Текст книги "Взрослые дети"

– Сколько они еще тут торчать собираются?!.. – бурчал он.

Потом охотовед принялся отчитывать Кузьмина за якобы неправильно развешанные веники для лосей и косуль. Дошла очередь и до Саши, которому досталось за шкуру.

– Раньше надо было чистить, – ворчал охотовед. – А не квасить… Птицам он оставил… Надоело вонь нюхать?

Спорить о том, что «проквасил» шкуру кто-то другой было также бессмысленно. Потому за облегчение Саша счел пойти поработать скребком над «ароматным» трубачевским трофеем.

– Меня никто не заставляет, мне просто нравится работать со шкурами, – высказал он приставшему Воротникову. – Посмотрите, сколько сала я счистил, – похвастался парень, сунув тухлятину под самый любопытный журналистский нос.

Такое средство от вопросов сработало отлично.

– Его используют, а он… придурок, – проворчал Воротников.

Сочтя, что редактор после застолья едва ли обратит внимание на его отсутствие, он решил хотя бы дачу Мальцевой разведать. Егерский снегоход показался ему подходящим для такого дела транспортом. Глядя ему вслед, и Кузьмин позволил себе с десяток крепких слов.

«Ты куда смотрел?» – хотел по подобию Андрея отыграться он на Саше, но совесть его всегда была во всеоружии, и Кузьмин предложил взять УАЗ и съездить на привады.

И для Андрея имелась хорошая отговорка – не понравилось же ему, как веники были развешаны.

– Пока гоняем, может, все и рассосется, – с улыбкой говорил старый егерь.

Веники косули уже распробовали. Так что их поездка обернулась ознакомлением с повадками диких животных. Про них Кузьмин мог рассказывать хоть сутки напролет. На всякий случай егерь прихватил патроны: вдруг губернаторский трофей появится.

– Сильно вам тогда с генералом повезло, – то и дело припоминал Кузьмин прошлую охоту. – Видимо, подросток… Матерый бы у дороги не залег…

– Подросток… – хмыкнул Саша. – Да он как автобус был…

Кузьмин усмехнулся.

– Ну, если упитанный, есть шанс, что снова заляжет… Они часто запасные логова делают. Или сожрет более мелкого, если найдет, и в его берлогу заберется… Такое тоже бывает. Я сам по малолетству видел медведицу, сожранную самцом… Он нам еще двух лаек порвал. А медвежатины так и не поели, медведь червивый оказался, – усмехнулся егерь. – Потому и не спалось ему. Когда кишки грызут, тут не до сна, и злоба прет на всю катушку. Мясо собакам даже не стали давать, шкуру только взяли. А ты молодец, не то слово даже… Считай, что заново родился. Лапой бы если погладил, тогда все…

Настроение Кузьмина моментально изменилось, когда они приехали на вторую приваду. Здесь было тихо, как на губернаторском номере. Ни намека на присутствие травоядных при избытке корма.

– Глянь, – указал Кузьмин на кровяной след, тянувшийся от привады к густому ивняку.

Проникшись желанием передать опыт новому поколению, егерь стал задавать вопросы: кто здесь был? Когда? И кого поймал?

Саша вглядывался в следы, часть из которых до этого опрометчиво затоптал.

– Нет, не медведь, – сказал он с явным облегчением. – Волк…

– Он самый, – подтвердил Кузьмин, всматриваясь в лес.

Парню егерская работа уже начинала нравиться. Он вдруг ощутил знакомое по соревнованиям чувство приятного волнения. Его не пришлось уговаривать надеть короткие и широкие лыжи, используемые для передвижения по глубокому снегу. Хищники почему-то уже не были страшны, когда они с Кузьминым продвигались по кровяному следу вглубь леса. Егерь снял с куста клочок шерсти и теперь уже шепотом сказал:

– Лось… Волос у него ломкий… Из такой шкуры ни коврика, ни шубы не получится. Но трофей ценный… Мясо вкусное… Но теперь уже осенью только попробуешь… Нельзя сейчас лося добывать.

Так они добрались до остатков волчьего обеда. Кузьмин вздохнул, глядя на зарезанную волками лосиху, но решил обучение продолжить.

– Уже и лиса побывала, – указал он на цепочку следов.

Теперь он с хитрым прищуром просил Сашу определить время волчьей охоты.

– Точно сегодня, – буквально загорелся парень. – Утром еще шел снег, а следы не замело…

Кузьмин едва не запрыгал от радости. Он-то уверился – «молодежь не та пошла», а тут вдруг приятная неожиданность.

«С таким и о прошлом можно поговорить», – подумал егерь.

С ровесниками общаться Кузьмина скучило, особенно когда те принимались стенать о явных и надуманных болезнях. «С Андрюхой разве поговоришь на равных? Все же начальник. Всегда занят, а если не занят, то не в настроении». С Пановым же беседы никогда не клеились. Егерь прежде подозревал, что это из-за разницы в возрасте, а теперь на радостях решил: «Панов просто зануда и зазнайка».

Теперь же от столь приятного знакомства у Кузьмина даже сил прибавилось, и язык, будто сам собой, рассказывал о премудростях чтения следов.

– А вот и наш товарищ, – с задором в глазах произнес егерь, увидев медвежьи следы. – Не дрейфь, – добавил он для молодого спутника. – Мы же мимо волчьей лежки прошли спокойно… А и их там четверо было.

– Когда прошли? – засуетился с непривычки Саша.

– Так полянка с сосенками… Помнишь? Надо тебе подучиться еще. Зверя нужно примечать издалека… Эх, нам бы тушу на приваду вытащить или лабазик рядом соорудить, наверняка бы шатуна твоего взяли…

На обратом пути Саша пристально рассматривал ту самую полянку. Но стало уже смеркаться, и Кузьмин ускорил шаг.

– Будут у нас трофеи, но не сегодня, – бурчал он.

Тем временем гости из егерского домика собирались разъезжаться: ходили туда-сюда, курили, ерзали на стульях. Но никто не решался отправиться вперед губернатора. Одного-единственного приступа рвоты тому хватило, чтобы понять: коньяка на сегодня хватит. Теперь он оглядывал соловыми глазами своих спутников, храня при этом молчание.

– Умыться мне, – тихо, чтобы никто не слышал, сказал почетный гость Андрею в сенях. – А медведь чтобы был, – добавил он.

Губернатор умылся из большой бочки, и, завершив процедуры, в нее же высморкался.

«Так бы и дал по шее», – подумал охотовед про себя, стиснув от негодования зубы.

Снег был натоплен для бани, но «для своих», как бы выразился Андрей. В сердцах он пожелал, чтоб губернатор на своем «Мерседесе» куда-нибудь въехал.

«И треснись башкой посильнее, – произнес он в душе. – Может, мозги на место встанут».

Охотовед невольно вздохнул, решив, что такого и встреча со столбом не исправит.

– Чтобы был… – повторил главный гость. – И не надо вздохов. Вам платят, чтобы вы работали, а не шатались…

– Потревоженный зимой медведь крайне опасен, – начал Андрей для убедительности взяв в руки ружье. – Жилья он не боится, оно его даже притягивает. Подкрадывается тихо. Голоса не подает. Нападает, как правило, сзади. Охотится по темноте, – далее охотовед перешел к делу, ради чего разговор и затеял. – Уже смеркается. Замки у нас слабые, окна не зарешечены. Туалет, как вы заметили, на улице.

– Я вам устрою, – пригрозил губернатор. – Замки не могут поставить. Будет вам ревизия. Деньги им дают, а замки нормальные не стоят. Куда деньги деваются? Непонятно…

– А это вы… у главного охотоведа спросите, – сорвался Андрей, удержавшись тем не менее от прямолинейного «к себе в карманы загляни».

– И медведя вы мне доставите, – прорычал губернатор.

Взглянув в окно, он убедился, что сумерки действительно сгущаются, и заспешил к другим гостям. Разговоры сразу оживились, разбилась уроненная в спешке тарелка. Губернатор по забывчивости принялся разыскивать своих охранников. Посидев немного на пассажирском месте в своей машине, он таки вспомнил, что всех разогнал, и, сгоряча дав газа, въехал в машину начальника ГИБДД.

– Ничего страшного, – улыбнулся тот, глядя на свой отпавший бампер.

Инспектор восхитился манере скоростного вождения в губернаторском исполнении.

– Хорошо идет, – сказал он, когда «Мерседес» скрылся за пеленой поднятого снега.

Младшим коллегам главного дорожного инспектора тот вечер запомнился надолго. Сначала они преследовали «Мерседес» с разбитой передней фарой, без переднего номерного знака, который буквально пролетел мимо поста. Так они и гнали до следующего поста, где по такому случаю уже развернули ежа. В задержанном признали губернатора только после того, как завели в освещенное помещение поста. Полицейские пребывали в растерянности, ведь к дорогому гостю успели применить методы, используемые при оказании задержанным сопротивления, и даже поддали несколько раз коленом под зад, в помещение его вталкивая. Про медведя губернатор мигом забыл. А тут и другие охотники подтянулись. На ежа попался еще и грузовик, так что трасса оказалась перекрытой в обоих направлениях. А в помещении поста игриво мелькал свет, там шли «разборы полетов». Водители чертыхались, но предпочли не связываться, поддержав озвученную кем-то версию, что «менты сцепились с бандюгами». В качестве подтверждения автор указывал на скопление дорогих иномарок.

– На таких воры в законе ездят, – утверждал он, добавляя, что это показывали по телевизору.

Ежа водители аккуратно свернули и положили на обочине. Пробитые покрышки грузовика были общими усилиями заменены. На том и разъехались. Иномарки трогать никому и в голову не пришло. Двусторонне движение по свободной полосе как-то само собой организовалось. Один внедорожник завяз в снегу, объезжая затор по обочине. Водитель принялся громко ругаться, но ему быстро пришли на помощь. Сердобольный дальнобойщик указал при этом на здание поста ГИБДД и произнес:

– Разборки там. Понимаешь? Какие в кино показывают, только по-настоящему.

Водитель внедорожника все уяснил и быстро уехал, как только его машину высвободили из снега.

Воротников долго слонялся у дач. Почуяв спиртовой запах, Шегали пошел на принцип и отказался пускать неизвестного визитера, шедшего неизвестно к кому.

– К Мальцевой я, – заявил было журналист.

Но когда сторож решил узнать у депутата, ждет ли она гостей, Воротников поспешил удалиться. Он использовал проверенный прием и зашел со стороны леса. Покряхтев и пустив разок ветры, журналист таки забрался на забор. Фотографировать он решил с крыши груздевского сарая, не учтя, насколько та скользкая. Так Воротников оказался лицом к лицу с отнюдь не дружелюбными борзыми, которых хозяин выпустил погулять по саду.

– Лежать! – послышалась команда.

– Я… я здесь случайно, – сбивчиво заговорил журналист.

Добившись таки не без труда ответа на вопрос «какого лешего тебе здесь надо?», Груздев вмиг подобрел и лично принес Воротникову стремянку.

– Газету со снимками обязательно мне пришлите, – сказал на прощание хозяин.

Каково же было удивление Шегали, когда незваный гость покинул дачный поселок через ворота. Проходя мимо, Воротников с улыбкой взглянул на опешившего сторожа и подмигнул, давая тем самым понять: «Для свободной прессы не существует преград».

На дачу Саша вернулся затемно. Андрей долго всех егерей отчитывал, узнав о «волчьем безобразии».

– Твой еще шатун теперь ходит… – высказал он Саше.

Он бы дошел и до прямых обвинений: «Медведь поднялся из-за тебя»… Действительно, не губернатора же обвинять. Все равно ведь без толку, только проблем огребешь. А «свои» тебе в ответ ни слова не скажут, разве что побурчат немного, но это Андрей пресекать умел одним лишь строгим взглядом. От разноса Сашу спасло вмешательство Кузьмина. Тот разволновался не из-за упреков охотоведа, они были явлением обычным, и к ним сам егерь давно привык. Его беспокоило, что Саша, с таким обращением незнакомый, может и «взбрыкнуть», читай – уволиться, так официально и не устроившись.

– Заляжет он, Андрей Иваныч, – утверждал Кузьмин, – ты не беспокойся. А нет, так сам выслежу.

– Ты сперва с волками своими разберись, – взвился охотовед.

«Беспокойные звери», то есть те, что расцениваются охотхозяйствами как вредители, обретали благодаря словам Андрея ответственных за свое появление егерей. Это тоже было привычной в «Мокроложском» ситуацией. Редкий егерь не имел здесь «своих» волков, одичавших собак или на худой конец бешеных лис. Панову еще приписывали крыс, голубей и ворон, корма подъедавших. «Проблемные» медведи были в тех местах явлением редким, так что Саша со «своим» зверем выделялся на общем фоне.

– Воду в бочке надо сменить после этого… – сказал Андрей, уставившись на Кузьмина и Сашу.

Про себя он уже называл их ниткой с иголкой. Охотоведу после невинного утверждения Кузьмина о том, что шатун снова заляжет в берлогу, показалось, что старый егерь уж слишком бурно реагирует на критику в адрес Саши.

«Был Панов, а станет два… умных», – подумалось Андрею.

Ему померещился образ того, что политики зовут оппозицией. Потому Сашу он отправил менять воду в одиночку, «чтоб без всякой там кооперации». Для Кузьмина и «его» волков разнос продолжился, а Саша тем временем загружал в бочку снег. Андрей особо отметил, что снег должен быть чистым, «не затоптанным» и взятым подальше от дороги.

Речи о привычке шатунов тихо подкрадываться в темноте парень не слышал, потому не ощущал ничего кроме усталости.

– Тающий снег оседает… Обожди, а потом добавишь, – сказал охотовед, увидев заполненную бочку.

От бани на кордоне Саша вежливо отказался. Кузьмин вызвался отвезти его на дачу Груздева, чем вызвал новую волну недовольства.

– А мы тут куковать, по-твоему, должны без машины… – заворчал Андрей.

– Так я же обратно приеду, – объяснял Кузьмин. – Не угоню же я этот драндулет… Могу и снегоходом обойтись, – уступил егерь.

Но при этом он твердо стоял на своем, что в темноте по лесной дороге ходить не стоит, тем более в одиночку.

– Ты не обращай внимания, – говорил он в машине Саше. – Андрей Иваныч с виду только ежистый… Начальство как-никак… А так человек он не хуже многих других…

– А когда мне теперь на работу приходить? – вспомнил парень. – Я же вроде как не оформлен…

– Все сделаем как надо… Ты не переживай, – улыбался ему Кузьмин. – И шатуна, если надо, достанем… – добавил егерь. – А на Иваныча ты внимания не обращай… Поворчит и перестанет. На нем ответственность за все хозяйство, можно его понять… А так люди у нас душевные работают. Сработаетесь, не сомневайся.

На даче тем днем происходило нечто необычное. Даже Трубачев оторвался от главы «занятной книжицы», посвященной славянским императорам Древнего Рима, и спросил:

– Куда это Вадька постоянно носится?

Огороднику не сиделось на месте. Он выкурил почти весь запас папирос, прихваченный из города. К удивлению Груздева, друг вдруг решил прогуляться, когда стало уже смеркаться. Огородник дошел до самой Ореховки и остановился на развилке дорог. Отсюда просматривались первые сотни метров пути, ведущего в «Мокроложское» охотхозяйство. Пару раз ему казалось, что он слышит выстрелы и вой полицейских сирен. Но местные жители спокойно проходили мимо, даже не смотря в ту сторону.

Он поинтересовался у одного из прохожих селян, слышит ли тот выстрелы и сирены? На это мужчина лишь усмехнулся и ответил, что и то, и другое слышит регулярно:

– Охотятся, – сказал он. – Толстосумы всякие ездют, бывает, что и с воем проносятся… Дорогу-то сделали хорошую, хоть такая польза от них…

«Это же надо так лопухнуться! – подумал Огородник. – Конечно, они решат: снова городские приехали поохотиться…»

Огородник резко мотнул головой и, растерев потянутые мышцы шеи, снова закурил. Полковник продолжал наблюдение за пустынной лесной дорогой, хотя и не знал, чего точно следует ожидать.

Иногда разум его начинал бунтовать, и в голове Огородника звучали слова: «А чего я, собственно, жду?» Далее следовали совсем уж невиданные мысли: «А может, я лиха хватил? Может, дурака валяю?» Когда на ум пришли слова «я – дурак», полковник с досады затянулся так сильно, что несколько минут кашлял и плевался не переставая. Невиданные прежде мысли о собственной глупости Огородник старательно отгонял.

«Не из-за спорта же он в иностранное посольство, да еще такое, потащился», – убеждал себя «изобличитель шпионов».

Совсем чуть-чуть он не дождался явления губернаторского «Мерседеса»: папиросы закончились. К тому же Огороднику пришла в голову удачная, на его взгляд, идея купить у Тарасова пару бутылок сидра.

«А может, чего и покрепче найдется», – подумал он, памятуя, как на исходе «золотых времен» все, что покачественнее и покрепче, продавали из-под полы.

Сидр навел полковника еще на одну мысль: вернуться на дачу и ждать по телевизору свежих новостей, так или иначе с персоной губернатора связанных.

– Скоро новости… Должно быть интересно. Иди, смотри. Делать тебе будто нечего… Бутылки подбираешь… – сказал он в ответ на вежливое замечание Шегали о том, что не стоит бросать бутылки и прочий мусор мимо урны.

Буквально залетев в гостиную, Огородник переключил телевизор на новостной канал.

– Я же смотрел кино, – заворчал Валеев.

– Потому и знаешь, что вокруг тебя делается… Под самым твоим носом… А еще спорил о винограде молдавском…

Фыркнув, генерал отправился искать пристанища поближе к холодильнику и плите, где в огромной кастрюле из новогоднего подарка Елизаветы готовился борщ. Дремавшего на диване Груздева Огородник растолкал, пообещав «невероятнейшие новости». Сам он уселся удобнее, когда заиграла знакомая мелодия, предварявшая выпуск вечерних новостей.

– Паша, потише, пожалуйста… Мне не слышно ничего, – произнес Огородник прежде, чем осознал, какого же Сан Саныча друг громогласно поприветствовал.

Саша невероятно устал. Такого сумасшедшего дня он, несмотря на богатую приключениями юность, припомнить не мог. Его историю выдал Кузьмин, с огнем в глазах, рассказав о встрече с медведем. По его словам выходило, что Саша губернатора от смерти спас.

– Лизавета, – крикнул в кухню Груздев. – Опять возишься, копуша моя ненаглядная? Стол надо накрывать. Сан Саныч медведя напугал и губернатора нашего дурного спас.

Из кухни донесся грохот посуды. Потом оттуда выбежала Елизавета, обсыпанная мукой.

– Это ты хорошо придумала… Пироги постряпать, – одобрил муку Груздев. – Правильно, Сан Саныч и не такого заслуживает. Но ты только без фанатизма, а то все пироги на тебе будут…

– С вами все хорошо? – разглядывала женщина Сашу на предмет ран. – Медведь… Какой ужас!

– Да, самый серьезный зверь в наших краях, – с гордостью произнес хозяин дачи.

Он даже не мог нужных торжественных слов подобрать, все приходившие на ум казались какими-то блеклыми.

– С боевым крещением, – наконец выдал он.

– Облаву снова делать будем, – вздохнул о своем Кузьмин. – Снова разбойничают…

– Все, никакие охи-вздохи не принимаются, – отрезал радостный хозяин.

Тщетно Кузьмин противился, жалостливым голосом рассказывая, что сделает ему Андрей, если он не вернется на кордон, как обещал.

– С Андрюхой опосля потолкуем, – заверил Груздев. – Ну, и что, что в лесу без машины? Что они, дети малые? Сами разберутся.

Усадив Кузьмина между собой и Трубачевым, «чтобы сбегать не вздумал», Груздев провозгласил тост «за первого медведя Сан Саныча».

«Первый… – подумал Саша, хмыкнув. – Никогда бы Потапычей этих больше не видеть».

– А что с губернатором? – шепотом спросил Огородник у Кузьмина.

– Нахрюкался, как бы сказал Андрей Иваныч, – во всеуслышание заявил егерь. – Нализался, короче, родимый наш до поросячьего визга. Еле спровадили с кордона.

– Соседка заходила, говорила, – поспешила поделиться Елизавета. – Муж ее из города ехал и видел на посту ГАИ разборки какие-то между гаишниками и бандитами… Машин дорогих куча стояла, а на самом посту люди какие-то бегали… Дрались, кричали и в воздух даже палили…

– Брехня, – вставил Огородник. – Почему тогда по телевизору не показали?

– За спасителя нашего окаянного губернатора, – провозгласил новый тост Груздев.

– Не буду я за него пить, – заупрямился Огородник. – Он – свинья… Нет, не ты, – поспешил объясниться он перед Сашей. – Губернатор наш – редкостная сволочь, козел, вообще, вонючий… Вот, медведь даже жрать его побрезговал, хотя и любит, когда оно с душком…

– Вадик, спой-ка нам лучше что-нибудь патриотическое, – попросил Груздев, дабы уже давным-давно набившую всем оскомину «губернаторскую тему» замять.

– На границе тучи ходят хмуро… – раздалось под ликование Груздева и Валеева.

Песню они поддержали хором, так что про «летевших наземь самураев» и Мальцевой должно было быть слышно. Саша честно старался попасть в ритм, но язык не желал шевелиться после бурного дня и десятка тостов за него и медведя. Тост за пограничников парень осилить уже не мог. Он чувствовал, что «захрюкает» тогда, как самый настоящий губернатор после охоты. Закрыв глаза, Саша опрокинулся на спинку дивана. Только такую театральную сцену он счел подходящей, чтобы пропустить патриотичный тост и быть при этом правильно понятым.

– Подушку подложи, – шепнул Груздев жене. – Умаялся… Да, губернатора на охоту водить – это вам не просто так погулять выйти…

Тихим голосом, сохраняя тем не менее торжественную интонацию, Груздев поднял тост «за нерушимую дружбу пограничников и егерей».

– Мы вместе, потому хоть с губернатором, хоть с чертом рогатым все обставим, как надо… – столь же тихим голосом завел речь хозяин дачи.

На ум новые тосты уже не шли, и Груздев решил:

– За нерушимую дружбу, покуда стеклянное дно не покажется.

Сон подкрался, как коварный заговорщик, и Саша захрапел, лежа на диване у накрытого стола. Этим он дал Огороднику повод улыбнуться. Теперь тот мог доказать Валееву, что молодой действительно может спать сидя, ну, или полулежа. Ну, а генерал и фыркнуть не смел, ведь Груздев ясно всем сказал: «Тихо!»

Первое, что увидел Саша, проснувшись утром, было лицо Огородника. Ночью тому не спалось, несмотря на все тосты. Сначала он ворочался в постели, то и дело смотря на свои часы. Когда маленькая стрелка добралась до шести, полковник встал и начал бродить из угла в угол, опасаясь, что снова может нарушить свой режим, проспав до обеда. Затем он «умылся холодненькой», чтобы уж точно сон сбить. Даже Елизавета еще спала, а Огородник бродил между кухней и гостиной. Ему пришла мысль свежим воздухом спозаранку подышать, но папиросы закончились, а без них воздух, видимо, казался уж чересчур свежим.

Его голова буквально распухала от предположений по поводу истинных причин Сашиного здесь присутствия. Но все версии, казавшиеся ему вразумительными, разрушились. Так что полковнику приходилось несладко. Как, впрочем, и Валееву, который дверь в свою комнату опрометчиво оставил открытой. Огородник долго топтался перед порогом, скрипя половицами, пока не услышал из комнаты знакомое «фыр-фыр».

– Как спалось? – отправил он вопрос в темноту.

– Ой, грехи мои тяжкие… – простонал генерал. – За что мне это?

– С тобой все нормально? – спросил Огородник, удивленный «поповскими речами».

Перед этим генералу приснилась Маричка, девушка, с которой он, будучи еще капитаном, закрутил роман. Происходило это в одном из патриархальных украинских сел. Потому после первой брачной ночи поднялся нешуточный скандал: оказалось, что Маричка не девственница. Валеев помог ей перебраться в город, «подальше от диких родственников», как он говорил. Иногда они встречались, пока Валеева не перевели в Белоруссию. Теперь же, на фоне навязчивости Огородника и не до конца развеявшегося хмеля, генерал готов был поверить в кару, если не за разрушенную семью Марички, то за невнимание к дальнейшей судьбе своей пассии уж точно.

– Дай ты мне поспать! – придя в себя от меланхолических воспоминаний, потребовал Валеев.

Так Огородник оказался в гостиной, в кресле рядом с диваном. Сонная Елизавета забыла перед сном убрать тарелку с печеньем. Его хруст Сашу и разбудил.

– Доброе утро, – произнес в полумраке Огородник.

В отсвете окон мальцевской спальни его улыбка со сломанным клыком смотрелась как-то недобро.

Обрадовавшись, что гость проснулся, слово «шпион» казалось теперь полковнику спорным, Огородник включил в гостиной свет. Он придвинул к Сашиному краю тарелку с печеньем и выдал:

– Вот скажи мне, как специалист, какая охота зовется мелкотравчатой?

Ему вспомнился вчерашний спор по этому поводу с Валеевым. Как часто бывало, генералу не удалось убедить Огородника в своей правоте.

– Бывает охота по черной тропе, бывает по белой, – умничал тогда Огородник. – А мелкотравчатая, что вытекает из самого ее названия, это охота по мелкой траве, когда она только-только взошла по весне.

Из сего он делал вывод, что мелкотравчатая охота – занятие просто-таки варварское, «ведь зверь же плодится в это время». «Так можно на корню зверя извести, на что только бессовестные браконьеры вроде вашего Бобра идут».

– Бобр не мой, а Санькá, – фыркнул Валеев. – Вот иди к нему, он у нас теперь егерь, и поспрашивай. Может, он хоть тебе растолкует. Хотя… – генерал перевел взгляд с Огородника на Груздева.

Того забавлял этот спор, особенно когда Валеев после тщетных объяснений корчил смешные гримасы.

– Я пас, – сказал Груздев, хотя, начитавшись старых книг, сам называл себя в шутку мелкотравчатым.

Тем самым он подбросил Сан Санычу «дорогой подарочек».

– Ну, ты же теперь егерь, должен знать, – напирал на Сашу Огородник. – Хоть и не оформленный, как положено, но все равно… – отвечал он на возражения парня.

– Я бы посоветовал вам вон ту книгу, – вывернулся Саша, указав на книжную полку.

– Все об охоте, – перевел Огородник название «Энциклопедия охоты».

– Там вы найдете ответы и на множество других вопросов, – экспромтом выдал Саша, добавив, что ее составитель настоящий спец по части охоты.

Книга была толстенной, и парень был уверен – в ней его единственное спасение от долгих расспросов с пристрастием.

– А султан…

Мало того, что Огородник снова едва не добавил «ваш», он еще и забыл, как султана зовут.

– Правда, что он любит этот… спорт…

И тут память неожиданно подвела.

– Лыжи, стрельба… – продолжал полковник, смутившись.

– Не настолько, чтобы принять меня в команду, – с хмурым видом произнес Саша, вспомнив, что даже официального отказа ему не дали.

Он хотел уже вытворить что-нибудь нехорошее с официальными сайтами султаната, но Сергей тогда заметил эти поползновения и от компьютера друга отогнал ценой немыслимых усилий.

– Так чинуши наверняка ему не доложили, – выдал вдруг Огородник. – Вот губернатор же у него проворовался, совсем, как наш.

– Я же еще ему лично письмо писал… – зацепило Сашу.

Огородник снова показал свой сломанный зуб. Теперь полковник уж точно мог показать, какой он умный. Пусть Витька Валеев его торжества не увидит, но зато этот «странный парень», как теперь обтекаемо именовался Саша, поймет, насколько он, Огородник, умен, и уважать станет.

«А там само собой выяснится, чего он на самом деле добивается», – подумал полковник и вслух добавил:

– Письма же принимает тот, кто сидит у султана в приемной, – обошел Огородник слово «секретарь», казавшееся ему «импортным». – А это тоже чинуша. Куда он письмо замылит, непонятно. Чинуши – они везде одинаковы. Вот меня столько мурыжили… Все из-за того, чтобы получить номер для машины… Кусок жести с цифрами… Видите ли, работы у них много. Наказывать их всех надо, а то развели самоуправство…

С биатлонной темы, как малознакомой и, по его мнению, не столь уж важной, Огородник переключился на «чинуш». В этот раз договорился он до того, что всех министров и их замов нужно как минимум выпороть, а губернатора заставить жить на пенсию… Он хотел было сказать «моей жены», но о супруге ему говорить не нравилось.

«Если Пашка услышит, опять станет про семью спрашивать», – думал он.

Так Огородник и закончил предложение на «пенсии», не уточнив, чья она именно.

– Они же все воруют, как сороки блестящие штуковины… – продолжал он. – Только эти крадут исключительно деньги. Одно ворье…

Огородник все говорил, но ничего нового Саша из его слов не узнавал. Это все больше походило на трепотню, которую парень вынужденно слушал в плацкартном вагоне. Но в отличие от того попутчика-говоруна Огородник хотя бы не спрашивал «правильно я говорю?» и вообще не требовал реакции на свои слова.

– Взяточников надо расстреливать, – распалившись, выдал он.

– Ух, ты, какой грозный, – прозвучало с иронией из уст Груздева.

Сконфуженный Огородник сразу замолк. А за завтраком он получил возможность снова пристать к Валееву с мелкотравчатой охотой.

– Ну, это ж невыносимо, – засопел генерал, едва подступив к омлету. – Даже поесть нельзя нормально. Скажи ты, Пашка, ему, наконец… Ты же борзятник у нас.

Называть Груздева мелкотравчатым борзятником генерал не стал, для друга такое определение казалось ему уничижительным.

– Мелкотравчатый? Хочешь сказать? – зацепил его на этом Груздев.

– Был бы помещиком, тогда – да, – выкручивался генерал.

Когда Груздев намекнул на туманные рассказы своего деда об усадьбе в Орловской губернии, Валеев снова засопел и объявил, что будь Груздев даже помещиком «держать сегодня своры экономически невыгодно, а хорошие помещики выгоду никогда не упустят».

– Так это я тогда уже не просто помещик, а еще капиталист, получается… – засмеялся хозяин дачи.

Валеев и так переживал наступление Огородника с его «мелкотравчатой охотой как явлением варварского отношения к природе», потому ирония Груздева его только раздражала. В кои-то веки не съев завтрак, генерал вышел из-за стола и отправился, сам не зная куда.

– Андрей-то собирается нас на облаву звать? – спросил у Саши Груздев в надежде хоть чем-то порадовать Валеева.

Саша выразился в том духе, что начальству видней, и на кухне воцарилась тишина… пока чайник не засвистел. Груздев раздражался, но выключать не спешил: Елизавета по части кипячения воды была очень педантичной. Она утверждала, что вода в чайнике должна кипеть еще две минуты после того, как раздастся свист. Так якобы вода полностью обеззараживалась. А не прокипяченная вызывала, по ее мнению, жуткий понос. В этом она была уверена. Женщина не помнила, откуда такие детали узнала, но свистящий чайник все равно держала на газу две минуты или даже дольше, чтоб уж наверняка мифических кишечных проблем избежать.

– Уже две минуты! – крикнул Груздев.

– А на моих десять… Десять минут десятого, – отозвался Трубачев.

– А она ухом не ведет, – заворчал Груздев на жену и выключил злосчастный чайник.

– Так, если ты ту книгу читал, скажи, пожалуйста, какая охота зовется мелкотравчатой? – пристал к Саше Огородник.

Груздев собирался жену отчитать, но увидел вошедшего вместе с ней Кузьмина.

– Александр Александрович, – радостно произнес егерь. – Будьте добры осмотреть свои хоромы…

Героическими усилиями Кузьмин выпросил у главы сельской администрации дом. Тот долго упирался, дескать, надо подумать, прикинуть, с жильем дефицит. Аргументы о куче пустующих домов на него не действовали, эффект дало только обещание пригласить на охоту. Кстати, глава администрации носил фамилию Орехов. Глава был уверен, что деревню Ореховку основали именно его предки, потому и считал себя вправе решать все местные вопросы по собственному усмотрению. Он искренне полагал, что только с его фамилией и можно решить все по справедливости. Дом он показать согласился, но «справедливость» требовала, чтоб жилец не заселялся «до зачисления своего на егерскую службу в законном порядке».