Текст книги "Немир"

Своей напыщенностью рыцарь настолько напоминал Дарслага, что Сантариал невольно улыбнулся.

– Нет, мы не можем делать ставки, – заметил он. – У нас нет ничего, что мы ценили бы одинаково.

– Как насчёт жизни? – угрюмо спросил Мнимый Рыцарь.

– Хорошо. Если я проиграю, ты заберёшь мою жизнь. Но, боюсь, тебе в ней не слишком понравится…

Закончить он не смог. Мнимый Рыцарь, весь багровый от рвения, обрушил на него свой меч, блеснувший алым в красках заката, и словно кровавый поток низвергнулся с неба. Под его натиском Сантариал упал. Но меч рыцаря тут же скрестился с мечом Арона, и, сколько рыцарь не пытался, не сумел разъединиться с ним. А дальше произошло нечто невообразимое. Арон спокойно выпустил рукоять и отошёл, а меч продолжал сражаться, чётко и профессионально отражая выпады противника. Арон поднял Сантариала и перенёс подальше, а битва всё продолжалась, пока, наконец, на двенадцатом ударе бойцы не исчезли в огненном вихре.

Всё произошло за считанные секунды; никто не успел ничего понять.

Когда все вновь подняли головы, с неба летел пепел. Серые хлопья (некоторые из них ещё догорали) усыпали пустую землю. Несколько синих искр покружились в воздухе и пропали без следа.

– «Сложил голову рыцарь…», – проговорил Сантариал вослед искрам, и его голос, раненный грустью, больно резанул Ленни по сердцу. Но он не успел отзвучать, как пришёл ответ – казалось, он возник из недр земли, проник сквозь её поверхность и пропал, растворился в воздухе, оставив лишь эхо, пролившееся сверху чёрным дождем:

– Мы ещё встретимся.

– Это вряд ли, – ответил Арон, отряхиваясь. – Раз уж Вы изволили уйти в другое измерение, здесь нам свидеться не суждено.

– Мы встретимся, – повторил чёрный дождь, – вот только найду выход.

– Ищите, – сказал Арон. – Я Вам не помощник: никак не ориентируюсь в иных мирах.

Чёрная влага зашипела на камнях и испарилась.

– Тот самый рыцарь? – выдавил Ленни, словно не веря сам себе. – Из баллады? И ты его?..

– Это правда я? – спросил Сантариал.

– Нет, – ответил Арон, – просто его оказалось слишком много для Немира. Он не смог найти применения своей силе и сгорел в её потоке. Для этого ему был нужен повод, и этим поводом стал ты. Печально, но случается. Давайте подождём, в некоторых мирах выход там же, где вход.

Но ничего не произошло. Мнимый рыцарь канул в неизвестность, а может, решил забыть об обидах и остался там… его соратники ушли далеко вперёд, и наплывающий туман растворил их силуэты и приглушил звук шагов на дороге.

– Туман набегает со стороны изнанско-теменской границы, – заметил Галахад, сложив руку козырьком над глазами. – Мы уже рядом. Завтра.

– Тот самый… – продолжал Ленни бормотать. Потом вздохнул. – Вот и закончилась баллада.

Арон прошёл мимо него, поигрывая королевским мечом – его собственный к нему так и не вернулся. Мысленно целитель ещё переживал минувшую битву. Он обратился к королю:

– К сожалению, Ваше Величество, Вы упустили шанс убить его в честном бою.

– Да уж, подобные мелочи бесконечно раздражают, – сказал Галахад, – но не стоит расстраиваться, такое происходит постоянно. Иначе можно с ума сойти от горя: зачем, спрашивается, нужно бессмертие, если не можешь быть во всех местах одновременно?!

– Да уж, – подтвердил Арон. Он покосился на Сантариала и понизил голос: – Странно: обычно архаики легко управляются с режуще-колющими вещами. Это у них с детства.

Галахад кивнул. Оба они знали, что детей архаиков слишком рано забирали из семьи, и родители могли рассчитывать на сорок лет мира и покоя в доме (именно таков был общий срок обучения и службы). К тому же, подросшие дети обычно к ним не возвращались, а заводили свои семьи, если предшествующая жизнь не отбила у них охоту к цивилизованному общению. Родители не могли передать своим чадам культуру, но каким-то образом ухитрялись передать философию, и с этим Инферналис ничего поделать не мог. Архаики оставались архаиками: упрямыми, замкнутыми, только внешне принимающими навязанные им правила. Просто дети, обожавшие играть с огнём и баловаться с острыми предметами, превращались во взрослых, от которых не знали, чего ожидать.

Позиция наставников на мысе Аджано была чёткой: суровая дисциплина – но никакой жестокости. Каждого ребёнка методично обрабатывали, прививая определённые взгляды, воздействуя на его психику, порой неявно и незаметно. Терпение учителей и воспитателей было поистине безграничным: им хорошо за это платили. Ребёнок, который умудрялся сохранить в целостности свою суть после долгих лет подобных процедур, должен был тщательно скрывать это от окружающих. В конце основного курса дети, проявившие необычные способности или обладавшие, подобно Сантариалу, чересчур живым характером, готовились к работе по контракту, поскольку Инферналис понимал, что в жёстких рамках таких всё равно не удержишь.

– Может, он всё-таки волшебник?

– Иногда, друг мой, ты напоминаешь заезженную пластинку, – сказал Галахад. – Займись-ка лучше носом.

После этого происшествия отрядом овладело странное настроение. Все испытывали сходные ощущения, но избегали делиться друг с другом своими переживаниями. Словно жители всех рас и всех миров отказывались признать, что у них гораздо больше общего, чем казалось. В таких экстремальных условиях Арону приходилось следить, чтобы и без того расхлябанная дисциплина не пала ниже критической отметки. Следить ещё и за упадком духа у него просто не было сил.

Устав от бессмысленности поисков смысла, целитель отправился к Сантариалу, чтобы рассказать тому, как вредно сидеть на земле таким холодным, почти зимним, вечером в полном одиночестве и в нескольких шагах от изнанско-теменской границы. Но потом он подумал, что, возможно, не стоит критиковать такое невинное, на фоне всего остального, времяпрепровождение…

Вместо этого целитель залюбовался закатом.

Он смотрел, как огненный диск совершенной формы медленно падает за горизонт, утопая в пелене взбухших фиолетовых облаков. Ежевечернее представление, каждый раз сыгранное по-новому для одного-единственного зрителя – человеческого сознания. Древние гадали, является ли солнце, покинувшее небосвод вечером, тем же солнцем, которое выскочит из-за горизонта назавтра? И не всегда приходили к однозначному выводу. А сколько было тех, кто вообще не интересовался закатами?

Реальность нерациональна. Очень часто она разбазаривает свои сокровища без свидетелей! Сантариал был наглядным примером. Обхватив руками колени, архаик, казалось, дремал, являя собой полную отрешённость и равнодушие. Но появление Арона его разбудило. Взглянув на целителя исподлобья, Сантариал вдруг заговорил первым.

– Вам действительно небезразлично, что со мной станется?

– Неужели! – патетически воскликнул Арон. – Какая благая сила внушила Вам эту мысль? Да, действительно, и я даже скажу, почему.

Сантариал выжидательно смотрел на него.

– У меня ещё ни один пациент не умер.

Сантарил недоверчиво покачал головой.

– А если вдруг… что Вам за это будет?

– Наверное, исключат из Межмировой Ассоциации Практикующих Врачей и Целителей, – намеренно избегая его взгляда, информировал Арон. – Но, если хорошо проведу вскрытие, дадут награду за весомый вклад в развитие медицины. Ну, и всегда полезно завещать своё тело для опытов, тогда могут и Председателем назначить. С полномочиями. Тут как повезёт!

Спохватившись, что забылся и разоткровенничался, Арон снова переключился на закат. Огненный диск почти утонул во мраке облаков; через несколько минут, густая осенняя тьма накроет землю, и до лагеря придётся добираться на ощупь. Но Арон не спешил уходить. Он ждал вопроса, и вопрос прозвучал.

– Межмировая Ассоциация Практикующих Врачей и Целителей?!!

Арон кивнул.

– Ну да. МАПВиЦ. Теперь Вы знаете, что даже в жизни героев порой встречаются малосимпатичные сокращения.

Арон ещё немного поразмыслил… и сел рядом с архаиком.

Почему он решил заговорить об этом? Должно быть, потому, что никогда не написал бы мемуаров, как Галахад. Всё в этих мирах опутано сетью невидимых взаимосвязей. Как говорится, если что-то ищешь, то обязательно найдёшь. Надо только чётко себе представлять, чего именно ты хочешь. Иначе может получиться не смешно.

– В былые времена, когда лет мне было меньше, а самоуверенности больше, чем хотелось бы мне сейчас, я носил свою голову высоко поднятой, – Арон усмехнулся, ему вспомнился сегодняшний монах, – как будто боялся расплескать драгоценное содержимое. Мой первый учитель говорил так: «Задирай нос высоко, тогда, если по нему ударят, он опустится до нормального положения».

Сантариал передёрнулся. Его собственный нос всё ещё болел.

– Так вот, по нему действительно ударили, – невозмутимо продолжал целитель. – К тому моменту я давно уже превзошёл в искусстве врачевания своих убелённых сединами учителей, и поток признательности и благодарности устремился ко мне со всех концов света. Обо мне говорили, что я – лекарь по призванию, врачующий не только тело, но и душу, и что ни единой живой душе я не навредил. Но вот однажды… однажды к моему дому прискакал всадник, и он… – Арон помолчал и продолжал, с трудом подбирая слова. – Я врач, и я мог бы поклясться, что этот человек должен был умереть вчера, столько было на нём кровоточащих ран. Он и вправду был слаб, но слаб только телом. Мы с помощником помогли ему взойти на крыльцо, и в доме я оказал ему помощь, применив все известные мне знания. Наш гость беседовал с нами ровным голосом, как будто не чувствуя боли, и поведал кое-что о себе. Это был рыцарь древнего ордена, совершавший паломничество к своим святыням в каких-то диких, забытых Творцом местах. Два дня назад у него произошла стычка с тамошними варварами. Но у него был талисман, позволявший мгновенно преодолевать огромные расстояния, если его хозяину угрожала опасность. Недоумевая, я спросил, почему он не воспользовался этой штукой сразу, ведь можно было избежать лишних хлопот – и ему, и мне. Так я думал тогда. Рыцарь ответил: «У меня оставалось ещё одно очень важное дело». И вот тут-то я закричал вне себя от возмущения: «Да какое там дело, Вы же умирали! Какого чёрта Вы тянули целых два дня?!»

Арон усмехнулся в бороду.

– Мне до сих пор стыдно, – пояснил он. – В ответ на мой выпад рыцарь нахмурился, устремил на меня усталый, но непреклонный взгляд и спокойно заявил: «Каждый раз, когда я слышу эти слова, мне хочется убить того, кто их произносит». Он, конечно, был слишком слаб, чтобы убить физически, но он убил меня своим ответом. Я много понял в тот день. Врач должен знать своё место. А душа… – целитель развёл руками.

– Какие-какие слова? – поинтересовался король, выходя из тени. – Хотелось бы знать, из-за чего тебя чуть не убили!

– «Что ж Вы так тянули», – процитировал Арон, поворачиваясь к нему. – От меня их больше не услышат. Я дал обет.

Галахад кивнул и снова ушёл в тень. Арон собирался последовать за государем, но внезапно рука Сантариала легла на его плечо.

– Так он поправился – тот рыцарь?

– Ну конечно, – будничным тоном отозвался целитель. – Я же говорил: у меня ещё ни один пациент не умер. И потом… ведь он точно знал, что ему нужно, не так ли?

– То, что он хотел меня убить, и есть здравая реакция совершенно нормального человека, – продолжал Арон, пока они пробирались к лагерю. – Нечего предаваться иллюзиям о собственном всемогуществе, нечего воображать, будто властен над чьей-то жизнью, даже если обладаешь обширными знаниями практикующего целителя. Всё происходит так, как оно происходит. Переломить естественный ход вещей удаётся не каждому. Но именно этим мы сейчас и занимаемся.

Они остановились возле костра, и Нандоло, сидевший ближе всех, первым подал голос.

– Только у нас это не очень хорошо получается, – доброжелательно заметил он.

Арон повернул к нему просветлевшее лицо.

– Ничего. Мы будем пытаться, – с убеждённостью изрёк он. – И нечего с этим тянуть!

«Раньше я всегда был одиночкой. Но прошло некоторое, даже по вселенским меркам очень продолжительное время, и я сумел оценить все преимущества верной дружбы. А теперь я понимаю, что путешествовать в большой компании куда интересней. Даже если Вы не продвигаетесь к намеченной цели, Вам никогда не бывает скучно».

«Наверно, с литературной точки зрения плохо, что я постоянно перескакиваю из прошлого в настоящее и обратно, – подумал Галахад, отрываясь от своих записей. – Но разве правильно делить время на части? Моё прошлое вполне может оказаться чьим-то будущим, если у меня найдутся читатели».

На страницу упал солнечный луч. Король поднял голову. То самое солнце, закат которого Арон созерцал вчера в не лучшем настроении, Галахад приветствовал со своей обычной жизнерадостностью.

«Надо будить остальных», – решил он. И… подумал, что торопиться не стоит.

Государство Изнани и Темени начиналось с пологого спуска в низину всего в двадцати шагах отсюда. Местность, сплошь залитая туманом, слабо пропускавшая солнечные лучи и безобразно сырая, воскресла в памяти короля. Никаких часовых, форпостов и заграждений. Границы открыты настежь. Тот, кто сюда сунулся, успел десять раз подумать, а раз так, нечего его останавливать. Тот, кому есть, что терять, потеряет здесь всё, а значит, нет смысла его задерживать. Место, которое не терпит случайных людей. Про которое за завтраком говорит весь Немир. Место, которое принцесса, названная журналистами Спящей Красавицей этого мира, превратила в пантеон оживших легенд…

Галахад попытался проникнуться этим настроением и с огорчением понял, что не сможет. Легендарная личность знала цену собственной легенде и трезво относилась к чужим. Для создания атмосферы ему как воздух нужны были все эти архаики и отмирки, спавшие глубоким сном. Надо всё-таки их разбудить!

Спутники оправдали его надежды. Выстроившись полукругом, ещё сонные, но уже переполненные смутными чаяниями и опасениями, все до одного впитывали новые впечатления. Позади остались Нетронутая Страна, окраины Аиана и гряда Синих Гор, которую они обогнули с востока. Впереди расстилался край, где никто из них, кроме Галахада с Ароном, раньше не бывал. И все смотрели туда, не говоря ни слова. А точнее, как выразился бы поэт, приведись ему оказаться в Немире, взирали безмолвно.

О каких словах, извините за каламбур, могла идти речь?!!

Они приблизились к концу пути. Что-то уже утрачено безвозвратно. Оно никогда не повторится.

Общее молчание оттягивало переломный момент, делая его поистине бесконечным. Первым не выдержал Арон, в мозгу которого вдруг забрезжили слова полузабытой древней баллады о страдающем скитальце, встретившим свой жестокий конец на чужбине. Что-то о том, что самым нежным в его горестной жизни было прикосновение палача…

Арон понял, что дальше так нельзя. Он набрал полную грудь воздуха…

– Итак, мы пришли. Скоро всё будет кончено.

– Вы неисправимый оптимист, – прокомментировал король.

Все вздохнули и вернулись к прерванным занятиям.

– Почему бы нет, – прокомментировал Нандоло. – Всё кончится плохо для плохих. Все станут друг другу братьями, даже сёстры. Волшебство снова возродится в этом мире и поможет нам!

– Было бы недурно, если б оно помогло хотя бы перевернуть омлет, – пробурчал Ленни, подозрительно присматриваясь к сковородке. То, что на ней затевалось, было явно не для питания особ королевского рода. Ленни чуял это нутром, хотя никогда не жил при дворе.

Видя его замешательство, Сантариал со вздохом откинул рукава и подступил к сковороде с кухонным ножом. Однако его действия встретили понимание далеко не у всех.

– О нет! Заберите у него нож! – громкий шёпот Арона был слышен даже с другого края поляны. – Некоторым просто нельзя давать в руки железо. Пошлите его открывать консервную банку – и будьте уверены, что будут жертвы!

Будто в подтверждение его слов, раздался громкий лязг. Нож упал на сковороду, оттуда на землю и там застыл, воткнувшись возле ленниной ноги. Сантариал отдёрнул руку, прижав её к груди. Звучный возглас исторгся из уст короля, лошадь панически заржала, Ленни, поджав ногу, в растерянности застыл над омлетом. Арон, кинувшийся в эпицентр событий, был полон ненаигранного беспокойства.

– Ради всего святого, Сантариал! Надеюсь, Вы не ушиблись?

– Спросите лучше, не обжёгся ли я, – заметил Сантариал, критически разглядывая пострадавшую руку.

К бытовым травмам архаики относились философски, и не было никаких сомнений в том, что попрактиковаться Арону сегодня не дадут. Но целитель не был разочарован. Напротив, его благообразное лицо выразило облегчение и некоторое удовлетворение. Словно ничего другого он не ждал.

– Знаете что, Ваше Величество, – произнёс Арон, обращаясь только к королю и не удостаивая вниманием толпу вокруг, – я долго любовался вчера закатом и понял, что сегодня будет плохой астральный день для перехода любых границ. Наш общий друг Нандоло прав: надо иногда уделять внимание приметам. И потом, среди нас раненые…

– Послушайте, я всего лишь обжёг руку! – возмущение Сантариала вырвалось наружу. – Если в Ваши дальнейшие планы не входит ходьба на руках, равно как и стояние на голове, я пока что могу вас сопровождать!

– А с головой у Вас что? – полюбопытствовал король.

– Как Вам не совестно, Ваше Величество! – хмуро сказал Нандоло. – С головой у всех нас очень, очень плохо. Особенно сейчас, когда мы с каждым часом приближаемся к замку Её Высочества принцессы Тайны. Кстати! Расскажите же, наконец, о ней! Надо, так сказать, быть во всеоружии.

– Ну что ж, – отозвался Арон со вздохом; он нагнулся, подобрал с земли прутик и похлопал им по сапогу, – слушайте. Давным-давно жила-была Принцесса, и не было её прекрасней в целом свете… И, кстати, именно так следует её называть – с заглавной буквы.

И тут на глазах изумлённых слушателей он начертил на земле круг с двумя точками внутри и горизонтальной полоской внизу, пририсовал по бокам две метлы волос, а затем изобразил и стройный стан, весьма схожий с туловищем богомола. Даже Нандоло разинул рот.

– Это условное изображение, – не смущаясь, сказал Арон. Он стёр его и приготовился рисовать дальше.

– Но… может быть, мы… я хотел сказать, может быть… – Сантариал колебался; не в силах закончить фразу, он бросил взгляд на Нандоло, ища поддержки, – обойтись без условностей?

– Целитель Арон просто хочет быть максимально реалистичным, – тихо произнёс король. – Давайте уж я расскажу как сумею. Но там, где речь обо мне, будешь рассказывать ты, – он кивнул Арону.

Глава вторая

Не иначе как чудодейственный сон!

Константин Сергиенко

ИСТОРИЯ О ПРИНЦЕССЕ ТАЙНЕ, ПОКРЫТОЙ МРАКОМ, РАССКАЗАННАЯ ГАЛАХАДОМ (адаптированный вариант)

Эту принцессу звали Тайна, и её имя в переводе с языка древности что-то означало; но смысл его забылся вместе со всем остальным, когда на принцессу за что-то обиделась злая ведьма и заставила её спать беспробудным сном, полным кошмаров. Никто не мог её разбудить, а сама Принцесса никак не просыпалась, и так несчастная продолжала жить во сне, плавно перетекая из кошмара в кошмар, без минуты передышки. Разумеется, приближённые приложили все усилия, желая вывести её из Страны Мрака и Ужаса. Знаменитые волшебники и медицинские светила съезжались ко двору в надежде найти средство от колдовства, а заодно сделать карьеру, но очень скоро отступали, признавая свою беспомощность. Шли годы, и надежда таяла; многие опустили руки и смирились с судьбой; многие просто забыли. И лишь некоторые сердобольные души просили Смерть, чтобы она поскорее пришла и избавила Принцессу Тайну от кошмаров. Наверно, в конце концов, это и произошло бы, если бы в один прекрасный день Принцесса вдруг не проснулась.

Никто не понял, как ей это удалось; просто она протёрла глаза и резко села на постели, озираясь по сторонам. А день, надо сказать, действительно был прекрасный. Под окнами щебетали соловьи, воспевавшие раннее лето, на все лады повторяя, что жизнь чудесна; и даже те, кто не понимал их языка, чувствовали, что птицы правы. Все цветы сада торопились распуститься именно сегодня, приветствуя солнце, которое вдруг вспомнило, что на дворе июнь, и торопилось наверстать упущенное, игриво разбрасывая золотистые лучи по белу свету. Небо было лазоревым, облачка – кружевными, а лёгкий ветерок разгонял зной, облегчая дыхание. В такой денёк хорошо пройтись по садовой дорожке, слушая шорох гравия под ногами и радуясь, что ты существуешь. Словом, ничто не располагало к мрачным раздумьям, но именно это почему-то показалось Принцессе самым страшным. Тайна смотрела в окно глазами, в который застыл немеркнущий Ужас.

– Что за безобразное, кошмарное место этот Немир, – произнесла она со страданием в голосе. – Страшнее мне не было нигде. Вы говорите, я жила здесь раньше? – обратилась она к придворным, толпившимся вокруг. – Но я не могу в это поверить! Ах, неудивительно, что я предпочла скитания такой жизни. Пожалуй, я снова уйду, чтоб не видеть этого убожества, которое надрывает мне душу и калечит сознание!

С этими словами она улеглась обратно, желая вернуться в сон, но подданные столпились вокруг, умоляя её не делать этого. Они только что обрели свою повелительницу и не хотели терять снова. Сотни затейников были приглашены ко двору, и тому, кто сумеет рассеять тягостные мысли Тайны, была обещана царская награда. Увы, награды не досталось никому: пробить стену ужаса, которой окружила себя Принцесса, оказалось не под силу даже бывалым мастерам жанра. Смысл шуток до неё не доходил. Хуже того, самые безобидные вещи вызывали у Принцессы приступы страха и отвращения; что уж говорить о полунамёках, в которых, как известно, кроется гротескность и абсурдность всего, что есть в жизни и смерти! Стоило Тайне заподозрить тайный умысел в словах и действиях окружающих, как она тут же кидалась в слёзы или хваталась за сердце, так что все бросили это рискованное дело. А за Принцессой прочно закрепилось прозвище Тайны, покрытой Мраком.

Прошло время, и придворные подметили у Принцессы странное и занятное свойство. В каждом ей удавалось увидеть самое плохое, спрятанное, как правило, на дне души и тщательно скрываемое от других. Причём, нередко это плохое оказывалось тайной и для самого человека, но никто не оспаривал доводов Принцессы; напротив, поразмыслив, все приходили к пониманию их глубинного смысла. А главное, Тайна, научилась чувствовать зло задолго до его появления, иначе говоря, она смогла с известной точностью предсказывать будущее! И потянулись ко дворцу длинные вереницы желающих узнать о себе правду, а за ними – не менее длинные вереницы желающих узнать правду о других. Это занятие очень развлекло Принцессу Тайну и отсрочило её переход в мир иной, поэтому визиты такого рода вошли в моду и стали поощряться! И ни один не ушёл от Принцессы разочарованным; ибо ей удавалось каждому сказать нечто особенное, неповторимое и непременно ужасное.

Однажды к ней наведался не кто иной, как знаменитый Галахад, король сильфанеев. Увидев его, Принцесса прослезилась.

– Вы прекрасный человек! – воскликнула она. – И даже то, что Вы не человек, не имеет значения! Но как ужасно, что Вам приходится жить в этом низком, подлом, неблагодарном Немире! – и она разрыдалась.

Галахад и сам чуть не заплакал. А Принцесса вытерла слёзы и продолжала:

– Когда Вы умрёте, многие будут оплакивать Вас.

– Но я бессмертен! – воскликнул обескураженный Галахад.

– О, как мне вас жаль! – закричала глубоко потрясённая Тайна, обливаясь слезами. – Наверно, хуже этого ничего быть не может!

А когда пришла очередь целителя Арона, он поднёс Принцессе зеркало и спросил:

– То, что Вы существуете – это хорошо или плохо?

– Какой старый вопрос! – надув губки, проговорила Тайна. – И до ужаса нудный. Но, раз уж Вы спросили, я отвечу: Вам и не снилось, что мне довелось пережить, и мучения мои множатся с каждым днём. С этой стороны факт моего существования представляется весьма прискорбным. Но, с другой стороны, не будь меня, кто смог бы с такой поразительной точностью сказать, что хорошо, а что плохо? Кто наставил бы несчастных, что приходят ко мне за советом, на путь истинный? Нет, это весьма недурно, что я существую; пусть не для меня, но для всех вас!

Едва она это произнесла, как Арон в ужасе бежал от неё прочь; и с этих пор никто не брался оспаривать железную логику Принцессы Тайны. Желающих развлечь её заметно поубавилось. Верховный Магистр, посетив её, только пожал плечами и тихо сказал придворным:

– Да оставьте вы Принцессу в покое! Ей вполне хорошо живётся!

Но Тайна услышала его слова и заинтересовалась.

– Вы научились видеть хорошее в плохом и стали Великим Магистром Гуманитарного Зла? – спросила она.

– Да. А Вы научились видеть плохое в хорошем и стали Великой прорицательницей Тайной?

– Да! Мне кажется, мы очень похожи. Возможно, нам стоить объединить наши усилия?

– Зачем объединять вещи неразделимые? – мудро возразил Верховный Магистр.

– И правда, – прошептала Принцесса. – Я хотела предложить Вам руку и королевство, но это слишком жутко – быть женой владыки империи зла. Не хочу иметь с этим ничего общего, даже если взамен я научусь видеть хорошее в плохом.

Услышав такое, Верховный Магистр задумался. С тех пор задумчивое выражение не покидало его лица; говорили даже, что Магистр и его задумчивость стали словно братья-близнецы, и было непонятно, кто из них на кого похож. Когда Магистр вернулся в свою резиденцию, его спросили, правда ли, что Принцесса сошла с ума. Он немного подумал и ответил:

– Да, возможно. Вопрос – когда?

И больше ничего не сказал. Правда, много лет спустя, когда принцесса впервые предсказала Беспредел, и Магистра снова спросили, верит ли он пророчеству, тот покачал головой и туманно изрёк:

– Да, ведь россказни и предсказания – суть разные вещи, которые имеют много общего.

Хотя и это ничего не значило.

Принцесса Тайна смотрела на своё отражение в зеркале, с которым общалась все последние дни. Дни казались ей веками. Вот эту царапинку в правом углу наверху, возле самой рамы, она, кажется, видела, ещё будучи ребёнком. Переплетение цветов и листьев, обрамлявшее её бледное лицо, было точь-в-точь, как в старом саду за окном, теперь заброшенном и заросшем. Позолота на раме стёрлась – давно ли? И почему здесь, где птица сидит на цветке, такой причудливый изгиб? Из-за него ей не разглядеть, что делается там, за шкафом, в глубокой тени. Если, конечно, не передвинуть зеркало.

Но тогда она увидит и того, кто стоит за её спиной.

– Доктор, скажите же мне, наконец, правду, – попросила принцесса, вздрогнув от звука собственного голоса. Он напомнил, что она ещё существует с этой стороны стекла. – У меня есть шанс?

Тот, кто стоял за спиной, устало улыбнулся, но спохватился, что в зеркале принцесса может это заметить. Врачи не должны улыбаться пациентам, это слишком обнадёживает.

– У Вас – есть, Ваше Высочество, – ответил он, – а у меня – нет.

– Что это значит? – она напряглась, но не обернулась. – Вы не можете мне помочь?

– Мои усилия пока не дают ощутимых результатов, – сказал он. – Ваш случай поставил меня в затруднительное положение. Но я, разумеется, не отступлю. Это мой долг – врача, и, если хотите, рыцаря.

– О, это очень мило.

«И всё-таки, почему здесь такой изгиб?» – подумала она.

– Врачи изобрели массу средств от бессонницы, Ваше Высочество. Но никто до сих пор не придумал средства для радикального уничтожения кошмарных снов. Есть мнение, что кошмарные сны – это осколки неудачных миров, которые Творец забраковал, но не смог полностью уничтожить.

– В таком случае, что есть приятные сны?

– Я не знаю, Ваше Высочество. Природа большинства людей такова, что они начинают доискиваться сути явлений лишь тогда, когда явление им чем-то мешает. А приятные сны не мешают никому, даже наоборот.

– Ах, ну да, ну да…

Принцесса Тайна стала рассеянна. Её клонило ко сну, но тревога, пульсирующая в груди, не давала забыться. К этому ощущению она успела привыкнуть. И ко многому другому тоже.

Например, к тому, что поспать ей не дадут…

– Можно сделать так, чтобы я совсем не видела снов?

– Да, Ваше Высочество. Вы знаете – я прибег к оперативному вмешательству, и многие Ваши кошмары исчезли.

Принцесса Тайна кивнула. Не раз бывало, что, проснувшись, она не могла вспомнить детали, хоть и знала, что кошмары её посещали. Знала по тянущему ощущению где-то в груди.

– Но это всё же поверхностная работа. Я, так сказать, излечиваю симптомы. Чтобы уничтожить все кошмары разом, я должен дойти до сути Вашего страдания, и вырезать его корень. Но тогда я мне нужно Ваше согласие на операцию, сопряжённую с риском для жизни.

Принцесса Тайна молчала, будто не слышала. Её лицо было подобно меланхоличной луне.

– Я больше не могу предсказывать нежелательное будущее, – сказала она. – Я не могу видеть страдания людей во сне и наяву. Я не хочу их видеть, – с силой произнесла она. – Помогите мне, доктор.

– А если это не Ваши сны, а всего лишь наведённые? Тогда придётся искать того, кто…

– Нет, это мои сны, – Принцесса Тайна вдруг рассмеялась. – Вы столько времени меня консультируете, должны уже с этим разобраться. Но я Вас не виню. В моих кошмарах Инферналис ногу сломит, и я не хочу, чтобы Вы сломали свою голову. Не спешите, лучше всё обдумайте, а я потерплю.

Она стряхнула с платья крошки, так как незадолго до визита доктора ела печенье. Принцесса Тайна вовсе не была такой мрачной букой, как её изображала народная молва. Она была добра, щедро проявляла доброту и в этом болезнь мало её изменила. Мимолётная грусть прошла, и принцесса снова стала весёлой, а зеркало отразило женщину, помолодевшую на десять лет.

«Однако, это повторяется всё чаще», – подумала она.

– Доктор, что они делают, когда Вы их режете? – спросила принцесса, и он остановился в дверях. – Им очень больно? Ну, ладно, идите.

Она вспомнила слова Магистра Монтернора, сказанные в их последнюю встречу: «Чем больше взаимопроникновение миров, тем выше вероятность всеобщего хаоса и Беспредела». Если её кошмары – осколки миров, существующих где-то, значит, она – их проводник в Немире, ретранслятор, проектор!

«Что же мне теперь, самоубиться?» – но другая мысль, более жуткая, заставила её забыть о себе: «Неужели Творец мог уничтожить свои миры?!»

– «Неужели Творец мог уничтожить свои миры?» – воскликнула она пафосно, как сценическая дива, а он подумал, что все женщины одинаковы, – задумчиво сказал Нандоло.

Остальные обернулись к нему.

– Кто подумал? – тупо переспросил Ленни, выражая общее недоумение.

– Её доктор, естественно.

– Там не было ничего про её доктора, – вызывающе произнёс Сантариал. Он, как всегда, стоял чуть поодаль, отдельно от всех, спрятав руки в широкие рукава. – Чем ты слушаешь?