Текст книги "История русского народа"

Глава 2. Начало периода уделов

Только один, любимый сын Ярослава, Всеволод сопровождал к могиле бренные останки благовластного князя, находившись неотлучно при нем, во время смертной его болезни.

Изяслав, старший сын Ярослава, немедленно оставил Новгород, где он был тогда, явился в Киев и объявлен был, по завещанию отца, великим князем, владетелем Киева и правой стороны Днепра. Другой сын Ярослава, Святослав, начал владеть левым берегом Днепра, с названием князя Черниговского. Всеволод, страж Киева и Чернигова от диких орд Востока, сел в Переяславском своем уделе. Вячеслав, страж Киева и Чернигова со стороны Полоцка, сел в Смоленском княжестве. Игорь, страж Руси с Запада, в Волынском уделе. В Полоцке княжил уже десять лет (с 1044 г.) юный сын Брячислава, Всеслав. Новое поколение выступило на поприще жизни.

Осмелимся ли угадать, по оставшимся в летописях следам и по делам, характеры и личные отношения сих шести князей русских?

Изяслав, красивый, стройный собою, не имел ни одной из доблестей своего отца и деда. Храбрый лично, он был нерешителен; добрый душою, следовал советам других; не имел необходимой правителю твердости духа в бедствиях и, приходя в монастыри, беседуя с отшельниками, разделяя их убогую трапезу, часто жалел, что судьба определила ему быть князем Киева, а не печерским настоятелем. Слабость почти всегда бывает спутницей пороков и преступлений: увидим, куда завела она Изяслава.

Всеволод, бывший любимец отца своего, за кротость, смиренномудрие и набожность, при всех недостатках старшего брата, еще более его лишен был тех достоинств, которые составляют доблесть государей; кажется, он изменял даже наследственной добродетели варяжских князей – храбрости. Не знаем Вячеслава и Игоря, вскоре умерших; впрочем, Всеволод, Вячеслав и Игорь, будучи небольшими удельными князьями, были только посредствующие лица между князем киевским и сильным соперником его, черниговским князем.

Этот соперник, второй сын Ярослава, был противоположен Изяславу во всем. Хотя страдавший телесными недугами, но сильный и крепкий духом, честолюбивый и отважный, он привлекал своим радушием, своей разгульностью, был храбр и неутомим. Кажется, что сначала он не думал нарушать прав старшего брата: хотел только выгод, хотел управлять им – и не подорожил правами старейшинства, когда увидел, что Изяслав не способен держать кормило русских княжеств среди опасностей и бедствий, отовсюду привлеченных им на свою голову.

Князь полоцкий, родовой враг поколения Ярослава, Всеслав отличался между современниками умом, деятельностью, смелостью. С изумлением смотрели они на него, страшились его, и даже думали видеть в делах его какую-то таинственную помощь волхвования. Говорили, что мать его, при самом рождении, надела на него какую-то волшебную повязку, которая способствовала ему быть жестоким и немилостливым на кровопролитие.

Если мы видели выше, как непрочен был в политическом основании своем федеративный состав русских княжеств, как мало ручался он за взаимную безопасность и спокойствие их, то, сообразив характеры и отношения представителей этого союза, находим, что сильная опасность грозила ему от самих лиц, вступивших после Ярослава на поприще действий.

Не знаем, завещание Ярослава было ли подтверждено им при кончине, или было оно следствием распоряжений, сделанных прежде, так что Ярослав не успел кончить его решительно. Но в дележе русских земель с изумлением находим мы учиненное Ярославом важное упущение: он забыл, кажется, род мужественного Владимира, старшего своего сына. Владимир скончался за два года до кончины Ярослава, но у него остался сын, князь Ростислав, юноша, подобный отцу своему и не получивший никакого удела. Не хотел ли Ярослав, чтобы этот внук его, живший в Новгороде, был князем Новгородским? Кажется, нет! ибо Изяслав был определен в князья Новгорода и из Новгорода перешел в Киев. Юный Ростислав, прежде и после оставался в Новгороде, но без удела.

Уже с 1036 года печенеги не являлись более на Руси; казалось, что само имя их исчезло. Но в восемнадцать последних лет княжения Ярослава на степях Придонских и Приволжских, вероятно, кипела смертельная брань между кочующими народами, и первый год смерти Ярослава должен был показать руссам, что гибель печенегов послужила только к усилению нового, опаснейшего племени варваров. Половцы, или куманы, пришли победителями к Днепру, гоня перед собой другие, менее значительные, кочующие народы.

Присовокупите к этому Новгород, столь слабо приверженный к Киеву, почти враждебный по различию правления, народного духа и выгод и могший усилить собою враждебного Киеву князя.

Не Изяславу надобно было воссесть на Великое княжение, чтобы в столь сомнительных отношениях русских земель удержать мир и власть. Крепкая рука, сильная душа были надобны наследнику Ярослава.

По крайней мере, только поступая совершенно справедливо, храня порядок, установленный отцом, и соблюдая дружбу братьев, мог он уберечь наследие отца…

Десять лет княжения Изяслава протекло. Все казалось спокойным; сильных потрясений не было. Но страсти не спали в эти годы; события готовились, гроза начиналась, и начала раздоров и бедствий возникали.

В 1055 году торки, гонимые половцами, вбежали в Переяславскую область. Всеволод выступил против них, разбил их толпы, и в первый раз русские дружины встретили половцев. Вежи половецкие, предводимые ханом Блюшем, на этот раз не сразились с руссами; Всеволод мирно расстался с ними; орда половцев повернула обратно в свои степи.

Вячеслав, князь смоленский, скончался в 1057 году. Он оставил сына Бориса, долженствовавшего наследовать удел отца. Но дяди не думали отдать законное наследие сироте. Не знаем, где оставался безудельный Борис; только по взаимному договору князей киевского, черниговского и переяславского, Игорь, князь волынский, получил Смоленск, а Волынь отдана была Киеву: учинено первое нарушение отцовских уставов и порядка! Кажется, что это своевольное распоряжение было следствием больших переговоров: князья хотели обезопасить себя со всех сторон. Они вспомнили несчастного своего дядю, Судислава, вывели его из тюрьмы, позволили ему постричься и заставили под клятвой отказаться от всяких притязаний на наследие отца.

Не успели князья разделить новое наследство, как Игорь, переведенный в Смоленск, скончался (в 1063 г.). Два сына его остались малолетними. Успешное начало нового дележа уделов продолжили без остановки. Дети Игоря были лишены наследия, так же как дети Вячеслава. Смоленск достался, кажется, Святославу черниговскому. Всеволод во всем соглашался с братьями, хотя не вступал в их новые приобретения и довольствовался Переяславлем. Но он просил защиты от торков, снова грозивших ему. Войска киевские, черниговские и полоцкие пошли на торков по Днепру, рассеяли торков, и этот кочующий народ погиб от жестокой зимы, голода и болезней. Бедные остатки его признали власть русских князей и держались около Днепра под разными именами. На следующий год половецкий хан Сокал явился в Переяславском княжестве; тогда в первый раз меч и огонь пали на Русь от руки половцев. Всеволод сражался и был разбит половцами; но, разграбив его землю, они удалились в свои степи.

В таких-то событиях протекло десять лет после смерти Ярослава, и взор наблюдателя открывает здесь корень всех грядущих зол.

Видим, что в эти десять лет явился новый враг руссов – половцы, и расторглось завещание Ярослава… как быстро и скоро! Три рода княжеские: сын Владимира, Ростислав; сын Вячеслава, Борис; дети Игоря, один неизвестный нам по имени и другой, Давид, были оскорблены, обделены дядьями. Возмездие не замедлило сказаться.

В одно время Всеслав полоцкий, дотоле союзник Киева и Чернигова, начал воевать, и Ростислав, сын Владимира, бежал из Новгорода. От северных пределов русских областей он пробрался в самые южные области. Несколько новгородцев явились с Ростиславом в Тмутаракани, где правительствовал Глеб, сын князя черниговского, ибо Тмутаракань принадлежала к Чернигову. Ростислав изгнал Глеба и начал владеть Тмутараканью. Святослав сам отправился из Чернигова в Тмутаракань; Ростислав не противился дяде, и Глеб снова был введен в княжество. Святославу нельзя было оставаться в Тмутаракани: в средине Руси грозила явная опасность; он спешил в Чернигов. Но едва Святослав оставил Тмутаракань, как Ростислав вторично изгнал сына его. Можем понимать смелое предприятие Ростислава: он хотел, кажется, быть вторым Мстиславом для Киева или Чернигова. Между тем как Всеслав грозил князю киевскому и князю черниговскому из Полоцка, Ростислав собирал дань с касогов, таврических хазар и готовил дружины. Греки, жившие в Тавриде, устрашились нового врага, и один из греческих чиновников решился погубить Ростислава изменою. На пиру, где Ростислав веселился с дружиною, злодей предложил пить за здоровье князя, отпил половину чаши, влил тихонько яд и поднес Ростиславу, потом бежал в Херсон и предрек кончину Ростислава. Ростислав умер в восьмой день, оставя трех сирот, сыновей: Рюрика, Володаря и Василька. Провидение назначало их на бедствия и на честь: Глеб снова начал правительствовать в Тмутаракани.

Между тем, дерзким предприятием Всеслав возобновил память злодейства своего отца Брячислава: неожиданно напал он на Новгород, завладел им, ограбил жителей, церкви, снял даже колокола и увез паникадила из Софийского собора и сжег множество домов. С ужасом думали новгородцы, что еще за четыре года это бедствие предвещало им обратное течение Волхова, бывшее целые пять дней. Действуя соединенно, князья киевский, черниговский и переяславский вошли в Полоцкую землю и осадили Минск. Жители защищались отчаянно, но были одолены: мужей перерезали, жен и детей взяли на щит. Всеслав укрылся от врагов близ Немана. Там преследовали и нашли его князья. Несмотря на глубокий снег (в марте 1066 г.), началась битва жестокая; Всеслав был разбит и бежал.

Князья спешили возвратиться восвояси, ибо половцы уже готовились к набегу. Но побежденный Всеслав еще страшил князей: ему предложили мир и личное свидание, присягнув на Святом Кресте, что никакого зла он не должен бояться. Всеслав поверил клятве и явился в табор Изяслава, бывший близ Смоленска. Едва вступил он в шатер Изяславов, как был схвачен с двумя сыновьями, закован, отвезен в Киев и посажен в темницу.

Довольные успехом вероломства, князья не боялись больше Всеслава и хотели отразить половцев. Половецкие орды были многочисленны и уже не думали скрываться; на Альте, памятной убиением Бориса и победой Ярослава, сразились они с русскими князьями. После сильной битвы половцы обратились по следам Святослава, грабили и жгли окрестности Чернигова. Святослав решился на отчаянное дело. Собрав до 3000 воинов, он указал им на половецкие орды, превосходившие их вчетверо. «Дети! нам уже некуда деться! Потягаем!» – воскликнул он и ударил в копья, не считая врагов, смял неожиданным ударом половцев, гнал, топил их в реке Снове, даже захватил самого вождя половецкого.

В то время как Святослав торжествовал поражение врагов, князь киевский, потеряв честь победы, утратил и престол великокняжеский. С остатками войск и братом Всеволодом он прибежал в Киев, не хотел слушать слов своей дружины, которая требовала новой рати на половцев, и даже заключил в темницу дерзких воинов, предлагавших ему этот поход. Киевляне взволновались, собрали вече, обвинили во всем воеводу Коснячка и бросились в дом его. Но воевода скрылся. Изяслав с боярами стоял в сенях своего дворца и смотрел в окно. «Смотри, – говорил ему болярин Тукий, – народ взвыл: вели охранять Всеслава или убить его». Но Изяслав не решался, бранился с киевлянами из окошка и с ужасом увидел, что киевляне уже отбили дверь темницы Всеславовой и с торжеством вели пленного князя на княжеский двор. Тогда Изяслав бежал, не пошел к братьям и искал помощи у поляков. Народ разграбил сокровища Изяслава: золото, серебро, драгоценные меха. Всеслав сел на киевском престоле. Братья Изяслава не вмешивались в смятение, хотя и слышали, что Изяслав нашел себе защитника в польском короле. Киевские+ дружины вышли в поле, но Всеслав поступил непонятно: не испытав боя, он тайно бежал от киевлян и овладел своим наследным Полоцким княжеством. Приведенные в отчаяние, киевляне прибегнули к Святославу черниговскому. «Мы зажжем Киев и убежим в Грецию! – говорили они Святославу, – если ты не уговоришь брата не мстить нам». Святослав отправил послов к брату своему и уговаривал его не водить поляков к Киеву: «Всеслав бежал, противного тебе нет, а если хочешь иметь гнев, ведай, что нам жаль отеческого престола и мы не дадим тебе Киева». Изяслав притворился кротким; он и польский король оставили войска и шли к Киеву с малой дружиной. Но уже стогны Киева обагрены были кровью. Мстислав, сын Изяслава, вступил в город прежде отца, изрубил 70 человек из освободителей Всеславовых, выколол глаза другим и погубил множество невинных людей. С поклоном встретили киевляне Изяслава, который, слагая вину кровопролития на сына своего, вскоре показал, что все делалось по его воле. Страшась возмущений, он перевел киевский торг на гору, где стоял его терем: на торгу собиралось киевское вече, и Изяслав легко мог разгонять их своими дружинами. Даже св. Антоний Печерский был изгнан им из Киева, ибо Изяслав почитал его другом Всеславовым. Тем сильнее хотел он отплатить обиду князю полоцкому. Немедленно отправились его дружины в Полоцк. Всеслав, изгнанный ими из Полоцка, явился с войском у Новгорода. Жестокое сражение решилось в пользу новгородцев; они с радостью нашли в числе добычи Чудотворный Крест, увезенный некогда Всеславом. Полоцк объявлен был от Изяслава уделом сына его, но Всеслав изгнал Изяслава, снова утвердился в Полоцке и удержался в нем, хотя был еще раз побежден сыном Изяслава. Другие события утвердили Всеслава в Полоцке лучше волшебства, в котором его подозревали.

Мстя киевлянам и Всеславу, строя церкви и с торжеством перенося в новую церковь мощи князей Бориса и Глеба, прославленные чудесами, Изяслав не замечал грозы, над ним собиравшейся.

Святослав черниговский, киевский заступник, победитель половцев, не вступал в ссоры Изяслава с полоцким князем и сам готовился свергнуть недостойного князя киевского. Еще во время бегства Изяславова он уничтожил посадничество Изяславово в Новгороде, и Глеб, сын его, перезван был новгородцами на княжение из Тмутаракани, где, вероятно, находилось много удальцов новгородских: мы знаем, что Вышата, сын Остромира, посадника Изяславова, ушел в Тмутаракань с Ростиславом. Под предводительством храброго Глеба новгородцы сражались с Всеславом в 1069 году, когда разбили его. Овладев Новгородом, этой важной подпорой власти киевского князя, сделав столь важный шаг к нарушению прав Великого княжества, Святослав не мог уже останавливаться. В то время когда губил полоцкого князя, совсем неожиданно услышал Изяслав о союзе против него Святослава и Всеволода. Всеволод, раб первого человека, превосходного умом и деятельностью, охотно согласился на свержение Изяслава. Дружины черниговские и переяславкие явились у Киева, и Изяслав бежал. Святослав приехал в Киев и вступил на великокняжеский престол. Увозя с собой множество сокровищ, «я найду войска!», говорил Изяслав.

Прежде всего поделили уделы. Новый великий князь, так же как Изяслав, не думал вознаграждать племянников и внучат – детей Вячеслава, Игоря и Ростислава; но, укрепляя дружбу Всеволода, отдал сыну его Владимиру Смоленск; Всеволод остался в Переяславле; во Владимир-Волынский посажен был сын великого князя, Олег. Владимир, сын Всеволода, столь известный потом под именем Мономаха, и Олег Святославич, два юных князя, казались друзьями и союзниками при дружестве отцов, ставши защитниками Киева и Чернигова с запада и севера. Но разность душевных свойств не могла сблизить их. Одаренные одинаковой храбростью, они были различны во всем другом: Олег был добр, прямодушен, Владимир хитр, осторожен, умел казаться добрым, смиренномудрым, скрывая обширные честолюбивые замыслы; Олег привлекал любовь подданных и дружин своим радушием, ласковостью, разгульностью; Владимир – примерным благочестием, набожностью и кротостью.

На другой год явились в Киев неожиданные посетители: послы императора Генриха IV. Изяслав, не видя средств сыскать защиту на Руси, удалился к Болеславу. Может быть, оскорбленный прежде Изяславом и кроме того, занятый войной с императором и богемцами, Болеслав не хотел вступаться, надеясь скорее помощи себе от нового киевского князя и не думая сражаться за право Изяслава, не любимого киевлянами. Он указал Изяславу путь от себя, и Изяслав удалился в Германию. Генрих IV, уверенный в силе своей, смело хотевший бороться даже с грозным первосвященником Рима, Григорием VII, принял Изяслава в Майнце и получил от него богатые дары. Изяслав просил помощи и обещал быть данником империи. Отдаленное завоевание могло льстить честолюбию Генриха, но он не имел средств отправить войско; отправил только послов, которые приняты были Святославом роскошно, великолепно одарены и отправились к императору с вестью о силе и могуществе Руси.

Дары, посланные Генриху, изумили Двор его: «Никогда не видали мы столько золота, серебра и драгоценностей», – говорили придворные Генриха.

В то же время, когда Изяслав бил челом Генриху и отдавал ему Русь в подданство, сын его, Ярополк, явился в Рим, молил защиты у Генрихова врага, папы Григория, и соглашался признать верховную власть латинского первосвященника над Церковью и землею русской. Может быть, в одно время, когда послы германские были в Киеве, привезли к Святославу и папскую буллу. Папа писал и к польскому королю, который, как говорили, обобрал у Изяслава много серебра и золота. Ни Святослав не хотел отдать престола киевского, ни Болеслав похищенных сокровищ по приказу папы. В 1076 году дружины Святослава и Всеволода пошли на помощь Болеславу. Торжество Святослава казалось прочным, но грозный защитник вступился за Изяслава – смерть! Скитаясь по Германии и Польше и тщетно прося защиты и помощи, он услышал о кончине Святослава. Уже несколько лет этот князь страдал болячкою на шее и напрасно прикладывал к язве своей руки св. Глеба; в 1076 году ему разрезали опухоль и он скончался от неудачного лечения.

Тогда, набрав толпу поляков, Изяслав и дети его поспешили в Россию. Всеволод переяславский вышел против него с войском, но не стал сражаться и помирился. Сражаться и не за что было: договор с бывшим киевским князем легко можно было предвидеть. Надобно было совокупить силы на детей ненавистного Святослава. Решились – еще один род княжеский исключить из числа русских князей. Отдав Владимиру Мономаху Смоленский удел, Изяслав отдал Черниговское княжество Всеволоду и присоединил все другие княжества к Киеву. Итак, кроме великого оставалось только одно удельное княжество.

Изяслав вступил в Киев; Всеволод отправился в Чернигов.

Святославовых Карамзин описывает так: «Опасаясь честолюбия беспокойных племянников и замыслов давнишнего врага своего Всеслава, они (Изяслав и Всеволод) хотели удалить первых от всякого участия в правлении и вторично изгнать последнего». Сказав, что Олега Мономах угощал в Чернигове обедом, Карамзин продолжает: «Сей Олег, рожденный властолюбивым, не мог быть обольщен ласками дяди и брата, считал себя невольником в доме Всеволодовом, хотел свободы, господства» (Ист. Р. Г., т. II, 84–86). Невольно повторишь слова Карамзина: «Добродушному читателю остается жалеть о бедных историках, которые с важностью и велеречием описывают такие происшествия!» (Ист. Г. Р., т. II, пр. 132).

Но такой раздел решительно зажег пламя раздора. Внуки Владимира и дети Вячеслава Святослава и Игоря лишены были наследства. Возможно ли было Изяславу и Всеволоду, хотя и при необыкновенных качествах Мономаха, уничтожить требования князей храбрых и предприимчивых, каковы были: Рюрик, Володар и Василько Ростиславичи, Борис Вячеславич; сыновья Святославовы: Глеб новгородский, Олег владимирский, Роман тмутараканьский, Борис и Ярослав, и Игоревы: Давид и брат его – все в полном цвете юности и силы! И в каких же обстоятельствах Изяслав и Всеволод отваживались на такое смелое предприятие? Когда половцы, готовые сражаться за того, кто платил им, могли составить дружины противников и города, гордившиеся своими княжескими родами, видевшие в разделении Ярослава законченное деление, осуждавшие несправедливость и вероломство Изяслава, не терпели своевольных перемещений и изгнаний родных князей своих.

Пока Изяслав и Всеволод делили Русь, сын Вячеслава, Борис, боясь идти в Смоленск, где был храбрый Мономах, засел с собранной им дружиной в Чернигове, но услышав о приближении Всеволода, бежал и оттуда. Дружины Изяслава свели Олега с Владимирского его удела: ему велели жить в Чернигове у Всеволода. Оставался Глеб в Новгороде. Один из затворников печерских предсказывал Изяславу день смерти Глеба, и – предвещание сбылось. Новгородцы взволновались, прогнали Глеба, и сын Изяславов, Святополк, приехал княжить в Новгород. Глеб бежал в Заволочье и там был убит: сын, достойный умного отца своего, также умевший победить Всеслава, как и сражаться с предрассудками своего времени. Только в отдаленной Тмуторокани держался еще сын Олега, Роман, храбрый и смелый; туда собрались другие изгнанники: брат Романа Олег, Борис Вячеславич, Давид Игоревич, и Ростиславичи: Рюрик и Володар. Тмутаракань, со времен отца этих последних, казалась прибежищем обделенных князей.

Не думая о юных врагах своих, Изяслав опять спешил мстить старому врагу, Всеславу полоцкому, который не вмешивался уже ни в какие дела. Всеслав отбил войско Всеволода, но Полоцк был обожжен и ограблен; пируя с отцом своим в Чернигове, Мономах принес ему множество золота из награбленной добычи.

Карая Всеслава, вмешиваясь в дела монастырей, ссорясь и мирясь с монахами, строя монастырь во имя своего святого, Изяслав увидел Всеволода, с трепетом прибежавшего из Чернигова в Киев. Олег и Борис Вячеславич неожиданно явились из Тмутаракани с множеством половцев. Мономаха не было. На берегах Оржицы Всеволод был разбит; Тукий, любимец Изяслава, и множество других бояр пали в битве. Победители завладели Черниговом; Изяслав обнимал Всеволода; обещал ему помогать; Мономах шел к ним из Смоленска, едва пробился сквозь половецкие дружины и повел киевлян на Чернигов. Черниговцы не сдавались; город запылал; жители сражались в городке своем. Олег и Борис, бывшие тогда вне Чернигова, спешили на помощь с наемными половцами; началась битва. Олег, умеренный и благоразумный, решался вступить в переговоры, видя многочисленность неприятелей. «Делай что хочешь», – отвечал ему гордый Борис. «Но я не хочу: я всем им враг». Он бросился в бой. Сражение было на Нежатиной ниве, в 3-й день октября 1078 года. Дрались с равным остервенением; Борис сражался в первых рядах, и – пал первый; с ним пресекся род Вячеслава Ярославича. Олег не уступал. Видя неколебимость врага, Изяслав сам вошел в ряды пеших воинов и был смертельно поражен копьем. Ряды половцев смешались; Олег бежал и укрылся в Тмутаракани.

Всеволод возвращает раскаявшемуся Ярополку его княжение

Тело Изяслава привезли в Киев. Летописец уверяет, что едва слышно было погребальное пение от великого плача киевлян: плакал целый город. Довольно некстати Изяслав изображается мучеником и человеком, положившим душу свою за други своя. Чем другим, если не ничтожностью характера и гибельными ее последствиями, означено 24-летнее государствование этого князя? Летописи слагали все вины на Святослава. И почему не так? Он давно покоился во гробе, а дети его платили бедствиями за грехи отца.

Старый Всеволод сел на киевском престоле. Начатое кровопролитием княжение Всеволода было одно из самых несчастных. Он знал пять языков, не терпел вина, кормил нищих, честил духовенство и особенно любил монахов. Отец, любя его, просил, чтобы и по смерти гробы их не были разлучены. Верим, ибо увлекаемый в войну и ссоры другими, Всеволод точно был добрый, кроткий человек и, бывши великим князем, жалел о своем прежнем житье в Переяславле. Но, как прежде не смел он противиться честолюбию братьев, так, сделавшись великим князем, не умел владеть государством. Внутри, извне – отовсюду грозили ему враги. Мономах был единственной опорой отца своего: он умел сражаться, умел и хитрить, но не мог указать отцу, как править государством. Старый и хилый Всеволод окружил себя юными советниками; они своевольничали, не хотели собирать на княжеском дворе старцев и бояр: тиуны и отроки продавали правосудие, грабили народ. Физические бедствия присоединились к войнам и междоусобиям: голод свирепствовал во многих областях; засухи были столь жестокие, что леса горели, источники иссыхали, в народе явились болезни. Повальная болезнь опустошила Киев: продавцы гробов сами сказывали летописцу, что в Киев, с Филиппова заговенья до Масленицы, продали они 7000 гробов в 1090 году: так велико было опустошение Киева. Народ видел оправдание ужасающих знамений в плачевных событиях. Уверяя себя в достоверности их множеством свидетельств, он говорил, что небо предвещает бедствия Всеволодова княжения. Рассказывали, что в разных местах под землею был слышан страшный стук; что огромный огненный змей упал в лес, когда Всеволод был там на охоте; что в Полоцке ходили мертвецы и выли страшным образом, а ночами бесы бегали по улицам: находили следы копыт конских и толковали, что это следы коней, на коих скачут бесы. Везде являлись волхвы, кудесники, распространяли ереси и предвещали бедствия. Прежде всего спешил Всеволод поделить Русь. Святополка оставили до времени в Новгороде, другому сыну, Изяславу, отдали Владимир, придали ему и Туров. Все остальное взял Всеволод.

Мономах сторожил Киев с востока, основавшись в Чернигове. Неутомимый Олег и брат его Роман уже снова вели половцев. Всеволод и Мономах встретили их на войне, не хотели драться и успели лучше и скорее: купили мир золотом. Олег и Роман негодовали, спорили с половцами, началась ссора, и половцы убили Романа. «Там, в пустыне, остались и доныне кости Романа, сына Святославля, внука Ярославля», – говорит летописец. Олег схвачен был хазарами, пришедшими с братом его из Тмутаракани: они увезли его в Грецию. Как пленник, Олег остался на острове Родосе. Желая овладеть последним убежищем гонимых князей, Всеволод послал его наместника Ратибора в Тмутаракань. Но, кроме Святославовых детей, в Тмутаракани были еще изгнанники: Ростиславичи и сын Игоря; они прогнали Ратибора и не отдавали Тмутаракани.

Должно было оставить их в покое, ибо великому князю грозили другие враги. Мономах поспешно отправился к Смоленску, осажденному Всеславом. Полоцкий князь не забыл грабежа Мономаха; слыша о приближении киевских дружин, он зажег Смоленск и ушел в свое княжество; Мономах гнался за ним и пожег всю землю Полоцкую до Лукомля, Логожска и Друцка; на другой год он набрал половцев, схватил Минск и не оставил в нем ни челядинца, ни скотины. Вятичи и переяславские торки бунтовали; Мономах два раза ходил в землю вятичей и покорил их снова. Половцы отовсюду шли в Русь. Мономах обратился на них, преследовал, встречал, разбивал их, но часто заставал только горячий пепел сожженных селений и едва успевал отбивать пленных руссов.

Два года пробыв в Греции, совсем неожиданно, Олег снова явился в Тмутаракани. Ростиславичи и Давид Игоревич бежали при его приближении. Казнив многих хазар, врагов своих, Олег готовил новые брани Киеву. Ростиславичи не смели явиться к Всеволоду и ушли к сыну Изяславову, Ярополку. Обласканные им, они остались во Владимире, когда Ярополк отправился праздновать Пасху в Киев, успели обольстить дружины князя, захватили город и объявили себя его властителями. Ярополк просил защиты великого князя, и, правая рука Всеволодова, Мономах явился близ Владимира с киевлянами.

Мономах увидел необходимость подкрепить Русь другими князьями, когда Олег в то же время грозил Киеву войной. Расчет был не затруднителен: отцу его гораздо выгоднее было приобрести дружбу храбрых Ростиславичей, нежели сынов Изяславовых, из которых один правил Новгородом, лишая Киев власти над Северной Русью, другой не мог спасти себя даже от дерзкой смелости двух беглецов. Начались переговоры. Ростиславичи требовали хотя небольших уделов, и Рюрику был дан Теребовль, Володарю – Перемышль. Василько, младший брат, остался при них без удела. В договор включили и Давида Игоревича, который, бежав из Тмутаракани, набрал шайку разбойников и грабил греческих купцов на устье Днепра, в Олешье. Он был призван Мономахом и получил в удел Дорогобуж. Ярополк остался князем Владимирским; но Ростиславичи, соглашаясь на малое, хотели большего; может быть, Ярополк был недоволен наградой этих пришельцев его областями; хитрые Ростиславичи умели воспользоваться слабостью Ярополка, советовали ему воевать, обещали пособие. Уже Ярополк собирал дружины и хотел идти на Киев. Зоркий Мономах так быстро явился на Волыни, что захватил в Луцке мать, жену, дружину и казну Ярополкову; сам Ярополк бежал в Польшу. Мономах обменял Владимир Давиду Игоревичу, вместо Дорогобужа; Ростиславичи все еще молчали, казались дружными, полагая, что гонение обратится на детей Изяслава. Но Ярополк уже не хотел сражаться, раскаивался, молил простить его; Всеволод согласился, и Давид с досадой должен был снова обменять Владимир на убогий Дорогобуж. Тогда Ростиславичи вмешались в дело сотоварища своего в бедствиях. Убийца пронзил мечом Ярополка и скрылся в Перемышле. Никто не думал преследовать измену; привезли тело Ярополка в Киев и похоронили в построенной им церкви Св. Петра, в димитровском монастыре, начатом по воле Изяслава. Монахи и священники искренно оплакали Ярополка. «Он был кроток, смирен, любил братию, всегда исправно давал десятину, молил Бога сподобить его мученической кончины Св. Бориса и Глеба, и Бог услышал его молитву». Давид Игоревич, а не Святополк новгородский наследовал Владимир. Утверждая дружбу с Игоревичем и Ростиславичами, Мономах не ошибся. Так, Василько употребил новое средство отвлечь половцев, которые взяли Пересочен по Супое, Переволоку на Ворскле и грабили берега Днепра: он вызвался быть их предводителем и повел их грабить Польшу. Рюрик умер в 1090 году, и Василько наследовал удел его. Умирясь в Волыни, Всеволод мог уже приступить к решительному унижению Изяславова рода. Он вызвал Святополка в Киев и послал юного внука своего, Мстислава, сына Мономаха, княжить в Новгороде. Новгородцы охотно согласились на перемену; Святополк должен был удовольствоваться небольшим Туровским уделом. Видим политику Мономаха, управлявшего отцом своим: все на восток от Днепра и Новгород принадлежали, наконец, Киевскому княжеству. Олег, единственный враг семейства Всеволодова, не шел из Тмутаракани; изведав вероломство половцев, может быть, он хотел иметь средства лучше и вернее. Оставляя в покое полоцкого князя и мирясь со всеми другими, Всеволод мог не страшиться Олега, а Мономах управляться с половцами. Сын Мономаха, Изяслав, утвержден был удельным князем в Курске и защищал Посемье, а Мстислав с новгородцами – Поволожье. Сам Мономах, владея Смоленском, Черниговом и Переяславцем, хотел уже начать решительную войну с половцами. Ведя дружины Киева, Смоленска, Чернигова и Переяславля, он надеялся на победу. Но неожиданное событие остановило и разрушило все намерения Мономаха: Всеволод, отягченный летами и огорчениями, скончался (1093 г.).