 об., 526, 524–524 об.


[Закрыть].

На тот довод турок, по которому будто бы с захватом Казыкерменя русскими пресекался путь из одних султанских владений в другие: из Анатолии, с Кубани, из Черкес и из Крыма в Белгородчину, Валахию и Молдавию, посланники возражали, что путь и раньше не лежал через Казыкермень; прямой путь в эти страны лежит морем, а сухим путем – на Кинбурн и затем через днепровское устье на Очаков. «Тот Казыкермень подданным салтанова величества в проездах их… никакого препятия не чинит и от прямого пути стоит в дальнем расстоянии. А когда салтанова величества подданные имеют итить из Анатолии, и из Крыму, и из Черкес, и с Кубани в Белогородчину, и в Волоскую и в Мультянскую земли, и в подунайские городы, и в иные тамошние страны и им прямой путь належит морем, а сухим путем на Кинбурун и чрез Днепровское устье на Очаков; и те пути морем и сухим путем старинные и город Очаков издревле бывал к Волоской земле. А чрез Казыкермень путь туды не належит, и никогда чрез него никакие проезжие люди не хаживали»[967]967
  Там же, л. 366–367, 370.


[Закрыть].

Так как посланники и на следующих конференциях категорически отказывали в уступке днепровских городков, то турки стали искать какого-либо среднего решения, «медиума», или «средка». На IX конференции 27 января Александр Маврокордато объявил посланникам, что о положении дела на переговорах они, думные люди, докладывали визирю. «И великий-де везирь всячески рассуждал, как бы в том настоящем деле мог изобрести средок. И, окроме той Казыкерменской уступки в сторону салтанова величества, иного средка изобрести не мог». Однако сам он, Александр, выступил с таким предложением: пусть царь уступит султану Казыкермень с другими городками, а сам построит вновь другую крепость, «где пристойно», неподалеку от Казыкерменя на царской земле, «на высоких где местах или у Днепра». Тогда можно будет провести настоящую границу между государствами, которая будет проходить между этими городами, а рубежи – крепость миру. Маврокордато сослался на многие примеры того, «что в ближних местех двух государей городы порубежные междо себя содержатся», как это есть у султана и у цесаря в Венгерской земле, не указав, однако, названий таких городов. И в Казыкермене и в новопостроенной русской крепости будут сидеть воеводы «разумные, постоянные, искусные и честные люди, которые будут жить всегда в тишине и благоденствии, между собою без ссор, удерживать своевольных и успокоивать всякие ссоры и вражды между подданными обоих государств». Это идиллическое предложение Маврокордато натолкнулось по-прежнему на твердое сопротивление посланников, заявивших, что «как прежде они говорили… так и ныне говорят, что той Казыкерменской уступки с стороны царского величества в сторону салтанова величества никогда не будет; и в том бы они не надеялись»[968]968
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 450, 457, 456, 450 об. – 451, 453.


[Закрыть].

Переговоры, казалось, грозили зайти в тупик. 31 января «о полудни» прибыл в Константинополь и явился на посольский двор посланный в декабре 1699 г. из Москвы сержант Преображенского полка Никита Иванов Жерлов в сопровождении ба-туринского сотника Дмитрия Нестеренко с 13 казаками. Жерлов привез царский «указ и статьи», т. е. инструкции Петра об уступках, с целью ускорить заключение мира. Текст статей, привезенных Жерловым, не сохранился. Из письма Петра к Украинцеву, также привезенного Жерловым, видно, что статьи уполномачивали Украинцева на большие уступки. «Послали мы къ тебѣ сътатьi, по которымъ (естли не хотятъ такъ зъдѣлать, какъ наказано) не мешькоѳъ зъдѣлай, какъ Богъ помочи подастъ. Лутче, чтобъ съколко мочьно сътоять при первой i другой; а естли не мочьно, то по самой нужъдѣ чинить по последней сътатье. Толко зело зело нужно намъ, чьтобъ мы про сие докончание вѣдали въ генваре месецѣ; i сие какъ нaicкopee дѣлай»[969]969
  П. и Б. Т. I, № 286.


[Закрыть]. 1 февраля посланники известили Маврокордато о прибытии Жерлова, объяснив цель его приезда так, что он прислан «проведать об них, посланниках, и что у них чинится в его, великого государя, делех и для чего в деле до сего времени чинится такое многое медление». Посланники сообщили далее, что, «восприняв такую ведомость, они в великом страхе и ужасе ныне пребывают», боясь ответственности перед царем за медленность дела, и в заключение прибавили: «А о том ему, Александру, и первому его товарищу рейз-эфенди ведомо, что в настоящем обоих государств деле продолжение чинится не от них, посланников, но с стороны блистательной Порты»[970]970
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 474 об. – 475 об.


[Закрыть].

Никите Жерлову с сопровождавшими его казаками был отведен турецким правительством особый двор и даны кормы. Но на просьбу посланников поспешить с конференцией Маврокордато ответил, что 3 февраля, как желали посланники, назначить ее невозможно, потому что на этот день назначена недавно прибывшему цесарскому послу аудиенция у великого визиря, на 6-е назначен прием его у султана[971]971
  Там же, л. 478.


[Закрыть].

X конференция состоялась только 12 февраля. Сержант Жерлов и сотник Нестеренко были в свите посланников, а Жерлов присутствовал и при самых переговорах, будучи оставлен в ответной палате по удалении из нее всех «лишних людей». Под воздействием привезенных инструкций посланники сошли с занятой ими непримиримой позиции и со своей стороны предложили туркам «средок», о котором, очевидно, говорилось в инструкциях. Сделав оговорки о том, что днепровские городки были взяты царем «за многие татарские неправды» и завоеваны «со многим разлитием крови человеческой», посланники от имени государя сделали, однако, следующее предложение: в течение шести или семи лет эти городки будут находиться во владении царя, а затем должны быть разорены. Посланники, восхваляя такое решение вопроса, называли, употребляя, очевидно, латинизм, предлагаемый ими «средок» «божественным» (medium divinum). Турки, однако, не приняли его, никаких «божественных» свойств в предлагаемом «средке» не усмотрели, выразились, что посланники играют с ними «на лукавстве, аки малые дети», и справедливо находили, что уступка городков царю на шесть лет обратится в вечную: «А чтоб тем городкам быть в стороне царского величества шесть лет, и то-де шестилетнее держание значит аки сто лет»[972]972
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 495, 500 об. – 501 об.


[Закрыть].

Потерпев неудачу со своим «божественным средком», посланники на следующей, XI конференции 24 февраля принуждены были пойти на уступку и предложили днепровские городки разорить немедленно же по заключении мира и землю, на которой стояли городки, уступить султану с тем, однако, условием, чтобы на разоренных местах никаких городов не строить и тем местам быть навсегда пустыми. Согласие посланников на уступку, которой турки так долго добивались, было ими встречено с выражением удовольствия; они заявляли, что «то-де их, послан-ничье, предложение является к снисхождению доброначатого дела вначале Господу Богу, а потом и обоим великим государям и народам благоугодно». О сделанной уступке доложено было великому визирю, который принял это благоприятно и обсуждал ее с приближенными султана. Однако предложенное разорение городков турок не удовлетворяло; они предпочли бы уступку городков не с разорением, а лишь с «испразднением», т. е. в неповрежденном виде, только с выводом русских войск и с увозом орудий и военных припасов. Они высказывали мысль, что дело уладилось бы гораздо лучше, если бы была возможность устроить личное свидание между монархами – «видеться самим междо собою персонне и тогда б нынешнее дело восприняло совершенство одним их, государским, словом». Царь бы сказал, что для возобновления древней дружбы он соизволяет городки разорить и пустую землю отдать султану, а султан бы ему ответил: «Для чего те города разорять, какая ему, салтану, будет прибыль в пустоте и что это за уступка? Лучше городки испразднить и отдать, нежели разорить. И государь никогда бы в том ему не отказал». Уж если государь ради дружбы с султаном склонился к уступке, то «уступку должен учинить жилую, а не пустую». От «жилой» уступки произойдет для султана всенародная слава, а в «пустой» уступке какая ему прибыль? Чем он похвалится перед своим народом и перед чужими? Будет только на него от народа нарекание, потому что те городки были жилые и построены отцом султановым Магметом-султаном с «великими проторями и убытками», а теперь будут отданы султану разоренными и пустыми, и в них будет только «пристанище всяким зверям и птицам, а не человекам»[973]973
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 525–525 об., 527, 542 об. – 543, 550 об., 527 об. – 528.


[Закрыть].

Турки приводили целый ряд аргументов за то, чтобы городки не разорять, а вернуть султану населенными только с увозом военного снаряжения; между прочим, приводился аргумент богословского характера: визирь велел посланникам объявить, что хотя они, турки, с христианами имеют в вере различие, однако же веруют в единого Бога и исповедуют Бога, сотворившего небо и землю и «вся, яже на ней. И его-де Божественное повеление и соизволение такое, чтоб землю людьми населять, а не пустошить». Приводилась далее ссылка на историю: «Чаять-де слыхали они, посланники, во описаниях исторических, что в прежние времена у многих государей христианских и мусульманских во время мирных дел бывали великие уступки, а не такие, как они, посланники, объявляют». Следовал аргумент, основанный на праве собственности: султан просит не чужого, а прямого своего. Наконец, указывалась опасность от запорожских казаков: городки построены для удержания запорожских казаков, которые ходили Днепром на Черное море и причиняли многие убытки и разорение султановым приморским городам. И если эти городки разорить, то казаки, не встречая никакого препятствия, начнут пуще прежнего ходить на Черное море и разорять турецкие приморские города[974]974
  Там же, л. 544, 547–547 об., 528, 543, 547–548.


[Закрыть].

Посланники возражали и со своей стороны приводили аргументы за разорение городков: с разорением городков исчезает причина ссоры и вражды. Так как ссора и война между монархами, по словам посланников, началась из-за Казыкерменя, то следует его разорить и «быть ему пусту». Султану «тем разорением никакого бесчестия и от народа нарекания не будет», не будет и причины для войн. Посланники пояснили свою мысль «прилогом», т. е. примером: «Если б у кого с кем произошла какая ссора за малую вещь и те обе особы, съехавсе персонне», всего лучше эту ссору успокоить могли бы тем, что решили бы эту вещь «отставить». «Тем подобием и великий государь… чинить ныне изволит: за что была ссора и недружба и всчалась война, то изволит разорить и отставить». Опасение перед казаками турки испытывают напрасно. Казыкермень был построен вовсе не для удержания казаков, но по общему согласию гетмана Богдана Хмельницкого с крымским ханом во время польской войны, чтоб татарам было свободно ходить через Днепр войною на Польшу. Запорожские казаки ходили судами «вниз Днепра для отмщения обид своих, когда были в державе польской. А ныне того чинить не будут, так как живут в великом страхе, и дается им великого государя ежегодное жалованье денежное и хлебное. А если им когда царского величества жалованья хотя на один год не дастся, то они без того с голоду помрут и тем вяще будут усмирены. И для таких-де причин совершенно они от прежнего своевольства уймутся». Прежде у казаков бывало «непостоянство» вследствие частых у них перемен в гетманах и в кошевых атаманах, «а ныне у них гетманы и кошевые атаманы… правдивые и постоянные и служат великому государю верно, многие годы беспеременно и могут они всяких своевольников от непостоянства усмирять и удерживатъ»[975]975
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 526 об., 529–530, 549–549 об., 530–531, 549, 581 об.


[Закрыть].

Наконец, обеими сторонами выдвигалось указание на незначительность тех мест, о которых шел спор. На вопрос турецких уполномоченных на XIII конференции, «в той провинции или стране, где находятся поднепровские городки, быть ли впредь после разорения какому поселению или вовсе тому месту быть впусте», посланники отвечали, что они «за провинцию» этих мест не признают, а «почитают за самое пустое место». Раньше, до возникновения городков, это место называлось Соколья переправа. Турки ухватились за такое указание и пытались обратить его в свою пользу против посланников: «И когда-де те места незнатные и пустые и провинциею никогда не именовались, и им-де, посланником, за что за то стоять и много спорить. А споры-де бывают… не за такие малые и незнатные места… И немочно-де то разорение городков и пустую уступку почесть в знатную какую уступку, разве-де причесть к некакой малой уступочке»[976]976
  Там же, л. 586 об. – 587.


[Закрыть].

По существу, вопрос об уступке туркам днепровских городков с разорением их был решен на XIII конференции 16 марта, и решение принято было обеими сторонами; но и на дальнейших конференциях не раз возвращались к этому вопросу. Согласившись на разорение всех четырех крепостей, турки на XIV конференции стали просить уступить им хотя бы один, какой угодно, из днепровских городков в целом, неразрушенном виде. Посланники ответили, что принять им такого предложения «никоторыми мерами невозможно», потому что от этого, как они говорили уже раньше, будет происходить еще большая вражда и ссора между обоими государствами, «и в том им отказали»[977]977
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 600–601 об.


[Закрыть].

Возник вопрос о сроке разорения городков. Турки предложили внести в договор условие о разорении городков через 15 дней по подтверждении мира. Украинцев предложил срок в шесть недель по приезде из Константинополя в Москву гонца с известием о подтверждении мирного договора, которое должно произойти через особое посольство. Турки согласились, что предложенный ими «срок разорению городком, видят они и сами, что мал, потому что расстояние обоих государств меж царственных мест или градов (т. е. между столицами) – немалое» и предложили 30 дней, что было принято и русской стороной[978]978
  Там же, л. 694–694 об.


[Закрыть].

Уже на XIII конференции, когда постановлено было о разорении городков, уполномоченные заговорили о возможности устроить на месте разоренных городков какое-нибудь турецкое поселение. Посланники, конечно, отказали: «Когда уж в тех местех городкам не быть, то и поселению быть непристойно». Если устроить поселение без крепости – опасно, что оно подвергнется нападению со стороны каких-нибудь своевольников, которые урвутся тайным обычаем из России, и оттуда пойдет ссора; а если устроить многолюдное поселение – «учнет чиниться между обоими государствами вящая недружба и война. И того ради, – заключали посланники, – на тех пустых местех ни малому, ни большому поселению быть не доведется»[979]979
  Там же, л. 589–589 об.


[Закрыть]. На следующей, XIV конференции турки изложили, для чего им такое поселение на Днепре было нужно, именно для устройства перевоза через Днепр. Без такого перевоза, который был в Казыкермене, будет «тягость» турецкому и татарскому народу. Остается только перевоз между Кинбурном и Очаковом, но для всяких проезжих и торговых людей, направляющихся из Крыма в Белгородчину или обратно, этот перевоз неудобен, во-первых, по дальности расстояния его от Крыма, от Перекопа. Турки показывали посланникам на чертеже, и совершенно правильно, что от Перекопа до очаковского перевоза гораздо дальше, чем до Казыкерменя; что будет езды три дня, тогда как до того селения, которое они проектировали между Очаковом и Казыкерменем, езды будет всего один день. Вторым неудобством очаковского перевоза была ширина Днепра в тех местах; переправа происходит медленно, на лимане бывает волнение, в особенности затруднительна переправа во время разлива реки (водополья), когда торговцам и всяким проезжим людям бывает «простой и мешкота» дней десять и более. Вот почему турки и просили об устройстве небольшого поселения на обеих сторонах Днепра между Очаковом и Казыкерменем, где бы был удобен перевоз. Поселение будет обнесено ровиком и острожком «для опасения от своевольников и разбойников и для бережения скота от зверей». Изложив просьбу и приведя доводы, турки уговаривали посланников им в том не отказывать и не упрямиться и «таким малым делом великого мирного дела не останавливать и не разрывать»[980]980
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 601 об. – 602.


[Закрыть].

Посланники встретили предложение крайне отрицательно, заявив, что на такое предложение согласиться им нельзя, потому что они не имеют на то государева указа, и приводили затем целый ряд аргументов против устройства нового перевоза. Начинается новое и неожиданное дело: для чего туркам понадобился новый перевоз, они не знают, но им кажется, что для какого-нибудь «вымысла» и для переправы ратных людей или для пристанища ратным людям. Новое поселение будет находиться в опасности от разбойников – запорожских казаков, которых не унять от нападений, так как они начнут ходить тайно, украдкой (здесь посланники забыли о том, что раньше при переговорах о разорении городков они же уверяли турок, что городки как защита от запорожцев не нужны, потому что запорожцев царь держит в строгом повиновении и никаких набегов с их стороны быть не может). Однако на такой непримиримой позиции посланники держались недолго и, «видя их, думных людей, в том деле такое прошение и притужание, а к тому и имея у себя о том великого государя указ», как замечено в «Статейном списке», вопреки только что сделанному открыто заявлению о неимении указа, стали уступать и соглашаться на устройство между Очаковом и Казыкерменем, на одной стороне Днепра, небольшого поселения в 50 человек для содержания перевоза с тем, однако, чтобы никакого укрепления там не строить[981]981
  При этом посланники сначала требовали, чтобы это поселение находилось от Очакова на расстоянии 5–6 итальянских миль; затем они согласились на немецкие более длинные мили (Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 606 об. – 607 об.).


[Закрыть]. Тщетно турки доказывали на этой, XIV, и на нескольких дальнейших конференциях, что речь идет только о «сельском ограждении», только о небольшом «ровике или валике… как у них бывает и делают ровики небольшие около виноградов для безопаства от скота, чтоб, ворвався, какое животное не учинило тому винограду вреда». Тщетно говорили, что у них «и у малых самых деревнишек для скота и всякого безопаства бывает кругом городьба тыном или каким окопом», русская сторона ни о каких даже самых незначительных и чисто деревенских ограждениях и укреплениях не хотела слышать, высказывая опасения, что турки вместо разрушенных городков замышляют постройку новой крепости – «вымышляют еще вновь иной Казыкермень»[982]982
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 602 об., 604–605 об., 698, 699, 710–711.


[Закрыть].

Споры шли весьма жаркие. Обе стороны грозили разорвать на этом вопросе переговоры. Украинцев бросил туркам упрек, что, должно быть, султан и великий визирь «к такому нововымогающемуся селу… наговорены от некакого злого и обоим государствам нежелательного и недоброхотного человека», который достоин суда и в сем веке и в будущем. Турки говорили, что если им не позволено будет устроить перевозного села, то они потребуют разорения не только днепровских, но и приазовских городков, на что Украинцев заметил, что ему в ответ на такие слова остается молчать и терпеть, что он, «слыша такие их противные слова и толкования, молчанию и терпению себя предает». С рейз-эфенди сделалась уже описанная выше истерика, он грозил бросить все дело[983]983
  Там же, л. 712–713 об., 716–716 об.


[Закрыть].

22 апреля посланники через посыльного объявили Маврокордато крайнее предложение: в договоре упомянуть о селе для перевоза, в нем – 50 человек жителей, но чтобы около этого села никакой городовой и оборонной крепости не было, «а обвесть его плетнем для бережения скота от зверя и чтоб скот в жито не ходил». Маврокордато, однако, не согласился писать в договоре об окружении села плетнем, находя такие подробности слишком мелочными и неуместными в государственном акте, заключаемом между двумя монархами: «А чтоб плетнем огораживать, и такой договор к государственному и к монаршескому лицу не приличен да и говорить о том непристойно. А чтоб тому плетню сделану быть после договору и на письме б об нем ничего воспомянуто не было». На XX конференции Украинцев опять объявил, что на устройство села он согласен, только без всякого ограждения: «…а с валиком тому поселению быть поволить им немочно». Рейз-эфенди ссылался на пример такого поселения с ограждением на венгерской границе, что сверх упоминания о валике и рве в договоре будет упомянуто, чтобы в это поселение пушек и другого оружия и воинских припасов не ввозить и там их не держать[984]984
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 731 об., 734, 749–749 об.


[Закрыть]. Эта оговорка была принята и в окончательном тексте договора. Статьи о разорении городков, об уступке разоренных мест Турции и о перевозном селе были формулированы так: «Дабы путешествующих и торговых людей проходу и переезду и к пригону перевозных судов водяных место было на одной коей ни есть стороне из дву берегов Днепровых, на середке меж Очаковым и разоренными Казыкерменскими городками, и от Оттоманской империи село да построится, и село приличного ямою и окружением да обведено будет; однако никакая крепость да не сотворится, ниже во образ городка и твердыни да приведется, и ни пушки, ни воинские приуготовления, к воинским ограждениям надлежащие, и ни воинский полк в нем да не поставятся, и морские воинские корабли и каторги к тому селу приведены да не будут»[985]985
  П. и Б. Т. I, № 318, ст. III.


[Закрыть].