Текст книги "История русского народа"

Мстислав тмутараканский славился уже мужеством и победами. В 1016 году он принял предложение греческого императора, отправившего в Тавриду войско и флот: дело шло о разрушении тамошней Хазарской области, последнего остатка хазарского государства, некогда столь сильного. Таврическая область хазаров, после падения волжских и донских владений, вероятно, была самобытной. Мстислав соединился с греками; в первой битве хакан Хазарский, Георгий Цула, был взят в плен, и имя хазар осталось только в истории. Тогда Мстислав обратился на покорение соседей Тмутаракани: яссов и касогов. Усилив дружины свои хазарами и кавказскими народами, он видел Ярослава на Киевском княжестве, и не хотел довольствоваться отдаленной Тмутаракана. Летописи не говорят ни о переговорах, ни о требованиях его, и кажется, что Ярослав едва успел управиться с Полоцком, не мог еще и возвратиться в Киев, когда ладьи Мстислава явились на Днепре и Десне. Мстислав занял Чернигов. Ярослав был в Новгороде и звал к себе толпы варягов. Якун, ярл варяжский, носивший золотую повязку на больных своих глазах, но славный мужеством, пришел с варяжскими дружинами к Ярославу. Скандинавы сразились с жителями Кавказа и Тавриды близ Листвена ночью, во время ужасной грозы: на небе блистала молния, на земле мечи; велика была гроза, сильна и страшна сеча. Но варяги не устояли; Якун потерял даже свою золотую повязку; Ярослав скрылся в Новгороде и не верил миролюбию Мстислава, немедленно предложившего мир, с условием раздела русских владений. На следующий год заключили в Городце мир достопамятный, ибо им положено было основание делению областей, впоследствии бывшему источником ссор и междоусобий.

Положено Киеву быть владением старшего брата, Чернигову – младшего; Днепр поставлен межою обоих княжеств так, что Мстислав получил все, что находилось по левую сторону, Ярослав все, что было на правой стороне. С того времени область Северская, Суличская, Радимическая, Витическая, Ростовская и Муромская стали считаться Черниговским княжеством. За Киевским княжеством остались области: Киевская, Древлянская, Дреговичская и туровская. Ярослав мог иметь надежду усилить свои области обратным завоеванием волынских владений, ибо смерть Болеслава передала правление Польши, терзаемой внутренними смятениями, в руки сына его Мечислава, государя слабого. Мстислав соединил черниговские дружины с киевскими и помог брату своему возвратить завоевание отца их, Червенскую область.

Ярослав-законодатель

«Мирно бысть, – говорит летописец, – Мстислав, имевший уже сына, Евстафия, и сам еще сильный и крепкий, мог думать, что черниговское княжение надолго останется в роде его». Но в 1033 году Евстафий скончался, а через два года и сам Мстислав, выехав на охоту, разболелся и умер неожиданно. Князь храбрый и добрый, лучший из князей своего времени и последний из потомков скандинавских, ибо времена и нравы изменили всех других князей и потомки не походили уже на железных предков своих.

Немедленно присоединил Ярослав черниговское княжение к Киеву. Еще был жив брат его Судислав, остававшийся без удела. Он мог мешать Ярославу, и – вечная темница была уделом Судислава. 24 года несчастный сидел в тюрьме, оклеветанный, говорят летописцы, «честолюбием своего брата», можем прибавить. Племянники освободили его по смерти Ярослава, и монастырские стены были последним пристанищем его старости. Новые преимущества утвердили тогда дружбу новгородцев с Ярославом: он отвез им старшего сына своего, Владимира, и Новгород охотно признал Владимира своим князем; тогда поставлен был в Новгород первый епископ, Лука Жидята: отличие важное, уравнивавшее новгородцев с киевлянами, не хотевшими уступать Киеву никакой почести.

В 1030 году новгородские дружины ходили в Чудскую землю и срубили там город Юрьев (нынешний Дерпт); он давал им средства собирать дани с жителей окрестных земель. Тогда же новгородцы пробрались с товарами и с мечом в отдаленный Югорский Север и наложили дань на обитателей берегов Печоры. Ездя через Волок от Онеги до Двины, они назвали всю восточную от него страну Заволочьем. В 1042 году они ходили в нынешнюю Финляндию и сражались с ямью, народом финским.

В Новгороде Ярослав услышал о сильном набеге печенегов и спешил в Киев. Многочисленные печенежские вежи, бывшие уже под самым Киевом, не устояли против сильных дружин Ярослава, были разбиты, разогнаны и никогда уже не являлись в Россию, ибо половецкие орды пришли тогда от Дона и Волги и закрыли путь от Днепра и Дуная, покорив и истребив печенегов. В борьбе двух варварских народов Русь думала видеть свое спасение и обманулась в надежде.

Безопасный, хотя на время, со стороны юга Ярослав хотел большей безопасности с запада. Еще в 1038 году наказал он дерзость ятвягов, неукротимых, диких соседей Древлянской области, а в 1041 году сражался с жителями Мазовии, обширной страны по обоим берегам Вислы, соседней к Туровскому владению. Мазовшане отделились от Польши после Мечислава; Моислав был их начальником и воевал с Казимиром, внуком Болеслава, который, по желанию немногих верных подданных отца своего, взошел на польский престол, но не имел сил подкрепить государство, расстроенное слабостью Мечислава и слабым правлением королевы Риксы, после него правительствовавшей. Казимир предложил дружеский союз Ярославу, и русский князь умел употребить предложение Казимира в пользу Руси. Казимир женился на сестре Ярослава Марии, некогда уведенной в Польшу дедом его. Ярослав помог Казимиру покорить Мазовию и был награжден возвратом русских, бывших в плену у поляков, также утверждением за Россией городов червенских. Удел Всеволода снова принадлежал России.

Тогда только мог Ярослав отдыхать после опасностей и бедствий. Он был уже отцом шести сынов и посвятил старость свою успокоению и мирным подвигам. Русь дышала свободно после переворотов быстрых, тяжких, как будто готовясь к событиям, дотоле в ней неслыханным. Тишина, какою наслаждалась она после Городецкого мира (с 1026 г.) до самой кончины Ярослава, в течение 25 лет, может быть уподоблена тишине перед бурей, разразившейся в блеске мечей, вихре страстей и волнах крови, бурей, гремевшей на Руси два века и умолкнувшей только в нощной тьме нашествия монголов.

Твердый на своем княжестве Ярослав не хотел новых завоеваний, но не хотел и простить обиды, какую претерпели русские торговцы в Царьграде, где в драке был убит какой-то знаменитый русс. Греческая империя, после смерти Василия и Константина, с которыми пресеклось мужеское колено царственных потомков Василия Македонского, 160 лет управлявших Грецией, представляла позорище странных и быстрых перемен владык империи, которые были один другого презреннее. Шестидесятилетняя Зоя, племянница Владимировой супруги, Константин Мономах, больной старик, муж ее, и любовница Константина правили государством, когда Ярослав отправил воеводу Вышату и Владимира, сына своего, под Царьград с сильным войском. Буря разнесла и сокрушила русские ладьи; некоторые спаслись, сражались с греками и разбили их; но 6000 человек руссов, вышедших на берег и хотевших сухим путем дойти до России, были встречены греками и разбиты. Вышата (родной сын его рассказывал летописцу эти подробности) не хотел оставить воинов, сказал: хочу погибнуть с дружиною, шел с ними, покинув ладьи Владимиру, сражался и был полонен. Трусливый Мономах обрадовался, торжествовал победу, говоря, что он разбил русского князя, собравшего на Грецию бесчисленное войско с полуночных островов океана, и приказал выколоть глаза многим пленникам. Нерешительный этот поход заставил Ярослава мириться. Мономах и без того соглашался на всякое удовлетворение, но юный Владимир не хотел идти на мир и требовал непомерной дани: по 3 гривны золота на каждого из бывших с ним воинов.

Мирно провел остальные годы Ярослав. Он с особенным благоговением занимался благолепием церковным, воздвигнул в Киеве соборную церковь во имя Софии Премудрости Божией (на том месте, где разбил печенегов в 1036 г.) и учредил в Киеве митрополию. В 1039 году упоминается уже в летописях митрополит Феопемпт; в 1051 году поставлен был в митрополиты Иларион, простой иерей, природный русс, живший пустынником на берегу Днепра в пещерке, где впоследствии поселился св. Антоний и основан был знаменитый Печерский монастырь. Летописец хвалит Ярослава за устроение первых монастырей в Киеве: Св. Георгия и Св. Ирины. «При Ярославе, – говорит он, – черноризцы начали множиться: он любил церковные уставы, любил священников и особенно черноризцев; читал духовные книги днем и ночью, велел их списывать, переводить; украсил Св. Софию золотом и серебром, строил церкви, ставил священников и давал им уреченное содержание, радуясь многочисленности церквей». Ярослав подтвердил и увеличил права духовного суда, установленного Владимиром. Уверенный, что крещение спасет от гибели вечной, он вырыл кости дядей своих, Ярополка и Олега, крестил их и положил в Десятинной церкви, где был похоронен Владимир.

Но кроме подвигов благочестия, Ярослав ознаменовался в памяти народной и гражданскими учреждениями. Вероятно, смешивая известие летописцев о правах, данных Ярославом Новгороду, с законами, которые собраны и списаны были там под именем Русской Правды, приписали впоследствии Ярославу эти законы, ясно списанные в разные времена и драгоценные для нас, ибо они изображают век, нравы, обычаи, дух древних руссов. Ярослав заботился и об украшении городов: Киев был обведен каменною стеною в 1037 году, и одни ворота в этой стене названы Золотыми; над ними построена была церковь Благовещения.

Еще до смерти своей Ярослав разделил государство на отдельные княжества. Изяслав был уже князем в Новгороде вместо Владимира, умершего в 1052 году; но отец завещал Изяславу Киев, Святославу Чернигов, Всеволоду Переяславль, Вячеславу Смоленск, Игорю Владимир. «Любите друг друга, – говорил он детям, – помните, что вы братья одного отца и одной матери: тогда и Бог будет в вас, покорит вам противные и будет мир между вами. Но при ненависти погибнете вы и погубите землю. Место отца да заступит вам старший брат». Ярослав заповедал сынам: не преступать предела братнего, не изгонять одному другого, а Изяславу защищать обиженного.

Уже больной поехал он в Вышгород со Всеволодом, любимым сыном своим, и там скончался. Тело его привезено было в Киев и положено в Соборной Софийской церкви.

Соображая историю Ярослава, нельзя не удивляться сходству характера его с характером Владимира и сходству событий в княжение того и другого. Так справедливо, что человек творит события! Оба в бурях междоусобий вступили на престол, обрызганный кровью братьев; оба были жестоки и нещадны, приобретая власть; оба умели быть кроткими после приобретения оной и, не бывши Олегами и Святославами, не отличаясь дикой храбростью, умели поддержать крепость Руси, твердость ее владений. В руки обоих провидение вверяло обладание всеми русскими княжествами; оба стремились к единодержавию при жизни и делили государство после смерти. Владимир, просветив Русь христианским законом, оказал услугу незабвенную; Ярослав поддерживал христианство, распространил его, и в шестьдесят лет, протекших от принятия веры до кончины Ярослава, христианство было укоренено в Руси, обещало добра в будущем, ведя к образованию народы полуварварские, соединяя их одним законом так же, как они соединены были одним языком.

Не Владимира, не Ярослава должны винить в ошибках политики и в преступлениях, но дух времени. Феодализм, гибельный и страшный для государей и подданных, во всей Европе тогдашней был причиною дележа областей наследникам и везде причинял такие же бедствия, какие видела от него Русь. Провидение хотело, кажется, оставить Новгород среди кровавого моря, покрывшего всю остальную Русь в битвах междоусобий, как признак неизменного характера руссов, как точку соединения с Европой, ибо Европа скоро потеряла Русь из вида, и Греция не узнавала земли, грозившей некогда Царьграду своим оружием. Счастливая судьба давала случай Новгороду возводить на киевский престол Владимира и Ярослава. Оказывая такие заслуги киевским князьям, Новгород требовал от них только независимости, получал ее и умел сохранять.

II. От разделения России на уделы до перенесения Великого княжества из Киева во Владимир-Залесский (с 1055 до 1157 года)

Глава 1. История Европы в IX и X столетиях

Два столетия протекло от поселения скандинавских выходцев на землях, по их имени получивших название Руси, до кончины Ярослава, восьмого князя из поколения этих воинственных пришельцев, сделавшихся оседлыми жителями и повелителями славянских и других народов, первобытных обитателей покоренных руссами земель.

Изобразив вначале характер завоевателей-варягов и завоеванных ими народов, узнав первобытное общество, из покорителей и покоренных составившееся; обозрев потом историю этого общества до половины XI века, мы должны здесь остановиться, ибо здесь изменяется сущность событий в истории русского народа. Новый порядок дел представится нам. Приготовимся к уразумению его взглядом на минувшее, уже изложенное нами.

Не для того должны мы здесь остановиться, что в грядущем, более 150 лет продолжавшемся периоде, увидим кровавые ужасы междоусобий; что мы должны как будто приготовиться к бесстрастному созерцанию их, ибо иногда сердце наше невольно содрогнется, внимая дееписанию. Нет, как хладны останки давно истлевших наших предков, так хладнокровен должен быть наблюдатель, ищущий в дееписаниях истины и внимающий гласу Истории. Вещает она, и мы безмолвствуем: только внимаем ее глаголам, только ищем истины в повести времен прежних, в рассказе о делах лет минувших. Период, который мы уже обозрели, являл нам ужасы злодейств, волнения, битвы смертельные: они тревожили нас, но не уклонили от истины и бесстрастия; будем такими же наблюдателями и для грядущего.

Но мы останавливаемся здесь, желая обозреть, что, собственно, представило нам в Истории русского народа время, протекшее от половины IX до половины XI века? Так путник обозревает пространство, им пройденное, готовясь по верному на него взгляду вернее направить дальнейший свой путь. Желая вполне узнать связь и следствия событий, взглянем прежде вообще на историю Европы в этих веках.

Два столетия, девятое и десятое, были для всей Европы веком перехода народов-истребителей древнего гражданского общества к новому образованию обществ: оно долженствовало явиться и явилось новое, и с ним все прежнее изменилось: государства, языки, законы, нравы, обычаи, вера. Посему Древний мир казался в глазах современников отделенным от их мира необозримой бездной. Но этого в самом деле не было, ибо в природе нравственной, так же как в физической, нет перерывов. Мир Древний родил Новый: прошедшее всегда чревато настоящим, как настоящее будущим. Только связь событий сокрыта была от глаз человека, косневшего в одном настоящем. Нива судеб Божиих была глубоко вспахана, прорезана глубокими браздами и засеяна семенами тучными и свежими. Как снег, благотворный прозябанию, пали на нее Средние Времена – века варварства, тьмы нравственной, хлада и оцепенения общественной жизни, под которыми таились первенцы новой весны человечества. Таким образом, цепь бытия, соединявшая мир Древний и мир Новый, не была разорвана; вследствие этого там, где древле все цвело и зеленело, должно было прежде других стран возникнуть и процвесть новым злакам.

Где сосредоточивался и развивался мир Древний? На западе и юге Европы. Если бы надобно было одной резкой чертой обозначить древнюю Европейскую Историю, мы ее назвали бы историей Рима. Собственно, вся древняя История нашей части света, в отношении к Истории новой, заключается в двух событиях: возвышении и падении Римского государства. Оно отодвинуло и сжало своими заветными границами остальных обитателей Европы, и поэтому с его разрушением долженствовало быть противному действию: так и было. Обломки Рима явились как бы островами среди океана варваров, Араратами, на которых останавливались ковчеги бродящих народов, и вновь заселялись древние страны, пока воды, разделявшие их с новыми, не слились в свой предел.

Не такова была судьба русских земель. Океан безвестный скрывал все Закарпатские страны от древних, и только гроза волн его страшила по временам Древнюю Европу диким народонаселением этих стран. Буря, возмутившая древние народы Европы, извергла в среду их обитателей Скифии, и народы, переходившие через Скифию. Тогда все пространство земель, именовавшееся некогда Гиперборейским, Скифским, Сарматским, можно было уподобить стране, с которой слились воды морей, земле, уже видимой, но не устроенной, для которой суббота успокоения отодвинулась от Европейской многими веками.

Вот главное различие Истории русских земель от истории южных и западных земель Европейских. Когда на юге и западе Европы варвары уже гордились именем римлян, устраивались общества гражданские и политические, на скифских степях и в дремучих сарматских лесах кочевали и постоянно жили орды азийские: хазары, булгары, угры; прозябали первородцы Европы, финны; обитали дикие племена славян и небольшие, смешанные из этих разных племен, народы, но не было зародыша единого общественного образования.

В таком состоянии находились эти земли, когда скандинавские пришельцы явились у юго-восточных берегов Балтийского моря, проникли в скифские леса, наложили иго рабства на славян и финнов, срубили городки для своего пребывания, открыли сообщения между Балтийским и Черным морями, рассыпали золото греческое от Дуная до Невы и на мечах положили начало общественного быта.

Но не так ли было и в Европе? Те же, германского и скандинавского происхождения, народы, одинаковой степени образования, духа и религии, пришли на Ильмень, Днепр и на Луару, Тибр и Гвадалквивир; одинаково и дикие славяне, и просвещенные римляне сделались их рабами. Бесспорно, но по разнице того, что было древле, прежде их, от одинаковых событий явились различные следствия.

В Европе, Западной и Южной, разрушив здание древней общественности и образования, из обломков его пришельцы создавали новые здания, так как мрамор древних храмов обсекали они на постройку новых готических замков; как базилики и пантеоны обращали в христианские церкви: стихии древние мешались с новыми, и дух нового облекался в древние формы. Но собратья преобразователей Европы на берегах Ильменя и Днепра не нашли ничего древнего: мир самобытный, новый должен был здесь раскрываться. Он начался соединением племен в общество; то, что в Европе совершилось до варваров, варвары только начали в Руси. Летопись о Ромуле, Нуме и соединении сабинов с римлянами, конченная на юге Европы за семь веков до Рождества Христова, в Руси началась в IX веке по Р. X., Рюриком, Олегом, соединением славян с варягами.

Так хронологически отделился мир европейский от русских земель. Обозрим исторические постепенности этого отделения.

Мы назвали мир Древний Историей римлян; мир Средних веков можем также обозначить одной чертой, столь же многообъемлющей, если укажем на империю Карла Великого. В самом деле, История Европы после разрушения Рима не есть ли собственно история составления и разрушения государства франков, принявшего наименование Западной Римской империи?

Карл Великий сам действовал почти пятьдесят лет; после него империя франков жила столетие; следствия ее разрушения охватили другое столетие. И только после этого начался новый период Европейской Истории.

Карл соединил в своей мощной деснице судьбу Италии, Галлии и Германии. Он слил в образовании своего государства стихии древнего мира римлян и нового мира варваров. Его ум восстановил трон, отдельного от Греции, латинского первосвященника, чтобы силой религии обладать народами и противиться правам восточной Римской империи. Из империи Карла образовались потом государства французские, итальянские и германские и заключили в себе политический быт Европы, чьи колебания и разнородные движения и изменения составляют европейские летописи с IX века до XIX столетия.

Норманнские завоевания VIII–XI вв.

Здесь средоточие жизни в новой истории Европы. Идя от него во все стороны, мы встречаем земли, история которых есть дополнение к летописям средоточия. Таковы: на юг Пиренейский полуостров, где Азия в ордах сарацинов, отбитая Францией, долго боролась с Европой; южная часть Италийского полуострова, пространство, где Азия, Греция и Франция сражались между собой. К востоку находившиеся государства: Моравия, Богемия, Польша и государство азийских выходцев – Венгерское, были более или менее, но решительно увлечены в систему западных европейских событий. Полуострова Датский и Скандинавский – эти места, из которых явилась страшная, столь сильно действовавшая на Европу мощь, казались обессиленными и утомленными после выхода туземцев, завладевших землями в Англии, Франции, Германии, славянских землях, Италии: первобытные обиталища их подверглись влиянию политической системы Запада. Но от этой системы сохранились русские земли. Каким же образом?

Кроме того, продвижение политической системы Европы на восток встретило западные славянские государства и государство венгров, значит: поборов их, действуя на них, оно могло действовать за Карпатским хребтом, слабея, истощаясь в силе; мы показали выше этого другую еще более основную причину: здесь не было ничего древнего, на чем могло бы отразиться влияние Запада. Еще важное обстоятельство в истории русского народа, по этому отношению, находим в бытие Греции.

Что была Византийская Империя от начала IV века? Осадка веков, обломки Древнего мира, тонувшие среди мира Нового и послужившие скрытым, вещественным основанием отдельной от Запада системы народов, которую, в противоположность, назовем Восточной.

Древняя история кончилась Богочеловеком. Триста лет протекло за этим, до тех пор, когда Константин перенес вещественные формы Рима на берега Геллеспонта, вещественно сдвинул, так сказать, мир Древний с поприща, где долженствовал явиться Новый мир. Мысль обладать Римом из Царьграда не продолжалась и 100 лет. Империя Константина Великого, из угла Фракии, не могла удержать власти над Западом, сильнейшим Востока по духу и по естественному положению более способным к соединению воедино. Но Греческая империя была способнее Запада к существованию в неизменчивости, более продолжительному. Хотя в IX веке власть над Западом была решительно для нее потеряна, Греция еще имела средства существовать после того шестьсот лет и в IX и X веках могла сильно действовать на других; но образ действий долженствовал быть здесь особенным от Запада: он был образован сущностью греческого государства и политикой, которая родилась от разных обстоятельств. Это различие между Западом и Востоком весьма важно для истории.

На Западе и на Востоке главные действователи были монархия и Церковь. Но на Западе варвары приобрели себе все могущество имени государя: франк взял праздный венец Цезарей, лежавший на опустелом их троне, и передал его потом другим германцам; на Востоке, венец Цезарей колебался, но был сохранен на главе однородца древних обладателей его. На Западе Церковь подверглась политической силе варваров, потом боролась с ними, свергая наложенное ими иго, наконец свергла и поборола их; на Востоке Церковь была раздираема внутренними раздорами, но тверда на праве старейшинства своего, постоянна в повиновении греческим императорам, и – погибла с ними. На Западе варвары из себя раскрывали новый мир в древних стихиях; на Востоке древние стихии побеждали новый мир варваров, и только возмущались, кипели от новых прибавок.

От сего явилось, что два главных действователя общественной жизни, монархия и Церковь, на Западе и Востоке сделались совершенно различны, разделились существенно.

Монарх на Западе был вождь народов, властвовавший удельными, или феодальными государствами; монарх Востока был деспот, властвовавший над рабами, хотя и часто управляемый их мечом и волей. Михаил Заика, в цепях возведенный на престол императорский, был истинное изображение греческого монарха. Хлодевих, принужденный разломать серебряную чашу для раздела с воинами, – изображение западного монарха. Мы уже говорили о соперничестве между греческой и латинской Церковью: сие соперничество, основанное на политическом начале, сильно заставляло действовать обе стороны, а на разнице политических отношений той и другой Церкви основано было различие действий их. Латинская Церковь порабощала себе политическую власть над народами, принимала их народность и хотела единства только в повиновении народов ее власти, готовя орудие на владык своих, западных императоров; греческая Церковь не трогала политического бытия народов, но беспримесно являлась в каждой стране, усыновляя язык каждой страны для своего служения.

Вот основной тип различия действий Запада и Востока. Подробности зависели от географических и исторических обстоятельств.

Борьба церковной, монархической, феодальной и народной силы составляла историю средоточия Европы в IX и X веках. Идите от сего сосредоточия к востоку, и вы заметите, как увлекающая к средоточию борьба сия ослабевала, встречалась с отдельною самобытностью народов, исчезая на пространствах новых земель, и ослаблялась тяготением древней Греции к юго-востоку. Действительно, историю Богемии и Моравии составляют решительно только усилия спасти свою самобытность и неудача сих усилий: слабая народность здесь уступила. Венгрия, более твердая характером народа, более обширная, стояла крепче, но – замечательное обстоятельство – она представляла собой смешение всех стихий борьбы средоточия Европы. Хотя Восток здесь уже превозмогал, но все еще смешивались здесь законы римские с варварскими в самых подробностях, так как и народонаселение Венгрии составляло смешение римлян, славян, германцев и восточных народов. Еще более Венгрии далекая, более Венгрии обширная, и твердая тем, что ее составлял сам собою образовавшийся в государство народ, Польша принадлежала к системе западных государств только церковным влиянием, и от того зависевшим порядком дел. Политика первобытной Польши увлечена была в систему западную внешней жизнью государства, но уже не отражалось в ней столько много подробностей Западной системы во внутренней жизни, как в Венгрии.

Польша в начале XI века, еще не разделенная детьми Болеслава, занимала все пространство земель от впадения Одера в Балтийское море, охватывая пространство за Одером, огибая Богемию и потом идя по Дунаю до того места, где Дунай склоняется на запад от параллельного течения с рекой Тиссой. Упираясь прямо от сего места к Тиссе, граница Польши склонялась по Карпатским горам к югу, и потом к северу до Бреста, где уклонялась влево и оканчивалась при впадении Вислы в Балтийское море. Далее, пространство к югу, между Карпатскими горами, Польшей, Германией на юг и реку Саву, составляла Венгрия. Затем, к югу были славянские государства: Сербия, Булгария, где оказывалось решительно превозмогающее влияние Востока.

Таким образом был расположен восточный предел власти Запада. Восток составляла греческая монархия. Мы назвали состояние Греции тяготением Древнего мира: рассмотрев сущность и историю Греции, должно согласиться, что мы имели к этому полное право. Неизменяемая религия, святые песни коей гремели еще при первых Цезарях Древнего Рима, не знавшего западной веры, неизменяемость гражданских верований и политических действий, сопроводили Грецию до самого ее падения: как Запад парил к новому, так Греция клонилась к старому, и наконец исчезла задушенная несвойственной ей атмосферой новых изменений. Греция не распалась, но – умерла.

Она владела Булгарией со времен Иоанна Цимисхия как своей областью; Сербия и другие славянские народы до самой Венгрии ей покорялись. Она держалась еще в Тавриде. Непосредственное влияние Греции простерлось на севере от Черного моря и в Малую Азию.

Не видим ли, что географически долженствовало быть действию Греции на русские земли, и если знаем Грецию и внутреннее состояние сих земель, то можем понять, что долженствовали они явить собою от действия Греции?

Нельзя предполагать в древних славянах большей против варягов образованности: об этом мы уже говорили. Здесь было только различие народных элементов; одного, коснувшего в Азиатской низменности нравов, другого, создавшего себе новую жизнь под хладным небом Скандинавии и жившего изменениями. Ветхий посох славянина и светлый меч варяга соединились во власти русских князей.

Варяги сначала сами не знали, куда влек их порыв необузданной воли, стремя челноки и лодки руссов, равно к берегам финским, к берегам Америки и к берегам Галлии. Они быстро двигались к югу, утвердясь оседло на Ильмене; но здесь была уже цель: в Грецию было их стремление.

Если положим, что первое построение варяжского городка на Ильмене было в 864 году, то найдем, что через двадцать лет варяги уже решительно оставили свой Ильменский притон, и действия главного табора их все сосредоточивались на Днепре, в Киеве. Положив поход Аскольда и Дира первым покушением варягов на Грецию, а поход Святослава в Булгарию последним опытом борьбы с греками, видим, что целое столетие Греция составляла первый предмет действий главного варяжского стана: иначе не можем назвать русских княжеств, основанных варягами. Сии княжества были воинские шатры, разбитые по Днепру, Десне, Семи, Суле, Волге, Бугу, сообщавшиеся один с другим по рекам.

Неудача борьбы с греками способствовала действию особых причин, преображавших между тем русские княжества с половины IX до последней четверти X века.

Варяги, и без того малочисленные в сравнении со славянами, вступлением в службу греческих императоров ослабили свои силы.

Народность славян преодолела таким образом народность варягов.

Личные выгоды князей, находя средства к изменению в патриархальном быте славян, подкреплялись примером греческого и азиатского деспотизма, изменяли норманнскую феодальную систему правительства.

В таких обстоятельствах начал княжить Владимир. При нем прекратилась вражда руссов с греками. Владимир пожал плоды от семян, посеянных до него мудростью Ольги, отвагою Святослава и междоусобием братьев. Русь получила христианскую веру от Греции, и посему мы имели право сказать, что Владимиром началась самобытность Руси.

Следовательно, нынешние причины событий на Руси, до самого Владимира, заключались главнейше в Греции. Она действовала, посредственно и непосредственно.