Текст книги "Немир"

Неизвестно, как далеко изголодавшийся по общению дракон собирался зайти в своих откровениях, но тут Ленни, успокоенный мирным течением разговора, рискнул высунуться из-за куста, и своим появлением быстро уничтожил философское настроение Тацирна.

Мгновенно подобравшись, тот зажёг огонь в жёлтых, круглых глазах, и, ощетинив свой воинственный гребень, с дымом и смрадом выдохнул:

– Завтрак… туриста!

Не медля, оба спаслись бегством. К счастью, грузный дракон не последовал за ними в лес, и через несколько минут они могли созерцать его грациозный полёт над вершинами сосен.

– Так, – сказал Нандоло, лихорадочно что-то соображая, – если это – ведьмина тварь, назад она ни за что не вернётся. Слева от нас – деревни, справа – топь, там места для подземелий неподходящие. Идем вперёд!

Такой метод исключений не показался Ленни совершенным, но, однако же, он себя оправдал. Через полчаса безмолвной ходьбы они наткнулись на свежий раскоп, напоминающий воронку. По лицу Нандоло было видно, что он чрезвычайно озадачен.

– Что такое? – прошептал он, всё больше недоумевая. – Явление явно нездешнее. Ленни, ты, как человек не от Немира сего, можешь, в конце концов, сказать, что это?

Если бы здесь лежала покрышка, у Ленни нашлось бы что сказать, но зрелище простого раскопа не могло вызвать у него ассоциаций с чем-то аномальным, и он лишь пожал плечами:

– Археологи порылись.

Нандоло осторожно ступил в разрытую зону, попробовал почву, сделал ещё шаг и провалился!

Это было уж слишком! Теперь озадачился Ленни. Памятуя о том, каким путём он сам попал в Немир, он не мог не признать, что вся территория просто изобилует ходами в иные миры, прикрытыми самыми невинными декорациями. Не успел он так подумать, как у него вылетело:

– Нет, этого не может быть!

– Что ты там философствуешь! – донеслось из-под земли. – Прыгай сюда, вдруг сможешь сказать что-нибудь определённое!

Голос был нормальный, хотя и чуть приглушённый; и всё-таки Ленни совсем не хотелось ради определённости испытывать судьбу. Однако ему не хотелось и оставаться в одиночестве в этих странных местах, кишащих драконами и разными обидчивыми тварями. Оставалось прыгать.

Ленни с размаху приземлился на что-то мягкое – сначала он удивился, потом испугался до колик в животе. Но, как выяснилось, Нандоло не пострадал. Кряхтя и бормоча какие-то ругательства, архаик выполз из-под него. Они находились на пересечении нескольких подземных коридоров, несомненно, искусственного происхождения. Об этом свидетельствовали плотно утрамбованные земляные стены. Поднимаясь на ноги, Ленни задумался, какую странность мог обнаружить здесь Нандоло.

– Запах, – сказал он, потянув носом.

– Как раз запах меня не смущает, – откликнулся Нандоло. – Сырость и затхлость – нормальные явления для подземелий. Но почему здесь так светло?

Ленни промолчал, но подумал, что свет, откуда бы он ни происходил, устраивает его куда больше полной темноты. Он вскинул голову к потолку и разглядел волны полупрозрачного тумана, испускающие слабое сияние.

– Не знаю, – сказал он честно. – Может, волшебство?

– Точно! – глумливо поддакнул архаик. – Добавим?

Он поднял руки и немного поводил ими в воздухе. Сияние разгорелось ярче, по земляным стенам поползли серебристые блики. Нандоло прервал своё занятие, с интересом их разглядывая.

– А-а, вот оно что! – протянул он. – Блуждающие огоньки! Взяли и приблудились сюда. Никак не могут забыть, что архаики давным-давно перестали быть волшебниками.

Ленни хмыкнул.

– Но при этом они не разучились читать мысли…

– А ты не думай, что залезать другому в голову – такое уж приятное занятие, – сказал Нандоло. – Не всегда. Ну ладно, допустим, твои мысли подслушивать интересно – вроде как книжку читаешь. А бывает, что будто в гнилое болото проваливаешься. Какие-то образы, страхи разные, и всё противное, вязкое. И если очень надо, то барахтаешься в этом, хотя сам уже не понимаешь, где ты, а где чужие мозги.

Разговаривая таким образом, Нандоло внимательно рассматривал стены коридора и землю под ногами.

– А как расшифровывается НИЦИАД?

– Научно-исследовательский центр инициации антагонистической деятельности, – не раздумывая без запинки выговорил Нандоло. – Да-да. Той самой. Тебе нравится?

– Наверно, – осторожно сказал Ленни.

– Спроси меня что-нибудь ещё.

– Что произошло с вашим волшебством?

– Ну, это долгая история, – Нандоло задумался, вглядываясь вглубь южного коридора при свете огоньков. – Выдержишь?

Ленни посмотрел туда же. Коридор выглядел мрачным и таинственным. У него, как и у истории Нандоло, вполне могло не быть конца.

– Да, ты правильно понял. Нам туда.

Ленни вздохнул, поправил рюкзак на плече. В конце концов, он сам спросил. И сюда отправился тоже сам. Сейчас он был бы не прочь послушать внутренний голос. Но, как Ленни ни старался, тишина внутри него оставалась неподвижной, как вода в садовой бочке в безветренный день.

Между тем архаик с первой порцией блуждающих огоньков пустился в путь. Другие светляки отстали, точно поджидая Ленни, и он почувствовал, что обязан составить им компанию. Тем более, что Нандоло уже что-то говорил…

– Архаики были очень могущественны, – говорил Нандоло, с азартом первооткрывателя продвигаясь по коридору, так что Ленни едва за ним поспевал. – Они даже могли создавать разные вещи силой мысли. Но постепенно волшебники так возгордились, что стали презирать законы совести и порядка; это полбеды, но они так же начали пренебрегать правилами хорошего тона! И такого общество им уже не простило. Этикет есть этикет.

– Что было дальше?

– Случилась одна очень нехорошая вещь. Они полностью утратили способности к волшебству, причём окончательно: даже дети уже рождались совершенно обычными. Вот тогда-то Инферналис и прибрал их к рукам. Они сделал с архаиками то, что делают садоводы с декоративными деревьями, позволяя расти и развиваться лишь строго в одном направлении.

– И после этого ты утверждаешь, что он не изверг? – хмуро спросил Ленни.

– Просто наш начальник – крупное рогатое животное, – жизнерадостно сказал Нандоло. – У него большое сердце, но и задница тоже здоровая.

Они шли и шли, но движения почему-то совсем не ощущалось. И ничего не менялось: те же коридоры с земляными стенами, мрак над головой вместо потолка и соседство блуждающих огоньков. Ленни даже стало казаться, что ходьба – чрезвычайно бессмысленное занятие. Хотелось сесть, вытянуть усталые ноги и закрыть глаза.

Нандоло уже давно шагал молча, с невозмутимым видом. От нечего делать Ленни взял и спросил его о рыцаре.

– Какой-такой рыцарь?!

– Который голову сложил и что-то там ещё, – терпеливо пояснил Ленни. – Вы так и не досказали, потому что сместили меня в другую реальность.

Нандоло нахмурил брови, пытаясь вспомнить.

– Другая реальность? А… баллада! Ну, насчет реальности ты преувеличил… а хорошая песня, правда?

– Хорошая. Дальше-то что было?

– А где я остановился?

Ленни не помнил. Он надеялся, что Нандоло начнёт заново, но архаик заявил, что в суть Ленни уже проник: рыцарь умер. Такова завязка. А вот дальше… дальше как раз началось самое занятное.

 
…на подушке его притаясь, вековечные сны
Говорили о подвигах, битвах, любви
и утраченном счастье.
 
 
Снова как наяву слышал храп вороного коня,
Да мечей перезвоны, да ангелы пели эскпромтом,
Хлад могильный его обнимал, и трещала броня,
И ручьями стекающий пот застилал горизонты…
 

Тут Нандоло прервал сам себя и пустился в пространные объяснения по поводу сюжета, но Ленни уже не слушал. Ему показалось, что в конце одного из боковых коридоров мелькнул слабый свет, и он завернул туда, решив по-быстрому разведать, что к чему. Вскоре он оказался в небольшой квадратной комнате, стены которой были выложены из камня, а вдоль стен рядами располагались продолговатые ящики. Именно они являлись источниками загадочного света.

Вероятно, сказалось напряжение долгого пути, но Ленни не сразу сообразил, что это была за комната, и что за ящики здесь стояли. А когда сообразил, то сильнее всего на свете захотел оказаться отсюда подальше.

Он находился в склепе, ящики были гробами, а свет имел потустороннюю природу. Сознание Ленни холодно и беспристрастно зафиксировало эти факты, в то время как сердце провалилось в холодную дыру, разверзшуюся в животе.

Собственное тело вдруг представилось ему очень неудачным изобретением. Спина словно одеревенела, а ноги превратились в неудобные ходули, переставлять которые было сущим мучением. Пытаясь призвать их к порядку, Ленни сделал несколько неуверенных шагов и сразу же врезался в один из гробов. От толчка в нём загрохотали чьи-то кости; это напоминало жуткий, утробный смех. Ленни стоял, весь дрожа, заклиная усопших молчанием, но всё втуне.

– Пребываю я в трезвости, пребываю я в радости, на краю неизбежности и на грани отважности, – запричитало в гробу каким-то глухим, словно «отсыревшим» голосом.

– Ай! – крикнул Ленни, подпрыгнув так высоко, как позволял потолок, и отскочив со всей возможной прытью. – Оно живое!

Происходило нечто несусветное. Грохот перекинулся на другие гробы, и теперь в каждом что-то ворочалось. Как подозревал Ленни – что-то умершее, костистое и недовольное. К счастью для Ленни, гнев неупокоенных обрушился не на него, а на их собрата.

– Безобразие! – шепелявя, проскрежетало слева.

– Нарушать сон мёртвых! – эхом раздалось совсем рядом.

– Как будто один здесь лежит!

Ошалевший Ленни попятился к выходу и семенил до тех пор, пока спиной не наткнулся на что-то, явно принадлежавшее миру живых.

Ленни не сразу понял, каким образом он снова очутился в главном коридоре. Вроде бы Нандоло подцепил его за ворот рубашки и помог удалиться из опасного района. Ленни почувствовал благодарность к архаику – сам он сейчас не был способен ни на какие волевые усилия.

Ему только что было очень страшно. Ноги всё ещё дрожали. Несмотря на промозглую сырость, рубашка промокла от пота. Светляки окружили его плотным кольцом; их мягкое сияние успокаивало, и Ленни постепенно пришёл в себя.

– Это мёртвые люди, – сказал Нандоло, пристально на него глядя. – Что, интересно?

– Зачем они?..

– Знаешь, они имеют все права на это помещение. В отличие от нас. Сначала они умерли, потом их похоронили. А теперь их нашла Абра и приспособила для своих нужд.

– Думаешь, она и нас?..

– Да с какой стати? Ты что, решил сделать карьеру ходячего скелета? – Нандоло повернулся к нему спиной, и тьма коридора заглотила его, как змея – крохотного птенца.

– Тебе повезло, что ты отмирок, – донеслось словно бы ниоткуда. – Они тебя попросту не заметили, и оттого проигнорировали.

На следующий день солнце поднялось над Нирваланом в обычном порядке, но для Арона оно величественно взошло на свой небесный престол, как королева восходит на трон. Целитель немного корил себя за то, что опустился до такой низкопробной поэзии. Но здесь иначе и быть не могло.

Ночные терзания оставили его. «С чего это я решил, что дела настолько плохи? – спрашивал себя Арон, собирая вещи. – Что с того, что репутация сильфанеев упала в глазах местного населения? Они имеют право на защиту своей территории. А теперь, когда король вернулся, мы с ним всё уладим».

Он и вправду верил в это.

С места снялись быстро, рассчитывая позавтракать во дворце, и Галахад приготовился отыскивать кратчайший путь. На полдороге он долго призывал Арона, который запутался в зарослях квазиники и пыхтел там, отмахиваясь от стрекоз.

– Очень полезная ягода, – отдышавшись, поведал целитель. – В больших дозах снимает депрессивные состояния.

– А я думал, наоборот, вызывает.

– Только она всегда растёт в заболоченных низинах…

– В заболоченных, значит?!

– Если я скажу, что на самом деле думаю об этих низинах, то потеряю статус культурного человека в глазах Вашего Величества, – объяснил Арон. – Но здесь квазиника почему-то прижилась на сухой почве, и, похоже, её совсем не собирают…

– Скорее, её сохраняют, – сказал король.

– Сохраняют?!

– Мои подданные обожают сохранять, охранять, защищать и оберегать.

Арон приобрёл пристыженный вид и немного квазиничный оттенок. Они пошли рядом и вскоре увидели просветы в деревьях.

– Говорил ли я тебе, Арон, что в Немире нет плохих мест? – озадаченно сказал Галахад, как только они вышли из леса. – Знаешь, я продолжаю так считать. Но, тем не менее, это место мне совсем не по душе.

Арон взглянул и согласился с государем.

Лес примыкал здесь к заброшенной дороге, за которой начинались поля. На них уже ничего не сеяли с тех пор, как люди перестали приближаться к владениям сильфанейской принцессы. И только покосившееся пугало одиноко торчало на краю поля, как напоминание о былом.

Именно пугало и привлекло внимание Галахада, хотя в нём самом не было ничего примечательного. Полусгнившие палки крест-накрест, неизменное ведро, венчающее конструкцию, обломок швабры… но вот, одеяние, с небрежным изяществом накинутое на суковатый остов… Путники обменялись взглядами, и было очевидно: оба они узнали плащ Сантариала Деанжа…

Прошло немало времени, прежде чем они отважились подойти ближе. Картина выглядела страшной и нелепой одновременно, а сама затея носила гротескный, если не издевательский, характер. Возникло недоброе предчувствие; они и не пытались его прогнать. Несколько минут оба озирались по сторонам, и наконец Арон с недовольной миной прервал это занятие, иронически хмыкнув.

– Уж не думаете ли Вы, Ваше Величество, что он где-то тут загорает?!.

Вместо ответа Галахад позвал архаика по имени. Он крикнул несколько раз, но ответа не было. Они обошли поляну кругом, внимательно оглядывая землю. Отсюда расходилось несколько тропинок; одна шла прямо по краю поля в направлении давно покинутых построек. Густая трава местами была примята; король нагнулся и поднял то, что в ней пряталось: перстень с лиловым камнем.

– Его? – спросил он Арона. Тот кивнул, дивясь про себя, как это у Галахада хватает мужества брать такие вещи в руки. Он не выдержал и высказал это королю.

– Чего мне бояться? – вопросом на вопрос ответил Галахад, и так же невозмутимо спрятал перстень в походную сумку. – Возьми плащ, Арон.

– Думаете, хозяину он ещё понадобится? – поинтересовался целитель, с преувеличенной осторожностью сворачивая плащ (ему самому так не казалось) – И где тогда сам хозяин?.. Кстати, Вы не боитесь, что эти вещи зачарованы?

– Ты хочешь знать слишком много, если не всё сразу, – устало сказал король. – Могу сказать только одно: здесь побывали мои родичи, и совсем недавно, а после них ничего волшебного не остаётся.

Галахад покривил душой: насчёт перстня он не был уверен. Поэтому, если Сантариал действительно жив, есть шанс вернуть его владельцу. Галахад ещё раздумывал об этом, когда услышал голос Арона:

– Что Вы собираетесь делать, мой король?

– Пойдём потихоньку, – сказал Галахад. – Сантариал, не Сантариал, а человека спасать надо…

«Не человека, а архаика», – хотел сказать Арон. Но не сказал. Он стоял, повторяя про себя слова древней песни – той самой, которую Галахад умудрился так и не спеть.

 
Удивись и обрадуйся, путник усталый:
Ты нашел дивный край, долгожданный приют.
Много дней проплутал, и в дороге немало
Повстречал новостей. Расскажи, что дают
 
 
На базарах в обмен на стихи и веселье?
Чем теперь дорожит славный житель земной?
И какое в ходу приворотное зелье?
Что глядишь так тоскливо?
Присядь же, не стой.
 
 
Вот еда и вода. Утоли свою муку
И забудется всё, точно было во сне.
Раздели с нами хлеб. Пусть по левую руку
Сядет та, что напомнит тебе о весне.
 
 
Наш чудесный народ любит песни и сказки,
Знаем мы, что к добру появленье твоё.
В Нирвалане любой может жить без опаски,
Но не часты здесь гости из дальних краёв.
 
 
Здесь увидишь прекрасные, добрые лица.
Ты услышишь напев. И под звуки его
Безмятежно уснёшь, чтобы вновь пробудиться
И бежать, испугавшись себя самого.
 
 
Но теперь где б ты ни был: и в счастье, и в горе,
Где бы ты ни обрёл свой последний оплот —
Позови лишь, и к нам принесёт тебя море,
И любая дорога сама приведёт.
 
 
Возвращайся скорей, Очарованный Странник,
Прежний мир так суров. Там тебе не житьё
Вечно жив Нирвалан. Здесь усталый изгнанник
Распрощавшись с чужим, обретает своё.
 

Увлёкшись, целитель принялся тихонько напевать. Но, прежде чем он успел завершить своё исполнение, Галахад свернул обратно в лес и растворился в раскиданных по траве и деревьям солнечных бликах. Арон старался не отстать и думал. И чем больше он думал, тем меньше ему нравились собственные мысли. «Мы вообще не должны были оказаться здесь. Ведь Галахад шёл прямо во дворец, а он расположен в центре леса. Кто-то или что-то привело нас сюда».

– Я совершенно не понимаю, – пожаловался целитель после получаса пути в молчании, – где та женщина могла видеть его? И когда?

– Возможно, они сделали круг, – сказал король, – чтобы замести следы. А возможно…

– Что?

– Ей внушили, что она его видела.

– Кто? И зачем?

– Архаики могут обмениваться мыслями друг с другом, это доказано. Или посылать сообщения любому открытому разуму – даже на некотором расстоянии. Это вовсе не волшебство. Архаик может найти такой разум и в незнакомом месте, представляя, как это место может быть устроено. У них есть данные по этому району, значит, они знают и о трактире, а в трактире, соответственно, есть буфетчица… ну или кто она там. Разум этой женщины более чем открыт; он продувается всеми ветрами. У неё нет ни одной своей мысли. Результат налицо.

– Значит, он всё-таки хотел спастись?

Галахад не ответил. Король улыбался, протягивая руку вперёд. Все мысли касательно прошлого, настоящего и будущего Сантариала вылетели у Арона из головы. Они вступали в пределы города.

«Я смертный – и здесь! – подумал Арон, наполняясь восторгом. – Здесь, среди них, в самом сердце красоты Немира!»

Он давно ощущал нетерпеливое волнение и искоса поглядывал на короля. После встречи с пугалом настроение Галахада переменилось, и, хотя он совершенно не выглядел озабоченным или удручённым, Арон подозревал, что сейчас монарх способен на любые чудачества. Он не ошибся.

– Знаешь, что… Кто-то предупредил их о моём появлении, – сказал Галахад, – я уверен. Я просил Магистра сделать так, чтобы слухи не расползлись дальше пределов Города, и то считал это лишними хлопотами. Мой народ существует в собственном замкнутом Немирке… то есть, в Немире… в части Немира, ну ты понял, и тем не менее, каким-то образом они прознали.

Галахад сделал паузу; когда он вновь заговорил, спокойствие к нему вернулось. Чувствовалось, что он, наконец, принял важное решение и расквитался со всеми сомнениями.

– Знаешь, что я думаю? Я слишком похож на короля Галахада, а ты – на его ближайшего верного соратника и друга. Не помешает скрыть это сходство до поры до времени, чтобы не бросалось в глаза.

Они опустили на лица капюшоны и постояли так рядом.

– Ну, что? – наконец сказал король, – на кого мы теперь похожи?

– На двух дураков, – с горечью проговорил целитель.

– Не совсем, – терпеливо сказал Галахад.

– Мне так вообще ничего не видно!

– Ты слушай! Слушай.

Арон не ответил: он действительно что-то услышал.

Целитель рискнул поднять голову и оглядеться, но не сразу понял, что сигналы посылало само небо.

Небо над Нирваланом дышало жизнью. Но то была жизнь, полная боли и отчаяния. Страшное видение на миг затмило Арону картины приветливой реальности. Прямо из земли вырвались лучи света и устремились отвесно ввысь, вонзаясь в беззащитную небесную плоть. Как стрелы в тело зверя. Небо агонизировало, распадаясь на части и рассыпаясь в прах.

Однако прежде чем первые осколки разрушенного небосвода впились в землю у его ног, Арон успел понять, что всё увиденное и услышанное было иллюзией.

На самом деле в его уши давно уже вливался, усиливаясь, совсем другой звук. Где-то рядом пели.

Вскоре перед ним явилась целая процессия из красивых девушек, идущих парами или поодиночке. Они были похожи друг на друга, как прибрежная галька, и в тоже время столь же различны, ибо Природа не создаёт точных копий. Летний ветер перебирал пряди золотистых, белокурых или каштановых волос, которые переплетались между собой, потому что были невероятно длинны. Так же перемешивались мелодичные голоса их обладательниц, но каждая вела свою партию так самозабвенно, словно гуляла по лесу совершенно одна, общаясь лишь с птицами и деревьями. При этом девичий хор звучал неожиданно слаженно, и певицы синхронно поднимали руки в конце каждой строки.

Арон застыл, опасаясь моргнуть, чтобы не спугнуть мимолётное впечатление. Он потерял Галахада из вида. Он вообще забыл про короля. Глядя на вереницу сильфанейских дев, Арон вспомнил о своей первой любви. Первой и единственной. В этих воспоминаниях снова шёл по одной из витиеватых улочек Города, разглядывая прилипшие к мостовой жёлтые листья – была осень, очень тёплая и приветливая… а ещё… Ещё он почему-то остановился посреди двора-колодца, где каждый звук отражался от отвесно вздымавшихся стен, как внутри огромного бокала…

И услышал это…

…то, что он сперва принял за цоканье копыт маленького пони. Маленького, смешного и очень милого, с длинной чёлкой. На нём должна была ехать очень красивая девушка с улыбчивым лицом в веснушках. Он решил так для себя и только потом оглянулся.

Никакого пони не было. Только девушка.

Позднее Арон не раз пытался постичь этот феномен. У неё были самые обычные ноги и совершенно стандартные туфли на низких квадратных каблучках. И тем не менее, она цокала не хуже лошадки. Возможно, всё дело было в её походке, немного танцующей, но удивительно сбалансированной, как будто она ощущала земное притяжение чуть острее, чем обычные люди.

Но именно поэтому она была фантастически привлекательна.

Арон стряхнул с себя остатки прошлого и бросился вслед за Галахадом. Король вёл себя странно. Со стороны выглядело так, словно Его Величество преследовал эфемерных девиц с трудно представимыми целями. Он уже почти поравнялся с последней и протянул руку, намереваясь коснуться её золотистых кос, но виновато отдёрнул, услышав шаги целителя. Девушки проплыли дальше и плавно втекли во двор через воротца.

– Просто они показались мне какими-то нереальными, – объяснил Галахад. – Прямо сквозь пальцы просочились!

– Не тебе одному, – вздохнул Арон. – Возможно, не стоило сюда возвращаться. Если вдруг это было ошибкой…

– Нет, – твёрдо сказал король. – Возвращаться стоило. Ошибкой не было.

Никто не встретил и не остановил их: деревья-стражи всё еще оставались непреложными гарантами нирваланского спокойствия. Мудрая Аве Роза не стала обнародовать похождения Сантариала, ограничившись приказом об усилении передового авангарда сильфанейских войск. А его Арон с Галахадом счастливо миновали благодаря чутью последнего.

– Не обольщайся, – заявил король Арону, – она знает, что я здесь. Она чувствует. Посмотри на это, – он картинно повёл рукой, – разве у тебя не кружится голова от благоухания цветов? Не режет глаза от их ярких красок? Не закладывает уши от щебета птиц? Не щемит сердце… ну ладно, хватит. Ты думаешь, это всё просто так?! Нет, мой друг. Это всё в честь меня. Когда король ступает по своей земле, земля оживает.

Впервые в голосе короля прозвучало что-то отдалённо похожее на самодовольство.

– Наверно, Её Высочество задаётся вопросом, зачем Ваше Величество так таится.

– Да и пусть её. У себя дома король может всё – в разумных пределах. А остальные ему подыгрывают. До поры до времени.

Галахад улыбнулся с оттенком грусти.

Королевский дворец возвышался посреди площади огромным серо-стальным конусом, полого сужавшимся, так что шпиль терялся где-то в небесах. Арон изнемогал от любопытства, ведь ревнители классического стиля – в большинстве своём столичные градостроители – считали обитель Аве Розы апофеозом архитектурных излишеств. Что ж, это подтвердилось, едва гости вошли внутрь. Тут они оказались будто во дворе другого здания, ослепительно белого, по форме напоминавшего наружное, но меньше и изящнее. Вместо неба высоко над головой парил потолок из плит небесно-голубого цвета, приходящих в движение каждые несколько минут. Под потолком постоянно перемещались какие-то платформы, по стенам ползали прозрачные лифты с подданными королевского двора. И всё это было почти бесшумно, кроме шагов, эхом отдававшихся в белых туннелях, разбегавшихся от арок налево и направо от входа.

Центральный коридор повёл их дальше, от мраморной лестницы – вглубь белого здания, и тогда новый вложенный дворец-конус предстал перед ними. Он весь был зеркальным, снаружи и внутри, и перемещение среди ромбических и квадратных стёкол, отражавших каждое движение, рождало поистине головокружительные ощущения. Потолок и пол были целыми зеркалами; на полу стояли разноцветные прозрачные тумбы, служащие подставками цветам и статуям. Впрочем, изваяния почти терялись среди сочной зелени королевского комнатного сада.

– Интересная конструкция, – сказал Арон, ему стало не по себе среди зеркал, которые воспринимались словно глаза, вытаращенные на них сверху, снизу и с боков, – но на любителя. Лично я не хотел бы видеть себя постоянно, это как-то… навязчиво, что ли?

Король не ответил.

Они сели в стеклянный лифт, который провёз их сквозь десяток зеркальных этажей под самую крышу, где располагались покои принцессы. Аве Роза занималась государственными делами среди зеркал, чередующихся с блестяще отполированными чёрными квадратами и ромбами, под потолком из розового стекла, сквозь который был виден дворцовый купол, увенчанный шпилем. Под купол можно было подняться по извилистой лесенке у стены. Помещение освещалось восемью окнами от пола до потолка, к которым вели узкие коридорчики, проходящие над всеми ярусами дворца к открытым террасам. Таким образом, при взгляде сверху покои напоминали солнце с восемью расходящимися лучами. Выйдя на одну из террас, Галахад глянул вниз и увидел отвесно уходящую вниз серую стену наружного дворца. А впереди колыхались изумрудные лесистые предгорья и бежала вдали узкая серебряная змейка Дивной.

Именно в этой комнате Аве Роза восемь часов назад допрашивала Сантариала. Галахад не мог этого знать.

«Здесь всё не так, – подумал он. – Они перестроили верхние этажи, создали голубой и зеркальный дворцы, установили механизмы и лифты. Но мне нравится. Чтобы ни случилось, это мой старый дом».

Король вернулся в комнату. На одном из столов, инкрустированном чёрным агатом, лежал раскрытый фолиант, едва не превышавший размером поверхность стола. Принцесса отрезала прядь своих чудесных золотых волос, перевила нитью жемчуга и положила меж страниц вместо закладки. Тонкая, почти прозрачная бумага покрывалась буквами и рисунками лишь с одной стороны. На другой принцесса записывала мысли по поводу прочитанного, ежели у Её Высочества оные возникали. Но мыслей было мало.

Король наклонился над текстом, набранным старомодным вычурным шрифтом. В самом начале страницы он прочёл изречение: «Мудрый человек подобен реке, которая стремится к морю, чтобы стать морем».

Он сразу же забыл о нём и занялся осмотром стен. Западная стена была увешана всякими нужными вещами, которые безнадёжно терялись в пестроте облицовки. Тут были несколько кинжалов старинной работы, миниатюрные женские доспехи, щит, снабжённый зеркалом с внутренней стороны, подушечка с иголками и вышитое полотенце для рук. Поодаль располагались несколько портретов небольшого размера, среди которых Галахад сразу нашёл себя в детстве – единственный набросок с натуры, оставшийся в Нирвалане с тех самых пор… но его внимание привлёк клочок бумаги, пришпиленный золотой булавкой к раме картины, изображавшей Храм в первозданном состоянии. Галахад приблизился, чтобы получше рассмотреть…

Маленькая карточка прямоугольной формы. Бумага имела грязноватый оттенок, будто её извлекли из камина; края обгорели, но надпись «НИЦИАД» посередине осталась чёткой. И ещё одна – чуть пониже, крупными буквами – «ННН. Есть вопросы – обращайтесь». И ещё одна. Имя.

Король протянул руку, и булавка упала на пол. Галахад перевернул карточку. На обратной стороне будто впопыхах было нацарапано «найди меня».

В полном шоке король разглядывал свою находку. Ему хотелось плакать и смеяться сразу.

– Самоубийца, – прошептал он.

Однако выражение безмерного удивления не успело поселиться на лице короля: в покои вошла сама принцесса.

Арон увидел её первый – он стоял лицом ко входу и незаметно дёрнул друга за плащ. Её Высочество чудесно выглядела и держалась с царственным достоинством, однако Галахад при виде её несколько помрачнел. Конечно, этого следовало ожидать, отметил про себя монарх, принцесса – его прапраправнучатая племянница, но она, прежде всего, истинная дочь своего народа… Аве Роза, как первое лицо государства, была хранительницей традиций. Она прекрасно знала, как следует встречать коронованных особ, если это к тому же ещё и герои, и была твёрдо настроена не уронить честь поколений своих предков. На ней были подходящие случаю церемониальные одежды, в голове она держала фразы, без которых никак не обойтись в столь торжественных обстоятельствах. Король, безусловно, предпочёл бы всей этой мишуре родственные объятия или даже негодующие расспросы по поводу его продолжительного отсутствия… однако он не сомневался: сейчас она не спросит. Ни она – и никто другой.

Впрочем, небольшая угрюмость сослужила королю неплохую службу: во-первых, придала его облику некий драматичный шик, во-вторых, приглушила его естественное сияние, дав Аве Розе возможность свыкнуться с этой особенностью. И правда, схлынуло первое волнение, и сердце принцессы дрогнуло под лучами его обаяния, насыщаясь ими, словно юный плод – солнечным светом. Король блестяще справился со своей ролью, должным образом отозвавшись на все формулы старинного приветствия, так что даже дотошный Арон не нашёл к чему придраться. Его Величество был галантен и одновременно сдержан. Это в варварском Городе и подобных ему поселениях принято выражать все эмоции сразу, здесь дело обстояло иначе: король просто возвратился домой. И что вообще такого в том, что с момента его отбытия миновала целая прорва лет?!!

– О Государь, я счастлива видеть тебя здесь, в доме твоего Величия, вернувшимся из дальних стран, вновь принёсшим солнце в этот покинутый край, – произнесла принцесса на одном дыхании. – Но что за раздумье тебя гложет? Почему морщины бороздят твои черты, о повелитель? Скажи, что мне сделать для увеселения души твоей?

Кажется, официальная часть подошла-таки к концу – в голосе Аве Розы звучала искренняя озабоченность. Король, который только о том и мечтал, внезапно оказался не готов, и не скоро отозвался.

– Долгое время… – медленно проговорил он («До чего банально, ну да ладно»), – я провёл вдалеке от дома. Я успел забыть, каково это – находиться здесь, быть хозяином такого сокровища, я изменился и не находил в себе прежних душевных движений. Судьба звала к приключениям и славе, но другая часть меня, потерянная (или брошенная) – тянула сюда. Я жаждал воссоединения, надеялся: когда вернусь, встречу себя прежнего, мы с ним посмотрим друг на друга и, наконец, всё поймём. Вчера, когда мы вступили в Нирвалан, я подумал: вот оно, свершилось!.. Но этого не произошло, и я снова в смятении. Я стремился сюда, но что должен я здесь обрести?