Текст книги "Очищение духом. Трилогия"

Полувзглядом она увидела, что отряда Ресатала с ними нет, да и никаких союзников тоже. Семеро на четверых… Нет, это много, тем не выстоять. Эта мысль, смешанная из ярости, радости и почти уже победы, не оформляясь в слова, дико всплеснулась в голове. Меч она держала наперевес, уже прокручивая в сознании то, как ударит слева на угол по мечу стоящего от неё справа, и пусть он попробует защититься. Ну и что, что он весь такой закованный – для того и изобретена ратлерскими Мастерами «Мощь гнева», чтобы поражать и валить на землю тех, чья броня потом вообще не позволит им подняться.

Надо сказать, что исполнить свой план ей даже удалось. Её меч хлестнул по недлинному мечу противника с почти небывалой для неё мощью, однако тот оружия не выронил. Мало того – он сделал столь резкий выпад, что ей пришлось очень выложиться, чтобы поставить защиту. Впрочем, булава Хакира, ударившая того же врага по плечу пару мгновений спустя, всё-таки заставила его пошатнуться, а на великолепных доспехах образовалась первая вмятина – всё-таки булава Хакира имела вес в половину его самого. Хорошо пошло, мелькнула ещё одна радостная мысль. Тут главное – ни на мгновение не ошибиться, а вдвоём они этого закованного точно одолеют. Хоть у него и две руки, но меч-то ведь один, а голова, координирующая ход боя – и подавно.

На второго из четвёрки – она уловила это, опять же, полувзглядом – ничуть не хуже напирали Фатиф, Сатур и Генрес. Оставшиеся обе пытались добраться до тех двух врагов, которые не принимали участия в битве. Хых, не принимали… – они что, думали, смогут избежать драки, если их сообщники вдвоём сдерживают столь мощный натиск? Но эти двое сражались плечом к плечу и не давали ратлерам добраться до задних. Пока – не давали… Мечи носились в воздухе, как молнии, и звон стоял оглушительный, но для Ривелсеи этот звон был своеобразным отбиванием ритма драки. Один из тех, до кого было не дорубиться, развернулся наконец в сторону сражения и тоже достал меч. Ага, решил, значит, принять участие… Сейчас-сейчас. Хакир снова занёс булаву для удара по ближнему врагу, и в тот же момент Ривелсея взметнула свой меч, целя ему в запястье. Из опыта знала: любая боль обжигает так, что даже у ратлера может на миг помутиться разум, так что если тот не успеет отразить хоть один из двух одновременных выпадов, то он, можно считать, уже побеждён.

Однако в этот самый миг «дальний» сделал какое-то движение в сторону Хакира, странный выпад мечом: сначала плавно и наискось вверх, как если бы хотел ударить ему в грудь, а потом – резко дёрнув сжатый в кулаке меч вниз, к себе. Она уже боялась любых неожиданностей, но до Хакира меч просто не достал сантиметров двадцати, его булава продолжала свой полёт – однако через миг Ривелсея вдруг услышала такой отчаянный вскрик, а затем стон, что замешкалась и еле-еле успела отпрыгнуть от направленного на неё выпада. Булава Хакира, потерявшая направление удара, с грохотом ударила его самого по железным коленям, а затем он и сам повалился на землю. Медленно, плавно, не так, как если бы получил тяжёлый удар, а как будто бы выпил смертельного яда. Но он не был убит – однако его стон чуть не вырвал ей сердце: ратлер, воин мощи, может скорее зареветь от вражеского удара, но не застонать же так надрывно, жалобно и беспомощно, с угасанием голоса, как стонут только дети, когда чувствуют собственное бессилие или хотят пробудить жалость.

– Веттар НАААрт!! – зачем Генрес потратил столько энергии на крик? Казалось, от него сейчас расколется небо. Ривелсея увидела: Тана так же беспомощно, как и Хакир, уже лежит на земле, лицом к ним теперь стоят оба «передних» и оба «задних», а ещё она еле-еле успела подставить свой меч под очередной удар.

Опять она не понимала, что происходит, опять была страшная ситуация, в которой – эта мысль пришла ей в голову в свободные от построения боя полсекунды – нужно было что-то придумать и не растеряться. Но что? Ножик метать бесполезно, с близкого расстояния его мечом отбить – раз плюнуть, тем более что и целить тут можно только в ладонь… И «ратлерская ярость» ведь не поможет: металл – не кожа, он не загорится. Ну а как же?? Из самых недр человеческого сознания стала подниматься паника: она не победит этого, с мечом, он слишком силён и опытен, а если даже и победит, то останутся ещё трое, которых она не победит уже точно, а их-то осталось всего пять… Четыре, поняла она, увидев, как и Сатур свалился на песок, издав точно такой же пронзительный детский стон. Чаротворы, значит… КАК ей сейчас в одну секунду так успокоиться, чтобы создать на своём сознании «Железный Покров»? Либо «Покров», либо дерись. Но только какое тут «либо», если тебя сейчас или раскроят мечом, или ударят через всю голову невидимой дубиной??!

Жить. С этим словом она и бросилась в атаку, подняв в себе ВСЮ мощь и собрав ВСЕ способности в кулак и сконцентрировавшись до того, что враг как будто бы даже замедлился. Первым ударом она отвела вражеский меч, вторым – тут же подсекла его оружие сбоку, сделала обманный выверт, потом опять нанесла удар сбоку, снизу, сбоку, снизу, справа… И он на секунду растерялся, пропустив сложный приём из трёх мгновенных прямых выпадов. Меч вылетел: всё ж таки он был к его руке не приклеен. Мысль о том, что надо это сделать, пришла после, когда Ривелсея, краем глаза и краем сознания ухватив вмятину от палицы Хакира на плече врага, схватила меч двумя руками, как копьё, и ударила по этому месту. Дикий крик, – ну конечно, неприятно, когда в твоё плечо погружается шестьдесят сантиметров клинка, – и тот бы непременно увлёк её за собой в падение, если бы она столь же стремительно и уже из последних сил не выдернула меч обратно.

Один из «задних» впервые за всё время боя издал гневный крик. Это была первая их жертва. Но сейчас будет и вторая, зловеще подумалось ей: азарт и боевая ярость так захлестнули её, что она уже готова была тут же броситься на следующего, который стоял за первым. Несмотря на то, что она ощущала себя почти пустой; обычно чувство гнева поднимает в ратлере мощь, вот только поднимать ему сейчас было почти нечего, слишком много и телесных, и внутренних сил стоила ей эта победа.

Но – всё равно, она метнулась вперёд. Тарего (а это, как поняла Ривелсея, они и были) резко рванул к ней меч – и она застыла, потому что поняла: это не простой удар, дотянуться до неё мечом он даже не рассчитывает. Как ей удалось притянуть к себе последние остатки мощи, чтобы мгновенно погасить ярость и создать «Железный Покров» – она и сама не знала. Надёжная стена нерушимости Разума встала вокруг неё. Пять или восемь секунд она, безразлично взирая сквозь «Покров» на то, как Генрес схватился в поединке с последним из «ближних» тарего, чувствовала себя защищённой, а потом «Железный Покров», который невозможно было разбить, стал стекать с неё, как если бы крепкие железные покровы превратились в вязкий и текучий кисель. И в сознании вскрикнуло что-то – как будто десяток злобных голосов порадовался тому, что совершилось очередное недоброе дело.

Панику она отсекла. Хотя уже поняла: сейчас будет больно…

Ошиблась. Странно. Больно не было.

Когда ближайший к ней враг, сильно сжав кулак, дёрнул его назад – больно не было, но у неё просто подкосились ноги, меч вывалился бессильно, а к горлу подкатила липкая тошнота. Песок вдруг приблизился, ударил по глазам. Вот теперь больно. Нужно было немедленно вскочить, Ривелсея рванулась всем телом – но потом поняла, что рванулась только мыслью. У неё не было тела, она с ужасом обнаружила, что не имеет энергии даже чтобы разлепить веки и открыть глаза. Ещё одна отчаянная попытка – и опять неудача. Ничего. Никак. Ни одного движения. И только из груди вырвался всхлипывающий звук, который тут же сорвался от бессилия. Вот в этот момент её и охватила паника. Она беспомощно ждала, когда смертоносный меч врага положит этому конец, отсечёт тошноту и навсегда успокоит то тело, которое и так не могло больше даже шевельнуться. Однако этого не было…

Она попыталась закричать, и ей это удалось – но в обмен из неё вышло столько энергии, что она перестала что-либо нормально слышать, в ушах поплыл звон, но она не смогла сказать – звон мечей или звон самого сознания. Ривелсее показалось, что её тело плавно закружилось, а потом всё быстрее и быстрее, и тошнота подкатила с утроенной настойчивостью, так что не хотелось даже дышать. Потом была множественная боль: болью отозвались коленки, затем живот, затем руки и, наконец, щёки. По щекам её били с большим энтузиазмом, и ей пришлось разлепить глаза, просто хотя бы для того, чтобы это прекратилось.

– Жива, – констатировала Алана.

Ривелсея тут же почувствовала такой новый прилив тошноты, что ей захотелось возразить.

– Генрес, – произнесла Алана, обращаясь куда-то в сторону, куда у Ривелсеи не было сил посмотреть.

– Да… Алана… Помоги… ей. Я сейчас… встану. Нам всем надо… вернуться в крепость…

– Тебя надо перевязать, – строго сказала Алана.

– Да что тут… перевязывать… Обойдусь, не в первый… раз. Плохо то, что мы троих… потеряли, а я… сейчас. Сейчас. Я же ратлер, я не могу умереть от пустяковых ран, пусть они не думают, что так легко от меня… отделались, – на последнем слове голос опять сорвался.

Ривелсея, конечно, поняла: Генрес ранен. Судя по озабоченному лицу Аланы – серьёзно ранен. «Ааалр…» – начала она, имея в виду: «Алана, что сейчас происходит, и где мы (она уже видела, что не там, где она упала), и что с Генресом, и ещё я очень хочу пить», но дальше этих звуков дело не пошло. От усилия снова завертелся перед глазами мир – но, к счастью, через пару минут встал на место. Ощущение было такое, словно она нахлебалась древомути. Или нет, ещё хуже… Она вспомнила состояние Нирселы в то утро – и позавидовала ей белой завистью.

Впрочем, Алана была догадлива, хотя бы в отношении последнего. Она откупорила фляжку, которую таскала на поясе, и поднесла к губам Ривелсеи. Как оказалось, сил на то, чтобы шесть раз глотнуть терпкий ратлерский напиток, у неё хватило – или же их придал сам напиток. Ей даже показалось, что вот сейчас, когда он пройдёт по её жилам, разгонит силу, даст ещё бодрости, она встанет: ведь и Генресу надо бы помочь, да и Алана растерянная, а есть ещё и остальные из её отряда. Или уже нету?! Что там говорил Генрес про потери??

Но чуда не произошло, только дышать стало как-то легче. Что ж это такое… Ривелсея напрягла сознание до предела, ища в себе частички мощи, но не нашла ни одной. Такого с ней прежде не бывало. Она очень хотела узнать, по крайней мере, как обстоит ситуация с её бойцами – но издавать новые звуки уже не решалась, опасаясь, что её опять сбросит в бессознание. На этот раз Алана её желания не почувствовала: вообще скрылась из виду, уйдя на несколько шагов куда-то вправо, откуда (наверное) слышался голос Генреса. Несколько минут Ривелсея просто отдыхала, а потом раздался голос откуда-то спереди:

– Ох… Что здесь у вас?

В одной из появившихся в поле её зрения фигур Ривелсея узнала Ресатала.

– Да… ничего, – услышала она голос Генреса. – Ничего… хорошего. Меня… немного зацепило мечом… по груди. Троих бойцов… мы спасти не смогли. Остались вот… две девушки. Но только они… выпиты. Полностью выпиты.

– Выпиты?

– Некогда объяснять! – в голосе Генреса проросло раздражение, отчего голос тут же окреп. – Они не могут ходить, говорить, двигаться – но их ещё можно привести в порядок, если притащить на нашу базу. Пара недель – и, как объяснял мне… Агонарт, после таких случаев… они могут поправиться.

До Ривелсеи в этот момент не сразу дошло про «две недели», она размышляла про «вторую девушку». Очевидно, имелась в виду Тана. Очевидно, и её – тоже…

Как же она ненавидела в этот момент всех чаротворов!

– Да-а, – Ресатал бросил сочувственный взгляд в её сторону. – Подожди, Генрес… трое бойцов? Они… все – погибли?

– Сходите посмотрите, они там, – он, очевидно, махнул куда-то рукой. – Было бы… хорошо, если бы их вы тоже притащили сюда. Тарего сбежали… обратно в лес, я не думаю, что они… вернутся, однако будьте… осторожнее. Мы не могли там оставаться, мы притащили их… сюда. Живых. И то с трудом. Вы же видите, я… ранен, не мне таскать молодых… поборниц.

Ресатал исчез из поля обзора вместе с отрядом. Неужели мертвы… все трое? И Хакир, без которого бы она ни за что не справилась с тем тарего… и Сатур, неоднократно её выручавший, и Фатиф – лучший друг Айледа??

В её отряде осталось двое?

Странно, но эта мысль не очень ужалила. Наверно, потому, что не получится переживать за кого-то больше, чем за себя. Пока ей было настолько плохо… И вообще всё это для неё складывалось в дурной сон. Во сне по-настоящему не волнуются.

Раздалось шумное кряхтенье, а потом перед ней появился Генрес. Да-а-а… Хорошо, что он оставил в доме мантию Покорителя, потому что вся одежда, которая была на нём сейчас (а на нём были только штаны и обрывки рубахи, которую Алана, похоже, пыталась с него снять – однако, не решаясь отрывать ткань от глубокой раны, которая шла по правой стороне тела от живота до самой груди, в трудных случаях использовала меч), была в бурых пятнах. Не без помощи Аланы, похоже, Генрес умудрился выбраться и из своих доспехов. И всё равно она ему позавидовала. Он-то может ходить. А она – нет.

– Ох-ох-ох, – сказал Генрес. – Ох, – добавил он, взглянув на неё. Как поняла Ривелсея, первая реплика была оценкой своего, а вторая – её состояния. Да и прозвучало второе «ох» намного более тревожно. – Молчи, молчи, – как будто она могла что-то сказать! Ривелсея только посмотрела на него печальным взглядом, в котором читалось желание жить и слабая уверенность в том, что это у неё получится. – Ты же понимаешь: по-всякому бывает. Кому-то вот… как мне, – Генрес показал на свою рану – очевидно, от меча – из которой сила, впрочем, почти уже не сочилась. – А кому-то… я же говорил… это тарего – они как раз и есть самые здесь жуткие… чаротворы. Они убрались, вот что плохо, только один остался лежать, да ещё один, которого я… подстрелил в ладонь такой… штукой, что он вряд ли долго… протянет. Ты, конечно, не грусти, но вообще-то всё плохо, девочка. Да… но не волнуйся, что-нибудь Кестанарт придумает: хоть ты у нас и горяча, это да, но ведь всё же Тана с Аланой – это не отряд…

Значит, Тана жива?

Он снова дал ей попить и даже побрызгал на лицо чистой холодной водичкой. Впрочем, от этого легче не стало. Полегче стало тогда, когда отряд Ресатала вернулся, с трудом волоча три тела – из которых, как оказалось, тел было всё же два, потому что Хакир, когда его положили на землю, вымученно-тяжело застонал. С него тут же стащили доспехи, а Генрес по случаю его возвращения даже издал многозначительное «Ух!» По мнению Ривелсеи, самому Генресу сейчас горячая припарка с лазурным листом совсем бы не помешала. И лес рядом. Она бы, может, и нашла пару листочков, если бы ей дали хоть полчаса полазить по оврагам. Но – это та «она», которая была раньше. И как же это было противно сознавать!

А вот исследования Фатифа и Сатура никаких радостных известий не принесли, и Генрес снова впал в угрюмость, что было хорошо заметно по его голосу.

– Значит, так, – сказал он. – Ситуация… такая: мы отрезаны от крепости. Нас осталось, – он посчитал по пальцам, – восемь человек ратлеров и ещё двадцать семь человек из тех, которые пришли с нами.

– Двадцать четыре, – поправил Ресатал.

– Двадцать четыре, которые пришли с нами. С таким войском идти сейчас обратно – это безумие. Потому что, во-первых, уже почти вечер, а значит – скоро будет темно, а во-вторых, с таким скарбом на плечах мы будем продвигаться крайне медленно, а в темноте хороша только роль охотника, но никак не мирного путника… К тому же, нехорошо так сразу… оставлять эту базу, вдруг сюда ещё кто пожалует – кто не знает, что теперь здесь мы – и нас не встретит? Нехорошо получится… А потому мы пока что подождём рассвета, с которым наверняка подоспеют и силы Агонарта – а в том, что он направит нам помощь, я нисколько не сомневаюсь. Я думаю, большинство согласится, что идти через лес ночью… неразумно. В любом случае, как я уже сказал, мы будем дожидаться утра.

По такому случаю Ривелсею и Тану осторожно перенесли туда, где раньше был центр вражеских укреплений. Генрес сказал сразу: держаться нужно кучно, а то мало ли… – поэтому те двадцать с небольшим человек, что остались, постарались на скорую руку соорудить два домика – а точнее, навеса. Два для себя, один для «ратлерского командования». Алана подложила побольше травы, чтобы Ривелсее с Таной было поудобнее лежать, а Ривелсея при этом подумала, что если у неё такое же лицо, как у её соратницы по несчастью – то тут однозначно есть чем озаботиться.

Несмотря на всё, Алана смогла накормить их размоченным в тёплой воде хлебом. А вот Хакир был слишком пока слаб, он, видно, не отошёл ещё от действия вражьего удара – ну, спасибо и на том, что он вообще вернулся из Тёмного мира – и Генрес порекомендовал оставить его в покое до утра.

Глава 8

А утро настало довольно быстро: стоило Ривелсее закрыть глаза – и когда она их открыла, уже был восход, воздух окрасился не вечерним, а утренним солнечным светом. Она открыла глаза, вспомнила вчерашнее и долго лежала, прислушиваясь к себе. Каждая ночь – великая целительница, уж это она выучила с детства, и каждый раз, просыпаясь после болезни, она в первую очередь оценивала, насколько отступила та за время сна. Ушибленные и исцарапанные руки и ноги в её жизни, как правило, заживлялись за ночь и на следующий день себя уже не проявляли, а вот ожоги после пустыни проходили медленно, несколько ночей. Сейчас же, попытавшись шевельнуть рукой, Ривелсея обнаружила, что это, в принципе, возможно, но только не в таких объёмах, чтобы она могла что-то сделать руками – ну разве что совсем незначительное – или, тем более, встать. Под навесом почти никого уже и не было, утро выдернуло всех наружу (хотя и ночью наверняка не все спали), лежала у дальней стены только болезненно бледная Тана и громко и часто дышащий Хакир. Алана возникла в дверях совсем бесшумно и только через полчаса. Ривелсея попыталась ей улыбнуться. Надо же – получилось. И та ответила улыбкой. Потом опять был завтрак – такой же, как и вчера ужин. А затем, когда она опустила голову на траву с облегчением от того, что может прекратить прилагать усилия по пережёвыванию размокшего хлеба, то увидела, что под навес вошёл Ресатал, а за ним и Генрес. Против обыкновения последних дней он, кажется, был доволен: как поняла Ривелсея из разговоров, ратлерам всё-таки удалось изловить кого-то, кто ночью попытался проникнуть на базу и был, по всей видимости, плохо осведомлён о том, какие силы в настоящее время ею управляют.

– Я же говорил, что кто-нибудь обязательно пожалует, – тихо произнёс Генрес, обращаясь к Ресаталу и потирая бороду. – Не стоит думать, будто сообщение в этом лесу налажено так хорошо, что все вокруг так вот и узнали о том, что произошло в какой-то там одной из нескольких мелких крепостей.

– Странно, – ответил Ресатал. – Это нужно, пожалуй, глаз совсем не иметь, чтобы не увидеть зарево от такого пожара и не озаботиться…

– Тут ведь можно было решить, что это защитники крепости запалили пожар, чтобы не дать нам пробраться, а потом сами же его и потушили, когда стал не нужен… А впрочем, сейчас узнаем. Наверняка у этого парня есть что рассказать.

Великая вещь – ратлерская мощь… Генрес выглядел уже так, словно с ним ничего и не случилось, хотя если уж вражеский меч смог распороть на нём железные доспехи, то что и говорить о том, что он мог бы сделать с живой плотью. Но, глядя сейчас на Генреса, Ривелсея испытала только боль и раздражение. Нет, не то чтобы она не хотела порадоваться за него. Но просто – было так тяжело…

«Парня», о котором тот говорил, ввели, держа за обе руки, два крепких ратлера Ресатала. Лет тридцать, румяный, да и вообще пышущий здоровьем, с задумчивым выражением на лице. Острой иглой кольнул страх… Да, теперь она всего боялась. А если и этот? Как их отличишь?? Много ли ей теперь надо – ещё один, даже совсем слабый удар по сознанию просто наверняка забросит её душу в Тёмный мир, где, как объясняла ей тётка, можно множество лет лежать в одинокой темноте, отдыхая от этой жизни… Впрочем, что будет потом – не знала и тётка.

Ривелсея всё равно боялась, несмотря даже на присутствие ратлеров и то, что он никаким образом внешне не походил на чаротвора. Но – всё равно… А глядя на его внешнее здоровье, Ривелсея тем более не могла ещё раз не позавидовать.

– Присаживайся, – любезно пригласил его Генрес усесться, после чего ратлеры тут же насильно опустили его на песок. – Расскажи нам что-нибудь, – попросил Генрес. – Вот, хотя бы это: куда ты ночью по нашему лагерю пробирался?

– Я никуда не пробирался, – ответил тот понурым голосом. Генрес сразу нахмурился, но не успел ничего сказать. – Я вообще вчера вечером всего лишь хотел набрать воды в ручье, но на дороге мне встретился Чёрный посланец и

приказал мне разведать, что творится в крепости. Он очень туманно выразился, что тут могут быть какие-то изменения – ну а я решил, что это, как всегда, Синклокт с кем-то поссорился, а может, и его самого порешили – слишком уж многим он на горло наступил, когда согласился работать с тарего, а «работать» с ними – значит подчиняться, тут по другому-то не бывает. Синлокт-то меня не особо жаловал, но я не очень-то тоже его боюсь, были тут те, кто меня поддержал бы, поэтому и опасался я не сильно, когда сюда шёл… Вижу, что очень ошибся, – понуро добавил он.

А этот, похоже, не очень-то был склонен сохранять тайны главарей ценой своей жизни…

– Что за чёрный посланец? – заинтересовался Генрес.

Лицо у того дёрнулось.

– Да кто их различит-то, они все похожи. А только, если уж он тебе встретился, то пойди и сделай, чего просит, а то, – он выразительно провёл по руке ребром ладони. – А не сразу, так потом, у них это легко… Разве что они про тебя забудут, но это редко бывает. Мне страсть как не хотелось, однако же пришлось. Я бы очень хотел попросить, чтобы вы меня назад отпустили, потому что я никакой не главарь, толку от меня большого не будет, а всё, что я знаю – спрашивайте, я скажу.

– Хых, – сказал Генрес. – Быстрый ты очень. Ведь видно уже, что ты делами неблаговидными занимаешься, а сверх того, общаешься с такой нечистью…

– Да с ними тут все общаются! Точнее, с ними-то никто, а вот они – со всеми, с кем захотят, и ничего тут не сделаешь, хотя кто они такие, до сих пор никто толком не знает. Но у них большая тут стала власть, больше, чем они, никто запугать не может… Только люди с горящими глазами, хотя их я никогда сам не видел.

– С горящими глазами?

– Да это местная легенда, – тот даже усмехнулся. – А Синлокт-то, который действительно пройдоха, он не сразу до верхушек дорвался, перед ним Бартол был, который как раз и ратовал, чтобы всякая нечисть тут людям не указывала. Я к нему сразу бросился, когда мои Мшаники пришлые люди страхом себе подчинили – я ещё не знал тогда, что это тарего. Ну и порезали мы кое-кого, – он злобно улыбнулся. – И на славу порезали, пусть помнят! И из ихних, и из наших, кто продался пришлым. Но хороших людей Бартол никогда не обижал, это уж Синлокт стал, ему-то всё равно, чьё золото гремит.

– Так, значит, вы не любите тарего? – уточнил Генрес.

– А какой чёрт их любит-то? Они притащились непонятно откуда и начали тут вражду кругом сеять. А никто их сюда не звал, и никто им тут не рад. Есть в них что-то такое… страшное, я не знаю, с ними нормальному человеку никогда связываться неохота. Чего им от нас-то надо? Отправились бы они подальше куда от нас, в Анрельт в какой-нибудь, и эти, чёрные, тоже…

– Ну-ну, – оборвал Генрес. – В Анрельте и так весело. Хотя и очень похоже… – эту мысль он не развил.

И никакую больше не развил, потому что в это время вошла отсутствовавшая Алана и сказала:

– Покоритель Генрес, пришёл дивизион Покорителя Тахара из легиоса Агонарта.

– Дивизио-он? – Генрес тут же, казалось, забыл про допрашиваемого: дивизион был важнее. – Это хорошо, значит, там всё не плохо. На-ка, глотни, – Генрес открутил от пояса фляжку. – Отдохни пока что, потом видно будет, что с тобой делать.

Этот хлебнул генресовского зелья без возражений. И так и остался сидеть на земле, тем более что ноги ему крепко связали верёвкой те же два ратлера, которые его сюда и привели. Руки же у него были связаны изначально, так что теперь он вряд ли мог бы что сделать, даже если бы и захотел.

– Побудь пока тут, девочка, – обратился он к ней. И СЕЙЧАС ИЗДЕВАЕТСЯ? – И вы тоже, – кивнул он Хакиру и Тане, которые, впрочем, сейчас пребывали скорее в бессознательном состоянии. – Нужно встретить дивизион, завершить кое-какие моменты, а потом мы отправимся обратно в крепость.

Что ж, крепость – это хорошо. Там можно будет как следует оправиться, ничего не опасаясь…

Из-под навеса встречать дивизион ушли все, кто мог. Генрес даже прикрыл символическую дверь, сплетённую из веток. В зелёном полумраке проникавшего через ветви солнца Ривелсея – единственная, кто находился тут в полном сознании – смотрела на пленного. Страх перед ним уже почти прошёл, ну не был он похож на чаротвора, да и говорил про них с ненавистью… Но только куда его ненависти до ЕЁ НЕНАВИСТИ!! Она смотрела и смотрела на него – и в сердце закипало это самое чувство. Ведь это враг. Так или иначе – но враг. Это здесь он сейчас такой хороший и так поносит и тарего, и Детей пустоты – ну так это только для того, чтобы умилостивить Генреса, а ведь ничем он не лучше любого из тех, кого пришлось вчера убить союзникам и Ресаталу. И ведь наверняка он бы её убил, если бы встретил где-нибудь пораньше, во время битвы, и если бы смог.

Теперь его наверняка потащат в крепость. И он пойдёт… Пойдёт САМ, а вот её, как труп, понесут на носилках. И не факт, что она быстро оправится.

А если вообще не оправится?

Опять – паника в душе, и ярость, одна только ярость, горящая без мощи. Ну ПОЧЕМУ он, этот ничтожный разбойник, может двигаться и говорить и даже строить планы, как сбежать из плена, а она, рыцарь Разума – нет?! Рыцарь Разума… Никакой разум ей не помог, никакая мощь не помогла, и что вообще могло помочь ей теперь??

И вдруг её голову как будто обдало влажным жаром. Мысль была ужасна, пришла – издалека. Но пришла. МОГЛО… Как вообще она вспомнила об этом?..

Ривелсея смотрела на врага, и в голове всё плыло от ярости на своё бессилие и разницы между ним и собой. Если бы не это – она никогда бы не пошла на поводу у такой мысли: не смогла бы. Однако сейчас в сознании мелькало только одно: жить. А для этого – что угодно, но сбросить с себя эти грязные оковы бессилия… как угодно, но вернуть, вернуть себе то, что было подло отобрано у неё союзником (пусть что угодно плетёт, но всё равно союзником!) этого ублюдка!

Вот теперь уже Ривелсея не была разумна. Вот теперь хаос яростных тёмных мыслей вытеснил из неё всё остальное. Весы всё-таки колебались. Минуты две. Или три. Но потом ей вдруг просто пришло на ум, что вот сейчас вернутся ратлеры, а тогда уже – всё, её помимо её воли понесут в крепость, как бревно. От этой мысли её ударило таким сильным бешенством, что она вообще перестала рассуждать. Бандит сидел, наклонив голову к земле – благодаря вину Генреса он тоже ничего не соображал.

Она виновато-воровато оглянулась на Тану с Хакиром, но у них глаза были закрыты. Ещё одну или две секунды она лежала, не шевелясь. Обдумывала. В последний раз. Но бешенство от бессилия гнало и гнало по её сознанию одну и ту же мысль – и теперь уже было не удержаться. Ривелсея схватилась рукой за стебель травы и потянулась вперёд. Что-то кипело в ней ещё, кроме гнева, но такое чёрное и такое страшное, что она даже не разрешала себе задуматься над этим. От усилия мир вокруг неё опять сорвался с оси, но теперь в бессилии она черпала ярость, а в ней и энергию – научилась. И страх, что вот сейчас кто-нибудь войдёт, и тогда всё, подгонял её.

Разбойник, похоже, и правда был в забытьи. И это было хорошо… Она даже дотронулась до его ноги, но он не среагировал. Она всё потратила, всю энергию, чтобы до него доползти… А нужно было ещё приподняться: хоть он и сидел на земле, но она-то лежала! Ничего. На одно движение у неё сил хватит, а потом из неё выйдет и это чёрное… Ножи по-прежнему висели на поясе. Она вытащила один из них. «Твоя жизнь ценнее». Кто и зачем высек эту непонятную надпись, она так никогда и не узнала, но вот сейчас эти слова просто ударили в её мозгу и стали последней каплей. Ривелсея решилась.

Дивизион Тахара встречали хоть и с радостью, но всё равно это событие не переросло в большое празднество и само собой завершилось минут через двадцать пять. Тахар просто осведомился обо всём, что здесь произошло, а затем принял решение (о да: как тот, кто пришёл на выручку, он сразу поставил себя командиром даже над Генресом), что все ратлеры и союзники тронутся отсюда через два часа, а за это время нужно в последний раз всё осмотреть и собрать всё ценное, закопать убитых и вообще собраться, потому что задерживаться тут никакого смысла больше нет. На вопрос Генреса, как там поживает их главная база, Тахар хмуро ответил, что пока держится, и развивать идею, опять же, не стал, поэтому Генрес хмыкнул и направился под ратлерский навес: хоть два часа и много, но и собраться нужно было нормально, проверить состояние меча, ничего не забыть и, сверх того, пообедать: путь не такой уж близкий, мало ли что может случиться, а энергия в любом случае всегда понадобится.

Ещё издали, от самого земляного вала, Генрес увидел, что какая-то фигурка – по всей видимости, Алана – стоит около навеса, прислонившись спиной к его ненадёжной, состоящей из сплетённых веток стене. Впрочем, подойдя поближе и бросив взгляд на эту фигурку, Генрес совершенно забыл и про пообедать, и даже про проверить состояние меча. Встретившись взглядом со своей подопечной, он просто-таки окаменел, застыв на месте, а она медленно отделилась от стены и встала, заслонив собой дверь.

– Подожди, Генрес, – попросила она. – Мне нужно у тебя кое-что спросить, прежде чем ты войдёшь внутрь.

– Как же это, девочка??!!

Он сделал шаг вперёд, она тоже шагнула в его сторону.

– Генрес, жизнь ратлера многого стоит?

Но тот, конечно, ещё не пришёл в себя. Его взгляд быстро бегал по ней, но было видно, что пока он ничего не понимает.

– Ты какая-то странная, – настороженно добавил он – видимо, даже забыв на секунду о самой ситуации и просто оценив её внешний вид. Что-то ему слишком в ней явно не нравилось. Она и правда выглядела болезненно: странно раскрасневшаяся, прямо-таки пылающая своим румянцем, какой бывает только от сильного жара… И этот голос, сосредоточенный и чрезмерно энергичный. Нет, с Ривелсеей явно было что-то не то.