Текст книги "Взрослые дети"

Покупатели улыбались матрешкам на полках и задерживались, глазея вокруг, а заодно и прикупая то, что покупать изначально не рассчитывали. Хасик Сашу хвалил, отмечая рост продаж «совхозного», «тепличного», а теперь еще и «деревенского», то есть «выращенного в частном подворье без использования химикатов», за что люди готовы были платить еще больше и охотнее. Слухи делали свое дело, и местные пенсионерки бесплатно рекламировали «фермерский павильон», уверившись, что там все на самом деле полезнее и вкуснее, чем в других.

Перемены в бизнесе на Саше никак, впрочем, не отразились. Он по-прежнему спал на капусте, раз в неделю посещал «казенную» баню, ну, и о колонке узнал, потому теперь брал воду бесплатно, как и полагалось по разумению продавщицы из соседнего киоска.

Получив аванс, парень первым делом пошел в тот киоск и купил сигарет. С непривычки он сначала закашлялся, а потом втянулся, выкурив две подряд.

Сигареты стали частью привычного уклада. Именно привычного, а не хорошего или плохого. Привыкнуть можно было не только к снам на капусте и регулярной порции никотина, но и к тому, что вокруг, например, стреляют. Последнее уже относилось к жителям бывшего султаната, паспорт которого до сих покоился в недрах Сашиной спортивной сумки. Стрельба стала привычным явлением, на фоне которого люди женились, справляли Новый год и заботились о том, где достать привычный прежде кофе и так, чтобы подешевле. Разумеется, Саша о тех событиях не знал да и знать не стремился. Иногда только разговорчивые покупатели да попрошайка с перекрестка говорили «кошмар… ужас» применительно к новостям из той страны и, разумеется, редко кто обходил вниманием «козни Америки», описанные в тех же новостях.

Теперь Хасик наведывался утром, если надо было завезти товар, и вечером, чтобы «снять кассу». Потому Саша мог позволить себе вывешивать на дверях табличку с надписью «Обед с 13 до 14» и неспешно покурить за павильоном.

Тем более что на прибыли это не отражалось, ведь покупатели терпеливо стояли в очереди в ожидании открытия и столь же неспешно обсуждали темы, привычно являемые телевидением. Среди местных пенсионерок павильон уже получил ласковое прозвище «теремок». Глядя на зеленоглазого продавца, как-то не верилось, что он может обвешать. Саша и не обвешивал, делая бизнесу Хасика дополнительную рекламу. Бизнесмен это по-своему ценил и иногда выдавал пару тысяч в дополнение к зарплате. Только один повод возник у Хасика для возмущения, когда он, находясь в подсобке, услышал из торгового зала снисходительное Сашино «берите так».

Кричать он не стал, дождавшись, пока довольная пенсионерка вдоволь Сашу расхвалит и уйдет.

– Ну, взвесил полтора кило, а у нее только на кило триста было и куча мелочи, я бы до вечера ее считал, – объяснял Саша. – Ну, пару яблок не стал убирать. И мелочь не стал брать. Ну, берите из моей зарплаты, если хотите.

Из-за пары яблок Хасику было неприятно бурю поднимать, но небольшую воспитательную беседу он все же решил провести:

– А вот ты подумай… Мне бесплатно кто даст? Тебе бесплатно кто даст? Даже коммунисты бесплатно ничего не давали, я это помню, седой уже, лысый, вот и помню. Никогда бесплатно не было. Вот иди к ней, – говорил Хасик о продавщице из киоска, – и скажи: «Сигареты хочу, просто так хочу, без денег». Даст она тебе? Вот и подумай…

Эти интонации отозвались в Сашиной голове, когда он «на обеде» услышал:

– Сигаретки не будет?

Сигарету Саша, конечно, дал, думая, что с подобными просьбами к нему не станут обращаться слишком часто. За это попрошайка с перекрестка поделился с ним народным средством от туберкулеза:

– Я вот каждый день ел собачатину и выздоровел.

Парень усмехнулся, после чего его с энтузиазмом стали убеждать в эффективности собачьего мяса не только при туберкулезе, но едва ли не при всех известных болезнях.

Попрошайка быстро вычислил расписание и подкатывался к павильону на своей коляске точно к перерыву. Гораздо больше сигарет ему хотелось просто поболтать, сигареты были для него лишь привычным атрибутом хорошего разговора, как говорится, «по душам».

– Здесь очень хорошо, – поделился он. – Хорошее место, хлебное. Видишь, три дороги сходятся, и машины всегда есть.

Впрочем, он знал, о чем говорить не стоит, а именно о машине, которая приезжает за ним каждый вечер и каждое утро привозит «на работу». А Саше и дела до того не было.

Место же для попрошайки действительно оказалось удачным. И, как другие подобные места, имело своего негласного хозяина. Это тоже был своеобразный бизнес с той лишь разницей, что Саша выступал не очень опытным продавцом, а колясочник профессиональным попрошайкой со стажем. Как и многие наемные работники, он четко определил свою норму и уяснил принцип: «Заработаешь больше, а получишь все равно, как обычно». Так что, отработав по норме, он уезжал с перекрестка в расчете найти за павильоном молчаливого слушателя и сигареты заодно.

Когда Саше подобное надоедало, он скрывался внутри. В павильон колясочник не заезжал никогда, на коляске заехать туда было не легче, чем попасть в обычный троллейбус. Временами попрошайка маячил перед окнами, вызывая Сашу жестами, но очень быстро уяснил, что это не работает.

– Ох, калеку вон обижают. Что за дети пошли! – заохала как-то одна из постоянных покупательниц, продолжая паковать у прилавка купленные «краснодарские» яблоки и «деревенские» помидоры.

Вспомнить бурную юность и помахать кулаками Саше не пришлось. Медлительная покупательница, все так же паковавшая покупки, поразилась смеху, с которым парень вернулся обратно. Еще бы, несчастные маленькие воришки сами перепугались, когда «инвалид» вскочил с коляски и понесся за ними отбирать украденную сотку. Детский визг разносился по всей улице, а попрошайка, смущенный Сашиным вниманием, столь же резво вскочил на коляску.

– Бывает так человека достанут, что организм последние силы выжимает из себя. Сам удивляюсь, – уверял он потом, попросив прежде сигарету. – Так-то ног вообще не чую…

Для убедительности он постучал кулаками по коленям и приступил к сказке о том, как его в детстве грузовик сбил.

– Я не вру, ей-богу не вру! – прокричал он вслед Саше, когда тот зашагал к павильону.

В этот раз он решил исполнить роль хорошо вопреки всяким неудобствам. Поругавшись, попрошайка все-таки поднял с земли брошенный парнем окурок, не прибегая к помощи ног.

– Что за урод эти коляски придумал! – ругался он наедине с собой. – Ни наклониться, ни на бордюр заехать, фигня всякая к колесам липнет… Ни фига делать не умеют… А этот торгаш… блин, миллионер, – переключился он на Сашу, разглядывая окурок. – Тут же еще половина, а он бросил. Во дурак-то. Хорошо, видимо, бабок обсчитывает, а сам больше одной сигареты никогда не даст. Жмот…

Но все не может идти гладко. Всегда найдется кто-нибудь недовольный с намерением испортить настроение еще кому-то.

– Обсчитываешь! – услышал Саша от одного божьего одуванчика. – Думаешь, старуха, так надуть можно? Совсем безграмотная, думаешь? Двадцать копеек должно еще быть. Если мелочь, так думаешь, я ее тебе, жлобу, подарить обязана?

Этот словесный скрежет и услышала Кристина Лужина. Однажды, позвонив Саше, ей довелось стать свидетелем громкого негодования Какучая по поводу вранья и окурков в цветах. В следующий раз до нее вообще доносилось непонятная речь, наполнявшая «гостиницу» для мигрантов. Теперь какое-то странное вымогательство двадцати копеек, обзывательства козлом и обещания «я твою лавку разнесу, зараза такой» и стук. Так бабушка-одуванчик прошлась тростью по прилавку. Саша счел за простое решение выложить несчастные двадцать копеек, но, забрав их, покупательница уверилась, что ее действительно обсчитали. Вскоре о том пошел слух по всем окрестным скамейкам. Вывод был однозначный: «Да они все обсчитывают».

– Нормально все, работаю, – убеждал Саша Кристину, не поясняя, где именно работает и кем.

Вечером, когда парень уже засыпал на капусте, позвонил Градов, начав с привычного вопроса «как дела?», на который он сам и ответил: «Как в Польше, значит». Целый день Кристина звонила тренеру, мучая его своими подозрениями насчет «странной истории» с Сашей.

– Эти девки… вечно с фантазией проблемы, – ворчал Градов.

В конце концов, он решил, что лучше позвонить, дабы «дива не билась в истерике».

– Бросили и даже не знаете, где он? – упрекала Градова девушка. – А вдруг…

Далее начинались фантазии, сводившиеся к тому: «А что, если он попал в плохую историю?» Не так давно она услышала про вьетнамцев, которых насильно удерживали в одном подмосковном сарае, заставляя денно и нощно шить всякий ширпотреб. Для нее это было сродни откровению, как для ребенка, среди плюшевых игрушек нашедшего некую штучку для взрослых.

– Артемушка неплохой домик купил, хоть каждый день на диско в город гоняй, – слышал Саша ироничный голос тренера, – но… Купил я, в общем, теперь на Липах у коровьего моста. На Павлика, дурачка, Морозова.

Изъяснялся Градов знакомыми ему с детства названиями. Хотя коров на луг по тому мосту давно не гоняли, а от него самого остались лишь гнилые балки, едва заметные над водой, для жителей Дивино и окрестностей то был ориентир понятный, как и Липы, как и улица Павлика Морозова, где даже номер дома не обязательно было называть – все и так подскажут, где пчеловод поселился, кого ни спроси. У тренера даже тени сомнения не возникло, что у собеседника могут быть проблемы с пониманием.

– Я ему и говорю, – продолжал Градов без перерыва, – липы в огороде здоровенные, вырубать-то мне придется. Так вот и сбросил полцены.

Тренер задорно рассмеялся. Денег от продажи подаренного дома хватило и на покупку нового, и на пятьдесят семей карпаток, и на автоприцеп, чтоб кочевать с ульями по окрестностям. Теперь, потирая руки, Градов ждал, когда липы зацветут.

– Ты приезжай. Приму в любое время. Только не надо, как Артемушка, заявляться на ночь глядя. Я не мальчик уже, чтоб чаи до утра гонять, а тем более коньяки.

Его слова Саша истолковал по-своему: заезжай, но ненадолго. Их разговор прервался внезапно. Градов подумал, что просто со связью проблемы и, «если надо будет, сам потом перезвонит». А Саша схватил свою сумку и выбежал из павильона, буквально, как ошпаренный. Когда приехали пожарные, тушить уже было нечего.

Хасик причитал, бегая вокруг пепелища и кого-то отчаянно ругая. Он знал причину пожара лучше всякой экспертизы, знал персонально – по имени и фамилии.

– Все, иди, иди… Куда хочешь, туда и иди, – размахивая руками, говорил парню владелец-погорелец.

А начиналось все поутру, когда в павильон зашел улыбчивый мужчина, представился другом Хасика и пригласил Сашу в ближайший кафетерий, именуемый в народе тошниловкой. Парню там более чем не понравилось, так что ни к одному из блюд, заказанных новым знакомым, он не притронулся. Идя туда, он рассчитывал, что разговор будет содержательным, например, о жилье, о котором Хасик давно обещал подумать. Но вместо этого ему предлагали «поговорить за жизнь» и выпить.

– Это чаевые официанту, – сказал Саша, ведь мужчина не желал принимать плату за не съеденные чебуреки и не выпитую водку.

Днем раньше, проигравшись подчистую в карты, Хасик рассказал выигравшему, что у него работает бездомный парень. По расхожим стереотипам, такой персонаж просто не мог отказаться от выпивки.

Так и не взяв оставленные парнем деньги и сам ничего из местного меню не попробовав, тот мужчина покинул кафетерий в полной уверенности, что Хасик его обманул. А за обман полагалось проучить, как в той среде было принято.

Саша и даже Кристина с ее воображением не догадывались, что парень был выбран для работы на одном из прикаспийских кирпичных заводов, путь к которым начинался обычно с таких вот кафетериев и какой-нибудь пакости, подлитой в выпивку.

Везунчик, спасшийся от настоящего рабства, а потом и огня, счел за благо воспользоваться гостеприимством Груздева и с первым автобусом выехал в Ореховку.

– Давай, давай, рули сюда, – радостно воскликнул полковник по телефону. – У какого лешего тебя носило вообще? Давай, давай, пусть этот автобусник быстрее гонит, скажи ему, что меня лучше не злить. Знаешь ведь, за мной не заржавеет… И ты тоже шевели ногами, спортсмен же… Банька тебе будет, раки, как положено.

Но на дачу Саша в тот день не попал. Еще у остановки он заметил подозрительное авто, а когда дошел до дачного поселка, так и оказалось – «пьяная росомаха» груздевского сына. «Тюфяк» оказался проницательным. Елизавета лишь поделилась с невесткой, что теперь снова от плиты не отойти, «опять жить приедет, а я готовь да еще раков вари». Уже через час сын примчался со словами «я в гости, воздухом подышать». Так что для Елизаветы расклад не изменился, а Саше пришлось оправдываться по телефону, что приехать он пока не может.

– Может, завтра, – вздохнул он.

В Ореховке парню повезло, хоть и не сильно. В одном месте его попросили наколоть дров и дали пятьсот рублей, в другом грядки попросили вскопать и в баню потом пустили помыться. Самогоном Саша не взял, чем хозяев немало удивил. Удивление сельчан было настолько велико, что в одном доме ему накрыли стол, будто на свадьбу, да еще по такому необычному поводу поставили дедовский самовар. Но вот заночевать не предложили. А машина «тюфяка» так и стояла у дачи.

Долго Саша ломал голову: не ночевать же посреди дороги или под кустом. Ну, и память подсказала идти на Змеиную горку. Еще во время «романтической» лыжной прогулки он приметил там нечто похожее на шалаш, только из камней. Разжившись в деревенском ларьке зажигалкой, парень отправился осматривать временное жилище.

Местность с зимы изменилась существенно, прежде всего в плане удобства. Низину перед горкой заполнила талая вода, и пришлось идти в обход, а потом Саша и вовсе заплутал. Так что сумерки застали его у поваленной березы, и вокруг не было и намека на каменные глыбы. За деревьями просматривался небольшой лужок, на котором кое-где тоже стояли лужи после резкого потепления. Было странное ощущение: тепло, как летом, но зелень только на соснах. Впрочем, ночь с заморозками все расставила по своим местам. Благо что это была не первая подобная ночевка в его жизни, потому хворостом и сухими гнилушками парень запасся с избытком.

Но никогда прежде в своих детдомовских скитаниях он не ощущал подобного. Если и встречалось в лесу животное, то это была ящерка или белка. А пробежавшая вдали лиса была целым событием, разжигавшим детское любопытство, но никак не опасения. И уж точно лес, особенно в теплую пору, был местом куда более желанным, чем детдом или конюшни «атамана». Все, конечно, изменили встречи с волками и медведем на охоте. Костер не давал замерзнуть, места были живописными и даже романтическими. Шло полнолуние, и ближайший лужок буквально искрился блеском подмерзшей талой воды. Будь рядом кто-нибудь симпатичный, вроде Кристины Лужиной, возможно, парень и отвлекся бы от шумов и хрустов, доносившихся то оттуда, то отсюда. А так он сидел на березовом бревне, вертя головой, подобно сычу. Сам факт, что «Мокроложкое» со всеми его обитателями находилось не так уж далеко, обострял слух, и скрип старых деревьев казался от того то демоническим стоном, то воем. Теперь не столь уж наивными казались предки, населявшие леса лешими, лешачихами и их уродливыми выводками. Саша даже выругался, услышав вдруг звуки, знакомые, из ужастиков. Ну, а сове было все равно, как человек ее обзовет.

На даче Груздевых тем временем шли настоящие боевые действия. В городской квартире Груздев и его сын сталкивались не столь уж часто: один смотрел телевизор в своей комнате, другой строчил мемуары в кабинете. Тогда их отношения напоминали соперничество двух военных блоков, лишь изредка прибегавших к мелким стычкам. На даче же таких четких границ не существовало. Груздев не хотел смотреть то, что смотрел «тюфяк», пусть даже и ему то было интересно. Сын из-за придирок отца вредничал, включая какую-нибудь передачу из цикла «охота и рыбалка», а полковник из принципа переключал, попадая на какой-нибудь убогий сериал. В душе младший радовался, ведь ему нравились фильмы с незатейливым сюжетом, «легкие», как он сам говорил.

– Лиза, не бери больше этих раков, – выступил потом Груздев в присутствии сына. – Биолог один сказал, что они падаль едят, лягушек дохлых, рыб, улиток. Заразу переносят всякую, глистов, – при этом он правдоподобно изобразил отвращение. – Мерзость, вот ты в деревне росла, а раньше сказать не могла…

– Почему я обязана знать о раках твоих? У нас город был, райцентр, между прочим, москвич ты вонючий. Сам-то Москву свою часто видел? Все гарнизоны, гарнизоны… глухомань, болота, а туда же… – высказала мужу Елизавета.

Она решила, что Груздев снова «заправился», ведь тогда обычно и начинались эти раздражавшие женщину разговоры о деревне, еврействе и лесной глуши, в которой якобы прошло ее детство.

А Груздев торжествовал: он видел, как «тюфяк» бросил недоеденного рака, что мерзкого слизня, и побежал в сторону туалета.

– Ну, где ты застрял, Сан Саныч? – ворчал полковник в телефонную трубку. – Мне одному с тюфяком моим прикажешь воевать? Давай, давай, побыстрее, вместе мы его в рог бараний скрутим, мигом сбежит.

Так Саша узнал, что «тюфяк» все еще на даче и неизвестно насколько. Еще одна ночевка в лесу его не прельщала, как, впрочем, и участие в семейных игрищах Груздевых.

Тем временем по старому адресу Градова доставили примечательное письмо на Сашино имя. Явно заказное, да еще на иностранном языке. Но на местной почте к заказным письмам относились с легкостью. Выписывать уведомления, потом получатель придет на почту, а это очереди, недовольные возгласы по части медленной работы… В общем, формальности были отброшены, и письмо из Биатлонного союза новый владелец дома нашел в своем почтовом ящике. Он прекрасно знал, что Градов теперь живет «на Липах у коровьего моста», и понимал, что конверт с изображением лыжника и непонятной «шифровкой» IBU адресован ему «или тому парню, который у него обитал». Но такие конверты не каждый день приходят, потому этот был вскрыт без всяких раздумий и мук совести. Ну, а текст на непонятном языке лишь подогревал интерес. Мужчина не пожалел времени и денег на то, чтобы съездить в город и заказать перевод.

«Уведомляем Вас, что в связи с нарушениями, выявленными в ходе специальной проверки антидопинговой комиссией, итоговые протоколы соревнований были пересмотрены…»

«Скандалище», как описывал это комментатор Говоров, муссировался уже месяц, но, по понятным причинам, Саша о том ничего не знал. Истомин, конечно, кричал, что он не виноват и потому переживать ему нечего, но когда вскрыли пробу «В», он объявил, что раскаивается и даже решил прочитать перед молодыми спортсменами лекции о вреде допинга. Теперь он надеялся, что дисквалификация хотя бы не будет очень длительной, а гнев болельщиков сильным. Так Саша чуточку приблизился к пьедесталу, а Пушкин сменил серебро индивидуальной гонки на золото, прикупил с радости деликатесов и приехал отмечать к Градову… снова в одиннадцать часов вечера.

– Здорово, – проронил обладатель письма при получении перевода. – Давно надо было его див… диквалик… наказать.

Он не знал, что речь идет об Истомине. Мужчина и не понял бы, кто это такой, пусть бы в письме даже указали фамилию, ведь от биатлона и спорта в целом сельчанин был далек. Но ничего не мешало ему ощутить свою причастность к чему-то солидному и торжественному. Письмо было сохранено как сувенир и после с гордостью показано внукам, приехавшим на весенние каникулы.

– Ну, ты где? – снова напирал по телефону Груздев на Сашу.

По тону было понятно, что полковник уже выходит из себя от близкого соседства с «тюфяком». Груздев уже не раз гонял его в город то за тем, то за этим, а он все терпеливо исполнял и снова на дачу возвращался.

– Что у тебя с работой? Уволили? Так я и знал! – уже кричал Груздев на сына.

– Отпуск я взял, решил вас навестить, – отвечал тот с показным спокойствием.

– У тебя семья вообще-то есть… – намеки отца становились все более и более прозрачными. – Деньги надо для семьи зарабатывать, а не прохлаждаться здесь. Отпуск он взял…

Саша пропустил уже два автобуса в направлении города. Он сидел на остановке рядом со своей большой сумкой, набитой уже далеко не свежей одеждой, полуголодный и мучимый извечным вопросом «что делать?».

Затем Саша пропал. Его номер сначала не отвечал, а потом стал недоступен. Вскоре его телефон «всплыл» на одном «бойком месте», где личности с туманной биографией предлагали купить вещи столь же туманного происхождения, но об этом, конечно, никто из Сашиных знакомых не знал. Кристина Лужина, например, вообще не знала, что подобные места существуют.

Первым забеспокоился Груздев. Елизавета не могла уследить: находится муж на даче или опять побежал в полицию с очередным заявлением о поиске. Полковник из-за этой беготни едва ли не либералом стал.

В полиции ему сначала предложили подождать трое суток, а когда Груздев пришел снова, то услышал:

– Да он уехал куда-нибудь.

По обывательским представлениям, Саша Груздеву был никто.

– Почему брат его не ищет, а? – услышал каверзный вопрос полковник.

Заявление у него в очередной раз не приняли с уточнением: «У нас и таких, настоящих, дел хватает».

Тем тяжелее пришлось Денису, когда Груздев его разыскал.

– Денис Мягков? – пробасил полковник, стоя на пороге.

Выражение его лица было такое… не дай бог даже во сне увидеть. Конечно, Денис решил: «Это пришли по старым грешкам разбираться».

– А, так вы Сашку ищете, – воскликнул он радостно. – Так я его давно не видел. Заходил… месяца три назад, но я его отшил. Зачем мне проблемы? Он же вор позорный. Не без урода…

Договорить Денис не успел и пришел в себя, уже лежа на лопатках. Только появление испуганной дочери спасло его от коронного болевого приема на руку, который мог заставить кого угодно признаться в чем угодно.

Денис еще долго трясся, когда Груздев ушел.

– Собирайся! – прикрикнул Денис на дочку. – Поедем к бабушке-дедушке.

Про жену, ушедшую в магазин, он даже запамятовал и позвонил ей уже из электрички.

– Да ты бы его видела, шкаф такой усатый, злобный… Он мне всю память отбил совсем… Тут и имя свое забудешь, – жаловался потом Денис недовольной супруге.

Полковничьему «тюфяку» с самого порога прилетело по лицу грязной туфлей.

– Это из-за тебя все, паразит! – проревел Груздев.

Уже через пять минут «пьяная росомаха» мчалась прочь от дачи.

Градова полковник обвинил в «безответственной тупости».

– Я вижу, вам все равно, – накричал на него полковник. – Руки не порубали и ладно… Гуляй, Вася! Всем вам начихать!

До Груздева донесся истошный визг, а следом Градов не менее громко выругался. То, что это все из-за кота, который «распускает свой хвост не к месту», тренер объяснять не стал. Ему просто некогда было и слова сказать – запнувшись за стул, он полетел на пол вместе с телефоном. Потом тренер искал трубку под мебелью, ориентируясь по воплям Груздева, оттуда доносившимся.

– И до этой добрался! Всех на уши поставил! – воскликнул Градов, когда ему позвонила Кристина.

Медосбор не задался. Липы отцвели, а на кочевку с пчелами у Градова не оставалось времени. Груздев взвалил поиски на себя, как он выразился, и давал объявления, куда только можно, и бесплатные, и платные, а потом звонил Градову, чтоб тот «пошевелился и проверил информацию». Тренер ворчал, но ехал и возвращался ни с чем. Неудивительно, ведь Груздев «самые надежные варианты» оставлял для личной проверки, а Градов все чаще попадал на охочих до вознаграждения персонажей.

– К журналюгам! Да никогда больше! От них пакости одни! – замахал руками полковник в ответ на предложение Градова подключить к поискам прессу.

– Ну, и пошел ты подальше. Совсем уже свои мозги вывихнул, – решил про себя тренер и обратился на телевидение.

Градов рассчитывал, что вот-вот все разрешится. Правда, он не был уверен, чем именно, потому пил иногда валерьянку. Даже на пчел тренер срывался, видя, что меда мало.

– Да пошли, пошли отсюда! – ворчал Градов, сметая их кистью с медовых рамок.

С телефоном он теперь не расставался. Каждый звонок был ожидаем, долго и напряженно, потому реакция на сигнал была неизменно бурной. Градов привык работать с карпатками, используя лишь дымарь. Но то ли пчелы ощутили его нервозность, то ли он чересчур уж дерзко вторгся в их гнездо, а может, громкий рингтон насекомых возбудил, в общем, досталось тренеру на славу, как и его соседке, имевшей привычку входить к нему свободно, что к себе домой. Меда ей после того еще долго не хотелось.

Ценителей же меда в округе хватало, потому вскоре поползли слухи, что Градов «стал халтурить». Разумеется, он же намеревался кочевать, а тут эти поиски. Местные сразу смекнули, почему пчеловод столько сахара в магазине покупает – «мед подделывает».

– Не нравится – не берите, – ворчал тренер в ответ на претензии по качеству меда.

Ну, у него больше и не брали. Вечером за чаем Градов нервно поглядывал на дисплей телефона и вслух рассказывал коту о местных «придурках», которые ничего в меде не понимают.

– Все равно же пчелы перерабатывают, там и ферменты все полезные есть, – распалялся Градов, а потом неожиданно затихал, вспомнив, как посмеивался над соседкой, которая вещала коту про «позорных иностранных политиков».

– Ну, чего уставился? – ворчал потом тренер на кота. – Глупое ты создание.

– Что у вас с лицом? – спросил на следующий день Груздев.

– Оно опухло, – съязвил тренер и перевел разговор к теме поисков.

Полковник фыркнул. История Саши журналистам показалась интересной, так что Градова с Груздевым пригласили на съемки передачи.

– Все шиворот-навыворот, – ворчал полковник насчет «неприличного» лица. – Не понос, так золотуха.

Он еще больше разошелся, когда в студии после долгого сюжета о Сашиной биографии услышал: «Будем надеяться, что кто-то откликнется».

– Из-за этой показухи тащиться туда… Знал бы – я бы их сразу послал, – бушевал Груздев. – А я говорил, что нечего к ним обращаться. Им лишь бы картинку показать. Это же для привлечения теток сентиментальных. Развели мыльную оперу, сю-сю пу-сю… И я должен был это слушать, чтоб журналюги получали потом деньги за рекламу стирального порошка.

В тот день Груздев категорично заявил, что поедет ночевать к Градову, дабы поутру не тратить время на сборы, а сразу приступить к поискам. Тренер лишь вздохнул. В сердцах Градов опрокинул бутылочку с валерьяновой настойкой, так что кот всю ночь бесился.

– Да что с этой скотиной? – брюзжал из-под одеяла Груздев. – Развел кошек… Пользы никакой, одно это поганое «вау-вау». Прибил бы!

Кота Градову было все же жалко. Потому тренер тенью следовал за полковником, когда тот встал среди ночи: «Мало ли что у него в голове насчет животного».

– А я думал, спортсмены не курят, – поддел тот Градова, услышав шорохи позади.

– А я это… воздуха глотнуть решил, – нашелся тренер и стал показательно отмахиваться от дыма полковничьей сигареты.

Оба проснулись только к одиннадцати утра: Груздев от соседства с котом, улегшимся перед самым его лицом, а Градов от смачной ругани полковника.

Удивительно, что дом устоял при том оживлении, что творилось внутри. Груздев, как на службе, задавал тон: умывание, завтрак на ходу и вперед. Полковник и в машине не угомонился: ему казалось, что тридцатилетнее авто Градова даже для столь почтенного возраста «отвратительно медленно ползет».

– Да, он здесь был, – заявил заурядного вида человек, скотник фермы, даже не вглядываясь в Сашину фотографию.

Вздохнув, мужчина намекнул, что зарплату хозяин задерживает, а сам он ходит «голодный и холодный».

– В Москву он поехал, – бойко добавил скотник, увидев кошелек с обещанным в объявлении вознаграждением.

Едва он договорил, как получил от Груздева кулаком по губам. Вот чего мужчина не ожидал, так это подобной мощи от пожилого человека. А Груздев уже навис над ним всей своей громадой и тряс что было сил со словами:

– Только соври мне, вонючка! Все ребра пересчитаю!

– Я… я… я обознался, – дребезжал голос поверженного на землю скотника.

Деньги он быстренько вернул, с подобострастным видом извинился и стремглав убежал обратно… к скотине.

– Дерьмо, а не люди. С ними только так, – гордо сказал Груздев и показательно отряхнул руки.

Так они и колесили едва ли не по всей области, то каждый день, то через день, а потом все реже и реже. В ходе этих поездок и общения с хитрыми «свидетелями» у Груздева находилась масса поводов вспомнить, что когда-то он был серебряным призером республиканских соревнований по боевому самбо.

Градов наедине с котом вздыхал, что солидная часть пенсии на бензин уходит и что при таких темпах «лошадка» его долго не протянет. А потом стыдился своих же слов, фантазируя насчет Сашиной участи.

Журналисты парня тоже искали… И в Поволжье, и в Сибири, и даже на пресловутых кирпичных заводах, куда у него были все шансы угодить. Прошло уже пять месяцев, и беспокойство, не выдержав испытания временем, стало притупляться, как оно, в общем, и должно было быть. Жизнь Груздева и Градова все больше начинала напоминать себя обыденную. По понятным причинам «тюфяк» теперь полковника не беспокоил своими визитами на дачу, а Груздев охотился, рыбачил и ходил в баньки. Только после застолий на него накатывали воспоминания в духе «а вот помните, как мы с Сан Санычем тут вместе сидели?».

Градов был занят восстановлением своего авторитета среди покупателей, придумывая разные скидки и дегустации. Даже на городской медовой ярмарке он отличился и теперь показывал всем сертификат качества с изображением довольного медведя.

«Куда же пацанчик все-таки делся?» – иногда рассуждал про себя Градов перед сном или вслух, уставившись на своего кота.

В такие ночи размышлений он обычно долго ворочался, потому что мысли лезли в голову самые разные, но все не очень радостные. Когда они становились слишком навязчивыми, тренер вставал и бродил по дому в поисках разных бытовых дел, которыми можно себя занять. Он даже телевизор купил вместо того, неисправного, что выбросил при продаже старого дома. С ним хотя бы можно было отвлекаться бессонными ночами. Градов быстро смекнул, что разные ток-шоу и политические дебаты, включенные на минимальную громкость, его хорошо убаюкивают, а опера вообще сильнейшее на свете снотворное.

У Кристины для долгих размышлений времени не было. Брянцев наедине ей по секрету сказал:

– Можешь и хрустальный глобус взять, – ну, и гонял на тренировках подобающим образом.

Очень редко она звонила Градову, начиная обычно с «нашли?», а потом неизменно спрашивая: