Текст книги "Взрослые дети"

Глава 7
А как же без медведя?

«А вчера звонок не работал, – вспомнил Огородник, когда без пяти семь Андрей позвонил в ворота. – Как это он сам заработал? Интересно…»

Елизавета ничего на это не ответила. Хоть Саша и сказал, что сделать завтрак он может сам, но Груздев был иного мнения и попросил жену приготовить что-нибудь сытное, потому как «охота предстоит специфическая, там не перекусишь, и за стол эти жуки навозные не пригласят… сами все сожрут».

Сам хозяин тоже проснулся по такому поводу рано. Пока Саша спросонья набивал живот котлетами и картошкой, Груздев расхаживал по кухне, давая свои «дельные советы» по поводу обращения со «специфическим чиновничьим контингентом».

– Сволочи они, свиньи, – вставил Огородник, забредший на кухню «смочить горло».

Про свое горло он, впрочем, моментально забыл, вспомнив, что не мешает лишний раз пройтись по персонам губернатора и его «своры».

– Все же на дачке-то лучше, чем в городе, – проронил Груздев.

Он уже не сомневался, что скоро Сан Саныч поселится в Ореховке, перейдя в разряд добрых соседей. При таком раскладе можно и на дачу переехать. А чего в городе делать? Не на «тюфяка» же своего смотреть.

Груздев лично проводил Сан Саныча до УАЗа, не переставая давать разнообразные наставления. Полковник был, что называется, «на иголках». Ему сразу представлялась охота в старой России, про которую он, метивший в борзятники, читал в книгах. Писалось там и про помещиков-самодуров, которые в случае неудачного лова могли спесь свою на челяди выместить. Описывались случаи, что и «псами людей травили аки волков».

– Быстрее, быстрее, – подгонял Сашу Андрей.

Это губернатору дозволено было жить по принципу «начальство не опаздывает, начальство задерживается». Приехать он мог и к полудню. Андрей лишь надеялся, что приезд «дорогих гостей» не затянется и, как он сам говорил, «приедут кучно». Не горел он желанием развлекать искушенную забавами публику в ожидании появления «главной шишки».

Но в то утро губернатор явился рано. Только начальник местной ГИБДД его опередил. Главный блюститель ПДД уже успел «отличиться» тем, что самолично выписал штраф водителю «неотложки», загородившей ему выезд со двора. Его соседа-инфарктника, кстати, заметного человека в Росавтодоре, спасло лишь то, что инспектор очень спешил «пострелять кабанчиков». Выписав штраф, он стал махать на врачей руками, чтоб те вместе с пациентом быстрее уезжали. В целом же настроение у него было хорошее. Погода приятная, дороги свободные, и даже сирену включать не пришлось, а тут еще выпала возможность с губернатором парой слов перекинуться. На что-то большее, нежели формальные любезности, рассчитывать не приходилось. Губернатор всегда держался независимо. На госслужбе он находился не первый год, потому помимо навыков мудрой совы отлично овладел и акульей сноровкой. Окружавшие его «прилипалы» грезили дорасти до столь же внушительных размеров, потому кого-то из них он регулярно «прикусывал», дабы остальным не пришло в голову зубы показывать.

Несмотря на краткость их диалога, инспектор держался на расстоянии видимости от областного начальства, применяя на практике главный принцип любой рекламы «чаще мелькать перед глазами».

С принятой в таких случаях вежливостью Андрей обоих пригласил в домик, где стол уже был накрыт вином, коньяком, финской водкой и закусками, от коих не успевший толком позавтракать Кузьмин пускал слюнки. Отдельно для «главного начальства» охотовед пояснил, что выезд на номера запланирован через сорок минут, но может быть организован в любой момент по его, начальства, решению. Губернатор едва заметно кивнул, соглашаясь с тем, что именно так, как он решит, все и будет.

– Я этого пня безъязыкого на тот номер поставлю, где ты был с генералом, – объяснял охотовед, отведя Сашу подальше от чутких чиновничьих ушей. – Место тебе знакомое. Подход с дороги хороший. Ружье дам, но оно не заряжено… Но быть должно… Проформа такая… Когда оформим после праздников тебя, тогда получишь нормальное.

– А что я должен делать? – с нетерпением спросил Саша.

– Так я ж тебе говорю… Слушай сюда! К нему не подходить, пока сам не позовет. Там все хорошо просматривается, ты его и так не проморгаешь. К туше тоже сам не лезь, наверняка охранники его вытащат. Дам тебе рацию, будешь на связи со мной и другими нашими. Если этот зверя возьмет, сразу мне докладываешь. Это и есть твоя задача. Если кто-то из этих притащится на номер, не спорь и вообще лишний раз с ними не заговаривай, главный хмырь сам их здорово оттягивает. И не вздумай ржать над ними. Ладно, если просто обматерят. А то бывало, на другой день ревизоров пригоняли… Обидчивые, как девки…

– Понятно, – кивнул Саша.

Все же парень не смог устоять перед возможностью поприветствовать Вячеслава Дутова, депутата Законодательного собрания от правящей партии. Даже вопреки внушительному брюшку и существенно поредевшим волосам, которые Дутов теперь стриг как можно короче, чтоб не казаться плешивым, Саша неоднократного олимпийского призера узнал сразу.

После невзрачного завершения карьеры его поставили руководить спортивным центром. Дутов сильно тушевался, когда приходилось принимать в своем учреждении чиновников от спорта, которым он был не просто благодарен за свое трудоустройство, а благодарен чересчур. Со стороны эти сцены часто выглядели как самое настоящее подхалимство. Но потом коллега из смежного вида спорта посоветовал вступить в партию, и теперь Дутов сам стал таким же чиновником. Оппозиционная общественность вновь получила повод поворчать о депутатах-спортсменах, которые якобы ничего не делают. Впрочем, и про других общественность говорила то же самое, припоминая тем отсутствие высшего образования, купленные диссертации, ну и, разумеется, шикарную недвижимость.

Дутов же из недвижимости имел трехкомнатную квартиру в престижном доме да дачку в Истринском районе. В полной бездеятельности обвинить его было нельзя: на открытии новых спортивных площадок ленточки перерезал, речи о пользе спорта перед воспитанниками детских домов произносил.

Услышав до сих пор непривычно звучащее обращение «Вячеслав Юрьевич», Дутов со звуком «а» повернулся к Саше.

– Вы приезжали к нам в детский дом номер сто пятнадцать в две тысячи девятом, после золотого дубля в Рупольдинге, – пояснил парень после приветствия.

– Да, да, помню, хорошо меня принимали, – произнес спортсмен после паузы.

Свой дубль он помнил хорошо, в отличие от детского дома. Разве все детдома запомнишь? Дутову такие заведения казались копиями, подобно его собственным речам, повторенным многократно с незначительными вариациями в порядке слов.

– Я тоже занимался лыжами, а потом в биатлон решил…

– Да, это хорошо, я тоже занимался биатлоном, – открыл «великую тайну» бывший член биатлонной сборной страны.

Саша еще хотел добавить, что видел того недавно на одной благотворительной гонке ветеранов спорта, но Дутов заметил губернатора. С прытью, какую показывал прежде на разных биатлонных трассах, он побежал поздороваться с «важной птицей» и заодно соратником по партии.

Губернатор прохаживался по поляне перед домиком, о чем-то тихо и неспешно говоря, а Дутов энергично кивал головой в знак одобрения сказанного, заглядывая собеседнику едва ли не в рот.

Вскоре желающих поохотиться заметно прибавилось. Некоторые привезли с собой друзей-банкиров и бизнесменов. Здесь собрались делегаты от всех трех ветвей власти, правда, за судебную «отдувались» зам председателя областного суда и член Суда Верховного. Разумеется, они всех поприветствовали, как и полагалось по неписанному этикету: сначала губернатора и далее «по убыванию важности». Приветы завершились на Дутове, и оба судьи, очевидно, ментально сближенные своей службой, стали живо общаться друг с другом, будто остальных здесь и не было вовсе. Их «отщепенство» можно было понять. На многих из «охотников» они и так насмотрелись за долгие годы, так сказать, «в связи со своей профессиональной деятельностью». Представитель Суда Верховного приходился дальним родственником губернаторской жене, потому и был приглашен. А он уже позвал своего друга-коллегу. Они долго думали: стоит ехать или нет, один говорил другому, что без него не поедет, в итоге решились с формулировкой «для разнообразия».

Последним приехал главный редактор проправительственной газеты. Так бы его появление осталось незамеченным, но «наглая рожа» журналиста Воротникова, приехавшего с ним, многим бросилась в глаза.

«Патриоты» давно жаловались редактору и во все местные инстанции на то, что «в приличной газете держат эту шавку», которая «хает власть» да еще «спелась с продажными либерастами». Но Воротникова не увольняли. Редактор считал, что «нужные материалы», данные на контрасте с «субъективным взглядом Воротникова» смотрятся только убедительнее. Все равно оппозиционная общественность к газете близко не подходила и даже из-за воротниковских публикаций читать не желала. Так что свой привычный «государственнический» образ издание сохраняло, что и требовалось, по мнению главреда, «в условиях современной политической конъюнктуры».

Редактор долго извинялся за мнимое опоздание, а губернатор терпеливо его извинения выслушивал, лишь слегка кивая головой, когда собеседник особенно рьяно начинал виниться. «Опоздавшему» было и невдомек, что высокое начальство еще до его прибытия решило отъезд на номера отложить, дабы выкурить сигарету и «побаловаться» немного коньячком.

На номера гости выехали каждый на своем персональном авто. Даже формальные диалоги прерывались, если собеседник был «из другой машины». В УАЗе ехали только «свои», в разряд коих угодил и Саша.

– Нутром чую, опять без хрени какой-нибудь не обойдется, – сетовал Андрей, ввернув чреду крепких слов. – Или морды друг другу с перепоя начистят, или…

– Ну, их же морды, – отвечал сидевший за рулем Кузьмин. – Жалко, что ли?

– Или, как тогда, яблоко на голову… – нагнетал охотовед.

– Ну, так-то ведь Панова просили… Сам, дурак, согласился…

Андрей усмехнулся, вспомнив, как трясся Панов с яблоком на голове, когда главный охотовед пытался совладать с ружьем и своими непослушными от коньяка руками.

– Только на это он, чувырла, и годится, – сказал Андрей, снова помрачнев. – Если не положишь яблоко на голову, обида будет… хоть святых выноси… Ну, а если полбашки тебе с яблочком снесут, все скажут, что ты сам это по неловкости… И мы с Димычем скажем, нам проблем не надо… Так что сам решай… – добавил он для Саши. – Один черт знает, что им в башку взбредет…

– В прошлый раз тоже… – поддался Кузьмин соблазну «пройтись по чинушам». – Приехали на кабана, а взяли трех лосих… У всех копыта кровили… Порезали, когда убегали… Наст как раз был… март месяц…

– Не напоминай. Им и кабана нельзя было бить, – гаркнул Андрей, искренне местных обитателей жалевший. – И вообще молчи. Без тебя тошнехонько…

– Уже молчу, – сказал Кузьмин мягко, а про себя подумал: «Хоть бы одного из них волк сожрал… или медведь, чтоб сперва еще обделались сполна…»

На месте Андрей тихо повторил инструкции, данные у домика. Губернатор уже осваивался на номере, остановив взгляд на подстреленной Огородником елке. Пара охранников стояла у молодого ельника, пара сидела в машине. Ни один из них ни слова не говорил, и все следили за «действиями местного персонала».

– Ружье лучше с плеча не снимай, – шепнул парню Андрей, осторожно обведя охрану взглядом. – Мало ли… – «Настоящие обезьяны, – добавил он про себя. – Макаки с пистолетами…»

С отъездом Андрея на номере установилась полная тишина. Можно было слышать, как хрустит снег под губернаторскими берцами. Охранники мерзли, но держались, как учили, а стоять их учили не хуже, чем караульных у кремлевских стен. Саша же был не настолько вымуштрован, и периодически в тиши звучало его тихое покашливание. Но снег под ногами не хрустел, потому как Андрей выдал ему мягкие валенки.

Шло время, а кабан под выстрел идти не желал. Губернатор прислушивался и в душе костерил загонщиков, которые, по его мнению, «занимались непонятно чем». Гость все больше раздражался. Сначала об этом свидетельствовало энергичное хождение от молодых елей до упавшего дерева и обратно. Потом с досады он стал всплескивать руками и вопрошать:

– И где этот вонючий кабан?

Пальцем он подозвал к себе Сашу и спросил то же самое, добавив еще, что кабана здесь должно быть много.

– Иногда приходится долго ждать, – вспомнил недавний опыт парень, чем гостя вывел из себя.

Мата губернатор себе не позволял, но твердо пообещал разобраться, куда пропадают бюджетные деньги, «выделенные на размножение дичи».

Его не столько беспокоило отсутствие кабана самого по себе, сколько то, что кто-нибудь из «прилипал» может добыть, а он с носом останется. Губернатор, видимо, полагал, что на его имидже это отразится хуже, чем забастовки бюджетников и «непрозрачные схемы приватизации госпредприятий» вместе взятые.

– Иди отсюда, – окончательно озверев от отсутствия добычи, рявкнул он на Сашу.

Впрочем, лопнуло не только губернаторское терпение. Очевидно, медведь пожалел, что устроил берлогу столь близко от назойливых людей: только недавно ходили, кричали, стреляли, а тут снова… О том, что с губернаторами нужно обращаться уважительно, зверь и понятия не имел. Тот же инстинктивно замер на месте. Пот покатил градом. Вцепившись в свое ружье, он хотел крикнуть Саше «стреляй», но его рот лишь беззвучно открывался. Все это произошло в какие-то доли секунды, потому что «медведь выскочил из-под снега, как угорелый псих». Так рассказывал потом жене один из губернаторских охранников.

Неожиданно для самого себя Саша заорал, выдав медведю все матюги, которые только знал.

«Капец», – пронеслось в голове парня, когда зверь заревел и поднялся на задние лапы.

Губернатор уже и забыл, что держит в руках заряженное ружье, и стал медленно пятиться к ветвистому дереву, куда проснувшийся инстинкт велел ему быстрее забраться.

Саша же словно прирос ногами к земле. Смотреть на злобного хищника не было никаких сил. Закрыв глаза, парень поднял вверх руки с растопыренными пальцами и заорал еще громче прежнего.

Толстый сук на уровне двух метров от земли, показался губернатору убежищем надежным, так что теперь он во всю глотку завопил:

– Стреляй! Приказываю!

Но ошибку свою он быстро осознал, когда хищник переключил внимание на него. Теперь, после того как ружье упало на землю, он вспомнил и про то, что можно было оружие использовать для защиты.

Саша по-прежнему стоял на месте, опасаясь оглядываться. О происходящем позади он мог судить лишь по возгласам «мама!».

– Стреляй, я заплачý! – неслось с осажденного дерева.

Проявляя чудеса акробатики, губернатор забрался повыше. Там он, наконец, замер, крепко обняв ствол руками и стараясь вниз не смотреть. Даже когда Саша сказал, что медведь ушел, высокопоставленный охотник спуститься решился не сразу.

Рухнув с нижней ветки, он быстро пришел в себя. Для начала с воплем «дай сюда», он отнял подобранное парнем ружье, а потом с ухмылкой сказал:

– Сам-то лужу, наверно, сделал…

Спорить Саша не стал, так что гость моментально от потрясения оправился и уже не слушал его предупреждений, что зверь может быть рядом.

– Вы уволены! – заорал он на забившихся в машину охранников. – Пошли вон отсюда!

– На кордон туда, – подсказал им Саша, когда те, перепуганные еще и начальством, направились по дороге вглубь леса.

Заявив, что со всеми разберется, губернатор сам прыгнул за руль. С бывшими уже своими охранниками он «разобрался» снова. Те вынуждены были попрыгать в заснеженную канаву, спасаясь от автомобиля класса люкс.

– У нас был медведь. Губернатор уехал, – доложил Саша Андрею, услышав в ответ с десяток междометий.

Как назло, «прилипалы» добыли двух подсвинков и одного взрослого кабана.

– Медведь-подранок ушел, – сказал губернатор Андрею, но чтобы было слышно всем, особенно первому заму областного министра культуры, взявшему трофей, ничем трубачевскому не уступавший.

Охотовед сразу засомневался, что подранок ушел, оставив охотника в живых, но пообещал «добрать» на следующий день.

– Далеко не уйдет, – потешил он самолюбие гостя.

– Такой был зверюга. Полтонны, не меньше, – доказывал присутствующим губернатор.

За годы совместной службы «на благо государства» коллеги неплохо его привычки изучили, потому почуяли неладное, когда «главный» зачастил с коньяком и стал необычайно словоохотливым. Они переглянулись между собой. Этого им хватило, чтобы понять: «Нет, не показалось», и другие подозрения тоже разделяют. У каждого родилась в голове своя версия. Кто-то подумал о заморозке зарубежных активов «семьи». Кто-то о «немилости верховного». Один из присутствующих, бывший здесь «самой крупной рыбой» мимолетно улыбнулся, думая, что сработал его видеокомпромат, в котором человек, на губернатора очень похожий, развлекался в компании… Нет, не девиц легкого поведения. Такой компромат считался вчерашним днем. Нынче же резонанс имели другие любовные утехи.

Очень скоро губернатор дошел «до кондиции» и стал грозить «прилипалам» пальцем.

– Мне стоит только одним пальцем щелкнуть… – говорил он, добавляя, что обратит всех их в пыль.

Пальцами он щелкнул раз пять, но чуда, которому бы Андрей с Огородником порадовались, не происходило.

– Вот так и будет, – заверил губернатор, когда пальцы уже не слушались.

Выйдя на площадку, где Андрей учил Сашу разделывать тушу, Дутов спросил:

– Правда, что у депутатки Мальцевой здесь рядом дом?

– Теперь шкуру отделяем от мускулов, – продолжал обучение Андрей, не обращая на вопрос внимания.

С теми, кого считал «мелкими сошками», он поступал так часто, и обычно молчание помогало избавиться от потока не самых умных вопросов.

Но для Саши Дутов был в первую очередь великим спортсменом, потому он поступить подобным образом не мог.

– За Ореховкой есть дачный поселок. Там ее дача.

Обрадованный Дутов побежал в дом. Через минуту он вернулся, в компании зама министра культуры. Тот свой трофей уже «обмыл», потому, собственно, и согласился с «чудаком», как звали за глаза Дутова, выйти.

– А как близко ее дача? – обратился Дутов уже непосредственно к Саше.

– Пешком около часа или побольше… – прикинул парень, памятуя о своей позавчерашней «прогулке».

– Вот видите, вот видите, – обрадовался Дутов.

Незадолго до того он с чиновником из Минкульта поспорил по этому поводу. Узнав теперь, что Мальцева находится в считанных километрах, тот тяжело вздохнул.

– И как же вы здесь живете… – проронил он.

– Как все, – не выдержав, буркнул Андрей.

Он специально вспорол брюхо, выпустив кабаньи кишки. Расчет был на то, что эти двое побрезгуют и оставят их в покое.

Но в Минкульте еще и не такое видали, когда один «вольный художник» подал запрос на организацию собственной выставки «натурального искусства», как он это именовал. Художника вдохновляла «неповторимая эстетика внутренних органов». Он видел в препарированных слоновьих печенках и мозгах отражение «природного логоса», а остальные почему-то никак не хотели его там искать. В итоге защитники животных разгромили его подвальную «студию». Дилемма «давать – не давать» разрешение сама собой разрешилась, и все в Минкульте вздохнули свободнее.

Но гроза пришла, откуда не ждали. Выставка античного искусства была широко разрекламирована с помощью областных СМИ. Но эти СМИ оказались вскоре в непростом положении. Вроде бы все просто – принцип «государство делает все правильно» никто не отменял. Но что делать, когда спор идет между государственным учреждением и представителем власти, имеющим высокие государственные награды?

Все вроде бы шло тихо. Но в день открытия выставки перед музеем появились возмущенные представители родительского комитета. На их плакатах были крупными буквами написаны лозунги, которые они и скандировали. «Мало ли? Может, безграмотные еще остались?»

Лозунги объединял призыв «Защитим детей…». Далее следовали вариации на любимую тему Мальцевой. Защищать предлагалось от «педофилии», «извращенцев», «маньяков» и «гомопропаганды».

Зря замминистра старался мягко намекнуть бунтующим мамашам, что пришли они не по адресу. Он только подлил масла в огонь, сравнив музей с храмом искусства.

– Постыдись! – прозвучало из толпы. – И как язык повернулся с храмом этот содом сравнивать?!

Тщетно вспотевший чиновник убеждал, что «никакой так называемой содомии в скульптурах нет».

– Так называемой… – зазвучал знакомый голос. – Он еще пытается это извращение оправдывать… А может, он сам?.. Кто у нас работает в театрах, кто у нас художники? Вы посмотрите на них… И так понятно, с кем они спят…

Голос смолк. Потому что явилась Мальцева с назубок заученной пафосной речью. Спичрайтер двое суток над ней бился, лишив себя сна.

– Они называют это искусством… – начала Мальцева, указав рукой на постер с изображением статуи Венеры. – И что дети должны здесь увидеть? Видимо, голую женщину во всех деталях… Я хочу спросить: нужно нам такое в кавычках искусство? «Конечно, нет», – ответите вы и будете правы. Они говорят нам, что в Риме это считалось нормальным… Но почему-то забывают, что в Риме был Колизей, где каждый день лились реки человеческой крови. Потом они скажут, что и гладиаторские бои – искусство. К чему мы придем? К тому же, к чему пришел Рим. Варвары сразу не придут. Сначала они появятся в головах молодого поколения, воспитанного вот на такой пошлости. Рим тонул постепенно, захлебываясь в грехе и пороке. Когда пришли варвары, он уже разложился духовно, потому некому было его защищать. Хотим мы такого будущего?

– Нет… – разразился хором родительский комитет.

Мальцева таких воплей ожидала, потому заранее воспользовалась берушами.

– Оргии, проституция, содомия, – растягивала каждое слово депутат. – Все это было в Риме. Все это мы можем наблюдать теперь у нас. Я против, вы против. Вместе мы защитим наших детей, наше будущее, – с пафосом подытожила выступление Мальцева.

До автомобиля класса люкс ее сопровождали бурные, переходящие в овации аплодисменты, какие раньше отражались в стенограммах съездов КПСС.

В Минкульте потерять лица не хотели. Потому выставка официально продолжила работу. Но желающих, помимо возбужденных мамаш, встречали запертые двери музея. Так «пошлые изваяния», уцелевшие при нашествии варваров на Рим, уберегали от тех, кто именовал себя «цивилизованными людьми».

– Она же сумасшедшая, – сорвалось теперь с языка замминистра.

Дутов после этих слов сбежал. Хоть Мальцева и числилась в партии, именовавшейся оппозиционной, но друг к другу «оппоненты» прислушивались и голосовали почти всегда единогласно. Исключение составляли те случаи, когда Мальцева уж слишком саморекламой увлекалась, предлагая что-нибудь совершенно абсурдное. Обид не было, все понимали – чужую рекламу смотреть скучно, но очередь дойдет до каждого. А пока можно было под лекции о нравственности вздремнуть или поиграть в любимую игру на планшете.

Когда Андрей оставил Сашу дочищать шкуру, к тому в прямом смысле подкрался журналист Воротников. Пить с «этими» он не стал из принципа. Приехал он, надо сказать, тоже из принципа: чтоб «слуги народные» не расслаблялись. Но тем, похоже, было все равно, судя по пустым коробкам из-под дорого алкоголя, которые егеря то и дело выносили на улицу.

Работу по очистке шкуры от остатков сала и мяса журналист счел не просто грязной, но еще и подневольной.

– Вам за это заплатят? – вкрадчиво спросил он. – Я без камеры… Никаких ссылок на вас… Говорите свободно.

– Зарплату обещали… Два раза в месяц, – ответил Саша.

– Мда, – покачал головой Воротников. – И как, не задерживают?

– Я тут недавно, – выдал «подневольный», продолжая работать скребком.

Воротников поморщился, глядя на неаппетитную гору жировых ошметков.

«Кровища, вонища…» – возникла в сознании журналиста незатейливая рифма.

«Вонища» стояла, несмотря на морозец. Потому как кабан был трубачевский. На фоне VIP-охоты Андрей про него забыл. Но когда в доме ему стало слишком тошно, некоторых в прямом смысле стошнило и не по разу, тут-то полежавший кабан охотоведу и вспомнился.

– А тот, кто был до вас? – продолжил Воротников. – Уволился? Почему? Говорите свободно…

– Не знаю…

Журналист громко вздохнул, намекая: «Ну, я же сказал, не бойся. Что ты пугливый такой?»

– Я случайно услышал, что у депутата Мальцевой дача в вашей деревне…

Хоть здесь журналист решил попытать счастья. Он включил диктофон на своем мобильном. Диктофоны обычные он находил в «полевых условиях» неудобными. Интересовало его многое, но вопросы чаще всего начинались со слова «сколько»: сколько гостей побывало у Мальцевой на праздники? Сколько в доме прислуги? Сколько дней в году она там живет? Скольких сельчан и дачников она уличила в педофилии? и так далее.

– Я у нее не был… – ответил Саша на вопрос о количестве комнат.

– Так по окнам же можно сосчитать, – возразил Воротников, у него-то был богатый опыт по этой части.

Желая оценить приобретение одного «большого человека» из госкорпорации, он нашел квартиру в том же подъезде, куда и нагрянул под видом покупателя. «Большой человек» долго думал, как этот «журналюга» смог в деталях описать планировку? В итоге решил, что подсматривали из соседнего дома в бинокль. «И даже ванную, урод, как-то умудрился рассмотреть».

Приходилось Воротникову и «по окнам» работать, когда иного не оставалось. Он очень радовался своей находчивости, поняв, что квартиры на верхних этажах можно «оценивать», не поднимая головы, просто пересчитав окна у соседей снизу.

Саша решил отвертеться, заявив, что из-за мальцевского забора ничего не видно. Но на это у Воротникова тоже нашлось возражение:

– Но видно же второй этаж… Остается пересчитать и умножить на два. Я еще не видел таких заборов, чтоб загораживали дом целиком… А у меня пятнадцатилетний опыт журналистской работы… Даже если забор высокий и стоит далеко от дома, можно найти различные способы: подойти со стороны заднего двора, например. Пока охрана через главные ворота выбегает, можно спокойно осмотреться, забравшись на сам забор, ну или на дерево…

Поняв, что это один из тех многочисленных случаев, когда спорить бессмысленно, Саша оставил дочищать шкуру синицам и пошел… Без определенной цели, лишь бы этого не слышать.

Но у Воротникова и в правду был большой опыт. Он и к возможности получить по лбу относился без особого трепета: чего не сделаешь ради громкого сенсационного разоблачения? А так будет повод хотя бы поговорить о нападках на прессу. Воротников уже решил, что, если получит от Саши, то напишет, как Мальцева парня науськала, разумеется, «за бутылку водки», прознав о готовящемся «журналистском расследовании».

Журналист неотступно следовал за Сашей, продолжая сыпать вопросами и призывами «говорить свободно».

– Остатки оставил птицам, как вы и говорили, – сказал Саша Андрею.

С надеждой избавиться от общества Воротникова он спросил охотоведа, нужно ли сделать еще что-нибудь?

– Что, так достал? – сообразил Андрей. – Он и ко мне подкатывал… Просто пошли его…

Вспомнив, что Груздев отзывался о Саше как о «человеке высоких моральных принципов и чести, достойных офицерского звания», охотовед добавил:

– Или внимания не обращай, если у тебя эти… принципы.

– Там в доме такое творится… – сыграл удивление Саша, когда Воротников принялся за старое.

– Что именно?

– Идите и сами увидите… – «послал» его Саша, сохранив «достойную офицерского звания честь».

Для журналиста там действительно нашлось немало интересного. Ему оставалось только локти покусать, что не может «всю честную компанию» сфотографировать. Губернатор с остервенением гонял по тарелке пельмень. Наколоть его на вилку было делом престижа, как и добыть трофей на охоте.

– Ха… – усмехнулся он с видом победителя, нагнав таки упрямый пельмень на скатерти.

– Говорил тебе, не стели скатерть, – тихо отчитывал Андрей Кузьмина. – И так бы сошло… А теперь не отстирать…

Скатерти для приема гостей в бюджете охотхозяйства предусмотрены не были, потому Андрею пришлось захватить из дома. Хоть вышивала теща, но все равно было жалко, что скатерть «уделают». На посуду скидывались все егеря. Пришлось еще и по родственникам деньги собирать, ведь обычные столовские тарелки таким гостям не годились. Потому, когда кто-нибудь тарелку бил да еще ради некоей забавы, становилось не просто жалко, еще и кулаки с зубами сами собой сжимались.

Так что на подобные пиршества Андрей предпочитал не смотреть: лучше лишний раз проверить кабаньи кормушки, чем на «свиней» глазеть. Именно от охотоведа полковник Огородник перенял столь меткое, как ему казалось, обозначение для «чинуш».

Оставив Кузьмина за старшего, Андрей отбыл к заветным кормушкам. Вернулся он через три часа, с удивлением обнаружив, что гости так и не разъехались. Встреча с медведем произвела на губернатора неизгладимое впечатление. Именно поэтому он периодически издавал звериный рев, хвастаясь, какого хищника он подстрелил «прямо промеж глаз».

Кузьмин с Сашей вытаскивали очередную партию пустых коробок.

– Иди сюда, – манил губернатор пальцем из-за стола.

Обращался он к некоему собирательному образу егеря. Ему уже казалось, что все они на одно лицо, «как китайцы». Мелькали перед глазами, подобно муравьям, что-то без конца перетаскивая.

– Иди сюда, – прозвучало снова. – Ты, ты…

Взгляд «главного», наконец, сфокусировался на Саше.

– Где мой медведь? – трахнул он кулаком так, что вся посуда на столе «затанцевала».

– Где медведь нашего губернатора? – пролепетал Дутов.

Первоначальный трепет от встречи «больших людей» уже почти не ощущался. Но было ощущение, сродни тому, когда встречаешь на темной улице стаю невменяемых гопников.

– В лесу… – ответил Саша.

– Так везите сюда! – снова зазвенела посуда. – Что он там, в лесу, делает?

«Берлогу ищет», – вертелось на языке, но Саша пошел на еще больший риск, пообещав, что медведь будет найден не сегодня, так завтра.

– Даю вам двадцать четыре часа! – пригрозил захмелевший губернатор. – Совсем работать не хотите. Лишь бюджетные деньги проедать… Дармоеды!

– Все, иди отсюда! – прозвучало как-то необычно приятно.

– Сам и будешь за медведем бегать, – усмехнулся слышавший все Андрей.

– Да он на завтра все забудет, – успокаивал парня Кузьмин. – Проспится и забудет…

– Лишь бы тут не задрых… – ворчал Андрей. – Я в его охрану не нанимался… За это мне не платят…

– Он просил вас стать бесплатным телохранителем? – поинтересовался Воротников.

Хоть с «этими» он пить не стал, но не устоял при виде сиротливо стоявшей на скамейке у домика бутылочки коньяка. Журналист что-то пробормотал насчет свободы прессы, когда Андрей взял его за шиворот и втолкнул в дом к «честной компании». Последовавший затем хохот даже с улицы было слышно. Андрей выругался, взглянув на часы.