Текст книги "История русского народа"

Летописцы передали нам подробный рассказ о смерти этого достопамятного князя: она ужасала всех руссов.

У князя Андрея Георгиевича был любимец, Яким Кучковишин, или Кучко, сильный вельможа. Разгневавшись на брата Якимова за какое-то преступление, князь казнил его. Яким запылал злобой, нашел сообщников и втайне сделал заговор. «Сегодня казнил он брата, завтра казнит меня; не потерпим и предупредим его», – говорил Яким. Он, Петр Курков (зять его), Анбаль Ясин (казначей князя), Ефрем Моизич и другие, всего двадцать человек, положили собраться в Боголюбове, в день Петра и Павла, ночью вломиться к князю и умертвить его. Вооруженные мечами и саблями заговорщики собрались у Куркова и, узнав, что князь совершил молитву, лег и заперся в ложнице с одним отроком, пошли во дворец. Но страх обнимал их; тогда, отворив княжеский погреб, Анбаль напоил сообщников крепким медом и вином. С дикой яростью бросились они ко дворцу, перерезали спящую стражу, пришли к ложнице. Пробужденный шумом князь спросил: «Кто там?» – «Прокопий! – отвечал один из убийц, – отвори, князь великий». «Не отворяй! – сказал князь отроку, с ним бывшему, – это не Прокопий». Тогда сильным ударом вышибены были двери ложницы. Князь вскочил с ложа, искал меча святого Бориса, всегда висевшего подле его постели; меча не было: Анбаль с вечера спрятал его. Убийцы вторглись толпой; двое схватили князя. Будучи весьма силен, он боролся с ними, бросил одного на пол и упал с ним вместе. Думая, что повержен князь, другие начали терзать товарища, но увидели ошибку, и все бросились на князя, повергли его, рубили саблями, кололи мечами и копьями. «Горе вам, окаянные, нечестивые! – говорил им князь, истекая кровью. – Почто уподобляетесь Горясеру? Что я вам сделал? Бог отплатит вам за кровь мою и за хлеб мой!» Видя его наконец бесчувственного, убийцы почли умершим, взяли раненого товарища и пошли вон. Князь очувствовался, в беспамятстве поднялся, пошел из ложницы, стеная сошел с переходов и упал подле крыльца. «Я слышал голос его и, кажется, видел его на лестнице!» – закричал один из убийц, останавливая товарищей. «Мы погибнем, если он спасся!» – отвечали другие и снова бросились в ложницу, не нашли князя, с криком «Он пропал! Ищите его скорее!» зажгли свечу, пошли по кровавым следам и увидели князя, сидящего подле столба крылечного. Множество ударов посыпалось на него вновь; неистовый Петр отрубил ему даже правую руку… Андрей Георгиевич испустил дух, творя молитвы.

Пьяная шайка убийц довершила злодейство: убила Прокопия, любимца княжеского, разграбила погреба и казну княжескую, неистовствовала и призывала всех на грабеж. Чернь боголюбовская перепилась, взяла оружие, грабила дворец, дома бояр, утащила тело князя и бросила на огороде. Между тем послано было известие во Владимир. Народ тамошний изумился, сошелся толпою на площади и, слыша о смерти князя и бунте боголюбовцев, не знал что предпринять: не хотел взять участия в злодействе, но не смел и остановить его. Верный слуга, Козьма Киевлянин, нашел тело несчастного князя, поверженное на огороде, окровавленное, нагое, и горько плакал над ним. «Победитель многих стран! Тебя ли победили презренные злодеи, враги твои!» – вопил Козьма. Напрасно говорили ему, чтобы он не трогал тела и пошел прочь, если не хочет быть убитым. Козьма не слушал. В это время изверг Анбал шел во дворец, и Козьма обратился к нему: «Брось мне ковер или что-нибудь прикрыть наготу князя, Анбал ворог!» – говорил Козьма. «Оставь его, – отвечал со смехом Анбаль, – мы хотим кинуть его псам на съедение!» «Еретик! – воскликнул Козьма. – Помнишь ли ты, жид, в каком рубище пришел к князю? Теперь ты в аксамите ходишь, а князь твой лежит наг – брось мне что-нибудь!» Получив ковер, Козьма завернул тело князя и понес в церковь. Она была заперта. «Отворите!» – говорил Козьма. «Некому, – сказал церковный сторож, – причетники пьяны. Положи его в притворе». Рыдая, положил тело Козьма, плакал и причитывал свое сетование: «Никто не узнает тебя из рабов твоих, тебя, который ласково приветствовал и вводил во дворец свой гостей из Царьграда, из Латини, угощал и награждал булгара и еврея. А тебя и в храм Божий не пускают!» Никто не думал о князе; уже на третий день пришел игумен Арсений из обители Козьмо-Дамианской и, говоря: «Долго ему лежать без христианского погребения, пока соберутся старшие», сыскал простую буду (деревянный гроб), внес в церковь и отпел тело могучего государя русского и неукротимого воителя с немногими дьячками и верными людьми князя, проливавшими горячие слезы об участи их благодетеля. В Боголюбове продолжался мятеж: народ бежал из окрестных селений, пил, грабил, буянил, резал. Наконец старый священник Микулич, препровождавший Владимирскую икону из Вышгорода, облекся в ризы, собрал причет, взял кресты, образа и с пением пошел по городу. Мятежники ужаснулись, разбежались; все утихло. Тогда явились из Владимира духовенство и градские люди, подняли гроб князя и повезли во Владимир. Толпы владимирцев выступили из города и, едва показалось вдали княжеское знамя, едва раздалось погребальное пение, все зарыдали, заплакали, пали на колена… «Так ли въезжал он, бывало, в наши Золотые ворота!» – говорил народ. Андрея похоронили в знаменитой Золотоверхой церкви Св. Богоматери.

Козьма, верный слуга князя Андрея Боголюбского

Оплакав память Андрея, Мстислав Ростиславич не ждал более ни от кого решения о Киеве и велел Ярославу немедленно выехать оттуда: тот поспешно убрался в свой Луцк, а Роман Ростиславич приехал в Киев. Мстислав отправил потом помощь к Олегу северскому и отбил неотвязного черниговского князя. Но, пользуясь удалением Мстислава, князь Черниговский снова объявлял требования, жаловался на пособие Олегу, просил управы у Романа, как старшего из Ростиславичей, подущал киевлян, завладел Триполем. Роман не знал, что с ним делать; принужден был оставить Киев; уехал в Белгород и звал братьев на помощь. Они явились; Святослав бежал, нанял половцев, и веледушный Мстислав, видя жалкое, неукротимое властолюбие Святослава черниговского, велел сказать, что отдает ему Киев добровольно, требуя только, чтобы он прекратил междоусобия и не тешил поганых враждою. Святослав принял дар и приехал в Киев.

Внимание Мстислава, вероятно, обращалось не на жалкий, разоренный Киев, но на северную великокняжескую столицу и Новгород. Там постепенно более и более развивалась новая, отдельная система жизни русских княжеств. Смерть Андрея была поводом новых событий, открывала новое обширное поприще честолюбию и страстям. Галичем владел князь сильный, не вмешивавшийся в междоусобия; Волынью – Ярослав луцкий и Роман, герой Новгорода, ждавший происшествий важнее разбойного завладения Киевом. Укрепив себе берега Днепра от Смоленска до Вышгорода, Ростиславичи, крепкие братским союзом, также не хотели мелких, ничтожных междоусобий: все это было предоставлено потомкам Олега.

Возобновились ли древние права наследия при системе, введенной Андреем? Кто должен был после него наследовать?

Андрей называл себя великим князем, и точно властвовал он над Киевом, но недолго, и, считая себя первенствующим князем, Андрей, собственно, не имел власти первенства: его уважал кто хотел или кто боялся. Взятие Киева, поход на Новгород и поход на Киев походили более на нашествия неприятеля, нежели на распоряжения законного, главного над всеми властителями. Следовательно, другие страшились только силы Андрея; но древнего права великих князей не было, и Андрей, не думав об этом сначала, перестал, кажется, думать и при конце жизни. Подобно галицкому князю, он оставался могучим удельным владетелем, не более, имея только титул великого князя: увидим, что впоследствии этот титул принимали многие князья вдруг. Итак, после смерти Андрея долженствовал наследовать сын его, Георгий новгородский, по праву уделов. Мог наследовать и старший в роде Георгия Долгорукого, как были тому примеры в Киеве и Чернигове, где старший в роду брал главный город, давая уделы другим представителям своего рода.

Таким образом, кроме сына Андрея, наследниками представлялись: братья Андрея Михаил и Всеволод Георгиевичи. Но были еще два князя: сыновья старшего брата Андреева, Ростислава, Ярополк и Мстислав. Они находились у Олеговичей, ибо сестра их была за князем Глебом рязанским, внуком Ярослава, брата знаменитого Олега черниговского. Мы видели уже Михаила Георгиевича, всегда находившегося в Южной Руси, сперва при брате Глебе, потом владевшего там Торческом и Переяславлем, князя доброго, послушного братьям и не участвовавшего ни в каких злодействах.

Всеволод, юнейший из сыновей Долгорукого, находился всегда с Михаилом. Дети Ростислава были нам доныне неизвестны: изгнанные в 1164 году дядей из Суздаля, они жили у Олеговичей и, преданные сему враждебному против Мономаховичей роду, послужили им средством произвесть раздор между потомками Мономаха. Олеговичи надеялись выиграть в волнении князей и народа.

Глеб рязанский, не смевший ничего предпринять при жизни Андрея и слепо ему повиновавшийся, воспользовался кончиною сего князя и немедленно начал действовать. Бояре его, Дедилец и Борис, приехали во Владимир, ездили в Ростов, Суздаль. Повсюду были неустройства в Суздальской области: народ, недовольный боярами и тиунами Андрея, волновался, своевольничал, даже грабил дома ненавистных ему вельмож. Рязанские бояре легко уговорили народ показать силу свою и выбрать князя по воле. Ростовцы, суздальцы, переяславцы и владимирцы составили вече во Владимире, шумели, спорили о старейшинстве городов своих и выборе князя. Владимирцы утверждались на пребывании у них князей, ростовцы на древности своего города. Одни требовали Михаила и Всеволода Георгиевичей; другие кричали: «Они далеко от нас; пока они приедут, муромцы и рязанцы разорят нас: пошлем лучше звать шурьев князя Рязанского; он будет рад и к нам милостив!» Сей голос превозмог, при подкреплении рязанских бояр, и послы явились к Глебу, прося его уговорить Ярополка и Мстислава идти на княжество. Глеб обласкал послов, обещал помогать и отослал их к старшему Олеговичу в Чернигов, где были тогда шурья его. Там нашли они и Михаила со Всеволодом. «Благодарим дружину, что она не забыла любви отца нашего!» – отвечали Ярополк и Мстислав. Святослав узнал, однако ж, все подробности веча владимирского; увидел выгоды не оставлять Михаила и Всеволода; вмешался в дело и убедил детей Ростиславовых отдать старейшинство Михаилу и ехать вместе с обоими дядьями.

Племянники спорили, согласились, и, дав взаимную присягу, Михаил и Ярополк отправились вперед; Георгий и Мстислав остались в Чернигове. Глеб рязанский понял коварство князя Черниговского, начал действовать сильнее, решительно поссорил ростовцев и владимирцев, и, когда Михаил и Ярополк достигли Москвы, новое народное собрание было учинено в Ростове, где присутствовало одних владимирцев до полутора тысяч. Владимирцы упорно стали за Михаила. Тогда, остановив Михаила в Москве, ростовцы тайно призвали к себе Ярополка и объявили его князем. Владимирцы возопили на несправедливость. «Если хотите в чем дело судить, – говорили им ростовцы, – смотрите как делают новгородцы, смоляне, киевляне и полочане: что вздумают старшие, то младшие утверждают; что положит город, на том пригороды станут. Старые города суть Ростов и Суздаль, а Владимир их пригород; князя мы выбираем, а вам, каменщикам, холопам нашим, князь даст посадника». Напрасно ссылались владимирцы на основание города их Владимиром, на пребывание в нем Андрея. «Если, – сказали они наконец, – если вы не согласны, то мы не признаем ни Ярополка, ни Мстислава, хотим Михаила и Всеволода и поставим на своем или головы положим». Из Владимира были отправлены послы в Москву. Михаил, увидев хитрость Ярополка, приехал во Владимир и был объявлен князем. Ростовцы собрались немедленно; явились рязанцы, муромцы и осадили Владимир. Лучшая дружина владимирцев еще не возвращалась с ростовского веча. Несмотря на отделение оной, неравенство сил, пожары, коими опустошил Ярополк окрестности Владимира, семь недель владимирцы не сдавались и, принужденные голодом, сказали наконец Михаилу: «Мирись или спасайся!» «Не хочу, чтобы вы гибли ради меня», – отвечал Михаил и уехал в Чернигов. Со слезами проводили его Владимирцы, выговорили себе прощение у Ярополка и сдали город. Ростовцы торжествовали; но, к досаде их, Ярополк объявил главным городом Владимир и остался в нем. Ростовцы отреклись от Ярополка и избрали себе Мстислава, брата его. Княжество Андрея разделилось на Владимирское и Ростовское.

Юные князья радовались, торжествовали; Глеб рязанский тоже; князь черниговский молчал, ласкал Михаила и Всеволода и ждал следствий. Они оказались вскоре.

Торжественный въезд Михаила II во Владимир

Новый успех ободрил еще более Ярополка и Мстислава. Новгородцы изгнали от себя Георгия Андреевича, прислали в Ростов к Мстиславу и просили сына его Святослава. Мстислав охотно согласился. Между тем как Ярополк праздновал во Владимире свадьбу свою, неудовольствие народное беспрерывно увеличивалось. Бояре, народ, духовенство все негодовали. Бояре видели в чести и в должностях только пришельцев из Южной Руси, были гонимы, презрены; народ жаловался на своеволие тиунов, подати, тягости, роскошь князей и бояр; духовенство лишено было десятины, доходов; их отдали чужим, бедным священникам, приехавшим из Киева, Чернигова, Рязани. Глеб владычествовал, повелевал; наконец дерзнул отнять у владимирцев драгоценную святыню города: он перенес в Рязань чудотворную икону, привезенную из Вышгорода Андреем. «Что же делают с нами князья? – говорили владимирцы. – Ведь мы люди вольные, выбирали их, не киевлян, не рязанцев, а сии пришельцы грабят не только нас, но и церкви наши!» «Промышляйте, братья!» – велели они тайно сказать ростовцам и, получив обещание помогать, послали в Чернигов к Михаилу. «Иди к нам во Владимир, старший в своем роде! – говорили Михаилу послы. – Если суздальцы и ростовцы изменят, мы умрем за тебя!» Михаил был болен; но дружески простился с Святославом черниговским; взял его сына Владимира, брата своего Всеволода Георгиевича и отправился. Ярополк не смел дожидаться его во Владимире, и, когда Михаил, больной, несомый на носилках, отправился из Москвы во Владимир с малою дружиной, Ярополк хотел напасть на него в дороге, ошибся путем, разошелся в лесах и узнал, что Михаил уже далеко впереди. Догоняя его, Ярополк послал гонца в Ростов, чтобы Мстислав перерезал Михаилу дорогу. Легкомысленный Мстислав поскакал налегке, как будто на заячью травлю, и только в пяти верстах от Владимира встретил Михаила. Всеволод Георгиевич оборотил на него дружину, стал крепко и заставил Мстислава бежать, Мстислав не смел ехать в Ростов и бросился к сыну в Новгород, а Ярополк ускакал в Рязань к Глебу. Михаил внесен был с торжеством во Владимир, вел пленных, захватил мать и жен обоих Ростиславичей: его встретили с крестами и иконами. Прежде всего Михаил изгнал чужих бояр, возвратил все отнятое у церквей и сверх того дал богатые вклады. Вскоре явились к нему суздальцы и ростовцы. «Не держи на нас лихого сердца, – говорили они, – не мы были с Мстиславом против тебя, а были наши бояре; поезжай к нам!» Михаил простил всех, поехал в Суздаль, Ростов, везде принял присягу, отдал в удел Всеволоду Переяславль и велел сбираться ратной дружине к Москве, желая наказать строптивого Глеба. Но Глеб не смел уже противиться; прислал к Михаилу в Москву послов, велел кланяться, просить прощения, признавал себя виновным, обещал возвратить все им взятое и не помогать шурьям. Михаил помирился с ним, и вскоре владимирцы радостно встретили святыню своего города – славную икону Богоматери. Глеб возвратил все, даже книги, увезенные им в Рязань.

Михаил был сердечно доволен, что мог избежать кровопролития. Болезнь его продолжалась, и 20 июня 1177 года добрый князь скончался. Всеволод был тогда при нем. Михаила положили в церкви Золотоверхой, где уже два года покоился его брат Андрей.

Глава 2. Борьба Олеговичей с потомками Мономаха за Киев

От чего почти всегда происходило на Руси так, что преемник князя встречал затруднения на новом поприще своем и должен был бороться со множеством препятствий; потом все затихало: княжение его входило в ряд обыкновенных событий и новое движение опять начиналось с его преемником?

Так всегда бывает в обществе полуобразованном и, значит, смешанном, нестройном. Права взаимные были на Руси не определены, изменились; частная воля нарушала их, а разные части общества действовали каждая в свою пользу; вельможи, народ, угнетенные властью и неверующие в продолжительную будущность ее, при появлении нового повелителя испытывали сего нового борца: все, что успевали они вырвать у него, было выигрышем для них, а проиграть могли они и без сопротивления. В сей борьбе более мощный, более сильный умом поборал, и если этот более мощный, более сильный был князь, то его владычество могло продолжаться без дальнейшего сопротивления подвластных до его смерти. Наследник опять делался человеком, долженствовавшим бороться.

Таким порядком дела пользовались князья друг против друга. Зная сей порядок дел, князь Черниговский и князь Рязанский после смерти Андрея употребили орудием хитрых замыслов своих детей Ростислава. Князь черниговский расстроил партию рязанскую, думая, что более может выиграть подкреплением Михаила. Рязанский князь уступил. Смерть Михаила снова открыла способы действовать. С любопытством обратились взоры современников на Владимир.

Там прежде всего возобновились несогласия и распри о преимуществах между Ростовом и Владимиром, как было уже это по кончине Андрея. Владимирцы, немедленно после погребения Михаилова, собрались у Золотых своих ворот, выбрали князем Всеволода Георгиевича и присягнули ему в верности. В Ростове было избрание совсем другое: там бояре, между коими находился и старый воевода Андрея Борис Жидиславич, избрали Мстислава Ростиславича, жившего тогда в Новгороде, присягнули ему и звали его в Ростов, говоря: «Михаила нет, а без него ты наш князь: на живого князя не хотим другого». Мстислав поспешно приехал, благодарил бояр, собрал дружину и готов был гнать Всеволода из Владимира. Всеволод вооружился, выступил, но хотел мира. «Если тебя выбрала старейшая дружина, я не оспариваю твоего права, – говорил Всеволод, – поделимся: возьми Ростов, я беру Владимир, а суздальцы пусть выбирают из нас любого.» Мстислав соглашался; но он был во власти бояр. «Не хотим мира со Всеволодом! – отвечали бояре, особенно Добрыня Долгий и Матвей Бутович. – Мирись, но мы от тебя отступимся». Мстислав отказался от переговоров. Всеволод посоветовался со своей дружиной, сождал переяславцев и разбил Мстислава и ростовцев близ Липец, на реке Кзе. Мстислав ушел в Новгород.

Новгородцы готовятся к битве с суздальцами, на которых указывает Мстислав Удалой

Кажется, что после смерти Михаила вообще шли большие переговоры, ибо липецкое сражение дано было 27 июля, следовательно, более месяца не было решительных действий. В переговорах участвовали: князь черниговский, князь рязанский и Новгород. Следствия переговоров были следующие.

Новгородцы не только не пустили к себе Мстислава, но выгнали и Святослава, сына его. Мстислав унижался, просил. «Нет! – отвечало вече. – Ты ударил пятою в Новгород – иди же от нас! Когда ты послушался ростовцев и шел на дядю, мы просили тебя, а когда Бог взял дядю твоего, мы тебя приняли. Ростовцы подбили тебя на другого дядю; Бог рассудил тебя с ним; пусть же теперь ростовцы тебя принимают». Новгородцы послали ко Всеволоду Георгиевичу и от него просили себе князя. Всеволод послал им племянника своего, Ярослава Мстиславовича, Красного. Новгородцы так были довольны ласкою Всеволода, что, услышав о вооружении на него князя рязанского, просили Всеволода не воевать без них и позволить «новгородским сынам идти с ним заодно».

Князь рязанский видел неуспех Мстислава, но решился помогать ему. В Рязань сбежались тогда бояре ростовские, прибежал и Мстислав из Новгорода. Глеб не испугался ни изгнания Мстислава из Новгорода, ни вооружения Всеволодова, ни союза его с черниговским князем, который послал уже войско, с двумя своими сыновьями, ко Всеволоду. Осенью 1177 г. Глеб выжег Москву и ушел в Рязань, слыша, что Всеволод идет на него. Он думал предупредить противника дерзким ударом, и Всеволод, дойдя до Коломны, услышал, что Глеб, набрав половцев, с обоими Ростиславичами и с ростовскими мятежниками перенес войну в Суздальскую область и находится уже близ Владимира. Предприятие Глеба было придумано хорошо, но исполнено плохо. Он ожесточил сердца жителей, дозволив половцам грабить и жечь; народ с ужасом увидел разорение бывшего любимого местопребывания Андреева, Боголюбова: варвары ограбили даже великолепную тамошнюю церковь, выбили в ней окна, двери, ободрали и изрубили иконы. Всеволод быстро повернул назад и в заморозы стал на Колокше. Глеб и его спутники были на другой стороне реки. Целый месяц стояли войска одно против другого неподвижно, ибо Колокша не замерзла. На масленице река стала, и Всеволод велел обозу своему переезжать через реку с малым прикрытием. Воины Глеба бросились грабить обоз. Всеволод ударил на беспорядочное вой ско Глеба: оно мгновенно побежало. Сам Глеб, сын его Роман, Мстислав Ростиславич, старик Борис Жидиславич, смутник рязанский боярин Дедилец были полонены и приведены во Владимир. Спасся только один Ярополк Ростиславич. Всеволод полагал, что он ушел в Рязань, и послал туда, требуя сего князя. Испуганные рязанцы схватили Ярополка в Воронеже и сами привезли его во Владимир.

Великий князь Всеволод освобождает из темницы сына Глебова Романа

Тогда в первый раз Всеволод показал истинный свой характер. Пленников своих обрек он ужасному мщению. Глебу предложили отречение от рязанского княжества или вечную тюрьму. «Лучше умереть в тюрьме!» – отвечал Глеб, и 31 июля, через пять месяцев после битвы Колокшинской, его нашли мертвого в темнице… Участь других пленных была решена гораздо раньше: Мстиславу и Ярополку Ростиславичам вырезали глаза и отправили их в южную Русь… Роман, сын Глеба, бил челом Всеволоду; он отпустил его в Рязань, как удельного князя, и объявил себя Великим князем по примеру Андрея Георгиевича. Участь несчастных ростовских бояр осталась для нас неизвестной. Все покорились Всеволоду.

Но что же делал Мстислав Храбрый? Не знаем; он жил тогда в Смоленске и, жалея Глеба, тестя своего, просил только Святослава черниговского заступиться за несчастного пленника. За два года до битвы на Колокше Мстислав показал новый пример великодушия. Когда брат его, Роман Смоленский, на время сделался князем в Киеве, отдав Смоленск сыну своему, смоляне забунтовали и предложили Мстиславу быть князем их города. Мстислав принял, но дождался Романа и отдал ему Смоленск обратно, говоря: «Береги; я взял только для того, чтобы тебе сохранить». Не презирал ли Мстислав союза с Черниговским князем; не почитал ли Всеволода правым в защищении наследия Владимирского; не винил ли Глеба за его злоумышления и старания заводить междоусобия; не отвращали ль его доблестной души вообще дела и люди, ему современные? Летописи молчат; по крайней мере, Мстислав не вступился ни во что еще целых два года. Между тем произошло следующее.

Сделалось странное чудо, по крайней мере, произошло событие, для нас необъяснимое. Два несчастных брата-слепца, наказанные столь жестоко Всеволодом, отправлены были в Южную Русь через Смоленск. Остановясь на Смядыни, они усердно молились в церкви Св. Бориса и Глеба и вдруг прозрели! Исцеленные, вышли они, славя Бога и святых помощников, предков своих. Народ смотрел на них как на угодивших Богу; молва о чуде разнеслась повсюду.

Новгородцы, столь усердные ко Всеволоду, в это время уже не любили его. Вероятно, они увидели опасность, грозившую вольному городу их от самовластия Всеволодова. Узнав об исцелении Мстислава и Ярополка, новгородцы с честью прислали звать их к себе. Князья явились. Мстислава объявили князем новгородским; Ярослава Красного послали в Волоколамск. Принять бедствовавших племянников значило враждовать со Всеволодом. Он потребовал немедленного изгнания князей; посланные застали Мстислава уже во гробе: он умер через несколько месяцев по приезде в Новгород (20 апреля 1178 г.), и брат его Ярополк княжил тогда в Новгороде, переведенный новгородцами из Торжка. Вече не хотело слушать требований Всеволода. Всеволод рассердился, захватил гостей новгородских, бывших в областях его, бросил их в тюрьмы и готовил войско. Новгородцы решились выслать Ярополка, но не хотели слушаться Всеволода. Вольный город обратился к князю смоленскому, умолял его вступиться и избавить от суздальского самовластителя. Добрый Роман смоленский колебался: решение его должно было непременно завести новые междоусобия. В это время Всеволод двинулся к Торжку и обложил его. Торжковцы требовали переговоров. «Разве мы целоваться с ними приехали? – закричали дружины всеволодовы. – Они давали уже обещание именем Божиим и обманули Бога и князя нашего». Всеволод согласился с ними. Воины толкнули в кони, завладели беззащитным Торжком, забрали в плен мужей, жен, детей и сожгли город до основания. Отослав пленных во Владимир, Всеволод пустил на вороп к Волоколамску и, видя, что жители разбежались, сжег город, захватив Ярослава Красного, и возвратился успокоиться во Владимир. На другой год он вмешался в спор рязанских князей. Дети Глеба: Роман, Игорь, Владимир, Всеволод и Святослав, – делили наследие и ссорились; два старших и младший обижали средних. Сии князья просили защиты у Всеволода: «Ты наш господин и отец! – говорили они. – Вступись: старший брат обижает нас!» Всеволод вступился за покорных князей и пошел к Рязани, не боясь, что Святослав черниговский, тесть Романа Глебовича, вмешался в спор его с братьями и помогал ему. Всеволод застал в Коломне сына князя черниговского, захватил его в плен и послал во Владимир. Роман Глебович хотел было противиться, доходило до битвы, но сила была неравна; Всеволод разделил рязанским князьям уделы и возвратился готовиться на новые битвы, ибо Новгород с одной, Чернигов с другой стороны становились для него неприятелями значительными.

Летописцы владимирские, описывая сожжение Торжка и Волоколамска, жестоко бранят клятвопреступников новгородцев. «Горе преступающим клятву! – говорят они. – За неправду новгородскую погиб Торжок. Сбылось слово пророческое: напрасно поражал я вас различными казнями, стер винограды ваши, нивы и дубравы: злобы вашей не мог я стерпеть. Но помните, клянущиеся ложно, помните видение пророка Захарий: узрев огненный серп, с небес нисходящий, пророк вопросил: «На кого, Господи, послал Ты серп сей?», и Бог отвечал: «На клянущихся именем моим и преступающих клятву!» Клятволюбец потреблен будет: таково слово Господне!»

Это говорили суздальцы; но Новгород не почитал себя виноватым, защищая права свои и оскорбляясь поступками князя, который набегом на беззащитных жителей доказывал справедливость своих требований. Мелкая война всего более была страшна Новгороду, отнимая у него продовольствие и прерывая торговые занятия. Новгородцы искали князя, который помужествовал бы с ними, и решился на работу важнейшую. Мы уже видели, что они обращались к Ростиславичам. Роман смоленский согласился наконец въехать в Новгород. Но добродушный и тихий, не привыкший править шумным вечем, не умевший и раздумать, когда грозили сильные враги, он вскоре выехал из Новгорода.

Надобно было покориться Всеволоду или обратиться к Чернигову. На Волыни жил бывший защитник Новгорода, Роман Мстиславич; будущие поступки его пояснят, почему не потерпели его новгородцы прежде, почему и теперь, по прошествии десяти лет, не звали его. Вблизи от Новгорода, в Смоленске, жил князь, подпора братьев и ужас врагов: мы говорим о Мстиславе Ростиславиче. Новгородцы давно уже умоляли его не дать погибнуть вольному Новгороду, пожаловать к ним и править их землею. Мстислав не соглашался: он предвидел, что примет на себя тяжелое бремя. Отдав Киев черниговскому князю, не вступаясь в дела Михаила и Всеволода, довольствуясь тем только, что гроза имени его составляла безопасность смоленских областей, Мстислав ничего не желал более. «Нет! – всегда отвечал он новгородцам. – Не пойду я от братьев и от своей отчины». «А мы разве не отчина твоя будем?» – отвечали новгородцы и умоляли снова. Наконец, осенью 1179 года, Мстислав согласился на моление новгородцев, простился с братьями и приехал в Новгород 1 ноября. Радостно зашумел вольный город. Мстислава встретили торжественно, с крестами, иконами, привели в Софийную церковь и с восторгом слушали клятву его: блюсти и защищать Новгород. Скоро загремел голос Мстислава на вече; собрались дружины: 20 000 воинов стали под хоругви князя. Всеволод не смел уже ничего предпринять. Мстислав как будто хотел оживить дух новгородцев предуготовительной войной и повел их в Чудские земли; чудь спасалась от него бегством или покорялась. Остановясь потом во Пскове, Мстислав посадил тут наместником племянника своего Бориса Романовича и провел остаток зимы и весну в Новгороде, думая с мужиками новгородскими о пользах новой своей отчизны. Весною положили поход на Полоцк: Мстислав приучал Новгород к смелым делам воинским, готовя важнейшее. Роман начал просить брата не разорять Полоцка, ибо князь Полоцкий готов был удовлетворить все его требования. Согласясь на убеждения брата, Мстислав возвратился в Новгород и сделался болен. Скоро жестокая болезнь приковала его к одру: окруженный дружиною храбрых, чувствуя уже коснеющий язык, он призвал супругу свою и трех юных детей, посмотрел на них, тяжело вздохнул, слезы потекли из глаз его… «Препоручаю их добрым моим братьям, – сказал умирающий князь, – берегите наипаче моего юного Владимира. Борис Захарьич! тебе отдаю его на руки!» Все окружавшие князя рыдали; вскоре возрыдал весь Новгород. Июня 14-го 1180 г. Мстислав почил навеки. Его схоронили в Софийском соборе и положили в древнюю гробницу Владимира Ярославича, основателя Софийского собора, памятного новгородцам. «Когда Мстислав преставился, – сказывает нам летописец, – плакала вся земля новгородская, а особливо мужи знаменитые. Зачем не умерли мы с тобою, князь славный, с тобою, сотворившим толикую свободу Новгороду! Теперь уже не ехать нам воевать земли поганых твоим копьем! Сколько раз ты говаривал о будущих делах твоих… И где же ты? Зашло наше солнце!» Мстислав был среднего роста, прекрасен лицом. «Братья! – говаривал он дружине. – Не бойтесь умереть за отчизну; павший в битве очищается от грехов, а смерть обыкновенная легко в грехах застать может». Налюбезнивый для дружины, он делился с нею так, что и черные клобуки долго не могли позабыть приголубления его.