Текст книги "История русского народа"

За что все эти похвалы Рюрику? За то, что Рюрик в 1198 году огородил Выдубецкий монастырь каменной стеной. «Стену совершили сентября в 24-й день. Тогда приехал в обитель сам князь Рюрик с княгинею, сыновьями Ростиславом и Владимиром и с дочерью Предславою; поставили кутью у Св. Михаила, сотворили пир немалый, накормили игуменов и калугеров и возвеселились духовно о приведенной в исполнение царской мысли князя. Все превозносили его, а игумен Моисей велегласно изрек ему: «Дивное видят ныне очи наши! Поставлены крепко стопы рабов твоих! Отсель не берегом Днепра, но стеною твоего создания ограждаемая…»

Довольно! Понимаем Рюрика и его жизнеописателей.

Узнав о разграблении (можно ли иначе назвать?) Киева, Всеволод Георгиевич, как всегда, изъявил свой гнев, и – более ничего! Можно было ожидать совсем другого от Романа галицкого. Он шел уже со своими дружинами к Днепру; ожидали страшных последствий. Напротив, Роман предложил дружбу свою Рюрику и Олеговичам, жалел о Киеве, но не изъявлял гнева. Бедные князья радовались. Роман сделал еще более: он предложил отдать Рюрику Киев. «Но сам я не смею располагать Киевом, – говорил Роман. – Князь Всеволод Георгиевич твой и мой отец и господин. Пошлем к нему: я стану умолять его, чтобы он отдал тебе Киев по-прежнему». Рюрик согласился; послы Романа, кроме того, просили Всеволода простить Олеговичей. Всеволод гордился честью, которую воздавал ему сильный властитель Галича и Волыни. Боярин Михаил Борисович был послан из Владимира на берега Днепра; в присутствии его Олеговичи, Рюрик, Роман клялись все забыть и остаться друзьями.

Выдубицкий монастырь. Церковь Архангела Михаила. XI в.

Роман предложил после того соединенно наказать хищных соседей. Литовцы грабили Заднепровье; Олеговичи взялись усмирить их, собрали войско и прогнали литовских наездников. Сам Роман захотел воевать половцев. Он, князь смоленский, Рюрик, племянники их соединились и вошли зимою в половецкие степи. Опустошение было ужасно.

Тогда, разделив силы князей и устрашив, разогнав половцев, Роман показал всю меру своего гнева. В Треполе собрались князья по возвращении из половецкой земли и думали кончить обыкновенным мироположением, т. е. дележом добычи по мере убытков, причиненных каждому из участников. Среди собрания всех князей Роман хотел унизить старейшего князя. Высказав Рюрику все укоризны за его криводушие, бесчеловечие, малодушие, он велел дружине своей схватить Рюрика и везти в Киев. Другие князья трепетали и безмолвствовали. Рюрик, жена его и дочь их, нелюбимая супруга галицкого князя, были отведены в монастырь, насильно пострижены и заключены в одну из киевских обителей; двух сынов Рюрика отослали в Галич под стражей. Киев остался за Романом.

Роман явился неукротимым, могущим и грозным. Все повиновалось его воле. Он возвратился в Галич и спешил возобновить войну с Польшей. В Галиче услышал он, что Всеволод Георгиевич негодует на его самовластие и даже сбирается идти к Киеву с войском. В знак того, как мало дорожит днепровскими областями, Роман отдал Киев Всеволоду и отпустил к нему пленников своих, детей Рюрика. Всеволод посадил одного из них, Ростислава, в Киев и замолчал. Роман обратил дружины галицкие на Польшу.

И Мечислав и противник его, Лешко, боялись Романа. Лешко охотно отказывался от его помощи, ибо следы дружин галицких оставались равно и в дружеской и в неприятельской стране, везде, где только появлялись галичане. Польские короли могли быть потревожены и новыми сношениями Романа с папою или, лучше сказать, папы с Романом. Все мог сделать, на все мог решиться для честолюбивых замыслов князь Галицкий. Еще не прошел тогда период ужасного владычества пап. Иннокентий, тогдашний владыка Рима, искал всех случаев распространить свое владычество. Возведя в достоинство королевств Армению, Булгарию, Богемию, папа мог объявить и Галич королевством, мог даже передать Роману власть над окрестными землями.

Тем больше мог обольститься Роман, что власть римского первосвященника распространилась тогда и на Царьград: он был взят крестоносцами и латинские императоры владели им. Современники, с горестью передавая нам известие, что в год взятия и разграбления Киева были знамения страшные, было в одну ночь все небо красное, кровавое, потом почернело, и по снегу и по хоромам пролилась точно как кровь, с ужасом прибавляют, что в тот же год «погибли богохранимого града Константинова царство и земля Греческая, в сваде царей, и возобладали ими фряги». Руссы слышали и записали подробности этого достопамятного события, повествуя, как ослеплен был Исаак Комнин от брата и отправил сына своего искать мстителей; как царь немецкий послал войско; как пришли страшные воеводы: Маркос, от Римской страны, из града Берна, где жил злой и поганый Дедрих, Кондофларенд и Дуж от Маркова острова Венедики, некогда ослепленный от Мануила царя стеклом, так что очи его остались неповреждены, он глядел ими, но ничего не мог видеть. Описывая убийства и опустошения, сопровождавшие взятие Царьграда, летописцы наши с изумлением говорят о богатствах царьградских, фрягами разграбленных: серебряном амвоне в Софийской церкви, 12 алтарных и 4 кивотных серебряных столпах, 12 крестах и деревах великих, выше человека, из чистого серебра вылитых, драгих камнях, чудных жемчугах, 40 кобках великих, бесценных сосудах, 40 кадях чистого золота и прочих драгоценностях без счета и без меры.

Папа и латинские священники вошли в дружеские сношения и переговоры с Романом. Первым и единственным условием их было – принятие латинской веры. Об этом были все заботы папских посланников. До нас дошло любопытное наставление краковского епископа аббату клервосскому, некогда посланному обращать руссов в христианскую истинную веру от ереси греков. «Ты ищешь в страну народа, бесчисленного, подобно звездам небесным, – писал епископ. – Но исповедуя по имени Христа, в хладных странах своих, руссы ждут благотворного света истинной веры от наместника апостолов». «Рутения, – пишет далее епископ, – есть другой мир». Потом следуют поэтические увещания: Si enim gloria celeberrima et Thracius Orpheus et Thebanus Amphion coclo inseruntur et astris, et post mortem carmine vivunt, quod sylvestres et lapideos homines lyrae cantibus delinivit, quanto magis nos speramus, guod gentes exteras et immanes sacer Abbas Christo conciliet.

Но латинская вера – это единственное условие западных проповедников, было для Романа препятствием непобедимым. Роман ласково принимал посланников, не думал соглашаться с ними, и, напротив, сам убеждал их отстать от папской ереси, жарко споря с послом папы, будучи велеречив и искусен в книгах священных. Говорят, что посол папский хотел преклонить его великолепными обещаниями, уверял, что папа, верховный правитель государей и обладатель меча св. Петра, наделит его благословением и на взятие других земель и городов. Роман указал ему на свой меч и спросил: «Такой ли у папы? Мой меч, пока он у меня, дает мне земли; кровью покупаю я города и не нуждаюсь ни в чьей помощи!»

Война с Польшей была начата. Услышав, что Мечислав умер, Роман остановился, но узнав, что сын Мечислава, Владислав Тонконогий, заступил место отца, продолжал опустошения, требовал платежа убытков, просил в залог Люблин и – вскоре заплатил жизнью за смелую отвагу! Отлучаясь от табора своего с малою дружиною, князь Галицкий был окружен многочисленным неприятелем, сидевшим в засаде, сразился и – пал в битве…

Страшная судьба! Современный летописец говорит о Романе, что он «одолевал других мудростью ума, ходил в заповедях Божиих, стремился на врагов, как лев, сердит был, как рысь, губил рати, как крокодил, летал по землям чуждым, как орел, уподобляясь храбростью дикому туру». Начало жизни Романа было славно: рожденный от знаменитого отца, он бился за вольность Новгорода и одержал победу дивную; но после много лет был в ряду других князей и среди событий невеликих. Блистательное поприще Романа не продолжалось и пяти лет; в эти пять лет Роман показал, что мог сделать сын Мстислава Изяславича. Истинный Карл Смелый нашей истории, Роман, конечно, ждал только времени, чтобы управиться с русским Людовиком XI, Всеволодом Георгиевичем. Провидение решило иначе…

Пример Романа, кажется, показал другим, что дерзость, смелость, быстрота иногда могут быть средствами повелевать; показал и возможность оскорблять Всеволода, страшащего только одними угрозами. Олеговичи и Рюрик поняли это и думали употребить в свою выгоду; но они не знали, что им недоставало ума Романа, его деятельности, его неукротимой храбрости.

Ответ князя Романа на предложение папы Иннокентия III

Смерть Романа мгновенно ободрила, оживила жалких противников. Первый восстал Рюрик. Напрасно уговаривала его добродетельная супруга не осквернять суетою мира чина ангельского, хотя и невольно на них возложенного. Сама она кончила жизнь в монастырской обители, и даже в схиме; но Рюрик сбросил свою монашескую рясу и клобук, приехал в Киевский дворец, свел с княжества сына своего и объявил себя киевским князем.

Этого казалось ему недостаточно; Рюрик кинулся в Галич.

Галич оставил двух сынов от второй супруги (с которою сочетался после развода с дочерью Рюрика): Даниила и Василька; старшему было только четыре года, младшему два. Благоразумная мать видела зыбкость Галицкого княжества, ибо все угнетенные властью Романа галицкие бояре восставали, видела и невозможность удержать власть юных князей над обширною волостью отцовскою при хищничестве соседей. Объявив, с помощью верных бояр и дружины, Даниила преемником отца, княгиня отправилась в Санок, виделась там с королем венгерским и с уверениями о помощи детям старого друга и с венгерскими войсками возвратилась в Галич. Здесь народ и бояре уже волновались, хотели бунтовать, но не смели и встретили Рюрика, пришедшего с войском, мужественно. Он принужден был вернуться в Киев.

Еще до похода своего на Галич, Рюрик переговаривал с Олеговичами, отдал им Белгород и получил уверение в их дружбе. После неудачи его вновь съехались друзья и положили идти союзно на Галич; прибыл смоленский князь, пришли и половцы. Рюрик и Всеволод Рыжий предводительствовали ратью. Вдова Романова видела бунт внутри Галича, приближение врагов извне и отовсюду, ибо и польские войска, вопреки воле Лешка, шли соединиться с Рюриком и Всеволодом. Княгиня Галицкая умоляла короля венгерского о помощи; он явился, но, вероятно, княгиня узнала ненадежность и этого последнего союзника, бежала в родовую область Романа, Волынь, и затворилась во Владимире. Поляки, Рюрик с племянником, Олеговичи и венгерцы сошлись в Галицкой области. Опасения княгини оправдались: король венгерский не думал уже о детях старого друга. Начались переговоры, хитрости; никто не хотел уступать. Горделивый Всеволод Георгиевич мог тогда порадоваться неожиданному счастью. Переговоры в Галиче кончились тем, что решились не отдавать Галича ни Олеговичам, ни Рюрику, но послали звать на Галицкое княжество сына Всеволодова, Ярослава, княжившего тогда в Переяславле (этот удел оставался в его владении после смерти храброго Владимира Глебовича). Согласясь поневоле с другими, Олеговичи перессорились между собою; дети Игоря негодовали на Всеволода Рыжего и начали действовать тайно. Галицкие бояре звали их к себе. Ночью укрылся от друзей своих Владимир Игоревич с братьями Святославом и Романом; тремя днями предупредил Ярослава, уже скакавшего из Переяславля, и был объявлен князем галицким. Ярослав ни с чем воротился в Переяславль, король венгерский ушел восвояси, а Рюрик вскоре узнал дружбу Всеволода Рыжего.

Возгордясь неожиданным приобретением Галича, Олеговичи решились не вредить друг другу враждою. Всеволод Рыжий думал, что настает время решить торжеством долговременную вражду рода их с Мономаховичами. Если Роман брал смелостью, почему нельзя было потомкам Олега выиграть тем же? Едва возвратился в Киев Рюрик, как Всеволод Рыжий явился под Киевом, и Рюрик бежал в Овруч.

Начало было хорошо. Послы Рыжего явились в Переяславль и сказали Ярославу, что он должен отдать Переяславль сыну нового князя киевского, если не хочет погибнуть. Не видя ниоткуда помощи, ибо князь Смоленский был осажден Олеговичами в Белгороде, Рюрик не двигался из Овруча, сын его из Вышгорода, а Всеволод Георгиевич был далеко, Ярослав уступил, просил только свободного пропуска и уехал к отцу.

Но Рюрик одумался, собрал войско и пошел на Киев. Всеволод Рыжий немедленно удалился; сын Рюрика занял Переяславль.

Рыжий звал половцев, требовал помощи из Галича и, получив отовсюду подкреплений, после жестокой битвы овладел Треполем, облег князя Смоленского в Белгороде и принудил его просить пощады. Долго противился Торческ, где засел Мстислав Мстиславич, усердный защитник чести князя Смоленского; наконец и Торческ сдался: Мстислав просил пропуска в Смоленск и уехал туда с князем смоленским. Рюрик не дожидался осады Киева и бежал в Овруч; Всеволод Рыжий вступил победителем в Киев, оставив на время Рюрика в покое. Половцы жгли и грабили селения по Днепру.

Когда Всеволод Рыжий гордился своими победами, Игоревичи, обладатели Киева, уступив Рыжему все прежние свои владения – Новгород-Северский, Путивль, Стародуб, Посемье, искали завоеваний в другой стороне. Они раздували пламя мятежа на Волыни, где верная, но малая дружина охраняла еще вдову и детей Романа. Володислав, сильный вельможа и страшный враг Романа и рода его, управлял Галичем. Злобный, подобно Владимиру Игоревичу, он хотел искоренить сирот, детей князя, пред которым прежде униженно сгибался. Священник явился из Галича во Владимир-Волынский, потребовал выдачи Даниила, Василька, матери их и покорности волынцев галицкому князю. Владимирцы почли себя оскорбленными, едва не убили посла, но княгиня видела ненадежность народной защиты, ибо заметила тайные заговоры, злоумышление вельмож и воинов. Надобно было спасать несчастных малолетних княжичей. Она решилась бежать. Никому не смела она поверить этой тайны, кроме Мирослава, дядьки Даниилова, кормилицы васильковой и священника Юрия. С этими тремя верными слугами, взяв детей, ночью, княгиня оставила Владимир-Волынский. Беглецы прошли сквозь отверстие в стене, не смея идти в городские ворота, и направили путь в Польшу.

Опасения княгини об измене владимирцев скоро подтвердились. Вся Волынь добровольно покорилась брату Владимира Игоревича, Святославу; другой брат его, Роман, получил удел в Звенигороде. Таким образом, Олеговы потомки завладели на время почти всеми русскими странами на юге и Заднепровьем до Смоленска: Галичем, Волынью, Киевом, Переяславлем, Черниговом, Посемьем. Только в Овруче держался Рюрик, и в Турове княжили потомки Святополка, дети храброго Юрия.

Полоцкие князья покорствовали Олеговичам. Смоленский князь не думал противиться. Всеволода они вовсе перестали бояться. Но Всеволод рассердился наконец на Олеговичей. Увидев изгнанного из Переяславля сына своего, он с досадою говорил: «Разве Русь также не моя отчина? – собрал войско многочисленное, осенью в 1207 году выступил и – погубил рязанских князей. Мы говорили уже об этом. Потом возвратился он в свой Владимир, и как будто забыл о Киеве и Переяславле.

Уверясь в ненадежной верности подданных, вдова Романа галицкого скоро узнала и ненадежность дружбы его союзников. Поступки венгерского короля и польских князей не оставляли уже в этом сомнения, но еще можно было полагаться на Лешка и верить если не дружбе его, то, по крайней мере, корыстолюбию. Лешко встретил беглецов дружески, плакал, обнимая Даниила и Василька Романовичей, обещал помощь. Вскоре приехали к нему послы из Галича, привезли золота, и Лешко отправил вдову и детей Романа в Венгрию. «Мы были друзьями Романа Мстиславича, – говорил он через посла своего, Владислава Лысого. – Пособим же детям его, изгнанникам из родной земли!» Андрей, так же как Лешко, готов был помогать; приехали и к нему галицкие послы. Он переговорил с ними, замолчал, оставил Даниила, Василька и мать их у себя в Венгрии и отзывался войною. Надобно было верить ему и ждать.

Нам остается обозреть события в Новгороде с 1182 года так, как мы обозрели события в других русских областях. Здесь главным действующим лицом является Всеволод Георгиевич.

История Новгорода во все эти годы представляет борьбу вольных новгородцев с этим князем, частные события в областях новгородских, нападение на Новгород новых соседей – немцев и литовцев, и войны, беспрерывно почти веденные новгородцами со Всеволодом; другие события были незначительны.

Мы видели, что, отказавшись от Олеговичей после деятельного пособия в войне 1182 года, новгородцы помирились со Всеволодом и взяли от него Ярослава. Этот князь, сын Владимира Мстиславича, после смерти отца жил в Суздальской области. Через два года, после жестокого нападения литовцев на новгородские пределы, новгородцы невзлюбили Ярослава, «сотворившего много пакости земле их», просили Всеволода сменить его и требовали себе сына смоленского князя, Мстислава Давидовича. Всеволод согласился; но действовал тайно, желая обременить постепенно прочною властью своею новгородцев. В 1188 г. сказались успехи его политики. Начался бунт; партия, требовавшая снова Ярослава Владимировича, перекричала других, и Всеволод отправил его княжить в Новгород; Давидовичу указали путь из вольного города. Девять лет продолжалось после того княжение Ярослава. Быв орудием Всеволода Георгиевича, Ярослав повиновался воле его, тратил жизнь новгородцев в ссорах Всеволода с другими князьями, молчал, видя приращение сообщников его в Новгороде.

Но вече явно увидело наконец снисходительное терпение своего князя. В то же время сообщники Всеволода потребовали изгнания Ярослава и посольства во Владимир: хотели решительно поддаться Всеволоду и молить у него сына на княжество. Тогда была война у Всеволода с Олеговичами. Вече было в недоумении, спорило. Некоторые из новгородцев своевольно отправились наконец ко Всеволоду и просили от имени всего Новгорода дать им сына; другие свели с княжества Ярослава и призвали к себе князя из рода Олеговичей (Ярополка Ярославича, сына бывшего тогда черниговского князя); Ярославу дан был удел в Торжке. Всеволод не скрывал своего негодования, он грабил, захватывал повсюду новгородцев, укоряя, что сами же они просили князя от руки его. Напрасно новгородцы отвечали, что это был не голос веча, но своевольство немногих; напрасно потом, желая мира, изгнали Олеговича, через полгода по приезде его в Новгород, и призвали Ярослава. Всеволод не прекращал своего мщения, и в конце 1199 года новгородцы увидели необходимость согласиться на его желание. Отправились послы во Владимир.

Всеволод угостил их, уверял, что не думает разрушать свободы новгородской и дает Новгороду волю выбирать любого из его сыновей. Новгородцы думали обмануть хитрого князя и избрали четырехлетнего сына его, Святослава. Они ошиблись, полагая, что могут закрываться именем сына Всеволодова и не слушаться воли отца. Бояре опытные приехали из Владимира княжить и управлять. Новгородцы не ладили с ними; ссоры были бесконечны. Так прошло шесть лет. Всеволод думал, что настало время действовать прямо, и объявил, что, видя малолетство Святослава, хочет дать Новгороду владетеля достойного. Константину, старшему сыну своему, вручил он крест и меч, сказал, что Новгород есть древнейшее княжество русское, что он благословляет его быть старейшим из князей русских, завещает помнить славное имя и оправдать его делами. О вольности новгородской не было речи. Новгородцы приняли Константина, не внимали заветам Всеволода, поступали по-прежнему и увидели поздно ошибку. Среди веча явились бояре Всеволодовы, укорили Новгород в обиде великому князю, без суда обвинили многих знатнейших новгородцев и перед глазами всех умертвили знаменитого гражданина Алексея Сбыславича. В то же время Новгород услышал о гибели рязанских князей (в 1207 г.). Народ думал, что настают времена Андрея Георгиевича, зашумел, забунтовал; жизнь юного, доброго Константина была в опасности, и, сверх ожидания, послы Всеволода приехали в Новгород и объявили, что великий князь дает новгородцам полную свободу, берет сына, позволяет выбрать в князья кого им угодно и, в исполнение желания доброго народа, утверждает все грамоты и права, данные им от прежних князей. «Кто до вас добр – любите; кто не добр – казните!» – говорили послы.

Добросердечие великого князя Константина

Но еще дымились тогда развалины Рязани; несколько знатных новгородцев были в честном плену у Всеволода; войско его стояло в оружии; партии, смятения раздирали вече; защитника не было, и новгородцы, поблагодарив Всеволода, просили снова дать им юного Святослава Всеволодовича. С досадою, с горестью смотрели они на бояр владимирских, с ним приехавших, видели их самоуправство и – принуждены были молчать.

Здесь явление, дотоле не виданное нами в Истории русского народа.