Текст книги "История русского народа"

Если обладание Киевом давало право называться великим князем, Изяслав имел теперь это право. Всего страннее, что, видя успех, никто не хотел его преследовать. Напротив, начаты были переговоры. Нельзя ли этого объяснить тем, что Мстислав Изяславич, главное действующее лицо, хотел сперва увериться в том, для кого будет он стараться о возвращении Киева Ростиславу и что Изяслава хотели без кровопролития склонить к отдаче Киева, обещая ему удел в Курске? Изяслав осадил между тем Ростислава в Белгороде и отвечал на совет Святослава черниговского, хотевшего мириться: «Лучше здесь умереть, нежели сидеть в Выри и умирать с голоду!» Наконец Ростислав заключил договор с Мстиславом, состоявший в том, что после смерти он передает ему Киев. Волынский князь пригласил галицкую дружину, торков, берендеев и явился у Белгорода. Носилась молва, предвещавшая смерть Изяслава: видели знамение в месяце, когда Изяслав поехал из Киева. Едва защитники Ростислава явились перед таборами Изяславовыми, он оробел и, почти не сражаясь, бросился бежать. Воины неприятельские пустились за ним и его воинами, рубили их без пощады и брали в плен без защиты. Некто Выйбор Генечевич догнал самого Изяслава, ударил его мечом по голове; другой воин поднял его на копье – Изяслав упал на землю… Ростислав и Мстислав нашли несчастного князя умирающим, упрекали его в несправедливости и плакали. Изяслав мучился жаждою, просил пить, выпил немного вина и – закрыл глаза навеки. Берладник потерял в нем последнего друга, оставил Русь, бежал в Грецию и вскоре умер в Селуне. Сын его выехал потом в Русь – только умереть. Владимир Мстиславич бежал в Слуцк и завладел им.

Ростислав возвратился в Киев и хотел мирно провести последние дни своей старости. Он старался со всеми помириться: не преследовал черниговского и северского князей за соединение с Изяславом и предложил им дружбу; не трогал уделов других и, напротив, дал еще удел Владимиру Мстиславичу в Смоленской области, утвердил Туров Юрию Ярополковичу, дал город сыну Вячеслава, бывшего великого князя. Готовя Мстислава Изяславича в наследники, он придал ему к Владимиру-Волынскому города киевские и не думал оскорбляться, когда Мстислав заспорил с ним, грозил войной и уговаривал других восстать на Киев. Порадовавшись, что кончил уступкой эту неприятную ссору, Ростислав еще более радовался, когда и Андрей Георгиевич, уважая старость его, согласился прекратить всю неприязнь. Они урядились с ним о Новгороде. Мстислав выехал оттуда, и новгородцы приняли к себе прежнего князя, Ростиславова сына. Ростислав дал новгородцам многие новые льготы и удовлетворил их честолюбие, испросив позволение от нового киевского митрополита именоваться новгородскому владыке архиепископом. Вольный народ торговал и воевал сам по себе.

При таких заботах о мире шесть лет от последнего вступления Ростислава в Киев до кончины его протекли спокойно. Кроме войны с половцами, похода Андрея Георгиевича на булгар и смятений в Полоцке, важнейшее событие тех лет была кончина Святослава Олеговича. Он успокоился в родной земле своей, февраля 15, 1165 г. Только с помощью киевского князя дети его успели уговорить корыстолюбивого племянника Святослава, князя новгород-северского, не ссориться за наследство. Не уважая печали детей, он тотчас по кончине дяди хотел захватить Чернигов. Наконец условились, чтобы ему владеть Черниговом, отдав Олегу, сыну Святослава Олеговича, Новгород-Северский, а трех братьев Олеговых, Всеволода, Игоря и Владимира, наградить уделами.

Заботясь об участи своих детей, киевский князь решился ехать в Новгород, где Святослав никак не мог ужиться с самовольными гражданами. Ласково встречаемый повсюду Ростислав не доехал до Новгорода, почувствовав тяжкую болезнь. Остановясь в Великих Луках, звал он к себе новгородцев, уславливался с ними, чтобы и после его кончины Святослав оставался князем их. Довольный обещанием новгородцев, Ростислав, тяжко больной, приехал в Смоленск и не хотел остаться тут, говоря: «Хочу лежать подле отца моего, в обители Св. Феодора, а если выздоровею, то постригусь в ней». Он скончался на пути, в селе Зарубине, марта 14-го, 1167. Тело его привезли в Киев и похоронили в Феодоровском монастыре.

Мирные последние годы Ростиславова княжения подобились тишине перед бурей, и, кажется, кроме уважения к старости князя, всегда уступчивого, ничем более не удерживались страсти. Но они только таились, а не погасали совершенно. Едва скончался он, сбылось неслыханное дотоле: падение Киева, позор и разорение древнего града Ольги, Святослава, Владимира и Ярослава.

Мстислав Изяславич, обладатель Волыни, утвержденный наследник Ростислава, союзник князя галицкого, столь бодрый и мужественный, мог обещать себе счастливое, по крайней мере крепкое, княжение. Его окружали князья, не страшные ни силою, ни умом.

Но Суздаль – гроза отца его, долженствовал разразиться грозою и на главу Мстислава. Десять лет правления, спокойного, без спора от других, при политической системе Андрея и уме его укрепили Суздаль. Современники говорят, что Андрей не любил Мстислава. За что? Может быть, не терпя соперника и доблести. Кроме того, Андрей видел возможность распространить свою систему на всю Русь. Киев и Новгород, повинуясь его воле, имея князя от руки его, сделали бы его обладателем всех русских княжеств. Так мог располагать Андрей.

Пока Мстислав Изяславич сбирался ехать в Киев, Владимир Мстиславич, дети Ростислава, Владимир Дорогобужский и брат Мстислава Ярослав составили союз и хотели требовать от Мстислава прибавки к своим уделам. Мстислав оскорбился, призвал дружины галицкие, нанял поляков и шел к Киеву с оружием в руках. Киевляне встретили его усердно, и союз князей расторгся; только Владимир Мстиславич не покорялся, но, стесненный в Вышгороде, наконец и он просил мира. Мстислав согласился, взял с него клятву и через три дня услышал, что Владимир снова умышляет зло. «Еще уста твои не обсохли, когда ты целовал мне крест, и уже снова изменяешь?» – говорил Мстислав, встретив Владимира в Печерской обители. Поклявшись снова в верности, Владимир спешил к боярам, обещавшим отдать ему, но они отреклись. «Я заменю вас отроками!» – сказал Владимир и приехал к торкам и берендеям, собравшимся недалеко от Киева. «Где же князья, твои союзники, где дружина твоя?» – спрашивали его берендеи. «Ты обманул нас!» – восклицали они, слыша неудовлетворительные ответы Владимира, и едва не убили его. Он бежал, говоря: «Погубил я душу, а с ними погублю и тело; зачем было верить поганым!» Не смея оставаться в Южной Руси, он пробрался к Андрею в Суздаль. Андрей принял, обласкал его, обещал защиту; вступился и за другого князя: это был Святослав Ростиславич. Несмотря на обещание, данное отцу его, новгородцы беспрестанно с ним ссорились. Святослав оставил наконец Новгород и уехал в Великие Луки. Новгородцы рассердились, прогнали его оттуда; Святослав бежал к Андрею, который послал сказать новгородцам, что они должны принять к себе Святослава. «Не хотим его!» – отвечало вече. «Вам не будет другого», – говорил Андрей и послал Святослава с дружинами разорять новгородские волости. Пока посадник Якун отбивал суздальские, смоленские и полоцкие дружины от Старой Руссы, послы новгородцев пробрались в Киев и просили Мстислава Изяславича послать к ним сына его, Романа. Колебавшись несколько месяцев, Мстислав согласился и отправил юного Романа в Новгород. Сей князь принял начальство над новгородским войском и разбил полоцкие и смоленские дружины. Андрей гневался и решился страшно наказать гордый Новгород; но он отсрочил этот удар и, почитая себя оскорбленным Мстиславом, сперва хотел решить его погибель.

Между тем Ростиславичи и Олеговичи казались добрыми друзьями Мстислава. Он предложил им поход на половцев, ободренных долгим бездействием руссов. Дружины киевские, черниговские, северские, смоленские, волынские и других областей ходили в половецкие степи, били поганых, взяли богатства, пленных, стада и поссорились в дележе. Возникли и другие неудовольствия: Ростиславичи жаловались на злоумышления Мстислава; князь Дорогобужский требовал от него городов; все расстались недовольными.

Мстислав не думал, что неважные эти ссоры готовят ему страшное падение. Андреевы послы явились к князьям и легко склонили их идти на Мстислава. Дружины Андрея Георгиевича были готовы и быстро двинулись к Вышгороду, куда в то же время шли с войсками Глеб переяславский, Роман смоленский, Давид вышгородский, Рюрик овручский, младший Ростиславич (Мстислав Храбрый), Владимир Андреевич Дорогобужский, Всеволод Георгиевич (возвратившийся из Греции), Мстислав (бывший князь новгородский, племянник Андрея), Олег северский и брат его Игорь. Суздальский воевода, Борис Жидиславич, и сын Андрея Георгиевича, Мстислав, были предводителями соединенных полчищ. Изумленный Мстислав Изяславич едва успел собрать малые дружины киевские, волынские, торков, берендеев, но не робел, ожидал всего от победы – тщетно! Участь Киева была решена.

Многочисленное воинство союзников быстро явилось под Киевом. С небольшими дружинами своими Мстислав не мог предупредить его в поле, затворился в Киеве и два дня бился жестоко. На третий учинен был приступ со всех сторон; отчаянное сопротивление не помогло: Киев взяли. Мстислав едва успел сам пробиться и ушел в Волынь; брат его, Ярослав Луцкий, бежал с ним; супруга, сын, бояре Мстислава остались в плену. Князья не могли удержать воинов: начался грабеж, как будто в земле половецкой. Не только дома жителей, но церкви и монастыри были разбиты и разграблены: воины сдирали ризы с икон, снимали колокола, брали святые сосуды, книги, ризы… Три дня продолжалось неистовство и было столь неожиданно, столь ужасно, что летописцы-современники не жалуются на него и только говорят: «Это было наказание за грехи наши». Наконец объявили киевлянам, что великий князь Андрей жалует им удельного князя от руки своей: Глеб переяславский получил Киев и отдал Переяславль сыну своему Владимиру. Соединенные дружины князей разошлись с добычей; одни пошли восвояси, другие спешили к Суздалю и Смоленску. Андрей готовил Новгороду участь Киева.

Бедствие столь ужасное, быстрое, падение столь прискорбное; кажется, убили мужественного Мстислава Изяславича. Он недолго пережил свое несчастие; может быть, чувствовал смерть в груди своей, но еще хотел бодрствовать, сражаться. В то время как Глеб и брат его Михаил отражали толпы половцев, отовсюду слетавшихся на опустошенную Киевскую область, как враны на труп, Мстислав собрал дружины волынские, взял войско у Галицкого князя и вошел в удел Владимира Андреевича Дорогобужского. Владимир был при последнем издыхании, не мог ни защищаться, ни бежать и на одре смертном беспомощно слышал о разорении своих областей. Узнав о смерти его, Мстислав отдал Дорогобуж Владимиру Мстиславичу, который без пользы жил в Рязани, пришел к Мстиславу, бил ему челом и вошел снова в милость князя. Жестокосердый Владимир Мстиславич изгнал из Дорогобужа вдову бывшего князя, и она поехала в Киев: с нею было тело супруга; за нею шел Мстислав Изяславич с войском. Вдова Владимира Андреевича и игумен Поликарп, присланный из Киева для встречи, требовали в Вышгороде провожатых к телу княжескому, которые вели бы коней и несли княжеское знамя. Давид, укреплявший Вышгород на случай ожидаемого нападения Мстиславова, отвечал: «Возьми попов: воины нужны живым: честь и знамя Владимира прешли с его смертию».

Но Мстислав повернул прямо на Киев. Глеб не дождался его и бежал в Переяславль. Овладев Киевом, Мстислав спешил к Вышгороду, окружил его и хотел сражаться. Галичане объявили ему, что князь их не велел им долго мешкать, отступили и пошли в Галич; берендеи также расходились, и Мстислав, слыша, что Глеб нанял половцев и идет на него, оставил осаду Вышгорода и ушел в Волынь. Там он готовился к новому походу, но болезнь его усилилась. Чувствуя приближение смерти, он благословил детей, передал их защите брата своего, Ярослава Луцкого, и скончался 19 августа 1170 года.

Мстислав в торжественном собрании князей предлагает им идти войною на половцев

Когда рука смерти тяготела над отцом, сын, Роман новгородский, прославлялся достопамятной победой.

Мы видели отношения Андрея Георгиевича к Новгороду. Вся Русь ждала необыкновенного: падения Новгорода, столь ненавистного другим руссам, дотоле столь гордого, смелого и непокорного! Князья думали, что наконец отомстят вольным новгородцам за столько позорных изгнаний, которыми после Мономаха ознаменовалась история новгородских князей. В летописях остались следы ненависти, с какою смотрели руссы на Новгород. Все желали успеха Андрею, может быть, и потому даже, что неуспех был невозможен. Падение Киева и неудачное старание мужественного Мстислава возвратить победу отнимало всякую надежду на борьбу с великим князем и с Владимиром Залесским, возносившимся в юной силе против дряхлого и обесславленного Киева. Андрей владел пространством земель от Торжка до границ смоленских, вяшичских и рязанских, Ростовом, Муромом, Суздалем, Москвою, Белоозером. Киев, Рязань, Чернигов, Полоцк, Смоленск были под его рукою. Что противопоставляли ему новгородцы? Только один Новгород и новгородские области, лишенные продовольствия при войне с другими русскими областями; слабый Псков был еще с ними в союзе.

Но когда Андрей перестал думать о покровительстве Святослава, казалось, забыл на время о Новгороде, решал судьбу Киева и сбирал грозные ополчения на Севере, вече новгородское увидело, что дело идет уже не о защите того или другого князя, не о том, что Святослав или какой-нибудь Мстислав будет у них князем, но о гражданской жизни Новгорода. Мысль о близкой гибели связала сердца и души; все было забыто: граждане новгородские хотели не победить, но умереть.

Мы сказали уже о избрании новгородским князем Романа, Мстиславова сына, юноши смелого и храброго, который тотчас по вступлении в Новгород разбил дружины полоцкие и смоленские, грабившие область Новгородскую. Посадником был тогда Якун Андреевич, избранный в 1167 г., когда посадник Захария, подозреваемый в сношениях с неприятелем, был низвергнут с посадничества и убит в смятении. Якун диктаторствовал почти восемь месяцев, пока смелый новгородец, Данислав Лазушинич, пробрался в Киев, пока Мстислав согласился отпустить Романа и пока этот князь приехал в Новгород. Роман, Якун и Данислав сделались душою веча. Владыкой новгородским был тогда благочестивый, по кончине причтенный к лику святых архиепископ Илия, наследовавший паству после Аркадия, преемника Нифонтова.

Пока Андрей и союзники его брали Киев и сбирались на Новгород, новгородцы, как будто назло врагам, выступили в разные стороны с дружинами. Они и псковитяне опустошили Полоцкую область и не дошли только тридцати верст до Полоцка. Князь Роман напал на Торопец, выжег его и полонил жителей. Данислав бросился за Вышний Волочек, на области самого Андрея. Вся дружина его состояла из 400 человек; 7000 суздальцев напали на Данислава, но в жаркой схватке были разбиты; Данислав взял дань, вел пленников; новгородцы радовались, ободрялись. Наконец грозное ополчение двинулось на них, зимою 1170 года.

Новгородцы не противились ему на пути, собрались вокруг Святой Софии и обнесли город деревянным тыном. Соединенные войска Андрея и князей смоленских, рязанских, полоцких, черниговских были многочисленны: «Поднялась вся земля Русская». Предводителем был сын Андрея, Мстислав, уже славный взятием Киева. Убийство и пожары означили следы дружин, в которых, как пишут некоторые из летописцев, было одних князей семьдесят два. Жители областей новгородских, бежавшие отовсюду в Новгород, приносили ужасающие известия о силе и свирепости врагов, печалили, но не приводили в робость новгородцев. 22 февраля пришла союзная рать под самый Новгород, требовала сдачи города и безусловного повиновения. Новгородцы не хотели ни о чем слышать. Суздальцы уже наперед делили добычу, и рано поутру 25 февраля неприятель двинулся на приступ: началась битва; дрались отчаянно вокруг всего города. Церкви были отворены, и, когда юноши, мужья и отцы умирали на стенах города, дети, жены и старцы плакали и молились в церквах. Владыка Илия уже три дня и три ночи, с самого появления врагов, был при алтаре Господнем в Соборной церкви. В последнюю ночь, когда все знали, что следующий день решит: быть ли новгородцам рабами великого князя или свободными людьми, – архипастырь слышит голос, повелевающий ему идти в церковь Св. Спаса на Ильинской улице, взять там чудотворную икону Богоматери, вознести ее на городскую стену и тем спасти Новгород. В слезах умиления повергся на помост храма и молился до самого света архипастырь; потом велел благовестить в большой соборной колокол, начал молебен и ждал посланных за иконой. Они возвратились с ужасом, говоря, что икона не двигается с места. Тогда сам Илия торжественно пошел в церковь Спасскую, упал на землю и возгласил: «Дева Владычица, упование, надежда, заступница града! Ты стена, покров и прибежище всех, и мы на Тебя уповаем, грешные! Молись Сыну Твоему: не предай нас врагам за грехи наши, но услышь плач и воздыхание наше! Ниневия покаялась и была спасена; да явится и ныне милосердие Божие!» Началось молебное пение; очи всех были сквозь слезы устремлены на икону. Когда запели кондак после 6-й песни: «Предстательство христиан непостыдное», икона заколебалась… Тысячи голосов радостно воскликнули: «Господи помилуй!» Архиепископ принял, облобызал икону, с пением понес ее на градскую стену и поставил там, где кипела сильнейшая битва. Настал шестой час дня, и вдруг молва о чуде от святой иконы разнеслась между воинами, уже изнемогавшими. Тучи стрел летели на стену, и две стрелы вонзились в святой образ. Оборотив лик Пресвятой ко граду, архипастырь видел, как слезы падали из очей Богоматери на фелонь его… Тогда внезапный восторг одушевил новгородцев; они не хотели уже сидеть в городе, отбили городские ворота, пошли резаться в самый табор вражеский, и все – пало пред ними! Союзные дружины дрогнули, побежали, ужас объял их: спасались, не думая о защите! Новгородцы били, брали в плен. За гривну продавали потом по десяти пленных суздальцев. Так много было пленных, так не дорожили ими новгородцы! Поражение было столь всеобщее, что неприятель бежал по опустошенным областям новгородским, до самых пределов не останавливаясь. Гордого, многочисленного войска не стало, как будто ангел Божий поразил его! Голод свирепствовал между беглецами до такой степени, что они принуждены были в Великий пост есть мясо, и притом мясо лошадей своих: эта черта ужасной крайности замечена во всех летописях.

Новгородцы не думали о потерях и опустошении их областей. Все руссы с благоговением приписали спасение Новгорода знамению образа Богоматери. Праздник чудотворной иконе Знамения, установленный новгородцами на вечные времена в 27-й день ноября, приняли все русские области. Это памятный день унижения гордой силы, не уважившей слабых, сильных единодушием независимости!..

С сожалением оставляем рассказ о народной доблести и начинаем повесть о событиях обыкновенных. Так в жизни нашей: минуты, когда быт гражданский возносится выше вседневных событий, так же редки, как минуты восторга для человека…

Андрей, уверенный, равно как и современники его, что чудо, ниспосланное провидением, спасло Новгород, не думал мстить. Новгородцы-победители видели затруднительно положение свое. На следующий год оказался в Новгороде голод: кадь ржи продавали по 4 гривны, печеный хлеб по 2 ногаты, пуд меду по 10 кун, ибо подвозы были оставлены, торговля упала, гости бездействовали. С обеих сторон хотели мира. Князь Роман, может быть, гордясь своею победой, оскорблял новгородское вече, и – ему указали путь из Новгорода! Роман уехал в Волынь. Новгородцы призвали к себе Рюрика Ростиславича, княжившего дотоле в Овруче; избрание было при посредстве Андрея Георгиевича, который заключил с новгородцами мир на всей воле их.

Глеб киевский отбивал между тем беспрерывные набеги половцев. Дружинами его предводили два младших брата: Михаил и Всеволод Георгиевичи, и напрасно резали они пленных половцев: поганые вновь являлись беспрерывно. Глеб вскоре скончался (20 января 1171 г.), и смерть его подала повод к новым бедствиям и войнам. Это были последние дела Андрея Георгиевича.

Ростиславичи, дотоле послушные Андрею, перестали уважать его волю. Причина заключалась в том, что младший из Ростиславичей, Мстислав Храбрый, начал действовать. Современники передали о нем предание, что он от самой юности привык бояться только Бога, но не боялся ни единого из смертных. Овладев умами старших братьев, Романа, Рюрика и Давида, он немедленно по смерти Глеба призвал к себе старшего из всех Мономаховичей, бессовестного Владимира Мстиславича, ввел его в Киев, ибо почитал себя великим князем и повелителем Киева. Михаил и Всеволод Георгиевичи удалились из Киева и княжили в Торческе. Переговоры Ростиславичей и Андрея становились жарки. Две другие партии видели собственную пользу в ссоре Андрея с Ростиславичами. Эти партии составляли: род Изяслава – Ярослав Луцкий, властитель Волыни, и дети Мстислава, из которых Роман, бывший князь новгородский, находился тогда у дяди и злобился на Андрея и Ростиславичей, и Олеговичи, поневоле казавшиеся мирными: Святослав черниговский, коварный и хитрый, думавший только о своих выгодах; племянники его, хотя доблестные, но послушные дяде. Смерть ничтожного Владимира Мстиславича сначала утишила было ссору, когда, через три месяца по вступлении в Киев, Владимир скончался, не любимый никем. Андрей хотел единственно изгнания Владимира и тотчас прислал с кроткой укоризной к Ростиславичам, что они, обещав слушать его, как отца, не слушают, но что Андрей все забывает и отдает Киев старшему из Ростиславичей, Роману Смоленскому. Передав Смоленск сыну Ярополку, Роман въехал в Киев, благодаря Андрея. Все казалось спокойным; но клеветники не дремали и вадили Андрею на Ростиславичей; с другой стороны, Ростиславичей оскорбило покровительство Андрея новгородскому своевластию. Рюрик вздумал править Новгородом самовластно, даже сменил посадника Жирослава и возвел на место его Иванка, вероятно сына Захарии, некогда убитого за преданность Ростиславичам. Жирослав бежал в Суздаль; вече взволновалось; испуганный Рюрик уехал к братьям, новгородцы выпросили себе Андреева сына, Георгия, и свели большую приязнь с Андреем. Архиепископ Илия ездил к князю во Владимир на общий совет и суд. Еще терпели Ростиславичи, хотя и не боялись Андрея, когда новые требования его раздражили Ростиславичей гораздо более. Злоумышленники успели уверить Андрея, что Глеб скончался насильственной смертью и что убийцы его, Григорий Хотович, Степан и Алексей Стославцы, живут у Ростиславичей. «Выдайте мне злодеев на казнь и оправдайте себя от греха», – говорил Андрей. Ростиславичи клялись в невинности обвиняемых и наотрез сказали, что не выдадут их. Разгневанный Андрей немедленно приказал Роману оставить Киев и возвратиться в Смоленск, а Михаилу Георгиевичу ехать из Торческа и взять себе Киев. Тот и другой князья повиновались: Роман, подобный отцу своему, уехал в прежнюю свою отчину, а Михаил послал наместника в Киев и сбирался туда ехать.

Но Мстислав Храбрый не вытерпел таких обид. Напрасно Роман не хотел ни во что вступаться; двое других братьев, Рюрик, бывший в Новгороде, и Давид Вышгородский, соединились с Мстиславом. Все трое собрались они; ночью захватили Киев, объявили Рюрика князем киевским; осадили Михаила в Торческе и заставили его отказаться от Киева и взять Переяславль.

Ростиславичи могли ожидать после этого страшной бури и – не обманулись. Вместе с известием о занятии Киева и, значит, явном неповиновении Ростиславичей, во Владимир явились посланники из Волыни и Чернигова. «Смотри, – говорили Андрею от имени Ярослава луцкого и Святослава черниговского, – смотри, что они делают! Ужели потерпишь? Вступись за честь свою. Мы все с тобою и за тебя!»

Так говорили коварные князья и успели в злом деле. Но Ростиславичи не дремали, собирали дружины, уверились в дружбе и помощи галицкого князя, узнали шаткость Ярослава луцкого и укрепляли Вышгород, где хотели защищаться. Тогда явился в Киев суздальский метник Михна и от имени Андрея сказал, что Андрей почитает их бунтовщиками, приказывает немедленно оставить Киев, область Андрееву: Рюрику идти в Смоленск и быть у брата Романа; Давиду вовсе оставить Русь и удалиться в Берлад к бродягам и разбойникам; Мстиславу идти во Владимир пред лицо Андрея, ибо великий князь его считает зачинщиком всему злу. Мстислав пришел в неописанную ярость, услышав укоризненные слова, схватил посла за бороду, приказал выстричь его бороду и голову и обесчещенного таким образом отправил обратно. «Иди и скажи моему бессовестному дяде, – говорил он, – что так отдаюсь я в руки его! Мы уважали его, пока он говорил с нами как с князьями; но когда он поступает с нами как с голдовниками своими, то мы не боимся его: идем на суд Божий!» Андрей побледнел от гнева, услышав речи Михна, велел собирать войско, взять Киев, изгнать Рюрика и Давида и притащить к нему Мстислава.

Всюду загремело оружие. Одни суздальские, новгодские и рязанские дружины под предводительством Георгия Андреевича новгородского и старого вождя Андреева, Бориса Жидиславича, составляли до 50 000 человек. К ним присоединились смоляне, ибо Роман не смел ослушаться Андрея; близ Чернигова, где главное начальство принял Святослав Всеволодович, пристали черниговцы и северцы. Все двинулось к Киеву. Ростиславичи оставили Киев; союзники заняли его без сопротивления, никого не объявили киевским князем, спешили к Вышгороду; Давид Ростиславич уехал тогда в Галич просить помощи, а Рюрик Ростиславич заперся в Белгороде. Союзники окружили Вышгород. Табор их казался бесконечным. Войско делилось на три главных отряда: одним, средним, предводительствовал Всеволод Георгиевич, имея дружины Олеговичей, киевлян, переяславцев, торков, берендеев, смолян; другим, составленным из собственных андреевых войск, – Борис Жидиславич; третьим, дружинами новгородскими, – Георгий Андреевич.

Обложив Вышгород, союзники могли, казалось, руками разобрать стены его, тем более что галицкий князь обещал, но не давал еще помощи Ростиславичам. Девять недель прошло, однако ж, в совершенном бездействии; происходили только легкие стычки; Мстислав не сдавался. Вот причины: Святослав черниговский переговаривал в это время и с Мстиславом, и с Ярославом луцким, просил себе Киева и обещал отступить. Ярослав луцкий тоже переговаривал, просил Киева себе и обещал, вместо помощи союзникам, усилить собою войско Ростиславичей.

Мстислав душевно презирал обоих предателей, но все обещал тому и другому. Между тем начальники союзных дружин ссорились между собою. Наконец в одно утро явились волынские дружины с Ярославом луцким. Завидев их вдали, Мстислав вышел из города и ударил на средний полк, говоря воинам: «Братья, Бог и святые Борис и Глеб за нас! потягаем!» Сначала его небольшую дружину окружили было со всех сторон; но вскоре нестройные толпы берендеев и торков начали отступать, побежали. Дружины новгородские и суздальские хотели еще сражаться. Вдруг заметили, что волынский князь повернул к Ростиславичам. Раздался всеобщий клик: «Галичане идут! Олеговичи изменили! Волынцы изменили! Спасайтесь, нас окружают!», и многочисленное воинство двинулось, побежало, смялось… «Было сильное стенание, клик, общий шум; слышно было ломанье копий, звук оружия; от облаков поднявшейся пыли нельзя было разглядеть ни коней, ни всадников». Пользуясь наступавшею ночью, Мстислав поражал, гнал бегущих, которые тонули в реке, собирались толпами в разных расстояниях от Вышгорода и поспешно бежали восвояси в Суздаль, Смоленск, Переяславль, Новгород, Чернигов, Новгород-Северский, страшась следствий поражения, ибо наступила зима. Оставшись победителем почти без битвы, Мстислав забрал кинутые неприятелем обозы и добычу и указал Ярославу луцкому на Киев, говоря: «Ты старший в роде Мономаховом: иди княжить». Ярослав въехал в Киев. Мстислав остался с братьями в своих уделах.

Весть о поражении под Вышгородом принята была Андреем Георгиевичем весьма равнодушно. Он не изъявил негодования ни на кого, скорбел и, становясь с летами набожнее, почитал все свои несчастия наказанием за разграбление Киева в 1169 году. Уже старость лишала его прежней деятельности, бодрости; более молился он, нежели правил княжеством; давал свободу вельможам грабить, утеснять народ, торговать правосудием. Бедственные следствия слабости его увидим вскоре.

Новый князь киевский недолго прокняжил спокойно. Старший Мономахович скоро увидел в Киеве послов от старшего Олеговича. Князь Черниговский почитал себя обманутым после вышгородских обещаний: ему достался только стыд предателя, а не Киев, отданный другому предателю. Он не посовестился обратиться к Андрею Георгиевичу, снова уверять в дружбе и предлагать услуги для завоевания Киева. Андрей не отвечал ему. Тогда князь Черниговский послал к Ярославу. «Дай же мне что-нибудь, – говорил он – ведь мне было под Вышгородом обещано. Не хочу спрашивать: право ли, криво ли сидишь ты в Киеве; требую должного. Я родня тебе, предки у нас были одни, я не лях, не угринь». Ярослав отвечал, что не по его милости сидит он в Киеве. Святослав собрал войска и ночью, как разбойник, напал на Киев, захватил жену Ярославову, сына его, бояр. Сам Ярослав убежал. Двенадцать дней провел князь черниговский в Киеве, грабил что мог и с богатством ушел в Чернигов. Ярослав, слыша, что Киев «стоит без князя, ограбленный Олеговичем», приехал в древнюю столицу, созвал киевлян, укорял их, что они тайно подвели Святослава, и требовал денег на выкуп своей княгини и сына. Киевляне не знали что сказать. Ярослав обложил всех тяжкою поголовною данью, не исключил игумцов, священников, монахов, монахинь, иностранцев, взял что мог, поехал в Чернигов и выкупил жену и сына. Два честных князя поцеловали крест, расстались друзьями, и черниговский князь пошел грабить Северскую область, ссорясь за что-то с Олегом Святославичем.

Такие поступки должны были приводить в негодование благомыслящего Мстислава. Чувствуя превосходство Андрея пред другими и не гордясь победою под Вышгородом, он не хотел выгнать Ярослава без согласия Андрея, прислал к нему послов, просил мира и дозволения Роману княжить в Киеве. Андрей охотно помирился; но о Киеве желал посоветоваться с братьями, Михаилом и Всеволодом, княжившими по-прежнему в Переяславле и Торческе. Мстислав ждал ответа и получил весть неожиданную: 29 июня 1174 года Андрей Георгиевич был зарезан в собственном своем дворце самым бесчеловечным образом…