Текст книги "Немир"

– Почему Двумордие? – не удержался Ленни от мучившего его вопроса. – У Вас же лица, не морды, а?

– Понимаю, – сказало заднее лицо, вдруг пробудившись; до этого разговор вело переднее, и оно тут же подхватило: – Я мог бы называться Двуличием, согласен, но это было бы искажением моей внутренней природы, ведь я искренен, как младенец.

Тут последовали попеременное мигание обоими глазами и усмешка, быстрая, как тень от крыльев пролетавшего орла: – Так что зовите меня просто: Ваше Двумордие.

– Так Вы здесь совсем один? – сказал Ленни, уже не зная, к какому из лиц обращаться. Он придержал лошадь и заглянул собеседнику в тыл. Но заднее уже успело уснуть, и это стало значительным облегчением.

– Не совсем. У меня есть спутник, как у всякой уважающей себя планеты.

Эта шутка заставила Ленни вспомнить о Сантариале, который остался за поворотом. Спутник не должен отдаляться от планеты, и Ленни уже открыл рот, намереваясь откланяться, тем более что нужное имя он узнал… Не успел. Двумордие выбросил вперёд руку, указывая на что-то, шебуршавшееся в ближайших кустах.

– Я вас познакомлю. Не возражаете?

– Нет…

Ленни и не мог возразить: то, что вылезло из зарослей спустя секунду, было мечтою любого писателя-фантаста, и он не мог пропустить случай пообщаться с этим странным существом.

Существо имело морду, хоть и одну. И жевало на ходу. Вытянутое рыло и маленькие глазки заставляли вспомнить о маленьком диком кабанчике, тогда как клыки, обнажившись в приветственной ухмылке, заставляли позабыть, что кабанчик так мал… Лошадь Ленни испуганно заржала, и он чуть не слился с ней в дуете.

«Если он и укусит, то не сразу, – утешил он себя. – Не допрыгнет».

Ноги у кабанчика были вроде бы человечьи, обутые в высокие ботфорты, тоже основательно замызганные. Рук не удалось разглядеть: монстр засунул их глубоко в карманы куртки.

– Зазубр, – кратко и деловито отрекомендовался он.

– Ага, – невпопад сказал Ленни.

– Мой напарник, – улыбнулся Двумордие. – Функция у него такая: ходит и всех зазубрит.

– С наступлением темноты, – уточнил Зазубр, увидев, как дёрнулся Ленни в седле. Все трое разом посмотрели на небо, но солнце стояло высоко, и собеседники вернулись к разговору. Зазубр взирал на них снизу вверх: он приходился едва по колено лошадям.

– Рад познакомиться, Ваше За… Зазубрие, – нашёлся Ленни, но Зазубр снисходительно замахал дланью, как выяснилось, четырёхпалой.

– Просто Зазубр. Проще не бывает.

– Особенно с наступлением темноты, – снова встрял Двумордие, и Ленни вздрогнул, покосившись на него.

Что-то бряцнуло за спиною Зазубра, зацепившись за одну из многочисленных пряжек и крючков, украшавших его куртку… Зазубр почесал загривок и вытянул из-за плеча увесистую зазубренную дубину. И хотя он смотрел на неё, словно впервые увидел, Ленни решил, что это не совсем так.

«Всё это, конечно, очень хорошо, – нерешительно подумал он, – но и погибнуть от нечего делать тоже ничего себе…» Почему-то ему казалось, что тот, кого зазубрят, не слишком радуется.

Двумордие тонко отловил этот поворотный момент и сменил тему.

– Ну, а Вы-то сами откуда? – спросил он с немалой долей интереса.

Ленни сказал ему правду, потому что уже не раз убеждался: враньё действует на неотмирков хуже. Слишком он отличался от них.

– Неужели прямо из Настоящего Мира? Говорят, там живут одни чудища да изуверы?

– Не совсем, – нерешительно ответил Ленни. – Ещё такие, как я… герои. И титаны.

– Очень приятно, – вежливо сказал Зазубр. – Вам повезло, что в Настоящем Мире нет архаиков и волшебства.

Ленни вздрогнул. Двумордие ободряюще улыбнулся, и приблизившись, заглянул прямо ему в лицо; нельзя сказать, что это его успокоило.

– Да, да, – продолжал Зазубр в той же манере, в какой светские дамы обычно беседуют о своей мигрени. – Архаики и криды. Хуже ничего быть не может.

– Ну нет, есть ещё сильфанеи, – напомнил Двумордие. – Нас они вообще не признают.

– А гиганты тупые, – подытожил Зазубр.

– А-а, – произнёс Ленни. Он очень хотел быть вежливым, но не знал, как. На его счастье, в чудищах обнаружилось куда больше человеческих черт, чем можно было ожидать. Двумордие пришёл ему на помощь и сменил тему.

– И каковы же цели Ваших исканий? Вы имеете дело к Стражу?

– Нет, – пробормотал Ленни, отчего-то покраснев, – обычная развлекательная поездка.

– Экскурсия? – изумился Двумордие. – Верхом?

– Н-нет, – промычал Ленни, не зная, что могло их так удивить.

– Ах, значит, это Ваш друг, – Двумордие со светской улыбкой наклонился и потрепал леннину лошадь по холке.

– Да нет же, – брякнул Зазубр, – это его обед.

– Что ж, Вы ещё не знаете, как Вам повезло. Каждый край чем-то достославно примечателен, и эти достославные примечательности, проще говоря, достопримечательности, мы вполне сумеем Вам показать… Если Вы будете так любезны и задержитесь до ночи, разумеется.

– Ага, – сказал Ленни, от волнения забывая про осторожность. Он подумал, что Подступы вполне могут сойти за достопримечательности, и Двумордие подтвердил его мысль, продолжив:

– Неподалёку от этого места есть живописные руины, которым на днях исполнилось двенадцать тысяч лет. Однажды их посетил сам царственный Галахад… по пути из Ада, кажется. Оттуда сюда.

– Или отсюда туда, – уточнил Зазубр.

– Для истории, – торжественно заверил Двумордие, – это не имеет никакого значения. Сам воздух этих величавых развалин пропитан духом его присутствия. Вот всё это вы и увидите.

– Когда стемнеет, – докончил Зазубр.

– Это вряд ли, – прозвучал за их спинами голос, и Ленни повернулся посмотреть, кто так точно выразил суть противоречия, которое он сам только начал нащупывать.

Оказалось, что Сантариал незаметно подошёл сзади и сдерживался сколько мог, но хватило его ненадолго. Его появление вызвало кратковременный шок: даже Двумордие обернулся, а уж ему в том не было никакой нужды.

– Святой Галахад, ну и ужас, – произнёс он, и тон его вполне соответствовал словам. – Кажется, мы наговорили лишнего.

Оба чудища оторопело заморгали, но Сантариал не дал им опомниться.

– Что ждать темноты? – молвил он, едва заметно усмехаясь. – Пойдёмте хоть сейчас.

– Куда это ты собрался? – подбоченясь, спросил Двумордие. Зазубр нехорошо облизнулся.

– Отсюда туда, – спокойно ответил архаик, и гладкий ствол самострела блеснул из-под его плаща.

Неожиданный кувырок вполне мирной беседы вынудил Ленни спешиться и встать плечом к плечу с архаиком. Двумордие также вылез из седла и придвинулся к Зазубру.

– Подумаешь, – нагло сказал он. – И не таких видали.

– И не только видали, – добавил Зазубр.

– Он тебя убьёт! – ахнул Ленни.

– Нет, я его съем! – не согласился Зазубр.

– Но не сразу, – быстро сказал Двумордие, словно боялся, что напарник чересчур увлечётся.

– Я смотрю, у Вас тоже есть оружие, – перебил его Сантариал.

– Ах, я и забыл, – невозмутимо ответил тот, вскидывая внушительных размеров ружьё. – Пусть это вас не беспокоит. Главное, что у меня есть три вопроса, правда, здорово?.. Отвечать будете по очереди, сначала ты, – это относилось к Сантариалу, и дуло ружья упёрлось прямо ему в грудь. – Ну, говори: что превыше всякой крыши?

Сантариал молчал, явно не в восторге, что его использовали в качестве подпорки для ружья. Ленни тоже молчал – на всякий случай. Но постепенно молчание начинало его тяготить.

– Ну же, я жду. Хоть что-нибудь! – выкрикнул Двумордие почти умоляюще, и Ленни подумал: может, он и не знает, как с этим ружьём обращаться? Народу нет, практики не хватает.

Немудрено: к тем, кто не умеет принимать гостей, в гости и не ходят.

– Можно я скажу, – Ленни просительно поднял руку. – Я знаю ответ, правда-правда!

– Этого не может быть… – начал Двумордие, но Ленни перебил его:

– Это солнце – шарик рыжий, вот что выше всякой крыши!!!

Двумордие уставился на Зазубра, не моргая. Тот размышлял, глядя в небо и пожёвывая ус. Наконец сказал, кивнув:

– Ну что ж, это похоже на правду!

– Хорошо, тогда второй вопрос: что ниже всякой крыши? Слушаем версию волшебника!

Сантариал, которого ни с того ни с сего назвали волшебником, несколько секунд боролся с собой, но потом решил не придираться к словам. Тем более что ответ у него был.

– Глубины… – это прозвучало так тихо, что чудища не расслышали, и Сантариал был вынужден повторить

– Что?!!

Чудища растерянно переглянулись.

К такому они были не готовы.

– Какие глубины?!!

– Глубины подсознания, – собрав всю свою наглость, заявил Сантариал. Двумордие уронил ружьё.

– Но-но, полегче, – потерянным голосом произнёс он, поднимая его с земли и тщательно вытирая рукавом ствол. – Разве ж так можно…

Архаик поразмыслил и извинился.

– Не засчитывается, – заявил Зазубр тоном, не допускающим возражений. – Вторая попытка: что ниже всякой крыши?

Зайдя за спину Зазубра, Ленни отчаянно жестикулировал.

– Тебе же подсказывают, – ласково добавил Двумордие. Сантариал поглядел на экзекутора неодобрительно, но решился:

– Мыши! – и усмехнулся: – Вот мы и впали в детство, да, Мантуер? Мыши в подполе живут, мыши корочки жуют?!

– Стихи, да? – уважительно сказал Двумордие, но тут встрял Зазубр. Ему давно не терпелось перехватить инициативу.

– Что такое: едет электричка, а дымится, словно спичка?

На этот раз Ленни растерялся безмерно. Он и представления не имел, что может скрываться за этим каверзным вопросом. Но тут нашёлся Сантариал:

– Паровоз, – сухо сказал он, отводя дуло в сторону. – Попробуй сказать, что нет!

Зазубр не стал пробовать. И без того вид у Сантариала был раздражённый.

– Ты, урод, открывай проход!

– По первому требованию?!! – недовольно промычал Зазубр. – Это где ж такое видано!

– Где такое видано, чтобы вопросы задавать, на которые ответов не знаете!

Ленни только ахнул.

– Теперь знаем, – гордо сказал Двумордие, демонстрируя устрашающе огромную записную книжку, куда тщательно занёс весь протокол допроса. – Двенадцать тысяч лет не знали, двенадцать тысяч (!) лет никто не мог найти ответ, ни один, а вы нашли!

– Теперь мы знаем, что спрашиваем, – подхватил Зазубр. – И спрос будет ох какой строгий!

– Открывай, – сквозь зубы прошипел Сантариал.

С драконом попрощались засветло – самое разумное решение, поскольку дракон – не лимузин и, разворачиваясь в кромешной тьме, исполинский монстр запросто мог опрокинуть героев своим хвостом. Галахад стоял возле передней лапы Тацирна, ожидая, когда спустится Арон. У целителя дело шло совсем не гладко, и в прямом смысле тоже, так что он был вынужден помогать себе мечом. Что Тацирн не уставал комментировать в своей обычной драконовской манере.

– Осторожнее, ради всего живого, – ворчал он. – Вы прокололи мне шкуру. Нельзя в таком нервном состоянии отправляться туда. Почему бы вам, господа, не отказаться от этой сумасбродной затеи и не совершить милую прогулку в компании зеленоватых рассветных феечек, которые проживают семейной общиной совсем не далеко отсюда… Сам Корольфей – мой большой друг, и одну из его дочерей, Фантазму, я тоже знаю не понаслышке!

– Мы с удовольствием примем Ваше приглашение, как только будут устранены все условия, тому препятствующие, – важно сказал король.

Тацирн неодобрительно покосился на него одним глазом. Другой был прикрыт: бесцеремонный дракон всё же побаивался неадекватной реакции героев.

– Чую, Вы связаны каким-нибудь обетом, – фыркнул он. Фырканье разнеслось по округе, но тотчас потонуло в звенящей тишине, которая царила, как говорится, уже «на подступах к Подступам». Не услышав привычного эха, Тацирн слегка присмирел и только пробурчал себе под нос: – Никогда не разделял маниакальную страсть героев к самоограничениям.

– Не сомневаюсь, – холодно сказал Арон, спрыгивая на землю.

По его тону явственно читалось, что целитель не намерен ничего разделять с драконом ни сейчас, ни впредь. Пророкотав «Я буду ждать!», Тацирн величественно взмыл в воздух, и только очень внимательный наблюдатель мог уловить некоторую поспешность его телодвижений, которая у драконов свидетельствует о крайнем расстройстве духа.

Арон тихо выругался и, обозвав Тацирна «трусливой отъевшейся тушей», устремился вперёд с таким рвением, что на время лишил Галахада его лидирующей позиции. Поход продолжался в молчании, если не считать отрывочных комментариев Арона, в основном выдававших его разочарование от увиденного. Галахад безмолвствовал, понимая, что для человека, наслышанного о Подступах, но никогда ранее там не бывавшего, такая реакция естественна. Лишь однажды он мягко заметил:

– Но здесь есть и своя прелесть. Всё идёт своим чередом, время течёт медленно и неспешно, как ему и полагается.

– Точнее, оно стоит, как вода в этих болотах, – неумолимо парировал Арон и вдруг смолк.

Оба остановились и прислушались. Дорога перед ними поворачивала, и за поворотом, укрытом в кустарнике, что-то происходило. Король и целитель медленно пошли дальше, приближаясь к источнику шума.

– Глубины подсознания, эк загнул! – услышали они. – А про паровоз-то он сочинил, сочинил! Не может электричка быть паровозом!

– Ну, это же образно! – сказал другой голос.

– Думаешь, сойдёт?

Дорога неожиданно выпрямилась, и взору путников предстали Двумордие и Зазубр, поглощённые интересным чтением.

– Экие чучела! – не сдержался Арон.

Однако поразило его не это, а то, что рядом с двумя столь необычными созданиями топтались на месте две совершенно обычных лошади. При виде лошадей Арон испытал не то что бы зависть, а некую тоску. Он был ортодоксален в своих привычках и по-прежнему считал, что ездить на лошади куда удобнее, чем на драконе.

– Ваше Величество, а не превратиться ли нам на время в не-героев и не завладеть ли этими лошадьми, – лихорадочно зашептал он королю. – Одна из них прямо предназначена для Вас… разумеется, мы их вернём… потом.

– Сейчас посмотрим, – так же тихо ответил король. – Возможно, они отдадут нам их сами.

Двумордие встал и расшаркался:

– О, путники на Подступах! – воззвал он. – Внемлите и отвечайте!

– Никак оба пьяные, – определил Арон как врач, на что Двумордие покрутил пальцем у виска:

– Ничуть не бывало, Ваши благородства! Вам туда надо? Надо! Извольте ответить на вопросы числом три! Как оно там?

– Что превыше всякой крыши? – выручил напарника Зазубр.

Галахад и Арон онемели от удивления.

– Ну, это же легко! – подначивал Двумордие. – А не то я, пожалуй, вас съем. Обоих.

– Я слишком стар, чтобы отвечать на дурацкие вопросы, но слишком молод, чтобы умирать, – сердито сказал Арон. – С какой стати вы тут пристаёте с ножом к горлу? Кто вас уполномочил?

– Не с ножом, а с ружьём! А уполномочил нас сам Творец двенадцать тысяч лет назад.

– Нет такого срока этим подступам! – подключился Галахад. – Им и четырёх тысяч нет!

– Вы, пресветлый государь, со своим бессмертием всё перепутали! – важно молвил Зазубр. – Так записано в анналах, а значит, правда. Отвечайте мне лучше: что превыше всякой крыши? А то съем, ей-богу.

– Что обычно бывает на крыше? – растерянно спросил Галахад у не менее растерянного целителя.

– Труба, – сказал тот, кипя возмущением, – или телевизионная антенна!

– Никакая не труба! – обиделся Зазубр. – А солнце. Солнце! Оно и превыше!

– Это кто сказал?

– Сам Творец и сказал. И даже в книжку написал! Этим записям двенадцать тысяч лет.

– Похоже, знаю я этого «Творца», – вздохнул Арон. – И другого тоже. Сдаётся мне, живыми не выберемся, Ваше Величество.

– Это как процесс пойдёт!

– Внимание! – прервал Зазубр. – Вопрос второй: что ниже всякой крыши?

– Подождите-ка… Вспомнил! – Галахад радостно хлопнул себя по лбу. – Глубины подсознания!

– Да что вы все заладили – глубины, глубины! – на Зазубре даже шерсть встала дыбом с досады.

– А может, и впрямь глубины? – задумался Двумордие. – Мы же не проверяли!

– Да ну тебя!

– Знаете что, – с расстановкой сказал король, – по-моему, уже хватит. Уже надоело. Мне кажется, никто вас не уполномочивал, а просто сидите здесь и поедаете честных путников, которые стремятся… в общем, к чему-то стремятся, что весьма похвально. Дайте проход!

– Именем короля! – запоздало присоединился Арон.

– Ни за какие! – твёрдо сказал Зазубр. – Насмерть. Дело принципа.

Галахад и Арон обнажили мечи. Зазубр вытащил из-за спины зазубренную дубину, Двумордие приготовил часть ружья, годную к рукопашному бою и называемую прикладом.

– Ну, что ж, – грустно сказал король Двумордию, стоящему напротив, – ежели желаете добыть моё бессмертие в честном бою, то я к Вашим услугам!

– Чего-чего?! – поражённый Двумордие быстро отступил. – Ваше бессмертие вдобавок к моему, да ещё и Вашу Карму?!

– Да, так полагается!

– Нет, спасибо!

– Ну, ты-то не бессмертный, – добродушно пошутил Зазубр по отношению к Арону. – Так я тебя съем! Нравишься мне очень.

Но Арон в ответ стал надуваться от важности, принял позу величавого достоинства, а потом замер и будто что-то забормотал… затем чётче и громче, и, наконец, закричал, так что несчастные чудища быстро догадались, что к чему.

– Нельзя! – истошно завопил Двумордие, перекрикивая Арона. – Это священное место! Никаких смертоносных заклинаний здесь!

– Не смертоносные, а живоносные, – переводя дух, пояснил уже не целитель, а могущественный волшебник. И торжественно и распевно воззвал:

– Воскресни, Многорылое Чудовище!

А на Подступах стояла тишина. Сюда не добрались звуки сей эпохальной битвы. Само место отлавливало и приглушало любое внешнее возмущение. Защита могла сломаться лишь в случае грубого вторжения извне, но Сантариал и Ленни это вторжение ещё не осуществили, а только собирались.

Мешок с книгами и рюкзак с едой они бросили у последней развилки. Там же осталась лошадь, с виду весьма удивлённая таким поворотом событий. Погрустневший Ленни утешался тем, что, в худшем случае (если они не вернутся), скотинка найдёт чем поживиться.

Если бы он знал…

Со стороны здание напоминало то цилиндр, то многогранник, в зависимости от того, как падал свет. Ленни так и не понял, имеются у него углы или это оптический обман, но выяснять было некогда, а спросить не у кого. По своему архитектурному стилю оно походило на некоторые дома в Городе, как, например – внезапно осенило Ленни – на летнюю резиденцию Магистра Монтернора. Но уж, во всяком случае, не на руины, которым было двенадцать тысяч лет.

Это было всё, что удалось разглядеть с выбранной точки, и Ленни очень сожалел, что выбор остался не за ним. Примерно пятьдесят шагов назад они сошли с дороги, и теперь оставалось созерцать Подступы сквозь переплетение колючих ветвей, которые воинственно топорщились в разные стороны. Но Сантариал заботился не об удобстве обзора, а о безопасности; именно это устремление повлекло их на болота, причём архаик, к сожалению, не утратил своей манёвренности, тогда как Ленни, покорно топая за ним, быстро промочил ноги. Приходилось перебираться с одного островка твёрдой земли на другой, выделывая невероятные кривые. По сложности исполняемых элементов это было нечто между акробатикой и танцами на льду; только без льда, о чём Ленни печалился всякий раз, когда его нога оступалась, норовя провалиться в «глубины подсознания». Проклиная все болота на свете, он про себя недоумевал: чего ещё можно было так опасаться после Двумордия и Зазубра? Разве что пресловутого Стража… Тот, о котором нельзя сказать «ничего определённого», если дать волю фантазии, способен смотреть из всех окон сразу.

Тут Ленни едва не вскрикнул: навстречу из-за плеча Сантариала выплыло что-то ужасное, зубастое, в чешуе, переливавшейся бронзой, перламутром и всеми оттенками самоцветов. Не успев испугаться, Ленни осознал, что кошмарный образ существует лишь на мшистой плоскости стены.

То была знаменитая Мемориальная Стена Рисунков, окружавшая Подступы.

Здесь они могли какое-то время оставаться незамеченными: с этой стороны не было окон. Ленни прошёл всю стену туда и обратно, пока Сантариал исследовал местность, выискивая одному ему ведомые знаки. Архаик то и дело оглядывался, нервно вздыхая, и не реагировал на возгласы восторга, которые экзальтированный Ленни не в силах был сдержать. Изображения чудищ выстроились на всей протяжённости стены в полтора человеческих роста, поражая своим разнообразием в уродстве и извращённости, а в самом конце, возле ворот, восседал на горделивом скакуне величественный всадник, нарисованный фосфором. Подняв коня на дыбы, он поражал чудовищ мечом в порядке очереди. Ленни с ходу догадался, кто это.

По низу, у самого фундамента, неизвестные художники тщательно вывели карминные буквы, очевидно, повествующие о подвигах всадника. Местами затёртые, буквы не везде читались, но по их расположению при составлении слов и по наличию одинаковых окончаний в положенных местах Ленни сразу узнал рифмованную поэзию.

– Ты говорил, поэты в Немире перевелись? – торжествующе выпалил он, указывая на стену. – Краска совсем свежая!

– Ах, эти! – Сантариал рассеянно пробежал по строчкам взглядом. – Пишут по ночам. Боятся, что поймают.

Ленни вздрогнул, вспомнив о Зазубре. Он собирался кое-что уточнить, но представил себе в подробностях весь последующий диалог. «Кто пишет?!! Здесь же нет людей! – А кто говорит о людях?» И тому подобное. Лучше не начинать.

Сантариал с усмешкой изучал текст.

– Галахада любят в народе, – сказал он; и, отвернувшись, перевёл разговор: – Ещё не раздумал идти со мной, Мантуер?

– А что, разве может быть иначе? – Ленни даже не помышлял о том, насколько двусмысленно звучит его ответ.

– Может, – сказал Сантариал. – Вернёшься назад той же дорогой и передашь Амберу в точности то, что я скажу. Возможно, тебе даже удастся выехать из Немира. Прошу лишь об одном: никому не говори всей правды.

Значит, Амберу он тоже собирался соврать, логически рассудил Ленни. При таком раскладе у него не было выбора: он должен был увидеть всё собственными глазами. Сантариалу не стоило обращаться к нему так – слишком серьёзно, чересчур по-дружески, ведь друзьями они не были и не могли стать! Ленни представил себе обратный путь в одиночестве, и всей душой воспротивился такой перспективе.

– У тебя ещё есть время, – сказал Сантариал. – До захода солнца точно.

Ленни кивнул, торопливо и неуверенно.

Они долго стояли возле стены, ожидая, когда стемнеет. Сантариал иногда вздрагивал, прижимался к стене и что-то шептал, не отвечая на расспросы. Прекратить его паранойю не представлялось возможным, и Ленни подумал: «Если даже нас и заметят, мы всегда можем сказать, что зашли погреться, потому что собирается гроза».

Он снова вспомнил о Зазубре.

Как только последний луч упал на стену, Ленни, немало удивлённый, увидел в ней дверь – которой раньше, он мог бы поклясться, не было и в помине! Не дожидаясь, пока он придёт в себя, Сантариал проскользнул внутрь, и Ленни спешно последовал за ним. Секунду он помедлил, удивлённо разглядывая совсем обычную с виду дверь. На ней висела табличка: «Пожалуйста, придерживайте». «Чего ради?..» – подумал Ленни и отпустил. Но вместо знакомого стука о косяк за спиной раздался сдавленный писк. Тут же рука архаика ухватила его руку, из чего Ленни заключил, что надо срочно уносить ноги. Они скользнули в подвернувшийся коридор. Таким образом, дело следовало считать решённым.

И всё равно, за Ленни по пятам тащились сомнения, избавиться от которых не удалось даже здесь. Один Творец знает, чего они хотели.

Пропустив несколько поворотов, Сантариал счёл нужным перейти на шаг, и они смогли оглядеться. Зрелище многочисленных разветвляющихся коридоров, бедно освещённых и пустых, вызывало тоскливые мысли. Здесь было грязно, темно и холодно. Свет струился сверху и слева, его источники находились под самым потолком на равном удалении друг от друга. Вскоре Ленни разглядел крохотные квадратные окошечки, впускавшие лунные лучи. С точки зрения планировки это было невозможно, поскольку они уже пробрались вглубь здания, да и рановато для луны. Однако, вспомнив, как странно Подступы выглядели снаружи, Ленни решил, что ни за что не заикнётся о своих сомнениях Сантариалу.

«Не только место, но и время – всё другое», – Ленни зациклился на этом. Он попытался представить, что же будет, когда луна зайдёт, и ему стало не по себе. Пока сердце Подступов виделось крайне негостеприимным, и Ленни неожиданно сам для себя пожалел этого Стража. Находиться в компании книг, конечно, весьма приятно, но отгородиться от мира, годами не слышать человеческих голосов, – цена казалась несоразмерно высокой даже за обладание величайшим из сокровищ. Что же такое эта «Книга Времён»?

В этот момент их настиг сухой шелестящий звук, повисший в неподвижном воздухе будто бы сам по себе; звук настолько аномальный, что трудно было вообразить его источник… Словно на пенопласт падала металлическая стружка. Он не мог вырваться из мягкого человеческого горла, выйти из человеческих губ. «Фанор!» – услышали они. И оба застыли.

Это произнёс Страж Подступов!

Ленни чуть не подпрыгнул: он и не мечтал услышать голос существа настолько загадочного, легендарного и ужасного. Насколько он знал по энциклопедии, за Стражем вообще не водилось привычки к беседам: со своими жертвами он разбирался весьма лаконично и всегда молча.

– Фанор, – повторил Страж, – это ты?

Он был всего в нескольких шагах. Но Ленни не узнал бы его снова, настолько лишён был Страж всяких индивидуальных черт.

– Назад, – прошептал Сантариал, и они неслышно отступили в темноту. Страж смотрел прямо на них, напряжённо прислушиваясь; полностью неподвижен, лица не видно в тени. Прямо на них? Или сквозь них? Ленни занервничал: вдруг хозяин этого места безумен!

– Фанор, подойди, не бойся, – умоляюще продолжал Страж. – Я так давно тебя ждал. Фанор, а помнишь, – голос посуровел, – ты не ответила на мой вопрос…

– Вот интересно, с кем это он? – почти беззвучно проговорил Сантариал. Архаик придвинулся настолько близко, что его губы коснулись ленниного уха; он лихорадочно теребил пальцы рук. Ленни тоже было интересно, до зуда, но почесаться он опасался. Казалось, аномальный Страж улавливает само движение воздуха.

А тот всё стоял и смотрел, будто кого-то искал – и не находил.

– Не с нами, – сказал Ленни.

– Не с нами, – эхом повторил Сантариал. – Фанор – вообще-то женское имя. К тому же чрезвычайно старомодное.

Что-то похожее на разочарование шевельнулось внутри у Ленни. Сантариал оплёл его запястье своими длинными тонкими пальцами и повёл в боковой коридор.

– Ты раньше здесь не бывал?

– Что?! – Ленни встрепенулся. – Да откуда? Когда?!!

– Тише!

Природную чувствительность архаиков обмануть невозможно; Сантариал знал, что Страж не преследует их. Это и озадачивало, и вселяло надежду. Что-то вывело хозяина Подступов из равновесия, раздосадовало или даже напугало. Смятение в стане противника не могло не радовать искушённую душу Сантариала; он только жалел, что сам не имел к этому отношения.

Эти и подобные мысли владели архаиком недолго. Он полностью переключился на обдумывание плана, который ранее считал почти невыполнимым. Теперь же, когда все препятствия пропали, им оставалось добраться до центральной залы, откуда лестница вела на второй этаж – прямо в библиотеку. Но до залы было ещё несколько поворотов, и Сантариал торопился быстрее их пройти. Он инстинктивно догадывался о двух вещах: первая – это не единственный коридор, ведущий туда. Вторая – слишком долго им везло…

– Подожди здесь, – Сантариал произнёс это быстро и, оттолкнув руку Ленни, свернул вправо, в узкий проход, где не было окон. Он сделал это подсознательно, не думая о том, что будет, если его подозрения подтвердятся.

А они не замедлили подтвердиться. Он покинул своего спутника, но не остался в одиночестве. Значит, за ними следили.

Кто-то стоял рядом. Невидимый, но исходящий злобно пульсирующей энергией.

Не Страж.

Ощущение близкой опасности подстегнуло Сантариала, который попятился к границе света. Кошмар закончился, не успев начаться, оставив тупую боль в висках и тошнотворную слабость во всём теле. Сантариал очень хотел бы обманываться, но надеяться на чудо не приходилось. Ни один благонравный архаик, чтящий хозяина и традиции, не должен был встретиться ни с чем подобным ни в этой, ни в другой жизни. Выводы напрашивались…

«Инферналис забери сам себя, – мысленно простонал Сантариал. – Я ничего не могу с этим сделать!»

Он повернул голову и увидел Ленни.

– Вот и я, – улыбнулся тот и участливо добавил: – Всё нормально. Видишь, со мной ничего не случилось.

Сантариал задумчиво поглядел на него: что мог заподозрить Ленни, услышав своё имя, резко прозвучавшее в тишине коридора, столетиями пребывавшего в бесшумности? Он перестал читать мысли отмирка, чтобы сберечь внутренние ресурсы. Оставалось гадать, понял ли Ленни, насколько Сантариал был близок к тому, чтобы кинуться ему на шею. И хоть на миг пережить самое обманчивое из ощущений – иллюзию безопасности.

– Пойдём дальше, – сказал он. – Мы с тобой молодцы, Мантуер.

Какое-то время их путь продолжался в полной тьме – в этой части здания не было окон. Как мог Сантариал что-то разглядеть? Сам Ленни не видел ничего и цеплялся за архаика, как слепой – за собаку-поводыря. Более того, ему всё время казалось, что стены возникают там, где он совсем не предполагал их встретить, а коридор незаметно сужается. Если Ленни ненароком касался поверхности стены, она ощущалась под пальцами влажной и ноздреватой, словно чья-то гигантская кожа; это вынуждало его шарахаться в сторону, что значительно осложняло передвижение. Возможно, Сантариалу это надоело, и, когда впереди забрезжил свет, он вдруг выпустил руку Ленни и пропал. Архаик и днём смахивал на призрак, а в этом неверном, постоянно меняющемся освещении среди провалов тьмы он вовсе растворился без следа. А Ленни замер посреди коридора, вспоминая пословицу про чёрную кошку в тёмной комнате.

Собственно, только это ему и оставалось. Живость восприятия несколько притупилась (сказывался день, проведённый на ногах), и однообразное блуждание впотьмах потеряло свою привлекательность. Ленни уселся на узкий выступ у основания стены, прислонился спиной и предался невесёлым размышлениям. Возможно, Сантариал знал, о чём говорил, и ему действительно не стоило сюда являться. Возможно, он уже сделал всё что мог. И дальше не пойдёт.

Ну и пусть. Его уже ничто не может удивить. Ему всё равно.

Мысли становились всё более сонными и бессвязными. Кто-то упоминал (или писал), что Подступы – безлюдное, покинутое место. Безлюдное – да, но что покинутое… Напротив. Он что-то слышал у самого входа, Сантариал видел. Он не говорит, но там явно кто-то был… потом этот Страж, ну, его можно не считать. Двумордие и Зазубр. Огоньки на болоте. Для вечеринки народу маловато, но для секретного объекта что-то чересчур оживлённо. Кстати, о вечеринках – почему бы нет? Кто ей запретит, этой нежити, развлекаться здесь в своё удовольствие. «Ах, как весело было вчера на Подступах!» – должно быть, говорят они друг другу.