Текст книги "Взрослые дети"

– Мы бы могли сходить куда-нибудь, я покажу вам красивые места…

– Разве мы не на ты? По-моему dear skunk располагает.

– Хорошо, будем на ты, если… ты не против, – растаяла Инна.

В ней уже пробуждалась охотница: мало того, что парень оказался далеко не глуп, так еще и интереса особого к ее персоне не проявлял. Она видела в его поведении и каждом па то самое известное «для приличия», что только заводило девушку.

– Здесь очень красиво… Особенно на Змеиной горке, – «охотилась» Инна. – Может, у тебя есть другие варианты… Я не умею мысли угадывать, – подключила она все свое кокетство.

– Лыжи?

Саша думал, что на том они прилично, а может, и не очень, расстанутся, но он ошибся в ожиданиях. В отличие от его бывшей, Кати, в достижении целей Инна всегда проявляла настойчивость.

– Ой, а Елизавета Васильевна говорила, что ты – спортсмен… – расцвела она. – А я такая неумеха… Но если ты готов это терпеть… Я обещаю стараться. Вообще-то, я быстро все схватываю…

Елизавета чувствовала свою победу: ее партия все-таки обставила фермерскую дочку.

«Вот как мы ловко с вами можем, – думала она насчет мужчин. – Мужа перехитрила, но так мягко, что даже не заворчал».

Полковник нашел обходной путь: наедине он сказал Инне, что Саша – парень серьезный и будет учиться на пограничника.

– Пограничники, Инночка, везде нужны: и в Арктике, и на Кавказе, – подчеркнул он.

Но и Груздев в своих ожиданиях ошибся. Так далеко Инна не заглядывала. Будучи паинькой, она слушала лекции матери на тему «Пора бы замуж». Слушать она умела, как и соглашаться в нужный момент с мнением старших. Это ей было не в тягость. Вот и теперь Инна ответила:

– Да, пограничники такие храбрые…

Груздев нутром чуял «тихие омуты» со всеми их беспокойными обитателями и долгом своим считал Сан Саныча от «необдуманного шага» уберечь. Только как?

Из баньки Валеев снова вернулся не в настроении. Ему казалось, что Огородник не просто плохо его попарил, а «из рук вон плохо». К тому же из-за «старшого» пришлось сбавить градус. «Заезжий фермер» умял почти всех раков, так что и в этом плане было от чего зафырчать.

– Я Санька попарю, – вызвался он, решив теперь устроить все, как надо.

– Какой запах, – замахал руками Огородник. – Канализацию прорвало? Так и прет вонища… Как от сотни бомжей…

Источник запаха он выявил с самого начала, как только «засек вернувшегося шпиона». Просто поиграть на «шпионских» нервах Огородник счел не лишним.

После его слов Валеев таки тоже ощутил «запашок», но говорить ничего не стал, как не стал и навязываться больше в банщики. Трубачев же высказал недовольство по поводу того, что Саша «постоянно где-то носится и даже с нами не сидит».

– Я полвека отслужил, – говорил ему Трубачев, увлекая за собой. – Мне есть что молодым рассказать… Идем…

– Мы в баню! – крикнул «старшому» в ухо Груздев.

– А чего с нами-то не пошел? – воззрился на него генерал. – Ну, иди теперь, что ж делать, а мы пока с мальчиком потолкуем…

Груздеву пришлось схватить Сашу за руку и потянуть на себя, чтоб хоть так показать: «Со мной он пойдет, и без гвоздей!»

– Как тебе Инна? – спросил Груздев в бане, когда Саша, по его мнению, достаточно расслабился.

Не догадываясь о закулисных интригах четы Груздевых, парень ответил:

– Хорошая девушка, симпатичная…

– Никогда не видел ее на лыжах… – покачал головой полковник. – Вообще в спортивной форме никогда не видел… Курит… Вот это да… Родители ее тогда в город уехали… Вот оторвалась…

– Многие девушки курят, – заметил Саша и получил ощутимый шлепок веником по спине.

– Вот поэтому и с демографией у нас так… – продолжал Груздев, «охаживая» лежащего веником от души, чтобы «ерунду», видимо, выпарить. – Это же все на детях отражается… Если мать курит… Спиртное, сигареты – все одно… Вред только и больше ничего…

– Вы так говорите, будто я женюсь завтра…

Что-то подобное шутливое Груздев и мечтал услышать, но прозвучали слова уж с явной иронией. На автомате полковник «всыпал» веником по полной.

– Терпи, солдат, генералом будешь, – припомнил он поговорку, а сам, глядя на цвета вареного рака спину, подумал: «Перестарался, видать… Нервы никудышные стали…»

– Лыжи-то все одно сломаны, – вставил железный аргумент полковник. – Других нет. Снегоступы только…

«Она и от этого вряд ли откажется», – подумалось Саше.

Полковнику же он сказал, что видел по дороге на дачу лыжную базу, и снова получил веником, хотя уже «в щадящем режиме».

Тем временем Огородник успокаивал себя мыслью, что органам лучше знать, когда «шпиона» задерживать. Но предстоящей охоты он все же опасался: «Ухлопает кого-нибудь и скажет, что старшой по ошибке попал. Запросто же можно неверное направление ему указать… Вроде опытный человек старшой, а тут повелся на детскую морду: “Пойдем побеседуем… о войне расскажу”».

Задумавшись над «сложной ситуацией» он сплюнул, причем по-настоящему, причем на ковер в гостиной, причем дважды.

– Можно же аккуратнее, – едва не переходя на крик, сказала ему Елизавета.

«Снова, видать, насосался», – подумал Валеев и сморщился, став похожим на обиженного ребенка.

– Охота-то когда?

Теперь Валеев почувствовал, что это ему на самом деле бьет током «в самые мозги».

– Ручку дай, – пихнул он Огородника. – Задумчивый ты наш…

Огородник отрешенно созерцал, как Елизавета очищает ковер, и от неожиданного толчка махнул рукой, опрокинув свой стакан с сидром. Там оставалась половина, но от того было не легче: все вылилось на многострадальный ковер да еще Елизавете на платье попало.

– А если бы графин упал? – заворчал Огородник на Валеева.

Спасенный от падения графин он продолжал держать обеими руками, намекая ворчливой хозяйке, что могло быть и хуже.

– Он же полный, – подчеркнул свою заслугу Огородник.

Для Валеева эта история интереса не представляла. Его снова осаждали вопросами об охоте, а идти за ручкой так не хотелось. Он уже и шесть пальцев Трубачеву показывал, и в мобильном своем на шестое января тыкал – все без толку. «Старшой» только бурчал, что на звонки он отвечать умеет, а «глупые игрушки» в телефоне – это для детей.

И все-таки от сочных пельменей Валееву пришлось оторваться и сходить за ручкой. Когда он снова уселся перед своей тарелкой, то понял, что бумажки под рукой тоже нет. На всю гостиную разнеслось «фыр-фыр», многократно усиленное очередным «охотничьим» вопросом.

Схватив с тумбы «занимательную книжицу», Валеев начертал на задней корке «Охота будет 6 января» и поставил пять жирных восклицательных знаков.

– Мог бы и так сказать. Книгу-то какого шиша портить? – заворчал Трубачев.

– Такое гэ уже ничем не испортишь, – сказал себе под нос Валеев и для верности еще раз ткнул пальцем в написанную дату.

– Я не слепой… – отозвался «старшой» и специально для «непонятливого Витьки Валеева» озвучил: – Охота будет шестого января… Почти неделю ждать, – раздраженно добавил он.

Но шестого она не состоялась.

Всю ночь на второе января Саша мучился от зуда. Он не мог понять, связанно это с некой живностью с фермы Тарасовых или со вчерашним «банным избиением» груздевскими вениками.

– Дядя Саша, ты кушал много сладкого, – погрозил Пуня пальчиком по образу своей матери. – У тебя диабет, – добавил он вместо «диатеза», потому что мать выражалась именно так.

Этот зуд буквально сводил парня с ума. Он уже перепробовал все подручные средства от дверного косяка до длинной обувной ложки. Наконец, Саша решился на крайние меры, выбежав в своих шортах «с американскими флагами» на улицу. Он лег голой спиной на снег и неистово терся о прохладную поверхность. В таком положении его и застал Андрей.

– Это что с тобой? – произнес он озадаченно. – Как волчонок…

Волки уже целые сутки не выходили у него из головы.

– Вы вообще на охоту собираетесь? – начал выяснять он прямо на улице. – Я вас уговаривать не стану…

– Закаляешься, Сан Саныч… Молодец, – послышался голос Груздева. – А вот и Андрюха к нам заглянул…

– Вот какой парень закаленный, – хлопал Груздев Сашу по плечу.

Сам он собирался пробежаться, потому успел утеплиться. Хвалить Сан Саныча на свежем январском воздухе в таком облачении было очень приятно.

– Давай маханем вокруг дома прямо так, – предложил полковник.

– Вы на охоту собираетесь? – повторился Андрей.

– Так давай с нами, – сказал ему полковник. – На ходу и поговорим… Это ты, Сан Саныч, хорошо придумал, о здоровье надо заботиться, ты ж не дохляк, пора уже переходить и к боле серьезному закаливанию.

– Некогда мне, – заявил Андрей.

– Я на ключ закрыл, дует, – обернулся Груздев к Саше, который пытался открыть входную дверь. – А что за спешка? – вмиг перескочил он на важный разговор.

– Так волки… – начал Андрей.

– Звонок только от ворот, – снова крикнул Груздев Саше.

– Задолбали уже…

– Ну, отвлекся, чего ты сразу на дыбы-то? – поучительным тоном сказал полковник.

Андрей стал оправдываться, что восклицание его относится к волкам.

– Я бы вам такого никогда не сказал, – клялся охотовед. – Вы же не волк, в конце концов…

– Да вроде нет, – усмехнулся хозяин дачи. – В полнолуние разве что…

Но Андрею было не до шуток. На днях обещался губернатор «со свитой», кабанов пострелять, а тут такое…

– Короче, нашли вчера вечером на приваде, – продолжал Андрей. – По потемкам уже… Егерь на лошади был и связываться не стал… Кобыла их почуяла и стала свечки выделывать…

– Стучи лучше, – отвлекся Груздев на Сашу.

– А может, ключ дадите? – дрожащим от холода голосом спросил Саша.

– Нет у меня…

– Так вы сказали, что на ключ заперли…

– Не, у нас замок такой… английский. Толкнешь, и сам закрывается…

– Так вот, – с нетерпением продолжил Андрей. – Задавили подсвинка…

– Ты от ворот позвони, – прозвучало из уст полковника. – Да, и неужто тебе не интересно Андрюху послушать? А тело пусть пока закаляется… Один парень из вагона выпал, из тамбура, – передавал Груздев услышанное по телевизору. – Раздетый, мороз под сорок, а кругом тайга… Бежал пять километров до станции и даже не обморозился…

Говорившие стояли поперек дорожки между внушительным сугробом и туевой изгородью, перегородив путь к воротам со звонком, и эмоционально обсуждали волчьи проделки.

– Только светать начало, я, значит, туда, – размахивал руками Андрей, пока Саша бегал вокруг дома и стучал в окна.

– Сан Саныч, самое интересное пропустишь, – крикнул Груздев.

Прерываться Андрей на этот раз не стал:

– Только требуху выели, – вещал охотовед, описывая рукой круги на своем животе, потом похлопал себя по бедрам, – а филей даже не тронули.

– Хорь тоже, как заберется в курятник, всю птицу передавит, а сожрет всего одну, – блеснул знаниями полковник.

– Так вот, – ударил рука об руку Андрей. – Приезжаю сегодня, а там двухлеток вдобавок лежит, теплый еще… Брюхо только вспорото…

– Разбушевались волчки, – покачал головой Груздев. – Волк – это зверь серьезный, – добавил он для жавшегося к окну гостиной Сан Саныча.

– Так вы едете или нет? – спросил в завершение истории охотовед. – А то ведь большие люди приедут послезавтра, а они любят покрупнее… А эти серые кабанов от привады отпугнут. Что я тогда шишкам этим скажу? И так жалобы были в тот раз… Деньги вам даем на заказник кабаний, а кабанов не видно… – передразнил Андрей одного из «больших» людей. – Дают они… блин… У самих рожи по тазику… А мы снегоходов новых дождаться не можем.

– Значит, мы не настолько большие, чтоб нам на кабана разрешение дать? – подцепил его полковник.

– Да те люди еще больше вас, – неумело выкрутился охотовед. – Я ж говорю, рожи такие…

– Да ты вот так, – ударил Груздев в окно, что стекла задребезжали. – Лизавета, соня дачная, где ты там? Нам на охоту пора!

Груздевская дача быстро превратилась в оживленный муравейник. Но если муравьи в природе инстинктивно делают то, что необходимо, здесь все кидались из комнаты в комнату и от шкафа к шкафу, путаясь друг у друга под ногами и непрестанно ворча.

Огородник взвыл, когда его бывалый палец снова нечаянно прищемили.

– Видишь, что ты наделал? – показал он артритный мизинец Валееву.

– Так не лезь с больными пальцами куда не надо, – фырчал генерал. – Сам-то ничего не видишь? Здесь ботинки мои стояли, а ты их дверью прижал, смял, вон, все.

– Обувь с пальцем сравнил! – обиделся Огородник.

– Картечь забыл, зараза! – засопел Валеев.

– Память надо тренировать, – дразнил его обладатель прищемленного пальца. – Судоку, например, разгадывать…

Как раз кстати утром Огородник услышал по радио, что судоку хороши для этой цели… Что это за «новомодная японская штука», было уж не столь важно.

Елизавета носилась по кухне, расталкивая по пакетам колбасу, сыр и прочие продукты для быстрого приготовления закусок.

– Вырезку возьми, – сказал ей муж. – Сан Саныч говорил, что азу любит.

Азу Саша ел утром, и оно ему действительно понравилось. Так его слова нежданно-негаданно прибавили Груздевой хлопот. К чести Груздева надо отнести, что, как и порядочный офицер из его заметок, он в тот момент заботился о младшем по званию, а не собирался сам «набивать брюхо, как тупорылый хряк».

Сам Саша в это время упрашивал Пуню оставить свой арсенал на даче. Предполагалось, что мальчик будет находиться в егерском домике под присмотром Елизаветы.

– Я пойду на охоту! – с криками настаивал Пуня. – Мне нужно оружие!

– Нет, нет, – отвечал на просьбы Груздева Андрей. – Ребенок на охоте… На волка… Да хоть на кого…

– Ну, так а откуда тогда мужчины возьмутся? Сам же говорил, что отец тебя водил… – искал подходы Груздев.

– Так я же вырос здесь. Я и Людку, сеструху, от них спас…

Под «спас» подразумевалось «вернуться в дом, когда за околицей послышался вой». Ему было пять лет, и сам Андрей этого не помнил, что явилось благодатной почвой для его героического творчества.

– Люда говорила, что она тебя в картошке нашла… В засаде, наверно, сидел, – деликатно намекнул Груздев, заменив Людины слова «прятался Андрей тогда от волков в картофельной ботве».

– Под вашу ответственность, – уступил перед «угрозой разоблачения» охотовед.

– Отрядим в компанию с Сан Санычем и нашим старшим, – постановил Груздев.

Так что Сашины и Елизаветины возражения уже не принимались. Но под этим предлогом мальчика все-таки удалось уговорить «сдать оружие».

– Где мое ружье? – бурчал Трубачев, то и дело наступая толкущимся в проходной комнате на ноги.

– А разрешение? – пробудилась сознательность Андрея.

– Есть у него разрешение… Только внук его ружье забыл взять, паршивец… Вот я и делюсь с товарищем оружием, – объяснил Груздев.

– А три человека на номере… Да еще ребенок… – обдумывал вслух Андрей.

– Так они же стоять будут смирно… Сан Саныч же служил, знает, как это делать, – отшучивался Груздев. – И стрелять умеет… хотя это к делу и не относится, но я тебе говорю, чтоб ты плохого о нем не думал…

Огородник плюнул, теперь это был просто звук, проявление досады на «выгораживание подозрительного субъекта» без последствий для хозяйских ковров.

Пока Валеев искал свою картечь, остальная публика толпилась у дома, гудя подобно пчелиному рою. Пуня рассматривал лошадь, на которой приехал Андрей.

– Хочу здесь, – выдал мальчик, указав на сани.

– Машина сломалась, – жаловался охотовед.

Своей машины у него не было, на «казенной» ездить полагалось по «казенным» же делам. Ну, а лошадь была его собственной, как и сани, сделанные отцом. Их часто использовали для катания детей, и истосковавшихся по деревне дачников. Выехать на них по такому делу или на Масленицу Андрей зазорным не считал, но когда нужно было ехать по другим делам, тут и начинались все его душевные терзания: «Вот, люди машину купили, а я… Как при Иване Грозном езжу». Почему-то именно Иван Грозный вспоминался ему в тех случаях, когда можно было сказать «при царе Горохе».

Обитатели груздевской дачи принялись тем временем распределять места в «Ниве». Елизавете как верной жене и «правой руке» полагалось ехать спереди. «Старшого» усадили сзади. Там же поместился Огородник со своей походной фляжкой яблочного вина.

Ожидая Валеева, Груздев прохаживался вдоль вольера с борзыми.

– Когда же я вас с собой возьму? – вслух рассуждал он.

Собаки, почуяв, очевидно, запах охотничьей одежды, танцевали, перебирали передними лапами по сетке и возбужденно урчали.

Валеев только и делал, что фыркал. А когда увидел, что в машине все уже расселись, то вообще зашипел.

– Подвинься, я тебе говорю, – подталкивал он Огородника. – Отъелся же ты, Вадик, однако.

– Кто бы говорил, – звучало в ответ.

– Что вы как дети… Будто песочницу делите, – стал поучать обоих Трубачев.

Он был поглощен мыслями об охоте, но не настолько, чтоб терпеть, когда его настойчиво толкали к двери.

– Вон же сани, – ты там поместишься со своим Саньком, – подтрунивал Огородник. – Свежий воздух, аппетит нагуляешь…

– А кто разглагольствовал: «Вот бы охоту, как в старину», – спорил оппонент. – Вот она такой и была триста, а может, и все пятьсот лет назад… Сани, лошадки, борзые…

– О чем спор? – спросил подошедший Груздев.

Слова о борзых он слышал отчетливо, что вызвало в его душе всплеск «сентиментальной ерунды».

– Да вот у кого-то машина своя есть, а он жмется… – Валеев не оставлял попыток забраться на заднее сиденье третьим.

– Не заводится, зараза, ведь знаешь, а такое говоришь, – возмущался Огородник и вцепился рукой в сиденье, не желая уступать товарищу ни единого сантиметра.

– А Санек тебе говорил: антифриз смени, – пыхтел Валеев, подтаскивая внутрь вторую ногу.

– Советовать еще будут сопливые всякие…

– Тихо! – рявкнул в фирменном стиле Груздев. – Не стыдно? Вас двоих все ждут. Насмотрится на вас молодежь и что подумает?

В решающем рывке Валеев потеснил Огородника и захлопнул за собой дверцу.

– Машину мне не развалите, – ворчал Груздев. – Ребячество сплошное…

Жестом Андрей показал, чтоб полковник ехал вперед.

– Но, пошла, – раздраженно крикнул охотовед на кобылу, видимо, потому, что та не умела «по щучьему велению» превращаться в респектабельный автомобиль.

С завистью смотрел Андрей вслед груздевской машине. Там столько лошадей… под капотом, а тут одна и на виду…

Перед воротами дачного поселка охотовед Груздева нагнал. Тот уговаривал Шегали отправиться с ними. К сторожу приехала жена, и на это-то полковник напирал, когда слышал отговорки насчет необходимости следить за порядком в дачном товариществе и убирать снег. Женщина в цветастой шерстяной кофте, явно не по сезону, сметала снег с крыльца.

– Твоя супруга и со снегом хорошо управляется, – разбивал полковник последний аргумент Шегали.

Андрей начал было размахивать руками и умолять «не подводить его под монастырь».

– Охота – это серьезно, это не кино, там по-настоящему стреляют, – говорил охотовед, стремясь сделать речь более понятной для «уроженца теплых краев».

– Готовит здорово, – нашептывал Андрею Груздев. – Ты же тоже отметишь с нами… Увидишь, как вкусно будет, да и Лизе скучать не придется. Видел бы ты, как они тридцать первого у нас на кухне орудовали…

– Садись сюда, – велел охотовед Шегали. – Это сани, дровнями зовутся. Дров-ни… На них раньше ездили зимой, а теперь катаются для удовольствия… Мы тоже только для удовольствия… А обычно на машинах…

– Я понял, – с улыбкой сказал сторож.

На своем языке он сказал жене, что любит ее и скоро вернется:

– Я соскучился, но друзей обижать нельзя, – крикнул он ей уже с саней.

Женщина согласно кивнула и принялась еще усерднее орудовать метлой.

«В черном теле бабу держит», – решил Андрей, уловив в незнакомом языке некие грубые нотки.

– Вот, Гуля ко мне приехала, – говорил Шегали Саше. – Почти полгода не виделись. Сказала, что у дедушки сильный насморк был… Решил он, что помирает. Захотел с родней попрощаться в Нахичевани. Не пускали его… Дед рассердился, увел соседского осла… Забрался самостоятельно, но вышло, что задом наперед… Так и проехал до соседнего аула… Десять километров… Очень рассердился на соседей, что осла для него пожалели, и братьям моим досталось за то, что остановили…

Даже эта история не разубедила охотоведа в том, что «сладкоголосый лицемер в очках колотит жену».

– И как теперь дела у дедушки? – с любопытством спросил Саша.

– Жениться собрался, – вздохнул сторож. – Говорит, что по шариату полагается три жены… А он восемьдесят лет с одной прожил.

– А у тебя их сколько? – вмешался Андрей.

– Одна…

– Значит, не по закону своему живешь, – язвительно сказал Андрей.

– Почему же? Закон нашей страны, как и вашей, признает только один брак… Просто дедушка решил, что оформлять не обязательно. Зачем это ему? Можно просто жить вместе…

– Действительно, зачем? – усмехнулся охотовед.

– Бабушка попросила, чтоб помоложе жену брал, – вернулся сторож к разговору с Сашей. – Чтоб не старше семидесяти лет. Сама она уже ничего не видит, и ей сложно с хозяйством управляться.

«Рабынь ищут», – подумал Андрей, что, конечно, отношения его к Шегали не улучшило.

Он пустил лошадь во весь опор, решив выразить таким необычным способом свой протест против домашнего насилия. Пусть после крутого поворота в овраге оказались все, но он чувствовал удовлетворение, наблюдая, как Шегали выбирается из глубокого снега, то и дело проваливаясь и падая.

Пуню это приключение только позабавило, и он попросил Андрея:

– Дядя охотник, сделай так круто еще.

Саша отплевывался от снега, выслушивая оправдания охотоведа:

– Лошадка моя с крутым нравом.

За столь удачный вираж он даже поцеловал кобылу в нос.

– Вы на машине так же гоняете? – это был скорее Сашин сарказм, чем вопрос, но Андрей с улыбкой ответил:

– Машину я еще круче вожу.

В «Ниве» Груздева стоял несмолкающий галдеж. Все наперебой пытались объяснить Трубачеву, что охотиться будут на волка, а не на лося.

– Да оставьте уже его в покое, – со вздохом попросила Елизавета.

– Так Вадик совсем не умеет объяснять, запутал только.

До этого Огородник пытался изобразить волчий оскал.

– Картечью по медведю? – воскликнул Трубачев. – Да он нас быстрее порвет. Картечь ему что слону дробина…

– Вот как надо, – победоносно заявил Валеев и громко завыл, сложив ладони рупором. – Помнишь, как мы их подзывали? – пихнул он Огородника.

– Так олени трубят по осени, – заворчал Трубачев. – Что вы меня, за полоумного держите?

– Андрюхе оставьте это дело, – вмешался Груздев. – У него связки натренированы. В прошлый раз одним окриком всех созвал. Хотя кое-кто ушел на километр, а кто и дальше.

В охотхозяйстве Груздева знали хорошо. Охоту полковник любил и помочь не отказывался. Был он здесь вроде мецената: то зерна подкинет, то сена. Корма для своей будущей добычи Груздев закупал в деревне крупными партиями и не торгуясь, так что давал жене прекрасный повод поворчать о «барских замашках».

– Барин, – с иронией говорила в таких случаях Елизавета, отвешивая мужу земные поклоны. – В графья бы тебе, родимый.

Однажды подобную сцену заметил егерь Кузьмин, и фольклор полковничьей жены пошел, что называется, в массы.

– Привет, ребята, – радостно крикнул Груздев егерям.

Чем ближе становилось время охоты, тем больше он напоминал своих энергичных борзых, разве что восторг выражал не лаем.

– Ух, сюда бы свору борзых, – с воодушевлением говорил старым знакомым полковник.

Егерь Кузьмин, почти что ровесник Груздева, раз десять похлопал того по плечу и бодро сказал:

– Учтем, ваше благородие.

– А мне опять за служанку отдуваться, – ворчала Елизавета.

Молодой егерь Панов помог ей извлечь из багажника сумки с продуктами.

– Спасибо… спасибо тебе, мальчик мой, – повторила она несколько раз по пути к домику, вогнав помощника в краску.

Предстоящее действо всех настроило на особый лад.

Груздев надел свой полушубок, визуально добавлявший ему килограмм десять, и вживался в роль барина, которым был прозван с легкой руки жены.

– Знатная будет охота, чую, – важно говорил он, закручивая усы. – А с доезжачими да выжлятниками было б еще краше.

– Есть у меня знакомый… – начал Кузьмин.

Его речь прервало появление отставших. Андрей на весь лес материл свою кобылу, которой прямо на ходу приспичило помочиться.

Огородник захохотал во все горло, и ответная порция брани не заставила себя ждать.

– Подсунуть бы вас под эту скотину! – сказал в перерыве между матюгами Андрей. – Не ржали бы, как мерин.

– Заметь, Вадик, не «как жеребец», а «как мерин», – подтрунивал Валеев. – Разница существенная.

«Ну и пошлая же шутка», – подумал, слушая их Шегали.

От лошади ему по счастливой случайности не досталось, так что можно было порассуждать и о культуре речи.

– Ничего, Сан Саныч, – успокаивал Груздев Сашу. – Раньше кочевники специально мочой конской умывались, чтоб кожу от мороза уберечь.

Парень продолжал тщательно протирать лицо снегом, пока Кузьмин не пригласил его в домик «умыться по-человечески».

Пуня гоготал, стоя в санях и вспоминая недавнюю сцену, которая даже Сашу заставила выругаться.

– Это был золотой эликсир, – ставил всех в известность мальчик. – Моя мама пила его утром, пока не покушает.

От этих слов даже «барин», вещавший только что о гигиене кочевников, поморщился и выдал протяжное «фу…».

Пуня так резво прыгал в санях, что кобыла восприняла это как команду «но!». Лошадь понесла в лес, но Андрей сани догнал, правда, ценой собственного падения на пахнущую «эликсиром» подстилку.

– А я им дядю Сашу напоил, когда его гопники отделали… Он лежал и говорил «а… а…», – выступил перед всеми Пуня.

– Гопники?.. – прорвало на смех Огородника. – Что это за звери такие?

– А то же самое, что волки, – просветил его Груздев. – Только трясутся, как зайцы, когда прищучишь.

– Кто за ребенком, блин, следить должен? Я в няньки не нанимался, – рассыпался бранью Андрей. – Где этот ваш спортсмен – в жопе ноги?

Пуня топнул по ноге охотоведа и погрозил тому пальцем:

– Не ругай дядю Сашу. Он таких червей умеет запускать, что всякие чуваки неделями упячку смотрят. Папа так говорил.

– А упячка что такое? – поинтересовался у всезнающего Груздева Огородник.

– Рыба экзотическая, – сказал наугад Груздев, чтобы образ всезнающего сохранить.

Огородник лишь округлил от удивления глаза и выдал нечто похожее на «ого!».

– В лес не пойдет. Пусть здесь сидит, – гнул свою линию Андрей. – Башкой пулю поймает или на волкá выскочит, а мне потом отвечать… Да дудки вам всем!

– Не обижайся, – уговаривал его Груздев.

За долгие годы знакомства он нашел к Андрею подход. Главное, нужно было признать его правоту и попросить об уступке.

– Не прав был малой, – продолжил полковник. – А вот и Сан Саныч идет… Мы с ним просим тебя… ты вправе, конечно, запретить… Но вот тебя-то отец брал на охоту… А как же нам быть? Мы же тоже хотим настоящего мужчину воспитать…

– А… делайте, что хотите, – махнул рукой Андрей и с видом, подобающим начальству, стал отдавать приказания загонщикам.

– Ух, какой у нас распорядитель боевой, – захихикал Валеев.

– Тихо! – осек его Груздев.

Полковник опасался, что после таких громких «похвал» от Валеева «начальство» может и на принцип в отношении Пуни пойти.

– Смотри у меня, если проколешься, – погрозил Андрей Панову.

Тот все утро проверял следы, нашел свежие, определил место лежки волчьего выводка и за мгновение до угрозы Андрея показал место на карте. Но слова охотоведа его совершенно смутили, поэтому все услышали:

– Да вроде там они были.

– Ну, вот что за люди! – зашипел Андрей и велел заводить машину.

Это был тот самый УАЗ, на котором с раннего утра егеря ездили тропить волков и из-за которого ему пришлось «позориться» перед людьми на санях.

Панов только опустил глаза и сжал губы.

– Сломалась, – вкрадчивым голосом сказал он после повторного и еще более громкого требования.

– Потом ты мне скажешь, что волк из оклада ушел, балда, – крикнул Андрей и ударил сослуживца по лбу свернутой картой.

– Андрей Иваныч, – обратился с уважением Кузьмин. – Так можно ж сани-то вычистить… и поехать.

Охотовед так на него посмотрел, что Кузьмин незамедлительно предложил альтернативу. Этот способ он именовал паровозиком.

– Ох, видели бы вы, как мы в самый Новый год с Сан Санычем развлеклись… – настроился на мечтательный лад Груздев.

– На лыжах за снегоходом три километра… Нет, вы оба сегодня как… – для наглядности Андрей постучал по собственной голове.

– Я готов! – вызвался Огородник, который лет десять к лыжам близко не подходил.

Настолько ему хотелось быть поблизости от «шпиона», которого почему-то до сих пор не задерживали.

Ругать егерей у Андрея хорошо получалось. Он делал это со вкусом, вставляя в свою речь витиеватые обороты, от которых Шегали поспешил укрыться в домике. Продолжаться это действо могло очень долго. Когда в прошлый раз тропленный заяц поднялся раньше времени, Андрей, забыв про второй след, стал с пристрастием отчитывать за это егеря. Тот пытался спорить, что не каждый подход бывает удачным, но Андрей разошелся. В итоге они послали друг друга подальше, ну а Груздеву, тоже посланному обиженным егерем за то, что пытался ссору прекратить, не досталось ни одного зайца.

– Сейчас Сан Саныч глянет, он спец, – поспешил заверить охотоведа полковник, пока и эта охота не провалилась.

– Долго, долго, братцы, рассусоливаем, – вмешался Трубачев, сгоравший уже от предвкушения.

– Просто топливный шланг отошел, – повторил Груздев, как заклинание, Сашины слова и облегченно выдохнул.

– Деревня, блин, – снова напустился на Панова Андрей. – Вам бы только на лошадях ездить… С такой фигней не можете разобраться… Ух, – замахнулся охотовед. – Так бы дал, чтоб рассыпался.

«Учить» коллег кулаками Андрей перестал после одного выговора. Но насчет шапок в выговоре ничего не говорилось.

– Шапку поправь, – велел он Панову, снял с него головной убор двумя пальцами и потом пальцы разжал со словами:

– Ой, упала.

Панов давно хотел его проучить, но все никак не мог уличить момент, когда Андрей напьется на работе, чтоб можно было сообщить начальству.

«Тогда уж по статье уволят, – тешил себя в мыслях младший егерь. – Нашелся начальник! Да у меня незаконченное высшее, а у тебя… Сельская школа, тупица!»

Два курса биофака тоже тешили его самолюбие. Про курсовую, скачанную из интернета, которая и явилась причиной отчисления, он при этом даже не вспоминал.

– Давай-ка к нам… – сказал Саше Андрей.

В таких случаях обычно говорят: «Это понятно и с полуслова». По крайней мере, Андрей считал, что его предложение о работе в охотхозяйстве очень даже понятно.

– Ну, ничего же не умеем. Где лежка? Да вроде там, – дразнил Андрей Панова. – Что с машиной? Мафына сломалась. Может, хоть с тобой сработаемся.

– А это дело… Это надо обмозговать, – встрял Груздев.

Так он мог больше не терзать себя мыслями, как исполнить обещание, которым и заманил Сашу на дачу.

Но Андрей вдруг принялся описывать не самые выгодные стороны своей работы:

– Бегать будешь, как волк, пахать, как лошадь… На хлеб хватит. Дом дадут, их тут брошенных хватает… Да, корову дают стельную… – последняя фраза заставила его усмехнуться.