Текст книги "Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант)"

Я оставил напоследок самую мощную по степени власти и по силе действия причину разрушения – вражду между самими римлянами. При власти греческих и французских императоров покой города нарушали частые, но случайные бунты. Только со времени упадка второй из этих властей, то есть с начала X века, мы можем говорить о разгуле войны между частными лицами, когда воюющие стороны безнаказанно нарушали законы судебного кодекса и Евангелия и не уважали ни величие отсутствующего государя, ни сан и саму особу присутствующего наместника святого Петра. В течение пятисот мрачных лет Рим постоянно страдал от кровавых ссор знати и народа, гвельфов и гибеллинов, рода Колонна и рода Орсини. Многое осталось неизвестно историкам, а многое было признано слишком ничтожным для упоминания в истории, но в двух предыдущих главах я все же описал причины и последствия этих беспорядков. В эпоху, когда каждая ссора решалась мечом и никто не мог доверить свою жизнь или свое имущество бессильному закону, могущественные граждане ради своей безопасности или для нападения вооружались против внутренних врагов, которых боялись или ненавидели. Такие опасности и замыслы были характерны для всех итальянских государств, за исключением одной лишь Венеции; аристократы незаконно присвоили себе право превращать свои дома в крепости и возводить мощные башни, способные устоять против внезапного нападения. Города были наполнены этими символами вражды, и пример Лукки, где насчитывалось триста таких башен и был принят закон, устанавливавший для них предельную высоту в восемьдесят футов, мы можем, с необходимыми поправками, мысленно распространить на более богатые и многолюдные государства. Устанавливая мир и справедливость в Риме, сенатор Бранкалеоне начал с того, что разрушил (как мы уже знаем) сто сорок римских башен, но даже в последние дни безвластия, в правление Мартина V, сорок четыре башни еще стояли в одном из тринадцати или четырнадцати округов города. Римляне с величайшей охотой приспосабливали для этой вредной роли остатки Античности. Храмы и арки стали широкой и прочной основой для новых кирпичных и каменных построек; мы можем вспомнить современные башенки, которые были сооружены на фундаментах триумфальных памятников Юлия Цезаря, Тита и Антонинов. Театр, амфитеатр или мавзолей после небольшой перестройки превращался в сильную и просторную крепость. Мне нет необходимости повторять, что мавзолей Адриана принял имя замка Святого ангела, Септизоний Севера смог выдержать приступ королевской армии, гробница Метеллы была не видна под пристроенными к ней укреплениями, театры Помпея и Марцелла стали домами семей Савелли и Орсини; грубая крепость понемногу теряла свой суровый вид, превращаясь в роскошный и изящный итальянский дворец. Даже церкви были окружены оружием и крепостными стенами, артиллерийские орудия на крыше собора Святого Петра наводили ужас на Ватикан и этим вызывали возмущение у всего христианского мира. Если укрепление существует, оно обязательно будет атаковано, а что атаковано, то может быть уничтожено. Римляне приняли и закрепили государственным указом решение, что если они смогут вырвать у пап из рук замок Святого ангела, то полностью уничтожат этот памятник рабства. Каждое оборонительное сооружение могло быть взято в осаду, и при каждой осаде трудолюбиво применялись приемы и орудия разрушения. После смерти Николая IV в оставшемся без государя и сената Риме шесть месяцев бушевала яростная гражданская война. Один тогдашний кардинал-поэт сказал об этом так: «Дома рушились, раздавленные тяжестью огромных камней, удары тарана пробивали стены, башни были охвачены огнем и дымом, и нападавших воодушевляла жажда грабежа и мести». Тирания закона завершала дело войны, и итальянские партии по очереди слепо и необдуманно мстили своим противникам. Сравнивая дни войн, которые вели чужеземцы, с веками местных междоусобиц, мы должны сказать, что междоусобицы гораздо сильнее разрушили город. Наше мнение подтверждают слова Петрарки: «Взгляните на останки Рима, образ его первоначального величия! Ни время, ни варвары не могут похвалиться тем, что совершили эти поражающие своим размером разрушения; нет, это сделали граждане Рима, самые знаменитые его сыновья; ваши предки (он пишет аристократу из семьи Аннибальди) сделали с помощью тарана то, что финикийский герой не смог совершить мечом». Две последние причины разрушения должны были в какой-то степени усиливать одна другую: дома и башни, разрушаемые в ходе гражданских войн, постоянно нуждались в материалах для обновления, и эти материалы брали из античных памятников.

Колизей

Эти общие замечания можно применить в частном случае к амфитеатру Тита, получившему имя Колизей то ли за свой огромный (колоссальный) размер, то ли из-за колоссальной статуи Нерона. Это здание, будь оно оставлено на волю времени и природы, возможно, стояло бы вечно. Любознательные ценители старины, которые сосчитали зрителей и места, склонны полагать, что над верхним рядом каменных ступеней амфитеатра были надстроены по его периметру, одна над другой, несколько деревянных галерей, которые много раз сгорали при пожарах, но восстанавливались по приказу императоров. Все драгоценное, все, что можно было унести, и все языческое: статуи богов и героев и дорогостоящие литые украшения или скульптуры, отлитые из бронзы либо покрытые листовым золотом или серебром, – все это стало первой жертвой завоевателей или фанатиков, сделалось добычей алчных варваров или христиан. В массивной каменной кладке Колизея видно много дыр; о том, какие несчастья послужили причиной его разрушения, существуют два наиболее правдоподобных предположения, соответствующие разным причинам беды. Эти камни были соединены прочными креплениями из бронзы или железа, и грабители не упустили из виду то обстоятельство, что неблагородные металлы тоже стоят денег. Свободное пространство было превращено в ярмарку или рынок, и в одном древнем описании Рима упоминаются ремесленники из Колизея; эти мастеровые могли проделывать или расширять отверстия в кладке и вставлять туда шесты, на которых держались их ларьки или навесы. В своем нагом величии Колизей вызывал трепет и восхищение у любовавшихся им паломников с севера, и их грубый восторг выплеснулся в великолепной поговорке, которая была записана в VIII веке в отрывках из сочинений Беды Достопочтенного: «Пока стоит Колизей, будет стоять Рим; когда обрушится Колизей, погибнет Рим; когда погибнет Рим, погибнет весь мир». По правилам современного воинского искусства место, над которым господствуют три холма, не было бы выбрано для крепости, но мощные стены и арки Колизея могли сопротивляться боевым машинам, внутри его мог разместиться многочисленный гарнизон, и пока одна партия занимала Ватикан и Капитолий, вторая держала оборону на Латеране и в Колизее.

Отмену древних игр в Риме не следует понимать в строгом смысле этих слов. Во время карнавалов проводились спортивные состязания на Тестакийском холме или в Агональном цирке, и делалось это согласно законам или обычаям города. Сенатор в блеске роскоши с достоинством председательствовал на них, присуждал и вручал награды – золотое кольцо либо отрез сукна или шелка, называвшийся паллиум. Средства, затраченные в течение года на устройство состязаний, возмещались за счет налога, который выплачивали евреи. Бег, скачки всадников и гонки колесниц были облагорожены боем на копьях и турниром, в которых принимали участие семьдесят два римских юноши. В 1332 году в самом Колизее был устроен бой быков по обычаю мавров и испанцев, и в одном дневнике, автор которого жил в те времена, сохранилось описание этого празднества – живая картина тогдашних нравов. Были восстановлены и размещены в подходящем порядке скамьи. Приглашения всем желающим знатным мужчинам испытать свое воинское мастерство и отвагу в этом опасном приключении были отправлены даже в далекие Равенну и Римини. Римские дамы были разделены на три отряда, каждый из которых занял один из трех балконов, обитых в этот день алым сукном. Якова ди Ровере, известная красавица, возглавляла матрон из кварталов за Тибром, где жители сохранили чистоту местной крови и до сих пор имеют те же черты лица и характера, что были у их античных предков. Остальной Рим был, как обычно, разделен между семьями Колонна и Орсини. Обе партии гордились многочисленностью и красотой своих женских команд; с похвалой упомянуты прелести Савеллы Орсини, а семейство Колонна сожалело об отсутствии самой молодой из своих представительниц, которая подвернула ногу, гуляя по саду башни Нерона. Порядок выступления бойцов определялся жребиями, которые вынимал почтенный гражданин старых лет; они спускались на арену, иначе называвшуюся «яма», и сражались с дикими зверями – как мне кажется, в пешем бою и одним копьем. Среди толпы участников наш летописец выделил имена, цвета и девизы двадцати самых прославленных граждан Рима и церковного государства: Малатеста, Полента, делла Балле, Кафарелло, Савелли, Капоччо, Конти, Аннибальди, Альтьери, Кореи. Цвета они выбирали согласно своему вкусу и обстановке. В их девизах, выражавших надежду и отчаяние, звучат рыцарская учтивость и воинская отвага. «Я одинок, как младший из Горациев» – признание бесстрашного чужеземца. «Живу без утешения» – вдовец оплакивает смерть жены. «Пылаю под пеплом» – это влюбленный, сдерживающий свои чувства. «Обожаю Аавинию или Лукрецию» – двусмысленное признание в страсти современного типа. «Моя вера так же чиста» – девиз рыцаря, одетого в белое. «Кто сильнее меня?» – девиз рыцаря в львиной шкуре. «Если я утону в крови – какая прекрасная смерть!» – желание того, кто полон свирепой отваги. Орсини из-за гордости или благоразумия не вышли на поле сражения, но на нем появились три их наследственных врага из семьи Колонна, чьи девизы говорили о величии их имени. «Хотя я печален, я силен», «Я так же силен, как велик» и «Если я паду, вы, – он обращался к зрителям, – падете со мной»; последнее (по словам писателя, современника этих событий) означало: другие семьи – подданные Ватикана, и лишь одни Колонна – сторонники Капитолия. Схватки в амфитеатре были опасными и кровопролитными. Каждый боец по очереди сражался с диким быком, и можно сказать, что победа осталась за четвероногими: из них всего одиннадцать остались лежать на поле, а их противники потеряли девять человек ранеными и восемнадцать убитыми. Возможно, некоторым знатнейшим семьям пришлось надеть траур, но для народа пышные похоронные службы в церквах Святого Иоанна Латеранского и Санта Мария Маджоре стали вторым празднеством. Без сомнения, римлянам бы следовало проливать свою кровь не в таких сражениях, но, порицая их за безрассудство, мы вынуждены похвалить их за рыцарскую отвагу. Эти благородные добровольцы, которые, чтобы показать себя во всем великолепии, рисковали жизнью под балконами, где сидели их дамы сердца, вызывают у нас более благородное сочувствие, чем тысячи пленников и злодеев, которых против их желания тащили в кровавую бойню на арене.

Такое использование амфитеатра для праздника было редким, возможно, единственным случаем; а потребность в материалах для постройки ощущалась постоянно, и граждане Рима могли удовлетворить ее в неограниченном размере, не страдая от угрызений совести. В XIV веке обе враждующие партии проявили постыдное согласие и заключили договор, по которому они обе получали право добывать камень из Колизея – бесплатной и общей каменоломни. Поджио жалуется, что большинство этих камней безумные римляне пережгли на известь. Чтобы прекратить это злоупотребление и не дать нарушителям закона совершать преступления по ночам в сумраке, просторе и уединении Колизея, Евгений IV окружил его стеной и своим указом, который долго сохранял силу, пожаловал и здание, и землю, на которой оно стоит, монахам соседнего монастыря. После его смерти стена была разрушена во время народного бунта, и если бы римляне сами с уважением относились к самому благородному памятнику, созданному их отцами, то посчитали бы оправданным решение, что он никогда не будет унижен передачей в частную собственность. Внутри Колизей был поврежден, но в середине XVI века, в эпоху хорошего вкуса и учености, внешние стены длиной тысяча шестьсот двенадцать футов были еще целы и невредимы; они представляли собой три возвышавшихся один над другим яруса арок, по восьмидесяти в каждом, и высота стен составляла сто восемь футов. В нынешнем разрушении виновны племянники Павла III, и каждый путешественник, глядя на дворец Фарнезе, может проклясть святотатство и роскошь этих князей-выскочек. Подобный же упрек можно адресовать и семье Барберини. Можно было с ужасом ждать, что каждое следующее поколение будет причинять древнему зданию новый урон, пока Колизей не оказался под защитой религии. Защитил его самый свободомыслящий из римских первосвященников, Бенедикт XIV, который освятил место, которое гонения и вымысел обрызгали кровью множества христианских мучеников.

Восстановление Рима

Когда Петрарка впервые усладил свои глаза видом тех памятников, чьи разбросанные по земле обломки до сих пор прекраснее своих самых красноречивых описаний, он был изумлен тупым безразличием к ним самих римлян. Поэт был не восхищен, а унижен тем, что чужеземец с Роны оказался лучше знаком с древностями столицы, чем ее знатные люди и коренные жители, за исключением его друга Риенци и одного из Колонна. Невежество и легковерие римлян подробно и с большим старанием отражены в старинном описании Рима, которое было составлено примерно в начале XIII века. Не будем останавливаться на многочисленных ошибках в именах и местах, но вот легенда о Капитолии, которая может вызвать у нас презрительную или снисходительную улыбку. Безымянный автор пишет: «Капитолий назван так потому, что был главой всего мира, местом, где в прошлом жили сенаторы и консулы, правившие городом и земным шаром. Мощные и весьма высокие стены были покрыты стеклом и золотом и увенчаны крышей, которую украшала роскошнейшая и изящнейшая резьба. Ниже крепости стоял дворец, построенный в основном из золота и украшенный драгоценными камнями, который стоил примерно треть того, что стоит весь мир. Были также статуи всех провинций, расставленные по порядку. У каждой из них висел на шее колокольчик, и если какая-то провинция восставала против Рима, ее статуя по велению магии поворачивалась в ту сторону, где находилась провинция, колокольчик звенел, капитолийский прорицатель сообщал о знамении, и сенату становилось известно о приближающейся опасности». Вторым примером невежества, где незнания было меньше, но нелепости столько же, как в первом, можно считать вымысел о двух мраморных статуях, изображавших коней, которых ведут два обнаженных юноши. С тех пор эти статуи были переставлены от бань Константина на Квиринальский холм. Объявление их без всяких оснований работами Фидия и Праксителя еще может быть в какой-то мере оправдано, но безымянному сочинителю не следовало переселять этих греческих скульпторов из века Перикла на четыреста с лишним лет вперед, в век Тиберия, превращать их в философов или магов, чья нагота символизировала истину и знание, и уверять, что эти мудрецы назвали императору его поступки, совершенные в глубочайшей тайне, от предложенных в награду денег отказались, а вместо этого попросили о чести оставить после себя эти вечные памятники – свои изображения. Римляне, такие чуткие ко всему, что касалось магии, были бесчувственны к красотам искусства: глаза Поджио смогли увидеть не больше пяти статуй, и воскресение множества скульптур, которые случайно оказались засыпаны или намеренно были зарыты под развалинами, было отложено до более просвещенного и менее опасного для них века. Статуя Нила, которая теперь украшает Ватикан, была еще раньше найдена и осмотрена работниками, которые перекапывали виноградник возле храма, или монастыря, Минервы, однако нетерпеливый владелец, которого потревожил приход нескольких любопытных посетителей, вернул не приносивший денег мрамор в прежнюю могилу. Обнаружение статуи Помпея, десяти футов в длину стало причиной судебного разбирательства, поскольку она была найдена под стеной, разделявшей два владения. Беспристрастный судья вынес решение, что голову статуи надо отделить от туловища и удовлетворить требования обоих соседей. Этот приговор был бы выполнен, но заступничество одного из кардиналов и щедрость тогдашнего папы спасли римского героя из рук его соотечественников-варваров.

Постепенно тучи варварства рассеивались, мирная власть Мартина V и его преемников, которая вернула порядок в церковное государство, восстановила и украшения города. Все, чем был улучшен Рим начиная с XV века, не было стихийным созданием свободы и изобретательности. Первый и наиболее естественный корень того огромного дерева, которым является великий город, – это труд и многочисленность населения граничащих с ним сельских областей, которые поставляют городу пропитание, сырье для мастерских и товары для торговли с другими странами. Но основная часть Кампании – сельской соседки Рима – превратилась в мрачный и пустынный дикий край. Чрезмерно разросшиеся поместья светских государей и духовенства возделываются ленивыми руками нищих и потерявших всякую надежду слуг и вассалов, и скудные урожаи хранятся под замком или вывозятся из Кампании ради выгод монополии. Вторая, более искусственная причина роста столицы – пребывание в ней монарха, расходы его роскошного двора и налоги с подчиненных столице провинций. Эти провинции и налоги Рим потерял, когда погибла империя. Хотя Ватикан и приманил к себе несколько ручейков перуанского серебра и бразильского золота, доходы кардиналов, сборы с вознаграждения за церковные службы, пожертвования паломников и клиентов и остаток церковных налогов представляют собой бедный и ненадежный источник дохода, который, однако же, поддерживает праздное существование двора и города. Жителей в Риме гораздо меньше, чем в крупнейших столицах Европы, – его население не превышает ста семидесяти тысяч человек. Внутри широкой окружности его стен семь холмов почти полностью покрыты виноградниками и развалинами. Красоту и блеск современного города можно объяснить злоупотреблениями правительства и влиянием суеверия. Правление каждого нового властителя (с редкими исключениями) было отмечено возвышением новой семьи, которую бездетный первосвященник обогащал за счет церкви и страны. Дворцы этих счастливцев-племянников представляют собой самые дорогостоящие памятники изящества и рабства: совершенства архитектуры, живописи и скульптуры были кощунственно поставлены им на службу; галереи и сады украшены драгоценнейшими произведениями Античности, собирать которые их научил хороший вкус или побудило тщеславие. Сами папы использовали доходы церкви более достойно – тратили их на роскошь католических богослужений; но здесь будет излишним перечислять благочестиво основанные папами алтари, часовни и церкви, поскольку их все, как малые звезды, затмевают подобный солнцу Ватикан и собор Святого Петра, самое прекрасное и великолепное здание, которое когда-либо было поставлено на службу религии. Слава Юлия II, Льва X и Сикста V окружена более высокими заслугами Браманте и Фонтаны, Рафаэля и Микеланджело; щедрость, которая проявлялась в великолепии дворцов и храмов, была с той же страстью направлена на возрождение трудов античной древности и подражание примеру древних. Лежавшие на земле обелиски были подняты и установлены на самых видных местах; из одиннадцати акведуков, построенных цезарями и консулами, три были восстановлены, их искусственные реки текли по длинному ряду старых или новых арок и вливали в мраморные бассейны потоки здоровой и освежающей воды. Зритель, который нетерпеливо спешит подняться по ступеням собора Святого Петра, задерживается возле колонны из египетского гранита высотой сто двадцать футов, поднимающейся между двумя высокими фонтанами, чья вода никогда не останавливается. Усердные знатоки древностей и ученые создали пояснения к карте, описанию и памятникам Древнего Рима, и паломники нового рода из дальних и когда-то диких стран Севера почтительно посещают не реликвии суеверия, а святыни империи, следы, оставленные героями.

Завершающие размышления об упадке и разрушении Римской империи

Внимание и этих паломников, и каждого читателя должна привлечь «История упадка и разрушения Римской империи» – описание, возможно, самого великого и ужасного зрелища в истории человечества. Разнообразные причины и постепенно развивавшиеся последствия этого упадка и разрушения связаны со многими из наиболее интересных событий летописи человечества: с хитрой политикой цезарей, долго сохранявших имя и облик свободной республики; с беспорядками военного деспотизма; с возвышением и укреплением христианства и сектами внутри его; с основанием Константинополя; с разделением монархии; с вторжением и поселением на новых местах варваров из Германии и Скифии; с положениями гражданского законодательства; с личностью и религией Магомета; со светской властью пап-государей; с восстановлением Западной империи при Карле Великом и ее упадком; с Крестовыми походами латинян на Восток; с завоеваниями сарацин и турок; с гибелью греческой империи; с состоянием Рима и переворотами внутри его в Средние века. Историк может с похвалой отозваться о важности и многосторонности этой темы, но, сознавая свои собственные недостатки, он часто должен жаловаться на нехватку материалов. Среди развалин Капитолия мне впервые пришла мысль написать этот труд, который был мне развлечением и упражнением в течение двадцати лет жизни. Хотя он не так хорош, как мне бы хотелось, я наконец представляю его на суд публики, а она вольна оценить работу согласно своему любопытству и доброжелательности.

Лозанна, 27 июня 1787 г.