Текст книги "История русского народа"

Самовластие Иоанна производило на новгородцев различные впечатления: одни, находя в нем выгоды, превозносили великого князя; другие негодовали, порицали его, думали, что он нарушает законы и права новгородские, клятвы и обещания свои. «Этого не бывало от века; что делает Иоанн, того не делывал ни один великий князь, как они учали быть от Рюрика и Владимира!» – говорили новгородцы, все еще называя себя вольным городом, слыша звон вечевого колокола и собираясь на шумное народное судилище. В понятии о воле новгородской сливались еще мысли всех, как ни разнили новгородцев во всем другом выгоды, расчеты и частные отношения. Надобно было сделать последний шаг – разрушить самую мечту о воле новгородской. Иоанн решил думу свою и исполнил ее в 1477 году, исполнил сурово, не изъявив никакого милосердия и сострадания к покорности новгородцев – трогательной жертвы политики, тяжкой, может быть, сердцу самого Иоанна, но необходимой.

Зимою 1477 года приехало в Москву множество новгородцев, требовать суда и расправы. Посадники и монахи, бояре и поселяне, иные жаловаться, иные отвечать на жалобы предстали пред Иоанном. В марте явились наконец Назарий, Подвойский, и Захария, дьяк веча, и, при множестве свидетелей ударив Иоанну челом, объявили, что Новгород Великий молит его быть не господином, но государем своим. Требование было неопределенно; но Иоанн, как будто не зная, чего точно хотят новгородцы, согласился на моление отчины своей и послал двух бояр и дьяка подкрепить свою милость и узнать подробно: какого государства хочет от него Новгород? Послы явились на вече и казались изумленными, когда согласный голос новгородцев объявил Назария и Захарию лжецами, и все закричали, что никогда Новгород их не посылал, о государстве Иоанна не просил и хочет остаться при своих прежних правах. Послы советовали новгородцам одуматься, не раздражать государя, размыслить. Весь май месяц прошел в шумных волнениях, крамоле и спорах. Мая 31-го дошло до того, что на вече приволокли новгородца Василия Никифоровича, по оговору посадника Овина, и убили его. Напрасно Никифорович клялся, что никогда не изменял вольному городу и не наводил Иоанна на государя своего Великий Новгород и на братию свою новгородцев. Через несколько дней в шумном споре на дворе архиепископа был убит посадник Овин с братом своим. Смятение сделалось неописанное. Сообщники Борецких восстали снова; слышны были голоса о новом подданстве Казимиру; многие лучшие люди бежали из Новгорода в Москву; Новгород начали укреплять; послали за помощью во Псков. Но это был последний, мгновенный порыв новгородской вольности! Вече смиренно отвечало Иоанну через послов его: «Ты Господин наш, но не Государь. Хотим жить с тобою по договору; суда твоего и тиунов не хотим; двора Ярославова тебе не отдаем, и остаемся при старине». Иоанн прослезился о безумии новгородцев, созвал бояр, духовенство, воевод, пригласил к совету мать свою, митрополита и объявил, что Новгород обесчестил его: присылал просить его государства, потом отрекся и оставил его во лжецах; а теперь на вече терзают добрых людей и мыслят опять передаться Литве. «По власти, от Бога мне данной, – заключил Иоанн – я должен идти и укротить безумие, да не взыщет с меня Господь за гибель душ христианских, за попущение их скверному латинству.» Все одобрили думу Иоан на; митрополит благословил его; Иоанн объявил гнев свой Новгороду, велел собираться войску, ездил по монастырям, молился, давал вклады и сентября 30-го послал складную грамоту в Новгород, где изъяснял свою обиду; октября 9-го вышел из Москвы с войском – казнить войною Новгород за его преступление.

Новгород был беззащитен. Уже давно прошел первый порыв гнева и мужества; начатые укрепления были оставлены; войско не сбиралось, войны не хотели, не смели начинать, и только посылали к Иоанну, умоляя его: позволить приехать к нему для переговоров владыке и послам. Иоанн задерживал посылаемых, шел с войском многочисленным, с лучшими воеводами и октября 19-го остановился в Торжке, требуя дружин от Твери и Пскова. Беспрестанно приезжали к нему между тем знатные новгородцы, били челом и вступали в его службу. Все пути к Новгороду покрыты были войсками Иоанна. Только став близ Новгорода, Иоанн отпустил всех присланных к нему от веча, позволяя приехать послам. В то же время он распорядил полки и послал занять окрестности Новгорода, чтобы новгородцы не выжгли их. Ноября 23-го, в Сытине, предстали пред Иоанном Владыка Феофил, посадники, житые люди, купцы, и ударили челом. «Господин Государь князь Великий Иван Васильевич всея Руси! – говорил Феофил, – я, богомолец твой, архимандриты, игумены, священники всех седьми соборов новгородских тебе челом бьем. За что, господин, положил гнев на отчину свою Новгород? Меч и огнь ходят по Новгородской земле, льется кровь христианская – смилуйся, пожалуй; уйми меч и огнь; отложи гнев; отпусти людей новгородских и взятых тобою посадников и бояр!» Иоанн оставил владыку и послов обедать с собою, не отвечал им ничего и на другой день велел спросить: чего хотят от него новгородцы? Они соглашались платить особо по 1000 рублей через каждые четыре года, и дать суд наместнику его, наравне с посадником; просили не пересуживать судов, не вступаться в суд владычний; жаловались на притеснения и заключили словами: «чтобы государь пожаловал, указал своей отчине, что ему Бог на сердце положит, как он свою отчину пожалует; а в чем будет можно, отчина его челом ему бьет». Между тем войско московское заняло все окрестные монастыри новгородские; Новгород стих; на вече не шумели, но безмолвно ждали ответа. Ноября 25-го дан ответ. Бояре проговорили владыке и новгородцам приготовленную речь; упрекали их в неискренности; в том, что они во многом неисправны, не отдают чести государю, не говорят ничего о посылке Назара и Захарии, и о том, что впоследствии они отперлись от сей посылки и сделали государя лжецом, а теперь молят его об изменниках и лихих людях. Прибавив множество текстов Св. Писания, бояре заключили, что если Новгород точно хочет бить челом великому князю, то он знает, как ему бить челом должно. Владыка просил времени для совета, просил и приставом проводить их безопасно в Новгород. Иоанн согласился на то и другое; но сам подошел ближе к Новгороду; полки приходили к нему отвсюду и беспрестанно; конечный срок сбора назначен был декабря 11-го. Декабря 4-го опять явились владыка и послы, умоляя сказать: что угодно от них государю? Прежний ответ повторен был от Иоанна – упомянули о Назаре и Захарии; о том, что Новгород бесчестно отперся от своего слова, и если хочет теперь просить, то знает, как просить должно. Еще раз уехали владыка и новгородцы, советовались, думали и с горестью явились на другой день к Иоанну, ударили челом, повинились, что точно Новгород посылал Назара и Захарию, потом бессовестно отперся, обесчестил государя и теперь молит только сказать, чем государь сам, по Боге, пожалует отчину свою, которая, безусловно, бьет ему челом. «Итак, Владыка, и ты, моя отчина, Великий Новгород, – велел отвечать Иоанн, – если вы признаете себя виноватыми, и в тех речах, в коих вы заперлись, сознаетесь, спрашивая только: какому государству нашему быть на Новгороде? знайте: хотим мы, великие князья, каково государство у нас на Москве, таково да будет и в Новгороде!» Иоанн дал три дня срока на решение, и не хотел прибавить ни слова более.

Пришли и последние, псковские дружины, более других медлившие. Через Волхов навели от Городища мост. Казалось, что Иоанн готов ринуть огнь и меч на Новгород, и – декабря 7-го новгородцы прислали предложить несколько условий, при совершенной покорности: суд посаднику с наместником; определенную подать; в пригородах наместника Иоанна, но суд по-прежнему; увольнение новгородцев от воинской службы в других областях, кроме новгородских; наконец – оставление отчин по старине, кто чем владеет, и увольнение от призыва на суд в Москву. Бояре понесли требование новгородцев к Иоанну, и возвратились с следующим ответом: «Били нам челом, Великому Государю, ты, владыка, богомолец наш, и вы, отчина наша, Великий Новгород, звали нас государем, ждали воли нашей, чем я вас пожалую. Я сказал вам, что хочу быть в Новгороде таким же государством, как на Москве. А теперь вы мне указываете и хотите уроки чинить о том, как нашему государству быть. Какое же это будет государство?» – «Нет! – отвечали владыка и послы – мы не смеем давать уроки; но молим только, чтобы государь нас пожаловал, ибо прежде этого у нас не бывало. Пусть же скажет нам, а мы бьем челом великому князю и государю нашему. – «Если так, – отвечал Иоанн, – слушайте мою волю: вечу, и колоколу вечевому, и посаднику не быть; в Новгороде я то же, что в Москве; волости и все земли новгородские мои. За то жалую вас – не будет вывода вам из земли новгородской; оставляю боярам и владельцам их вотчины и суд по старине». Более ничего не говорил Иоанн, и дал волю новгородцам решаться, как им угодно. Целую неделю молили, просили новгородцы; наконец – согласились на все; стояли только в одном, чтобы не отнимать вотчин у владельцев и не отправлять новгородцев на службу за пределы новгородские. Одно из сих условий касалось аристократов, другое народа новгородского. «Я сказал, что на то согласен, – отвечал Иоанн, – жалую Новгород». Просили, чтобы он дал присягу. «Не смейте и говорить!» – воскликнул Иоанн. Просили, чтобы, по крайней мере, хотя бояре, хотя наместник, присягнул за него. «Никто не присягнет», – отвечал Иоанн, не дал даже и опасной грамоты в подтверждение слов своих. Переговоры кончились, и – новгородская воля погибла совершенно!

Принятие присяги. Гравюра XIX в. со старинного оригинала

Декабря 28-го князь Василий Шуйский сложил целование Новгороду. На другой день владыка и новгородцы просили, чтобы Иоанн, по крайней мере, изустно подтвердил им все, чем жалует свою отчину, ибо переговоры были ведены через бояр. Ввели владыку и послов к Иоанну; он сказал им: «Били вы мне челом, владыка, посадники, житые и черные люди нашей отчины, чтобы я пожаловал вас, гнев свой отложил; вывода из Новгородской земли не учинял; в вотчины и животы людские не вступался; позыва московского не делал; суд оставил по старине; на службу в Низовую землю вас не наряжал – всем тем я вас жалую». Владыка и послы преклонились до земли и вы шли. Бояре последовали за ними и сказали, что государю должно дать волости и села в собственный его удел. «Скажем Новгороду», – было ответом. Декабря 30-го князь Шуйский предстал пред Иоанном, ударил ему челом, был принят в службу его и одарен; января 5-го владыка и послы известили, что Новгород бьет челом государю Великими Луками и Ржевою Пустою. Иоанн не принял; предложили десять разных волостей – было отказано. «Пусть же скажет государь, что ему угодно», – смиренно говорили новгородцы. «Отдайте половину владычних, половину монастырских волостей и все торжковские», – сказал Иоанн. Согласились на его волю, просили только пощадить бедные монастыри. Иоанн сделал разные уступки; отменил присылку взимателей податей. Января 8-го новгородцы просили Иоанна снять осаду, ибо Новгород был стеснен, оголожен, и от того появлялись болезни; 10 ч. велено было очистить для Иоанна Ярославов двор; 13 ч. целовали крест в покорности великому князю владыка и послы; просили еще раз изустно подтвердить дарования милости. «Подтверждаю, и еще буду вас жаловать», – сказал Иоанн. Января 15-го навеки разошлось вече, сняли вечевой колокол; у новгородцев отобрали все прежние грамоты, привели народ во всех концах города к присяге; потом дети боярские и житые люди присягнули на службу государю. Января 20-го Иоанн послал в Москву весть, что «отчину свою, Великий Новгород, он привел в свою волю, и учинился над ними такой же государь, как и на Москве». Января 29-го Иоанн въехал в Новгород, стал перед входом в соборную церковь Св. Софии и поклонился до земли. Потом слушал обедню, позвал к себе обедать владыку и лучших людей, принимал подарки и пировал с гостями своими. Вскоре наложили опалу на лиходеев великого князя: Марко Памфильев, Марфа Борецкая, внук ее Василий Феодоров и другие были взяты и повезены в Москву; имения их все отписали на государя. Новгород безмолвствовал, продолжались пиры, подарки; определив наместника, Иоанн выехал из Новгорода февраля 17-го; в Ямах приехали провожать его владыка и лучшие новгородцы; еще пировали, били в последний раз челом и поднесли дары. Иоанн милостиво простился со всеми и марта 5-го был уже в Москве. За ним везли добычу его и умолкнувшего вестника вольности – вечевой колокол новгородский.

Уничтожение республики Новгородской. Художник А. Д. Кившенко. 1880-е гг.

«Как началась Русская земля и стал Великий Новгород, такого изневоленья на него не бывало, ни от которого великого князя, да и ни от кого иного», – говорит летописец. «Что сталось с тобою, город вольный!» – восклицает летописец Пскова, некогда вольного младшего брата новгородского. «Тобою управляют теперь четыре наместника, два на Ярославовом дворе, и два на стороне Софийской; они правят судебные и земские дела; владыка знает только Святительский суд; посадники, тысяцкие, Новгород ни во что не вступаются; нет веча; не шлют из иных земель посольства к Новгороду и к владыке его – шлют их к наместнику…» Все сие совершилось по судьбам Божиим. Что много рассуждать мне о сем или предавать писанию? Здесь скончаем все, что можно сказать о Великом Новгороде. Псков уцелел, пережил старшего брата и врага своего; но пережил его бедною, стесненною жизнью, сохранил себя покорностью и тем, что воины его шли на покорение Новгорода в рядах дружин Иоанновых. Но по крайней мере еще на тридцать слишком лет остались во Пскове древнее управление его, вече и посадники; Иоанн миловал псковитян до самой своей кончины; даже снисходил своевольствам псковитян, охраняя безопасность их и спокойствие силою руки своей. После мира в 1463 г. война с рыцарями возобновлялась два раза. В 1469 г. ее начали за убиение псковских купцов в какой-то ссоре; Даниил Холмский был тогда послан из Москвы, и Иоанн разгневался на него и псковитян за то, что о возобновлении мира с немцами его известили через простого гонца, а не прислали послов почетных. Едва умилостивили Иоанна подарками. Он не уважил жалоб Пскова на наместника, во время пребывания своего в Новгороде, в 1475 г., но сменил его, когда этот наместник, пьяный, подрался с псковитянами за капусту. Иоанн заметил, однако ж, притом, что если псковитяне вперед будут драться с наместниками, то сами наведут на нарушение старины. Напрасно отговаривались псковитяне от похода на Новгород в 1477 году, придавая Иоанну титул царя и ссылаясь на пожар, опустошивший Псков; им велено было идти. В 1478 г. война в немцами возобновилась; мстя за опустошения, какие делали дружины, посланные Иоанном, рыцари осадили Псков, стеснили жителей, но принуждены были отступить (1480 г.), и вся земля до Валка, Дерпта и Мариенбурга была опустошена сильным войском, которое послал Иоанн в 1481 г. Не верим бесчеловечию, какое – по словам рыцарей – воины русские оказывали в сем походе! Рыцари спешили говорить о мире, и заключили его с Иоанновым наместником в Новгороде, в 1483 году. В первый раз послы их явились после того в Москве и вели переговоры с самим Иоанном.

Губя вольность Пскова и Новгорода, Иоанн все еще оставлял уделы: Верею, Тверь, Рязань. Он ждал только удобного времени и поступал с уделами решительно, когда случай ему представлялся. Второй брат его, Юрий, скончался в 1472 г. Он не был женат и в духовной своей, заказывая раздать некоторые из волостей в монастыри, заплатить долги его и выкупить заклады, ничего не сказал о своем обширном уделе. Другие братья получили от него по нескольку сел, деревень, домов; города его (Дмитров, Можайск, Мядынь, Серпухов) Иоанн присоединил к Великому княжеству. В договоре с Борисом (13 февраля 1473 г.) утверждено было сие приобретение Иоанново. Тоже утвердил и Андрей старший договором 14 сентября 1473 г. Мать подарила ему в это время Романов городок; Иоанн отдал Борису при договоре Вышгород. Может быть, братья спорили, но жили мирно, ходили в походы по воле Иоанна и не думали щадить за него жизни. Так Борис оставил дома духовное завещание, идя под Новгород. Но в 1480 году, когда трудная война с Ахматом предлежала Иоанну, братья его Андрей большой и Борис рассорились с ним за своевольное взятие боярина, перешедшего к Борису; припомнили, что Иоанн не дал им участка из Юрьева удела; также ничего не дал, взявши Новгород. Они уехали в Литву. Казимир не хотел вмешиваться в ссору их с Иоанном, но дал семействам их для прожития Витебск. Мать держала сторону меньших детей. Иоанн старался уговаривать братьев; два раза посылал к ним красноречивого Вассиана; но не обещал и не давал ничего. Братья возвратились наконец в уделы свои, когда Иоанн выехал к войску в Коломну. К ним собрались сильные охранительные дружины. Ссора становилась важною – могла быть пагубною. Приехав на время в Москву с берегов Оки, Иоанн успел уговорить братьев на мир, посредством матери и духовенства. Вероятно, он обещал им исполнить все их требования. Андрей и Борис были потом на Угре при войсках Иоанна, и на другой год заключили договоры: Иоанн придал Андрею к уделу его Можайск; Борису – только подтвердил владение Вышгородом. Братья удовольствовались, волею или неволею, и утвердили договора ми, что отныне не будут вступаться ни в бывший удел Юрия, ни в Новгород. Четвертый брат Иоаннов, Андрей меньшой, оставался постоянным другом старшего брата, не вмешивался в ссоры других братьев, усердно и храбро воевал за Иоанна и получив в награду по смерти Юрия Торусу, а при договоре 1481 года Серпухов, скончался в тот же год, в юных летах, не быв женатым. Объявляя в духовной своей, что он остается должным Иоанну 30 000 рублей, которых не заплатил ему в Ордынские, Казанские выходы и на содержание татарских царевичей, Андрей завещал за то Иоанну весь свой удел – Вологду, Кубену, Заозерье. Он отдал двум другим братьям по нескольку сел и волостей, отказал некоторые села в монастыри, просил Иоанна заплатить частные долги его, помянуть душу и все расправить: тяжбу с братом Борисом, утверждение вотчин за Спасо-Каменским монастырем; сложение излишних, наложенных им пошлин. Братья нисколько не спорили в исполнение сей духовной. Иоанн уже приучил их к уступкам, и вскоре они должны были согласиться на новые уступки и пожертвования.

Через год после покорения Новгорода Иоанн был обрадован рождением сына от второго брака своего: это был Василий, наследовавший после него трон великокняжеский. Софья была уже прежде Василия матерью трех дочерей (Елены, родивш. в 1474 г. (она вскоре умерла); Феодосии, род. в 1475 г., и Елены, родивш. в 1476 г.); но она желала иметь сына, давала обеты, ходила по монастырям. Уверяли потом, что рождение Василия ознаменовалось чудесным сном, после пешеходства матери в Троицкую обитель. Он родился 25 марта 1479 г., в самое Благовещение, и потому назвали его Василием и Гавриилом. Потом Софья родила еще четырех сыновей (Юрия в 1480 г., Димитрия в 1481 г., Симеона в 1487 г., Андрея в 1490 г.) и двух дочерей (Феодосию в 1485 г. и Евдокию).

Глава 8. Торжество Иоанновой политической системы

Совершив дела столь обширные, каковы были: покорение Новгорода и истребление векового русского врага – Золотой Орды, Иоанн смело и безопасно готов был стать против Литвы и Польши, где Казимир более и более дряхлел телом и управлением государственным. Видя его, занятого тягостными раздорами внутри и бесполезными войнами вне Польши, Иоанн уже безбоязненно и явно изъявлял неприязнь свою против него. Он еще не начинал войны; но, отняв у Казимира союзника в Золотой Орде и сильную помощь в Новгороде, беспрерывно и повсюду опутывал он Польшу сетями своей хитрой политики.

Менгли-Гирей действовал неутомимо по внушениям Иоанна. Уничтожая последние, бродящие остатки ордынцев, хан Крымский, после набега на Польшу в 1480 году, учинил другой сильный набег в 1482 году. Киев был взят и разграблен толпами крымцев; к ужасу православных, хищники опустошили и сожгли храмы и монастыри киевские; Менгли-Гирей хвастал своим подвигом Иоанну, а Иоанн, не думая осуждать его за губительное разорение города, некогда бывшего столицей и славой русскою, принял даже от него в подарок несколько драгоценных вещей церковных из добычи киевской, и благодарил хана, уверяя, что сам готов оказывать ему дружеские услуги. В то же время Иоанн деятельно поддерживал сношения с литовцами, недовольными Казимиром: обещал им помощь, награды, если они произведут возмущения, и уделы, если оставят короля и передадутся от него или переселятся в Русь; возбуждал вражду их, указывая на притеснения православной веры, напоминал обитателям областей, некогда принадлежавших Руси, о древнем союзе их и родстве с Русью. Казимир сведал наконец, что трое знатных людей, князь Ольшанский, князь Феодор Вельский и Михаил Олелькович, некогда бывший наместником польским в Новгороде, хотят передаться Иоанну с своими областями. Он думал ужаснуть строгостью. Князя Ольшанского и Михаила Олельковича схватили по его повелению, уличили в злых умыслах и казнили в Вильне; Вельский бежал в Москву, оставив молодую жену свою, на другой день свадьбы (в 1482 г.). Он был милостиво принят Иоанном, получил в уделе себе городок Демон и находился в числе первых сановников московских. Казимир присылал в Москву жаловаться, выставлял охранное войско в Смоленске; с обеих сторон спорили, требовали отдачи городов. Но Казимир все еще терпел и бездействовал; послы переезжали беспрестанно из Польши в Москву, из Москвы в Польшу, а Иоанн не дремал беспечно. Князья из рода Одоевских, Воротынских, Белевских, Перемышльских, иные тайно, другие явно, переходили к Иоанну и даже опустошали земли литовские.

Кроме хана крымского, Иоанн нашел себе еще двух союзников, готовых помогать ему против Польши.

Один из них был Стефан, господарь молдавский, второй Гуниад, или Скандербег, сильно стоявший против турок, собравший и укрепивший под властью своею молдаван, обитателей берегов Молдовы, племена, еще со времен нашествия монголов переселившиеся туда и отделившие себя от волохов, своих родичей. Быв усердными христианами, молдаване и волохи более привязаны были к единоверным русским, нежели к латинской Польше, несмотря на то, что долго считали себя подвластными полякам и Венгрии. Стефан искал независимости и, славясь силою меча и хитростью ума, хотел иметь союзника в Иоанне; в 1480 году предложил он выдать дочь свою Елену за старшего сына Иоаннова, и сей брак был совершен в 1482 году, в Москве, как залог крепкого союза и взаимной помощи. Иоанн, дружный с Менгли-Гиреем, обезопасил Стефана от нападений крымцев; Стефан готов был по слову его воевать Польшу. Другим союзником Иоанна сделался Матфей Корвин, сын славного Гуниада, с 1458 года король Венгрии, непримиримый и сильный враг Польши и короля Казимира. В 1482 году явился в Москве посол Матфея. Иоанн немедленно возобновил сношения в Венгрией, совершенно забывшей о Руси, с тех пор как исчезли Галич и Волынь под властью Литвы и Польши. Посол Иоанна, дьяк Курицын, ездил в Венгрию и заключил союзный договор. Несмотря на мир, которым кончилась продолжительная война с Польшей в 1478 г., Матфей снова готовился к войне, видя неприязнь Польши и Богемии и союз их с Турцией. В 1488 г. он даже присылал к Иоанну, уведомляя, что хочет начинать битвы, и советовал Иоанну сделать то же. Но войны не было. Дружеские сношения между Венгрией и Русью продолжались до самой смерти Матфея. Иоанн чествовал его послов, пересылался дарами и переписывался с ним.

Австрийский посланник представляется Иоанну III

Русь вступала таким образом в сношения с Европой. Не одни набеги монголов и мелкие междоусобия начинали означать ее бытие со времен Иоанна. Понимая важность политических связей, Иоанн умел обратить их в существенную пользу, в отношении Крыма, Молдавии, ногаев, Польши; но он обнимал в уме своем и дальнейшие политические связи. Слыша о новом царстве московском, с любопытством посылали к московскому царю послов из Европы и Азии. Послы были принимаемы в Москве дружески, видели важность, великолепие, силу Иоаннову, и имя Иоанна и царство его делалось ведомо в странах, где прежде темно слыхали о земле каких-то северных варваров, откуда доходили прежде только баснословные вести о Новгороде, или известия миссионеров и проповедников о бедных, порабощенных монголами руссах. Московия все еще была отделена от политического мира европейских событий; но со времен Иоанна в Европе знали уже о существовании сего сильного государства, и послы московские были чествуемы в Италии, Германии, Турции, и других землях. Предлагаем здесь общий обзор дипломатических сношений Иоанна с Европой и Азией, за все время его царствования.

Из итальянских государств, кроме папы, ничья политика не была так разнообразна, хитра и обширна, как политика Венецианской республики. Аристократический деспотизм крепил ее внутри: флоты, богатство, торговля и бесчеловечная, вероломная, но вместе с тем умная дипломатика усиливали ее извне. Если вся Италия страшилась турок как грозных завоевателей, то Венеция знала их ближе всех, и опасность ее была тем страшнее, что Венеция могла прежде всего потерять свои богатые владения в Греции и Архипелаге. Не имея сил, достаточных для борьбы с оттоманами, властителями воинственных орд Европы и Азии, Венеция употребляла все извороты итальянского макиавеллизма, воевала, мирилась, обманывала, искала союзников, предавала их, думала о защите против турок, и – губила Геную, удерживала папу, не дозволяла возвышаться даже собственным героям своим – держала в руках меч и берегла свою торговлю, боясь, что вражда с турками уничтожит ее. Мечта о крестовых походах против Турции уже совершенно рассеялась в то время; папа и Венеция старались поставить другие оплоты против турок. Мир венециан с турками (1454 г.) дал средства Мухаммеду II покорить остатки Греции. Венеция опомнилась в 1463 г., начала воевать в море, где принадлежало ей несколько крепостей; соединялась с папою; подкрепляла Скандербега Албанского и Матфея Венгерского. Вскоре папа поссорился с Венецией, и ей надобно было одной выдерживать несколько лет войну с Турцией. Флоты ее опустошали владения Мухоммеда, но, занятая множеством крамол, слабая вещественными силами, недоверчивая в союзах, Венеция видела погибель Скандербега, потеряла острова Архипелагские и крепости в Греции, допустила погибнуть генуэзским владениям в Крыму – увидела наконец флоты турецкие в Адриатическом море и помирилась с турками, чтобы в союзе с ними обратить меч мусульманский на христиан. В 1479 г. заключили венециане мир и в 1480 г. привели Мухаммеда в Италию. Только смерть этого султана остановила пагубные следствия его вторжения.

Деятельно изыскивая таким образом средства против турок, венециане вошли в сношения со славным Гассаном, завоевателем Персии (с 1468 года), и возбуждали его воевать Турцию. Послы венецианские ездили к нему через Египет и Аравию и через земли турок в Азии. Могла ль Венеция не вмешаться, узнав о сношениях папы с Иоанном, когда дело шло о супружестве его с Софьей? Венеция воспользовалась этим случаем. Иван Фрязин, посол Иоанна, описывал венецианам силу монголов, уверяя, что союз с ними будет полезен, и монголы охотно согласятся воевать Турцию. После первой поездки Фрязина посол Венецианский, Иоанн Баптист Тревизан, приехал в Москву с тем, чтобы вручить Иоанну грамоту и потом ехать в Орду. Боясь гнева Иоаннова за то, что начал переговоры с Венецией без его ведома, Фрязин убедил Тревизана не объявлять о своем назначении и назваться простым купцом, уверяя, что и без объявления себя послом можно будет найти случай ехать в Орду.

Обман открылся. Иоанн велел воротить Тревизана с дороги; в гневе хотел казнить его и Фрязина; не верил званию Тревизана, заключил его в темницу и отправил в Венецию Антона Фрязина жаловаться на обман. Венециане спешили испросить прощения бедному своему послу, сложили всю вину на коварство Ивана Фрязина, и просили Иоанна позволить Тревизану исполнить препоручение. Они объясняли русскому царю причину и важность войны против турок. Иоанн не только выпустил Тревизана из темницы, но одарил его, и хотя предполагал уже погибель Орды, но отправил с ним к хану своего посла, уговаривая властителя ордынского исполнить желание венециан. Он послал после этого в Венецию чиновника своего Толбузина известить обо всем венециан и подтвердить с ними дружбу. Посольство Тревизана оказалось безуспешно; но Венеция осталась в сношениях с Иоанном и, когда посол Иоаннов, грек Руф возвращался из Персии в 1475 году, бывший там у Гассана венецианский посол Амврозий Контарини просил его взять с собою и доставить ему средство через Москву воротиться в отчизну, ибо ему невозможно было проехать на Запад, через Крым, где турки взяли тогда Кафу. Руф привез Контарини благополучно в Москву, ехав с ним через Тифлис, Шамаху, Дербент, Астрахань, донские степи, Рязань и Коломну. Иоанн продержал Контарини с сентября 1476 г. до января 1477, угощал, дарил его, дал денег на дорогу и даже, в угождение ему, простил монаха Людовика, приехавшего из Персии вместе с ним и Руфом. Людовик назвался патриархом Антиохийским и послом герцога Бургундского, но в Москве узнали, что он латинщик и простой монах французский. Сношения с Венецией и с Италией продолжались после того беспрерывно.

Русь казалась Европе новооткрытой страною; хотели узнать ее подробнее, как узнавали в это время европейцы страны Азии и Америки. Страсть к путешествиям была тогда всеобщей в Европе и вела португальцев в Индию, испанцев в Америку, странствователей итальянских в Среднюю Азию, англичан на Север. Один из германских путешественников рыцарь Николай Поппель явился в 1486 г. в Москве, проехав из Ливонии через Псков и Новгород. Он был снабжен свидетельствами от магистра Ливонского и письмами от императора Фридерика III. Поппеля опасались в Москве, ибо при нем не было свиты, и никак не могли поверить ему, когда он уверял, что ездит только из любопытства. Возвратясь в Германию, Поппель изумлял своими рассказами о Московии и в 1489 году приехал опять в Москву, уже послом от императора Фридерика и сына его Максимилиана, короля Римского. Иоанну предлагали получить от императора титул королевский и выдать дочь свою за маркграфа Баденского; просили еще его оставить в покое Ливонию, с которою псковитяне ссорились беспрестанно. Поппель, ветреный и безрассудный, надеялся, что Иоанн обрадуется предложениям императора, и требовал, чтобы ему показали невесту. Иоанн гораздо отвечал, что на Руси так не водится; что о браке дочери пошлет он говорить своего посла; а на предложение королевского титула сказал, что «Божию милостию, он государь на своей земле, изначала, от первых своих прародителей; поставление имеет от Бога, и просит Бога, чтобы он дал и детям его такое постановление, а от других государей он никогда принимать его не хотел и не хочет». С Поппелем отправился в Германию грек Траханиот; он был у императора и строго исполнял повеление Иоанна: поддерживать честь русского государя в обрядах и речах. Император оказывал всю возможную вежливость послу Иоанна, царя русского. Этот титул переводили по-немецки словом: император. Траханиот объявил, что русскому царю, брату греческих царей, уступивших Рим папе, низко вступать в родство с князем подвластным; но что он готов отдать дочь свою за римского короля (который тогда был вдов после первого брака). Траханиот возвратился в Москву в июле 1490 года с послом императорским Делатором. Дело о супружестве дочери Иоанновой отклонили с обеих сторон. Посол прислан был собственно от имени короля римского, и заключил дружественный договор. Император желал тогда получить для Максимилиана Венгрию, где Матфей Корвин скончался, оставив государство свое в добычу споров между Богемией, Польшей и императором. Условились взаимно воевать, если начнется война с Польшей. С Делатором (в августе 1490 г.) отправился опять Траханиот, подтвердить договор клятвою Максимилиана. Иоанн велел ему снова искусно начать переговоры о сватовстве. Мысль отдать дочь свою за Максимилиана полюбилась Иоанну. Траханиот нашел Максимилиана в Ниренберге, уже сосватавшего за себя французскую принцессу, и потому ничего не упоминал о сватовстве; но мир подтвердили. Посол Иоаннов возвратился в августе 1491 года. Немедленно приехал потом в Москву Делатор, извинялся, что медленность известия о согласии Иоанна отвлекла Максимилиана от брака с его дочерью. Он просил подтвердить мир. Потом начали говорить о зависимости немецких рыцарей от Польши, вследствие последней войны, Я что орден этот, и Ливонский готовы воевать Польшу, если только Иоанн возмет их в милостивое соблюдение. Наконец, Делатор просил Иоанна прекратить набеги русских на Швецию. Иоанн знал, что император кончил в это время все ссоры с Польшей миролюбиво; видел, что его манят только посулами, и высказал всю правду в ответе своем. Он не отрекался от союза с рыцарями, но говорил, что прежде всего били они челом Новгороду и теперь могут говорить о делах своих с наместниками Пскова и Новгорода. О Швеции он не сказал ничего и опять отправил посла, дьяка Яропкина (в апреле 1492 г.); ему велено было разведать достовернее о политических расположениях императора, и как слышно было, что сватовство Максимилиана не исполняется, то предложить о возобновлении прежних по этому делу сношений. Велено было поискать еще невесту Василию между европейскими княжнами, и если Максимилианов брак состоится, то разведать о брачном союзе с саксонским курфюрстом или другим сыном императора, Филиппом. Но во всех случаях, прежде всего другого, ему повелено было неизменно думать о соблюдении православия невесты и соблюдать осторожность, чтобы не повредить чести государской. Яропкин видел Максимилиана в Кольмаре, обманутого в честолюбивых замыслах на женитьбу и занятого войною с Францией. С обеих сторон наговорили столько множество уверений в дружбе. Иоанн перестал думать о посольствах к императору. Максимилиан, наследовавший отцу своему в 1493 г., вмешанный в дела Реформации, открывавшейся в Германии, и в дела испанские, по женитьбе сына его на дочери Фердинанда и Изабеллы, снова думал о Венгрии, и вспомнил о русском царе. Посол его, Гартингер, приехал в Москву в 1504 г. просить у Иоанна кречетов и предложить помощь, ибо император слышал, что Московию обижают соседи. Иоанн отвечал, что он, слава Богу, сам управляется с соседями; готов, однако ж, помочь императору завоевать Венгрию. Угостив посла великолепно, отправив с ним кречетов, Иоанн извинился, что не посылает послов от себя. В 1505 году наместники новгородские известили Иоанна, что Гартингер находился в Эстляндии, прислал императорские грамоты на Иоанново имя и требует переговоров. Зная, что хотят говорить о размене ливонских пленников и предвидя бесполезность пересылок с императором, вежливо отклонил Иоанн все предложения, только уверяя в дружбе.