Текст книги "Взрослые дети"

Градов продолжал кричать, что только бестолочи могут вести себя подобным образом и нарушать привычный ход тренировки.

Продолжать последнюю, когда «бестолочь пыхтит, что баба при родах», было невозможно.

– Пошел вон отсюда! – выдал в завершение экзекуции Градов.

«Смазанная» тренировка никак не выходила у него из головы, так что к вечеру тренеру снова захотелось покричать об этом для Саши. На сей раз свидетелями сцены стали Вуф и человек в спортивной куртке, оказавшийся отнюдь не спортивным журналистом. Впрочем, крики гостей не смутили. Вуф дал спутнику понять, что сие есть самый важный этап воспитания будущего чемпиона.

Конечно же, журналист приехал сюда не по своей воле и даже не по воле главного редактора. Дирекция главного государственного канала султаната была не тем местом, где сколько-нибудь важные и самостоятельные решения принимались.

Все было предусмотрено заранее, даже дубликаты медалей Афро-Азиатских игр. Сашино появление на экране должно было быть торжественным, и вряд ли кто-то из зрителей станет задумываться, почему спортсмен всюду возит медали с собой.

Дубликаты Саша повесил на шею и послушно уселся на фоне флага своей новой родины. Гостями был принесен и портрет Мудрейшего, его поставили на стол и показали отдельно, пока парень описывал впечатления от поездки в султанат. О встрече с полицией он, конечно умолчал, да и в такой обстановке сами собой всплывали лишь приятные моменты, а остальные казались всего лишь неприятными мелочами. Журналист начал со спорта и поинтересовался планами на чемпионат мира.

Градов отошел подальше, чтоб случайно не сорваться. Но гостевой домик был не столь велик, чтоб от «шапито» скрыться. Временами тренер чем-нибудь гремел или громко кашлял, только бы дурацких вопросов не слышать.

– Как вы относитесь к войне, кровопролитию? – спросил Сашу журналист.

Ответ был очевиден, в духе «война – это плохо, кровопролитие – совсем плохо». Подобного ответа от парня и ожидали. Уже без камеры ему рассказали ставшую легендой историю о том, как султан лично помог раненой после взрыва женщине добраться до машины «скорой помощи». Надо сказать, что рассказ звучал очень трогательно, со всеми возможными и невозможными деталями. Как в старые добрые народные сказки каждый пересказчик добавляет что-то от себя, так и журналист добавил, что султан разорвал свои белоснежные одежды, дабы перевязать раны несчастной подданной.

Потом камеру снова включили и спросили Сашу, как он оценивает личность султана. И снова, сам того не осознавая, парень сказал то, что от него хотели услышать, а именно о благородстве и храбрости Его Величества.

Ругаясь, Градов снимал флаг со стены, когда Вуф неожиданно вернулся. Столь же неожиданно Вуф теперь заговорил на языке, который раньше «не понимал».

– Что вы делаете с флагом? – спросил Вуф далеко не дружелюбно.

Поняв, что его могут обвинить в чем угодно, вплоть до личного оскорбления монаршей особы, Градов прикинулся дурачком и сказал:

– Так, я думал, вы хотите его забрать. Здесь же окно напротив, выгорит еще на солнце.

Немного уняв пыл, Вуф подобрал для флага другое место и развернул рамку с султанским портретом, чтобы солнечные лучи не попадали на изображение.

– Завтра ждите новостей, – сказал он на прощание.

Сказано было с такой интонацией, что ни Градов, ни Саша не понимали, к чему готовиться. Почесав голову, тренер решил, что речь шла о выпуске новостей с пафосным интервью его воспитанника.

– Будто здесь все спят и видят, чтоб их по ящику показали, – ворчал тренер. – Что за люди такие тупые? Это же надо такими уродиться.

На самом деле Вуф хотел великодушно объявить о перечислении денежных средств за прошедший месяц, но уж очень было велико его негодование из-за флага.

Саша же переживал, насколько удачным его интервью получилось и не было ли видно того прыщика под нижней губой, который он обнаружил уже после. Градов над Сашей подшучивал из-за того, что парня «как пчела ужалила», и он принялся давить угри перед зеркалом.

От телефонного звонка оба вздрогнули, а тренер даже невольно выругался: мало ли про какие новости Вуф говорил.

– У всех свои заботы, – вздыхал Градов, поняв, что это Груздев. – Не знаю люди, чем себя занять, кто флажки развешивает, кто на кнопочки телефончика давит…

Полковник был уже совсем близко. Внук и рейс ближайший нашел, и билеты в экономкласс забронировал, но все равно дед его от души пожурил из-за гостиницы. Теперь те, кто планировал посетить всего лишь этап кубка мира, оказались на коне: у них были и билеты, и номера. Несчастные же организаторы выслушивали шквал критики от тех, кто не поленился приехать сюда из Европы с билетами на несостоявшийся из-за бури чемпионат. Северный город стал похож на южный курорт в самый пик туристического сезона: все пытались снять жилье хоть где-нибудь, а спрос рождал предложение с приличной стоимостью.

Груздеву удалось найти комнату в частном секторе, хоть и пришлось перебить цену, предложенную конкурентами из Восточной Европы. Хозяйка пожалела, что не в силах принять всех. Успокаивала она себя тем, что от европейцев была бы одна головная боль.

– Началось бы… Туалет почему на улице? А где комфорт? А где горячая вода? – делилась она своими соображениями с неприхотливым полковником.

Тот даже на колонку за водой сходил, за что получил массу комплиментов и «бонус» в виде рябиновой настойки.

О биатлоне хозяйка знала чуть больше, чем ничего, но теперь он ей очень нравился: ведь хороший человек, заплативший за комнату вперед, не может любить плохое. Ей даже немного совестно стало, что комната недостаточно свежа в плане ремонта, потому взялась за пельмени, специально купив у соседа-охотника лосятины для начинки.

Градов отчетливо слышал, как Саша по телефону говорил про билеты на предстоящие гонки, но молчал. Молчал тренер и тогда, когда парень стал надевать куртку, ничего не объясняя и не спрашивая разрешения. Последнее для Градова было уже возмутительно, но он держался, ведь после того подзатыльника они с Сашей друг на друга дулись и молчали.

Ну, а Груздев подумал, что тренер не совсем бессовестный, и ему просто стыдно выйти из домика и посмотреть в глаза офицеру, которого назвал шизанутым.

– Давно хотел сюда приехать, – придумывал Груздев. – Охота здесь славная… Да вот не срослось в этот раз. Но хоть гостинцы тебе передам… от Лизы…

По мнению Груздева, если б он передал от себя, то это могло бы выглядеть как настоящая «сентиментальная ерунда».

– Рад бы был посмотреть на тебя, но с билетами же наверняка проблема… – как бы просто рассуждал вслух он.

Подытожил полковник свое выступление, объявив, что Саша обязательно всех соперников «порвет» и золотая медаль… нет – медали, уже у него в кармане. С улыбкой парень вытащил из кармана дубликат, забытый Вуфом.

– Так уже… А говорили, что восемнадцатого начало, – удивился Груздев.

– Это копия… – просветил полковника парень.

Здесь Саша ошибался. Просто комплектов оказалось гораздо больше, чем участников Первых Афро-Азиатских игр. Теперь к наградам, вызывавшим у парня неподдельную радость, относились, как к обычным безделушкам – Игры же закончились. Ни золота, ни серебра медали не содержали, так что и переплавлять было нечего. Иными словами – пусть берет кто и сколько угодно, не жалко.

– Первое место, к этому надо быть морально готовым, – наущал Сашу Груздев. – Это же чемпионат мира… Мира!

О чемпионстве Груздев говорил с уверенностью, ведь Сан Саныч прошел самую лучшую стрелковую подготовку, какая только может быть, – армейскую. «А как он за снегоходом на лыжах шел… Красота же! Настоящий чемпион. Такой всем покажет».

– Холостой тренаж, – раздался над Сашиным ухом твердый голос Градова.

Похвалы, которыми Груздев обсыпал Сашу, тренера до невероятной степени раздражали. Хватило одного взгляда на его хмурое лицо, чтоб вспомнить про «шизанутого».

– Все же за слова свои человек должен отвечать, если он настоящий мужчина, конечно… – многозначительно произнес полковник и сделал шаг в направлении оппонента.

– Здрасте, во-первых. Вы опять что-то напутали, уважаемый, – отвечал Градов спокойно.

– Не надо делать из меня шизанутого. От этого вам точно лучше не станет, – прозвучало уже с угрозой. – Я вам не мальчик для битья…

Призывы Саши успокоиться и спокойно разобраться во всем седые и лысеющие мужчины воспринимать отказывались.

– Вы же взрослые люди… – взывал он безуспешно и с волнением наблюдал, как вот-вот почтенные мужи начнут распускать руки и банально «бить морды».

– А, так вы про то… – звучал уже не столь спокойно голос Градова. – Так то хрен один австрийский в дверь ломился…

– Не верю… без доказательств.

Груздев замотал головой, заставив Сашу вспомнить сцену их знакомства в тамбуре поезда. Парню даже стало жалко тренера, который прочностью металла явно не обладал. Но и звать полицию было равносильно обвинению Груздева в хулиганстве как минимум.

– Я бы на вашем месте тоже не поверил, – продолжал тем временем Градов. – Тем более практически незнакомому человеку. Это даже было бы наивно…

Как ни странно, но такое признание натолкнуло полковника на размышление. А Градов позаимствовал у Саши банку с солеными волнушками и стал их внимательно разглядывать. То был настоящий обманный маневр: тренер решил, если уж в полковничьей голове все сложится против него, он ответит ей литровой банкой.

Но полковник только поворчал, что волнушки червивыми не бывают, и не обязательно их так разглядывать.

– Благодарю, не спец я в грибах, – заговаривал его Градов.

Уже наедине с Сашей тренер разворчался, что Груздеву надо срочно голову лечить, пока случай не совсем запущен.

– Билеты захотел… – отошел он от темы несостоявшегося побоища. – А пальмы зеленые посреди зимы не хотим, случайно? Совсем уже…

Саша молчанку пока что отменять не собирался, а ворчать впустую тренер не любил.

– Не жри столько грибов! – насел на парня Градов. – Уверен, что там не поганки? Посмотри на своего полковника и подумай, что он мог туда натолкать…

– На границе идиоты не служат, – огрызнулся Саша.

– А мальчики для битья? – спросил Градов с хитрой улыбкой.

На самом деле, про подзатыльник Саша речи с Груздевым не вел. Сей известный оборот речи про несчастных битых мальчиков был вставлен полковником только для красного словца. Но попытки это доказать лишь убедили бы тренера в его правоте.

– А грибы вкусные, – сказал вместо оправданий Саша и запихнул в рот валуй, который вызывал у тренера наибольшие подозрения.

– Откачивать не буду, – заявил Градов и предрек воспитаннику адовы мучения от грибного яда или по крайней мере от ботулизма.

Тренера злило, что парень и в ус не дует, продолжая «жрать эту гадость». И тут очень удачно ему на глаза попался плеер «с патлатыми лоботрясами». Разумеется, он сразу же стал тренерским трофеем.

– Не знаю, где он… Сам где-то посеял, – ворчал потом Градов и громко требовал заняться делом, то есть холостым тренажем.

«Под пельмешки с лосятиной и рябиновую настоечку» Груздев живописал хозяйке частного дома, какой его друг выдающийся спортсмен, «да не просто друг, а, так сказать, духовно близкий человек». Женщина улыбалась и говорила приятные слова в адрес гостя и «того парня». Про себя же она думала, какой же ее сын недотепа и бездарь.

«Ну, зато с машинами на ты. Разбирается… – успокаивала она свою зависть. – Руками-то он все умеет, а спортсмены эти и гвоздя не забьют…»

Она тяжело вздохнула, когда Груздев продолжил:

– Колымагу любую заведет в два счета, – залихватски махнул рукой полковник. – Любую жестянку заведет, если у той хотя бы мотор есть. Вот у моего сослуживца старая «Волга», корыто на колесах, не то что моя лошадка-красавица. На тросе мы его клячу тянули, а Сашка взял и завел. Вот такой он у меня. Хоть куда парень.

Удивительно, но перед началом чемпионата Сашины мысли занимали не предсказанные Груздевым победы. Он думал, где бы раздобыть билеты для полковника. Парень убедил себя, что на трассе станет гораздо легче, если там будет хоть кто-то «из своих».

К Градову он обращаться и не подумал. Саша заранее предвидел, как тренер заворчит и начнет отпускать язвительные шуточки. В данном случае интуиция его не подводила.

В столовой Саша долго смотрел на Истомина, обедавшего в компании какой-то блондинки, но подойти так и не решился. Потом он с волнением ждал того возле выхода, утоптав ногами рыхлый снег до глянцевой корки. Парень не видел, что произошло, до него донесся лишь «ой» в исполнении Кристины. Девушка снова была при параде, про косметику она никогда не забывала, считая, что без теней и помады она будет «похожа на бледную поганку».

– Как же скользко, – произнесла она тихо, то глядя на крыльцо столовой, то оглядываясь на Сашу.

Истомин подоспел на помощь первым. Но ступеньки вдруг перестали скользить, стоило тому взять Кристину под руку.

– Уже хорошо, – бросила она и, удрав от джентльмена, в два счета преодолела злополучное крыльцо.

Перед самым входом она все же растянулась и издала знакомый универсальный клич. Помощь Истомина пришлось все же принять, а в голове пронеслась мысль «что ж я, дура, наделала!». Колено болело, и теперь весь чемпионат мог пройти мимо. В тот момент ее взгляд, устремленный на Сашу, был не то чтобы очень дружелюбным.

– Можно вас спросить? – смущенно сказал Истомину Саша, когда Кристина похромала навстречу своему обеду.

– Вас… – усмехнулся Истомин. – Значит, что-то серьезное.

Сашины уши запылали от волнения. Подсвеченные сзади ярким зимним солнцем смотрелись они особенно эффектно, так что собеседник невольно обратил на них внимание.

На памяти Саши был один репортаж Говорова. Там комментатор рассказывал про некоего заядлого болельщика, которого «по доброте душевной» провел однажды на стадион без всякого билета, уж очень он ему понравился своей колоритной наружностью: огромной седой бородой и лихо закрученными, как у Санты, усами.

– Да, вот так скромный комментатор показал неискушенным биатлоном охранникам, как надо с хорошими людьми обращаться, – хвастался он потом в эфире.

– Он мой родственник, – сочинял Саша, – и много для меня сделал. Очень любит биатлон, а билета не хватило…

– А Борку подножку поставишь в спринте? – подмигнул собеседник. – Ладно, расслабься, шутка это.

С солидностью, достойной президента, Истомин добавил:

– Окей, приводи своего родственника. Поговорим.

Уж очень было приятно, что Саша обратился с просьбой именно к нему. Блондинка, стоявшая рядом, русский понимала плохо, но по интонации обоих парней догадалась, что Истомину придется решать некую проблему, и, видимо, важную. Она даже сказала Саше «до свидания» по-русски, как Истомин научил. Ей стало приятно за своего спутника и за саму себя, ведь «такой хороший парень, который все может решить», на дороге не валяется и отнюдь не каждой попадается.

А Груздева после доконченной рябиновки посетило буквально озарение. Он в точности вспомнил слова Градова во время их последней встречи:

– Я бы на вашем месте тоже не поверил. Тем более практически незнакомому человеку. Это было бы даже наивно…

«Озарение» было столь неожиданным и до того болезненным, что даже сердце кольнуло и в бок отдало.

Когда целенаправленно ищешь подвох, то он всегда находится. И даже самая безобидная фраза обретает самое отвратительное значение.

– Наивно… – помрачнел полковник. – А я, получается, ему поверил. Какой же мелкий человек. Не живется спокойно, не с той, так с этой стороны надо подцепить. Надо было все же рожу ему начистить…

Начавшийся затем разговор о «пятой колонне» хозяйка охотно поддержала. Не зря Груздев к нему перешел. Сия «колонна» была подробно обрисована сказочниками, по недоразумению прозванными журналистами. Образ ее был настолько ярок, что даже колонна Большого театра вызывала у полковника мысли об «изворотливых и гнусных людишках». Ведь именно такими надлежало быть всем злодеям, и именно такими они были и в старых добрых шпионских фильмах груздевской юности, и в его детских книжках. Так что ничего нового полковник не открыл, он лишь убедил себя, что «мерзких типов» стало больше, и стали они более искусными на язык.

Если бы не Сашин звонок, полные негодования речи растянулись бы надолго вопреки давно остывшим деликатесным пельменям с лосятиной.

– Эх, как это лихо вы всех в Рупольдинге сделали, – искренне сказал полковник, чем Истомину весьма польстил.

Тому нравилось, когда в нем вот так с ходу узнавали чемпиона. Правда, в облике Груздева не было ничего от длинноногой девушки, потому и свою автограф-карту Истомин ему не подарил. Спортсмен уже собирался с солидностью пообещать, что с допуском на стадион он все уладит, как услышал:

– Но в Рупольдинге не было Сан Саныча. А он просто так победу не уступит.

Истомин был уверен, что знает себе истинную цену, и никакая это не завышенная самооценка. Оттого верхом бестактности показалось ему сравнение с новичком, пусть и выступавшим на каких-то соревнованиях в какой-то «банановой республике», которую он, Истомин, даже не мог на карте найти.

– Посмотрим, – единственное, что он теперь сказал.

Сашу бы такая сцена точно вогнала в краску. Но в то самое время и в другом месте Градов на собственном примере показывал ему, как нужно группироваться при падении, «чтоб и мозги не стрясти и инвентарь не поломать». Парень внимательно тренера слушал, хотя и считал, что надо учить тому, «как побеждать, а не как падать по-лузерски».

Рядом проехала Кристина, напомнив про обидный подзатыльник.

– Сюда слушай… – велел воспитаннику Градов.

От всего этого внутри у парня просто закипало.

– Все мне понятно, – высказал тренеру Саша. – Могу я заняться стрельбой?

Неспроста Градов выбрал для показа тот участок трассы. Вскоре Пушкин показал, что здесь может с зазевавшимся спортсменом произойти. Так бывает, если перед глазами возникает бывший тренер, и все мысли вытесняются одной: «Как бы показать ему свое фи…»

– Смотри, смотри… И учись, – говорил Градов новому воспитаннику.

Разогнавшись со спуска, Пушкин не удержался на трассе и резво вылетел на снежную целину. Он пытался хотя бы на ногах устоять, но и это не получилось. Так он и упал на бок, живописно взмахнув лыжной палкой.

– И не надо гнать сломя голову, – продолжал поучение Градов.

Идти к тем соснам тренеру, разумеется, не хотелось. Но этика требовала, уж подозрительно вялыми и неловкими выглядели попытки Пушкина подняться. Впрочем, одна лишь матерщина тренера, звучавшая уже совсем близко, сил прибавила. Спасаясь от нежеланного внимания, Пушкин снял лыжи и припустил по глубокому снегу, ведь Градов уже ступил на проторенную во время падения дорожку.

– Вот дурак, – буркнул тренер себе под нос и сам, оступившись, рухнул на спину.

– Отойди, горе луковое! – отмахивался он от подоспевшего на помощь Саши. – Нашел, кого учить…

Перед стартом первой гонки Саша был просто сама кротость вкупе с вежливостью. Всем и по любому поводу он говорил «спасибо», будь то медсестра, бравшая допинг-пробу, контролер, проверявший оружие спортсменов перед выходом на стадион, или волонтер, который с улыбкой указал Саше путь к стартовому створу.

Он был в хорошей форме, если учесть, что всю ночь его сознание рисовало образы стрельбища, крутых виражей и финиша со всеми вероятными и невероятными перипетиями и накалом соперничества. Саша отчетливо слышал, как хлопнула дверь. Было около девяти. Градов ушел неизвестно куда, неизвестно зачем взяв с собой лыжи, причем все. Конечно, парень знал, что лыжи, тем более к серьезным соревнованиям, нужно готовить и покрывать особой мазью. Но в девять утра, после десяти долгих часов в постели без сна его посетила невероятная мысль о том, что тренер собрался прибегнуть к какому-то нечестному приему. Градов и раньше не имел привычки сообщать ему о своих намерениях, то было обычным делом, но сейчас, казалось, был особенный случай.

Тренер был уверен, что его воспитанник – беспечная соня, готовая все на свете проспать. Уж очень лихо Саша подскочил на кровати, когда Градов без стука вошел в его комнату.

– Продирай шары, – прикрикнул тренер и запустил в парня его одеждой. – Лишь бы подрыхнуть. Сказано было – до десяти, не дольше. Время без пяти десять, а ты еще и не думал просыпаться. Почему я должен вместо тебя думать?

Спорить парень не стал, тем более тренер скомандовал: «Жрать! И без разговоров». Потом предстояло тестирование лыж. В кои-то веки день не был подчинен привычному рутинному распорядку. До начала гонки оставалось порядка шести часов. В день соревнований Градов позволял некоторые послабления, например, послушать любимую музыку или почитать книгу. Он работал с разными спортсменами, некоторым для разгрузки было достаточно позвонить домой или съесть несколько конфет, в обычные дни не одобряемых. В Сашином случае тренеру пришлось умерить свою нелюбовь к «визгливым песенкам патлатых лоботрясов». Плеер, который Саша уже и искать перестал «чудесным» образом был обнаружен тренером в шкафу.

– Память – штука хорошая. Тренируй! – сказал тренер мягче, чем обычно.

За это он тоже получил свое «спасибо» от Саши.

Истомин о разговоре с Груздевым умолчал и благодарности не дождался. Но этот факт его не заботил. Он был весел и улыбчив даже больше, чем обычно. И для Саши этот день стал самым необычным в сравнении со многими своими предшественниками.

Девушки из российской сборной пришли на стадион под девизом «болеем за наших мальчиков». Ольга тоже пришла. Очевидно, Легенде, как поклонники называли Ульриха Борка, лицо ее показалось недостаточно веселым для столь интригующего события. И уже через пять секунд его подбородок опустился сзади на ее плечо. Девушка вздрогнула от неожиданности, но через считанное мгновенье она тоже повеселела. Отовсюду доносились возбужденные крики зрителей и членов сборных команд. Разговора Ольги и Борка Саша не слышал, но до него донеслось сказанное с акцентом, в данной ситуации ему казалось, что не просто с акцентом, а с корявым, одно-единственное слово – «любов».

Борк был обаятелен и мил. Он готовился отметить свой сорокалетний юбилей и уже не столь часто показывал впечатляющие результаты, которыми прежде сильно избаловал поклонников. Но все же тех, кто его обожал было все еще гораздо больше других, намекавших, что старая кляча уже не так хорошо пашет.

На майке Борка виднелась символичная цифра 39. От возбуждения Саша перешел на полноценный бег вместо обычного разминочного. С растяжкой он тоже потрудился. Устоять на месте он просто уже не мог. В очередной раз парень посмотрел на цифру 40 на своей майке. Двадцать секунд, отделявших его от Легенды биатлона, уже не казались столь серьезными. Его максимализм снова расцвел, этот старт сразу стал в глазах Саши эпохальным сражением. Истомин, стартующий сорок третьим, уже не виделся даже в качестве мелкой помехи. Про Пушкина, которому предстояло уйти на трассу самым первым, он вообще теперь не вспоминал.

После того как пары рябиновки улетучились, желание «начистить» Градову морду Груздева оставило, но вот недоверие после «шуточек» никуда не делось. Только возможность помочь Сан Санычу заставила его предложение Градова выслушать.

– За бортик выходить не надо. Вы не аккредитованы, уважаемый. Так что… Не думаю, чтоб вы пожелали его дисквалификации…

– Я все понял, – буркнул Груздев. – Я вам не грудной ребенок, чтоб по часу мне это объяснять…

Градов вздохнул и показал полковнику планшетку с маленькими магнитами.

– Вы же понимаете, что такое циферблат, – продолжил Градов менторским тоном.

Он говорил так не специально, чтоб полковника позлить, просто в подобных ситуациях тренер всегда был предельно дотошным.

– Ну… – недовольно протянул Груздев.

– Если я говорю «пять на шесть часов», вы отсчитываете пять делений от центра круга в том направлении, где на циферблате стоит шестерка. Это к примеру… Десятка – это центр…

– Да я в тире не меньше года провел из сорока лет службы, – негодующе перебил Груздев. – Знаю и так, где десятка, даже без всяких цифр.

– Промах на десять часов… – добавил тренер.

– Он не промахнется! – с уверенностью заявил Груздев и символично сжал кулак.

К Груздеву Градов обратился, желая иметь дополнительные глаза на трассе. Сам он рассчитывал обосноваться на стрельбище, отслеживая точность стрельбы и показатели времени, ну а полковнику предстояло на ходу доносить все эти сведения до Саши. Формально он был приглашен в качестве болельщика. Атрибутика не понадобилась: с собой полковник принес большой триколор с изображенной на нем медвежьей головой. На флаге султаната излишне было настаивать: Груздев считал, что станет из-за «этого цветастого флажка» посмешищем. Встать полковнику надлежало на лесном участке. Градов не хотел привлекать к его персоне лишнего внимания, а на том отрезке представителей других команд не должно было быть. Там-то Груздев и обосновался, гордо вывесив триколор на рекламном баннере. На баннере был изображен логотип известной пивоваренной компании, который полковник решил «удачно прикрыть» триколором. Сделано это было неспроста, так велела Груздеву гражданская позиция, ведь сколько раз по телевизору говорили о вреде пива, а тут «взяли и на соревнованиях еще наляпали такую срамоту». В душе полковник долго возмущался, потому что «всем должно быть понятно, что спорт и просто банальный здоровый образ жизни с употреблением этого пойла несовместимы».

Градов выругался, несмотря на компанию почтенных тренеров. Через полминуты, впрочем, отпустило. После погони за Борком один промах можно было считать за невероятный успех. Легенду Саша таки обогнал, ведь Борк допустил три промаха. Его обескураженное лицо показали телезрителям пять раз с разных ракурсов. Мимика – великая штука. Глядя на одно лицо Борка, можно было написать целый роман о его внутренних переживаниях.

– Вот так-так… – комментировал в своей теплой кабинке Говоров. – А это что за мальчик тут у нас? Не пойму, протокол надо глянуть, но… В общем, ладно… А, вот тут мне коллега подсказывает… Мягков… Александр… Да, Александр. Мама родная, дорогие мои друзья, где только наших лихо не носит, в каких только дебрях… Те из вас, кто следит за политической повесткой, должны знать… Это такой остров в Индийском, кажется, океане… Новый остров Свободы, вторая Куба, как только эту маленькую, но гордую страну нынче не называет наша журналистская братия… Больше добавить, увы, нечего. Бьюсь об заклад, что никто об этом пареньке и не слышал до сего момента. Вот так, как чертик из табакерки выскочил и, между прочим… да, опережает Борка, всего на десятую долю секунды, но все ж таки опережает… Но мы помним, как король-то наш Ульрих сегодня от души намазал… Намазал так, что мама не горюй, называется… Кстати, матушка Борк сказывала, что биатлон не смотрит. Правильно, не нужны старушке лишние волнения. Хотя какие уж волнения… Пусть кто-нибудь мне в лицо тортом залепит, но надо понимать, уважаемые болельщики, что Легенда уже, мягко говоря, не та… Если уж ее экзоты вот так обгоняют… Все, реклама, ну, а комментатор пока будет готовиться морально к побиванию себя тортами…

Впрочем, рекламу пришлось отложить, несмотря на всю его пользу для благосостояния родного канала Говорова, а значит, в какой-то мере и его собственного. Ради Саши он, конечно, на такое бы не пошел. Его стрельбу, кстати, вообще не показали телезрителям. Но вот Истомин – это совсем иное дело.

– Все, все, наслаждайтесь рекламой… фу… ну и гонка, – выдохнул Говоров.

Новый лидер гонки вызывал у него симпатию, хоть уже три года, как сменил гражданство.

– Жми, жми! – кричал Саше Груздев, позабыв про всякие инструкции.

Через пару секунд память к нему все же вернулась, и он побежал вдоль трассы за Сашей.

– Смотри, посмотри сюда! – кричал полковник, вытянув вперед руку с планшеткой. – Поправку, поправку надо будет… влево чуть поправку… Или вправо… Так и не разберешь сразу, – добавил он, оставшись наедине с планшеткой, которую вертел теперь в руках.

Полковник перевел дух после пробежки и поворчал, что в «настоящем биатлоне» не так все просто и гладко, как по телевизору показывают: и намерзнешься, и набегаешься до упаду, и саму гонку толком не посмотришь, стоя в этом «ерундовом лесу».

«Но зато будет, чем дополнить мемуары», – решил полковник и по старой привычке потеребил правый ус.

Мемуарами он теперь называл и прежние путевые заметки. Уж настолько сильно они за прошедший год обросли поучениями о должном обустройстве быта солдат, офицеров и спортсменов с воинскими званиями, что полковнику не оставалось ничего иного, как зачеркнуть прежнее название жирным красным фломастером, а желтым поверх написать «МЕМУАРЫ ПОЛКОВНИКА ПОГРАНСЛУЖБЫ ГРУЗДЕВА П. Н.». «ТОМ 2» – добавил он, потом достал из сейфа десять толстенных папок с рукописями тома первого и, для порядка, подписал их тем же маркером и тоже заглавными буквами.

Теперь, согревшись глинтвейном, Груздев об этом вспомнил и решил, что потомки, те, что поумнее, сочтут его за ревностного коммуниста, ведь серп на красном советском знамени тоже был желтого цвета.

– Коммунисты, демократы, бюрократы… теперь все воруют, – вздохнул с грустью полковник после второго глотка глинтвейна. – И весь бардак из-за Перестройки, Горбатого и Борьки-алкаша, – добавил он после третьего.

Груздев поаплодировал проезжавшему мимо Пушкину, и тут его снова охватили философские размышления: насколько этично болеть за соперников Сан Саныча, если они выступают за Россию, а он за чужую страну.

– Намудрил же ты, Сан Саныч, – пробурчал полковник, так в вопросе и не разобравшись.

Груздев не любил, когда вопросы «повисали в воздухе», тем более те, что имели патриотическую подоплеку. Только голос Градова из рации спас его от чересчур утомительных душевных терзаний.

– Испания минус три, Япония плюс ноль две, – передал полковник слова тренера и добавил знакомое «жми, Сан Саныч!».

Уже по этим возгласам Груздева было понятно, что расчет на лавры не оправдываются. На две десятых секунды опережать японца – то было для Саши с его поразительным максимализмом совсем не выдающимся результатом. Обогнать испанца, по его мнению, тоже не велика была честь, но даже за нее следовало еще побороться. Режиссеры телетрансляции Сашу в тот день больше не показывали. Впрочем, Пушкин удостоился их внимания лишь по старой памяти да по воле жребия, потому как выпало ему стартовать первым. Задерживаться на стадионе Артем Пушкин не стал, он был уверен, что его результат превзойдут, причем многие. В этой гонке для него совсем ничего не склеилось: ни стрельба с пятью промахами, ни лыжный ход, хоть Градова в сглазе обвиняй, ей-богу. Даже в гостинице Артема не покидала мысль, что бывший тренер за его результатом внимательно следил и, возможно, даже злорадствовал.