Текст книги "История русского народа"

Успешно, хотя и неожиданно, отразив первый набег руссов при Аскольде и Дире, греки немедленно устремили на новых варваров свою хитрую политику. Через сорок лет новый набег на руссов (поход Олега) показал грекам, что обыкновенных хитростей здесь недостаточно: греки уступили руссам множество выгод. Прошло еще тридцать пять лет: политика греков занималась уменьшением сих уступок; третий набег на руссов (поход Игоря) устрашил греков; но, отразив его, Греция увидела уже важные следствия своей политики. Угры, занимавшие Олега столько лет; печенеги, занявшие его преемников; отделение варягов в Грецию; действие религии, более и более входившей в состав русских княжеств и общественное образование русских народов, все, беспрерывно существеннее обеспечивало от опасностей. Явился Святослав – последнее усилие норманнского духа: его обратили на хазар; сего оказалось не довольно, и – открытая последняя борьба руссов с Грецией (поход Святослава в Булгарию) решила безопасность греческого государства. Владимиру сделали греки последнее пожертвование: честолюбием; борьба с Грецией кончилась: руссы начали образовываться в правильное общество. Тогда греки сделались друзьями, союзниками, учителями руссов; передавали им, с началами христианства, основания общественной нравственности; умели отделить Русь от системы Западной Европы; вводили нужнейшие знания, художества.

Главное орудие непосредственного действия греков составляли соседние с руссами азийские народы. Мы уже говорили, что, кроме греческой политики, ничем другим нельзя объяснить падения донских хазар под мечом Святослава; движения угров к Киеву и потом на запад; расселения печенегов на Днепре.

Борьба с этими народами дополняет историю внешней жизни Руси до XI века. Вмешивалось ли в жизнь руссов какое-либо действие с Запада?

Крайние восточные точки западной системы, Польша и Венгрия, были заняты своими делами. Их исторические прикосновения к Руси были следствием внутренней жизни руссов.

Рассматриваемая с таких сторон история русского народа представляет нам следующие воззрения.

Географическую местность. Жизнь Руси началась с берегов Балтийского моря. Из лесов новгородских двинулись варяги на Днепр: Север предан был им своей судьбой; главное гнездо руссов утвердилось на Днепре и боролось с Грецией. Другая отрасль руссов является к югу от Ладожского озера, на мысе земли, образуемом Волгой и Окой, но вскоре исчезает отдельная самобытность оной.

Этнографическую местность. Ее составляет смешение народов, соединившихся в русском народе. Сие смешение составили славяне и варяги. Русь представляется нам в следующем отношении по гражданскому образованию: законы и учреждения преимущественно скандинавские; вещественное образование славянское.

Изобразим Русь, после всех сих соображений, исторически.

Великий князь киевский Ярослав Мудрый. Титулярник. XVII в.

Варяги, выходцы из Скандинавии, разбивают табор в землях славянских: Новгород и Киев две главные точки их действий. Они покоряют славян, соединяются с ними и устремляются на Грецию. Это заставляет их утвердить главное местопребывание на Днепре. Олег исполняет сие предопределение; Ольга скрепляет союз частей нового общества в Киевском княжестве. Греки уничтожают покушения руссов, заставляют их сражаться с соседями и способствуют внутреннему образованию русских княжеств введением веры христианской и общественности. Отказавшись от воинского кочеванья, Владимир и Ярослав ищут единовластия, следуя намерениям Ольги.

Но единовластие не могло с тех времен установиться в Руси: оно было еще слишком ново для русского государства, и при том система политического быта должна была испытать еще одну необходимую степень, составляющую переход от феодализма к монархии: систему уделов, обладаемых членами одного семейства под властью старшего в роде – феодализм семейный.

Мы опровергаем всякое влияние Запада на русские земли, и справедливо. Управляемые греческой политикой, когда получили уже самобытное существование, руссы даже враждебно и неприязненно смотрели на Запад.

Только частность, местность сталкивала их с Польшей; только неудачные покушения Запада сблизиться с Русью напоминали русским о существовании западных государств. Словом, до XIII века самобытный мир феодализма варяжского, перешедший в удельную систему, решительно принадлежал к системе Востока, ограничивался ею и жил отдельной от Запада жизнью, между Грецией, дикими соседями азиатского происхождения и границей системы западных государств, под влиянием скандинавских законов, славянской народности, греческой веры.

Чем же был этот мир в половине XI века, когда Ярослав перешел к отцам, в надежде на счастье потомков? Чем он, собственно, ограничивался? Как он существовал? Что представлял для будущего?

Имя Руси, язык русский были тогда слышны от Ладожского озера до берегов Кубани и от берегов Вислы до берегов Оки. Это ввело в заблуждение новейших историков, и они вообразили себе какое-то пространное, сильное государство, гремевшее славою в трех известных тогда частях мира, соединенное узами родства с отдаленными государствами Запада. Мысль совершенно неверная! Вот географический обзор Руси после смерти Ярослава.

Главную точку жизни общественной на юге составлял тогда Киев. Сие местопребывание русских князей, огражденное храбростью Олега и Святослава, умом Ольги, Владимира и Ярослава, было жилищем великого князя, которому со времен Владимира, повиновались на западе, востоке и севере несколько окружных областей и небольших народов. Земли по правую сторону Днепра до Буга были совершенно покорны Киеву, на юге ограничиваясь чертою от вершин Прута до Роси. Далее к югу были степи с бродящими толпами разноплеменных, не подвластных руссам народов. К северу, принадлежащее Киеву Заднепровье, вероятно, ограничивалось Припятью. В этом пространстве заключались прежние области полян, древлян, волынян, отчасти дреговичей. Города Владимир, Туров, Перемышль, Червень, Луцк и другие составляли здесь опору власти Киева.

На левой стороне от Киева река Сула была южной границей власти руссов. Весь левый берег Днепра, от Сулы до Смоленска, заключая в себе прежние области суличей, северян, радимичей, отчасти кривичей, ограничиваясь к востоку областью вятичей, был Киевской областью. Смоленск составлял здесь северную оконечность; Переяславль южную; Чернигов был срединою.

Область вятичей находилась между владением Киевским и городками Муромом и Ростовом, составлявшими области руссов на Оке и Волге и повиновавшимися Киеву. Присовокупив сюда отдаленную колонию руссов в Тмутаракани, мы вполне видим пространство владений Ярослава.

Влево от Смоленска, составляя северные границы подвластного Киеву Заднепровья, было русское, но отдельное от Киева, княжество Полоцкое. Здесь Полоцк, Минск и еще несколько городов составляли феодальный союз особого княжеского семейства.

Переходим к другой главной точке общественной жизни руссов. На Волхове, близ озера Ильмень был Новгород, древнее первоначальное местопребывание варягов, оставленное ими и чрез то получившее самобытную жизнь.

Так же, как на юге Киев, на севере Новгород был средоточием, которое окружали восемь областей, заключавшие в себе к северу пространство от Невы до Наровы; к юго-западу до границы Полоцкого княжества; на юг до областей Смоленской, Муромской, Ростовской. Восточную границу, вероятно, можем здесь означить Волгой до впадения в оную Шексны и Шексною до Белоозера. Кроме Новгорода, Ладога, Изборск, Белозерск и впоследствии Руса, Псков, и другие города, составляли опоры общественной жизни на семь пространств.

Вот все, что обнимала собственно Русь после Ярослава.

Указав границы русских областей, мы должны добавить, что под этими границами не должно разуметь постоянных рубежей, уважаемых соседями, защищенных правильно и крепко, – рубежей, за которыми начинались бы области, безопасно правимые князьями. Тацит, означив границу Германии со стороны Дакии взаимным опасением, превосходно выразил, что должно разуметь под названием предела между владениями полудиких народов. Жизнь русского народа сосредоточивалась около местопребывания повелителя. Такие места составляли Киев и Новгород. Чем далее от них, тем более слабела жизнь общественная, соединяясь, но уже слабее, около Смоленска, Чернигова, а на севере около Изборска и других городов. Переяславль, Владимир, Ладога, Туров стояли на границах; от них далеко внутрь земли не было общественной жизни, ибо страх вторжения неприятелей не дозволял быть здесь безопасным. Граница легко подвигалась далее в землю соседей при успехе и также легко удалялась внутрь при неудаче. С раздвижением новый город в бывшей неприятельской земле означал новую границу; старая граница становилась внутренней областью и заселялась. Ростов, Муром и Тмутаракань были собственно колонии южных руссов, сообщавшихся с этими местами через пустыни и области независимых народов и данников. Данники не составляли совершенных владений руссов: таковы были между Муромом и Черниговом вятичи; близ Туровской области и Полоцкого княжества ятвяги, голяды и другие латышские народы; близ Изборской области финны; на севере и северо-востоке от Новгородских областей другие финские и северо-азийские народы; на восток и юг от Мурома особые народы финские и азийские; близ Тмутаракани кавказские народы. Отдаленная Тмутаракань была вскоре потеряна для руссов; но успехи общественности в русских внутренних областях показывались именно тем, что области сближались одна с другою устроением городов, а в пространствах между городами, постепенно, сел и деревень, то есть обиталищ неукрепленных. Через сто лет после Ярослава вся область вятичей была уже русской областью; от Семи к Суле, Роси и верховью Прута устроились пограничные города. За ними к северу явилось множество других городов, возникли Курск, Стародуб, Новгород-Северский, Трубчевск, Рязань, Пронск, Москва, Владимир, Суздаль, Тверь, Торжок.

Трудно определить границы и разных областей, одна подле другой находившихся, ибо и на деле границ не было постоянных и твердых. Протяжение гор, течение рек здесь всего вернее для нас; но в сухопутных переволоках от одной реки к другой границы делаются для нас сбивчивы. Впрочем, можем предположить то же основание, какое приняли мы в границах с чуждыми народами: определялось главное место области, а пределы пространства окрест его не были определены.

В этом заключался источник браней и междоусобий. Так, Волынь всегда была причиною ссор между Польшей и Русью, а земли к верховью Волги и по Шексне – причиной ссор между суздальскими, смоленскими князьями и Новгородом.

Мы видели деление земель между Мстиславом и Ярославом: Днепр во все течение его составлял грань владений двух князей. Ярослав, давая уделы сыновьям, положил Мтиславово деление основным началом, но притом он соблюдал следующие замечательные подробности.

Старший сын его получил Киев; второй Чернигов; третий Переяславль; четвертый Смоленск; пятый Владимир-Волынский. К Чернигову причислены были Муромская, Ростовская и Тмутараканская области. Видим, что удел третьего сына составлял крайний южный предел Киева и Чернигова, с левой стороны Днепра; удел четвертого – крайний северный предел Киева и Чернигова по левой стороне Днепра; удел пятого крайний западный предел русских княжеств. Из всего можем вывести важные пояснительные подробности в подтверждение всего вышесказанного:

1. Что владения киевского, или великого, князя руссов и удельной системы, ему принадлежавшей, замыкались в пространстве от Переяславля до Смоленска и от Владимира-Волынского до Чернигова и что Муром, Ростов, Тмутаракань были отдельными владениями, между которыми находились земли данников и независимых народов.

2. Что раздел Мстислава был принят в основание, и, собственно, на два княжества разделена была удельная система Южной Руси: Киевское и Черниговское, которые разделяло течение Днепра. Три другие удела составляли небольшие области, где присутствие князей было необходимо для защиты русских пределов.

Муром, Ростов и Тмутаракань причисляемы были к Чернигову, как находящиеся на левой стороне Днепра. Киеву определено было все находившееся на правой стороне от Полоцка до Роси. Но хотя Киев, обладая таким пространством, получал важное место между другими княжествами, все, казалось, он терял против Чернигова, когда этому княжеству принадлежали Муром, Ростов и Тмутаракань. Вознаграждение за эти участки составляло непосредственное влияние Киева на Новгород, предоставленное собственно великому князю. При наших понятиях о гражданской независимости нам неизъяснимо: каким образом вольный Новгород мог соединять республиканскую свободу свою с повиновением князю киевскому? Постараемся объяснить тогдашнеюю идею свободы новгородской и странное сближение этой свободы с покорностью Киеву. Но прежде взглянем на характеристические отличия севера и юга Русских земель и узнаем отношения подданных к государю и одной области к другой на юге.

Наставление Ярослава сыновьям

Северная часть Руси представляла страны мрачные, дикие, болотистые или гористые. Земледелие и скотоводство там не могли существовать, и от того первородные, слабые телесным сложением жители пребывали, собственно, в растительном состоянии, бездействуя умом и общественною жизнью. Славянские племена, поселившиеся при Ильмене, составили первое начало жизни. Приход варягов привел в движение эту тяжелую стихию, и когда варяги после двадцатилетнего пребывания оставили славян ильменских, там образовалась уже общественность и нашла средства упражнять свою деятельность.

Южная часть Руси была совсем противоположна северной. Здесь тучные пажити, светлое небо, обширные, сухие степи вели обитателей с самого начала к земледелию и скотоводству. Отдаленность морей и путь к ним через кочевья диких соседей отнимали средства к торговле у первобытных здешних обитателей. Варяги, проложив пути через земли угров и печенегов, не устрашаясь и Днепровских порогов, ринулись воевать, а славянам открыли пути к торгу. Но для этого было потребно более частной свободы, более крепости в общественности гражданской и менее легких средств удовлетворять своим потребностям, а юг не представлял ничего подобного. Варяги поработили славян, лишили их частной независимости, водили их воевать в Тавриде, Хазарии, Греции, Волыни. Кроме того, южные славяне составляли множество отдельных поколений, чуждых друг другу, враждовавших одно с другим, ненавидящих одно другое: древляне, поляне, радимичи, волыняне, составившие впоследствии области и варяжские княжества, отделялись таким образом самой своей народностью. Обилие средств жизни, при тяжкой власти повелителей-варягов, ласкало леность славянина и приучало его к рабскому бездействию.

В средние времена главным источником богатств были воинская сила и купечество. Первая осталась уделом руссов южных, и имела все неудобства, следующие за подобным средством приобретения богатства: сбор богатств в руки немногих повелителей, в скорую потерю этих при борьбе с сильнейшим противником. Северная Русь естественным положением увлечена была к купечественному приобретению богатств и вскоре умела она завладеть русской торговлей на Балтийском море, через южную Русь торговать с Грецией, по Волге на Восток, и через северные страны стала купечествовать в Перми и нынешней Сибири. Все к сему способствовало: близость моря Балтийского, сообщавшего Новгород со Скандинавией и Северной Европой, недостаток естественных средств жизни и удивительно расположившиеся исторические события, которые утвердили частную независимость жителей.

Здесь мы должны упомянуть о мнении тех, которые, понимая величие и значимость Новгорода, не верят, чтобы его могущество получило начало с прибытием варягов. Должно полагать, говорят они, что издревле Новгород был велик, могуч и славен. Он боролся с силой варягов; призвав варяжских князей для защиты, он сильно сражался с ними, видя покушение их на новгородскую свободу, и только ожил после их удаления на юг.

Мнение о силе, богатстве, величии Новгорода основывается на ложном понятии о древнем состоянии городов. Новейшие исследования доказывают, что не должно представлять себе Новгород похожим на нынешние наши обширные и могучие города. Пусть сообразят состояние Парижа, Лондона и других знаменитых городов в XI веке; тогда понятно будет, что называлось в это время обширностью и величиной. Нет никаких доказательств положительных о величии и значительности Новгорода до прибытия варягов. Торговля не могла даже существовать тогда среди норманнских разбоев и движения народов в Европе.

Сообразите, что более двадцати лет прошло, пока Олег оставил Новгород, и что, положив прибытие варягов в половине IX века, до кончины Ярослава, Новгород, в течение двух веков удаленный от прямого владычества варягов, имел время укрепиться и возвеличиться. За всем тем только междоусобия южных руссов могли сделать его важным и сильным. Мы видим вначале явные признаки его слабости, уступчивости, политики, основывающейся на хитрых расчетах.

Умножению сил Новгорода служили удивительно благоприятные обстоятельства исторические, сказжем мы, и справедливо. Жители Новгорода получили свободу и независимость при Олеге и легко могли укреплять общность своей республики в последующее время. Походы и отдельные предприятия Олега и Святослава, слабость Игоря, краткое правление Ольги, междоусобия при начале княжений Владимира и Ярослава, удобные случаи вспомоществовать Владимиру и Ярославу при завоеваниях Киева и в бедствиях, постигавших этих князей, за что ничего, кроме свободы, не требовал Новгород, – какие события могли быть для него более благоприятны? История Новгорода есть повторение истории городских общин в других землях Европы.

Мы видели выше, что система русских областей на юге, сделавшихся княжествами по кончине Ярослава, была уже не варяжская феодальная система, но особенная система уделов, составлявших вместе нечто целое. При изменении основных начал варяжского феодализма долженствовали измениться и подробности. И в самом деле, опыты общественной жизни, естественное положение земель, сношение с соседями, введение христианской веры изменили подробности с изменением основных начал.

Прежде всего должно положить различие между областями, собственно составлявшими владения руссов, и данниками. Собственно владение составляло то пространство земель, на котором построены были крепости или деревянные городки, где находились воинские дружины князей, подчинявшие им окрестных обитателей. Такие области составляли округи, а несколько округов были управляемы особым князем, получавшим название удельного. При Владимире таких князей было семь, кроме самого Киевского: в Полоцке, Ростове, Муроме, Древлянской земле, Волыни, Тмутаракани и Турове. Ярослав лишился власти над Полоцком и, как мы видели, делил свои области только на пять уделов. Во всех этих областях владычествовали законы, суды княжеские, христианская вера: не было других начальников, кроме определенных великим князем, или удельными, от него поставленными.

Данники, напротив, были те области, в которых обитатели должны были вносить русским князьям известную подать и по требованию их идти на войну, не обязываясь ни к чему более, имея своих князей или повелителей, имея полную волю принимать или отвергать законы, установления, веру руссов. И эти обязанности казались иногда слишком тяжки народам, платившим дань; от этого возникали бунты, требовавшие усилий к усмирению и новому покорению народов. Сначала вся власть варягов над славянами состояла в подобных условиях дани и покорности. По смерти Ярослава в этом отношении к южным руссам находились народы латышские, кавказские и некоторые азиатские народы; к северным – народы финские. Через 100 лет после Ярослава область вятичей, стесняемая раздвигавшимися к ним с двух сторон от Чернигова и Мурома границами русских княжеств, вошла в разряд княжеств. Междоусобие не допустило, напротив, такого раздвижения границ к северу от Турова: латышские народы решительно свергли потом иго руссов и составили сильное Литовское государство, игравшее столь важную роль с XII века. Данники северных руссов, разбросанные на необозримом пространстве Финляндии и Заволочья, также никогда не входили в состав собственно Новгородской республики.

Желая узнать политический состав Новгорода и его отношение к русским князьям, должен прежде всего пояснить понятие, какое имелось о гражданской свободе в древние и средние времена.

Древние, собственно, не знали идеи частной гражданской свободы: они имели только идею независимости народной. Так, в Древней Греции, в Древнем Риме мы видим только государственную независимость и то или другое звание граждан, повелевающее всеми остальными. Другое новое понятие о частной свободе родилось в Германии и Скандинавии: здесь каждый член общества был независим от всех других и не было различия патриция от плебея, ибо вождю все повиновались условно, только в деле, были судимы избранными из среды граждан людьми. С покорением разных стран германцами и скандинавами эта идея независимости и личной свободы родила идею феодализма со стороны сопутников вождя в завоевании, с которой началась борьба идеи единовластия, явившейся от нового положения, в какое поставлены были вожди германцев и скандинавов при завоевании разных древних государств Европы, где преимуществовала идея единовластия. При этой борьбе явилось средство для свободы и покоренным германцами и скандинавами народам. Это средство открыли они в освобождении городов и составлении городских общин.

Время после падения Римской империи, когда, говоря словами одного великого нашего современника, «единство политическое погибло; неисчислимое множество народов, различных происхождением, нравами, языками, жребием, ринулось на позорище; все сделалось местным, частным; всякое обширное понятие, всякое установление общее, всякое обширное, общественное уравнение исчезло», система освобождения городов возымела свое начало.

Киевская Русь в IX – начале XII в.

Поставленные между властью государей и силой феодальных властителей, жители городов, или туземцы, сделались страдательным лицом. Ища безопасности, они принуждены были отдаваться в покровительство сильнейшего, и этот сильнейший не всегда был государь той или другой страны: часто ближайший к городу барон, или феодальный властитель замка, брал на себя защиту города, взимая с него денежную плату. Это был первый шаг к покупке позволения укреплять города, а потом к покупке разных преимуществ для граждан. Обезопасенные от бедственных набегов, города приобретали более и более свободы; хитро умели пользоваться ссорами феодальных владетелей с государями; обязывали граждан к общей защите, и наконец с XI века укрепленные, богатые города начали покупать себе решительное право иметь независимые ни от кого общины и права гражданские. Они представили собой феодальные владения, которые на известных условиях признавали власть государей, обязывались помогать ему войском, но имели своих судей, свое войско, могли защищать свои права, объявлять войну, заключать мир; никто, кроме общины и избранных ею судей, не имел права на жизнь и имение гражданина.

Если представить историю Новгорода, невольно изумляешься сходству ее с историей свободных городов в Италии, Франции и Германии; здесь не было подражания, но только одинокие обстоятельства произвели одинокие следствия. Не менее изумительно и сходство прав и новгородских преимуществ с правами и преимуществами вольных городов в Италии и Франции.

Само по себе разумеется, что эти права были приобретаемы новгородцами постепенно. Олег удалился, но обложил их походной данью; Ольга еще прямо предписывала им законы; при Святославе они грозили уже выбрать себе князя по воле; Ярослав сложил с них дань и дал им льготные грамоты; в деление уделов сыновьям его Новгород уже не был включен, но все же он оставался подчинен князю киевскому. Увидим впоследствии, как присвоил себе Новгород права более обширные, возбуждавшие ненависть к нему других руссов. Вторая половина XII и начало XIII века были самой блестящей эпохой независимости и силы Новгорода.

Льготные грамоты Ярослава не дошли до нас. Древнейшие договорные грамоты новгородцев с князьями, которых они принимали к себе, относятся к середине XIII века, значит, они могут дать нам только приблизительное понятие о конституции новгородской и изменениях ее при Ольге, при Ярославе и в середине XII века. Вот основание договоров Новгорода с князьями с середины XIII столетия:

1. Князь предводительствует войском, имеет своих бояр и чиновников, но без новогородского слова войны не замышляет и только по решению Новгорода объявляет войну.

2. Новгород платит ему условленную часть их пошлин, даней и доходов.

3. Князь имеет право приставить для этого своих чиновников.

4. Судьи и гражданские чиновники избираются Новгородом, и князь и никто из его приближенных, ни в избрание, ни в суд не вмешивается и самосуда не имеет.

5. Без посадника князь не может давать никому ни волостей, ни наград и ни у кого ничего взять и отнять не может.

6. Князь пользуется охотой, рыбной ловлей и даже заготовлением себе припасов на известных условиях.

7. Ни князь, ни чиновники его не имеют права брать подводы, кроме ратного случая.

8. Донос раба или рабыни князю не приемлется.

9. В договоры с князьями и иноземцами князь не вступается.

10. В торговлю не имеет он права вмешиваться: ни останавливать ее, ни приставлять своего пристава.

11. Кто из чиновников или ближних князя своей обязанности не исполнил, того новгородским хлебом не кормить, и, при посредничестве князя, быть тому судимым Новгородом.

Что ж после этого значил князь новгородский? Он был полководец, которому платили в жалованье часть государственных доходов. Но как объяснить ту покорность, какую оказывали князьям новгородцы на словах и на письме? Духом времени, понятиями людей о предметах, различными в разные времена. Афинянин, раб какого-нибудь хитрого Перикла, называл себя свободным, а вольный новгородец, ограничив власть князя, свергая его при первой прихоти, кланялся ему и скреплял постановления именем князя.

Опровергнув ложное понятие о власти князей новгородских, рассмотрим сущность новгородского правления.

Мы заметили сходство истории Новгорода с историей городских общин в разных местах Европы; сказали также, что и конституция Новгорода была подобна их конституциям. Князья окружные были то же в отношении к Новгороду, что бароны из Сен-Кентена; князь киевский то же, что короли французские для сих городов.

Основание силы новгородцев составляет сам Новгород. Он обладал обширным пространством земель, которое выше было нами обозначено. Каждый оседлый новгородский гражданин считался человеком свободным и свободно подавал свой голос в общем деле, свободно противился мнению другого и должен был уступать только большинству голосов. Новгород делился на пять частей, или концов; кроме того, пространство земли на несколько верст вокруг называлось городским станом. На главной городской площади, близ Софийского собора, висел колокол. Звон этого колокола возвещал гражданам, что их призывают на вече, или совещание. Тогда со всех концов шли на площадь граждане, им предлагали дела, выслушивали их решение, и определяли их исполнение.

Владения Новгорода так же, как на юге, состояли из областей и данников. Новгород не был включен в число областей. Это и другие обстоятельства заставляют думать, что жители этих областей не уравнивались с жителями самого Новгорода, хотя так же как новгородцы, повиновались только новгородским уставам. Данники новгородские обязывались единственно платить дань и давать войско и не пользовались никаким правом гражданства.

Все, и сами новгородцы, и жители областей, взносили ежегодно известную подать. Из этого составлялась общественная казна, хранившаяся в соборном храме Софийском. Решению веча народного подлежали все государственные вопросы: заключение мира, объявление войны, избрание князей, владык новгородских, чиновников, награждение заслуг, суд над общественными преступниками. Новгородское вече было шумно и буйно. Часто доходило до ссор, драк и убийств. Вообще, две народные партии существовали в Новгороде: людей торговых и аристократов новгородских. Первые вообще жили на Торговой стороне, по эту сторону Волхова, разделяющего Новгород на две половины; другие занимали Софийскую сторону. С шумом бросаясь на противников, аристократы теснили их иногда на Волховский мост от Софийской церкви. Торговая сторона подкрепляла своих, и мост делался ареной битв и смерти.

Для обыкновенного управления дел новгородцы избирали посадников. Не знаем числа этих чиновников и времени, на какое они избирались; но, кажется, посадник в мирное время избирался ежегодно, и один. Вече могло продолжить его выбор, могло и до срока сменить его; при войне или в необыкновенных случаях число посадников умножалось, и иногда доходило до пяти, т. е. каждый конец избирал своего, ибо каждый конец имел право собирать свое частное вече. Посадник, поступая по силе законов и уставов и исполняя решения веча, имел власть неограниченную, власть над имением и жизнью граждан. Отряжаемый в город или область, посадник представлял собою вполне новгородское вече.

Другое важное лицо в Новгороде составлял владыка, или епископ, впоследствии архиепископ Новгородский. Он был избираем голосом веча по жребию из нескольких духовных особ, признанных достойными выбора. Самовластно управляя духовенством, церковными судами и совестью граждан, получая десятины со всех доходов, владыка участвовал во всех государственных делах с посадниками и председательствовал на вече, был примирителем партий и душой советной думы посадников.

Совет посадников составляли тысячские, избираемые в известном числе и бывшие сотрудниками и помощниками их. Грамоты новгородские всегда начинались словами: «Благословение от Владыки, поклон от Посадника, от всего Новгорода». Но часто после имени посадника упоминалось имя тысячского, вероятно, старшего пред другими. Кроме тысячских, были меньшие чиновники: сотские, и иногда, после тысячского, в грамотах писали: «и от сотских». Все эти чиновники были избираемы на время. Люди, служившие несколько раз, именовались степенными, старыми, большими, а знаменитые граждане – людьми житыми. Имея право покупать рабов, получая доходы с волостей, которые иногда даваемы были в награду заслуг, все эти люди составляли партию аристократов Софийской стороны.