Текст книги "Взрослые дети"

– Улица моего имени?! А еще говорите – не цирк… – во всеуслышание заявил бывший тренер. – Церковь на улице Градова… Да вы спятили… Что еще придумаете? В святые запишете?.. Делать мне нечего на старости лет, сплю и вижу, как бегаю по конторам и прописку меняю на улицу своего имени… Похож я на шизика? Видимо, похож… Вот смеху-то будет в паспортном столе, а то им там скучно бумажки просто так перебирать, пусть похохочут…

Послав всех «к хренам собачьим», Градов удалился. Еще минут сорок Филин читал нотации «об отсутствии гражданской инициативы и банальной ответственности перед родным селом».

– Документы менять не желаем, – завелся он. – И плевать нам, хоть в честь Гитлера ту улицу назови…

Филин так увлекся, что не заметил, как зал опустел. Только священник стоял рядом и, прикрыв глаза, перебирал свои четки.

– Улице возвращается историческое название Церковная на участке от дома номер два, он же Свято-Троицкая церковь, до запланированного к постройке дома номер два литер «а», он же приходская школа, – постановил глава администрации и поставил под всем этим гербовую печать.

– Воскресная… Воскресная школа, – тихо поправил священник.

– Ничего, товарищ Владимир, – ответил на то Филин и потащил священника в администрацию, где в его присутствии документ переписал.

– Вы знаете Виталия Степановича Градова?.. Знаете? Он здесь живет… Тренер известный… – тщетно расспрашивал Саша попутчиков из автобуса и прохожих.

Чаще всего он слышал в ответ невнятное бурчание. Попутчики стремились побыстрее попасть в свои натопленные дома, встречные же не прочь были поговорить на самые разные темы, к вопросу не относящиеся, например, о «косаре на поправку здоровья».

Саша от таких персонажей шарахался, поражаясь наглости клянчить тысячу рублей на водку. В местном же быту косарем именовали всего-навсего сторублевую купюру с полуголым Аполлоном, до коего бдительный взгляд Мальцевой пока не добрался.

– Я ищу Градова, не подскажете, где он живет? – обратился парень к мужчине в галошах поверх валенок, стоявшему на остановке.

– Зачем он тебе? – прозвучало в столь знакомой манере.

Парень покривил губы и зашагал дальше.

– Не туда! В другую сторону надо! – раздалось вслед.

Мужчина его догнал и задал тот же самый вопрос. Саша его сдержанно поблагодарил, намекнув, что денег на «огненную воду» у него нет. Это, казалось, рассеяло любопытство преследователя. Парень прошел мимо той самой церкви. Стоя у ее порога, сияющий улыбкой отец Владимир зачитывал прихожанам, подобно тому, как делали это в далеком прошлом с царскими указами, распоряжение вернуть пятидесятиметровому участку улицы дореволюционное название.

С выводами Саша поспешил: никаких набожных старообрядцев в Дивино не было отродясь. Праздники религиозные отмечали, кое-кто и на службы ходил, но, как и в прежние времена, проповеди о любви к ближнему и трезвой жизни влетали в одно ухо и вылетали незамедлительно из другого. Так что в голове ничего не задерживалось, кроме красивых церемоний и надежд на существование рая. Часто это была гремучая смесь, взлелеянная различными «мистическими телешоу». В сознании некоторых сельчан спокойно уживались не только христианство с язычеством, но и фрагменты всех мировых религий, тесно переплетенные с причудливыми фантазиями шоуменов. Одна постоянная прихожанка верила, что в прошлой жизни была волчицей, которую убили охотники. Будто бы именно от этого женщина страдала мигренью. Боль, по ее мнению, возникала в том самом месте, куда в прошлой жизни угодила пуля. Нечто подобное она видела в любимой телепередаче. И зря священник ее разубеждал, прихожанка лишь укрепилась во мнении, что «сам батюшка какие-то странные вещи говорит», и разнесла весть о его странности среди знакомых, ну, а дальше сработало пресловутое сарафанное радио. В глаза священнику, такого, конечно, никто не говорил, но многие стали считать его «не от мира сего».

Саша продолжил путь по заснеженной улице имени Софьи Перовской. Вопрос, кем она была, перед ним вообще не возникал. Заметив на доме указатель с фамилией другого «душегуба» – Каляева, парень лишь подумал, что сбился с пути, и вернулся назад к перекрестку. Именно там улица Перовской делала поворот под прямым углом и шла уже без значительных зигзагов до самого края села. Он искал дом с зеленой крышей. О нем сказала одна из пожилых прихожанок церкви. Человеком она была глубоко верующим, потому отказать не могла. Но речи священника о «торжестве исторической справедливости» звучали для нее куда привлекательнее, чем вопросы незнакомого парня со смешным рюкзаком за спиной. Это была одна из немногих вещей, напоминавших Саше о школе: рюкзак цвета хаки, купленный матерью на «барахолке», с кучей разноцветных нашивок и гордой надписью «US army» на боковом кармане. Этот рюкзак побывал с ним и в детдоме, и в многочисленных побегах, и чудом дождался возвращения владельца из армии.

– Дальше по улице идите, – махнула рукой прихожанка, успокоив совесть тем, что парень догадается уточнить направление у кого-нибудь другого.

Этой другой оказалась женщина с южнорусским говором, криками пытавшаяся загнать беглого гуся обратно во двор, чтоб успеть нафаршировать того к ужину.

– На той стороне его дом, – сказала она и принялась за старое. – Да чтоб тебя… глупая ты птица. Поганец этакий…

Гусь, громко гогоча, хлопал крыльями и перелетал с места на место, будто дразня коварную хозяйку. Саша постучал в ворота дома напротив. Крыша хоть и была сложена из выкрашенных в разные цвета листов железа, но зеленых среди них имелось немало. Сам дом представлял из себя причудливое нагромождение пристроек из дерева, кирпича и пеноблоков. Все это невиданным образом держалось вместе, как бы сказали сельчане, честным словом. Потому-то Филин и принудил хозяина дома «строение разобрать, придав дому исходный вид». Чтоб был сговорчивым, глава администрации припомнил падение черемухи на соседский дом.

– Он решил так со мной расправиться, – убеждала после падения дерева соседка «зодчего».

Ту черемуху посадила еще бабка этой женщины, пристроив саженец аккурат к соседской меже: «Чтоб корни ползли на соседний участок и оттудава питались». Все уже забыли о причинах давней неприязни, но новые поколения соседей продолжали строить друг другу козни по привычке. Между тем столь радовавшие давно почившую старушку корни были нещадно порублены при закладке фундамента под чудо местного зодчества, и дерево завалилось на дом своей прежней хозяйки. Ее же потомки, наблюдая ветки и дождь в собственной гостиной, ругали на чем свет стоит «соседа-скотину».

– Следующий дом, – пробасил зодчий, прежде назвав Сашу бараном.

Этот дом выглядел заурядно, если не считать протянутой над забором проволоки и надписей «Высокое напряжение» по всему периметру усадьбы. Весной к таким объявлениям добавлялось «Злые пчелы».

На звонок никто не отвечал, только отрывистый лай доносился временами из-за ворот. Окна была завешаны тюлем, через который ровным счетом ничего нельзя было разглядеть. Писать, что во дворе злая собака Градов считал банальностью, потому просто разместил на воротах фото оскалившейся овчарки.

Для любителей входить через окно были предусмотрены чернильные и зловонные «бомбы», так что личность злоумышленника сразу становилась известной всему селу. Соседи считали олимпийского призера просто чудаком, но после визита его старого знакомого журналиста он стал в их глазах чудаком опасным. И собаку увидели в действии и матерящегося Градова, граблями махавшего.

На стук в окно снова отозвалась собака. Происходящее во дворе было надежно скрыто от любопытных глаз высоким забором. Государственный стандарт требовал от каждого, имевшего хоть один улей, возводить такую внушительную ограду. Кем-то там было рассчитано, что после перелета через двухметровый забор у пчел не останется сил и желания кого бы то ни было жалить.

Сбоку к усадьбе Градова примыкала улица Лесная, как и улица Ленина, имеющаяся в любом мало-мальски значимом населенном пункте. Здесь у забора Саша приметил ящик, оставленный кем-то из любопытствующих. На него парень и взобрался, осторожно взглянув через проволоку.

– Лучше не лезь, – раздалось сзади.

Саша увидел того самого привязчивого мужчину в калошах. Но прежде деревянный ящик скрипнул, и парень рухнул на снег.

– А могло и по башке погладить… Кто знает, какого лешего он там навыдумывал… Он вообще фантазер, когда накатит особенно…

Мужчина не без интереса наблюдал, как парень извлекает ногу из сломанного ящика.

– А мог бы и кожу обломком распороть, – приговаривал прохожий.

– А где Виталий Степанович? – переборов раздражение, спросил Саша.

– Дома… Где ж ему еще быть… А ты не этот… Не журналюга? Терпеть он их не может… Огреет или собаку натравит…

Он колотил кулаком в ворота, стучал в окно, но изнутри никто не отзывался. Тогда мужчина пихнул дверь плечом и предложил парню войти.

– Без резких движений, если шкура дорога, – предупредил он, кивнув на собаку.

Кобель кавказской овчарки размером с теленка приветливо вилял хвостом и в то же время рычал, так что его поведение в следующую секунду сложно было предсказать.

– Жди здесь, – велел мужчина, оставив парня наедине с лохматым чудовищем, а сам вошел в дом.

– Говорит, что не журналюга. Может, и врет… – донеслось из сеней.

Вскоре мужчина вернулся с двумя пустыми ведрами и попросил принести воды из колодца, дабы помочь хозяину взбодриться.

– Понимаешь? – спросил он Сашу, символично почесав шею.

– И этот алкаш… – буркнул парень, пробираясь по наледи к общему колодцу.

Пес, истосковавшийся по улице, дернул цепь и через два прыжка оказался рядом с парнем. Собачий интерес показался Саше нездоровым. Важная миссия освежить Градова после «веселья» моментально вылетела из головы. Почти уже поднятое ведро устремилось назад. Грохот цепи Саша слышал отчетливо, а вот удара головой о землю уже не ощутил.

– Как я сюда попал? – простонал он, глядя на расплывавшуюся мебель.

– Как?.. Как? На моем горбу, – гулким эхом звучал голос мужчины.

Тот сидел на диване в тех же галошах, правда, уже в красной вязаной безрукавке поверх фланелевой рубахи. Пуховик лежал рядом. Его мужчина небрежно скинул с плеч, и одежда неуклонно сползала на пол.

Сашин коренной зуб превратился в крошево после удара ручкой колодезного подъемника. Но боль еще не утихла, а парень уже с трепетом рассматривал комнату. Наверно, именно так должен был бы выглядеть рай биатлонного болельщика: кубки, медали, фотографии, даже спортивная винтовка висела аккурат под лосиными рогами.

– Ожил… – произнес мужчина и бросил упавший с дивана пуховик на журнальный столик.

Узнав, что пострадал всего-навсего один-единственный зуб, он небрежно махнул рукой, с укором сказав, что у него аж трех недостает, притом с двадцатилетнего возраста.

– А я вот теперь с поясницей майся, – заворчал он. – По тебе не скажешь, что здоровый, а будто быка волок…

На это Саша огрызнулся, заявив, что он здоровее многих, не забыв и про свой юношеский разряд по лыжам упомянуть.

– О… о, какие мы обиженные. Гонор так и прет, не лопни, смотри, от такой важности, – подтрунивал над ним мужчина. – А черепушка у тебя крепкая, это точно… Я уж думал, мозги придется собирать… Но это хорошо: и корячиться с тобой не придется, и лопату не марать…

Мужчина накинул пуховик и направился к выходу.

– Э… А где Градов?

– По нужде вышел. И не экай, он этого не любит, – услышал Саша.

Парень не расслышал шагов, он был занят изучением коллекции хозяйских медалей.

– Без спроса не хватать… Да и пакли свои ты вымыл? – прозвучал за спиной знакомый голос.

Саша громко объяснил, что у него не пакли, а руки, а к медалям он даже не прикасался.

– И вообще я к Градову пришел, а не к вам…

С тем же невозмутимым выражением лица мужчина кивнул на календарь.

– Так это… значит… – протянул парень.

– Широко открывать рот – дурная манера, – сказал хозяин менторским тоном. – Муху можно поганую запустить, или за дурачка сойти…

Усевшись снова на диван, тот тихо проворчал, что в дураках остались оба, но он, Градов, в особенности: «Ладно зуб выбить, а тут поясница…»

Парень извинился, вспомнив про 1 апреля на календаре, но в душе он все еще злился за такой глупый розыгрыш.

«Ну, хоть какое-никакое чувство юмора… Может, так даже проще будет договориться», – рассуждал Саша про себя.

В его размышления бесцеремонно ворвался вопрос: «Так какого тебе тут надо?»

Услышав ответ, тренер больше не мог сохранять серьезное выражение лица. Давно Градов так не смеялся, с тех самых пор, когда один непрошеный гость, удирая от собаки, опрокинул улей.

– Они согласятся вас утвердить… – напирал Саша.

Про кандидатуру «уважаемого генерала аль-Нури», который, катаясь в компании султана, действительно научился держаться на лыжах, парень не забыл. Он вообще не был уверен, что аль-Бахри снова станет с ним разговаривать. «Может получиться некрасиво», – такую фразу Саша постарался выкинуть из головы и заменил ее словами: «С этим потом буду разбираться».

Градов терпеливо выслушал историю о первом юношеском разряде по лыжам и былых планах перехода в биатлон, а потом предложил чаю.

– Винтовку можешь посмотреть, – произнес тренер.

Тренер вспомнил о восторге, охватившем Сашу сразу, как только тот пришел в себя после «колодезного нокаута».

– Возьми, потрогай, – приговаривал он, намазывая мед на хлеб. – Тебе точно двадцать? – переспросил Градов.

– Не похоже?

Подобный интерес к оружию тренеру напоминал детские игры в войну, разве что этот «мальчик» не кричал «тра-та-та», глядя в прицел. Градов хотел в свойственной манере поиронизировать насчет несоответствия возраста эмоциям, но вместе этого сказал:

– Садись… Наиграешься еще. Чай остынет.

Про себя он думал, что станет «величайшим клоуном всех времен», если согласится «это чудо» тренировать.

– Бери, – сказал Градов с повелительной интонацией, протянув гостю блюдо с капустными пирогами.

Таким же образом он поступал с медовыми бутербродами и огромными чебуреками. Все ради того, чтоб занять Сашин рот и не слышать о большом спорте.

– Я пока сам тренируюсь, – смешно выговорил парень с полным ртом капусты. – Но это все равно не то…

– Жуй лучше, – вздохнул Градов, а потом повторил прием с блюдом.

Когда же пироги закончились, хозяин убрал со стола оставшиеся медовые бутерброды и с намеком произнес, что пора бы вынести ульи из омшаника.

– Так вы согласны? – спросил Саша с обезоруживающей улыбкой.

И теперь Градов не ответил, вместо этого он попросил у парня рюкзак и исчез с ним в погребе.

– Мед… Мой… – объявил тренер, вернув ощутимо потяжелевший рюкзак.

Не давая Саше открыть рта, он велел ему взять свои вещи и идти в сени. Там уже была приготовлена пара лыж.

– Знаешь, что это такое? – указал Градов на лыжи.

Услышав ответ сквозь раздраженное фырканье, тренер парня похвалил «за сообразительность».

– Артем Пушкин мне такие же подарил, – заявил Саша.

Ему хотелось сказать что-то в пику шуточкам хозяина, но эффект превзошел все его ожидания. Градов заворчал, что подаренные лыжи наверняка изношены до предела, упомянул и про расчетливость бывшего воспитанника.

– Только в воскресенье в парке кататься… По ровной… идеально ровной лыжне. И то ненадолго хватит, – довершил свою речь Градов.

– Да нормальные лыжи, – не выдержал парень. – При чем тут лыжи, если вы… с ним…

«Посмотрел нехорошо», – так это обычно называют. Увидев в тот момент Градова, суеверная женщина вроде Елизаветы Груздевой точно бы решила, что ее хотят сглазить. Пару минут тренер молча стоял, гремя связкой ключей.

– Я не хотел… – начал Саша.

– Лыжи бери и на выход, – перебил его тренер. – Автобус сломан… А ночевать у меня негде… Пойдешь до трассы.

За воротами Градов парня окликнул и указал рукой в сторону околицы. Через триста метров, пройденные в полном молчании, они вышли к накатанной лыжне. Петляя по лесистой лощине, та взбиралась на приличный пригорок.

– И лыжи, и пустую банку потом вернешь, – сказал тренер вместо прощания и подтолкнул Сашу к пологому спуску.

Он понаблюдал вприщур за Сашей, пока тот не скрылся из вида. Немного попыхтев и потоптавшись на месте, Градов все же зашагал следом по лыжне. В глубине души он желал найти подтверждение Сашиной несостоятельности как спортсмена. Так тренер рассчитывал усмирить свои «авантюрные мысли» о возвращении, непременно триумфальном.

Заметив на подъеме характерные следы падения, он непроизвольно улыбнулся и покачал головой. Начинало смеркаться, но Градов упорно шел по «следу». Новое «доказательство» он обнаружил, когда за деревьями показалась автотрасса. В этом месте Саша снял лыжи.

– Не хватило тебя, значит… – буркнул Градов.

Тренер еще немного поворчал, что не надо было устраивать никаких «смотров» и «не сочинять басни» насчет автобуса.

«Ну, какой из него спортсмен… – убеждал себя Градов на обратном пути. – Лишь бы отделаться поскорее… Триста метров лишние пройти не мог… Знаем мы таких…»

Мысли так его увлекли, что он дважды получил ветками по лицу, а потом и вовсе упал, проехав на пятой точке с пригорка.

Вернувшись домой, Градов выпил чая с медом и мелиссой, согласно рецепту «от нервов», и лег спать раньше обычного. С утра в расписании значилось переселение пчелиных семей из омшаника на пасеку без всяких «авантюр».

Чего тренер точно не ожидал, так это визита в бывшее общежитие вентиляторного завода. Он морщился от местных запахов и вида расписанных, отнюдь не стихами Есенина, стен.

– Еще и дома нет… Сейчас, буду я еще бегать за ним, – проворчал Градов.

– А зачем он тебе нужен?

Груздев решил, что имеет дело с алкоголиком. Полковник считал, что такие люди обращения на «вы», как и иных вежливостей, не заслуживают.

– А вы-то сами кто, разлюбезный?

Красные корочки были пущены в ход. Все действо напоминало встречу двух бодливых оленей. Градов не упустил шанса козырнуть своими корочками. Он даже дал Груздеву их посмотреть. Тому ничего не оставалось, кроме как показать свои в развороте.

– Внутренние войска, значит, – произнес Груздев уже спокойнее.

Полковник чуть выпятил грудь в гордости за свои войска и уже заговорил с интонацией, применимой к младшим по званию: все-таки Градов был подполковником.

– Так разъясните цель вашего визита, – продолжил Груздев.

– Ну вот, мне меньше беготни… – без всякого пиетета сказал Градов, протянув полковнику Сашин паспорт.

– Что вам о нем известно?

– Мед не любит, – сказал Градов с дурацким, по оценке Груздева, видом.

А каким же еще? Груздев ведь желал не эту «ерунду» услышать, а получить сведения по поводу всей этой истории с «иностранными спецслужбами». Когда усатый мужчина, одетый а-ля «человек в черном», посетил программиста снова, у того сдали нервы. Мужчина общался с ним предельно вежливо, интересуясь местонахождением его «находчивого друга».

– Его Величество был не просто в замешательстве от его шутки… – говорил он о «происшествии» на презентации книги.

Для описания султанских эмоций подходящих русских слов не нашлось, но программист обо всем догадался по многозначительной паузе.

– У него комната… где-то… на окраине, – сказал Сергей.

Программист заказал такси, прошелся по улице, кожей чувствуя «хвост», сел на электричку, через две станции пересел на автобус… Так он и добрался до дачи Груздева, подробно рассказав, как он, несчастный, по милости друга влип, и на полном серьезе попросил убежища. При этом Сергей был уверен, он сделал «придурку-дружку» огромное одолжение, утаив от «спецагента» его точный адрес.

Султан было охладел к идее воспитания чемпиона. «Ему была предложена такая честь в виде предложения о подданстве, и такой уважаемый учитель, генерал, да еще и родственник султанской фамилии… а он… даже восторга не выказал». Но вот после привычных любований своими многочисленными коллекциями изящных вещиц Мудрейший снизошел до просмотра биатлона. Зрелище его увлекло, что он даже забыл про виноградину, которую собирался отправить в свой благородный рот: так и держал в пальцах, пока сок не потек. Вопреки опасением прислуги, пятнышко на белоснежном одеянии Его Величество не разозлило и даже не расстроило. Он просто бросил раздавленную ягоду на поднесенное большое блюдо, именно большое, потому что «Величайший Охотник Азии и Африки» не должен был промахнуться ягодкой мимо цели. Облизав свои «драгоценные персты», султан велел принести «дребезжалку». Именно так стал называться телефон после того, как Мудрейший решил «освободить древний язык своего великого народа от неоправданных иноземных заимствований».

– У нас уже было великое государство, – вещал он на заседании своего Совета, – в то время как весь западный мир прозябал во тьме варварства, невежества и пучине чумной заразы.

Члены Совета дружно похлопали и озадачились вопросом отношений с бывшими частями того самого великого государства. Во времена правления Светлейшего дедушки Мудрейшего султанату принадлежали обширные земли в Аравии. Оттуда-то и происходила правящая династия. Но зеленый остров с приятными морскими бризами переманил султанов из тех пустынных краев. С положением провинции прежняя аристократия мириться не желала, вспоминая, как водится, славное прошлое, когда султанская армия повергала в трепет весь Ближний Восток. Народу о славном прошлом тоже напомнили, кому по телевизору, кому по радио, а кому с площадей.

Никогда прежде дремотные пустыни и оазисы не видели такой «патриотической бури»: флаг заменили, старинную усыпальницу султанов разнесли подручными средствами, затеявшую революцию аристократию «под шумок» перебили, провозгласили демократическую и, вдобавок, народную республику, а первый ее президент выразил свое отношение к султану, показав на камеру язык.

Долгие годы официальные представители двух стран обменивались подобного рода «любезностями», показывая друг другу языки и иные части тела. Но вот одна «умная голова» из Совета при Мудрейшем предложила «перейти к более серьезным мерам». «Важная, исторически справедливая инициатива» состояла в переименовании бывшей провинции в «Край чесоточных свиней». Теперь все местные СМИ и учителя географии обязаны были использовать только это название. Поставив под указом свою «благодатную роспись», султан под аплодисменты удалился для дальнейшего просмотра биатлонной трансляции.

– Хочу это, – решил Мудрейший, глядя на экран.

Стрельба на огневых рубежах его особенно привлекала. От аль-Бахри незамедлительно потребовали «того человека с бумажным самолетиком разыскать».

– Его Величество поддерживает дружеские отношения с вашим президентом, – заявил Саше визитер. – И к вашим пожеланиям наш мудрейший султан прислушался. Мы уверены, что и проблем с паспортами у вас не возникнет, хотя наши законы двойного подданства не предусматривают…

Из этого следовало, что парню снова оказана величайшая честь и исключительная милость: теперь он мог и подданство получить, и «остаться для тренировок в условиях прохладного климата». Вот в сей-то торжественный момент и обнаружилась, о боже, пропажа паспорта.

Градова Саша прождал три часа.

– Значит, ты тут засох, – заявил ему с ходу Градов. – А паспорт требуй у своего усатого полковника.

Тренер на сей раз ограничился чашкой горячего чая с медом, решив, что Саша просто обязан его «фирменный продукт» попробовать не на бутербродах, так в чае.

Вместо того чтобы мед похвалить, а Градов готов был уже подхватить речь о его полезных качествах, парень, согревшись, произнес без четкой вопросительной интонации:

– Так вы согласны меня тренировать?

– У меня вообще-то пчелы, – заворчал Градов, – и собака… А рассаду на окне видел? Хозяйство у меня, в общем.

Так и не получив внятного ответа, Саша помчался к Груздеву. Там его ждали нахмуренные брови и заунывные лекции на тему «с дядями из султаната нужно ухо востро держать, а то плохому научат или укокошат».

За свое демонстративное поведение на даче Груздев, конечно, извиняться не стал.

– Подумай хорошенько, твоя жизнь только начинается, – с патетикой сказал он, передавая парню паспорт.

Полковник упомянул и про «типа с красными корочками», у которого Сашин «важнейший документ изъял».

– Он точно тренер? – поинтересовался полковник, хитро улыбнувшись. – А то смотри…

Лекция на прежнюю тему продолжилась. Елизавета с легким стеснением предложила перекусить еще теплыми драниками.

«Обиделся», – решила она, услышав «спасибо, мне нужно по делам».

– По каким это делам? – сел на своего конька Груздев.

– Хорошим делам, – с той же сюсюкающей интонацией ответил Саша.

– Ну, ладно, а то смотри… – театрально погрозили ему пальцем.

В посольство Саша попал только к вечеру. Аль-Бахри «поправил» настольные часы так, чтобы парень понимал: милости сыплются на него одна за другой, теперь вот посол султанских кровей его изволил принять, хоть время приема закончилось.

– Это документ о выдаче вам нового паспорта, – сказал аль-Бахри про документ на его родном языке.

Перевод имелся, но послу не хотелось разъяснять все тонкости. Он был уверен, что вопросы по прочтении обязательно возникнут, а ведь его с таким нетерпением ожидали красивые девушки в дорогом ночном клубе.

Но зря аль-Бахри рассчитывал отделаться, получив Сашину подпись. С выученными любезностями и намеками парень стал просить о назначении Градова своим тренером.

– Его Величество об этом подумает, может быть, – выдал посол, без всяких любезностей кивая на дверь.

Кондуктор на дивинском маршруте симпатичного парня, зачастившего в село, приметила.

– А я вас помню, – непринужденно завела она разговор.

Не без кокетства кондуктор поинтересовалась мнением Саши о чистом воздухе и местных жителях. В ответ ей подарили вежливую улыбку и заверили, что пребывают в восторге от свежести первого и радушия вторых.

– Чего еще тебе? – простонал Градов. – Я же тебе сказал…

– Пчелы, собака, рассада, – повторил Саша. – Я помню. А еще я помню, что вы хороший специалист…

– Грубовато льстите, молодой человек, – выдал тренер и попытался захлопнуть дверь.

Саша зашипел от боли. Дверь оказалась уж очень тяжелой, ну, а Градов достаточно сильным для почтенного «старичка-пчеловода».

– Ногу убери! – проревел хозяин. – Пса спущу…

Ногу, уже больную, парень таки убрал. Он решил, что спешить уже некуда: у него на руках был и старый паспорт, и новый с блестящей эмблемой на обложке и разноцветными птичками на страницах.

– Спятил! – рявкнул на него Градов, выйдя утром за водой.

Саша через силу улыбнулся и похлопал заиндевелыми ресницами. Теперь-то тренер дождался искренних комплиментов по поводу своего травяного чая с медом.

С момента прошлого Сашиного визита обстановка в доме Градова изменилась радикально. Все, что так или иначе напоминало о биатлоне, исчезло с глаз. Только хорошенько присмотревшись, можно было разглядеть ствол винтовки, торчащий с антресоли, а заглянув в приоткрытый шкаф, и все остальное. Может, Градов и хотел забыть прошлое, но ему и в голову не могло прийти свалить свои награды во вместительном чулане рядом со всяким старьем. На видных местах теперь расположились разные журналы, книги, газеты о приусадебном хозяйстве, давно уже прочитанные и получившие оценки от «полный идиотизм» до «толково написано, но я это и так знал».

– Дел невпроворот, – вещал Градов, отгоняя «авантюрные мысли». – Это вы там не знаете, как картошка растет, а у нас не так.

Тренер принялся заговаривать гостя, расписывая преимущества пчеловодства и то, какой хороший доход можно с этого иметь, «если с головой подойти». Он даже картинки Саше показывал, объясняя, как печатный расплод отличить от медовых сот, а расплод рабочий от трутневого и маточного.

– Бывают еще семьи-трутовки… Когда матка пропадает, умирает там или еще что… одна из рабочих пчел начинает сеять яйца. Но из них выходят отнюдь не рабочие пчелы. Вот, посмотри на картинку… Трутневый расплод еще зовут горбатым. Видишь почему? Форма у него такая… Так вот… О чем я говорил?

– О семьях-трутовках, – улыбнулся ему Саша.

Бросив книгу обратно на стол, хозяин подошел к окну и уставился на томатную рассаду, думая, чтобы еще такого рассказать да поскучнее: пусть парень убедиться, что «ловить» здесь нечего и не заводит разговоры, от которых появляется приятное волнение.

– Дважды в одну реку не заходят, – бормотал он себе под нос, а потом неожиданно подскочил к Саше и спросил, освободил ли тот банку из-под меда?

С банки Градов перепрыгнул на скучнейшую, как ему казалось, тему стерилизации тары для домашних заготовок.

– Да, да, и использовать только чистую ложку, – с довольным выражением лица поддерживал его парень. – Если облизать и потом снова залезть в банку, на варенье появится плесень.

Градов ощутил себя безоружным. Он не нашел ничего лучше и предложил Саше заняться на пару «производством товарного меда».

– Давайте потом, – мягко напирал парень. – А сначала…

– Нет, нет, нет, – зачастил Градов, всплеснув руками. – Даже не начинай…

– Обещаю во всем следовать вашим рекомендациям, не лениться, не спорить, не ныть…

– Девка есть? – прозвучало жестко. – Девчонка, спрашиваю, есть? Спишь с ней? – повторил тренер, нарушив возникшую паузу.

Саша недовольно надул губы, но все же ответил.

– Тем хуже для тебя… – возбужденно протараторил Градов. – Теперь никаких девок… Ни лизаний, ни обжиманий, никаких цветочков-конфеток-шоколадок…

После очередной паузы он с той же горячностью заявил, что таково его условие, а если не нравится… Его пылкую речь прервало тихое Сашино согласие.

– Я вижу, тебе не нравится… – продолжал тренер, немного успокоившись.

Он хотел добавить, что не желает «всякого гэ на свою голову», но от откровений в последний момент удержался.

Градов не сказал «я согласен». Это было, по его мнению, ненужным пафосом. Специально дождавшись, пока Саша засобирается домой, тренер осуждающе поцыкал и намекнул, как же все-таки несерьезно парень к такому делу подходит.

– Садись, слушай и отвечай, – войдя в привычный образ сурового наставника, велел Градов.

Он дотошно расспрашивал Сашу о распорядке его дня и составе рациона, не забывая цокать языком и громко вздыхать, слыша про лапшу быстрого приготовления, жареные яйца и «прочий пищевой мусор».

– Не знаю, не знаю… Стоит ли овчинка выделки, – бормотал Градов.

Тренер велел парню встать на весы. Они напоминали тот допотопный прибор, через который проходили раньше призывники. Перемещая маленький груз по шкале можно было приблизительно определить живую массу защитника отечества. Некоторые медсестры за долгие годы передвижения груза убедились, что с тем же успехом можно определить вес и на глазок без лишних манипуляций. Градов же не уставал ежедневно «возить гирькой» в период медосбора и щепетильно фиксировать изменения массы контрольного улья, на тех весах стоявшего.