Текст книги "История русского народа"

Имя монголов, сделавшееся с XIII века собирательным родовым именем всех калмыкообразных племен Средней Азии, именованных в древние времена от китайцев северными варварами, было, однако ж, известно китайцам с древних времен как имя отдельного народа: так называлось одно из небольших племен, составлявших кочевое население Татана, или степей и гор на юг от Байкала по рекам Селенге, Орхону, Толе, Онопу и Керулану; здесь существовало оно вместе с тремя другими племенами родичей: татарами, тайгутами и керэ. Каждым поколением владели отдельные ханы, маленькие деспоты, и восемнадцатый хан с начала самобытности монгольского племени был Юссугай-Багадур. Монгольское поколение считалось самым бедным и ничтожным из всех Татанов. В феврале 1155-го, памятного для Руси вступлением на Великокняжеский престол Георгия, последнего из князей, основывавших пребывание свое в Киеве, – родился у Юссугая сын. Сражаясь в то время с одним из соседних племен, Юссугай получил известие о рождении сына и чудном знамении, какое при том заметили: новорожденный младенец держал в сжатой руке своей кусок запекшейся крови. Юссугай наименовал новорожденного Темудзином по имени побежденного им в то время татарского хана. Тринадцати лет остался после смерти родителя своего Темудзин, старший из пяти сыновей Юссугая. Только уму и личной отважности матери своей, ханши Улун-Иги, Темудзин и братья его были одолжены сохранением небольшого наследия отцовского. Подверженные нападениям соседей, не обезопасенные уже крепкою рукою храброго воителя, каков был Юссугай, подвластные Темудзина говорили ему: «Твой родитель скончался; глубокое озеро пересохло; крепкие камни раздробились – не удерживай нас, если мы для собственного спасения оставляем тебя», – и они удалялись в кочевья других ханов. Достигнув юношеских лет, Темудзин сам начал править монголами и воевать окрестные народы. Но неудачи многократно заставляли его смирять дерзкие порывы отваги и честолюбия. Однажды он был полонен Яргутаем, ханом племени тайджутов. Победитель надел на его шею тяжелую кангу, или колодку. Темудзин не мог снять ее, но искал случая спастись и бежал, несмотря на тяжесть колодки. Его преследовали, и он принужден был укрыться в болото. Один из тайджутов заметил его там, но, сжалившись над его несчастною участью, не сказал товарищам, вытащил потом Темудзина из болота, когда товарищи удалились, снял с него кангу и укрыл его в своей юрте. Подозревали, что Темудзин спасен кем-нибудь из тайджутов. Строгое изыскание сделано было по всем юртам. Спаситель Темудзина испугался и спрятал бедного хана монгольского в большую кучу шерсти, лежавшую в его юрте. Осмотрщики не оставили ни одного места без старательного разыскания и несколько раз палками тыкали в шерсть, где скрывался жалкий пленник; но он не был найден и следующей ночью, получив от спасителя свою кобылу, оружие и несколько кусков жареной баранины, успел убежать и благополучно достигнуть своих улусов.

Темудзин провозглашает себя Чингисханом. Справа сыновья Одигей и Джучи. Иранская миниатюра XIV в.

В другой раз Темудзина захватило в полон племя меркитов. Он успел выкупиться из плена. Наконец, отважность едва было не погубила Темудзина. Настала зима, шел сильный снег, когда Темудзин ехал по степи, возвращаясь в улус свой с двумя своими друзьями, Бургуджеем и Бургулом. Двенадцать тайджутов встретились с ними. Темудзин бросился на неприятелей своих, и двенадцать стрел полетели в неприязненных монголов. Две стрелы попали в рот и в горло Темудзина. Он упал с лошади; кровь запеклась у него в горле, душила его; он валялся на земле в страшных судорогах, и тайджуты удалились, не обращая внимания на беззащитных своих неприятелей. Бургуджей развел огонь; парами воды из растопленного снега отмочил он горло Темудзина; но несчастный хан был без чувств, и целую ночь стоял над ним Бургуджей, по пояс в снегу, держа над телом его войлок и согревая его огнем. Когда рассвело, едва могли посадить Темудзина на коня и довезти его в улус, слабого и бесчувственного.

Описываем эти ничтожные подробности, дабы показать неисповедимые пути провидения. Кто бы мог подумать, что этот бедствующий, ничтожный повелитель маленького кочевого племени монголов, живущего в глуши байкальских стран, на вершинах Онона и Толы, предназначен был покорить полмира, уничтожить сильные царства, составить государство, превосходившее обширностью империи Александра и Цезарей, и ужаснуть именем своим не только современников, но и потомство, ибо и мы не можем без содрогания читать летописей о нем, писанных кровью и слезами народов. Но так было, и с изумлением повторяем мы верные предания прошедшего.

Каким образом Темудзин мог достигнуть своего предназначения? Непостижимые удачи и случаи, правда, споспешествовали постепенному его усилению; но должно сказать, что основание всего заключалось в могущественном гении Темудзина, неизменяемой воле его, перед которою уничтожались все препятствия, и неистощимых средствах, какие умел он изобретать для достижения своей цели. Цель жизни его составляло ненасытное желание власти. Он уверил самого себя и говорил другим, что Бог передал ему во власть все царства мира этого и предназначил его покорить вселенную. Сила, храбрость, труд, пренебрежение опасностей, измена, вероломство, убийство, хищение – Темудзин почитал все позволенным. Варварство его заставляет содрогаться; смелость дел изумляет. «Какое величайшее наслаждение в жизни человека?» – спрашивал однажды Темудзин в старости, покорив сотни народов, владея полмиром, упившись кровью и испепелив целые царства. «Прекрасным весенним днем ехать на охоту на хорошем коне, держа на руке сокола; любоваться его отвагою и видеть, как бьет он на воздухе птиц», – отвечал ему спаситель его Бургуджей, в то время уже сильный полководец и вельможа Темудзина. Другие говорили о других наслаждениях жизни. «Нет! – отвечал Темудзин, – величайшее наслаждение для человека: побеждать неприятелей, гнать их перед собою, отнимать у них то, чем они владеют, видеть стыд и слезы побежденных, ездить на их конях, упиваться сладострастием в объятиях жен и дочерей их».

Прежде всего Темудзин усилил деспотизм свой над маленьким племенем, доставшимся ему в наследство. Он учинил волю свою над подвластными совершенно безотчетную и неограниченную и ввел между ними строгое воинское устройство. По мере покорения окрестных племен он соединял с родичами своими побежденные народы; удалял их от излишеств; приучал к трудам, перенесению голода, жажды, опасностям, деятельности; подавал пример собою; презирал добычу, раздавая ее своим воинам по дележу, оставляя себе обыкновенную часть. Он умел избрать людей в начальники; ввел между ними взаимную ответственность; властвовал ужасом, но не жалел наград и пожертвований. С каждой победой воин Темудзина ждал всех наслаждений, какие только считает благополучием дикий варвар. Неистовствуя среди пожаров и гибели, он готовился на новые труды, и честолюбие его удовлетворялось в то же время добычею, наградой, унижением побежденного. Воины Темудзина имели право над жизнью и смертью побежденных, из которых набирались новые дружины, долженствовавшие сражаться за Темудзина и по мере трудов и верности вступавшие во все права монгола. Когда усиленные таким образом победой войска Темудзина двигались вперед, ведя в рядах своих новых товарищей, побежденная ими страна оставалась под властью и стражей части прежних войск и угнеталась деспотизмом выше всякой меры, властители ее были посылаемы повергнуться перед троном Темудзина в юрте его, постоянно остававшегося посреди степей монгольских; малейшее сопротивление наказывалось огнем и мечом; тяжкая подать лишала туземцев имения и средств зашиты, когда учреждение сообщений Монголии с новопокоренною землей и беспрерывные переходы войск делали невозможным освобождение, если бы и удалось мужеству, или отчаянию истребить оставленное монголами сторожевое войско. Горший плен, смерть и гибель горшая ожидали несчастных победителей.

Осада города монголами. Иранская миниатюра XIV в.

Все войска Темудзина устраивались на монгольский образец: все воины его были всадники, легко вооруженные, имевшие с собою дорожный запас, приученные к езде и движениям вместе и поодиночке. Они действовали из засад, россыпью, обманом и вдруг кидались в отчаянный бой густыми толпами, рассеивались, если не могли сломить неприятеля, соединялись, когда неприятель думал, что они бегут, с новою яростью нападая на него и осыпая его стрелами, кои пускали с изумительною меткостью. За ними гнали стада животных для пищи, везли войлочные шатры для пристанища, жены, дети, пленницы, пленники влеклись повсюду за монгольским войском. Дикое народонаселение это могло проникать в бесплодные степи, перекочевывая в них множество дней, перенося терпеливо голод и жажду, зной и холод; могло и прожить несколько лет на одном месте, учредив свое становище, где ему было любо. Осаждая город, монголы употребляли множество стенобитных орудий, опустошали окрестности, лишали осажденных подвоза припасов, огораживали их тыном, обманывали притворным удалением, бегством, старались выманить из города и вдруг потом нападали с отчаянною дерзостью. В другом случае они не давали отдыха, сменяясь на беспрерывном приступе, сражаясь день и ночь. Так и в открытом бою – натиск, удар или обман, отступление были равно их средствами, смотря по удобству и положению дела. Они ломали грудью слабые отряды; заводили на засады, обходили с тылу, пробираясь через леса и горы, или вброд переплывали реки на легких конях своих, стараясь разделить неприятеля, когда встречали его в силе огромной и превосходной. Вступая в землю какую-нибудь, они разделялись на корпуса и действовали вдруг во многих местах. Кажется, что им известно было и огнестрельное оружие. Они не жалели хитростей и средств самых бесчеловечных: гнали перед собой несчастных пленников, идя в битву или на приступ; умерщвляли их в виду братий и друзей; заключали договоры и нарушали их под каким-нибудь ничтожным предлогом – словом, рассмотрение военной тактики, введенной Темудзином, достойно особенного любопытства, доказывает удивительный военный гений этого варвара, понявшего все средства действия, местность своей страны и дух своих воинов. С такими пособиями, кто мог ему противиться, когда притом Темудзин каждый раз готов был положить на весы счастия свою голову, не думал о жизни своих воинов, о выгодах подвластных своих, и поставлял каждого между решением: покорность или гибель? Союзников у него не было: мир только побежденному – было его правилом, и союз, который иногда предлагал Темудзин, был только отсрочкой, доставлявшей ему средства обмануть неприятеля и вернее погубить его. Он извлек пособия даже из суеверий народных. Сначала был у него сообщником колдун, уважаемый монголами, и с презрением прогнал его потом Темудзин, когда он был ему не нужен более. Надобно ли было ужаснуть неприятеля – монголы назывались человекоядцами, ругались вере неприятельской, оказывались варварами неслыханными; надобно ли было обольстить – Темудзин являлся кротким, уважающим религию других, щадившим храброго врага. Так действовал Темудзин и покорял страны и народы, коих самые имена дотоле были ему неизвестны. Нередко, приходя в новую страну, монголы спрашивали: «Какая это земля?» Затем следовал вопрос: «Знает ли она великого Чингиз-хана? Покоритесь ему, или мы и сами не ведаем, что с вами будет – единому Богу это известно!» Покорность значила немедленную отдачу десятины с имений, снабжение войсками, отправление царя к Темудзину, повиновение произволу монголов, выдачу аманатов, отдание красавиц для зверского наслаждения варваров, и рабов для их прислуги. За отрицательным ответом – смерть и опустошение следовали немедленно; пощады не было, и остальные туземцы должны были становиться в ряды монголов и идти против братий своих. Встречался ли город укрепленный, монголы покоряли его, потом жгли, не позволяя возобновлять укреплений, и располагались сторожевым войском среди развалин и пепелищ, уведомляя Темудзина о новом завоевании, посылая к нему добычу, богатства, красавиц и пленников.

Беспрерывно двигаясь для новых завоеваний, монголы обыкновенно останавливались зимовать в покоренных землях, откармливали лошадей, готовили оружие. В это время вожди должны были ездить к Темудзину, где на великом совете, или курултае, отдавали ему отчет, получали новые повеления, тешились охотою, слушали чтение его законов и повелений, дивились его мудрости и презрению богатств, его свирепому правосудию и возвращались снова к своему назначению – губить человечество. Излишне было бы входить здесь в исчисление деяний, побед и завоеваний Темудзина, начиная с первых успехов его в 1190-х годах, когда он покорил и истребил племя ненавистных ему тайджутов, до кончины сего чудовищного гения в августе 1227 года, когда он обладал землями от Инда до Иртыша и от Ганга до Волги и Евфрата. Менее, нежели в сорок лет совершились неслыханные деяния и ничтожное прежде имя монголов заставило трепетать папу и короля Французского, индийского и китайского монархов, багдадского халифа и императоров Греции. Тщательно записываемы были страшные дела Темудзина, со всеми ужасающими их подробностями, чем гордился он, и чем славились его подвластные. Мы изложим здесь только главнейшие черты, дабы пояснить ими события, какие внесли монголы в историю русского народа.

До 1210 года Темудзин покорял себе окрестные племена, лаская беспрерывною покорностью нючжиского государя и кераитского хана. Первый был хан манчжуров, завоевавших часть Китая и основавших там государство Нючжиское, Гинь или Кинь, одно из трех царств, на которые разделялся тогда Китай (именно, кроме Кина – Сяго, или Гиа – Тангутское, и Сунь, или Сунг, южное). Под зависимостью нючжисцев находились все татарские племена, к которым принадлежало и Темудзиново племя. Другой был повелитель многих племен, живших близ Тангута, подавший европейцам повод к выдумке басни о попе Иване, увлекавшемся дружбою Темудзина, поздно увидевший ошибку свою и дорого заплативший за нее. Завладев кераитами, меркитами, татарами и вторгнувшись в Тангушское царство в 1206 году, Темудзин принял название Чингиз-хана, сделал данником своим государя тангушского, женился на его дочери и покорил киргизов, уйгуров и уйратов.

Усиленный таким образом, Темудзин отважился восстать против мнимых своих повелителей, нючжинских манджуров, и три похода ниспровергли это государство; столица была взята и сожжена; в 1216 году Темудзин мог уже возвратиться в Монголию; в два года покорить все народы до Ховарезма, и обратиться на Восток, к могучему султану этого государства Магомеду.

Империя Хоразмийская, или султанство Ховарезм, основалась на развалинах владычества турков Огузов и Сельджуков. Магомед прославился победами, завоевал все земли от Индии до Аральского моря, владел Каспийским морем, основал пребывание свое в Самарканде и именовался тенью Бога на земле и вторым Искандером. «Будь мне сыном», – велел сказать ему Темудзин. Знаю, что ты могущ и славен; но я могущее и славнее тебя». Магомед был оскорблен дерзостью варвара, скрыл, однако ж, свое негодование и отвечал ласково. Вскоре небольшая ссора подала повод к убиению подвластных Темудзину людей в областях Магомеда. Заплакав от негодования, три дня и три ночи скрывался Темудзин на высокой горе, изнуряя себя постом и молитвою, и двинул после этого свои полчища.

Чингиз-хан в военных доспехах

Трепет объял Магомеда, хотя он имел до 400 тысяч разнородного войска. Разбитый в нескольких частных битвах, он хотел удержаться в городах, но тщетно! Богатая Бухара думала спастись покорностью, оставленная оробевшим гарнизоном; но, опозорив мечети, ограбив жителей, набрав из них войско, Темудзин созвал богатейших обитателей и велел сказать им: «Вы все грешники и преступники; хотите ли доказательств? Я – меч наказующий, посланный от Бога; если бы вы не были преступники, то Бог не предал бы вас в руки мои!» Вследствие такого варварского вывода, рабство было участью жен и детей. Бухару зажгли и истребили. Такая же участь постигла великолепный, богатый Самарканд в 1220 году. При дележе народа, уцелевшего под мечами, тридцать тысяч человек подарил победитель сыновьям и вождям своим; столько же обращено было для работ в войске. Тридцать тысяч воинов, сдавшихся в Самарканде, были обезоружены и безжалостно зарезаны. Сосчитав оставшихся жителей Самарканда, нашли 50 000, взяли с них по 4 золотые монеты и подарили им жизнь. Темудзин в самом деле казался демоном-истребителем: через год сильный Магомед, гонимый отовсюду, убежал на маленький островок Каспийского моря – умереть в последней крайности! У повелителя стольких стран не было даже савана для прикрытия трупа… Разделив свои войска, Темудзин отправил часть их преследовать сына Магомедова, отважного Гелаледдина, в Индию. Герат, Синд, Мултан и Лагор преданы были там огню и мечу. Другая часть, под начальством полководцев Чепе и Субутая, обогнула южный берег Каспийского моря, завоевала Азербайджан, Грузию, разбила кавказских яссов и аланов. Этот отряд монголов являлся в 1224 году в русские области; перед его силою погибла слава Мстислава Удалого, исчезли орды половцев и соединенные дружины Киева, Галича, Курска и Чернигова. Обратясь к югу, опустошив Крым, истребив богатый Судак, монголы спешили соединиться за Волгой с полчищами Чучи, старшего сына Темудзинова, которому отец отдал земли на северо-западе от Монголии.

Этот поход на Русь был только предварительным обозрением, мимолетным громом, так, что монголы не оставили даже никаких сторожевых войск на Волге и на Днепре. Они только обознали землю и соединились потом с грозным Темудзином в степях Средней Азии, ожидая дальнейших его повелений. Весною 1224 года возвращался он из своего похода на запад, начатого осенью 1219 года. На другой год велено было старшему сыну его идти за Волгу и далее, где не была еще нога монгольского коня. Болезнь, а потом и смерть Чучи остановили это повеление. Между тем, невзирая на старость свою, Темудзин еще сам отправился в поход, окончил покорение Тангута и проник далее на юг, в Китай. Отдыхая в пределах трех китайских государств, страшный человек этот почувствовал приближение смерти, и в августе 1227 года не стало Темудзина. Тело его было перенесено тайным образом в родные его улусы. Там, на горе, принадлежащей к цепи гор Бурхан-Халдун, под высоким деревом, где отдыхал некогда Темудзин, положили по его завету бренные его останки. Сорок юных, прелестных дев знаменитого происхождения и столько же дорогих коней принесено было в жертву на могиле Темудзина. Племя урянгутов определено было стражею страшного места, где покоился прах чудовища. Ничья дерзкая нога не смела ступить в это неприкосновенное место. Здесь погребены были потом многие из чингизовых потомков. Дремучим лесом заросла наконец гора, и место могилы Темудзина осталось впоследствии неизвестно.

Еще при жизни своей Темудзин разделил завоеванные им страны четырем сыновьям своим: Чуче, Чагатаю, Оготаю и Тулую. Первому отдан был северо-запад; другому юго-запад; третьему юго-восток; четвертому – собственно Монголия. Он заклинал их блюсти его правила и законы и окончить завоевание света, «чему должно сбыться, – говорил он, – если только вы не оставите моих заветов и не ослабеете духом». Часто, однако ж, задумывался Темудзин, и говаривал, что не надеется на детей своих. «Они облекутся в богатые ткани; они объедятся сладких кушаньев; они станут гордиться дорогими конями; они ослепятся женской красотой и забудут меня и заветы мои. Но придет для потомков моих время, когда они вспомнят меня и станут призывать тень Чингизхана, но – уже тщетно!»

Надлежало избрать преемника Темудзину. Тулуй, бывший в родовом улусе, принял временное правление. В 1229 году созван был великий курултай в родовом улусе Темудзиновом, и там приступили к выбору преемника Темудзину. Выбор пал на Оготая, предназначенного к тому отцом после смерти Чучи. Совершив великолепные пиршества, дети Темудзина, крепкие, неизменные спутники при жизни его, положили продолжать дела отцовские. Одно войско отправлено было ими против Гелаледдина, в Индию; другое – для покорения народов на Яике и Волге. Сам Оготай и братья его решились окончить завоевание Северного Китая.

На курултае 1235 года сыновья Чучи Батый, Орда, Шибан, Тангкут представили, что все страны на севере от Каспийского моря, по Волге, были уже покорны монгольскому владычеству. Положено: двинуться далее, и – роковой час русских земель пробил!

Многочисленное полчище монголов под начальством Батыя и братьев его, выступило из улусов своих, с верховья Иртыша и с Алтайских гор. Тут, кроме Батыя, находились еще: Байлар, сын, и Бури, внук Чагатая; Куюк и Кидан, дети самого Оготая; Сангу и Буджек, дети Тулуя. Этот поход можно было назвать опытом удальства: войско пускалось в неизвестные северные и западные страны под начальством знаменитейших юных князей. Батыю и Мангу было тогда по двадцати восьми лет от роду; Куюку тридцать лет. Куюк и Мангу были избраны впоследствии преемниками трона Чингиз-хана. Для советов юным варварам придан был к войску их старый полководец Субутай-Багадур, вызванный из Китая, где распространял он могущество Оготаево. Поход начался весною 1236 года.

Булгары приволжские погибли первые под мечами монголов. Главный город их был сожжен и разграблен. Бачман, один из государей капчацких, удерживал монголов несколько времени своими хитрыми вылазками из лесов. Разбитый, наконец он был пойман и просил одной милости: быть убитым от благородной руки. Сам Буджек рассек его мечом пополам. После этого погублены были другие полукочевые народы: буртасы, мордва, саксины, везофинаки; с истреблением их началось завоевание русских земель: оно продолжалось три года; на два века изменило все события; сделало важную эпоху в истории русского народа, и – может быть, целого света. Подробно описано бедственное это событие в летописях наших. Перескажем повествование предков.

Осада Рязани. Художник Дешальт

К зиме 1237 года монгольские полчища появились в рязанской стороне. Недоумевая при появлении еще невиданных дотоле вблизи варваров, но уже издавна слышав о бесчеловечии, свирепости и непобедимости их, князья рязанские не устрашились, однако ж, вышли с дружинами своими к Воронежу и там встретили послов Батыя и присланную с ними какую-то колдунью. Послы требовали покорности и десятины из числа князей, людей и коней, белых, вороных, бурых, рыжих и пегих. «Пока живы, ничего не дадим; если не будет нас, то все вам достанется», – отвечали князья. Монголы обошли их, разорили Рязанскую область до Пронска, и напрасно между тем Рязань просила помощи у Георгия. Каждый трепетал, готовился сражаться, но не шел на союз, думая о собственной защите. «Видно, что Божию гневу не воспротивиться», – говорят летописцы. «Подобно тому, некогда рек Господь Иисусу Навину, ведя его в землю обетованную: прежде тебя пошлю недоумение, грозу, страх и трепет. Так и от русских князей прежде отъял Господь силу, а недоумение, грозу, страх и трепет вложил в души их, за грехи наши. Поглощена была премудрость, и никто не думал строить полки ратные; сердца крепких преложились в слабость женскую. Ни един из русских князей не пошел на помощь другому; не совокупились, не двинулись на поганых, но вдались в совет суетный, мысля каждый о себе рать составить. Не встречая дружных сопротивников, враги нападали отдельно на каждого, принимали грады, а князей и людей мечу и огню предавали». Рязанский князь послал наконец сына своего к Батыю. Батый потребовал от него в дань красавиц, даже собственную прелестную жену его Евпраксию. Юный князь отверг отвратительное предложение и был зарезан. Евпраксия сбросилась с высокого терема своего, услышав о смерти несчастного супруга. «Милые братия! – говорил тогда, со слезами, рязанский князь, совокупив полки, – если мы видели добро от Господа, зла ли не потерпим? Купим смертию жизнь вечную. Друзья и родные наши уже испили чашу смерти за Церковь и отчизну – последуем за ними!» Простясь с княгиней, приняв благословение епископа, князь вышел на отчаянную брань. На одного рязанца было сто монголов. Князья, воеводы и все удальцы рязанские пали в битве. Батый хотел помиловать князя Олега, прекрасного собою, израненного, и взятого в полон. «Ты безбожник, враг Христа!» – восклицал Олег, гнушаясь милосердием врагов, и был разнят по суставам ножами. Пронск, Белгород, Ижеславец разорены после того. Монголы двинулись к Рязани и окружили ее отовсюду; пять дней бились с ними осажденные без отдыха, когда между тем монголы беспрестанно сменялись. Декабря 21-го Рязань была взята. Княгиня укрылась в соборной церкви с знаменитейшими боярынями; там нашли и убили ее варвары; потом они зажгли город, забирали узорочья и богатства, резали, расстреливали, жгли людей, терзали, позорили дочерей перед глазами матерей и отцов. Некому было стенать и плакать после ухода монголов, ибо остались только мертвые тела. Погребать их приехал Ингвар, бывший тогда в Чернигове, и с ужасом увидел все население Рязани положенное трупом, занесенное снегом, замерзшее, полусъеденное дикими зверями и хищными птицами. Удалец Евпатий, бывший с князем, исполин силою, крепкорукий и дерзосердый, переживший друзей и братию, не хотел без них остаться на белом свете; он собрал небольшую дружину и в отчаянии кинулся вослед монголов. Произведя жестокое кровопролитие, Евпатий пал мертвый, со всею дружиною. «Неужели восстали мертвецы рязанские?» – спрашивали монголы, изумленные нечаянным нападением. «Мы – слуги рязанского князя, и нам велено было проводить вас с почестью!» – отвечали храбрые рязанцы, попавшиеся в полон к победителям.

У Коломны ждал монголов еще один князь рязанский, Роман, со Всеволодом, сыном Георгия. Только Всеволод успел убежать с поля битвы во Владимир. Батый взял Москву, полонил другого Георгиева сына, Владимира, убил воеводу московского Филиппа Няпка, и двинулся на Владимир. Георгий удалился в это время из столицы своей, оставив в ней сыновей Всеволода, Мстислава и сильную дружину. Он хотел совокупить войско на реке Сити, дожидаясь брата Ярослава из Киева. Как саранча бесчисленны, явились монголы перед Владимиром в самую Масленицу, 2 февраля. Осажденные начали стрелять в них; монголы отвечали им тем же; отряд неприятелей подъехал к стенам города и показал осажденным юного пленника, князя Владимира Георгиевича, бледного, изнуренного горестью. Монголы спрашивали о Георгии и требовали сдачи, обещая помилование. «Лучше умереть, нежели быть в их воле!» – говорили Мстислав и Всеволод, смотря с городских стен на брата. Тогда монголы начали готовиться к осаде, окружили город тыном, поставили пороки и леса. Отряд их опустошил между тем Суздаль. Пленных привели перед Владимир и показали на страх осажденным. 7 февраля начался общий приступ. Решась умереть, князья Всеволод и Мстислав с епископом Митрофаном пришли в соборный храм, приняли святую схиму, вместе со многими почетными женами и сановниками, и навек простились друг с другом. Битва была жестокая. Монголы вломились со всех сторон, от Лыбеди и Ворот Золотых, Св. Ирины и Медных. Князья резались с ними в среднем, или Печерном городе. В соборной церкви укрылись между тем епископ, супруга Георгия, дочери, невестки ее. Бесполезно выбивая двери, монголы зажгли наконец церковь. Среди дыма и пламени, слез и стенаний епископ воздел руки к небесам, и возопил: «Воскресивший четверодневного Лазаря, Боже сил! Простри руку твою на рабов и прими с миром души их!» Он благословил всех на кончину; но не всем был сужден покой могильный: монголы выбили двери и ворвались в дым и пламень терзать жен, обдирать иконы и неистовствовать… Мстислав и Всеволод были убиты среди дружины своей, дравшись уже вне стен города.

«Сия ли угодна тебе, Господи?» – воскликнул Георгий, заливаясь слезами, когда дошли к нему вести о гибели Владимира. «Но да будет воля твоя! Сподоби и меня пострадать за Церковь!» Недолго ждал он исполнения своего желания. Уничтожив Городец, Галич, Ростов, Ярославль, Переяславль, Юрьев, Дмитров, разными отрядами, 4 марта монголы сблизились к Сити, и Георгий погиб в битве; немногие из его сподвижников утекли; Василько Константинович был захвачен в полон. Монголы уговаривали его покориться. «Царство темное и скверное! Тебе ли покорюсь!» – восклицал он. «Если и в великой беде есмь теперь, то страдаю за грехи, да очищуся покаянием!» Варвары заскрежетали зубами, вонзили в него ножи свои, и в тихой молитве погиб сын доброго Константина, прекрасный собою, любимый народом, и благотворный. Не слышно было погребальных песен среди воплей, когда нашли тело его в лесу и хоронили в Ростове. Супруга Василька постриглась в Суздальском монастыре и страдально проходила иноческое борение до смерти. В Ростов привезли также и тело Георгия Всеволодовича. Епископ Кирилл, возвращаясь с Белоозера, где скрывался от врагов, сам осматривал Ситское побоище и узнал Георгия по княжеской одежде, хотя головы у трупа не было; ее нашли после. Георгий и Василько положены были в одной могиле.

Взятие Суздаля войсками Батыя. Лицевой летописный свод. XVI в.

Между тем по дороге к Новгороду шли отдельные тмы Батыевы. Волоколамск и Тверь разрушены были поспешным приступом; но две недели осаждали монголы Торжок, где, по взятии города, убит был храбрый защитник его Иванко, посадник новгородский, и все изобнажено, поругано, погибло бедною и нужною смертию. Только 200 верст оставалось до Новгорода – Новгород трепетал: защищаться могли и решались; но победа была невозможна, а гибель неизбежна… И вдруг, от урочища Игнач-крест, оставшегося по сему случаю в памяти новгородцев, поворотили полчища варваров назад, и пошли к югу. Опустошение означило следы их. Мужественная защита Торжка доказала, что может сделать отчаяние; но Козельск, городок Черниговского княжества, изумил самих монголов. Здесь был удел какого-то малолетнего князя Василия. «Положим за нашего князя живот свой!» – говорили козельцы. «Примем славу в мире и венцы небесные за гробом!» Шесть недель бились под этим городком монголы, и когда разбили уже стены и взошли на вал, жители еще резались с ними ножами; наконец пошли в густые толпы их, и легли все. Князь Василий погиб неизвестно как. Общее поверье осталось, что он утонул в крови. Защита Козельска была так достопамятна, что записана даже в монгольских памятниках; говорили, что Батый назвал Козельск злым городом.