Текст книги "Взрослые дети"

Но сам Градов принципиально отворачивался в сторону, когда Пушкин показывался на стрельбище. Со стороны это могло показаться странным, ведь по интонации зрительских возгласов можно было понять, насколько спортсмен точен.

Героем дня стал Истомин, которого Градов в приватном разговоре с Брянцевым назвал «этот позер». Все из-за того, что в финишном створе тот не скрывал своих эмоций и даже бросил лыжные палки, проехав последние метры без них.

– Сзади сорок человек, а он уже в грудь себя бьет, – ворчал Градов.

Но тренер и, конечно же, сам Истомин хорошо знали о колоссальном преимуществе и о тех скромных спортсменах, что стартовали позади. Говоров даже охрип, ведь Истомин подарил такой зрелищный финиш.

– Догнал, надкусил, проглотил и не подавился. Разделал Дмитрий Ульриха под орех, – глотнув минералки, заключил комментатор. – Сделал Борка, как стоячего…

Спортивные газеты потом много чего писали о «закате Легенды». Сам Борк интервью не давал, ломая голову, как такое с ним могло произойти. Вроде бы поворот и все – финишная прямая, а тут выскакивает этот… и обходит, и так обходит, что еще успевает попозировать перед финишем.

Саша стал в той гонке первым… среди экзотических спортсменов. Звучит, может, и неплохо, но вот почему-то это никто не оценивает ни наградами, ни даже кубковыми баллами. Теперь была Сашина очередь фантазировать, как весь стадион обсуждает его «позорное семьдесят четвертое место». Потому за лучшее «при таком-то позоре» парень счел сбежать оттуда как можно быстрее.

– Нормально, – сказал потом Градов с предельной лаконичностью.

Тренера просто бесили монологи Груздева о том, что огорчаться не стоит, «ведь и старуху бывает поруха».

– Пограничники никогда не унывают и хвост держат пистолетом, – добавил полковник для Саши. – Все золото будет твое и хрустальный глобус, не все сразу, и все это мы отметим, как положено.

– Уважаемый, у нас график, – не выдержал Градов и попросил Сашу отдохнуть в своей комнате. – И дверь закрой изнутри, – довершил тренер.

– К черту все… Вот это и есть шапито, – произнес Саша и с горечью взглянул прямо в глаза Градову.

Тренер хотел сказать еще раз, «для непонятливых», что результат нормальный, но дверь уже закрылась изнутри.

– Сходите, пожалуйста, за молочком, уважаемый, – слегка поморщившись, сказал Градов полковнику.

Он быстро придумал, что молоко хорошо восстанавливает силы, ведь ему так хотелось выпроводить Груздева, лучше, конечно, подальше и надолго, но в данном случае хотя бы на десять минут.

– Что вы мне все уважаемый да уважаемый… – заворчал полковник, нахмурив, конечно, брови.

Идти «за молочком» ему не хотелось, с гораздо большей охотой он бы закрылся в комнате и «поддержал бы Сан Саныча морально, не то что этот сухарь, который все слова кроме «нормальный» и «уважаемый» забыл». Но раз «этот» говорит, что молоко нужно Сан Санычу, то придется сходить.

– Ну, значит, не будете уважаемым, – ответил на полковничье замечание Градов.

Груздев фыркнул: «Снова эти дурацкие шуточки». Он бы вдоволь покричал и даже заставил бы тренера «споткнуться», но не хотел Сашу беспокоить.

Едва прошло пять минут после ухода Груздева, как за дверью послышались шаги, а потом раздался стук.

– Реактивный, мать его, – выдал тренер.

Но на сей раз это был Брянцев.

– Я вот решил зайти на пару секунд, – начал он в привычной манере. – Не хотел вас побеспокоить, просто…

– Да заходи уже, в дверь сквозит же. Хочешь, чтобы мы свалились оба?

Брянцев мигом заскочил в домик и поспешил оправдаться, что у него и в мыслях не было устраивать сквозняки и кого бы то ни было застужать, тем более хороших знакомых, и вообще он сторонник честных соревнований и даже Истомину никогда ничего плохого не желал.

– Все ж таки наша школа как-никак, – добавил после длительных оправданий Брянцев.

Он бы так и мялся у дверей, продолжая оправдываться за все возможные каверзы, в которых его могли и не могли бы заподозрить, но Градов на правах хозяина велел «снимать барахло и падать на диван».

– На какой диван? – поинтересовался он, ведь их было два.

Градов махнул рукой на ближний. На него-то Брянцев и сел, даже не подумав о кресле. Оно стояло во главе стола, так что, по его разумению, предназначалось точно не для гостей.

– Ну, где твой снайпер? – улыбнулся, наконец, Брянцев, присев, «как бедный родственник», на край дивана.

– Где, где? Застрелился, – выдал Градов.

За молоком Груздев уже сходил. В магазине он попросил, чтоб молоко ему дали самое лучшее. Продавщица посоветовала то, что подороже, которое полковник без раздумий и купил. В отличие от жены, он не имел привычки «заморачиваться» по поводу состава, места и даты выпуска.

– Лучшее, что было, – доложил Груздев.

– Ох ты, батюшки, – вырвалось у Градова при взгляде на пакет, привезенный за тысячу километров.

Может, Груздев и пропустил бы то мимо ушей, но Брянцев недоуменно переспросил:

– Как это… застрелился?

– Молча, – заворчал Градов.

У Груздева были подозрения, что Градов «снова что-то мутит», но речь шла о жизни Саши, так что полковник сперва тихо, а потом все громче и громче стал тарабанить в дверь Сашиной комнаты и не успокоился, пока ему не открыли. Тогда-то он приступил к операции «моральная поддержка», закрыв дверь и оставшись с парнем с глазу на глаз.

– Про кого вы, интересно, говорите, что я их сделал? – вопрошал на его речи Саша. – Испанца, японца, британца? Козу хромую?

Полковник не сдавался и продолжал свои успокоительные речи:

– Ну, знаешь, как бы мы с тобой к ней ни относились, но Япония – это тебе не просто так, держава все ж таки. Сколько у нас с ней стычек в истории было и на море, и на суше. Это крепкий орешек, а сейчас они вообще впереди всех по технологиям. Про англичан вообще молчу, их МИ-6, это даже посерьезнее ЦРУ будет. Цэрэушники же многому у них научились.

Саша лишь усмехнулся и поинтересовался, на какое число у полковника билет.

– Надоел я, значит, тебе, – обиделся Груздев.

– На фиг мне это все… – выдал Саша, не обращая внимания на его мимику. – К черту биатлон… Уеду. Не собираюсь клоуном быть. Фиговая была затея с самого начала.

Груздев подумал, что теперь-то уж Сан Саныч созрел для Института погранслужбы, но его настроение полковника совсем не радовало: «Как бы еще больше не накуролесил».

– Успокоится, никуда он не уедет, – убеждал Груздева Градов. – У него контракт. Разорвет – благодетели его на кол посадят или камнями забьют, в тамошнем колорите не разбираюсь, но, когда мы ездили на те забавы, под окнами постоянно кто-то визжал, как свинья резаная, а потом хлопок, и все…

По поводу «постоянно» Градов, конечно, приукрасил. Было это только однажды. Тренер бы ничего не услышал, ведь окна в отеле имели хорошую звукоизоляцию: «Дорогих гостей не должны были беспокоить всякие мелочи», но ночь выдалась жаркой. Местный переводчик специально рассказывал об огромных малярийных комарах, прилетающих по ночам, но Градов решил, что скончаться от духоты куда более реальный вариант. Так тренер услышал, как работает служба безопасности Его Величества, агентами которой в султанате пугали самых непослушных детей. Даже самые капризные из них после таких рассказов мигом затихали.

Этой речи Саша не слышал, но из окна прекрасно видел знакомый уже внедорожник. Делегация направлялась как раз к гостевому домику. Возглавлял ее сам посол аль-Бахри, в кои-то веки без охраны. За ним послушно плелись министр спорта и Вуф, казалось даже, что они шли след в след, как волки по лесу. Саша решил, что его как минимум ждет разнос с пристрастием, об ином же даже думать не хотелось.

«После такого провала они мне точно устроят», – носилось в его мыслях.

Взглянув на колоритных «благодетелей», а потом на флаг с тщательно прорисованным военным арсеналом, Брянцев вдруг вспомнил про важные и неотложные дела.

Он раскланялся перед визитерами, как подсказывали его не самые глубокие познания восточных традиций.

– Не смею отвлекать вас, господа, – добавил он, аккуратно закрывая за собой входную дверь.

Аль-Бахри проронил на ходу приветствие, минимум, что полагалось по этикету и по-хозяйски сел в кресло. Оставленный там Сашей плеер без лишних церемоний полетел на диван. Посторонним, то есть Груздеву, было предложено удалиться. Полковник обвел визитеров негодующим взглядом, но спорить не стал.

– Я на улице, если что… – с намеком сказал он Градову.

– Зовите его, времени мало, – затараторил аль-Бахри.

Вуф и министр спорта дружно замотали головами и не сдвинулись с места, когда Градов указал на соседний диван.

«Шапито», – проворчал в душе Градов и пошел за Сашей.

Тренер только пару шагов успел сделать, как парень появился сам. Таким бледным Градов его еще не видел.

– Не стесняйтесь, Искандер, – ехидно улыбался посол. – К вам же не бандиты пришли… Очень мило, – добавил он, приметив рамку с портретом султана, что оставил Вуф.

Сам Вуф просиял, восприняв сие как похвалу за хорошую работу.

– Вы же читали книги, отправленные вам Его Величеством? – продолжил посол, хитро прищурившись. – Хорошо их изучили?

– Да, – начал, пытаясь сохранить выдержку, Саша, – чучхе предполагает опору на собственные силы. Важнейшим элементом успешного развития страны является строительство передовых предприятий машиностроения и металлургии…

Аль-Бархи едва не расхохотался, но Саша услышал лишь сдержанное «хи…» в его исполнении.

– Это хорошо. Но я про наши законы спрашивал…

– Наши законы самые прогрессивные, – выдал одушевленный «похвалой» Вуф, но один взгляд принца-посла удержал его от дальнейших живописаний.

– По поводу подданства, – добавил аль-Бахри.

После этого Вуф изменился в лице, только в отличие от Саши он раскраснелся. Прервать принца – то было величайшей дерзостью, и Вуф готовился принять «справедливое наказание».

– Да, я читал, – соврал Саша.

Он покосился на тренера. Градов закряхтел, чувствуя свою вину в опрометчивом сожжении «писулек». Чувство это было оттого тягостнее, что тренер не понимал, как теперь выкручиваться и уберечь Сашу от экзекуции. Но аль-Бахри действительно торопился и вдаваться в детали не собирался.

– Скоро будет год, как вы стали нашим подданным, – спешно заговорил посол, взглянув на часы. – Но провели в нашей стране только неделю из положенных трех месяцев.

– Извините, но у нас сейчас соревнования, – вставил Градов.

– Скоро индивидуальная гонка… – мигом подхватил Саша.

– Я понимаю, – произнес посол нетерпеливо и выложил на стол гербовую бумагу.

«Перевод нужен?» – хотел поиронизировать он, но дела были куда важнее.

Лист с переводом тоже отправился на стол, а министр и Вуф почтительно расступились перед принцем, освобождая путь к выходу.

Расстройство Груздева было тем сильнее, что в такой, драматичный, как ему казалось, момент под рукой не было его наградного пистолета. Полковник так перенервничал из-за визита «бородачей», что поцапался едва ли не со всеми в округе. А один парень в спортивной форме просто вывел его из себя своим добродушным лицом и манерой речи. Отдельные слова полковник понимал. Он отчетливо слышал что-то про снег… И чем дольше тот объяснял, тем больше полковник бесился. У Груздева возникало чувство, что «этот юнец» над ним откровенно потешается, коверкая русский язык.

– Иди, куда шел, – процедил полковник сквозь зубы. – Наваляю и не посмотрю, что спортсмен.

Парень недоуменно посмотрел на Груздева, у которого разве что дым из ушей не валил. Некоторые слова полковника ему тоже показались знакомыми. Он пожал плечами и ушел, так и не узнав, что никакого отношения к телефонным звонкам слово «навалять» не имеет. Ну, а полковник не узнал, что его хотели предупредить о снегоходах, которые часто появлялись на облюбованной им дорожке.

– Говорит, будто соплей полный рот, – негодовал полковник уже в домике, даже не спросив о цели приезда «бородачей». – Все пш да ши, будто не говорит, а чихает… И смотрит еще издевательски. Что я ему, сопляку, попка-дурак, что ли? Пшек…

– Да не, уважаемый, поляки в другом месте живут, – пояснил Градов. – А вот чехи недалеко… Только вы уж кулаки свои о дерево лучше почешите, деревьев тут тоже много, и жалоб от них не будет.

– Только и знают, что жаловаться. Вечно мы у них плохие, – разошелся Груздев. – Этого по телевизору не показывали, как они горшками в нас бросались из окон. Дошли до того, что свастики на наших танках рисовали. А отгонишь кого – сразу визг, толпа с флагами и палят… Своими же автобусами улицу перегородили и запалили их… А за чей счет им потом новый транспорт поставлять? И все равно мы плохие оказались. Они порядок не могли навести у себя, а мы плохие. И ведь, паразиты, знают русский. Все заборы пражские исписали… Иван, иди домой, нет водки. Да нас Иванами только фашисты обзывали. И эти туда же. И про водку постоянно… Будто заклинило. Водка… Я вот вообще не пью. Вот дураки-то…

– Жрать ходил? – спросил Градов Сашу с необычно мягкой интонацией.

Тирада Груздева тренера изрядно утомила. С вожделением он смотрел на часы и ждал, когда же гостя можно будет выпроводить со словами «у нас режим, уважаемый, спать пора».

– Да это же такая низость… – продолжал доказывать свое Груздев.

Теперь он подошел к тренеру вплотную, чтоб тот его лучше слышал.

– Они хотя бы не потрошили наши шмотки на границе, – Градов выпалил это с такой энергией, что полковник отпрянул. – Все быстро сделали, сверили, пропустили… И даже один по-русски пожелал доброго пути. А вот ваши пшеки прикопались к винтовке. Хотя все документы оформлены были…

– Они не мои пшеки, – взвился Груздев. – Да, я служил на границе с ними. Хитрые такие, вредные… Он нарушил нашу границу, – гнусавым голосом передразнил полковник одного из польских пограничников. – Тракторист колхозный на «Кировце» в пятницу… О каком нарушении он думал? Что он мог вообще соображать тогда… в пятницу? А они раздули чуть ли не интервенцию.

Градов решил, что в такой ситуации лучше молчать, хотя после случая с винтовкой его так и подмывало «пройтись по пшекам».

– Да может, реально номер был неправильно записан, вот и отобрали, – опрометчиво сказал Саша.

– А ты у нас не ООН, случайно? А? – выдал с едкой иронией Градов. – Миротворец…

В мгновение Груздев переключился на «бородачей».

– В стране у них не пойми что, а они разъезжают…

Тут все, включая Сашу, вспомнили про «бумажки», оставленные послом.

– Жрать иди! – выдал Градов, перехватив листки первым. – Писульки не убегут. У нас тут диета… Без соли, совсем. Дрянь редкостная, но что поделать… – придумал потом тренер, чтобы выпроводить голодного Груздева.

Но полковник не собирался уходить, не узнав содержание документа. «Писульки» эти Градова нервировали. Но еще больше бесил Груздев. Он специально отправил Сашу «жрать» во избежание «истерик», а тут полковник заголосил на весь дом, что Сан Саныч не чужой ему человек, и он, Груздев, должен непременно знать, что «эти проходимцы там понаписали».

– Ну, поваляется под пальмами три месяца, – с напускным безразличием сказал Градов.

– Да там сейчас такое, такое… – замахал руками полковник.

Градову он поведал обо всем, что сам видел по телевизору и о чем поведал ему «знакомый эксперт», коим выступал Огородник. Так что и до Саши донеслись легенды о том, как группа повстанцев отрывает живым людям руки и ноги, а еще про то, как они готовят на жаровне детские сердца. В таком состоянии Груздева было не остановить. Полковник вихрем ворвался в кухню, где Саша ел ненавистные уже мюсли, и ему «все подчистую выложил». Единственное, что тренер смог сделать, – убрать от греха подальше «писульки», в которых было столько всего еще написано, что эмоции могли зашкалить и у самого Саши. Парень и так с упорством давил на кнопки пульта, ища «достоверную информацию». Правда, как отличить достоверную от прочей, он не представлял.

– Все, спать. Всем! – взревел, наконец, Градов и едва розетку не вырвал вместе с телевизионным кабелем.

Специально для Груздева Градов сказал, что вот-вот заявится «специальный человек», и, если он обнаружит здесь посторонних, Сашу дисквалифицируют.

– Да тут речь вообще о жизни идет, – выпучил глаза Груздев. – Не вздумай туда ехать, пусть десять раз дисквалификси… Тьфу… В общем, ты меня понял, – добавил он для Саши. – И об институте подумай. Спорт это сиюминутно, а там служба…

Градов обратился к крайним мерам: выключил на кухне свет и призвал Сашу идти умываться. Полковник, конечно, поворчал, что «Сан Саныч не сосунок, сам знает, как и что делать», но зевок в Сашином исполнении все же вынудил его отправиться на съемную квартиру.

Груздевская хозяйка не удивилась, открыв ему ворота в час ночи: «Мужик ночью пришел – экая невидаль, все они такие». Хоть запаха, на который у нее был нюх, не ощущалось, она решила, что Груздев надрался до невменяемости: с чего бы ради тогда ему средь ночи рассказывать заспанной женщине о каннибалах-насильниках, орудующих в какой-то далекой стране, наверняка им самим и выдуманной?

– Да, это все плохо… – согласилась она. – Но давайте вы поспите, и я тоже…

– Это не просто плохо… Это настоящие звери, – добавил полковник, прежде чем удалиться в свою комнату.

Груздев решил, что с утра «на свежую голову» обязательно расскажет хозяйке «об истинных масштабах преступлений» в султанате, «о разгуле самых ничтожных тварей, зверья, нелюдей…». Лежа в постели, он еще долго перебирал мысленно подобные эпитеты, так что наутро свежей его голову назвать было никак нельзя. Рассол на столе Груздева возмутил, но хозяйка-то точно слышала, как полковник ворчал, что голова у него с утра трещит. «С чего бы ей еще трещать?»

Тем временем к Саше медленно подбиралась настоящая слава в лице скромного вида небритого человека в оранжевой толстовке с капюшоном, на которую совсем недавно был пролит кофе.

Окрыленный Истомин готов был искупать в своей радости кого угодно. Сначала он выбрал Пушкина, лицо которого явно не выражало восторга, как то было нужно… Ведь день такой приятный, столько вкусной еды в столовой, у него, Истомина, золотая медаль в спринте и более чем хороший задел на гонку преследования. Первый преследователь стартует лишь через полминуты, а тут такое кислое лицо…

«Понятно, что шестьдесят второе место, но это же не повод так раскисать», – примерно в таком духе размышлял Истомин, когда одновременно с радостным приветствием шлепнул Пушкина по плечу.

Произошло это для гипнотизировавшего компот Артема неожиданно, потому и выдал он то, чего обычно болельщики от воспитанных спортсменов не слышат.

– Да пошли… – уговаривал его Истомин, когда в поле зрения оказался Саша.

Отказаться от настойчивого приглашения за столик было для парня более чем неприлично. Увидев Пушкина, он подумал, что хотя бы не он один здесь будет «из аутсайдеров».

Пушкин скривил губы и с силой сжал ладонью стакан с недопитым компотом, словно это был самый его заклятый недруг. Но вовсе не Сашино появление вызвало такую реакцию, как тому начинало казаться. Просто Говорову нужно было собирать сюжеты для своей субботней передачи, и за ними он шел прямиком к их столику.

– Золотишко обмываем, господа? – сказал он панибратски.

Подобное обращение к героям своих репортажей он себе позволял нередко, но только с выключенной камерой.

– Нас, вообще-то, трое уже, – добродушно отозвался Истомин.

– Да, традиции, Дима, даже на чужбине нужно блюсти, святое это дело, – прозвучало в ответ.

Дальше уже зазвучали «протокольные» вопросы на камеру. Истомин в этот раз скромничать не стал и заявил, что возьмет столько золота, сколько сможет унести.

– А что вы скажете на расхожее мнение, что биатлон… мужской, будто бы стало не интересно смотреть?.. Истомин – Борк, Борк – Истомин…

– Ну… – потянул Истомин.

Такой вопрос был приятным и в то же время неожиданным, а на неожиданные Истомин не любил отвечать, не подумав. Говоров, разумеется, его характер давно изучил, потому, пока ответ созревал в голове победителя, камера повернулась к Пушкину. Наученный опытом Говоров был предельно тактичен, потому завел беседу не о 62-м месте, а о качестве компота.

– Что постоянно нас снимать? Вон, свежее лицо, – переключил Пушкин внимание на Сашу.

Парень удивленно экнул, потом он еще долго мучился догадками, попал ли его «дурацкий возглас» в эфир.

– Да это фишка его – тупые вопросы задавать. Чтоб рожа у тебя поглупее вышла, – прорвало Пушкина после ухода Говорова. – Лучше забей и телек не включай.

– А сам-то… – расплылся в улыбке Истомин.

Пушкин так сжал стакан, что тот, словно пробка от шампанского, вылетел из его руки. Снова послышались неприличные междометия. Даже пятно от компота теперь напоминало ему о том, что он недавно видел на одежде Говорова. Громко выпустив воздух через нос, Пушкин метнул взгляд на Истомина, которого, казалось, ничто не могло вывести из состояния блаженной радости.

– Здравствуйте. Можно автограф? – прозвучало шепотом.

Для болельщиц не существует преград – это даже не прописная истина, а давно избитая фраза.

Девушка трясла свою сумочку, едва не наизнанку ее выворачивала, но заветного блокнотика для автографа так и не нашла. Пушкин уставился теперь на экран своего мобильного телефона, показывая, что происходящее интересует его гораздо меньше разряженной батареи.

– Мобильник дашь позвонить? – обратился он к Истомину. – У меня батарея сдохла…

Саша терзался, мучился, буквально, как уж на раскаленной сковородке, но предложить Пушкину свой так и не решился.

«Навязываться – это дурной тон», – убеждал он себя.

– А карточки мои притащишь? Для милой девушки…

– Юли, – задорно добавила ожидавшая автографа брюнетка.

Тут юную болельщицу осенило:

– А я вас тоже знаю, – заявила она с детской непосредственностью. – Вы – Пушкин Артем. У меня ваша автограф-карта была… э-э-э, то есть есть, в общем, не важно…

После своего откровения она моментально переключилась на Сашу и тем же звонким детским голосом попросила его карточку.

– Тема, а телефон? – крикнул Истомин вслед Пушкину.

Тот ушел уже достаточно далеко, так что ни Истомин, ни Саша, ни болельщица не услышали ответа, который мог бы оскорбить их слух.

Девушка заметила охрану, которая что-то вроде видела, но не была уверена, что именно это было, и являлось ли нарушением режима. Она добралась до кумира, не без труда, а тут лысые дядьки могли ее даже без автографа оставить. Так что ее сознание неким образом сконцентрировалось, и она сообразила, что для автографов и салфетки могут сгодиться.

– И для моей подружки, – вдруг пришел к ней аппетит.

Она была настолько счастлива и в то же время безмятежна, что на прощание чмокнула Истомина в щеку.

– Реально безбашенная, – произнес восторженно Истомин.

Ну, а брюнетка Юля, достигнув спасительного черного хода, послала ему еще и воздушный поцелуй.

– Карточки сделай, – почти что в приказном тоне сказал Истомин Саше. – Нехорошо красоток таких обижать. Если у тебя даже нет претензий на медаль, но приличный… как оно там… Да, экстерьер, если хороший, карты надо заказывать.

– Это у шпицев хороший экстерьер, – высказал Саша уже с сарказмом и без всякого пиетета перед чемпионом.

– Чего? У кого?

Не отягощая себя размышлениями о смысле сказанного, Истомин, пригласил Сашу в городское кафе, в которое полчаса назад безуспешно зазывал Пушкина. Идти одному было, по его мнению, ни то ни се. Ну, а напарник это было… как оно там… престижно, что ли…

– Меня Говоров просил об интервью, – пытался отделаться Саша.

На это Истомин поднял брови. По его мнению, с Сашиной стороны это было не очень удачной попыткой показать себя героем телеэкрана.

– Да это быстро, на пару минут. Он меня-то только минут десять от силы держал, – прозвучало не без досады.

Давно Истомин не испытывал подобного чувства. Ведь, судя по приготовлениям, предстоящее интервью обещало быть солидным. Говоров пригласил давнего знакомого с канала, который негласно считался главным в стране. Сашу ожидали вопросы о ситуации в султанате. Камеры, мохнатые микрофоны, большие логотипы канала – все это должно было придавать солидности вопросам вроде «как вы относитесь к кровопролитию?». Даже малейших мыслительных операций для ответов не требовалось.

– Султан, вот такой великий человек… На которого было покушение. Который после этого неудачного покушения лично помогал пострадавшим. Как вы к нему относитесь?

История о взрыве перед султанским кортежем, о десяти метрах, которые монарх прошел, ведя к «скорой» раненую женщину, стала уже эпической, и многие журналисты, подобно древним восточным сказителям, добавляли в нее что-то от себя.

После завершения интервью у коллеги Говорова с новостного канала созрела «гениальная идея». Сашу попросили взять в руки спортивную винтовку, встать на фоне стрельбища и сказать на камеру «оружие должно стрелять только здесь, я не хочу, чтобы кровь лилась в моей стране».

– Замечательно! – воскликнул журналист и даже руку на радостях Саше пожал.

Хоть пафос интервью был приторный, но Саша все-таки надеялся, что зрители услышат среди этого призыв к миру, древний, как сам этот мир.

Теперь можно было отправиться в город, ведь иного «престижного напарника» Истомин не нашел. Разумеется, Саше не хотелось услышать, что он, как Пушкин, позволяет Градову «на себе ездить», потому парень даже в известность тренера не поставил.

– Как-то несерьезно это интервью выглядело, если честно, – подметил Истомин, чтоб избавить Сашу от мифических симптомов звездной болезни.

Они неспешно шли по улицам, самым оживленным в том городе, ведь Истомина здесь хорошо помнили, и можно было лишний раз покупаться в фанатской любви. Когда они все же добрались до кафе, автограф-карт в нагрудном кармане Истомина заметно убавилось. Саше пришлось не единожды играть роль фотографа. Фанаты просили сфотографировать их с кумиром и так, и этак: под ручку, с рукой на плече. Кто-то даже ножку свою элегантную стремился кокетливо приподнять. Но от девушек Истомин и не такое готов был сносить, тем более что подобные игры его изрядно забавляли.

В кафе тоже была устроена своеобразная игра. Истомин выбрал свободный столик в центре зала, за который они с Сашей и сели. Сначала клиенты, особенно женского пола, перешептывались. Иногда кто-то забывался и повышал голос, доказывая недоверчивым друзьям, что за соседним столиком сидит прославленный спортсмен.

– Скоро кто-нибудь стартанет, – подмигнул Саше Истомин.

Лицо его немного покривилось, когда он снова увидел болельщицу, которой дал автограф на салфетке. Ему больше нравилось, когда девушек много и разных. Ее подружка вернула улыбку на его губы, и он, не мешкая, заказал на всех коктейли. Саше же словно ежа под мягкое место подложили. Поиски легендарного принца не белом коне Катя Полякова совмещала с ездой по биатлонным этапам, ведь папа ее хоть и не был олигархом, но о досуге дочери заботился.

– Вот из-за этого, Мягков, мы с тобой и расстались, – заявила она, намекая на галантность Истомина, который выдвинул для гостьи стул.

«Разборки» его не интересовали, он, конечно, удивился, что Саша с Катей уже знакомы, но это не давало ему сколько-нибудь значимую тему для разговора.

– Какое совпадение в один день… – восклицала Юля.

Истомин лениво достал для нее автограф-карту. Просьба Кати дать ей «настоящую карточку» вселила в Истомина надежду, что разборки завершились.

– На шоу ты по-другому говорила… – горячно выпалил Саша.

– Так разве ж все твои косяки запомнишь? – усмехалась бывшая.

Для Кати день был удачен вдвойне: и с кумиром за одним столом, и бывшего можно заодно позлить. Она даже не могла решить, что ей нравится больше в данный момент. Пока они с Сашей обменивались «любезностями», подали коктейли. Кате нравилась ее блузка со стразами, но она всеми силами вынуждала Сашу выплеснуть коктейль на нее. Так бы можно было устроить скандал и, быть может, снова оказаться на телеэкране.

– Персики все так же любишь? – намекнула она.

В отместку Саша заказал себе мороженое с персиковыми ломтиками, и настоял, чтоб ему подали какое-нибудь блюдо с персиками, когда оказалось, что мороженое закончилось. Истомина все это тоже начинало веселить, тем более когда Саша проделал фокус, знакомый по юности.

– А ты все так же этим красишься, – сказал он торжественно, выставив на стол губную помаду из набора для девочек.

Ее он незаметно стянул из сумочки Кати, и теперь Катя обзывала его базарным воришкой и грозилась «всю рожу» исцарапать, если он сейчас же помаду не вернет.

– Катя говорила, что он на рынке побирался, – шепнула Истомину Юля.

Она хотела завести таким способом разговор, но кумир не спешил дарить ей свое «драгоценное» внимание. Получив таки свою помаду, Катя «нечаянно» уронила свой бокал. Коктейль оказался там, где она и хотела. Пришлось проделать работу вместо бывшего, ну, да ладно… А теперь надлежало демонстративно достать салфетку с его автографом и промокнуть ей пятно, ну а потом столь же показательно скомкать и выбросить в мусорку.

– Сразу видно, твоя идея, – высказалась она насчет автографа. – Тебе вообще лучше на туалетной бумаге расписываться… Как раз подходит под твои достижения спортивные.

Саша принялся за коктейль, чтоб не было соблазна пустить его в ход.

– Пей, пей, – приговаривала Катя. – Лучше ведь, чем боярышник с алконавтами…

– Не стоит тебе на стадион приходить, – ответил Саша. – Стрельба у меня не очень, как ты говорила…

– Угрожаешь, – поцыкала оппонентка языком. – Ну, я этого и ожидала… Быдло всегда себя так ведет.

В конце концов, Истомину надоело слушать про гопников, быдло и вонючие базары, все ж таки представления об эстетике он имел. Спортсмен решил, что проведет время гораздо приятнее вне этого столика.

– А у меня тренировка… – вставил Саша.

На это Катя ответила издевательской усмешкой и посоветовала «даже не пыхтеть», ведь «лучше быть здоровым лузером, чем скончаться на трассе».

На дисплее Сашиного телефона отображалось три пропущенных звонка от Градова и два от Груздева. Как ни странно, Сашу это порадовало. Он был рад и ворчание тренера выслушивать, и даже по ушам получить. А еще у него возник план маленькой мести бывшей.

Саша даже не думал, что осуществить его будет настолько легко. Аккаунт Пушкина оказался простой мишенью. Над логином спортсмен не заморачивался. Oberhof – первая победа, все было ясно, как в солнечный день. Оставалось найти Катю в той соцсети… В итоге девушка получила письмо от кумира.

«Димка Истомин про тебя говорил и бывший твой истерик. Он так орал, что я сразу понял – ты клевая. Мы могли бы встретиться…» – писал мифический Пушкин.

Текст аккаунта, другие известные имена в списке друзей и особенно слова про бывшего истерика растопили девичье сердце, и Катя уже видела себя идущей с кумиром по улице под ручку на зависть всем и «этой курице Юльке» тоже.