Текст книги "Очищение духом. Трилогия"

Глава 24

Она чего-то такого и ожидала: вряд ли члены Ночного Посольства будут сидеть в комнате и громко веселиться. А вот бедняга Рилан был ошарашен. Ривелсея, потратив на это лишние десять секунд, притянула его к себе и прижалась губами к его щеке.

– Не бойся. Давай за мной, – сказала она, улыбнувшись в пламени свечи.

Она шла впереди, он сзади. Но на половине спуска он, на миг прижав её к стене, протиснулся вперёд. Лицо у него было серьёзным, совсем не таким, каким обычно. Свечка чадила и много раз чуть не гасла, однако кое-как удалось спуститься до конца так, чтобы не навернуться с лестницы. В момент, когда она кончилась, в смутном блеске нескольких свечей впереди что-то обозначилось, но что именно, Ривелсея никак не могла видеть за спиной Рилана. Когда же он отодвинулся немного в сторону, то увидела и она. Штук двадцать свечей освещали помещение, у правой стены стоял длинный стол, а рядом с ним, по ту его сторону – небольшой диванчик, покрытый чем-то мягким, и на нём кто-то сидел.

Ривелсея снова выдвинулась вперёд и первой сделала несколько шагов в ту сторону. Кроме них двоих, здесь находилось ещё трое. На диване полулежала женщина. Увидев их, она привстала и села прямо. Мужчина с капюшоном на голове, из-под которого виднелся шлем, сидел, внимательно глядя на них, рядом с женщиной. Наконец, в стороне находилась девушка, которая смотрела как-то настороженно, чтобы не сказать испуганно.

– Приветствую, – сказала женщина. – Приветствую тебя, Ривелсея. И твоего спутника тоже, конечно же. Рада, что ты пришла, ты поступила самым правильным образом, иначе это всё могло бы кончиться, – она махнула рукой, – совсем нехорошо. Прекрасно, что ты откликнулась на моё предложение. Давай, прошу тебя: садитесь, располагайтесь и, главное, не нервничайте, здесь и сейчас против вас ничего не злоумышляют.

Она кивнула на два стула с высокими спинками, стоявшими по ту сторону стола. Стулья были мягкие, обитые какой-то хорошей материей. Они сели.

Окон не было. Хотя, конечно, и на улице было не светло, но какая-то оторванность от мира здесь ощущалась. Пламя свечей колебалось, свечи были жёлтые, а свет от них – тёплым.

– Как же я рада, – повторила женщина. – Надо познакомиться, я полагаю: я – И́рса, та, кого и называют ещё Стрелой-в-Тени. Сразу говорю: я сделала совершенно нелогичный шаг, придя сюда на встречу с вами, и Терон, если бы он узнал об этом, жестоко бы меня отругал. Да, Ривелсея, я рискую, придя на встречу с тобой практически одна. Вот, – она указала на мужчину, – вот сидит мой Мститель, а больше я никого с собой не взяла. Мститель день и ночь ходит за своим господином, он оберегает мою жизнь, и отказаться от его услуг у меня даже нет права. Вы его не бойтесь: да, драться он, конечно, умеет замечательно, но совсем не агрессивный, пока мне ничего не грозит. Обращаюсь к тебе, Ривелсея: ты готова говорить мирно и по-хорошему?

– Да, готова. Я сейчас тоже не агрессивна, день выдался такой, что хотелось бы расслабиться. Рада приятному знакомству.

– Замечательно. Слово ратлера внушает мне доверие, а то я уж совсем заволновалась, когда увидела, как входят двое рыцарей Разума. Итак, будем вести себя, как добрые приятели, и постараемся понять и помочь друг другу, насколько это возможно!

Ривелсея сидела, и глаза её медленно расширялись, а мысль судорожно металась, ничего не находя. Как?! Каким образом, откуда? Кому, где и когда она могла проговориться, и как вообще могло случиться так, что её раскусили? Никому, кроме Адеста, она не сказала, что она ратлер, вообще никому в Анрельте! Стекольщик – не знал, догадаться не смог бы точно. Хейлер или кто другой из квайзов тоже не знал. Догадаться… Возможно, что её победы заставили задуматься, но – тоже вряд ли, и потом, квайзы не могли ничего выдать Ночному Посольству. Оставался один Адест. Но – неужели? Неужели предательство даже в рядах союзников? Либо запугали, либо обманули, он не настолько ведь, наверное, морально стоек, чтобы…

Внезапно, ещё раньше, чем Ривелсея успела додумать эту мысль, до неё дошло, и она даже тихо застонала от досады и от злости на саму себя. Зачем она такая глупая и как можно было вообще попасться в эту ловушку? Она всё вспомнила: днём, в этом же доме, наверху. Шкафчик с несколькими книгами, которыми не заинтересовался никто, кроме неё. Ну хорошо, можно было полистать и посмотреть, но кто, спрашивается, толкал её на то, чтобы забирать книгу с собой? Книга-то и сейчас лежала дома у Адеста, в шкафу, но только поправить что-либо было уже поздно. Конечно, из всех книг она взяла именно «Молот Настенарта», не считая обычной книги по военному искусству, а остальные так и остались стоять там же. По факту пропажи именно этой книги вполне естественно можно было догадаться, кто мог её взять, ведь имя Настенарта знает далеко не каждый. Это же надо так сесть в лужу. «Не лги никогда и не бери чужого», – так учил её Повелитель, и учил хорошему, только вот ей не хватило ума последовать его совету.

– Что же? – спросила с улыбкой Ирса. – Не ожидала? У тебя очень показательная мимика, ну хотя я понимаю, что это, наверное, тебя должно ошарашить. Ничего, сама понимаешь, вечно таиться не получится ни у кого. Виновата не только книга, хотя, конечно, взять её было большой оплошностью, но и весь твой стиль поведения. Квайзов мы разгромили, и разгромим с лёгкостью ещё пару раз, если потребуется, но вот ты сегодня стала проблемой. Зенрис, Готед, Шанир, Кунисан, Ратес, Иварон – мы, на самом деле, небольшая организация, нас всего не больше трёхсот человек, и потерять шестерых в один день – это много. Очень много. Мы к такому не привыкли, а особенно не привыкли к тому, чтобы столько жизней уносил один человек и оставался безнаказанным. Несмотря на все действия квайзов, никто, кроме этих шестерых, больше не пострадал. Только вот ещё защитник дома Зенриса, он тоже меня волнует: скажи честно, его есть смысл разыскивать на земле, или его душа отлетела в бездну? Всё-таки он тоже наш, и его подобает найти, если это возможно. Нам это не удаётся, потому я и спрашиваю, чтобы поиски не были бессмысленными.

– Не стоит искать, – сказала Ривелсея, подумав о том, как неприятно, когда тебя находят бывшие свои.

– Понятно, – вздохнула Ирса. – Не переживай, тебя никто не обвиняет. Покойный Зенрис, надо сказать, был не очень-то умён. Нет, он знал, как обращаться с деньгами, но плохо умел обращаться с людьми. Он расположил тебя плохо к Ночному Посольству, навредил себе, всем нам, и сам же поплатился. Я хочу только сказать, что именно из-за тебя возникли основные проблемы. И дело не в том, чтобы тебя нельзя было победить. Нам приходилось убивать арбалетами не только тех, кто не носит доспехов, но и тех, кто их носит, да и другими способами тоже… Однако (и заметь, это была моя идея) мы решили выяснить, кто ты и чего тебе нужно. Как видишь, первое мне уже удалось. Ну, а что со вторым? Я, честно сказать, про Орден ратлеров знаю так себе, не очень-то много, ведь вы о себе не трубите, хотя и не скрываетесь особо. Но я знаю вполне достаточно, чтобы понять: с одной стороны – квайзы с их жаждой истребить нас всех, с другой – Венец Рейлинга с бесконечными безумствами, городская Стража, внутренние предатели – с меня лично и так достаточно, конфликт с вашим Повелителем нам совсем не нужен. Опять же – я лично мало что знаю, однако, хотя он находится далеко и явно себя не проявляет, я имею представление о том, что он – серьёзная личность. Мы знаем про ратлеров всё-таки чуть-чуть, вы немного ненормальные там все, – Ирса улыбнулась, – но в бою ужасные, это уже в поговорки вошло. Так вот, исходя из всего этого, я и думаю, что нехорошо нам ссориться, и если можно как-то решить вообще эту проблему, то я готова сделать шаги к взаимопониманию. Извини, если пытаю слишком бесцеремонно, но ты не скрытничай, говори лучше сразу, что Повелителю нужно от этого города и от Ночного Посольства в частности? Надеюсь, он не намеревается истребить нас под корень; если же нет, то, я думаю, можно обговорить детали. Его руки длинны и сильны – но и наши, и наши тоже. Говори не стесняясь, Ривелсея, ты никого не предаёшь, а напротив, выступаешь сейчас как посланник Ордена; мы готовы, возможно, даже пойти на уступки – разумеется, обоснованные, ведь пойми: убить тебя – это значит… Ну не то чтобы бросить вызов, но, по крайней мере, усилить внимание с вашей стороны к нашему городу. А вот этого нам как раз и не надо. Итак, давай говори прямо. Чего желает Повелитель?

Ривелсея задумалась, перебирая в уме все возможные варианты ответа, и наконец сказала просто:

– Ничего особенного. Порядка. Всего лишь – порядка, его у вас тут сильно не хватает.

Ирса буквально зашлась от смеха. Её смех был захлёбывающимся, низким и очень задорным.

– Вот это я называю – фанат одной идеи! Конечно же – порядок, порядок и порядок! Его мы всегда и во всём наведём, а где его нету – всё силой зальём! Ведь это и есть ваш девиз, нет разве? Но дело в том, – сказала Ирса, посерьёзнев, – что мы ведь тоже хотим порядка. Наши цели совпадают. Ночное Посольство как раз и выступает за порядок, за настоящий порядок. Если бы я теперь сказала «но нам мешают всякие тупые болваны» – это, конечно, выглядело бы слишком примитивно и смешно. Но нет: нам они не мешают. Да и никто не мешает, нам просто нужно подготовиться.

– К чему? Захват города, свержение правителя, установление безвластия в целях уничтожения законов?

– Ох, – только и смогла сказать Ирса сдавленным голосом. – Нет, я, конечно, понимаю, что идеи всегда изменяются, когда их передают люди, но не до такой же степени! Это же надо, до чего пошло звучит то, что ты сейчас сказала! Неужели можно и правда думать, что это – наша цель? Неужели мы похожи на полных отморозков и дураков? «Свержение правителя»! «Захват власти»! «Над миром» ещё надо прибавить, чтобы ещё тупее звучала наша цель! Безвластие – ну что может быть лучше? Ни законов, ни правил нет, а правило только одно: если у меня топор есть, а у тебя нету, то отдавай-ка ты мне свои деньги! На улицу выходишь и не знаешь точно: просто тебя ограбят, или ещё и убьют. Это преступление против порядка, да и против людей вообще! Нет, мы хотим – поверь мне, Ривелсея! – вовсе не этого! Я понимаю: наверное, кто-то из наших, или из квайзов, ещё лучше, объяснил тебе, как умел, то, что узнал понаслышке – а уж хуже этого вообще ничего быть не может! Объяснил так, как воспринял на своём уровне, ведь для многих «изменения в жизни» связываются только со свержением власти. Тупость большинства людей – это страшная беда. Начни говорить о свободе – «это значит, можно налоги не платить», начни говорить про долг – «опять, значит, хотят налоги увеличить!» Всё, большего они воспринять не способны, хоть умри тут перед ними! Ты не согласна?

– Да, в этом истина есть, – кивнула Ривелсея.

– Ты разумная девушка. Ты умный человек, ты должна это понимать. Всё, что мы говорим и делаем, потом всегда истолковывают против нас. Тебе ли не понять, что такое – идея, и что такое – её донести? Не будем разбирать, как я отношусь к вашим принципам, но ведь тот, ваш, про которого книга-то написана, он ведь тоже (я книгу читала немного, знаю) с непониманием всю жизнь боролся, разве нет? Да потому что сильные идеи с трудом входят в стандартные мозги, тут квайзам проще: «Истребим Ночное Посольство!» Все поняли? Да, все поняли! Даже старый пенёк, и тот всё понял, слишком уж просто и понятно!

– Что-то мы всё вокруг да около, – сказала Ривелсея. – Про квайзов я знаю уже. Вы-то чего хотите?

– И правда, заболталась, – согласилась Ирса. Её глаза блестели от свечей, и у Рилана тоже блестели, да и у неё самой, наверно. Сколько прошло времени? Может, тридцать минут, а может, почти час. – Но хочу всё равно отложить разговор о главном: надеюсь, вы не возражаете против позднего ужина? Мы же не враги всё-таки, позвольте проявить гостеприимство. Вы пришли сюда, устали, наверное, за день, да и я тоже. Достань нам всё, – обратилась она к девушке, которая, видимо, за этим здесь и находилась.

Та быстро и ловко достала из-под стола корзину, покрытую крышкой, и с большой скоростью расставила всё на столе. Трапеза была не слишком шикарная, но, впрочем, неплохая: белое мясо, белый мягкий хлеб и молоко, густое и холодное.

– Я предложила бы вина, – извиняясь, сказала Ирса, – но ведь совершенно невозможно, чтобы вы выпили моего вина, не задумавшись об отраве. Такая уж это вещь – вино: его наливают за здоровье, им поминают умерших, им же подносят последний кубок тому, кто ещё не знает, что он – последний. Поэтому будем пить молоко и не думать ни о чём дурном.

Делать нечего, отказаться было неудобно, и они стали есть. Ривелсея незаметно подносила каждый кусок к носу и вдыхала, и осторожно пригубила в первый раз молоко. Она знала немного в этом толк и боялась почувствовать – есть, есть такая особая горечь в еде, тонкая и малозаметная, но почувствовав которую даже кончиком языка или носа, есть и пить никак нельзя. Но этого вкуса не было, и через пять минут она почти уже окончательно успокоилась. Улучив время, когда Ирса стала что-то говорить девушке, она наклонилась к Рилану.

– Ну как ты? – спросила она в самое ухо. – Тяжело, как видишь, на такой работе. Но кормят хотя бы…

– Да я ничего вообще не понимаю! – честно признался Рилан, также ей на ухо. – О чём вообще вы говорите, я же вообще не в курсе! Какие-то погромы, войны, убийства – кошмар один, одним словом, неужели же всё это на самом деле происходит? И про тебя что-то всё, а я, опять же, не понимаю: что за повелитель-то вообще? А орден – это что? И вообще, Ривелсея – я себя полным дураком чувствую, ты ведь мне ничего не рассказала. А почему хотя бы нас с тобой за рыцарей приняли? Может, хоть это объяснишь?

Он придвинулся плотно ухом к её губам, ожидая ответа.

– Ничего, – шепнула Ривелсея, – рыцарь – это формальность. И это хорошо, что она о тебе так подумала. Ты, если она что спросит, просто скажи: «Я служу Повелителю», или «Главное – действовать разумно», и всё будет нормально.

Ривелсея как в воду глядела. Только она успела это договорить, как Ирса снова вступила в разговор.

– Всё-таки предлагаю немного расслабиться, поговорить о жизни. Я вот, например, в Ночном Посольстве уже двадцать лет работаю, ну у меня и выбора особого не было, меня отец привлёк сюда чуть ли не с детства. Помню, ещё в десять лет я бегала где-то, за кем-то подсматривала и бумажки разные передавала. Забавно только то, что отец-то был простым счетоводом, а я-то вот смогла продвинуться до Хранителя, а это всё-таки…

– А, так же, как Старэл? – спросила Ривелсея, с трудом вспомнив это имя, прочитанное ею в переписке Зенриса.

– Старэл? А откуда ты знаешь Старэла? – насторожилась Ирса.

– Я много чего знаю, – ответила Ривелсея: ей очень хотелось, чтобы всякие, пусть даже случайные, сведения подняли ей хоть немного престиж, ведь как-никак ей приходилось сейчас говорить за весь Орден, и ей очень хотелось не уронить марку.

– Вижу, – серьёзно сказала Ирса. – Но не понимаю. Надеюсь, он ещё жив? – она прямо-таки напряглась, и Ривелсея, чтобы не мучить её, поспешно кивнула.

– Страшно с тобой. Сидишь-сидишь, и вдруг – как будто молотом по голове получишь.

– Ратлерский стиль, – улыбнулась Ривелсея.

– Именно так. Только стиль у вас, на мой взгляд, чересчур тяжеловесный. У нас всего-то четыре Хранителя вместе со мной, так что, пожалуйста, не надо, и так – семь человек за день; или ратлерская жажда силы всё ещё не удовлетворена до сих пор?

– Ну, не надо так, – Ривелсея вздохнула. – Ратлеры не звери, а карикатура на нас, между прочим, такая же почти, как и на вас. Я понимаю, кто мы в широком восприятии: страшный, здоровый и тупой мужик с секирой зверски зарубит любого, кто встанет на пути, не разбираясь и не очень-то задумываясь. Однако – что касается порядка, то это у нас хорошо устроено, и нечего всё время говорить про методы, потому что методы у всех одинаковы. Если кто-то мутит воду слишком сильно и не признаёт разумных доводов, то, конечно, что же тут поделаешь! Но в Анрельте-то, между прочим, именно мы навели порядок в тот раз, когда…

– О да, – ответила Ирса. – Что касается того раза, то здесь вам спасибо и поклон, потому что тогда это было очень уместно. Весь город был в развале целый месяц, без вас было бы дольше, ну а то, что лишние полтысячи могил после ухода ратлеров пришлось вырыть – это, конечно, мелочи.

– Хватит критики. Давайте поговорим про Ночное Посольство.

– Извини. Конечно же, я увлеклась. Но дело в том, что все вы – и ратлеры, и квайзы – вы все живёте войной. Уничтожить, разгромить, утихомирить – убить, убить, убить! Но это – не тот путь, он ведёт в тупик!

Чем дальше, тем меньше Ривелсея стеснялась, и появлялось в ней какой-то мощное противоборствующее чувство, и оно рвалось наружу.

– Проповедь? «Мы не хотим войны»? Но я уже слышала такое, и не так-то давно.

– Да. Готед… Ну, он был мастером своего дела, но я всегда говорила ему: не будь таким поспешным. Он, я понимаю, не очень хорошо, наверное, объяснил, потому что торопился.

– Куда? К обеду не опоздать? Из-за него меня сегодня чуть не убили квайзы.

– Теперь ты нас обвиняешь. Мы, может, перед тобой немного и виноваты – это в части того, что касается Зенриса, но никак не в части того, что касается войны. Ты всё ещё не понимаешь нас, – вздохнула она. – Мы готовы были бы много раз перед тобой извиниться и даже молить тебя о прощении, если бы на тебя напали безвинно, если бы ты была чиста от войны, – она помедлила, – и от силы. Честь тебе и хвала, если только здесь есть за что: знаменитый ваш молот Настенарта прекрасно обработал твой разум, теперь он недоступен ни для чего, ни для какой истины, которая исходит…

– От неразумных, которые, сколько бы ни кричали, что не хотят войны, сами всё равно только и делают, что воюют и убивают? Великий Орден ратлеров мог бы легко навести порядок в вашем обширном городе, а если пока этого и нет, то не потому, что у нас чего-то не хватает, а только потому, что это сейчас, видимо, не самая приоритетная задача. Однако, как видишь, Орден уже заинтересовался Анрельтом, а поэтому можно надеяться, что в ближайшее время всё это будет…

– Но только тогда, конечно, – попыталась прервать её Ирса.

– Не стоит думать, – добавила Ривелсея, – что рука, день и ночь подписывающая приказы об убийстве, совсем-совсем чистая от силы: нет, это ещё хуже, поскольку воин, рискуя жизнью, искупает часть своей… – она сделала паузу. – Нет, я не скажу «вины», вина в том, чтобы сбивать людей с ясной дороги, а избавлять общество от таких вот личностей – это виной считаться не может!

Произнеся эту громкую фразу, Ривелсея оглядела своих собеседников. Мужчина рядом с Ирсой сидел, подняв несколько голову над столом и сосредоточенно на неё глядя. Сама Ирса смотрела как-то печально.

– Не горячись, пожалуйста. Поспешность часто бывает роковой, поэтому – не надо. Мы спорим как представители разных кланов, вместо того чтобы просто подумать. Это неправильно.

– Подумать – над чем?

– Подумать… – Ирса снова вздохнула. – Над тем, что происходит сейчас. Люди, в своём абсолютном большинстве, потеряли свою свободу. Люди перестали, давно уже перестали думать заново.

– Думать заново?

– Да, именно так. Слишком много вокруг расплодилось различных правил, и худшие из них – те, что учат мыслить.

– Попонятнее? – попросила Ривелсея.

– Когда человек начинает мыслить, то всё обычно заканчивается сразу же, как только он наталкивается на первое из таких правил. Иногда человек, целыми днями танцуя в бешеном однообразном круговороте, всё-таки задумывается, например: зачем он должен утром бежать из дома, чтобы весь день ворочать камни на стройке, или почему он должен отдавать чуть ли не все деньги в городскую казну, или жить с теми людьми, которые ему совсем никак не близки.

– То есть, это значит, что ничего этого он делать не должен?

– Стоп, – Ирса предостерегающе подняла палец. – Вот здесь-то и начинаются ошибки и трудности с пониманием. Я постараюсь всё-таки объяснить тебе не так, как объясняют другие, а так, как мы действительно это понимаем. Дело не в том, должен он или не должен – если я ставлю вообще такой вопрос, я не настаиваю на решении, решать-то он должен сам. Я лишь говорю о том, что нет ничего хуже, чем если в таких своих размышлениях он натыкается сразу на скорбно-тупое «я должен», и на этом всё заканчивается. Ведь даже если он решится и задаст себе вопрос, зачем он вообще здесь живёт, то и здесь обычно всё довольно-таки печально: его ум мечется и чувствует себя неспокойно до тех пор, пока он, опять-таки, не наткнётся на подобную идею, плавающую в воздухе и общедоступную, ту грязную идею, которая, несмотря на всё, нужна ему всё-таки, как подстилка для лошадки.

– Да, но идея существует не одна, – ответила Ривелсея. – При всём их множестве он может выбрать то, что его больше всего привлекает и что наиболее разумно.

– Разумно, – вздохнула Ирса. Она, похоже, стала осознавать нереальность всех своих попыток сбить Ривелсею с крепкой позиции. Практически отчаявшись в этом, она вдруг обратилась к Рилану.

– Вот ты, – сказала она, – скажи, пожалуйста, что ты насчёт всего этого думаешь?

Рилан не подвёл и ответил точь-в-точь то, что посоветовала ему несколько минут назад Ривелсея:

– Я служу повелителю, и главное – это действовать разумно.

Ривелсее даже стало жалко Ирсу. Она, похоже, решила, что имеет дело с такими тупицами, с которыми даже незачем и говорить. Лицо у неё сделалось почти что скорбным, и Ривелсея из этого решила, что для Ирсы этот разговор действительно очень важен. К тому же, нельзя было забывать о том, на что она шла ради разговора с ней, Ривелсеей. Конечно, с одной стороны, всегда следовало ратовать за Орден и за его крепкую, жизнью выстроенную мораль, но с другой – найти компромисс было важно: это могло дать ей новые сведения, и к тому же ещё ей очень не хотелось, чтобы за ней продолжали охотиться. Все честные способы Посольство уже исчерпало, теперь, похоже, остались только эффективные. Легко, очень легко: пара дротиков с каплей древомути – и нет никакой девушки Ривелсеи…

– Мне хотелось бы – пусть я даже хочу слишком много, но это необходимо – услышать немного про ваши действия, замыслы и планы. Потому что, сравнивая наши взгляды на жизнь, мы начинаем философствовать, а в этом мы всегда разойдёмся…

– Да, – Ирса провела ладонью по столу, – я тоже так думаю. Хорошо, я возьмусь за это и расскажу тебе то самое главное, что заключает в себе Ночное Посольство.

И здесь её голос изменился, перешёл в громкий и страстный шёпот.

– Я говорила тебе уже: люди становятся всё более неразумны, и никого это почему-то не заботит. Вот что страшно. А неразумность быстрее всего ведёт к страданиям.

Ривелсея кивнула.

– И вот поэтому мы решили: всему этому вскоре должен прийти конец, – веско сказала Ирса. – Человек глуп, человек слаб, но он пойдёт за нами, потому что у него нет выбора, а мы приведём его к той свободе, которая пока доступна лишь нам.

Глаза Ирсы зажглись; очевидно, она говорила сейчас то, что действительно думала, и Ривелсее было интересно.

– Мы сейчас все живём, – Ирса вздохнула, – в мире слёз, мире судорог, мире огня. Внутренний огонь воспламеняет всех, и поэтому, не имея никакого ума и никакого понимания, люди бьются все вместе в страшной агонии, и потому всё так печально.

– Так было всегда и идёт давно, – сказала Ривелсея. – Очень-очень давно, сотни и тысячи лет. Я не верю, что это может измениться. Тем более, что не так уж всё и плохо, если вдуматься. Жизнь – это сложная вещь, всё зависит от того, как к ней подойти, а неразумие большинства требует лишь того, чтобы им дали знания.

Ирса, похоже, не слушала: её собственная речь увлекла её.

– Мы дадим это людям! – провозгласила Ирса. – Мир слёз отомрёт, и отомрёт очень скоро. – Её шёпот стал тихим. – Всё закончится тогда, когда наступит День дня-и-не-дня. В этот день закончится мир слёз и придёт мир заката, вечного заката и тишины, которая никогда не кончится. Это будет мир тихий и спокойный, где все будут жить не по этим безумным законам, а по самым естественным принципам.

– Все? – спросила Ривелсея. – Что-то я не понимаю вашей идеи. Поверьте, люди не такие, чтобы резко измениться. И к тому же, – секунду подумав, она сформулировала главный вопрос, – зачем вам это надо?

– Мы живём в осквернённом мире. И потому хотим изменений. Этот мир слишком горяч, и он будет постоянно кипеть и страдать, пока не погибнет всё. Гармонии не может быть в огне, мы предлагаем тишину.

– Ну вот что, – сказала Ривелсея, и голос её прямо-таки налился решимостью и мощью рассудка, – из всего этого я не понимаю, к сожалению, ничего, кроме одной вещи: Ночное Посольство пытается странными непривлекательными сказками заморочить головы людям. В данный момент – мне. Ирса, мы с самого начала условились говорить дружелюбно, чтобы прийти к согласию. Что ж, дружелюбно говорить – это приятно, но что касается согласия, то ты не говоришь ничего конкретного, с чем лично я – и Орден – могли бы согласиться. Ночное Посольство может сколько угодно радовать себя радужными перспективами и мечтами, но Орден ратлеров этим не склонен заниматься! Если бы всё дело было только в мечтах, разумеется, никого бы это не волновало, но Орден сейчас встревожен тем, что вы убиваете людей!

– Никогда, – Ирса неожиданно нахмурилась. – Практически никогда мы не убиваем тех, кто не пролил бы силы наших братьев. Убийцы – квайзы, а не мы.

– Как бы то ни было, – лицо Ривелсеи тоже стало резким, – в беспорядках в этом городе, в любом случае, виноваты вы!

– Беспорядках! Да ваш порядок давно уже прогнил, неужели до сих пор не понятно? Постой, – она подняла руку в примиряющем жесте, чтобы не было возражений. – Ты просто ещё не понимаешь, зачем я тебя позвала, Ривелсея – поверь мне, я не настолько глупа, чтобы практически одной прийти на встречу с двумя ратлерами только для того, чтобы самой проповедать тебе догматы Ночного Посольства.

– Да? – в мозгу Ривелсеи тут же взметнулась мысль об угрозе и опасности, ведь мало ли чего можно ждать от этой женщины? Темна и, наверное, очень опасна – так же, как и Ночное Посольство.

– Да. Нужно сказать – я только совершенно не знаю, почему это так, – но ваш Повелитель совсем не глуп, он каким-то образом предугадывает самое главное и важное. Я тоже кое-что знаю, и знаю, что ратлеры в Анрельте тринадцать лет практически не появлялись. Теперь же он решил послать тебя – именно тебя, и тебе, я скажу честно, скорее сильно не повезло, чем повезло. Не знаю даже, сколь велики твои полномочия и как у тебя с поддержкой, но, однако, осмелюсь предположить, что поддержки у тебя не очень много, скорее всего. Надеюсь, что ты не собираешься одна бороться со всеми, это бесполезно и, – она усмехнулась, – и неразумно. Ночное Посольство – да, мы очень долгое время переживали сложные времена, но сейчас нас уже не остановить! – она взглянула на Ривелсею резко и почти что гневно. – Близится День дня-и-не-дня. После этого всё изменится, Ривелсея, и в этом нет ничего плохого – ты должна понять. День дня-и-не-дня – к этому мы готовились, о да, мы готовились очень долго. Хафрелос, создавший Посольство, очень хотел дожить до него, но не дотянул с небольшим три столетия. День-и-не-день – это начало того нового, о чём я уже говорила, и конец всякого безумия.

– Я не понимаю. Ты говоришь – уже скоро. Что скоро?

– Я почему-то надеюсь, что ты нам поможешь. Почему-то надеюсь и думаю, что ты разумнее и квайзов, и многих ратлеров.

– Я – должна помочь? – удивилась Ривелсея.

– Да, очень бы хотелось, – кивнула Ирса. – Я очень хочу, чтобы ты нам помогла. Ты, к сожалению, не можешь понять, что такое День-и-не-день, но поверь, это дело великое и благое. Однако – возможно, я и зря раскрываю тебе это, но мне почему-то хочется это сказать – мы хорошо уже подготовились, и День-и-не-день придёт раньше, чем кончится этот месяц, и этот месяц станет знаменательным.

Ривелсее стало интересно, и одновременно ей стало не по себе. Было здесь что-то странное, загадочное и страшное, в этом надо было разобраться. И страх тоже откуда-то наползал, он был связан с тем, что её, кажется, тянуло куда-то в грязный и чёрный круговорот, куда ей совсем не хотелось. Квайзы, Хитрый Стекольщик, ратлеры; Ночное Посольство, Адест, Венец Рейлинга; «Молот Настенарта», Хейлер и загадочная Ирса, – всё это бешено крутилось перед её глазами, и требовалось как-то из этого выбраться, потому что Ривелсея чувствовала: всё это становится слишком опасно. Совет Разума, что ни говори, предложил ей больше, чем ей самой хотелось. Защищать Орден и помогать в установлении порядка – несомненно; но, кроме того, носить оружие не снимая, рисковать жизнью каждый день и перестать считать, сколько людей с её помощью уже ушло с земли – это было для неё чрезмерно много. Однако деваться ей было уже некуда, и сконцентрироваться надо было, в первую очередь, на том, чтобы как-то в этом разобраться, чтобы было, что рассказать Совету, и, главное, вернуться туда самой.

– День-и-не-день сметёт всё, – продолжала между тем Ирса. – Но я не скажу «рассвет» – нет, это закат, это спокойствие и тишина, которой ещё не бывало здесь. Мы все сейчас ждём, когда подготовятся наиболее достойные из нас, а потом, – и в глазах у неё появился алчный яркий блеск, – потом всё это кончится, и не будет Ночного Посольства, и даже я смогу тогда отдохнуть. А ведь я, если сказать честно, устала, – и она задумалась.

– Почему – Ночное Посольство? – спросила Ривелсея.

– О-о, потому что – да, мы посланы Ночью. Разум – прости меня, конечно – людям успокоения и радости не даёт, а даёт – ты сама посмотри вокруг как следует! – даёт только мучения и страх. Все живут искажёнными правилами, а настоящие желания, желания своей души, скрывают даже от себя. Вот в этом мы и можем помочь. В мире заката, который принесём мы, этого не будет…

Ривелсея слушала быструю и горячую речь Ирсы, и лицо её было и жёстким и задумчивым одновременно. Нет, нельзя, конечно, сказать, чтобы речь Ирсы её поразила или что она хотя бы поверила чему-то из того, что она проповедала, однако было, было в этих словах что-то такое, тонко-неуловимое… Свобода – да есть ли она? Прямо перед ней сидит женщина и обещает свободу всем и каждому, причём совершенно даром. Мир, где все смогут следовать желаниям… Но вот только вопрос – какими будут эти желания? Утренние события, конечно же, не исчезли из её памяти: несомненно, Ночное Посольство может влиять на души людей, но оборачивается это обычно… Ривелсея заглянула в глубь себя, несколько раз спросив у себя самой: что сделать, чтобы наверняка не ошибиться? Что и говорить, ратлерская мораль, учение Настенарта – велики, чрезвычайно велики, но несовершенны, по-видимому, как и всё в этом мире. В мир, про который говорила Ирса, Ривелсея, конечно же, почти не верила, а величественный День дня-и-не-дня представлялся ей какой-то опасной авантюрой, которая, скорее всего, неизбежно приведёт к обычной пошлой резне. И к тому же, её интересовал ещё один вопрос.