Текст книги "Взрослые дети"

– Ладно Лизка, клушка, а ты-то… – подытожил длинную тираду полковник. – От тебя я такого, извини, дерьма не ожидал. Да-да, теперь ты правильно услышал, это самое настоящее дерьмо, жидкое, самое вонючее, которое еще на вентилятор бросили для пущего аромата.

Монолог Груздева неожиданно перешел в сферу зоологии, и он упомянул бегемотов, которые «гадят и тут же хвостом вертят туда-сюда». В итоге с другого конца раздался громкий смех. Это уж полковник счел за самое настоящее кощунство. Смех Валеева смолк после двух крепких фраз.

– Ты – дурень, Пашка, набитый, горшок пражский сказывается, не иначе, – уже предельно серьезно сказал Валеев. – Старшому хорошо теперь: няньки, прогулки, никаких родственников… В санатории он. Поменьше слушай всяких… садоводов-огородников.

Хозяйка пыталась придумать какую-нибудь отговорку, дабы отвлечь Груздева от телефонного аппарата, но выдала лишь невразумительное и робкое:

– Извините, мне уйти надо.

– Идите, – прозвучало в ответ.

Для Груздева было странно, что ему о таких мелочах докладывают: «Сколько живу у нее, уходила и не говорила, куда и насколько, а тут…»

Она лишь прикусила губу от бессилия, когда Груздев принялся звонить Огороднику и подробно пересказывать все, услышанное ранее от Валеева.

Огородник стоял на своем: «Витька Валеев что-то напутал». Он уже венок купил с золотистой лентой и надписью «От сослуживцев», «а теперь куда его девать?».

– Вы уезжаете? – спросила с прежним намеком хозяйка.

Груздев вежливо попросил ее подождать или «идти, если очень надо», а сам тем временем стал вновь выяснять подробности у Валеева.

– У старшого хобби появилось: он включал в ванной кипяток на всю катушку, – рассказывал без спешки Валеев. – Затопил соседей, вот его потомки и отправили… подлечиться.

Теперь Груздев лишь слегка друга пожурил, дескать, нехорошо о старших с такой иронией говорить, «сами такими будем». Валеев же был уверен, что все это следствие не столько маразма, сколько вредного от природы характера Трубачева, он даже готов был доказательства привести за все годы совместной службы, но спорить вживую ему нравилось гораздо больше, чем по телефону. «Телефон – это для сплетниц», – считал Валеев.

Градов, издал протяжный стон, когда его телефон снова зазвонил.

– Там все напутали, старшой наш живой, так и передайте Сан Санычу, пусть не переживает, – сказал Груздев и плавно перешел к вопросам «что там?», «как там?» и, разумеется, фантазиям по поводу призовых мест.

– Передам, – ответил лаконично Градов.

– Связь у вас плохо работает, – объявил полковник хозяйке.

Он и подумать не мог, что Градов способен просто проигнорировать все эти многочисленные «что?» и «как?» и отключиться, сказав одно-единственное слово, и даже не попрощавшись при этом.

А Градов решил, что новость о «воскрешении» подождет до конца тренировки: Саша не производил впечатления в его глазах впечатления горем убитого.

Сам Саша переживал по поводу того, что увидел на стрельбище Кристину. Они что-то хотели друг другу сказать: Кристина что-нибудь этакое с обидным подтекстом, Саша наоборот, но у обоих вышло одинаковое бессвязное «э…», на том и разъехались.

Основательно все обдумав, Груздев решил, что должен лично с Сашей объясниться. «Если дело касается людей военных, то это уже не сентиментальная ерунда, и нечего тут стесняться».

– Тоже бы не мешало подлечиться тебе, – проворчал он тихо, поправляя шапку перед зеркалом.

Но реплика эта относилась не к отражению, а к Огороднику. Неудобная ситуация с Сашей, разбитый в сердцах мобильник – из-за этого Груздев мог надолго с ним рассориться. Но в этот раз не получилось. Огороднику ответила уже хозяйка.

– Алло, алло, кто это? – доносилось до нее из трубки. – Позовите Пашку, у меня же деньги идут… Тогда передайте, чтоб он мне перезвонил, когда вернется. Дело важное.

Но в следующий миг его посетила мысль, что женщина в таких вещах может разбираться не хуже.

– Вот технику неисправную в магазины возвращают, – продолжил Огородник, – за продукты порченые деньги возвращают… А венок могильный возьмут обратно? Он не использованный совсем. Но чек я выбросил, откуда же мне было знать…

Хозяйка так и присела с трубкой в руках, хорошо, что банкетка рядом оказалась.

– Ну, не знаете, так и скажите. Не могу я ждать, пока вы там думаете. Деньги идут, межгород, а я вообще-то с мобильного…

– Бывают же такие…

Женщина вставила матерное слово вместо «дураки», которое Огородник хорошо расслышал.

– Что? Я? Да я тебе покажу таких!..

Этот дикий рев вывел хозяйку из оцепенения, и она быстро положила трубку на место. Так каждый и остался при своем. Хозяйка нашла новое подтверждение тому, что «мужики – козлы», Огородник же уверился, что женщины – глупейшие существа да к тому же без всяких намеков на приличные манеры. Он даже Алика пожалел. Давно ему не звонил, но был уверен, что тот с его дочкой мучается.

– Это… Сан Саныч, в общем, жив наш старшой, все нормально, – объявил Саше Груздев после тренировки.

– Хорошо… – сдержанно прозвучало в ответ.

– Все там напутали и меня сбили с толку, – продолжал полковник.

«Извини» было запретное слово как воплощение всей «сентиментальной ерунды», потому Груздеву приходилось обходиться намеками, а они имели свойство растягиваться.

– Хорошо… я рад… понятно… – повторял Саша.

Эти «дежурные слова» у Груздева вызывали ощущение, что на него обиделись и очень сильно. Потому полковник продолжал рассыпаться в намеках, уже более прозрачных:

– А может, какие-то витамины надо купить или фрукты, я это… сбегаю, мне не сложно. Или, может, баньку организовать? С раками там, с веничками березовыми… Ты же знаешь, как я парить умею. Ух, как умею!

– Сейчас ничего не надо, спасибо…

Разумеется, Груздева это устроить не могло.

– Ну, вот ты после тренировки, тебе надо как-то отдохнуть, силы восстановить перед гонкой…

С этим Саша был как раз согласен. Но он уже неплохо знал Груздева, потому сказать прямо «я хочу поспать» не мог. Кулаком в нос не получишь, конечно, но за грубияна сойдешь точно.

– Нет у нас хурмы?

Сашин вопрос был адресован Градову. И ответ на него был заранее известен. Саша вообще не был ценителем этих фруктов, выдав первое, что пришло на ум.

– Я не побегу, даже не думай, – подыграл воспитаннику Градов.

Уже через пять минут Груздев вернулся… с пятью килограммами королька.

– Что, плохая? – спросил он, увидев изумленные лица. – Вот продавщихи, вечно нахваливают то, что никто не берет…

В два голоса тренер с Сашей полковника заверяли, что хурма на самом деле отличная, спелая, красивая и т. д. Но прежде чем отправиться спать парню пришлось съесть две штуки и подобрать еще с десяток хвалебных слов на тему покупки. Градов тоже попробовал, чтобы представление «шапито» поскорее закончилось.

– У вас будет ответственная миссия на трассе, даже более ответственная, чем в прошлый раз, – не без пафоса объявил Груздеву тренер. – Идите, готовьтесь, – прозвучало в довершение.

Наверно, Градов для приличия выслушал бы снова подробное описание прошлогодней охоты на волков в «Мокроложском», про то, скольких поросят у фермера Тарасова волки до того утащили и, конечно, «сказ про то, как Сан Саныч губернатора от медведя спас», но вот есть хурму даже ради приличия тренер был уже не в состоянии и завидовал Саше, который «по-тихому свалил спать».

Ну, а проводив Груздева, Градов прямиком направился в душ, ведь работа была проделана не меньшая, чем при копке картошки.

В сметах при строительстве гостевого домика были указаны «окна с шумоизоляцией», тем не менее Саша хорошо слышал, что ночью около домика кто-то ходил.

Утром на входной двери обнаружили надпись экстремистского содержания, как было указано в протоколе, а также дохлую крысу под дверью и изодранный султанский флаг. Все это нашел Вуф. Саша с Градовым проснулись от того, что в дом вломилась полиция в компании репортеров.

Еще на улице Вуф предельно доходчиво всем им объяснил, что «разгром» дело рук исламистов-террористов, с которыми, не щадя сил борется султан.

– Они сюда добрались, значит, доберутся куда угодно, – говорил он в соответствие с новой рекламной компанией Мудрейшего.

Для репортеров было объявлено, что спортсмен, то есть Саша, чудом не пострадал, ведь они не знают жалости и являют собой воплощение дикости и жестокости. Крыса была названа их фирменным знаком.

– Они всех нас, всех, кто поддерживает курс Его Величества на мир и стабильность, называют крысами, – прокомментировал эту находку Вуф.

– Одевайся и в столовку, быстро! – шепнул Градов Саше.

Но журналисты, как по команде, сразу же обоих обступили. Каждый репортер норовил просунуть вперед свой микрофон.

– Я не настолько голоден, чтоб это есть…

Журналисты оказались искусными, ведь добиться от Саши подобных слов было совсем не просто. Микрофоны по-прежнему маячили перед лицом, но теперь хотя бы в него не тыкали.

– Я ничего не слышал, ничего не знаю, окна со звукоизоляцией, – отчаянно отбивался от прессы парень.

– Ну, и чего тебе туда сказать? – с ироничной интонацией спросил Градов, когда один из журналистов с микрофоном добрался и до него.

– Вы не боитесь этих кровожадных убийц? Сегодня крыса, а что завтра? – бойко выдали ему на это.

– Газетку местную возьми, там столько гадалок и все потомственные. Вот их и доставай насчет завтра…

Иронизировать дальше тренер не стал, ведь «вопросы по существу» посыпались снова. Репортера он отпихнул и сказал Саше, чтоб тот бил остальным морды. Вуф провозгласил на весь дом, что он очень хорошо в теме разбирается и пальчиком поманил прессу к себе.

– Дурдом, дурдом, у нас дурдом, а у этих вообще… – ворчал Градов, натягивая ботинки.

В этот раз тренер предпочел позавтракать в столовой, которую раньше иначе как клоповником не называл.

– Зря вы раньше сюда не ходили, – сказал ему Саша, видя, как быстро пустеет тренерская тарелка.

– Жуй, – велели ему, – за столом едят, а не спят.

Градов собирался уходить, но заметил на входе Пушкина и вернулся.

– Десерт бери, – сказал он Саше, снова сев рядом. – Обмороков еще не хватало голодных.

Тут он завел непривычно длинную речь, вспомнив историю о Марии Кюри, которая недоедала, «а потом валилась везде, как корова».

– Наш учитель химии умный был человек, фронтовик, – продолжал тренер. – Ни за какое полезное дело нельзя приниматься, не подумав о себе. Эффективность мышления и тем более физическая выносливость напрямую зависят от общего состояния организма. Вот, когда у тебя простуда, что тебе охота делать? Да ничего, даже соображалка отключается. Также и с пустым желудком…

Саша вздохнул, поняв, кому обязан дополнительным стаканом компота, двумя огромными кусками яблочного пирога и лекцией в груздевском духе.

Говорова они встретили уже перед самым выходом, потому Градову не довелось ничего больше воспитаннику скормить.

– И вам, Алексей Сергеич, не чихать, – быстро отчеканил Градов, все-таки не ответить на приветствие журналиста вопреки всем прошлым историям было неприлично.

Но Говоров воспринял это как удачный повод завязать беседу.

– На юные таланты, значит, переключились, – намекнул он. – А я-то думал…

– А думать надо умеючи, – прервал его Градов и бесцеремонно вытолкнул Сашу на крыльцо.

Еще предстояло вернуться за тренировочным инвентарем в «сумасшедший дом», эту миссию Градов возложил на себя.

Саша топтался поодаль от «горячей сенсации» и дотоптался до того, что встал в кучу окурков. Ее оставил один персонаж, оставшийся в свете утреннего переполоха незамеченным. Выглядел он, впрочем, обычно, а для тех мест даже заурядно: темные очки в пол-лица, синева от щетины от уха до уха, не до конца сведенная татуировка САША на пальцах правой руки, ну, и, конечно же, шапка-чулок, популярность которой не смогли подорвать никакие уничижительные прозвища.

Крысу уже увезли на какую-то экспертизу, надпись «смерть тиранам» стерли и вывесили снаружи новый флаг, который так кстати был прихвачен с утра Вуфом.

Один из журналистов, называвших себя независимыми, усомнился, что происшествие вообще имело место быть.

– Похоже, фейк, – объявил он коллегам, прямо сказав, что Саша с Градовым сами это подстроили «для пиара».

– Нет, нет, – подскочил к нему Вуф. – Они не могли. Вы видели, как они переживали. Они только притворяются, что ничего не произошло. Я их знаю. Я давно их знаю…

– Все истоптали. Обувь было лень снять, – ворчал Градов.

Вуфу оставалось лишь трактовать его поведение в свете намеченной «генеральной линии».

– Не приставайте к нему, люди, пережившие такое, очень нервными становятся, – заговаривал он прессу.

Бежать от надвигавшихся на него журналистов Саша не стал. На их автомобили, припаркованные рядом, он прежде внимания не обратил. Радости на Сашином лице, разумеется, не было, тем более что он встал на нечто еще более неприятное, чем кучка окурков.

– Сочувствую, – сказал ему один из репортеров.

– Мы позаботимся о вашей безопасности, – с улыбкой произнес Вуф и похлопал парня по плечу.

На том внимание к его персоне иссякло, все разъехались. А Сашу посетили мысли, что все произошедшее совсем «не фейк». Дорога казалась теперь подозрительно пустынной, а в отдалении стояла машина, тоже подозрительная.

Он не знал, как могут выглядеть исламисты: «В тюрбанах и с длинными бородами они здесь явно не появятся». Тем более «по телевизору говорили», что все экстремисты ловко маскируются.

– Вы думаете, тут может быть как в Мюнхене? – обратился парень к Градову.

В ответ он услышал краткое и отчасти успокаивающее:

– Башку проветри!

Полностью забыть об утреннем происшествии заставил их обоих Вуф. Он явился снова вместе с забавным парнем. Ну, и, конечно же, с парочкой избранных журналистов. Парень был одет в пуховик не то с собакой, не то с заморенной голодом лисой на воротнике. Рот его казался непривычно большим из-за широченной улыбки.

– Очень хорошо попить сейчас, – сказал Вуф Градову.

Простонав, тренер вызвал Сашу с трассы.

Это была своего рода рекламная акция, придуманная Мудрейшим лично. После введения санкций денег в султанской казне заметно поубавилось, и золото в интерьере стало роскошью. Впервые в жизни султан не мог себе что-то позволить и с ностальгией вспоминал времена, когда нефть шла на ура, когда можно было без оглядки вкладывать деньги в пингвинарии и украшать станции метро натуральным золотом. Самый большой в тропиках пингвинарий и самая короткая линия метро, но вся в золоте, рельсы – и те позолоченные, – в общем, все самое-самое, действительно было, чем гордиться.

Будь то физически возможным, Сашу и нефтью бы напоили, а так пришлось дать баночку кокосового молока. До открытия нефти копра была первой статьей дохода не настолько еще избалованных султанов. Но вот цены на нефть снизились, экспорт кокосов обложили санкциями, и пришлось советникам Мудрейшего искать новые рынки сбыта и проводить посильную рекламу «экологически чистого продукта». Местным жителям напомнили также, что их предки успешно применяли кокосовую скорлупу для растопки печей, в которых получались отличные кокосовые лепешки, а «благословенный остров» был открыт благодаря кораблям, сделанным из древесины кокосовых пальм. Мудрейший в пламенных речах убеждал подданных, что все санкции будут преодолены, и «эти шакалы еще сами выстроятся в очередь за нашими продуктами». Впереди были амбициозные планы наладить производство экологически чистой посуды из кокосовой скорлупы, на которую, по словам султана, «обязательно найдется множество желающих в дружественных странах».

Для того чтобы лицо Саши выражало подобающую моменту радость, Вуф объявил, что Министерство спорта пополнило его счет и оплатило все расходы, связанные с предстоящей поездкой в Финляндию.

Потом ему предложили произнести по-арабски «Кокосовое молоко – это вкусно и полезно».

Парень в пуховике энергично закивал головой. У себя на родине он уже успел засветиться перед камерами. Так, на съезде «Правоверной султанской молодежи» он появился в костюме осла, потому что оппозиция называла ослами сторонников султана. Его сначала приняли за провокатора, но он стал кричать, что ослы – это полезные и умные животные, «ведь, сколько осла ни заставляй, в цирке он выступать не станет… и вообще, даже ходжа Насреддин ездил именно на осле… Он был умный человек и предпочитал осла иностранным автомобилям». Но настоящая «слава» пришла к этому пареньку после заявления:

– Быть идиотом хорошо! Да, горячая, беззаветная любовь к султану сводит нас с ума. И мы испепелим ей всех, кто против нашего великого повелителя.

Так он ответил на расхожее прозвище «патриоты-идиоты», от которого уже невозможно было отделаться, потому приходилось «адаптировать».

В итоге именно ему вручили путевку на «выступление нашего замечательного спортсмена». Вручалась она при камерах от лица Саши, но последнего не сочли нужным поставить об этом в известность.

– Да, кокосовое молоко – это и вкусно, и полезно, – подхватил теперь рекламную речь парень в пуховике. – Я пью его каждый день, поэтому у меня такие белые зубы, которые никогда не болят и также не выпадают. Они… такие крепкие зубы, клыки особенно, достались мне от дедушки, и тот тоже пил молоко ореха-кокоса. Оно белое, потому укрепляет зубы всегда и лучше лучшего, более лучше, чем что-то другое. Еще я два раза в день чищу зубы пастой для зубов, которую придумали наши великие ученые под бдительным присмотром нашего еще больше великого султана. Ее тоже делают из кокоса. Вы знаете, что такое паста для зубов? Вам надо ее попробовать, она не только полезная, наполняет рот пеной, но еще и очень вкусная.

Разумеется, Саша ничего не мог разобрать и лишь тактично кивал и улыбался, не очень широко.

Чтобы это прекратить, Вуф показал своему юному спутнику ели, на которые тот прежде не обращал никакого внимания. Предложение потрогать необычные деревья показалось пламенному поклоннику Мудрейшего заманчивым, и съемку рекламы продолжили в штатном режиме.

– Дурдом, – проворчал Градов после завершения представления.

– Султан велик, – подразнил тренера Саша. – Мы поедем в Контиолахти.

– Ты сначала здесь выступи, шут гороховый, – с этими словами Градов столкнул воспитанника в сугроб.

Глава 15
Казнить… нельзя… помиловать

На этот раз Сашу показали на самом старте, поскольку судьба, или кто-то там еще с менее пафосным именем, дал ему майку с цифрой два.

– Да, вот это тот самый мальчик, который стал своеобразной… ну не очень детской, но все же неожиданностью в спринте, – вещал в своей кабинке Говоров. – Он буквально звездой стал: всей нашей братии так было интересно, что у него на родине происходит. Хотя где у него родина, то не совсем понятно или совсем не… понятно, вот об этом его, кстати, никто спросить не догадался, в смысле о родине. Вот такой вот человек – восточная загадка. Темная лошадка, которую погоняет и пришпоривает всем известный Градов, кстати… На него там тоже наседали с вопросами в духе «что там у вас делается под пальмами?», но пора уже бы понять, что наседать на таких людей дело неблагодарное и чреватое всякими экзотическими малоприятными штуками, я бы сказал… Ну вот, не успели мы соскучиться, как сей колоритный персонаж вернулся. В султанате много нефти, для справки, и вестибюли тамошнего метро отделаны чистым золотом… Пошукайте в интернете и все поймете, – намекал он зрителям.

Многие лидеры биатлонного рейтинга в этот раз сделали особый подарок другим участникам, дружно не выйдя на старт. Кто-то болел, кто-то просто недомогал, кто-то перестраховывался, едва от вируса оправившись. Но Истомин, как и прежде, был полон решимости исполнить свой коронный танец на пьедестале почета, притом на самой высокой его ступени. Пусть ему и достался неудачный, по расхожему мнению, первый номер. Идти по раскладке было куда привычнее и удобнее.

Теперь у Саши даже мысли не возникло гнаться за ним.

После первого удачного огневого рубежа парню стало казаться, что все чересчур гладко начинается. Даже радостную жестикуляцию Градова он краем глаза уловил. Немного удивило его лишь появление у трассы Кристины Лужиной. Она стояла в белой курточке под белой заснеженной елью. Девушка даже принесла с собой маленький флажок султаната, доставшийся ей в качестве экзотического сувенира, но, заметив Сашу, сразу его спрятала за спину.

«Пришла за Пушкина болеть или еще за кого», – эта мысль сразу возникла у парня в голове, на том тема и была для него исчерпана.

Штиль не мешал стрельбе, снежное покрытие еще не было разбито, лыжи катили превосходно. Но вот на последнем рубеже парень «застрял», в душе ругая себя, что «руки трясутся, как у алкаша». Градов уже не столь бурно выражал свои эмоции, просто улыбался, но, даже несмотря на два промаха, тренер был доволен и передал Груздеву по рации:

– Киндер сегодня весьма неплох.

Главный сюрприз, впрочем, был впереди. Был он настолько ошеломляющим, что Саша потерял концентрацию и, как сказал Говоров, «нырнул рыбкой», съехав со спуска на животе. Но удивление было настолько сильным, что, поднявшись, парень первым делом взглянул в ту сторону, где «сюрприз» до того стоял. Лишь оттолкнувшись, он заметил надломившийся носок правой лыжи, что заставило его выругаться и очень громко. До позиции Груздева, где теоретически мог быть запасной инвентарь, надлежало пройти поворот, спуск и снова поворот. Теперь это выглядело сродни подвигу какого-нибудь эпического героя, потому как ехать, а точнее ковылять, приходилось, по сути, на одной ноге. Сломанную лыжу постоянно уводило в сторону. Перед очередным спуском Саша глубоко вздохнул и с обреченным видом двинулся вперед. Прохождение этого участка он завершил на пятой точке.

Из-за его злоключений режиссеры трансляции даже финиш Истомина показали с задержкой.

– Вот эта драма так драма, дорогие друзья, – восклицал Говоров. – Лыжи просто вдребезги, в хламину просто. И никого рядом нет… Это просто называется царапаться на одних морально-волевых. Опять падение… Такая вот драматическая гонка.

Про хламину было сказано метко: после нового падения у поврежденной лыжи отвалился носок, а скользящая поверхность отслоилась.

– Что ж это такое-то?.. – причитал Говоров, когда операторы снова вернулись к Сашиным злоключениям. – Неужели там нет никого? Никакого нужного человека?

Он хотел пройтись по организаторам соревнований, «сие не предусмотревших», но вспомнил, что, как ни крути, находится в нахваленной теплой и уютной комментаторской кабинке да еще в родном городе.

Один из тренеров все же вырвался на трассу, крича что-то по-немецки и размахивая лыжей. «Переоснащение» прошло быстро, впрямь как на трассе «Формулы-1», без лишних эмоций и благодарностей: один считал себя обязанным помочь, находя честные состязания «sehr gut», другой, помощь получив, на полном ходу устремился к финишу и своему итоговому месту в пятом десятке, которое Градов по-прежнему почитал за отличный результат.

Никакого запасного инвентаря на позиции Груздева не было, да и сам он ее покинул, чтобы посмотреть на Сашин финиш, но теперь это уже было не важно.

Саша стал героем дня, негласным, без призовых денег и кубковых очков, но один из представителей Биатлонного союза соблаговолил пожать ему руку и даже дополнительный символический букет для него нашелся.

Конечно же, Сашу поздравили. Звонил не Денис, а сторож Шегали. Телефон он спросил у Елизаветы Груздевой, та нашла записную книжку мужа, а уж там все были записаны в алфавитном порядке с полными фамилиями, именами и отчествами, о чем сторож и рассказал целую повесть.

Денис позвонил следом и начал с того, что Сашин номер долго был занят. Сказав, что звонил пять раз и, что ему отнюдь не лень было это делать, он перешел к поздравительной тираде:

– Поздравляю, братуха. Я всегда в тебя верил, хотя ты и не верил, что я в это верил… Короче, поздравляю. Мы все тебя смотрели по телевизору, все переживали, а племяшечка твоя хочет теперь стать биатлонисткой…

Звонил Денис с улицы, чтобы «племяшечка» вдруг снова «чего не ляпнула не в тему».

Денис не ожидал, что его спросят об отце. Но после некоторого эканья и блеяния он «начистоту решил сказать», что «папаша – последняя скотина и упырь и, что бы с мамкой ни случилось, во всем он, падаль, виноват».

– Ты его нашел… нашел? Или он тебя? – затараторил Денис. – Не ведись только, это такое чмо… Ему бабки только нужны, его и засадили за то, что тетке одной по ушам проехал, как бы он несчастный ветеран Чечни… Такая мразь, скажу я тебе. Я ж тебе как брат говорю…

Он еще долго распалялся, пока Саша не сказал, что из-за тонкого комбинезона очень замерз, и ему надо срочно идти в раздевалку.

– Гони этого козла вонючего! – вставил Денис напоследок.

Стадион все еще гудел. Но даже сквозь этот гул были слышны Катины вопли. Она уже почти добралась до цели – площадки, где Пушкина поздравляли со вторым местом, но охрана грудью закрыла от нее кумира. Недолго думая, девушка распахнула пальто и обнажила грудь, красивую довольно-таки, надо сказать. На груди она стойкой краской до этого нарисовала то, в чем все должны были узнать Пушкинский портрет.

Пушкин лишь мимоходом на нее взглянул, а охранники тут же поволокли к выходу – все это вкупе девушку невероятно раздосадовало. Сначала она требовала, как водится, убрать от нее «грязные лапы», а потом перешла на личности:

– Ты – урод, скотина! – кричала она кумиру с полной самоотдачей. – Поржать хотел, ублюдок. Да не тащите вы меня… Он мне, мразь, писал! Пусть все знают, какое он… Тварь, ненавижу, урод, сволочь, скотина, хорек… Да никому ты на фиг не нужен, неудачник!

– Однако, – почесал затылок Градов, наблюдая за сей сценкой. – Неужто и эту болезную обрюхатил?

Поглощенный сим представлением Градов проворонил, как подкрался Говоров и «утащил» Сашу на «коротетькое-коротенькое интервью».

– Что вы можете сказать нашим зрителям? – был первый обескураживающий вопрос.

Разумеется, Саша экал, мычал, блеял – зрители могли описать эту речь как угодно.

Потом со спортивной темы плавно ушли. Говоров решил, что на центральном телевидении его, образно выражаясь, погладят по головке за подобную инициативу.

– Как вы относитесь к текущим событиям у вас на родине? – спросили теперь парня.

Общие фразы о неприемлемости насилия комментатора не удовлетворили. Заметив, что собеседник в теме «плавает», Говоров рассказал, что танковые части вошли в столицу султаната и расстреляли здание меджлиса.

После оцепенения Саша собрался с мыслями и заявил:

– Однозначно, я это осуждаю, всегда можно договориться… по-моему.

Тогда Говоров огорошил его продолжением:

– Вы поддерживаете оппозицию? То, что султан должен восстановить действие конституции? То, что он должен уступить престол брату? Вы эти идеи разделяете?

– Брысь! – шикнул на Говорова Градов. – Достал уже, как лист банный…

Журналист в свойственной прессе манере повозмущался, вроде «ну, так нельзя, мы же не договорили… еще бы секундочку…». Но ему оставалось лишь смириться с потерей «испытуемого» и для приличия попрощаться.

Еще до смены темы Саша успел сказать, что извиняется перед Пушкиным. Говоров подумал, что на трассе произошел какой-то эксцесс: кто-то кого-то пихнул или палкой ткнул, ну и пропустил все это дело мимо ушей.

Пушкин же насмотрелся новостей и от радости второго места и от расстройства по поводу мини-, но все же скандала. Он долго топтал снег около домика, не желая встречаться с Градовым. Так он ждал долго, до вечерней Сашиной пробежки. Его негодование за это время разбухло, и при долгожданной встрече он без промедления выдал:

– Что за хрень? Какие, блин, извинения? Почему мне все мозг выносят?

Издали Градов выражения лица Пушкина рассмотреть не мог, но тренеру чутье подсказывало, что «этот обнаглел в доску», явившись сюда.

Когда Градов подбежал, Саша уже успел получить кулаком в нос и по губам. Уж очень Пушкину не понравилась история с его аккаунтом. Но Саше было не до того, чтобы прикладывать снег к разбитой губе: ему приходилось сдерживать стремления Градова «надрать этому…».

– Я тебе добавлю сейчас! Отцепись! Пусти меня! – грозил он Саше. – Таким… не место в сборной. Звезда хренова. Я ему покажу медальки. Гнать его из спорта, нечего на таких дебилов смотреть!

Пришлось и тренера поставить в известность обо всей истории. Подробности Градова не интересовали. Он категорично заявил, что «перед девкой надо извиниться, какой бы уродиной и стервой она ни была».

Сам же тренер решил, что все-таки сходит к бывшим коллегам «на разговор» и потребует применить к Пушкину «жесткие воспитательные меры», такие жесткие, какие только могут быть.

– В нашей Тумба-Юмбе, – рассказывал он знакомому главному тренеру о султанате, – за драки палкой лупят по пяткам, а иногда и по башке… чтоб усвоили лучше.

– Да, неспортивное поведение, – согласился с ним главный тренер мужской сборной. – Я поговорю с ним.

В случае с иным спортсменом Градова бы и это устроило, но бывшему воспитаннику он скидки делать не пожелал и потребовал публичных извинений под угрозой жалобы в Биатлонный союз.

– Мы вынуждены будем взять медицинское заключение и обратиться с ним куда нужно, – сказал он дипломатичным тоном.

Точно с такой же интонацией советник султана объявил повстанцам:

– Если не отзовете народ с улиц, кровью будете блевать.

Последствия для мужской сборной по биатлону были, конечно, не столь зловещими, но главный тренер, причмокнув с досады, условие Градова принял. Ну, а повстанцы ни на какие условия соглашаться не пожелали и пообещали, что самому султану зарядят «огнем в зад».

– Я не знаю, где она здесь живет, – объявил Саша, когда тренер насел на него с вопросами «о той истеричке».

– Захочешь – найдешь, – прозвучало в ответ. – И не мечтай, что отмажешься. Они же… блин, чокнутые. Она таблеток наглотается… И что тогда? Она же там вся из себя выходила, эта истеричка… А что в башке у истерички, никому не понять…

Саша фыркнул и ушел к себе, но тренер и там его «достал».

– Хорошо, – пообещал Саша в расчете историю затянуть и в итоге замять.

Главное, надо было продержаться еще сутки до отъезда в Финляндию. Но Градов, временами резонно, считал, что видит «мозги гавриков» насквозь. Наутро тренер, едва Саша открыл глаза, объявил ему, что «канители» не потерпит и, если надо, лично «за ручку» отведет в кафе, где «эти ненормальные фанатики» собираются.

– Ее здесь нет, – сказал Саша тренеру, когда они пришли в кафе.

Парень заспешил к выходу, но Градов схватил его за руку и кивнул на один из столиков.

– Ту шмоньку спроси, – указал он на Катину подружку. – Они вместе у столовки нашей отирались.

Надя была взволнована: спортсмен, о котором довольно много говорили, сам к ней подошел. Она медленно хлопала ресницами, стараясь уловить каждое слово, которое ей будет сказано. Каково же было разочарование, когда парень спросил про «эту сумасшедшую Катьку».