Текст книги "История русского народа"

На следующий год Давид владимирский сам требовал нового съезда князей. Он хотел оправдываться; приехал Мономах и Олег с братом. Святополк явился, как судия! Никто не хотел сидеть вместе с Давидом (и Святополк даже! И ему позволили!). Советовали отдельно, и положили отнять у Давида удел: Владимир отдан был – Святополку! Давиду дали в удел Бужск; Святополк придал ему Дубно и Черториск, Мономах и Святославичи по 200 гривен. Володарь и Василько не хотели явиться перед неправедными судьями и, к изумлению своему, услышали, что князья положили взять удел Василька и отдать Святополку! «Если хочешь, – велели они сказать Володарю, – то владей Перемышлем вместе с Васильком, а не то пришли Василька к Святополку: он будет кормить твоего слепого брата». С негодованием отверг предложение Володарь, и клялся, что Теребовль останется за Васильком. Никто не противился его твердой решительности. Князья разъехались.

К чему вело Святополка злодейство? не будем спрашивать, ибо злодейство часто бывает без цели. Но для чего был второй сейм Любечский: обезопасил ли он князей, оставив без мести более нежели убийство? Распределил ли он власть взаимную по участкам, достаточным оградить безопасность частей? Правда, у Давида отняли Владимир, но и самый удел в Бужске по смерти Давида должен был перейти к Киеву, значит, злодейство Святополка увенчалось полным успехом, ибо обделение, ограничение Киева было вознаграждено сим злодейством, и, таким образом, в чем не могла убедить князей явная необходимость придать более силы Киеву, то добыто было ухищрением. Вся вина падает на Мономаха: его ненависть к Олегу, его честолюбие и жадность руководствовались отвратительной политикой современников! Он берег Великое княжество для себя и рода своего, ему надобно было сохранить вещественную крепость свою и в то же время не нарушать внешнего почитания к званию Великого князя: он сгибался перед Святополком, жертвовал всем – совестью, честью, благом народов – и тайными ковами хотел только поддерживать несчастное правило, что сильнейший всегда прав. Утешительно видеть Ростиславичей, благородных, высоких, чуждых расчета низкого. Сострадая им в бедствиях, радуясь, что сила духа могла спасти их и в слабости, мы с прискорбием видим, как упал тогда сильный характер Олега, прежде столь смелого, столь доблестного: он хотел только спокойствия в старости и был тем доволен, что ему дали место на отцовской земле; решительно ни во что не хотел он мешаться, предоставляя все Мономаху, союзнику, другу Святополка, мнимому угоднику, в самом же деле правителю души и мнений киевского князя.

Он передал ему еще жертву. Сын Святополкова брата Ярополка, Ярослав, княжил тогда в Бресте. Мы видели, как лишился Владимира отец его, но когда Давид низвержен был с Владимирского удела, не Святополк, но Ярослав должен был наследовать Владимир, и он потребовал справедливости. Святополк захватил сего юного князя и привез в Киев скованного. Духовенство умоляло свирепого дядю отпустить несчастного племянника; он согласился и отпустил; но Ярослав был немедленно пойман сыном Святополковым и через десять месяцев умер в темнице.

Надобно было Мономаху унизиться еще более. Вечная вражда Киева с Полоцком могла теперь возбудить храбрость Святополка, ибо Всеслав, грозный в счастии и несчастии, скончался: 57 лет он умел удерживать независимость Полоцка; дети его делили наследие и ссорились между собою. Святополк и Мономах отправили к Полоцку войско, но оно возвратилось без успеха. Оставив на время в покое Полоцк, Святополк требовал от Мономаха Новгород, в обмен на Владимир. Мономах не противоречил: он знал новгородцев. Мстислав приехал из Новгорода; с ним прибыли и избранные новгородцы. Послы Мономаха сказали Святополку, что князь переяславский согласен с указом великого князя, и прислал сына своего в Киев, чтобы торжественно передать сыну его Новгород. «Но мы не согласны, – начали тогда говорить новгородцы, – не хотим ни тебя, Святополк, ни твоего сына. Мстислав вскормлен нами для Новгорода, а ты, помнишь ли, бежал от нас». Святополк гневался, требовал повиновенияы и наконец объявил, что непременно пошлет сына своего в Новгород. «Посылай, если у него две головы», – отвечали новгородцы. Святополк уступил, женил князя владимирского на дочери Мстислава и отказался от размена.

Мономах лучше его умел поставить на своем, когда хотел что-либо исполнить непременно. Совершилось давнишнее желание его. Святополк и он согласились между собою идти на половцев. В Киеве видны были по три ночи северные сияния, были затмения, солнечное и месячное. Народ пугался, молил обратить знамения на добро, и Мономах умел уверить всех, что сии знамения будут к добру и обещают победу, если сами русские князья пойдут на врагов. Говорили, что идти весною и не дать управиться с пашней, значит изморить коней и разорить поселян. «Дивлюсь, – отвечал Мономах, – вы жалеете коней, коими орет смерд, а не подумаете, что стрела половца может поразить его на пашне; тогда половчин возьмет коня его и заехав в село возьмет жену и детей его. Вам жаль коня, а самого смерда не жаль?» – Поход был решен. Киевские, переславские, смоленские, рязанские, даже полоцкие дружины шли по Днепру, в ладьях, и сухим путем.

Сей поход изумлял современников: он напоминал Олега и Святослава. В первый раз осмелились руссы искать половцев в самой земле их. Все казалось современникам чудесным в сем походе: на Печерском монастыре являлся столп от земли до неба, который Мономах видел издалека, и целый мир видел: это был ангел, говорили современники. Летописи описывают подробно поход, сказывают имена убитых половецких ханов; говорят, как молились руссы, готовясь в бой; как давали обеты, обещали вклады и милостыни; как гордились половцы, шли бесчисленным множеством, будто лес дремучий на голой степи. Не давая никому пощады, руссы били и резали половцев, не хотели взять окупа со знаменитого вождя Бельдюза и, укорив его в прежних клятвопреступлениях, рассекли на несколько частей. Множество пленных, коней, овец, верблюдов было захвачено и уведено в Русь.

Но между тем как Святополк возобновлял города, разоренные прежде, Боняк и Шарукан явились с новым набегом. Вновь собрались тогда князья, вновь разбили, гнали половцев. Святополка встретили и обнимали монахи в Печерском монастыре, как брата. Иноки старались растолковать народу, что землетрясение и знамения на небе все обратились к добру, и Святополк заложил огромную церковь во имя ангела.

Сражаясь с одними половецкими ханами, князь старался в то же время обласкать других ханов. Олег и Мономах женили сыновей своих на дочерях хана Аэпы. На следующий год новый поход в половецкую землю был произведен дружно. Руссы явились на Дону, жгли половецкие города и били жителей. «Ангелы, – говорят летописцы, – невидимо летали над нашим войском и поражали половцев, обезумевших от страха». Современникам казалось, что слава русская долетела ко всем народам, дошла и до Рима, как столп огненный с Печерского монастыря освещал всю землю, по их мнению.

Честь этих начинаний принадлежала Мономаху: все знали это и его почитали виновником мира, союза и славы. Он достигал своей цели, и смерть Святополка довершила его желания.

Глава 3. Переход Великого княжения в род Всеволода или Мономаховичей

Старший из всех потомков Ярослава (не исключая и внуков Владимира, княживших на Волыни) был Олег черниговский; ему следовало великое княжество по смерти Святополка. Но 16 апреля умер Святополк за Вышгородом, а 20 апреля Мономах был уже в Киеве. Киевляне грабили дома бояр Святополковых и жидов, поселившихся в Киеве; неправедное стяжение Святополка раздавалось священникам, монастырям и нищей братии супругой его, за упокой души князя.

Киевляне немедленно объявили Мономаха великим князем; он отказался от сей почести, и только бунт и неустройство киевлян заставили его принять предлагаемую власть. Так сказано в некоторых летописях: может быть, так и было сделано для народа; но нам не нужны пояснения поступка Мономахова, и добродушный летописец лучше всего показывает нам, как смотрел он на события, когда, хваля Мономаха, говорит: «Мономах не щадил своего имения, раздавал требующим, сооружал и украшал церкви, особенно чтил монахов и священников, давая им все потребное и принимая от них только молитвы. Бог дал ему такой чудный дар, что бывши в церкви и слушая пение, он всегда умилялся, плакал и молился со слезами.

За то Бог совершал все его моления и исполнил лета его доброденствием».

Олег не противился Мономаху: спорил с ним и бросал жребий о том, где поставить раку св. Бориса и Глеба, но не вступался в Великое княжество. Утвержденный на великокняжеском престоле, Мономах немедленно начал действовать к большему его усилению.

Он призвал Мстислава из Новгорода и дал ему новый удел близ Киева, в Белгороде. Присутствие сего князя, известного храбростью, было необходимо. В Новгороде остался сын Мстислава, Всеволод. Любя отца, новгородцы рады были и сыну его, также храброму. Другой сын Мономаха посажен был в Смоленске. Младший, Георгий, прозванный Долгоруким, в Суздальской области; Ярополк остался в Переяславском уделе. Все они немедленно устремили оружие на врагов Руси: Всеволод совершил поход в Финляндию; Долгорукий пошел на волжских булгаров; Ярополк на половцев. Победа почти везде сопровождала оружие руссов. «Мономах прославился победами, – говорят летописцы, – его имени трепетали все страны, и слух о нем прошел по всем землям!» Видим, как отвыкли уже тогда потомки варягов от побед и покорения врагов! Мономах дорожил известностью в чуждых землях. Вспомним слова его: «Чтите гостя, – завещал он сынам, – откуда бы он ни пришле, знатный был или не знатный, посол или просто чужеземец, одарите его, угостите брашном и питием. Такие люди ходят по всем землям, и от них бывает добрая и худая слава».

Укрепляя Русь оружием, Мономах, несмотря на старость, сам поехал в разные области, закладывал новые города, устроивал каменные стены в прежних городах, созидал церкви, общественные здания, занимался законами. Так заложен был в Суздальской области новый город, названный Владимиром и, в отличие от Волынского, проименованный Залесским. Сие событие важно по своим последствиям: Мономах не думал, что через сорок лет внук его с ужасом и презрением оставит Киевскую область и перенесет великокняжескую столицу в этот городок Суздальской области. В Новгороде и Ладоге устроены были новые стены каменные; на Днепре наведен мост; издан закон о лихве. Приняв к себе остатки хазар, бежавших от меча половцев, Мономах дал им место для постройки города, коего остатки видны доныне.

Юго-восточная часть России представляла в это время, в малом виде, картину рассеяния народов, какое с V по X век представляла вся Европа. Здесь были смешаны и разбиты города, кочевья народов, и многие орды, отделясь от своих собратий, приняв частные имена, являлись особыми землями, поселениями и народами. Вообще можно положить, что по разорении хазарского государства два главных народа следовали один за другим от пределов Азии: печенеги и половцы. Последние истребили, рассеяли, покорили и смешали с собою печенегов, будучи сходны с ними в правах и образе жизни. Но являются еще хазары, основавшие, как мы упомянули, новую Белую Вежу, печенеги отдельно и торки. Находим еще берендеев, вероятно смесь или отделение печенегов, половцев, торков. Народы, под всеми этими названиями, во времена Мономаха бежали к Днепру, были прогнаны Мономахом, отчасти поселились и образовали собою народ, называвший себя харакалпаками; их начинают с сего времени называть в наших летописях черными клобуками. Впоследствии называли их черкасами, и, вероятно, с того еще времени можно положить начало сборных племен, впоследствии образовавших собою на Днепре казаков. Все полудикие пришельцы сии, после упадка половцев, чему положил начало Мономах, не были уже страшным бичом Руси. Семьдесят лет, протекших от смерти Ярослава до смерти Мономаха, надобно почесть периодом самого сильного бытия половцев.

Тридцать лет княжил Мономах, и постоянно следовал правилам своей политики. После внешней безопасности русских княжеств один предмет беспрерывно обращал на себя его внимание: укрепление власти и силы своего рода.

Полоцкое княжество, разделившееся между детьми Всеслава, могло быть завоеванием легким, но Мономах довольствовался унижением полоцких князей. Минский князь хотел ему противиться. Мономах опустошил Друцк и переселил жителей его в новый город, схватил минского князя и уморил его в плену. Братья минского князя не смели противиться и покорствовали Мономаху.

Олег черниговский скончался за десять лет до смерти Мономаха; брат его, Давид рязанский, старый и набожный, наследовал Чернигов и также скончался до смерти Мономаховой, за два года. Чернигов достался третьему брату, Ярославу Муромскому. И Давид и Ярослав свято чтили волю Мономаха. Четыре сына Олеговы повиновались дяде своему Ярославу, вероятно имея небольшие уделы.

Родственный союз связывал Володаря перемышльского с Мономахом. Мономах не хотел более терпеть владычества чуждого рода в области Владимирской, столь близкой к Киеву. Оскорбление, какое нанес ему Ярослав, князь владимирский, решило гибель сего несчастного сына Святополкова. Женатый на дочери Мстислава, он не любил ее и не хотел жить с нею. Мономах вздумал оружием принудить Ярослава любить его жену. Два месяца киевляне осаждали Владимир; Ярослава принудили дать слово, что мир и согласие будут между ним и его женой, но едва отступили киевские войска, Ярослав бежал в Польшу. Мономах объявил его лишенным княжества, и отдал Владимир сыну своему Роману, зятю Володаря, а по смерти сего князя, через несколько месяцев, другому сыну, Андрею. Поляки вступились за Ярослава, приступали к Червену и ушли обратно, когда Андрей начал опустошать их собственные земли. Ярослав нашел более сильного защитника в короле венгерском. Венгерское войско осадило Владимир, где затворился Андрей. Он умел, кажется, идти по следам отца, когда сила была недостаточна: два воина вышли из Владимира и – пронзили Ярослава копьями, когда он, обозрев город, возвращался в стан свой. Венгерский король немедленно заключил мир и удалился.

Венчание на царство князя Владимира Мономаха

При самом вступлении Мономаха на Великое княжество внимание его обратилось на возраставшую свободу Новгорода. Переменяя князя новгородского, он призвал к себе новгородских бояр и судил их, не как представителей вольного города, но как простых бояр удельных: многих оставил в Киеве, других даже посадил в темницы; остальные присягнули в верности, по требованиям Мономаха. Недовольный сим, он лишил новгородцев права избирать посадников и отправил в Новгород правителем своего киевского вельможу Бориса. Новгородцы роптали, но не смели противиться.

Почти ни одного из современников Мономаха уже не было в живых, когда в глубокой старости он закрыл глаза навеки. Без всякого спора от других передал он Великое княжество старшему сыну своему Мстиславу и мог думать, что рука сего князя будет уметь поддерживать огромное здание, которое в течение почти пятидесяти лет с таким трудом сооружал и успел соорудить Мономах: говорим о федеральной монархии, приготовленной Мономахом сынам своим.

Мстислав, обладая Киевом, имел под рукою униженный Новгород, где был князем сын его Всеволод. Киевское княжество усилено было Смоленской и отчасти Полоцкой областью, что составляло удел сына Мстиславова Ростислава; третий сын Мстислава, Изяслав, княжил в Курске, составлявшем часть области Киевской. Брат великого князя, Ярополк, владел Переяславским уделом; другой брат, Вячеслав, Туровом; третий, Андрей, Владимирским княжеством; четвертый, Георгий Долгорукий, областью Суздальской, где в первый раз составилось при Мономахе особое удельное княжество.

Так распределил Мономах все уделы и области и, казалось, с необыкновенной предусмотрительностию упрочил наследие сынам и внукам. Он перенес систему наследования Великого княжества в свой род. После Мстислава долженствовал наследовать оное Ярополк, затем Андрей, за ним Георгий. Рассмотрите, как осторожно вследствие сего делены были уделы. Усилив Киев, Мономах делал его первенствующим не только по имени, но и по могуществу, поставив Курскую область между Суздалем и Переяславлем, как связь Киева и Приволжья, Смоленскую, как связь Киева и Новгорода: честолюбие братьев Мстислава удовлетворялось уделами Владимирским и Суздальским, и Великое княжество было безопасно от их влияния; наследник великого князя, получив Переяславль, должен был блюсти Киев для собственной пользы.

Против сей силы великого князя были только враждебные потомки Святослава, Ростиславичи и Полоцкое княжество. Но Святославичи, довольные Черниговским уделом, окруженные со всех сторон Мономаховичами, также княжество Полоцкое и княжества Теребовльское и Перемышльское, слабые и заделенные, не могли быть опасны.

Так мог думать Мономах, думать и полагать, что труды и подвиги его достигли цели, издавна им предложенной. Мономах в течение полувека составлял главное действующее лицо в русской истории XII столетия. Мы видели уже деяние его; но Мономах достоин особенного внимания нашего. Только Олег является лицом, замечательным подле Мономаха. Судьба сего сына Святославова, изгнанника, умевшего без всяких средств и без помощи родных оспаривать свое наследие, всегда проигрывавшего и всегда находившего новые средства, наконец пожертвовавшего честолюбием спокойствию, когда у него, братьев и детей был угол в родимой стороне, – возбуждает наше сострадание и уважение. Мономах, рожденный в других обстоятельствах, шел иначе, нежели Олег. С самого начала он владел умом отца, потом владел Святополком, был благоразумнее, смелее на совесть, счастливее Олега, и, если бы своекорыстие не потемняло, не разрушало его собственных предначинаний, он мог бы заслужить благословение потомства. Но ограждая отечество умом и рукою, он не думал о благе его бескорыстно, и – как дым разлетелось все им устроенное!

Мы говорили о поучении, которое оставил он сынам своим: любопытное по многим отношениям, оно особенно любопытно как памятник исторический. Показывая нам тогдашний образ жизни, мнения, поверья, поучение Мономаха еще лучше показывает и то, чем умел он привлечь к себе любовь и привязанность народа, являет и нежное попечение Мономаха о том, чтобы дети его соблюдали собранное им.

Но Мономах не заметил, что семена раздора и гибели рассеяны были им повсюду. Отстранив потомков старшего брата от престола великокняжеского, не сам ли он давал повод разрушить его новое установление и первому пришельцу исторгнуть у детей его великое княжество? Если Олег бесспорно уступил Мономаху первенство, потомки Мономаховы могли ли всегда оставаться в такой силе, в таких благоприятных обстоятельствах, в каких находился Мономах? Слабость Черниговского удела и ослабление силы половцев были ль ручательством, что потомство Олега навсегда забудет права свои на Великое княжество и когда-нибудь, со временем, не получит средств поддержать сии права? Новгород, быв стеснен Мономахом, таил свое огорчение. Вероятно, труднее разбития половцев была для Мономаха победа над республиканской гордостью города, уже сильного, уже 200 лет добывавшего себе права. Политические хитрости Мономаха в сем случае не означены в летописях. Но самое семейство Мономаха не могло ль представить позорища междоусобий, подобно Мстиславу и Георгию, Ярополку и Андрею.

Скажем ли, что если бы Мономах шел прямым путем, отдавал каждому должное, умел не отнимать, а давать, он мог бы надеяться благоденствия? Но Мономах теснил других, не жалел ни крови, ни совести, прочил только себе и детям, и дети его растерзали друг друга…

Мстислав был великим князем семь лет. Счастливые битвы с половцами ознаменовали начало его княжения. Помня прежнюю славу его оружия, современники ожидали от Мстислава подвигов воинских: ожидание их сбылось; но Мстислав вскоре показал неспособность свою править государством.

Ярослав Святославич продолжал мирно княжить в Чернигове, не опасаясь племянников своих, детей Олега. Всеволод, старший из них, честолюбивый и ловкий более других братьев, хорошо понял характер Мстислава и не побоялся восстать на дядю, изгнать его из Чернигова, перерезать его бояр и объявить себя, вследствие дележа после Любечского съезда между отцом его и дядями, князем черниговским, отсылая Ярослава в доставшийся ему тогда удел, Муром. Всеволод делал то же в Черниговском княжестве, что Мономах сделал в княжестве Великом. Ярослав просил туда и помощь великого князя, и получил обещание. Войска киевские и переяславские соединились; Всеволод звал половцев; Ярослав напоминал великому князю обещание. Но Всеволод только пугал половцами. Он успел убедить в свою пользу игумена Григория, любимца Мстиславова; Григорий и все киевское духовенство явилось к Мстиславу и просило его не вступаться в обиду Ярославову. «Но я дал ему клятву?» – говорил Мстислав. «Снимаем клятву твою на себя», – отвечали Григорий и священники киевские: лучше нарушить слово, нежели быть причиною пролития крови христианской». Ярославу было отказано; он с горестью удалился в Муром, где умер через два года; к Мурому причислялась и Рязань; дети Ярослава составили два особых удела, Рязанский и Муромский. Всеволод торжествовал отнятие Чернигова, как важную победу: это был первый шаг к успехам сего князя, юного и не испытанного горькими опытами отца. Сдружась с великим князем, он охотно шел содействовать Мстиславу в деле бесполезном и несправедливом.

Мстислав сознавался, что сделал важную ошибку, попустив обидеть Ярослава, жалел и каялся в этом и как будто хотел загладить вину свою решительным уничтожением княжества Полоцкого, нимало не враждовавшего с Киевом. Он сам, братья, дети его, князь черниговский, вступили в Полоцкую землю, как бы в страну язычников, грабили, жгли. Довольный опустошением и покорностью, Мстислав сначала думал было оставить в Полоцке одного из сынов Всеслава, но вскоре сверг сего князя. Все дети и потомки Всеслава были схвачены и как государственные пленники выгнаны из Руси: их, скованных, увезли в Грецию. Думали, что поколение Всеслава навсегда исчезло в Руси. Мстислав объявил Полоцкое и Минское княжества уделом Киевского, и посадил здесь сына своего Изяслава, князя курского. Новая ошибка и в сем назначении удела: говоря о детях Мономаха, мы упомянули Вячеслава; ему дан был отцом небольшой удел Туровский. Вячеслав не хуже других грабил полочан и надеялся от брата награды: он остался по-прежнему в Турове, оскорбленный.

И новгородцы участвовали в сем походе; они мстили старым врагам своим, половчанам. Но любя Мстислава, как прежнего своего князя, и идя по его велению в поход, в самый первый год Мстиславова княжения они прогнали киевского посадника и избрали по-прежнему своего. Кажется, что физические бедствия, тяготившие новгородцев при Мстиславе, не давали еще им свободы действовать. Тем сильнее обнаружилась потом их горделивая воля. Мстислав как будто ничего не замечал.

Так он оказал еще более нерешительности и слабости при ссоре перемышльских князей. По смерти Володаря, Владимирко, старший сын сего князя, получил Звенигород, Ростислав, младший, Перемышль. Но Владимирко, умом подобный Святославу черниговскому, а храбростью отцу своему Володарю, не хотел слышать о разделе, искал помощи у венгров, не слушался слов великого князя, уступил только твердости Ростислава, защищавшего свое право оружием, и остался спокойно князем звенигородским, до времени, явно показав, что он делает это не по воле киевского князя.

Завещание Владимира Мономаха детям

Война с половцами, которых русские дружины гнали за Дон, даже за Волгу, и поход в землю литовцев заключают события княжения Мстиславова. Брат его, Ярополк переяславский, наследовал Великое княжество.

Сей сын Мономаха, не имевший никаких замечательных свойств отца, не может быть отличен даже и именем храброго, подобно Мстиславу. Детей у него не было. Как старший из сыновей Мономаховых после Мстислава, Ярополк должен был наследовать Великое княжество. Кроме Ярополка были еще живы братья его: Вячеслав туровский, Андрей владимирский, Георгий суздальский. Не знаем причины, по которой Вячеслав был обделен отцом в уделах, но если уже признан был порядок перехода наследства в роде Мономахов, если уже черниговские и волынские князья не противоречили сему порядку, то после Ярополка следовало наследство Вячеславу, после него Андрею, а в случае смерти его Георгию Долгорукому. Здесь видим, как покушение одного честолюбца повлекло за собою дальнейшее покушение другого. Мономах хотел утвердить княжество в своем роде; Мстислав хотел еще большего: утверждения великого княжества в его собственном роде, без участия братьев. У Мстислава было, кроме Всеволода новгородского, Изяслава курского, а потом полоцкого, и Ростислава смоленского, еще двое сыновей: Святополк и Владимир. Не имея детей, слабый Ярополк легко согласился на убеждения брата и при жизни еще Мстислава заключил договор, по которому Всеволод Новгородский должен был получить Киев и Великое княжество в случае смерти Ярополка. Несчастное чадолюбие отца забыло, что Всеволод черниговский, зять и угодник Мстислава, мог еще помнить о правах своих на Киев, не предвидело, что братья Вячеслав, Андрей и Георгий будут оскорблены новым постановлением. Андрей известен в наших летописях под именем доброго: не знаем, чем заслужил он такое имя. Георгий Долгорукий не был ни храбр, ни умен подобно отцу, но не уступал ему властолюбием.

Никто не знал явно о договоре Мстислава с Ярополком. Он обнаружился в распоряжении Переяславским уделом. По вступлении Ярополка на Великое княжество, Переяславль должно было получить его наследнику. Это княжество казалось оплотом Киева и ступенью к Великому княжеству после Всеволода и Мономаха. Переяславский князь в полдня мог быть в Киеве. Ярополк немедленно призвал Всеволода из Новгорода и отдал ему Переяславль. Но Всеволод только полдня был князем переяславским: Георгий и Андрей уже стерегли Переяславль. Вступив в него утром, вечером Всеволод увидел суздальские дружины; они изгнали Всеволода. Великий князь не знал, что делать; начал переговоры; между тем Изяслав полоцкий вызван был в Киев и посажен в Переяславль. Не хотел ли доказать этим Ярополк, что удел Переяславский не есть еще признак наследства киевского? Кажется, братья его требовали доказательств сильнейших: они хотели, чтобы наследник Киева был переяславским владетелем. Ярополк согласился, и – Вячеслав приехал в Переяславль, откуда почти насильно выгнал Изяслава. Ярополк не знал, чем удовлетворить племянников; тогда вдруг открылись – и долго таимые новгородцами неудовольствия, и ненадежность покорения Полоцка.

Всеволод, потеряв Переяславль, и видев, что договор отца его с дядей разрушен, хотел снова обратиться в Новгород. Но уже вече, умолкнувшее при Мономахе, гремело по-прежнему. Без участия Всеволода и без спроса в Киеве новгородцы избрали новых посадников в Новгород и Псков. «Ты давал клятву быть всегда с нами, а потом искал другого княжества: иди же куда тебе угодно», – говорили Всеволоду новгородцы, спорили и гнали его; партии народные вспыхнули; на вече явились союзники суздальского князя, Всеволодовы и – черниговского князя! Всеволод уступал, соглашался на всякие условия, и Новгород признал его снова князем, но – по выбору вольного Новгорода.

Великий князь Мстислав, согласно желанию половцев, дает им в князья Рогвольда вместо изгнанного ими князя Давида

Так кончилась прямая власть великого князя над новгородцами. Буйство партий сопровождало это решительное начало республиканской свободы; вскоре увидим дальнейшие действия вольных новгородцев.

Изяслав Мстиславич жил между тем в Киеве: Полоцк не мог быть возвращен ему, ибо после отъ езда его в Переяславль в Полоцке явился внук Всеслава, Рогволод, бежавший из Греции. Половчане с радостью встретили потомка законных своих государей.

Ярополку некогда было управляться с новгородцами и половчанами. Он уговаривал Вячеслава уступить племяннику Изяславу бывший его Туровский удел; знал, что князь черниговский сносится с Суздалем, Новгородом, и в то же время должен был переговаривать с Георгием и Андреем.

Вячеслав охотно уступил Туров Изяславу; Ярополк подарил еще племяннику своему подать Печерскую и Смоленскую, и Изяслав, довольный, отправился за сбором в Новгород, Смоленск и Туров. Но тогда открылось, что Георгий не для Вячеслава отбивал у племянников Переяславль: он искал Переяславля и вместе с ним великого княжества для себя самого. Вячеслав ясно видел коварство Георгия и слабость Ярополка, может быть, указывал им на грозу, уже собиравшуюся против них: Новгород, Полоцк, Чернигов сговаривались и восставали, и ненависть к памяти Мономаха, вражда к роду Мономахову были залогом дружбы врагов Ярополка и Георгия. Вячеслава не слушали, и он решился умыть руки от дела трудного и неверного. По крайней мере, его воротили из Городца, когда он в первый раз оставил Переяславль. Прошло еще полгода. Думая, что союзу Суздаля, Киева и Владимира не опасны враги, Георгий и Ярополк не скрывали уже своих намерений; оскорбленный Вячеслав оставил Переяславль, приехал в Туров, изгнал Изяслава и не хотел ни во что вмешиваться. Немедленно открылся договор Георгия с Ярополком. Георгий занял Переяславль и уступил Киеву Суздаль и Ростов, оставив для себя несколько областей бывшего удела, за наследство великого княжества. Расчет был не дурен: делаясь великим князем, Георгий получал обратно все отданное им.

Но это было знаком всеобщего восстания. Князь черниговский тотчас сорвал с себя личину дружбы к Ярополку. Он призвал половцев и вступил врагом в Переяславскую область. В то же время Изяслав, изгнанный из Турова, находился у бывшего врага своего, князя минского. Новгород взволновался. Вече призвало к себе Изяслава, требовало войны с Георгием. Напрасно Всеволод спорил, не соглашался идти на своего дядю. Объявляя себя защитником Изяслава, гонимого князя, брата князю новгородскому, вече грозно требовало похода. Всеволод думал утаить волнение притворным покорством, выступил с войском, взял с собою Изяслава, отпустил его с дороги к черниговскому князю и возвратился в Новгород. Такое притворство оскорбило новгородцев. Тщетно приехал из Киева митрополит Михаил, уговаривал, заклинал, даже пророчил новгородцам неудачу похода. Новгородцы задержали иерарха, чтобы он был свидетелем их удачи; посадник Данков послан был с Всеволодом и с сильною дружиной к Суздалю. Жестокая зима не останавливала новгородцев. Декабря 31 выступило войско, а 26 января на Ждановой горе была жестокая битва с суздальскими дружинами. Неизвестно, кто предводил суздальцев; но несогласное новгородское воинство было разбито; посланник Данков лег на месте, Всеволод бежал, и – осмелился предстать перед раздраженным вече.