Текст книги "Очищение духом. Трилогия"

– Мы увидим, что мне по силам, а что нет.

Ривелсея встала при этих словах, и лицо её вспыхнуло.

– Подожди, – вскочил Валест. – Ты же выслушала нас ещё не до конца…

– Я вернусь, – сказала она веско. – А пока прощайте, и успехов вам в вашем нелёгком деле!

Валесту оставалось лишь запереть за гостьей дверь, поскольку её фигура лишь на миг мелькнула в темноте – и тут же пропала.

Глава 20

Ночь на Анрельт наплывает долго и плавно, но потом словно срывается откуда-то и мгновенно накрывает темнотой. Все предметы и здания тут же пропадают из виду. Огонь загорается только в домах – там жгут свечи, на сторожевых башенках по всему городу, где стоят на посту дозорные и горят костры, а ещё – на Золотой площади, где по ночам сияют два золотых цветка, лепестки которых состоят из пылающего газа, поступающего по сложным устройствам из-под земли. Это, конечно же, дорого обходилось Анрельту, но Градоправитель не жалел денег на показную пышность города – это сильно поднимало его вес, а также улучшало торговлю. В общем же ночью Анрельт лежал во мраке. Для одних это создавало помехи, другим же было на руку. Преступникам, конечно, в первую очередь. А может быть, и не только им.

Работа охранника в целом имеет много достоинств, но есть и минусы. Это риск, про который легко забыть, если долгое время ничего не происходит. Но он всегда есть и остаётся. Однако человек, который охранял дверь дома на улице Славы, никогда об этом не забывал и был очень осторожен. Охранял он не склад с фруктами, и потому, поскольку основная опасность исходила не от мелких воров, а действительно хитрых и сильных врагов, нужно было быть очень бдительным. Однако даже это не всегда может спасти, и именно в одну из ночей он в этом убедился, когда сзади вдруг раздался шорох, и раньше, чем успел обернуться, он оказался на земле. Лежать на земле, когда она набивается в рот и к тому же холодна от ночи, всегда неприятно, но особенно – когда тебя к ней прижимают и ты не знаешь кто. Она поглотила и резкий вскрик неожиданности и боли, а в следующую секунду охранник получил сильный удар по затылку и крепкую зуботычину. Тогда же из темноты первый раз раздался голос, тихий, совсем не грубый, но достаточно решительный.

– Тише.

Спорить не хотелось, кричать – тем более. Поэтому он спросил:

– Ты кто?

– Это не так уж важно, – ответили сверху. – Ты хочешь жить?

Раздался тихий звон, металла об металл. Пугающий звон, и он тут же ответил:

– Да, хочу. Что тебе надо?

– Тогда слушай. Во-первых, тихо. Во-вторых, мне надо, чтобы ты открыл дверь в этот дом. Без шума. Затем ты можешь сбежать из Анрельта. Если не найдут – будешь жить дальше.

– Найдут, – прохрипел он.

– Постарайся, чтобы не нашли. Ты должен быть в этом заинтересован. Или ты хочешь… чтобы это случилось с тобой прямо сейчас?

– Нет, – сказал он. – Но ключа у меня нет. Мне не доверяют, дверь запирается изнутри. Я должен только поднять тревогу, если что-то случится.

Ещё один удар в подбородок, а по шее скользнуло что-то холодно-металлическое.

– Никакой тревоги, – мягко сказала тьма. – Ты тихо постучишь и попросишь открыть. Скажешь, что ты болен и замёрз, и попросишь, чтобы тебя пустили погреться. Если скажешь что-то другое, то не увидишь, кто откроет дверь.

– А что потом? – спросил охранник хриплым от боли голосом.

– Много вопросов. Вставай и действуй.

Он поднялся. Его руку крепко сжали.

– И помни, – голос был тихим и пугающим. – Тишина!

Четыре частых и коротких удара в дверь. Неуверенных, но громких. Тишина – не меньше пяти минут. И потом – тихие шаги и сдавленный, немного знакомый голос.

– Что случилось?

– Я замёрз, – сказал охранник. Очень нерешительно, неверным голосом, сдавленным от страха. – Я болен, мне нужно погреться.

– Чего? – недоверчиво спросили за дверью. Тот, кто был там, похоже, почувствовал страх и сам заразился им. Он не хотел открывать.

– Погреться, – тупо повторил охранник. Фигура во мраке покачала головой. Слишком плохо, слишком непохоже на правду. У этого человека сейчас, несомненно, бегали глаза и дрожали ноги. Никакой убедительности. При разговоре лицом к лицу любой бы остерёгся ему верить. Но тот, кто был в доме, не мог видеть лицо, а дверь скрадывала интонации и голос.

– Ты не должен меня будить из-за этого, – ответили из дома. – Ты на службе. Взойдёт солнце, тогда и погреешься. Ночь тёплая, потерпишь.

Охранник запаниковал. Тот, внутри, явно собрался вновь отправиться спать. У охранника был план: когда откроют, немедленно пуститься бежать. А оставаться вдвоём с тем, кто во мраке, ему совсем не хотелось.

– Нет, не уходи, только не уходи, – закричал он. Теперь страх в его голосе услышал бы даже глухой. – Подожди, пожалуйста…

– Воды, – услужливо подсказала шёпотом тьма.

– Воды, прошу, принеси мне воды! – выговорил он. – Я болен…

Послышалась ругань, потом шаги внутрь дома, потом шаги обратно, потом в центре двери осветилась яркая щёлочка и в неё стал виден глаз, изучающий окрестности. Однако ничего лишнего он не увидел. Медленно и неохотно лязгнул замок, но дверь не распахнулась, появилась только небольшая, яркая в ночи светлая щель, и рука, высунувшаяся оттуда, грубо затащила охранника внутрь.

– Зачем ты поднимаешь меня среди ночи? По-твоему, я такой же бездельник, как и ты, и мне нечем будет заняться днём? По-твоему, ты должен именно так поступать, тревожить меня из-за любого пустяка?

– Нет… Не должен…

– Знаешь, сколько в Анрельте охранников без работы? – громко прошептал гневный голос.

Охранник не отвечал. Его била дрожь.

– Я… только… у меня…

– Да что с тобой? – злобный крик. – Всё, завтра утром мы с тобой поговорим. На, пей свою воду!

Но ему был не до воды. Дверь, которая была захлопнута, но не заперта, и к которой он прислонился спиной, стала подаваться вперёд. Нажим был мощным. Чтобы не упасть и к тому же избегнуть худшей участи, охранник отпрянул от неё и, как только она открылась, кинулся в проём. Тёмная фигура стояла за дверью, но стоило ему выбежать, как она тут же проникла внутрь. Щёлкнул замок.

– Доброй ночи, Зенрис, – послышался мягкий голос. Явно не мужской.

– Ривелсея! – Крик был полон страха. – Что ты здесь делаешь?

– Я собираюсь с тобой побеседовать, Зенрис. Не стоило тебе отправлять меня с той запиской. Постарайся не волноваться и отвечать внятно. Не скрою, эта наша встреча будет для тебя несколько утомительной, но, право же, последней.

Больше охранник ничего не услышал. Он бросился бежать.

Глава 21

Когда наступило утро, в комнате медленно стало светать. Ривелсея сидела за столом, глядя в только что протёртое ею, а до этого очень пыльное и грязное, зеркало. Ела мягкий хлеб со свежим и ароматным маслом, запивая всё тем же ратлерским напитком (который, конечно же, понемногу кончался). Поглядывала в окно. Деревья закрывали от неё свет солнца. И старалась ни о чём не думать. Мягкое масло таяло на губах, напиток бодрил, нежный ветерок залетал в окно, скользил по её щеке, волновал её волосы.

Просто. Приятно. Хорошо.

Однако совсем расслабиться не удавалось всё равно. Лицо в зеркале казалось строгим, слишком строгим, и почему-то печальным. Глубоко в глазах, в самой глубине блестела не заметная никому искорка вины. Совершенно недостойная, конечно, стоящего ратлера. Но – всё равно.

Вздохнув, она вновь потянулась рукой к стопке бумажек, что лежали перед ней на столе. Разные по размеру и по цвету, разные, видимо, и по важности. Одни были исписаны быстрым и крючковатым почерком – по большей части, хозяйственные распоряжения и отчёты; она пробежала их быстро, но практически ничего из них не поняла. Речь шла о многочисленных займах, в которых было упомянуто огромное множество совершенно незнакомых имён, и суммы шли самые разные, однако не меньше шести анреллов, а самая большая, которую сумела отыскать Ривелсея, была триста десять. Она не стала подавлять слабый вздох. Кто-то может распоряжаться такими деньгами, а кто-то вынужден жить на пятнадцать золотых монет в месяц. Тоже, наверное, не так уж плохо, но всё же, всё же… Ривелсея, конечно, уже была ратлером, а значит, её первичная женская сущность наполовину, если не больше, утонула в мощи, но порой ей становилось грустно, когда она видела в какой-нибудь лавке (а по лавкам она несколько раз гуляла – и чтобы присмотреться получше к жителям Анрельта, и просто от безделья, чтобы скрасить и занять чем-то свободное время) какое-нибудь красивое колечко, или новые сандалии, или хорошее платье. На это Орден был не слишком-то щедр, пока Ривелсея просто не позволяла себе таких необязательных затрат. Ведь в любой момент могли понадобиться дополнительные деньги, а, говоря честно, она из четырёх с половиной анреллов, данных ей Орденом, потратила уже почти два. К тому же, все красивые вещи, которые хотела бы она приобрести, стоили совсем не так уж мало, обыкновенно по двадцать пять золотых монет, а то и по анреллу. Питание бесплатным было только в Цитадели, и Ривелсея решила, что откажется пока от дорогих и приятных покупок, чтобы потом не пришлось ограничивать себя хотя бы в этом.

Вскоре, правда, Ривелсея перестала завидовать тем, чьи имена были написаны рядом с крупными суммами денег. На многих бумажках сбоку были приписки чёрными чернилами, всё тем же корявым почерком: «взыскать», «немедленно взыскать» или «строго взыскать». Лишь на некоторых стояла пометка «возврат», причём только там, где суммы были самые маленькие.

Эти листки Ривелсея собрала и сложила отдельно. Осталось, однако, ещё очень много. План Анрельта – подробный – Ривелсея сразу отложила для себя. Там, конечно, тоже было полно пометок, но все они были просто крестиками, ни единого слова написано рядом с ними не было, поэтому определить, что именно каждый из них означает, было невозможно. Ещё несколько бумаг Ривелсея изучила более тщательно. Они, по-видимому, были частью какой-то переписки, посвящённой одной теме, но (по почерку было видно) с разными людьми. Было очень непросто – и Ривелсея долго читала, перечитывала и морщилась – связать значимые части этих писем в какую-нибудь более-менее правильную цепочку. Нет, цепочка выстраивалась, но только была пока ещё совсем непонятной. «Предстоящие нам всем события… большую ответственность… не допустить лишних ошибок… готовить людей… 800 анреллов только кажутся большой суммой… применить разумно… Правитель недоволен перерасходом средств… изыскать будет очень непросто, поступлений недостаточно… мы увидим в будущем тех, кто не способен работать эффективно, тех, чья преданность недостаточна, тех, кто не готов приложить свои усилия для всех нас… должны быть избавлены от таких…»

Дальше шла ещё одна приписка, буквы казались более строгими и уверенными:

«От Старэла, Хранителя – Зенрису, Казначею. Твоя преданность ценится, твои заслуги велики. Мы ждём от тебя большего: что ты не только сможешь поддержать и обеспечить всех, кто находится в твоём прямом ведомстве, но и что ты, хотя это и не является прямой твоей обязанностью, но что ты покажешь себя с лучшей стороны и вышлешь нам несколько денег. Ты знаешь, что сам Правитель обеспокоен: слишком много денег было потеряно в прошлом нашем предприятии. Теперь наше дело – организовать всё более разумно. Ты понимаешь, Зенрис, что труднее всех приходится именно нам. Да, мы не будем драться (к сожалению или к счастью), но мы будем рассчитывать и оплачивать каждый удар, нанесённый кем-либо, а в этом, несомненно, больше ответственности – каждый из них ответит за себя, а с нас спросят за всех. Поэтому, друг мой – а мне хочется считать тебя своим другом – постараемся сплотиться и выдержать всё. Не стесняйся обращаться со всеми вопросами, я всегда постараюсь тебя поддержать. Я также хочу, чтобы ты расплатился с Тионом: он может обидеться на нас, а это ни к чему. С отчётом в конце месяца можешь повременить, я вполне тебе верю и без него. На этом, Зенрис, пока что попрощаемся. Я напишу тебе ещё недели через три, если только я не буду слишком занят. И если ничего не случится раньше».

Ривелсея задумчиво кивнула. Что это – случайное предложение, простое беспокойство или предчувствие? Многие, однако же, люди могут быть прозорливыми и предчувствовать, сами того не осознавая, беды, но только в тех случаях, когда это не касается их самих. Вряд ли это может быть полезным, ведь этим своим предчувствиям они обычно не верят и редко с кем ими делятся.

Много новой информации, но не так, однако, много, как она надеялась. Тем более что это всё ещё предстояло обдумать и как-то понять, предстояло разобраться, предстояло навести справки: кто такой Правитель, кто такой Тион и, самое главное, что они там затевают и на что планируют потратить много денег. К Дейвису, или Стекольщику, снова идти не хотелось. Знает он, конечно, много, но вот говорит очень мало, к тому же общение с ним обычно не окупало тех денег, которыми достигалось.

Ривелсея сидела и думала, как ей быть. В который уже раз она ощутила, как ей остро необходима помощь. Одна во всём Анрельте она представляет интересы Ордена ратлеров, а у Ордена по этому поводу, видимо, даже и душа не болит. Вполне возможно, что она ошибалась – возможно, Совет про неё и думал хотя бы иногда, но кто и как, кроме Повелителя, может узнать, о чём и когда на самом деле думает Совет ратлеров? Трудно было, в первую очередь, оттого, что ей не с кем было посоветоваться. Да и недоброжелателей в этом городе у неё было слишком много, а из друзей – только один Рилан, который, по всей видимости, влюбился, и влюбился очень неудачно, но ему можно было довериться. Адест, у которого она пока что жила, конечно, должен бы был ей помогать, но вряд ли он пожелает, дойди дело до чего-то решительного. К тому же, Ривелсея всё-таки была рыцарем клана, а Адест – всего лишь союзником. Он не имел ни статуса, ни способностей, чтобы быть действительно полезным (примерно в таком роде он и сам говорил очень часто, то ли льстя Ривелсее, то ли как раз таки ограждая себя от возможных её поручений и просьб). Да и действительно, помочь он ничем практически и не мог.

Ривелсея давно уже привыкла: когда бы и в чём бы ей ни нужна была помощь, во всех случаях надо выпутываться самой. Мечты о неожиданной помощи, конечно, очень сладки, но почти всегда безосновательны. Она не только успела в этом неоднократно убедиться, но и возвести это для себя в некий жизненный закон. Именно поэтому она сильно удивилась, когда вдруг услышала шаги, а затем открылась дверь и вместо предполагаемого Адеста на пороге вдруг появилась девушка. Одета она была неброско – в серо-коричневую куртку, накинутую на плечи, не застёгнутую, а волосы были решительно связаны и заколоты сзади, на уровне плеч. Но в первую очередь внимание привлекали её глаза. Они были голубого цвета, причём яркого и какого-то глубокого голубого, какой встретишь не часто. Ривелсея встала, девушка посмотрела на неё очень внимательно, настороженно, со смесью удивления и недоверия во взгляде.

– Ты – Ривелсея? – спросила она. Ривелсея кивнула, так же, не менее внимательно, глядя на свою новую знакомую.

– Я – Нирсе́ла, – сказала девушка. – И мне нужно поговорить с тобой, и поговорить как можно быстрее, пока… – она быстро оглянулась во все стороны и бросила взгляд в окно, – пока ещё что-нибудь не случилось.

– А что, что-то уже случилось? – спросила Ривелсея.

– Случилось, – ответила девушка. – С твоей помощью. И я боюсь, что много ещё может случиться в ближайшее время, в том числе со мной и с тобой, если только ты быстро не соберёшься и мы с тобой так же быстро не уйдём отсюда в более безопасное место.

Темп, который принесла с собой Нирсела, был слишком высоким, Ривелсея попыталась что-то быстро сообразить, но не смогла. И несколько растерялась.

– Что случилось-то? Куда мы должны идти? Я, может, чего-то не знаю. Так объясни мне. Пожалуйста. Ты, вообще-то, меня разве знаешь? Прости, конечно, – Ривелсея постаралась сделать выражение лица подобрее. – Приятно очень познакомиться. Но только всё же скажи хоть немного о себе, а заодно объясни, я прошу тебя, что происходит.

Нирсела на секунду замешкалась. Очевидно, для неё самой смена темпа и необходимость перехода к обстоятельному рассказу тоже была делом непростым.

– Ты что, разве не понимаешь? Ну да, наверно… Мы, точнее те, кто меня сюда послал, должны бы были извиниться перед тобой. Да, извиниться – они так и просили тебе сказать. Тебе не дали нужных указаний. Ты только взбаламутила Ночное Посольство, и теперь оно наверняка активируется. Ты поторопилась, Ривелсея. И теперь тебя надо спасать. Меня очень просили тебя привести, нужно разобраться. Я из квайзов, если что, – прибавила Нирсела, поняв, что она так ещё толком и не представилась.

– Нет, подожди, Нирсела. Что нам конкретно угрожает? Я должна это знать. Ты же понимаешь, не слишком-то разумно мне вот так вот бежать с тобой, ничего не зная. И ты бы, наверно, не поступила так на моём месте. Разве не так?

– Так, наверно, – сказала Нирсела. – Однако бежать сейчас будет очень-очень разумно, поверь мне. Ривелсея, ведь ты не знаешь даже, что такое Ночное Посольство. Оно ищет уже тебя, но твоя известность, к счастью, ещё невелика, и на это потребуется время. А нам это самое время лучше употребить на то, чтобы скрыться отсюда подальше. Скорее, Ривелсея, – прибавила она, снова взглянув в окно, за которым, впрочем, ничего особого ещё не было видно, но слова её звучали с явным беспокойством.

Ривелсея вновь, приложив волевое усилие, попыталась что-то сообразить. На этот раз в голове что-то стало складываться и склеиваться, хотя, конечно, ещё не пришло в систему. Несмотря на это, сознание подсказало ей, что для выяснений и допросов время действительно не самое лучшее. Много раз она замечала в себе, ещё с самого детства, какую-то любовь к безрассудным поступкам, это острое греющее чувство, которое поднимается внутри и толкает на самые неожиданные вещи. Вот и сейчас. Прекрасно понимая ратлерским разумом, что безрассудство – это вещь неправильная и явное зло, она поймала себя на том, что уже готова согласиться.

– И куда же мы должны отправиться? – спросила Ривелсея, подходя к окну. Там стоял стул, на котором висел её плащ.

– Туда, где наши, – сказала Нирсела. – Ты не только взбаламутила Посольство, ты и нам тоже встряску хорошую устроила. Конечно, ты враг Посольства, и поэтому, если надо, мы тебя защитим. Извини, конечно, но одно дело – зарезать кинжалом одного из проклятых негодяев, полагаясь на хитрость и неожиданность, и совсем другое – отбиться от грамотно составленной вражеской группировки. А они ведь много чего умеют такого, что даже я немного не уверена…

– В чём? – спросила Ривелсея.

– В себе, – призналась та. – Пойдём, Ривелсея. Объяснения – когда придём. Вопросы – по дороге.

На этот раз Ривелсея кивнула. Быстро, почти мгновенно, накинула на себя плащ и так же быстро, достав меч «Ярость», прислонённый к стулу таким образом, что до этого был скрыт плащом, пристегнула его на законное место. Нирсела, как можно было судить по её лицу, сильно изумилась тому, что увидела. Ривелсея не обратила на это внимания.

– Пойдём, – сказала она.

Конечно, задавать вопросы самой для Нирселы было теперь просто неуместно. По маленькой лесенке, ведущей к двери дома Адеста, тут же застучали её шаги, а через несколько секунд, необходимых, чтобы запереть замок на ключ, шаги простучали ещё раз.

– Куда теперь? – спросила вторая девушка у первой, когда они вышли на улицу.

– За мной, – сказала та. – И быстрее.

Было ещё рано, меньше восьми часов. В деревне в это время жизнь уже всегда кипит, но Анрельт ещё не проснулся. Народу на улицах почти не было, хотя из домов уже раздавался стук и шелест, лязг и голоса. Две девушки шли по городу одинаково быстрым шагом, но всё же – очень по-разному. Ривелсея смотрела по сторонам прямо и довольно спокойно. Нирсела же напрягалась перед каждым поворотом и каждый раз, заворачивая за угол дома, быстро озиралась по сторонам.

– Нам надо на улицу Спокойствия, – сказала Нирсела на ходу. – Но мы пойдём через центр. Там много Стражи всегда, там безопасно.

– Они не посмеют напасть? – спросила Ривелсея.

– Пока – не посмеют.

– Неужели всё так серьёзно?

– Я думаю. Увидим.

Ривелсея уже стала чувствовать это. По поведению Нирселы. По её напряжённости и по тому, что ей, конечно же, очень должно хотеться поговорить и поспрашивать. Но она молчала; молчала, видимо, потому, что была всецело занята обдумыванием и рассматриванием, просматриванием местности и оцениванием обстановки. Эта предельная концентрация была в каждом жесте и просто никак не могла подсознательно не напрягать и Ривелсею.

Прошли мост, Золотую площадь миновали быстро и, свернув затем на одну из главных улиц, в скором времени вышли на другой мост через Авеир. Снова начинался заречный район, где было не так чисто и красиво и где жило не так много состоятельных и влиятельных людей. Хотя, конечно, кому, как не Ривелсее, было знать, что влияние в Анрельте – вещь очень своеобразная и что влиятельными на практике могут оказаться люди очень интересных типов.

На улицах стали появляться люди, и от этого становилось как-то спокойнее.

– Нам ещё долго идти? – спросила Ривелсея.

– Не знаю. Недалеко, – был ответ.

Когда впереди с одной стороны улицы показался красный каменный дом, а с другой – высокий деревянный забор, Нирсела ещё раз нервно оглянулась перед тем как продолжить путь. Однако Ривелсея не чувствовала никакой опасности, больше она думала о том, куда они направляются и как её там встретят. Этот вопрос, разумеется, тоже был очень важен. Ривелсея верила Нирселе, но ведь всегда нужно учитывать и продумывать все возможности и вероятности, чтобы потом чувствовать себя уверенно и не допускать ошибок. Раздумья об этом, несомненно, были очень полезными, однако они привели к тому, что она несколько опешила от неожиданности, когда Нирсела, шедшая немного впереди неё, внезапно дёрнулась всем телом и вскрикнула, делая предупреждающий жест. Из-за угла резко появились четыре человека, закутанные в плащи и, видимо, преднамеренно скрывшие лица в капюшоны. По каким-то признакам Нирсела опознала в них врагов и была права. Зазвенело железо – эти люди вытащили мечи. Слишком маленькие и тонкие, как показалось Ривелсее. Но тут же она услышала крик:

– Берегись! Они их мажут ядом!

Это становилось опасно. Нирсела отпрыгнула на пару шагов и тоже достала свой меч. Ривелсея ещё не видела, как сражается её новая подруга, но было понятно, что она проиграет. Проиграла бы наверняка, будь она здесь одна. Один из нападавших с яростью бросился на неё, неистово размахивая мечом. Нирсела отбивалась хорошо и аккуратно, делая правильные выпады и вовремя ставя блоки, но без того напора и натиска, который может принести Победу. Второй враг пытался обойти её сбоку, поэтому Нирселе приходилось отступать вдоль по улице, на которой, как нарочно, не было никого, кто мог бы помочь. Ей приходилось тяжело. Спустя короткое время тот, второй, смог-таки подобраться к ней достаточно близко, чтобы тоже вступить в бой. Несколько мгновений было вообще непонятно, как одна девушка успевает сражаться сразу с двоими. Первый бил по её мечу сильно и со злостью, но довольно однообразно – видимо, не владел хорошей техникой. А вот второй был хитрее, он старался наносить удары одновременно с первым и немного сбоку. Нирсела вертела мечом отчаянно, но уже было видно, что она теряется, что сейчас он ударит ещё раз-другой, и она допустит ошибку. Это было неотвратимо, поскольку хитрый враг это рассчитал. И не его вина, что он немного не успел.

Внезапно его меч принял на себя такой выпад, что просто не удержался в руке и, вылетев из пальцев, упал на землю. Секунду спустя на землю повалился и он сам, получивший удар по голове, от которого уже никогда не очнулся.

Ривелсея на одну секунду остановилась, вновь оценивая обстановку, которая сильно изменилась. Но она не смогла всё предусмотреть. Её вмешательство было неожиданным не только для противника, но и для Нирселы, и от этого последняя на секунду растерялась. Одна секунда – но её хватило, поскольку именно секунды всё и решают. Оставшийся противник Нирселы поднял свой меч и ударил с плеча наискосок, «на угол», как сказал бы идеально знающий все существующие и теоретические приёмы Великий Мастер. Конечно, он метил в грудь, но, конечно, Нирсела сделала отвод, вот только недостаточно быстрый и энергичный. Клинок скользнул по руке и ранил плечо. Можно было бы даже сказать «оцарапал», если бы он был обычным. Не оставаясь надолго в долгу, Нирсела сделала резкий выкрут, ухватив по-другому рукоять, и, минуя вражеский клинок, ударила по держащей его руке. Заструилась и закапала сила. И не успела Нирсела сама отплатить своему врагу, как на него обрушился ратлерский гнев. «Мощь гнева» – Ривелсея сильно размахнулась и ударила рукоятью меча врага по затылку. Тот выронил оружие из раненной руки и распластался на земле. Было видно, что он был слишком слаб, чтобы сражаться по-настоящему. Ривелсея опустила оружие. Гнев, который каждый ратлер вызывает в себе во время драки, всегда приносит желание убийства, но Ривелсея находила в себе силы, чтобы справляться с ним. «Успокаивай свой гнев после битвы», – так сказал ей Повелитель. Нирсела подошла к ней.

– Ты молодец, – сказала она. – Я училась четыре года, но, сама видишь, я не настолько хорошо умею. Спасибо тебе, я бы не справилась.

– Разумеется, – кивнула Ривелсея. Она смотрела на последнего, кто остался из четвёрки нападавших – с первыми двумя она справилась ещё до того, как броситься помогать Нирселе – и раздумывала, что с ним делать. Он был жив и даже вроде бы в сознании, что было большой удачей. Несомненно, попытаться что-нибудь от него узнать было бы очень неглупо. Заметив, как этот человек дёрнулся, она мягко упёрла клинок своего меча ему в грудь и спросила:

– Побеседовать не желаешь?

Она находилась в каком-то сильном возбуждении, которое было вызвано тем, что произошло только что, её победой и превосходством, и в то же время странным и грустным ощущением того, что она уже сделала что-то не так. Это ощущение было тихим, но очень неприятным, отчего в Ривелсее появлялась и невольно росла злость на саму себя, и это только ещё сильнее увеличивало её общее возбуждение. И теперь она была озабочена тем, чтобы сейчас сделать всё как надо и по-ратлерски правильно.

– Ааа… Хорошо, – простонал тот.

– Зачем вы на нас напали? – сразу перешла она к делу.

– Вы сами начали открытую войну. Вам будут мстить. Вы должны знать, что такое Посольство. Твоё руководство ошиблось в плане действий, и наши отплатят за то, что случилось, – сказал он осторожно, видимо, опасаясь в своём положении переходить на личности.

– Моё руководство не совершает ошибок, – строго сказала Ривелсея. – А вот твоё – совершает значительно больше, посылая таких, как ты, сражаться с нами. И лучше скажи нам, что сейчас замышляет твоё Посольство.

– Зачем? – спросил тот. – С какой стати я должен что-то говорить?

– Ты хочешь жить? – спросила Ривелсея.

– Каждый хочет жить. Но я же вижу, что ты не собираешься оставлять меня в живых. Я не настолько глуп!

– Вот и очисти свою совесть, сейчас самое время, – сказала Ривелсея с напором. – Никому не известно, и ты не знаешь, где ты будешь через час. Тем более что, – она на секунду задумалась, проверяя свои слова на правдивость, – я могла бы тебя отпустить, если ты очень постараешься, это раз, и если я буду уверена, что ты больше не встанешь на моём пути, как в прямом, так и в переносном смысле.

– Да что я могу сказать? – закричал тот. Всё-таки желание жить – очень чувствительная струна, и играть на ней совсем несложно. – Тебя найдут и убьют, вот и всё. Раньше, позже – неважно. Ты стала опасна для Ночного Посольства, и тебе это не простят.

– Но что же они узнали? – спросила Ривелсея. И тут же сообразила, что её, наверно, выдал сбежавший охранник. «Не следовало отпускать», – подумала она. Тут же вновь ощутила себя в тот миг, вновь остро почувствовала возбуждение этой ночи, чувство страха, риска и азарта, воспоминание о котором является удовольствием, и то чистое желание совершить добро, которое она испытала в отношении человека, в принципе невиновного. Ей не захотелось причинять ему зло. Другое дело – Зенрис. Тот заслужил, и заслужил несомненно. Ривелсея осознавала, что она – личность милосердная, и она чувствовала бы сейчас угрызения совести, если бы убила тогда этого охранника. «Не убивай» – «не щади» – вот весы, которые дал ей сам Повелитель. В тот раз перевесило «не убивай», хотя, видимо, это была ошибка. Да, спустя полчаса уже перевесило «не щади» и, если говорить о весах, равновесие было соблюдено. Однако теперь за ней охотились, по всей видимости, десятки людей. Вот она, цена ошибки. И тут же в сознании у неё появилась знакомая сумрачная фигура. Словно наяву Ривелсея увидела привычные неторопливые движения, услышала знакомый хриплый и тяжёлый голос. «Сострадание и любовь к слабым сгубили уже сотни воинов Разума. И тебя, если не переборешь их, они приведут к гибели». Сколько раз говорил ей это её Великий Мастер? «Жалость пропагандируется как добро стадом безмозглых слабаков. На самом деле это лицемерное зло. Добро – это то, что укрепляет и закаляет, это есть следование к своей цели». Слова, неприемлемые для обычного человека, но ратлер должен быть разумным.

– Посольство – это страшная вещь, – прошептал всё ещё лежащий на земле враг. – Могучая и страшная. Про тебя знают всё, совершенно всё. Опасайся.

– Как? – спросила девушка.

– Не скажу, – он закашлял, задыхаясь. – Ты не знаешь, что могут те… те… те, кто всё могут. И я не предам… И ничего не скажу, или мне отомстят…

– Думаешь, успеют?

– Успеют. Они всегда успеют. Даже если там… – он снова зашёлся в приступе кашля.

– Итак, – подвела она итог. – Ты больше, видимо, ничего не скажешь? Меня преследуют – ну, это я и сама вижу. То, что меня убьют – возможно, посмотрим. По-твоему, это страшная организация, но есть и пострашнее. Скажи мне главное: что вы планируете? Я ведь тоже многое знаю: вы объединяете и прельщаете людей, хотите устроить какую-то новую бессмысленную резню, но денег у вас мало.

– Не бессмысленную, – проговорил тот. – Далеко не бессмысленную, мы откроем глаза людям.

– Да, только вам их закроют, – парировала Ривелсея. – И тебе раньше всех. Мне не нужен пафос. Цель?

– Ничего не скажу, не надейся, – был ответ.

– Это – цена жизни, – предупредила Ривелсея. – Цель?

Она не надеялась слишком сильно, но – опять подействовало.

– Ты что, не видишь? – зашептал он. – Мир погряз в несправедливости. Всё, что можно, уже прогнило. Люди. Законы. Мораль. Власть. С власти и нужно начинать, к власти должны прийти достойные, те, кто всё умеют и покажут людям, что им нужно. Тогда всё будет иначе, все поймут, всё поймут.