Текст книги "Немир"

– Ты куда? – завопил Тацирн ему вослед. Драконы обычно не страдают всякими дежавю, но тут ему почудилось, что припадок близок: шутка ли – ещё вчера вот точно так же уходил Галахад… Тацирн запаниковал.

– Я должен убедиться, что с ним всё в порядке, – крикнул Ленни, обернувшись.

– Ты никогда не сможешь в этом убедиться, – неумолимо отрезал дракон, и Ленни с размаху остановился.

– Какой же ты всё-таки… чёрствый, – поморщившись, сказал он.

– И ещё жёсткий, безвкусный и вообще несъедобный. Природа защитила драконов как могла, и всё равно нас истребили эти мерзкие герои! Ну, куда-а ты?.. – заныл Тацирн, видя, что Ленни не собирается оставаться и дослушивать его излияния. Он даже подпрыгнул и полетел за ним, но потом одумался и уселся, нахохлившись, на ствол огромного дуба, поваленного последним ураганом.

– Между прочим, хочу предупредить: я – последний в своём роде! – долетел до отмирка жалобный до комичности драконий бас.

– Тут все такие, – проворчал Ленни уже на бегу.

Миновав границу, которая по-прежнему не охранялась, Ленни понёсся по знакомой аллее, каждую секунду рискуя поскользнуться – каменные плиты обледенели. Постепенно шаги отмирка замедлились – им овладело недоумение. Было раннее утро, а Тосканос вряд ли работает круглосуточно. Однако Сантариал вообще отправился к нему ночью. То, что волшебник не желал терять ни минуты во имя спасения Немира, отдавало беспримерным героизмом, что никак не вязалось с самой сутью Сантариала, не говоря уже о его последних поступках.

Тут Ленни снова вспомнил о скальпеле, лежащим сейчас в его рюкзаке, и мысленно выругался. Он решительно ничего не понимал. К счастью, Ленни хотя бы знал, где обретается лечащий врач Тайны, поскольку несколько раз видел того выходящим из своего логова. Оказавшись снаружи, Тосканос обычно вампирически щурился на свет, и только после этого семенил к покоям Принцессы по извилистой тропинке. Именно эта тропинка вскоре попалась на глаза Ленни. Она быстро превратилась в садовую дорожку, которая запетляла между заснеженными кустами жасмина, словно бы находясь в нерешительности по поводу того, какое направление следует избрать. «Веди меня, веди», – лихорадочно шептал Ленни. Тут его осенило: «Нет, я сделаю иначе». Он поднял голову, разглядел сквозь листву резные башенки лаборатории и направился прямиком к ней через кусты. О, счастье – дорожка тут же кинулась за ним, догнала и пристроилась по ноги.

«Вот, оказывается, как всё происходит», – отметил Ленни про себя. Разрушаясь, Немир проходил в обратном порядке все стадии Сотворения и сейчас неуклонно приближался к своему первозданному, чудесному состоянию, когда совсем юный, он прислушивался к каждому движению душ у существ, его населяющих, подлаживался под любое желание. Реальный мир не мог быть таким, его внутреннее равновесие нарушалось бы каждую секунду, для материи губительны противоречия… Ленни вздохнул про себя и решил больше не проводить подобных экспериментов: слишком рискованно. Лучше уж он сам.

Он уже стоял возле входа и отчётливо понимал одно: раз так, чтобы добраться до Сантариала, ему понадобятся все подручные средства. У него были десятки причин против и лишь одна за: он не знал, куда ещё ему идти.

Что бы ни приключилось с Сантариалом, он, несомненно, это заслужил. Ленни вполне мог развернуться и отправиться, куда глаза глядят. Но это значило признать, что всё случившееся с ним – лишь цепь случайных совпадений, звенья которой плохо подогнаны и могут рассыпаться в любой момент. А это было не так. Ленни всегда следовал за Сантариалом, потому что архаика вела какая-то сила. И всё, что было нужно Сантариалу – его, Ленни, вера. Его постоянная готовность просто быть рядом. Ничто не происходило само собой.

Тут Ленни увидел ящик с садовой землёй, который был кем-то оставлен возле клумбы и, возможно, уже забыт.

Да он был прав: само собой ничто не происходило.

Ленни поднял ящик и, держа его перед собой, толкнул ногой входную дверь.

В приёмной сидела белая секретарша. Как во сне Ленни приветствовал её, подошёл к её столику и сообщил каким-то не своим голосом то, чего никак не ожидал от себя услышать:

– Спешу сообщить, что с минуты на минуту сюда прибудет Её Высочество принцесса Тайна, Покрытая Мраком. У неё сюрприз для доктора, поэтому мне нужна Ваша помощь. Прошу объявить о визите принцессы чуть позже, а я пока… – он сделал многозначительную паузу, а потом, поглядев в большие, синие, обрамлённые очками глаза секретарши, закончил: – Я пока должен подготовить почву.

Девушка оторвала удивлённый взгляд от его лица и вперила его в ящик с землёй, который Ленни удерживал на уровне груди. Всё это длилось долю секунды, потом она порывисто вздохнула и ответила, явно волнуясь:

– Конечно, конечно. Прошу Вас, проходите.

Судя по её реакции, коронованная особа не так уж часто навещала врачевателя собственной персоной и, будучи дамой чудаковатой, Тайна могла обставлять свой выход, как ей заблагорассудится.

Итак, всё получилось. По знаку секретарши Ленни направился в боковой коридор, где указатели быстро развеяли его сомнения по поводу дальнейшего продвижения. Оглянувшись, он успел заметить, как одна рука секретарши метнулась к карманному зеркальцу, лежащему тут же на столике, а другая ухватила пудреницу. Он понял, что в запасе ещё есть несколько минут.

Пара шагов – и он остановился в полной убеждённости, что каким-то образом попал в мир иной. Никогда прежде он не наблюдал в Немире чего-то настолько непохожего на Немир.

Простояв так секунд тридцать, Ленни сообразил, что продолжает удерживать в руках камуфляжный ящик. Уронить его на пол, шагнуть, споткнуться об него же и растянуться стало делом ещё нескольких секунд, но зато это отрезвило Ленни. Поднимаясь с гладкого пола, выложенного белым кафелем, он уже не сомневался, что всё происходящее – не обман зрения. Просто клиника – она и есть клиника. Хоть в том мире, хоть в этом.

Здесь всё было белым; неправдоподобно, вызывающе белым – снизу доверху. И настолько гладким, что взгляд терял опору на этих бликующих поверхностях. Ленни начал понимать, каково пришлось Сантариалу внутри адской машины Инферналиса. Земля, рассыпанная на полу – благодарение Творцу! – хоть какое-то напоминание о действительности, что осталась там, за стенами клиники. Борясь с тошнотой, Ленни бросил горсть земли перед собой как можно дальше; смешно, но сейчас он так нуждался в твёрдой почве под ногами, а коридор, уходящий вдаль, казался поистине нескончаемым…

Принцесса Тайна явно не жалела средств. Своеобразная жертва на алтарь современной медицины. Бедняжка, она ещё надеялась, что это поможет! «Мироздание в сделки не вступает», – вспомнил Ленни без всякой видимой причины. Что это? Откуда? Разбираться времени не было. Пройдя половину коридора и заглянув в раскрытую дверь, он нашёл то, что искал.

Первый, кого увидел Ленни, был Сантариал, точнее, его голова. Она лежала прямо на полу, изящно повёрнута набок. Глаза закрыты, что говорило или о глубоком сне, или о каком-либо ином состоянии погружённости в себя, и это сразу насторожило отмирка. На его памяти архаик спал крайне редко, с чего бы ему укладываться теперь, когда решается судьба Немира? Опять же, Сантариал, которого он знал, всегда был переменчив до тошноты, до такой степени, что у людей непривычных начиналась морская болезнь за несколько шагов. Он был сродни своенравной стихии. А сейчас он казался слишком… мирным и безмятежным. Не оттого ли, что тело его покоилось внутри прозрачного ящика, ощетинившегося трубками и проводами, схожего с гигантской многоножкой?.. Рядом с ящиком стоял почтенный доктор Андрос Тосканос с огромным тесаком, и тесак этот по воле Тосканоса нависал прямо над архаиком, находясь примерно на уровне его груди. Жилистые руки доктора дрожали, тесак постоянно вибрировал, и доктор никак не мог прицелиться. После каждой неудачной попытки он опускал руки, вытирал со лба пот и шумно вздыхал, расправляя напряжённые плечи. Потом всё повторялось. Всё это время Сантариал находился в смертельной опасности. Зачарованный этим зрелищем, Ленни сел у двери прямо на пол.

Между тем доктор снова занёс свой тесак, точнее, попытался это сделать, потому что на самом деле занесло его самого.

– А ну, отойдите от него, – сказал кто-то мрачно и решительно.

Тосканос огляделся… и никого не увидел. Тогда он посмотрел на Сантариала. Он успел разобраться, что это за кадр. Человек он был грамотный и знал, что волшебники могут под настроение вытворять такие штуки, что закачаешься. Один из приятелей доктора, практикующий недалеко отсюда, в Аиане, до сих пор качался после встречи с одним из тамошних чародеев. Даже во сне.

– Гм!.. – произнёс тот же голос и, неизвестно почему, для Тосканоса это прозвучало куда более грозно, чем предыдущая тирада. Доктор поспешно отступил на два шага и снова осмотрелся. Утаиться посреди этой стерильной белизны было невозможно; Тосканосу и в голову не могло прийти, что Ленни сидел за ближайшей колонной: в конце концов, так не поступают люди, заявляющие о себе подобным образом.

На всякий случай доктор отошёл ещё дальше и только тогда разглядел то, чего боялся больше всего.

Следы грязной обуви на девственно чистом полу.

Тосканос застонал.

– Ботинки скиньте, – взвыл он. – Клиника же всё-таки, Инферналис вас задери!..

Не желая его злить, Ленни послушно снял ботинки и выставил за дверь. Раздосадованный Тосканос был уже на грани: он протяжно, горестно застонал, затем замахнулся своим орудием, перепугав Ленни насмерть, но капризный тесак улетел куда-то в угол, и маэстро скальпеля кинулся за ним, поминая Инферналиса на каждом шагу.

– Тяжко? – поинтересовался Ленни. Тосканос, подтверждая его слова, заревел, как раненый бык; разогнувшись, он тут же ухватился за поясницу, и, крепко ругаясь, заковылял обратно.

Но остановился на полпути, увидев предмет, который Ленни сжимал в руках. Стекла его очков маниакально сверкнули. Про Тосканоса говорили, что он содержал на окраине Аиана ещё одну опытную клинику, Арон именовал её «детским садом для умалишённых». От такого человека следовало держаться подальше, и Ленни попятился.

– Что такое! – вскричал Тосканос. – Охрана не могла пропустить Вас ко мне с этим!

– Какая охрана? – удивился Ленни.

Доктор о чём-то поразмышлял.

– Всех уволю! – ёмко выразился он и выбросил вперёд руку, намереваясь выхватить у Ленни «Убийцу снов», но тот спрятал его за спину и отступил назад.

– Отдайте! – вне себя взревел Тосканос.

– Не отдам.

– Но это же моё! – взвыл доктор. – Если я не получу его назад, Немир погибнет!

– Знать ничего не знаю, – мстительно ответил Ленни. – Меня не просветили по этому поводу. Дракон не считается.

– Дракон? – переспросил Тосканос, позволив себе секундное удивление. – Ну что ж… может, и не считается.

Они обменялись воинственными взглядами над телом лежащего Сантариала, и Ленни пошёл в наступление.

– И вообще, откуда Вы это взяли, насчёт Немира?

Он внимательно наблюдал за Тосканосом, и не напрасно: правый глаз доктора предательски дёрнулся и начал косить в сторону архаика.

– Не обращайте внимания, – с заискивающей поспешностью проговорил Тосканос. – Он болен. Неожиданно и скоропостижно заболел. И, чтобы вылечить его, мне нужно то, что Вы никак не хотите отдать.

Тон доктора был неожиданно убедительным, и Ленни чуть было не поверил. Его остановило одно, совсем маленькое, соображение, явившееся только сейчас. А что если «Убийца снов» годится не только на то, чтобы вскрывать чужие кошмары? Он покрепче сжал лезвие в руках, ища подходящий уклончивый ответ.

– Если Вы настоящий врач, это Вам не понадобится. Мы с Вами знали того, кто всю жизнь обходился без хирургических инструментов, и мог вылечить любую болезнь. Разве нет?

Глаза у Тосканоса сделались совершенно безумные. Но это ещё ни о чём не говорило. У людей, которые общались с Сантариалом, часто бывал такой вид, разве что он не размахивали острыми предметами столь энергично, но тут уж как повезёт!

Несмотря на то, что Тосканос был врачом, Ленни как-то не верилось в то, что он злодей. Поставь рядом с ним любого гражданина Немира и спроси, кто из них кровавый убивец, и… короче, у доктора не было бы шансов. Рука Тосканоса, державшая тесак, вела себя как больной орган, не желавший подчиняться приказам хозяина. Да и вообще во всей сцене было что-то настолько гротескно-наивное, что Ленни ощутил себя телезрителем, спросонья листавшим каналы и нарвавшимся на фильм в жанре «сюр».

«Вот стоим тут вдвоём, как идиоты, – подумал Ленни. – У него тесак, у меня – „Убийца снов“, и таращимся друг на друга. Хороший финал у Немира». Ему стало стыдно, и он посмотрел на новоявленного маньяка чуть более сочувственно.

– Вы мне – волшебника, я Вам – инструмент, – предложил он по внезапному наитию.

Тосканос закусил губу, стискивая своё орудие трясущимися руками. Казалось, он до смерти хочет поддаться на уговоры и ищет способ сделать это, не уронив своего достоинства. Но было что-то ещё: а если (новое предположение) без Сантариала «Убийца снов» не имел для него никакого сакрального смысла, тогда даже муж столь высокого полёта ума должен был сообразить – это вовсе не мелочь?..

Как Ленни и предполагал, без сопутствующих обстоятельств здесь не обошлось.

– Да, но как же мой эксперимент! – вскричал Тосканос плаксиво. – Это же… будущее науки!

Женский голос из приёмной сладкоречиво возвестил:

– Доктор, к Вам Её Высочество Тайна, Покрытая Мраком.

– Иду-у!

Тосканос отшвырнул тесак и удалился, ворча: «Небось тоже без сменной обуви приволоклась, холера, беда с ними». Ленни тихонько прикрыл дверь. «С ума сойти! – подумал он. – Ну откуда я заранее знаю, что нужно сказать и сделать?!»

Едва отзвучали шаги доктора, Ленни начал действовать. Вернее, хотел начать, но вместо этого глупо прислонился к стене, глядя никуда остановившимся взором.

– Это я, – сказал он. Он сам не знал, к кому обращался: к Сантариалу ли, или просто к стенам и всей этой пустоте, которой так хотелось сказать «Прощай». Всё равно, что представляться Вечности.

Никто ему не ответил. Что ж, это логично.

Ленни не мог идти. И он пополз, отталкиваясь от пола животом и помогая руками, поскольку ноги отказались подчиняться голосу разума.

– Убери этот дурной свет, – вдруг сказал Сантариал, и Ленни поспешно завернул к колонне, ища выключатель: один Творец знает, как он истосковался по умелому руководству! Постепенно его действия погрузили комнату во тьму; оставив одну лампу, отмирок вернулся к другу.

– Я боялся не успеть.

– И ты в самом деле думаешь, что чем-то мне поможешь? – с бесконечным состраданием в голосе поинтересовался архаик. – Ты чуть было меня не приговорил. Нельзя было приносить сюда «Убийцу снов». Той-то штукой он мне ничего не сделает – слишком огромная.

Ленни сглотнул слюну. Он как-то не подумал, что придётся объясняться на этот счёт. Он был не готов.

– Тогда оставляй записку. Дракон ни черта не соображает.

Тем краем сознания, куда ещё не добрался стресс, Ленни понимал: Сантариала нужно разлучить с его тюрьмой, но не мог представить, как подступиться к абсолютно гладкому ящику, утыканному плоскими кнопками, который к тому же при каждом его движении брезгливо искрил… У Сантариала вырвался обморочный вздох. Этого Ленни вынести не мог – преодолев секундный нервный спазм, он кинулся к двери, прислушался и вернулся назад.

– Что это такое? – лихорадочно зашептал он, надеясь, что архаик хотя бы отдалённо в курсе.

– Очередной плод его безумных измышлений. Тестирует биополя или что-то такое – он объяснял, но мне было не до того. По-моему, даже говорил, как его выключить…

Ленни застонал.

– Напрасно стараешься, – сообщил Сантариал. – Меня не пропустила охрана.

– Охрана?

– Электронный детектор на входе. Задаёт каждому три вопроса

– Ну?! – у Ленни занялось дыхание. Он вспомнил, как на Подступах они вдвоём успешно отражали злокозненные ментальные атаки Двумордия и Зазубра, и в его голове точно включился счётчик. Забрезжила надежда, что ситуацию ещё можно «добить». – Какие?

– Где находится то, чего не знает никто? Куда идёт тот, кого никто не ждёт? Что и зачем нужно нынче всем?

Ленни оторопело уставился на него. Счётчик погас, надежда умерла. Даже если бы речь шла о его собственной жизни, он бы вряд ли додумался до такого.

– Ответ первый, – продолжал Сантариал, видя его смятение. – Сердце; в нём, в самой глубине, скрыто то, о чём долгое время не догадываешься – вера. Куда идёт тот, кого никто не ждёт? К вере и идёт, своим, никому не ведомым путём, и никто его не ждёт, кроме него самого, только уже обновлённого. Ты этого не знал? – невинно поинтересовался архаик. – Ну, а третий вопрос – про веру и знание. Это одно и то же. Когда веришь, знаешь, что всё сбудется, как положено, а не иначе…

Звучало многообещающе, и Ленни устремил на ящик отчаянный взгляд. Но датчики на стеклянном корпусе по-прежнему согласно мигали, панель с графиками радужно переливалась, и не происходило ничего такого, что могло обнадёжить. Будь здесь Галахад, он бы наклонился и выдернул Сантариала из тисков одной рукой – только король сильфанеев был способен расточать такие эффектные жесты без свидетелей. Но Ленни не пришло в голову ничего иного, кроме как пнуть ящик со всей силы – и тот сразу развалился.

– Ой, – произнёс Ленни. Впервые в жизни он совершил акт вандализма.

А Сантариал, вместо того чтобы упасть в его гостеприимные объятья, только и сказал:

– Нужно было немного подождать. Оно бы само…

Его слова сбылись. В обломках ящика что-то зашуршало, застучало, по проводам забегали искорки, словно он запоздало пытался выполнить программу, в которой уже не нуждались. Всё-таки это был сверхточный механизм.

– Надеюсь, в следующий раз ты подожжёшь библиотеку, – без тени юмора заметил Сантариал, поднимаясь.

– Ты знал? – поражённый, выдохнул Ленни. – ТЫ ЗНАЛ ВСЕ ОТВЕТЫ?!

Но архаик лишь передёрнул плечами.

– Так почему же ты сразу им не сказал? – задыхаясь, почти взревел Ленни.

– Я не обязан отвечать на дурацкие вопросы, как ты не понимаешь… Хотя, – Сантариал остановился, поглядев на Ленни, – я забыл, с кем говорю. Прости.

Ленни устало опустился на пол среди обломков ящика.

– Ты хочешь сказать, что это я дурак? Мне-то ни одного вопроса не задали!

– Может быть. Но ведь ты пришёл сюда за мной.

– Значит, это всё-таки хорошо, что я пришёл? – тупо спросил Ленни. Он уже ничего не соображал.

– Откуда я знаю, хорошо или нет…

Ошеломлённый, отмирок уставился на Сантариала, но тот только кивнул: да, да…

– Кто всё это придумал? – возмущённо выдохнул Ленни.

– Ты про Творца? – переспросил архаик как истинный гражданин Немира.

– Нет, кто устроил это, вот всё это вместе с идиотскими тестами и чокнутыми врачами!..

Ответ явился сам собой – тот, кто всю сознательную жизнь терзался, ища в себе опору среди многих невзгод, кто взял на себя огромное бремя, не имея на это сил, кто, доверял только Тосканосу и никому больше… наконец, тот, кто был просто слабой женщиной, отчаянно нуждавшейся в участии и любви.

Частый стук каблучков в коридоре заставил обоих замереть.

– Они возвращаются! – воскликнул Ленни.

– Конечно! Я ведь сказал, что нужно всем, но не сказал, зачем, – безучастно ответил Сантариал, – потому что это и дураку понятно, между прочим.

Принцесса Тайна вбежала, как вихрь, и так же стремительно рухнула на пол, едва узрев происходящее. Кроме «Боже, Боже» она так ничего не произнесла, и Ленни не успел удержать Сантариала, когда тот ринулся к владычице. К счастью, намерения у архаика оказались другие.

– Ваше Высочество! – закричал Сантариал. Он сплёл руки в мольбе, покачнулся и пал на колени рядом с Принцессой. – Ваше Высочество, заклинаю Вас, только не ложитесь спать!..

Сантариал говорил как обычно, но в его голосе появилось нечто новое, что-то, что наполнило его жизнью и красками. Крайне изумлённый, Ленни воззрился на него и в очередной раз поразился тому, что видел. Даже тусклый свет лампы, которому было безразлично, что озарять, выхватывал из тьмы и обрисовывал архаика с самых эстетически удачных сторон, с преувеличенной осторожностью касаясь губ, щёк и полупрозрачных опаловых век, словно опасаясь ненароком состарить нежную кожу. Склонённая голова, светлые волосы, упавшие на лицо и полностью расслабленные плечи, идеальная линия спины, руки с подвижными длинными пальцами и миниатюрными ногтями… он был обнажён до пояса («Надо будет напомнить ему одеться», – забеспокоился Ленни, ища взглядом рубашку архаика и знакомое тёмное одеяние). Впервые он в полной мере осознал, чем Сантариал владел и что он так тщательно скрывал.

И почувствовал к нему немую благодарность.

Смотреть на такое было всё равно, что смотреть на солнце!

Тайна, для которой мужчины (кроме Галахада) уже давно не представляли интереса, поскольку не выдерживали конкуренции с мировыми проблемами, опешила. В Сантариале было что-то настолько неземное, что от него хотелось бежать без оглядки… или бежать к нему, но в обоих случаях следовало полностью забыть о себе. А к этому она пока была не готова.

Ошарашенная принцесса протянула к нему руку, но взглянула в бездонные золотисто-чёрные глаза, взгляд которых был красноречивее всяких слов… а больше ничего не успела, потому что доктор Тосканос появился в дверях.

– Не волнуйтесь, Ваше Высочество, – от волнения голос хирурга забрался так высоко, что задребезжало в ушах. – Не волнуйтесь – сейчас здесь всё будет стерильно! Сейчас я их инактивирую!

Не удосужившись разглядеть, что там блеснуло у него в руках, и Сантариал, и Ленни точно испарились. Единственное, что после них осталось, переживаемое Принцессой как напоминание – это дыра в её ауре, прожжённая тем самым магнетическим взглядом…

Примерно через полчаса Сантариал открыл глаза. Перед ним проносились заснеженные горы, замёрзшие озера и разделявшие их поля… и всё это казалось продолжением его сна. Итак, случилось неизбежное: его перегруженный организм засыпал теперь прямо на ходу, не считаясь с желаниями хозяина. Или на бегу… кажется, они от кого-то спасались?..

Усилием воли архаик заставил себя встряхнуться, хотел протереть слезившиеся глаза, но руки не послушались, плотно прижатые к бокам. И тут совсем рядом возникла перевёрнутая драконья голова.

– Ну как, рассосалось? – зычно прогудел Тацирн и дохнул настолько мощно, что волосы Сантариала встали дыбом. Как ни был архаик измучен, у него достало соображения оценить ситуацию. Дракон летел на большой высоте, держа его в передней лапе (в другой, как он надеялся, был Ленни), и при этом умудрялся вести светскую беседу, так сказать, «с глазу на глаз» – в самом прямом смысле. Принимая во внимание позу, которую, следуя правилам этикета, Тацирн решился принять прямо в воздухе, их полёт не мог продолжаться долго.

– Смотри вперёд! – приказал ему Сантариал, его голос упал до взрывоопасного шёпота, и дракон, конечно же, не расслышал. Он лишь захохотал и закувыркался в воздушном потоке. Видно, была у него какая-то радость.

Сантариал бессильно ждал, когда окончатся эти упражнения, после чего устало сказал:

– Соберёшься падать – падай на спину!

И в знак того, что ему действительно всё равно, он собирался пожать плечами, что ему, естественно, не удалось. Впервые Сантариал почувствовал, что его мозги сотворены не из железа и им отчаянно нужен отдых, желательно, санаторий-курорт. Меньше всего ему сейчас хотелось гадать, куда и зачем его опять несёт. Он закрыл глаза.

«Творец был милосерден, – подумал он. – До этого никто не пытался меня убить… Кроме Инферналиса и табачных кампаний».

– Хочешь наверх? – поинтересовался дракон.

– Нет.

Принцесса Тайна просидела в своих покоях весь день. Она заперла дверь, плотно задёрнула шторы на окнах и погасила свет. Принцесса была совсем одна. Даже зеркало больше не отражало бледных черт её лица: оно тоже было завешено куском богато расшитой ткани. Тайна смутно сознавала, что ткань должна была послужить для чего-то другого, возможно, для платья или шлейфа к нему, но в данный момент ей было всё равно.

Она хотела, чтобы ничто её не беспокоило.

Несколько часов назад, вернувшись от Тосканоса, она, не глядя, вытряхнула содержимое волшебной шкатулки за окно и быстро захлопнула раму. И теперь Тайна понятия не имела о том, что происходит снаружи. Может, всё уже закончилось?

А что закончилось?

Тайна поёжилась и отодвинула пустую шкатулку подальше.

Самое интересное, что ей было легче. Но неуёмное чувство вины грызло изнутри душу, не давая долгожданного покоя.

«Как это глупо – заниматься самолечением».

Просвещённая медицина выпустила Тайну из своих цепких, но, как оказалось, на удивление слабых рук, и Принцесса с головой окунулась в неизвестность. Придворные, наверное, думают, что она снова раскладывает свои заговорённые пасьянсы или беседует за чашечкой чая с очередным духом. Что ж, на то они и «придворные», чтобы быть при дворе, а не при монархе, когда настает час решительных действий.

«Как бы я хотела, – тоскливо подумала Тайна, – чтобы здесь и сейчас решалась только моя собственная судьба».

Долой шторы, только и всего. Пришла пора увидеть Немир в истинном свете… конечно, если ещё не стемнело.

«Что будет, если я сделаю это? Что будет, если я этого не сделаю?»

Если бы кто-то взглянул на неё сейчас, он не увидел бы никаких признаков растерянности или тревожных мыслей. Красивая женщина, крепкая, пышущая здоровьем, лоб без морщин, спокойные, ясные глаза. «Нельзя бесконечно убегать от жизни. Посмотри же в окно: вдруг там что-нибудь изменилось?»

Но, стоило ей шевельнуться, время поймало Принцессу в свой капкан и будто состарило на несколько лет. Каждое движение было исполнено неуверенности; спотыкающейся походкой Тайна побрела к окну, по пути хватаясь за всё, что могло послужить ей опорой. «Пусть даже это будет последнее, что я увижу», – подумала она, и, отведя рукой край шторы, выглянула в сад.

Яркий дневной свет почти ослепил её. Принцесса широко раскрыла глаза и сквозь слёзы вглядывалась в этот свет, пытаясь различить хоть что-нибудь. А затем в ужасе отпрянула, не в силах осмыслить то, что предстало перед ней.

Органическая материя, выпущенная на свободу из волшебной шкатулки, оказалась агрессивной и голодной. Изумлённым глазам Принцессы представились останки, точнее, объедки окружавшего её мира. Миллионы микроскопических белых гусениц облепили цветы и деревья в её саду, гроздьями свисали с ветвей и копошились на земле в энергичных поисках пропитания. Примитивные, но очень прожорливые организмы, начисто лишённые фантазий и снов, планомерно уничтожали огромный иллюзион вокруг замка, затягивая всё на своем пути белой склизкой паутиной. Беззубые ротики глодали опущенные листья волшебных цветов, подбираясь к трепещущим лепесткам, и если бы растения могли кричать, Принцесса, должно быть, уже оглохла бы от их пронзительных воплей.

Как ни была потрясена Тайна, она всё же заметила, что дальше садовой ограды полчища гусениц не проникли.

«Вот во что превратился один «червячок сомнения», – подумала она. И застыла, поражённая. Изуродованная панорама сада стала распадаться на куски, которые отваливались, точно старые обои, и на их месте возникло гигантское старушечье лицо. Запавшие глаза подслеповато моргали над крючковатым носом, который нависал над тонкогубым ртом. Рот судорожно подёргивался, иногда застывая в зловещей ухмылке, и Тайна подумала, что впервые видит существо столь убогое, не способное даже улыбнуться. Она даже подергала себя за прядку волос – убедиться, что её не настиг очередной кошмар, и тут старуха заговорила. Её слова были обращены к Тайне, к ней одной.

– Милочка моя, – голос множился в мозгу Принцессы, превращаясь в разноголосый хор, – ты не знаешь жизнь так, как её знаю я. Жизнь – это боль, бесконечная боль, множество оттенков боли. Переживание боли есть страдание.

– Неправда, – ответила Принцесса. – Я перестала переживать боль, и всё равно страдаю. Вы обманули меня.

– Нет, – ответила старуха, – я всего лишь заколдовала тебя. А теперь, когда я исчезну, ты сможешь увидеть реальный Немир, какой есть, – усмешка тронула её змеиные губы, – но неизвестно, понравится ли он тебе больше…

Принцесса вцепилась в подоконник.

– Эти цветы Вы хотели посадить на могиле Немира. Признайте же, что ничего не вышло. Я пойду туда, и горе тому, кто попытается меня остановить!

– Только не я, – прошамкала старуха. – Это было бы глупостью.

Вложив остатки своего достоинства в последний гневный взгляд, Тайна захлопнула ставню, и её вырвало на ковёр.

Лёгкой пружинящей походкой король Галахад вышел из леса в долину, лежавшую у подножия нирваланских лесов. Это была та самая долина, которую полгода назад посетил Ленни Мантуер, но король не мог об этом знать. Как и о том, что всё здешнее многоцветие и красота ушли с приходом зимы. Новая владычица собрала все краски в свой волшебный ларец, и теперь долина казалось белой чашей, правильность формы которой вызывала зрительный дискомфорт. Правда, на солнце она превращалась в чашу, полную сверкающего серебра, и никто бы не догадался, что под этим покровом спит поистине прелестная местность с маленькими, почти игрушечными деревцами из невинного детского сна.

Тяжёлые доспехи, давно ставшие привычным походным реквизитом, не стесняли точных и уверенных движений Галахада. А его сердце не тяготила ответственность за судьбу Немира. Ответственность, разделённая на всех его жителей, не станет по-настоящему гнетущей ношей. Можно не обладать сверхъестественным даром, силой и могуществом, можно многого не знать и не понимать, главное – захотеть узнать и понять. Намерение само по себе значит очень многое, и если люди не желали воспользоваться своими способностями для достижения Вселенского Равновесия, то уж это проблемы только самих людей.

Что касается Галахада, то он с детства приучил свою душу принимать послания, оставляя лишь маленькую щель в двери, разделяющей мир вещественный и мир образный. Благодаря этому он всегда знал, как действовать, и именно поэтому сейчас он двигался – пока что на ощупь, наугад, но уже с ясным чувством закономерности происходящего – к намеченной цели.

Насколько он помнил, у него никогда не было выбора, а ведь он есть у всех живущих. Но сейчас это не казалось ему существенным. Галахадом двигало не горячечное желание броситься в бой, а спокойное непротивление происходящему, причём оно было активным и деятельным; оно уже изменяло мир вокруг. Желание не противодействовать, но познавать, с любовью и терпением, лишь это даёт право судить и делать выводы.

Этим Галахад отличался от большинства людей. А вовсе не своим бессмертием. «Только это секрет», – подумал король. Секрет, который он с удовольствием передал бы на хранение Владычице-Зиме в её волшебный ларчик. Вместе со своими ненаписанными мемуарами.