Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 3. 1699–1700."

Посол возразил и, сообщив известия о поступках капитана по выходе в открытое море, говорил, что-де «о сих числех тот царского величества корабль, чает, на уреченное свое место еще не пришел, потому что четвертого дня объехали турские суды тот корабль недалеко, почитай, на половине пути. И творят-де турки жалобу того корабля на капитана, что он дорогою едет не смирно, многим турским мелким морским судам починил шкоду». Протопопов и эти известия опровергал и приводил другие: «Что-де после выходу того корабля из гирла видели его турские корабельные люди на другой день от Царяграда милях в семидесяти, а жалоб никаких от них на капитана не было. И признавают-де они, посланники, что уж тот корабль до сего времени под Керчь или на уреченное свое место давно пришел, потому что по многие дни была погода, хотя не само большая, только ему благополучная. А в морском-де плавании тот корабль зело поспешен»[1065]1065
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 947 об. – 948. Корабль «Крепость» благополучно прибыл в Таганрог в начале июня 1700 г., а 31-го того же месяца был приведен в Азов. В отписке, посланной Петру 28 апреля из Константинополя, Украинцев писал, что «приказал капитану, плывучи отсюда, заехать в пристанища крымских городков под Балаклаву и под Кафу и осмотреть, каковы к ним с моря пристанища». Был ли произведен этот осмотр, неизвестно, так как никаких материалов об этом не сохранилось. Но зато до нас дошел черновой очерк Южного берега Крыма, от теперешнего Севастополя до Керченского пролива, с указанием глубин моря на этом протяжении. Очерк был составлен штурманом корабля поручиком Христианом Отто и вошел впоследствии в атлас течения реки Дона, составленный Крюйсом. Таким образом, появление первого русского корабля в Черном море имело последствия не только военные и дипломатические, но и научные. Когда в 1702 г. Петр решил переделывать суда Азовского флота для исправления имевшихся в них недочетов, он распорядился оставить «Крепость» в прежнем виде, сохранив его на память как первый русский корабль, совершивший переход через Черное море в Константинополь. В 1704 г. корабль «Крепость» был введен в эллинг для починки и в 1710 г. пришел в полную негодность. «Сгнил, стоит на берегу и в починку негоден», – доносил о нем капитан-командор Бекгам. Капитан Памбург был назначен в 1702 г. командовать выстроенным на Вавчужской верфи фрегатом «Святой Дух» и плавал на нем в эскадре Крюйса к Соловецкому монастырю и до Нюхчи. Но пробыл он на севере недолго. В том же 1702 г. беспокойный капитан окончил свою жизнь на поединке с инженерным генералом Ламбером. 10 сентября Петр писал Ф.М. Апраксину, что «господин Памбурх на пристани Нюхчи от генерала инженера Ламберта заколот до смерти, которой (т. е. своей смерти) он сам был виною, о чем, чаю, вам не безъизвестно». (П. и Б. Т. II, № 434, 443, 453; Общий морской список, ч. 1. СПб., 1885. С. 298–299; Елагин. История русского флота. С. 141, 267 и при-лож. IV, № 30 и 44; Елагин. Список судов азовского флота. С. 19.)


[Закрыть].

Хорошо запомнив визит в Константинополь русского корабля, привезшего посольство Украинцева, турки потом и слышать не хотели о приезде Великого посольства для подтверждения мира морем и требовали включения в мирный договор особого условия, что это посольство прибудет непременно сухим путем, предупреждая, что оно «морем пропущено не будет». На возражение посланников, «для чего их тем нудить, что от царского величества посольству быть сухим путем, то-де будет на произволение его царского величества, сухим ли путем или морем то посольство отпустить», Маврокордато решительно повторил: «Морем никако же не будет пропущено, и чтоб они, посланники, в том много не трудились и не мыслили. А у Порты что уже постановлено, то инако пременено отнюдь не будет»[1066]1066
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 922–922 об.


[Закрыть].

XV. Редакционная обработка текста статей мирного договора и окончательное решение отдельных вопросов по существу

Вернемся к прерванному изложению работ посольства.

Договаривающиеся стороны много спорили по вопросу о самой технике выработки трактата. Как припомним, в самом начале переговоров, на III конференции, посланники представили туркам письменный проект текста договора в 16 статьях и затем на следующих двух конференциях, IV и V, и на «пересылках» с уполномоченными вне конференций настойчиво требовали от турок письменного же ответа на этот проект, отказываясь без такого письменного ответа вести дальнейшие переговоры. «А не восприяв на письменное свое предложение письменного ж ответу, ныне говорить им ни о чем невозможно». Турки отказывались дать такой письменный ответ. Для них камнем преткновения была тогда статья 1 первого проекта, заключавшая в себе формулировку основания, uti possidetis, и отдававшая России Азов и днепровские городки, тогда как турки требовали уступки последних. Без предварительного разрешения вопроса об уступке днепровских городков турки отказывались вести переговоры по другим вопросам и предлагали устный метод ведения переговоров: «То-де дело немалое, что им, посланником, против статей своих ответ восприять от них на письме. А надобно-де прежде о всем говорить и как чему быть, постановить словесно, а потом и на письме дать». Это предложение вызвало резкую отповедь Украинцева, ссылавшегося на свой возраст и знание дипломатических порядков: «Им, посланникам, не видев на предложения свои письменного ответу, ничего чинить и говорить с ними ныне немочно и нечего. А что-де он, Александр, говорит им, чтоб им, не восприяв того ответу, вступать о том же деле на словах, и тому они не помалу удивляются, и Бог-де ведает, кто из них старее, он ли, Александр, или он, чрезвычайной посланник. А ведется-де и бывает во всех окрестных государствах при дворех государских и на комиссиях у послов и у посланников: когда одна сторона другой о каких делех на письме дает, то и взаимно и ответ письменной же восприимает». Турки отказывались сразу давать письменный ответ еще и потому, что по их обычаям такие письменные ответы даются при окончании дела с ведома визиря и султана, и тогда уже менять что-нибудь в тексте бывает невозможно[1067]1067
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 319, 323, 334 об. – 336 об., 340, 344–345, 347.


[Закрыть]. В своем отказе они были упорны; посланники письменного ответа не получили.

Предварительный обмен письменными проектами текста трактата, по мнению посланников, должен был установить как бы некоторые рамки тем требованиям, с которыми стороны подходили друг к другу. В своем проекте они обозначили «свое рассуждение», а в письменном ответе турок «учинится другое рассуждение», и тогда «на обе стороны всякое дело означится лучше и всяк из них познает, что кому противно или полезно», – говорили посланники[1068]1068
  Там же, л. 347 об.


[Закрыть]. Когда такие предварительные пределы взаимных требований были бы установлены, тогда можно начать и устные переговоры. Устно стороны должны были договариваться о каждой из статей, намеченных в предварительных проектах, и «ставить ее на мере», т. е. достигать по ней соглашения в общих и основных ее чертах, а затем, договорясь обо всех статьях и «постановив их на мере», перейти к изложению их письменно в виде артикулов трактата и сначала писать эти статьи у себя в канцелярии начерно, а затем, согласившись путем пересылок через секретарей относительно единой окончательной редакции, переписывать договор набело. И в этом случае турки разошлись с посланниками.

Маврокордато опасался, что такое предварительное словесное обсуждение всех статей вызовет беспорядок. «А все вдруг статьи, – говорил он, – шагом невозможно перескочить, чтоб такое великое дело в смятение не привесть». Поэтому турки предлагали договориться последовательно по статьям русского проекта начиная с 1-й, которая после уступки днепровских городков не представляла уже прежних затруднений, и, договорясь о 1-й статье, ее изложить письменно на самой конференции и затем поступать так же с остальными последующими статьями. Это предложение вызвало резкое возражение с русской стороны на XIV конференции 20 марта. «И посланники говорили: для чего они, думные люди, в том мудрствуют, чего ни в которых государствах не повелось, чтоб, не договорясь прежде на словах о миру или о перемирье, да становить бы на письме статьи, и чтоб они с ними прежде договорились… а потом бы и писали, а не договорясь о всех (статьях) и не поставя их на мере, одной первой статьи писать им, посланником, никоторыми мерами невозможно»[1069]1069
  Там же, л. 615 об., 611.


[Закрыть].

Как видим, по мере развития переговоров роли как будто несколько переменились: теперь посланники настаивали на словесном методе, а турки оказались сторонниками письменного. И в этом случае посланники ссылались на дипломатические приемы во всех государствах и так обозначали желательную для них технику переговоров: «И на съездех у послов, на комиссиях и при дворех государских на конференциях никогда записей и никаких государственных крепостей, не договорясь подлинно о делех, не пишут… А бывает так, что прежде о всех статьях говорят обе договаривающиеся страны приятными разговоры и рассуждениями и становят их на мере, как им быть, а договорясь об них и поставя на мере словесно, поволивают теми мирные статьи с словесных своих разговоров и постановления и писать с одной или с другой договаривающейся страны. И, написав, чрез секретарев своих любительно пересылаются и те статьи чтут и ставят согласно, как им быть доведется, и доставя их на мере и написав по противням, съехався обоим странам на конференцию, доведется им прочесть. И, прочетчи и поставя согласно, поволят их с обоих сторон писать начисто. И, написав, по обсылкам паки съехаться б на конференцию и те статьи обои прочесть и справить, чтоб были во всем согласны от слова до слова. И как будут согласны, и тогда, во имя Божие, подписав их при всех предстоящих лицах, любительно ими розменитися»[1070]1070
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 616–617.


[Закрыть]. Не соглашаясь со взглядом на технику переговоров, излагаемую посланиками, Маврокордато замечал: «И учить они, посланники, их, думных людей, не могут», оговариваясь, впрочем, что «такж и им, думным людем, их, посланников, учить не доведется ж»[1071]1071
  Там же, л. 614 об.


[Закрыть].

Настаивая на словесном ведении дела, посланники считали возможным записывать статьи каждой стороне только у себя «в домех или в канцеляриях»[1072]1072
  Там же, л. 611.


[Закрыть], а турки желали составлять запись при переговорах на самих конференциях, по мере того как статьи будут приниматься. Посланники боялись таких записей на конференциях потому, что такая запись, хотя бы и черновая, хотя бы и с возможностью дальнейших изменений, «прибавок и убавок», что гарантировали турки, но составляемая в присутствии обеих договаривающихся сторон, все же казалась им «крепостью», которая закрепит изложенные в ней условия и будет, раз она написана, для посланников обязательной. Маврокордато предлагал «в написании статей положиться на него», т. е. доверять ему, и убеждал посланников, что «те статьи, хотя и написаны будут вчерне, силы никакой имети не будут и даны будут на рассуждение их, посланников, такж и их, думных людей, для убавки и прибавки со обоих сторон и для общего согласия»[1073]1073
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 673 об.


[Закрыть].

Но посланники все же относились к предложению недоверчиво. Вот почему они и восклицали, что «того нигде не ведется, чтобы, не договорясь и не постановя всех статей на мере, да писати одну статью. Да и то еще на конференции в съезжей и разговорной палате!»[1074]1074
  Там же, л. 616 об.


[Закрыть]. При составлении записей на конференциях они боялись со стороны турок «великой хитрости и обману», о чем и заявили уполномоченным[1075]1075
  Там же, л. 611 об.


[Закрыть].

7 апреля посылавшийся к Маврокордато переводчик Лаврецкий передал посланникам совет Маврокордато, чтобы к написанию статей были «посклоннее», имея в виду, что по написании статей начерно можно еще их обсуждать и при обсуждении делать поправки, чтоб такие предложения о поправках делали «любовно и приятно, а не жестокостью сердечною», потому что, как выразился при этом Маврокордато, «любовью дело имеет свой лутчей поступок, а в пристойных местах предложение ласковое всегда место имеет и у противников своих». Посланники, как замечает «Статейный список» (единственный раз только в этом случае записывая разговор между самими посланниками у них дома), «тот его, Александров, вышеписанной совет и разговор его с переводчиком и прежней их общей разговор толковали и рассуждали и усмотрили в том разговоре и в совете злохитрой и прелукавой их, турской, поступок…». Турки стараются склонить посланников к тому, чтобы писать с ними черновые мирные статьи в разговорной палате «по статье и по две и по три на разговоре», чтоб чем-нибудь их, посланников, «на письме обмануть и уловить». Заявлениям турок о возможности дальнейших поправок верить нельзя, они будут стоять на том, что записано, и посланников уличать, что они, написав в статьях, потом от слов своих отказываются. «Однакож они, посланники, – заключает «Статейный список», протоколируя состоявшееся на совещании посланников решение, – прося у Господа Бога милости, а у Пресвятые Богородицы помощи и заступления, хотя и видя в том их, турское, такое лукавство, к мирным договорам приступали желательно и статьи черные усоветовали меж себя писать с ними со осторожностью и в разговорной палате»[1076]1076
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 667–669.


[Закрыть]. Следовательно, посланники согласились допустить записывание статей на конференциях, как предлагали турки, и это вошло в практику при дальнейших переговорах[1077]1077
  См., например, там же, л. 679 об., 682, 693 об. – 694, 696 об.


[Закрыть]. Но в общем выработка текста договора происходила предложенным посланниками методом по первоначально представленному ими на III конференции проекту. На общих конференциях, кончая XXI, договорились о статьях, касавшихся важнейших предметов: Азова и днепровских городков, и «эти статьи были постановлены на мере», т. е. по ним состоялось соглашение. Затем на двух разговорах с Александром Маврокордато, 29 апреля и 2 мая, договорились об остальных статьях, кроме двух: о «крымской даче» и о торговле по Черному морю. Теперь предстояло предварительный текст в письменной форме подвергнуть редакционной обработке. Этой обработкой посольство и было занято весь май и первые числа июня, до XXII конференции, происходившей 12 июня. Переговоры относительно редакционных изменений в тексте договора с турецкой стороны поручены были Александру Маврокордато и велись между ним и посланниками через «пересылки» второстепенного дипломатического персонала, а также один раз на личном свидании посланников с ним на посольском дворе, куда он явился 22 мая и имел с посланниками третью беседу[1078]1078
  К Александру Маврокордато посылались с русской стороны: переводчик Семен Лаврецкий – 7, 12, 21 мая, 2, 3, 4 июня; он же и старший подьячий посольства Лаврентий Протопопов, ведший запись речей на конференциях, – 14, 19, 20, 29, 30 мая, 5, 6, 8 июня; один раз, 30 мая, Л. Протопопов был послан с переводчиком Ботвинкиным и один раз, 31 мая, были отправлены все трое: Лаврецкий, Ботвинкин и Протопопов. От Маврокордато посылался к посланникам его племянник Дмитрий Мецевит 3 и 6 июня.


[Закрыть].

Войдем в некоторые подробности этого процесса редакционной обработки.

Изготовив письменный проект текста на латинском языке, подразделенный на 20 статей, посланники отправили этот латинский текст 7 мая с переводчиком Семеном Лаврецким к Маврокордато, поручив переводчику спросить его, «для чего он, Александр, их, посланников, оставил и ни о каких делех после бывших у них, посланников, в дому разговоров (29 апреля и 2 мая) не отзывается к ним долгое время?». Приняв статьи и просматривая их, Маврокордато сделал несколько беглых замечаний: дойдя до статьи о новом перевозном селе, возразил против того, что написано слово «ровику», а не «рву», которым может быть обнесено село, находя слово «ровик» несовместимым с честью султана и заметив: «Турки-де почитают честь паче всех прибылей, и лучше им потерять город или провинцию, нежели чести и имени равенство». Он заметил далее, что лучше не указывать в договоре числа людей в перевозном селе, а прочитав статью о «ханской даче», не согласился с решительной и резкой редакцией посланников, сказав, что о даче ханской не надобно писать так жестоко, что «не будет давана», «а написать то слово как инако, чтоб турком большого бесчестия не было»[1079]1079
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 846–847.


[Закрыть].

12 мая тому же переводчику Семену Лаврецкому, присланному от посланников с просьбой передать их благодарность великому визирю за доставленную им возможность посмотреть с отведенного им двора церемонию выхода турецкого флота в море под командою адмирала Медзоморта[1080]1080
  См. выше, с. 188–191.


[Закрыть], Маврокордато сказал, что присланные от посланников на латинском языке статьи он переводил дня четыре на турецкий язык; теперь статьи переведены, прочитаны вместе с рейз-эфенди и исправлены; доложить их визирю вчера из-за вчерашней морской церемонии не удалось, постараются доложить сегодня, но надобно еще исправленную турецкую редакцию «для лучшего согласия речей» вновь перевести на латинский язык; на это нужно еще дня два-три; при этом Маврокордато так определил задачу предстоящей совместной редакционной работы: по существу относительно принятых речей стороны согласны, надлежит только согласиться относительно отдельных выражений: «В делех-де, милостию Божиею, они, думные люди, с ними, посланники, не разнятся, и противности никакой междо ими нет. Только-де в речах малая рознь является, или доведется где сверху на низ и снизу вверх какую речь перевесть». Для этой работы он, когда перевод у него будет готов, просил посланников прислать его же, Семена Лаврецкого, с подьячим, «которой записывает речи на конференциях»[1081]1081
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 855–855 об.


[Закрыть].

Семен Лаврецкий с подьячим Лаврентьем Протопоповым являлись к Александру 14, 19 и 20 мая. На первой из этих «присылок» Маврокордато объявил им, что они, думные люди, прежде всего переработали текст посланников с внешней стороны, изменили число статей, не касаясь, однако, ничуть содержания текста. Именно из 20 статей, на которые подразделили текст посланники, составили 14, «а достальные шесть статей в те ж статьи вместили». Затем Маврокордато возражал против отдельных эпитетов в царском титуле и против некоторых выражений в статьях о днепровских городках, о землях между Перекопом и Миусом, о ханской даче. Вновь весь текст договора был просмотрен 19 и 20 мая. 19-го прочли титул и статьи 1–5; 20-го со статьи 5 до конца.

22 мая по особому приглашению посланников «для развязания заходящих трудностей» Маврокордато приехал на посольский двор и имел продолжительный разговор с посланниками. Он попросил посланников подать ему латинские статьи как в прежней посланничьей редакции, где их было 20, так и в новой, которую составили они с рейз-эфенди, – в 14 статьях. Когда те и другие статьи были ему поданы, он, «смотря в них», вновь сделал оговорку относительно редакций. Выразив похвалу посланничьей редакции в 20 статьях, которые были «добры и слагательны», он сказал, что им с рейз-эфенди все же показалось, что их написано слишком много, и поэтому, посоветовавшись между собой, они уместили текст договора, не изменяя его содержания, «все дело без умаления», в 14 статей размерами каждая «попространнее». Эти 14 статей были прочтены визирю и им одобрены. Поэтому в дальнейшем прибавлять к ним чего-нибудь уже невозможно; следует ограничиться только редакционной работой: если в тех статьях «в речениях» показались им, посланникам, некоторые трудности, пусть они об этом объявят. Посланники согласились принять текст в 14 статей, сделав только оговорку относительно отдельных выражений, и с своей стороны указали на необходимость редакционной обработки текста: «Того-де они не спорят, что из 20 статей написано 14; только-де сумнение им есть в некоторых речениях, которые написаны неявно. И чтоб те сумнительства по общему совету исправить и написать явственнее»[1082]1082
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 904 об. – 905 об.


[Закрыть].

Текст трактата в процессе переговоров подвергся следующим изменениям. Первоначальный проект посланников, представленный ими на III конференции, был изложен в 16 статьях. Затем уже в мае текст договора состоял из 20 статей. Маврокордато и рейз-эфенди переделали его, не меняя содержания, на 14 статей. Текст в 14 статей был принят после продолжительных редакционных переговоров, стал окончательным текстом, который и был подписан. В дальнейшем, следя за редакционной обработкой договора, мы будем иметь в виду этот, получивший утверждение, текст.

В происшедшей затем беседе Маврокордато с посланниками на посольском дворе по вопросам редакционного характера вновь были просмотрены титул и все 14 статей проекта. Разногласия вызывали титул и первые 8 статей, относительно остальных 6 статей (9—14) Маврокордато заявил, что он «ни в чем не спорит и написаны зело добры». Ho и этой продолжительной беседою трудности не были окончательно «развязаны», и «пересылки» для переговоров редакционного же характера продолжалась и после 22 мая[1083]1083
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 867–874 об. (14 мая); 879–891 (19 мая), 891 об. – 900 об. (20 мая); 902 об. – 923 (22 мая).


[Закрыть].

Проследим теперь ход этих переговоров по вопросам, касавшимся титула в предисловии и в тексте 14 статей. Что касается царского титула, то турки предоставляли посланникам свободу в русском экземпляре договора писать распространенный титул; сами же в своем экземпляре соглашались написать царский титул только в том виде, в каком он написан был в Карловицком договоре и в котором вообще он в турецких канцеляриях писался исстари[1084]1084
  Там же, 908 об.


[Закрыть]. Они протестовали против наименований в титуле «пресветлейший», «державнейший», «священное царское величество» и уже ни за что не соглашались, даже и в русском экземпляре, на следующие наименования царя: «августиссимейший» и «император», на которых настаивали посланники. Маврокордато говорил, что императором султан называет только цесаря, потому что он считается первым между христианскими государями. Русские представители горячо возражали. Пресветлейшим, державнейшим и царским величеством называют царя все христианские государи. «Такими титлами не доведется именоваться тем государям, которые не самодержцы, а великий государь на свете из христианских государей самодержавный и преславный, государства в державе его содержатся многие, против цесарского государства гораздо больше». Маврокордато соглашался, что царь из христианских государей «преславный» и государства его самые пространные и по самой правде не только ему следует именоваться такими титулами, но именно ему, а не иному кому следует называться и цесарем, потому что все православные содержатся в его государствах. Однако турки «для застарелой своей гордости того не уступят и никакой прибавки перед Карловицким договором в титлах не учинят». И цесаря султан «августиссимейшим» никогда не называет: этим титулом пользуется только сам султан, и даже цесарь его так именует, что он может доказать, предъявив посланникам цесарские и султанские грамоты. А «священным» турки и цесаря не пишут, потому что это слово у них «самое жестокое, и досадное, и ненавидимое. И хотя б де Турское государство и упало когда, однако бы того слова никому они в титлах не написали… как-де христиане гнушаются турками или и всеми бусурманами, тако ж и бусурманы христианами гнушаются ж». Потому турки и не согласятся именовать христианского государя «священным»[1085]1085
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 870, 909, 881 об. – 882 об.


[Закрыть].

Посланники, упрекая Маврокордато в разговоре с ними 22 мая за несговорчивость относительно титула, говорили, что они знают, что отказ Маврокордато называть государя «величеством» вызван нежеланием сравнять его с султаном. «Только-де, – прибавили они, – Господь Бог силен и милостив, может возвысить и прославить его, великого государя, паче всех государей». Маврокордато в ответ заявил, что «какие его труды и радения в том деле он понес, это единому Богу известно. Он больше всех желает, чтоб Господь Бог державу его царского величества на свете прославил и возвысил. По своему желанию он все бы исполнил и приписал, что к чести государской надобно. Только его прибавка не будет прочна, потому что блистательная Порта ее принять не похочет». Поэтому прибавлять к титулу надо то, что впредь может в нем остаться, а чего нельзя сделать, о том ненадобно и говорить[1086]1086
  Там же, л. 910–910 об.


[Закрыть]. Уговаривая посланников не настаивать на тех названиях в титуле, на которые они претендовали, Маврокордато указывал, что в турецком тексте государь будет назван: «Междо всеми избраннейший и изряднейший, и такое-де описание лучше всех титл у турков почитается, понеже избраннейший и изряднейший один он – великий государь». Султан прежде писался «страшнейшим и грознейшим и победительнейшим междо всеми государи», теперь так не пишет «и большими титлами себя не возвышает, а должно ево такими титлами возвышать подданным ево, а не самому государю»[1087]1087
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 909–909 об.


[Закрыть]. В окончательно утвержденном русском тексте договора Петр наименован «пресветлейшим, державнейшим» и «священным царским величеством», но от титулов «августиссимейший император» посланники и в русском экземпляре должны были отказаться[1088]1088
  Там же, л. 870, 872, 880–883, 1052 об. – 1053; П. и Б. Т. I, № 318.


[Закрыть]. В турецком тексте Петр назван «преславнейшим» и «преизбраннейшим»[1089]1089
  Там же, л. 1066.


[Закрыть].

Предметами редакционной работы и возникавших при ней споров в самых 14 статьях текста были, во-первых, выражения, которыми обозначалось некоторое существенное, реальное содержание, а во-вторых, чисто словесные обороты, не менявшие существа дела, но казавшиеся обеим сторонам неясными, или двусмысленными, или вообще почему-либо считавшиеся тою или другою стороной неподходящими. При этом вновь обсуждались вопросы, уже бывшие предметом неоднократного обсуждения на конференциях, в беседах Маврокордато с посланниками и в прежних «пересылках» между ними; вновь затрагивались вопросы по существу; возникали споры, в которых приводились новые аргументы, иногда в таких спорах вновь проявляются взаимное раздражение и упреки. Такое раздражение заметно в словах Маврокордато, когда он, характеризуя текст договора посланников, не согласившихся на желательные для него изменения, говорил, что «видит-де он и сам, что они, посланники, те статьи (первую, вторую и третью) написали во всем согласные своему намерению, а не так, как их, думных людей, есть желание, и везде-де у них, посланников, перед прежними его, Александровыми, статьями учинена многая прибавка и в речах переправка», и пятая статья у них, посланников, «написана почитай что вся вновь не по их, думных людей, предложению», посланники «все статьи его превратили по своему хотению и написали вновь свои статьи, которые им зело противны». Со своей стороны и уполномоченные посланников, переводчик и подьячий, заметили Маврокордато, что в его редакции в пятой статье было написано «гораздо с затмением и в одном месте знатно была недописка»[1090]1090
  Там же, л. 887–889 об., 891.


[Закрыть].

Проследим теперь процесс редакционной обработки статей последовательно, как они рассматривались в переговорах Александра Маврокордато с посылавшимися к нему лицами и с самими посланниками. Предполагаем, что в руках читателя имеется текст договора.

Статья 1, вопреки заявлению переводчика Лаврецкого и подьячего Протопопова о том, что «в договорех мирных ненадобно писать многого красноречия и слагательства и темных закрытых речей»[1091]1091
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 896.


[Закрыть] (изложенная, как и весь, впрочем, текст, весьма вкрадчивым, высокопарным, носящим следы перевода с латинского языка, достаточно поэтому невразумительным слогом, совсем не тем простым и ясным русским языком, каким написан «Статейный список»), говорила о прекращении всякого «неприятельства и недружбы», о предании забвению всяких враждебных действий между сторонами, о том, что «никакими мерами меч на отмщение да не вземлется», о соблюдении взаимной дружбы «между царствами и подданными их», которые, между прочим, «взаимно с истинностью да пересылаются», наконец, о возобновлении в дальнейшем перемирия по истечении срока теперь заключенного перемирия или до истечения этого срока. Александр Маврокордато нашел, что статья 1 в общем «написана добро», но отметил в ней лишние выражения, именно: «Меж-до собою государи пересылаются»; затем выражение, касающееся возобновления перемирия: «Впредь на тех же статьях, если обоей стороне полюбится, договорено да будет». Маврокордато находил, что упоминать о «пересылке» между государями здесь излишне, тем более что в этой же статье говорится о «пересылке» между подданными, «а подданных с великими государи в одной речи примешивать и писать неприлично». Выражение «на тех же статьях» он находил неудобным потому, что оно как бы обязывало стороны в будущем продолжить перемирие именно на этих условиях, тогда как времена, а с ними и условия могли перемениться. «Прежде времени, – говорил он, – обязывать тем себя не для чего. Бог-де знает, кому еще впредь в чем какое счастье будет, и тогда по времени смотря и поступок будет». Посланники, слабо защищая свою редакцию, говорили, что великих государей приписали они в эту статью, чтобы «явственно было, что мир заключен у великих государей, а не у подданных», на что Маврокордато возразил, что уже в начале договора в предисловии (написано, что мир учинен между великими государями, а не между подданными, «и как подданные могут пересылаться о великих делах, чего нигде не повелось?». Хотя и «по многом споре», посланники, однако, приняли предложение Маврокордато, и указанные им выражения были из статьи 1 устранены[1092]1092
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 883–884, 910 об. – 911 об.


[Закрыть].

Статья 2 вызвала горячие и надолго затянувшиеся споры. Статья говорила о разорении днепровских городков, о том, чтобы на местах разоренных городков никогда впредь никаких поселений не устраивать; о возвращении разоренных городков с их землями султану; о сроке разорения (через 30 дней после подтверждения мира через Великое посольство); о свободном выводе из разоряемых городков царских войск и вывозе военного снаряжения. Условия разорения и возвращения городков были давно приняты, и по ним состоялось полное соглашение. Предметами же спора оказались, во-первых, упоминание в тексте посланников о том, что по возвращении разоряемых городков с землями «достальные земли», т. е. не принадлежавшие разоряемым городкам, «от тех городков вверх по Днепру к Сече Запорожской имеют быть по-прежнему в державе царского величества». Маврокордато упоминать в статье о возвращении остальных земель вверх по Днепру «в державу царского величества» решительно отказался, потому что царь уступает султану не свою землю, а его же, султанову; если бы царь уступил султану хоть на одну пядь земли «прямой своей», то можно бы было написать об остальной земле. Посланники возражали, что раз Казыкермень был во владении у царя, то уже это стало «не чужое, а его, государево». Сечь Запорожская заведена была тому больше двухсот лет, а Казыкермень построен тому лет с тридцать. «И как ему, Александру, мнится, была у того города Запорожского земля или не была?» Маврокордато отвечал, что земель, принадлежащих городу Запорожскому, султан себе не просит, «как к которому городу земли было до войны, то так они и будут»; посланникам о том размышлять много нечего, запорожские и казыкерменские земли будут размежеваны старожилами и знающими людьми. Султан желает одного, чтобы ему возвращены были по-прежнему казыкерменские земли, которые у него останутся впусте[1093]1093
  Там же, л. 911–912 об.


[Закрыть]. На упоминании о «достальных» землях посланники далее не настаивали, и это в текст окончательного договора включено не было. Но большие разногласия вызвали выражения, обозначающие земли днепровских городков, вместе с которыми разоренные городки возвращались во владение Оттоманского государства. Посланники в своем тексте употребили выражение: «А земли их, как до сей войны были паки во владении Оттоманского государства, от его священного царского величества да возвратятся»[1094]1094
  Арх. Мин. ин. дел. Книга турецкого двора, № 27, л. 1055.


[Закрыть]. Маврокордато для обозначения тех же земель взял выражение: «С своими землями».

Посланники утверждали, что слова «а земли их» были предложены самим же Маврокордато, а теперь он начинает «новой неначаемой спор», что «они не по малу дивятся его, Александрову, не только в словах, но и в деле непостоянству». Предлагаемого им выражения «с своими землями» они отнюдь не напишут, да и написать не могут. Они даже опасаются, что «с стороны их, думных людей, завязывается в тех словах некакое лукавство». Маврокордато возражал: «Если посланники разумеют здесь какое лукавство, и они бы о том объявили безо всякого стыда и зазору, а они, думные люди, будут то дело лечить, чтоб на обе стороны было явно и ясно». Слова «с своими землями» предлагает он по приказанию визиря. Когда стали читать эту статью визирю на турецком языке, визирь сказал ему, Александру: «Как ты не смотришь, что в посланничьих словах «а земли их» есть великой обман?» На слова Маврокордато, что выражения «а земли их» и «с землями своими» – равнозначащи, визирь пояснил: «В тех-де словах лукавство есть такое, что они, посланники, отдают только ту землю, что под городками была, а иной земли, которая кругом городков, пространная ли или не пространная, на 2 ли или на 3 мили, а хотя на аршин или на пядь сверх тех разоренных мест есть, то той земли отдать не хотят; и то-де их, посланничей, явной обман. И приказал ему, Александру, крепко в том стоять, чтоб написать: «А реченные места с своими землями да возвратятся». Таким образом, всякое сомнение рассеется и перед всем народом явно будет, что никакого обмана здесь нет. В свое время сойдутся с обеих сторон старожилы и знатоки тех мест и отмежуют земли, принадлежавшие к Казыкерменю, как до войны было, прямые старинные рубежи миля или две или аршин, а хотя и пядь земли, только бы она принадлежала к Казыкерменю. «А дальних земель за теми межами им, туркам, спрашивать не для чего»[1095]1095
  Там же, л. 954 об. – 959.


[Закрыть].