Текст книги "История русского народа"

Главные силы Батыя отодвинулись после этого далее к югу, на Дон, к устью Волги и к берегам Каспийского моря. Там окончили они покорение половцев и других кочевых и полудиких народов. В то же время отряды их возвратились на опустошенные места северных областей и сожгли Муром и Гороховец, дотоле уцелевшие. Вероятно, тогда же опустошена была область Курская, более трехсот лет остававшаяся после этого в запустении.

Защитники Десятинной церкви от полчищ Батыя в 1240 г. Художник А. Земцов

Часть других отрядов шла по Днепру. Место беспрерывных битв княжеских в прежнее время, Переяславль Днепровский, был взят и сожжен; знаменитая церковь Архангела Михаила сгорела; епископ Симеон был убит, жителей ожидали смерть и рабство. Такая же участь постигла Чернигов, где крепко выдерживал осаду Мстислав Глебович, спасшийся при взятии города. Метательными орудиями своими монголы бросали в осажденных каменья, которые едва могли поднимать четыре человека.

Оставался один Киев, сиротивший без славы и без сильных защитников. Ярослав уехал уже тогда во Владимир на Клязьме; Михаил черниговский прибегал на время из Галича, и снова поспешно удалился, услышав о приближении монголов; Даниил не смел стать на оборону, хотя объявил Киев своим уделом; он послал туда мужественного воеводу своего Димитрия, решившегося умереть, не сдаваясь. Предварительно приехал для обозрения Киева Мангу с малыми отрядами, издали осматривал древнюю столицу Руси, известную даже и на Востоке, и дивился великолепию зданий и церквей. В начале мая сдвинулась сюда вся сила Батыя, с Ордаем, Байдаром, Бури, Киданом, Буджеком, Мангу и старым Субутай-Багадуром. Монголы обступили Киев кругом. Скрип телег, рев верблюдов, ржание коней, клик ратных, оглашали воздух. Стены киевские пали, разбитые таранами, день и ночь движимыми; на развалинах началась битва – ломались копья, разбивались брони и щиты и градом летели стрелы. Димитрий был ранен; но внутри города, около Десятинной церкви, киевляне успели наскоро сделать забор, хотели еще биться, бились и легли на месте. После грабежа, пожара и опустошения остались на месте Киева только обгорелые стены церквей и пепел домов. Монголы разрывали даже могилы княжеские, ища в них сокровищ. Киево-Печерская лавра, собор, знаменитая Десятинная церковь – уничтожились и целые столетия остались в развалинах, так, что самое предание забыло, где находились святые по воспоминаниям места достопамятных для России событий киевских. Благочестивые иноки киевских обителей погибли или бежали в дебри и леса. Падение Киева происходило в день Николая Чудотворца, 9 мая 1240 года. Димитрий был взят в полон; Батый подарил ему жизнь, полюбил его и даже советовался с ним впоследствии. Таким образом, желая спасти отчизну, Димитрий уговорил Батыя идти поспешнее в Венгрию и стращал его силою венгерского короля. Батый решался громить отдаленный Запад, но еще медлил. Под Киевом расстался с ним Куюк, которого не любил Батый, принужденный видеть в нем своего повелителя, или знаменитого товарища. Между тем были опустошаемы Волынь и Галицкая область. Силою и вероломством взяли и разорили монголы Ладыжин, Каменец, Кременец, Галич, Владимир и Брест. От смертельного смрада гниющих трупов Даниил не мог въехать, по возвращении своем, ни в Брест, ни во Владимир.

Тогда же учинено было первое вторжение в Польшу и опустошена область Люблинская; но монголы воротились зимовать в Галицкие области, и только весною 1241 года Байдыр двинулся в Польшу и Силезию; сам Батый устремился на Венгрию.

Болеслав Целомудренный младенцем вступил на престол польский, в 1228 году. Честолюбивые князья Мазовецкий и Силезский оспоривали над ним опеку. Польша, разделенная на княжества с 1140 года, терзалась междоусобиями, и монголы не могли встретить в ней сильного отпора. Небольшой успех палатина Краковского ободрил на битву; решились сражаться, и – при Шидлове, 18 марта, погибли все собранные дружины. Болеслав не почитал уже себя после того безопасным в Кракове, бежал в Карпатские горы, наконец скрылся в одном моравском монастыре. Знатные и богатые люди бежали в окрестные страны; простолюдины укрывались в лесах, горах, болотах. Монголы сожгли опустелый Краков и, слыша о сборе войск в Силезии, отправились туда. Под Ратибором переплыли они через Одер; осаждали мимоходом Бреславль и явились перед Лигнецем, где ожидал их Генрих Благочестивый, сын Генриха Брадатого, герцога Силезского и Гедвиги. С ним находилось до 30 тысяч немцев, поляков, тевтонских рыцарей (с Поппо фон Остерна). 9 апреля 1241 г. дана была бедственная Лигницкая битва, на берегах реки Нейссы, где построен впоследствии Вальштадт. Генрих и товарищи его не думали о спасении и перед началом битвы отслушали обедню и приобщились Св. Тайн. Разбитие их было совершенное. Девять больших мешков наполнили монголы ушами знатнейших воинов. Неся голову Генриха на копье, они приближались к Лигницкой крепости, но не хотели осаждать ее, поспешая в Моравию. Венцеслав, король Богемии, Лузации и Моравии, выслал на защиту сей страны храброго рыцаря Штернберга, который заперся в Ольмюце, не шел в открытый бой, равнодушно смотрел на опустошения и только пользовался удачными вылазками в таборы неприятельские. При одной из таких вылазок был убит предводитель монголов Байдар, и полчища его поспешно повернули в Венгрию. Защиту Ольмюца почли чудом геройства. Не думая о совершенном опустошении Моравии, возносили похвалами, награждали Штернберга, строили церкви… Так непобедимы казались монголы, что спасение от гибели считалось уже великим делом. Вся свирепость их между тем обрушилась на несчастную Венгрию, где, казалось, хотели они закочевать, как будто в месте соединения для дальнейших походов на Запад. Слабый, ничтожный Бела (известный уже нам из прежних дел своих, по галицким распрям), сидел на зыбком троне Венгрии, среди раздоров и ссор со своевольными вассалами и вероломными соседями. Получив из Волыни грозные письма Батыя, он послал войско стеречь теснины Карпатские и не пропускать монголов, а между тем собрал сейм. Начались споры. Белу обвиняли в самовольстве и в том, что он принял к себе орды Котяна, хана половецкого, который прибежал в 1239 г. с 40 000 своих подданных, крестился и поселился на отведенных ему землях, утверждая, что Бела ищет самовластия, и для того принял и ласкает половцев; другие считали их тайными сообщниками Батыя. Среди сих волнений беглецы принесли известие о разбитии карпатских стражей и вступлении Батыя в Венгрию. Испуганный сейм разбежался. Отправив королеву и детей в Австрию, сам Бела заперся в Песте. Монголы тремя путями разлились по Венгрии; Батый окружил Пест, не шел на приступ, дразнил осажденных и вызывал их на битву. Бела упорно не выходил на неравный бой, несмотря на усиленное требование воинов. Приписывали это робости, даже измене. Котян заперся с Белою в Песте. Разъяренный народ кричал, что Котян тайно сносится с монголами; толпы устремились в жилище Котяна и растерзали несчастного хана половецкого. В то же время, Уголин, епископ Колочский, ударил из крепости на неприятелей: то и другое имело бедственные следствия! Епископ едва успел возвратиться сам, заманенный монголами в засаду, а половцы, оскорбленные смертью своего хана, всюду соединились с монголами, жгли, грабили, и ушли в Булгарию. Наконец собралось войско венгерское на реке Саве. Туда явился и Бела из Песта. Монголы шли по пятам его, обошли венгерцев, обманули их воинскими хитростями, и – на два дня пути по окрестностям лежали трупы убитых в сражении, внезапном смятении натиска и бегстве. Храбрые епископы Колочекий и Вараддинский пали в тесноте врагов; Коломан, брат короля, убежал в Далмацию, и там умер от тяжелых ран. Пест и Вараддин (где укрылось множество знатнейших семейств) были взяты. Взятие Вараддина походило во многом на взятие русского Владимира. Лето и осень 1241 года монголы отдыхали; едва зимою начались вновь ужасы нашествия их, Батый получил весть о смерти Огатая. С берегов Дуная, его звали в Монголию, на новый курултай. Он велел сдвигаться всем корпусам своим, и только это спасло Запад, ибо монголы уже распространялись далеко, преследуя Белу, обманутого и обобранного Фридериком Австрийским. Легкие отряды их достигали уже Нештадта, близ Вены, где герцог австрийский, король Богемский, герцог Каринтийский, и патриарх Аквилейский, стояли с войском, готовясь на битву, более нежели сомнительную. С другой стороны, за Белою гнались монголы через Славонию и Кроацию. Беглец спасся только на остров Адриатического моря и предал власти монголов Далмацию, где Каттаро, Свагио, Спалатро, Дривасто заплатили гибелью за спасение короля своего. Бела мог видеть из своего убежища зарева пожаров и диких сынов Азии, готовых броситься в море и овладеть последним его пристанищем. Сербия, Трансильвания, Молдавия опустошены были монголами на обратном пути; в начале 1243 года они все удалились к Дону; здесь еще происходили битвы их с остальными капчакскими ордами. В 1244 году следы монголов означали только белеющиеся по полям кости, пепелища и развалины нескольких сот городов, голод, болезни, слезы – от Волги, Мологи, Селигера до Вены, Богемии, Дуная и Дона.

Оборона Козельска. Лицевой летописный свод. XVI в.

Мы изложили события, не принадлежащие, собственно, к истории русского народа, дабы яснее доказать неосновательность мнения, будто нашествие монголов было отвратимым злом. Не говоря о средствах монголов для победы, стоит только внимательнее рассмотреть: что вся Европа могла противопоставить им? Решительно: ничтожное сопротивление! Польша, Венгрия, Богемия подтверждают нашу мысль. Еще более подтвердит общее впечатление, сделанное монголами на всю остальную Европу. Если бы не угодно было провидению во глубине орд монгольских, среди побед, одерживаемых подвластными Оготаю варварами в Китае, Персии, Индии, Венгрии, прекратить дни сего страшного наследника Темудзинова, Европа – нет сомнения – пала бы покорною рабою под мечами чудовищных завоевателей азийских. Кто мог спасти и защитить ее? Император Фридерик, уже сорок лет боровшийся с папою, вмешанный в кровавые распри Гельфов и Гибеллинов, и проклятый Григорием IX в самый год Батыева движения на Запад? Или мелкие князья немецкие, из коих ни один не был в союзе с другим, всякий враждовал с соседом, и искал гибели ближнего? Или король французский, занятый одними делами набожности?

Не говорим о русских землях. Что могли сделать разъединенные, слабые части Руси? Гибнуть, сражаясь? Они так и поступили, несмотря на страшный пример гибели Мстислава Удалого. Георгий, дети, племянники его, князья Рязани и Чернигова – все, кроме малодушного Михаила черниговского, и легкомысленного, хотя и смелого, Даниила, – предпочитали честную смерть постыдной жизни. Битвы на Калке и Сити, защищение Рязани, Москвы, Владимира, Торжка, Козельска, Чернигова, Киева, Ладыжина доказали, что несмотря на ослабление духа, русские в решительную минуту не привыкли срамить земли Русской. Но Запад Европы: что там делалось? Уже гроза опустошила Польшу; уже король и вельможи ее постыдно скрывались, не смея умереть; уже великодушный Генрих пал на берегах Нейссы; Венгрия гибла, все трепетало – а венгерцы ссорились еще между собою, Польша междоусобствовала, Австрия обирала Венгрию, богемский король не смел двинуться из своей земли. Напрасно папа Григорий вызывал всех христиан на крестовый поход, Бела умолял о спасении и предвещал всем несчастную свою участь – тевтонские рыцари молчали; император Фридерик отвечал, что ему некогда, ибо он страшится потерять плоды долговременных трудов, оставив борьбу и почти оконченную победу над папою, и что притом надобно ему думать о себе; он довольствовался только хвастливыми письмами. Папа советовал Беле терпеть, ждать крестового похода и уверял, что для спасения христианства готов помириться с Фридериком, если только Фридерик покорится ему, а в оправдание своего упорства приносил горькие жалобы на императора. Но Людовик Святой, искатель приключений, рыцарь Гроба Христова? Он велел только служить молебны, говорить благочестивые проповеди, не клясться именем Божьим и не грешить излишнею роскошью в одежде и невоздержностью в употреблении мяса, чтобы за такие тяжкие грехи не навел Господь на Францию восточных варваров. Готовились ли, однако ж, в крестовый поход на монголов? Об этом походе говорили папа и император. Иннокентий IV на Лионском соборе 1245 г. сильно толковал о всеобщем восстании, велел поститься, молиться, готовиться. Молились и постились все – не готовился никто, хотя Александр IV в 1260 году грозно предавал проклятию тех, кто бездействует или противится крестовому ополчению. В 1261 году велено было собраться для сего особому Собору в Риме. Забавно, что слух о новом движении монголов испугал тогда папу так, что он приготовился бежать, и велел отсрочить собор. К успокоению его, слух оказался ложным.

Все кончилось посылкою нескольких бедных миссионеров к свирепым варварам, грозившим гибелью. Им препоручено было собирать подробные сведения, стараться заключить с монголами мир, внушать высокие понятия о святости папы и силе европейских королей. Мы упомянем впоследствии о сих жалких странниках, над которыми забавлялись монгольские гордые повелители, уважая их благочестивую ревность, и отсылая с ними горделивые угрозы папе и государям Европы.

Такими посланниками были: Плано-Карпини, отправленный к Батыю с Лионского собора в 1245 году; Асцелин, ездивший в 1247-м от папы; Андрей Лонжюмель и Рубруквис, посланные от Людовика IX в 1249 и 1253 годах. Известия сих странников только наполняли Европу бесполезным ужасом, в преувеличенных рассказах. Впрочем, мы должны быть благодарны и тем, кто посылал, и тем, кого посылали. Сии путешествия указали путь в глубину Азии Марко Полам, Барбаро, Шильдбергерам и доставили нам множество любопытных сведений о монголах, коих без того не могли бы мы узнать ни в отношении нравов и частной жизни, ни в отношении понятий о важнейших предметах религии, политики, общественной жизни.

Оставим мелкие расчеты и тщету человеческих замыслов и предположений. Обратимся к изображению судеб Божьих, положивших величие на совершение переворотов столь чудных, непостижимых и бедствием доводивших ко благу. Когда в смятении и нерешительности пребывали владыки земные и народы их, промысл Божий, воздвигший грозу, уже положил в тайне судеб конец гибели, вознесенной над миром. И как мудро совершились судьбы его!

Темудзин – то, что полвека составляло основание силы и могущества монголов, что давало им главные средства к огромным действиям и верной победе над другими, – то самое долженствовало разрушить и погубить их. Еще гений его помог монголам ужаснуть Европу в виде полчищ Батыя; но Темудзина уже не было, и неизбежное разрушение могущества монголов началось смертию его.

Только Темудзинова непобедимая воля могла столь многие годы питать постоянную мысль о покорении света; в каждом новом успехе искать способов для нового завоевания; пренебрегать всеми удобствами для приобретения новых побед; поддерживать в одном центре безмерные части монгольской империи; не ослабевать в напряжении безусловного деспотизма и рабской покорности всех одному, в поддержании строгого порядка и новой воинской тактики, изобретенной самим Темудзином.

Сыновья и потомки Темудзина из подражания, по необходимости только поддерживали мысль его, но они действовали уже не по внутреннему стремлению духа; они знали уже прельщение роскоши, хотели отдыха, наслаждений почестями и благами жизни; уже и дух несогласия внедрился в помыслы их. Распадение частей было после сего неизбежно. Кроме похода Батыева, Оготай старался только покорить китайские царства и поддержать прежние завоевания, во все время краткого своего государствования. Смерть его была источником крамол и взаимных неудовольствий. Чагатай и Тулуй в это время уже не существовали, и Куюк, со вступлением своим на трон отцовский, потерял уже слепое обожание, какое делало деда его полубогом в глазах каждого князя монгольского и простого монгола, без различия. Тогда явилось деление царств монгольских, и царство Чингизханово долженствовало исчезнуть в сем делении.

Еще далеко было до падения сего исполинского царства, и отдельные части его долженствовали еще долго прожить самобытною жизнью. Но одна мысль деления уничтожала уже дух новых, исполинских завоеваний, рождала понятие о сохранении покоренного, являла в побежденном подчиненного, подданного – не жертву. От сего долженствовало исчезнуть и то воинское устройство, которое едва не покорило монголам всей Азии и Европы.

Устройство это состояло в непрерывной мысли походов, не давшей монголу никакого досуга помыслить о спокойствии, оседлости, домашней жизни – он не был человеком; он был варвар-воин, который отдыхал, готовясь на битву, и бился для неистового, мгновенного услаждения добычею. Свирепое бесчеловечие необходимо долженствовало сопровождать такую мысль, и побежденный, и покорившийся должны были уничижаться перед монголом-победителем. Войска монгольские умножались толпами побежденных и забывали отчизну, влекомые из одной страны в другую. У них не было будущего, и если какое было, то сосредоточивалось в воле их повелителей. Только при таком способе действий можно было поддерживать государственную политику и воинскую тактику Чингиз-хана; от сего только зависело движение огромных масс, употребление всяческих средств для победы, даже особенное вооружение монголов и особенный род их воинских хитростей.

Оготай умер в великолепном Хара-Хорумском дворце своем, в 1241 году. Честолюбивая Туракина, вдова Оготая, приняла управление делами во имя Куюка на то время, пока соберутся все члены Чингизова семейства для выбора нового хана. Это принудило Батыя идти на Восток, немедленно по получении известий из Монголии. Он не хотел уже возвращаться снова в Европу, ибо хотел основать самобытное, твердое владение, сблизиться с центром Монголии, где голос его мог бы потерять свою силу, если бы перестал быть слышим вблизи. Монгол душою, он и не мог притом полюбить тесные земли европейские или привыкнуть к образу жизни европейских народов. Степи и раздольная воля надобны были ему. На берегах Волги, примыкая к дикой, степной родине своей, решился основать пребывание свое старший сын Чучи. Здесь основал он свою Великую Орду, назвал ее Золотою, и в 60 верстах от устья Волги велел строить полукочевой город свой, Сарай. Не думая ехать на выбор Великого хана, он раздвинул на запад охранительные орды свои до самых берегов Днепра, наложил власть свою на все русские области, прибрежье Каспийского и Черного морей, до самого Дуная, на дикую Пермь и часть Сибири. Кочуя то в роскошном Сарае своем, то в астраханских и донских степях, имея полмиллиона воинов, он потребовал немедленной покорности от всех побежденных им народов и повиновения Орде младших братьев, утвердившихся вдоль Аральского озера и называвшихся левою, или Малою Ордою в противоположность Большой, Батыевой.

Золотая Орда во второй половине XIII в.

Страшно было состояние Руси! Молнийная стрела, казалось, упала на Русь, и погубила в ней все – людей, жилища, имения, самую судьбу их, погубила прошедшее, уничтожила будущее, расплавив настоящее в горькие слезы. Мы видели, что в некоторых местах даже навсегда были оставлены жилища по причине воссмердения воздуха. Киев, Чернигов, Владимир, Москва, Тверь, Курск, Рязань, Муром, Ярославль, Ростов, Суздаль, Галич являлись грудами пепла. Многие города не восстали уже вовеки. Киев утратил навсегда свое древнее величие. Целые роды князей истребились; целые народонаселения исчезли, погубленные смертью и рабством. «Повесть о бедствии нашем, – говорят летописцы, – могла бы подвигнуть на плач и стенание не только людей и скотов, но и самые камни бесчувственные! И кто может словом изобразить чашу горечи, излитую на нас гневом Божьим, серп пожавший и искоренивший нас, меч, не только обесчадствовавший нас, но с чадами и родных погубивший!» «Мучительный варвар, царь Батый, – говорят другие, – от восточных стран наведенный Богом на русские земли, сперва на Рязань, потом на Коломну, Москву, Владимир и другие многие грады, злобно все испревращая, как лютый зверь пожирал, останки когтями терзая. Сколько храбрых сынов Русской земли истребил меч его; сколько других вдали плеща сопротивным! Князья пали оружием или уклонились в другие страны, отпадши всякие помощи; варвар же, грады разоряя, иных горожан полоном попленил, других соделал снедью оружия и стяжал богатства Русской земли… Не укрылись от него и княжеские сокровища. Великое зло сотворилось Русской земле: матери обесчадели, млеко иссохло в груди их и слезным током пролилось из очей их, когда они увидели младенцев своих на земле поверженных, и нежное тело их конскими ногами растертое… Но кто может словами сказать скорбь матери или неисчетные напасти Русской земли! Чертожницы были влачимы и водимы, как рабы; девы поруганы; жены боярские, никогда не касавшиеся работному делу руками своими и прежде многими рабами повелевавшие, преклонили выю свою игу тяжкого труда, мололи жернова, топили печи, ходили к источнику с черпалом, носили воду для господ своих, стояли за их трапезою и мели их храмину. Прежде гордые, теперь они согбенны были работою и смирились; прежде златными монистами и дорогими одеждами оне красовались – теперь были голодны, босы, облечены в лоскутья; Присносвященые Девы насильно увлечены были в позор, мужья разлучены с женами, чада с родителями, юноши уведены в плен, дети и старцы пронзены мечом, стратиги в битве убиты, священники при алтарях закланы, земля очервленилась кровью, реками лившеюся из тел и кровавившею источники водные. Странно было видеть умиленное позорище земли Русской: мужей, как снопы в день жатвы, поверженных, и груды смешанных, без различия, растерзанных тел! Некому было погребать их; вранам и псам были они пищею; вопль в граде, стенание на улице, рыдание в домах, страх на распутии. Кто обрел спасение в бегстве, и тот ни о чем не мог мыслить и пребывал в безмолвной горести, в бедствии своем, как в сети запутанный. Явно видели все, что Бог попустил такую неслыханную злобу Батыя за грехи наши».

Так же стенали и оплакивали бедствия свои народы других стран, и общая мысль, что монголы суть предвестники кончины мира, заставляла трепетать не одну Русь, но всю Европу.

Пришли варвары-победители. Что уцелело от них, то явилось на пепелища обиталищ своих и начало обновлять жизнь, не помышляя о том, что сия жизнь будет цепью бедствий, ибо она была уже обречена горькой участи рабства, уныло восседавшего на развалинах. Не думали об этом люди в суетных надеждах своих, не умирающих и на краю могилы. Мы видели, что страсти не переставали действовать, пока не наступала гибель; они снова оживали, когда гибель сия пролетала через головы людей, оставив кого-либо в живых. Собственно, история Руси, с 1236 до 1244 года, вся заключается в нашествии монголов. Но вот и частные события сих бедственных лет:

Мы знаем уже, что в 1234 году Михаил черниговский успел воспользоваться неудачею Даниила. Даниил и Василько принуждены были остаться на Волыни и искали всюду средств овладеть снова Галичем; Ярослав, с согласия Георгия Всеволодовича, сел в Киеве, оставив новгородцам сына своего Александра, наименованного впоследствии Невским; Олеговичи теснились в своих уделах, а Смоленском владел силою меча потомок Ростислава, князь Святослав.

Едва дошли в Киев к Ярославу вести о гибели Георгия и уходе монголов на юг, к Дону и далекому лукоморью, он спешил во Владимир. Безвредно успел Ярослав пробраться по опустелым областям Руси и между монголами, бродившими повсюду отдельными отрядами. Он велел очищать, обновлять города, хоронить мертвых, и отдал в уделы братьям своим Святославу и Иоанну Суздаль и Стародуб на Волге. Александр оставался в Новгороде; другие дети Ярослава получили уделы: Михаил в Москве, Ярослав в Твери. Литовцы напали в то время на Смоленск; Ярослав помог отбить их и отдал Смоленск брату Святослава, Всеволоду Мстиславичу.

Узнав об отъезде Ярослава, Михаил черниговский явился в Киев из Галича. Даниил воспользовался его отсутствием, овладел Галичем и заставил сына Михаилова, Ростислава, оставленного отцом для сторожки, бежать в Венгрию. Но монголы уже двигались к Киеву. Михаил не смел встретить их, не остался и в Чернигове, робко бежал в Венгрию. Уже монголы были вблизи Киева, жгли Чернигов, когда один из смоленских князей, сын Мстислава Давидовича, Ростислав, прогнал воевод Михаила и назвался киевским князем. Даниил прибежал из Галича, схватил Ростислава, а себя объявил киевским князем. Ослепление непонятное! Уже Чернигов горел, и князь Мстислав Глебович бежал по следам Михаила к венгерцам, а в Киеве думали еще о звании князя киевского, хотя немедленно за тем Даниил оставил отчизну и бежал в Венгрию, предав Киев, Волынь и Галич в жертву Батыю.

Таким образом, изгнанниками явились при дворе венгерском два непримиримых соперника – Даниил и Михаил. Что начали они там? Крамолу. Даниил предлагал королю отдать дочь за сына его, Льва; Ростислав Михайлович был уже помолвлен на ней. Гордый Бела примирил все требования, отказав обоим князям. Пока монголы опустошали Польшу, беглецы укрывались в Венгрии; они бежали в Польшу, когда Батый пришел в Венгрию. На пепелища и трупы спешили они потом в Волынь и Киев. Даниил, принужденный оставить Владимир, поселился в Холме, объявляя себя князем галицким, хотя его совсем не слушались в Галиче. Михаил явился в Киев, назвался Киевским князем, хотя принужден был поселиться на днепровском острове против Киева, ибо в Киеве не было приюта и обновлять его было некому.

Он объявил Чернигов уделом Ростислава; потом, несмотря на ласки Даниила, послал Ростислава завладеть Галичем; Даниил прогнал Михаилова сына из Галича… Ростислав обратился в Венгрию, где, наученный бедствием, Бела отдал за него дочь свою и в приданое за нею часть Сербии. Михаил поехал к сыну просить у него и у Белы дружины на Даниила. И король и Ростислав отказались; Михаил без успеха воротился восвояси, где судьба готовила в нем очистительную жертву мученической кончины за жизнь бесполезную.

Великий князь Ярослав после разорения татарами Руси возобновляет города

История новгородцев не представляет в сии годы ничего достопамятного. Приписав спасение Новгорода от монголов милости Божьей, Александр Ярославич княжил там, отбивал нападение Литвы, ливонских рыцарей и шведов; то был любим новгородцами, то ссорился с ними. Смелые подвиги его казались чудом современникам, которые описывали их великолепными словами и уверяли, что слава Александра промчалась по всем странам мира, от моря Варяжского до Понтийского и Хвалынского, тиверийских стран, австралийских гор и великого Рима; что государи приходили к нему, как царица Савская приходила к Соломону послушать и подивиться мудрости, силе, красоте его, говоря: «Много стран прошли мы; много великих видели, но Александр всех выше»; что в битвах сходили ангелы и поражали за него врагов; что сам Батый дивился ему, и папа Римский присылал препираться с ним о вере, а доблестные воины из далеких стран спешили в дружины Александра. Сии известия любопытны только потому, что показывают дух письменности тогдашней, которая, при совершенном упадке и унижении общественной жизни и духа, начинала сменять поэтическую простоту и дикость древней поэзии русской. Все события новгородские, столь громко рассказанные, заключались в следующем.

В 1240 году дошла в Новгород весть о появлении в Неве, близ устья Ижоры, множества ладей со шведами, норвежцами, емью и сумью. Сия толпа разнородных воинов шла по обету, данному папе Эрихом Косноязычным, проповедывать и обращать финляндцев в христианскую веру; но она вздумала овладеть Ладогой и даже Новгородом. Александр поспешно собрал новгородцев и ладожан, выступив навстречу пришельцам 15 июля, разбил он новых крестоносцев на берегах Невы. В сей битве пал знатный князь шведский, были убиты один епископ и множество воинов; две ладьи отправлено было крестоносцами восвояси, наполненные ранеными значительными людьми, и все ополчение бежало совершенно разбитое.

С 1237 года орден Ливонских меченосцев присовокуплен был к сильному Ордену тевтонскому, обладавшему Пруссией. Вместо красного креста ливонские рыцари нашили себе на плащи черный тевтонский крест, приняли от гроссмейстера Германа фон Зальца нового магистра и получили от него слово, что он будет покровителем Ливонии. В тот же год сделано было рыцарями нападение на Литву. В походе находились прусские и ливонские воители, даже был псковский отряд; но литовцы разбили это ополчение, и едва десятый из него воротился домой. В 1240 году рыцари действовали удачнее против союзников своих псковичей. Беспокойный Ярослав Владимирович опять явился тогда в Оденпе, после семи лет отсутствия. Твердило, знаменитый псковитянин, обещал передать ему Псков. Ярослав уговорил рыцарей Оденпе, Феллина и Дерпта идти ко Пскову. Успешно захватив Изборск, рыцари разбили псковитян, подступили под самый Псков и зажгли его. Заключен был мир, взяли аманатов; но Ярослав ничего не выиграл, ибо Твердило обманул его и сам начал властвовать во Пскове; множество псковичей бежало тогда в Новгород; но новгородцы не помогали им; в это время они поссорились с Александром, и сей князь с досадою уехал к отцу во Владимир. Его отсутствие ободрило ливонцев и Твердилу. Рыцари вошли в Водскую Пятину, срубили городок в Копорье, заняли Тесов, и разъезжали для грабежей до самого Новгорода. То же делал и Твердило. Новгородцы прибегли к Ярославу, просили послать к ним князя, и Ярослав отправил в Новгород второго сына своего, Андрея. Но неопытный юноша не мог управиться со своевольством рыцарей и Твердилы. Сам владыка Новгородский поехал просить Александра возвратиться. Убедясь просьбою его, Александр обрадовал новгородцев согласием, собрал дружины, отнял у рыцарей Копорский городок, выгнал их из Новгородских областей, и велел перевешать изменников, чудь и вожан.

На другой год (1241) с братом Андреем, новгородцами и дружиною суздальскою он нечаянно захватил Псков, прислал в Новгород изменников псковских и отправился в поход против рыцарей. Близ Чудского озера, когда воины его были в разъезде за припасами, рыцари напали на отдельные отряды новгородцев. Александр сомкнул дружины, сдвинулся на лед Чудского озера и приготовился к бою. Сначала, употребив необыкновенное устройство войска, рыцари пробились сквозь новгородские ряды; но Александр успел оправиться, смял рыцарей, и на 7-ми верстах лежали трупы эстонцев, битых в бегстве; 400 рыцарей пало в битве, 50 взято в полон. Немедленно прислал ливонский магистр просить мира, отступаясь от владения Водью, притязаний на Псков и отдавая пленников. Заключили мир.