Текст книги "Немир"

Что ж, пусть видят! Пусть вбирают в себя каждую деталь его агонии, чтобы носить в памяти до скончания своей убогой вечности. Чтобы рассказать тем, кому не посчастливилось быть сегодня здесь. Сантариал улыбнулся, намереваясь с гордо поднятой головой пройти к месту казни… и не двинулся с места.

Силы полностью покинули его.

Мысль о смерти нравилась ему вплоть до нынешнего момента, когда, стоя посреди огромной поляны, он оказался в центре всеобщего недоброжелательного внимания. К тому же…

Если то видение было истинно, я просто не могу умереть?!.

«И, тем не менее, я умру, – подумал архаик. – Но неужели на этом всё закончится? Прямо вот так, сейчас?!!» У него вспотели ладони. Сотни глаз сфокусировались на нём среди кромешного молчания; холодные и ожесточённые, в то же время лишённые всякого выражения – такими могли быть глаза насекомых. Исключением стали дети, которых взрослые оторвали от игры. «Разве им было необходимо видеть это?» – размышлял Сантариал, физически ощущая, как узы смирения и покорности, им же самим созданные, рвутся, и, подобно цветку, распускается, обретает свободу его истинный дар. Волшебная сила начала пробуждаться в нём, но он погасил мятежную искру, задавил отчаянным усилием воли.

И напомнил себе о том, что впервые – будто озарение – пришло ему в голову нынешней ночью.

Что будет, если после всего он преспокойно вернётся домой?

«Если Инферналис только заподозрит, что мой народ способен возродиться, что появятся другие подобные мне, он уничтожит всех нас из страха. Нет, пусть никто никогда не узнает. Никто… никогда…»

Архаик послушно пошёл туда, куда его подталкивали чьи-то руки.

Он принял чрезвычайно тяжёлое решение, которое истощило его душевную энергию; поэтому сейчас все чувства настолько притупились, что Сантариал был уверен: когда огонь доберётся до его тела, боли не будет. Склонив голову набок, он разглядывал тех, кто пришёл поглазеть на его гибель, и со спокойной ясностью сознавал своё превосходство над ними.

Он в последний раз поднял веки и оглядел поляну сквозь стену дыма, ставшую почти непроницаемой даже для солнечного света, и тут… Сантариал не мог себе представить, что возможен страх ещё более сильный, чем тот, что посещает человека на пороге небытия, но теперь он испытал его в полной мере.

Он увидел, как сильфанеи поспешно расступались, с почтением давая дорогу рослой фигуре, отмеченной королевскими знаками отличия. Те, кто хотя бы раз видел короля Галахада, не забывали его до конца дней, и Сантариал не мог ошибиться. Именно этот легко узнаваемый облик проявился в дымной пелене теперь, в самом начале ритуального действа.

«Что он здесь делает? – в отчаянии подумал Сантариал. – Зачем он идёт ко мне? О боги, остановите его!»

Путаные мысли лихорадочно забились, затрепетали в его мозгу, словно им стало тесно в черепной коробке. Сантариал в панике перебирал в уме имена древних и нынешних богов своего народа, выискивая того единственного, кто мог бы круто изменить ситуацию. Ничто не помогло. Легендарный король продолжал неумолимо вырастать в размерах. «Этого не может быть, – подумал Сантариал. – Он просто галлюцинация, его нет на самом деле». Перед глазами всё завертелось, водоворот хаотичного бредового движения смёл с орбиты последние проблески сознания…

…а потом раздался кошмарный грохот, и архаик со спокойной ясностью, уже не страшась ничего, понял: это рухнуло в небытие его собственное сердце.

От второго толчка земля дрожала сильнее и дольше, и сильфанеи в панике заметались по поляне. Галахад один возвышался среди этого безумия, словно маяк в волнах беснующегося моря. Король никуда не торопился, с редким терпением высматривая что-то в мешанине рук, ног и голов.

– Ваше Величество, надо выбираться отсюда, – стараясь перекричать чужие вопли, воззвал к Галахаду Арон. – Не ровен час, что-нибудь упадёт нам на головы!

Не успели отзвучать его слова, как с неба пролился мутный грязевой поток. Он в мгновение ока лишил Галахада его царственного вида и в значительной степени попортил окружающий пейзаж, но быстро прекратился. Арон, успевший схорониться под трибуной заседаний, нерешительно выглянул наружу.

– Надеюсь, ничего страшнее этого дождя на наши головы уже не падёт? – невозмутимо заметил Галахад, безуспешно пытаясь отряхнуть свой когда-то бывший белым плащ. К этому времени они остались на поляне вдвоём. – Довольно убедительное представление, хотя я весь грязный.

– Это не я! – просипел Арон; от возмущения он потерял голос. – Разве я бы осмелился…

– Тогда всё гораздо хуже, – резко оборвал король. – Это был Первый удар, как и предсказывала Тайна.

– Конец всему? – в ужасе пробормотал Арон. Его поражала неестественная тишина вокруг.

– Пока нет, только начало. Но мы собирались ещё найти Сантариала, помнишь? Хотя как его отыскать во всём этом… – король обвёл поруганные окрестности беспомощным жестом.

– Долго не придётся, – желчно сказал целитель, и король проследил взглядом в том направлении, куда указал его перст.

Каким-то чудом грязный дождь обошёл центр поляны, а там колыхалось нечто белое и воздушное, совсем как настоящее облако… или как торт со взбитыми сливками, который красовался перед Монтернором на последнем приёме. От этой белизны у короля защипало глаза.

– Там что, снег? – проговорил Галахад, его голос дрожал от благоговения. Он не верил сам себе, но сомневаться не приходилось: либо снег, либо…

– Невозможно, – решительно сказал Арон. Он мотнул головой, словно утрясая непривычную мысль, втянул носом воздух и убедился окончательно. – Галахад, это розы!

Король быстро сориентировался. Огромная бело-розовая масса оказалась смесью тысяч и тысяч лепестков, источавших совершенно одуряющий аромат. Это было всё, что осталось от чудесного сада. Вместе они вытащили оттуда Сантариала. Сначала им показалось, что казнь всё-таки состоялась, только не тем способом, который предусмотрела Её Высочество. От миллионов свежих спрессованных роз, лежащих во влажном воздухе, шёл такой сильный и душный запах, что даже у Галахада закружилась голова.

– Галахад, ты не знаешь, это особый сорт или самые обычные розы? – поинтересовался Арон, переведя дух.

– Какой бы ни был, он уже утрачен, – философски ответил Его Величество.

Лицо Сантариала было бледным и спокойным. Его потусторонняя красота не потускнела, но Арону вдруг показалось, что это вовсе не архаик, а кто-то другой, взявший его облик. Что, конечно, было невозможным.

– Первый случай такого рода в моей практике! – пробормотал целитель, производя поверхностный осмотр. – Он не то чтобы умер… но у него нет никаких причин быть живым! – наконец, нашёлся Арон. – А вдруг эти розы ядовитые?

– Скорее всего, просто аллергия, – утешил король.

– На розы?!

– На розы, на Её Высочество, и вообще на всё вокруг. Сейчас объясню. Вам, должно быть, не знакомо такое расхожее выражение «всё достало»?

– Слышал, слышал, и не раз.

– Странно, – пробормотал король. – Вроде бы я ничего подобного…

– Ваше Величество, – со страданием в голосе произнёс целитель, – помимо Вас у меня и другие пациенты бывали!

– Ах, ну да. Бедняги! Я знаю, такое случается, мне кто-то рассказывал.

Арон вздохнул. Нет, решительно ничто не могло приземлить короля Галахада! А если бы он хоть ненадолго снизошёл до простых смертных – какая огромная польза была бы от этого всем!

– В том состоянии, в частности, течёт из носа, и без конца чихаешь, – сказал Галахад. И чихнул.

Арон перевёл растерянный взгляд на Сантариала, чьи безжизненные черты не давали никакого повода надеяться. Совершенно очевидно, тот не то, что чихать – дышать не собирался! Король перехватил взгляд целителя.

– И такое тоже бывает, – убеждённо сказал он. – В особо тяжёлых случаях.

Арон поднялся с колен и посмотрел на архаика, мысленно прощаясь с его душой.

– Мы должны как можно быстрее покинуть это место, – сказал он королю.

– Правильно, – одобрил тот. – Чтобы не угробить последнее здоровье.

Арон молчал. Его посетила мысль, кощунственная для врача. Может быть, стоит оставить Сантариала здесь, среди роз? Во всём Немире не найдётся лучшего места, чтобы уснуть навеки.

– До чего же всё-таки он красив, – сказал целитель, сам удивляясь, почему он это говорит.

– Арон, об этом потом. Надо привести его в чувство.

– Зачем?

Галахад присел на корточки рядом с ним и заговорил терпеливо, уговаривая целителя, как мать – непослушного, но бесконечно любимого ребёнка.

– Затем, что его путь ещё не завершился. Помоги ему, если хочешь Немиру добра. Мы все должны вспомнить, кто мы такие и для чего пришли сюда, – король посмотрел на Арона и усмехнулся. – Или лозунг «Отправь домой отмирков!» устроит тебя больше?

– Нет, – грустно ответил тот, – я ведь сам отмирок. Хоть мои предки и жили здесь многие столетия, я – всё-таки человек, плоть от плоти не от Немира сего. Но меня действительно волнует судьба Немира… и судьба всех, кто его населяет.

Галахад лукаво улыбнулся.

– Возможно, я покажусь тебе эгоистом, но я, прежде всего, хочу избавиться от хвоста.

Он подхватил Сантариала на руки и зашагал прочь с поляны.

– А если ты не можешь расстаться с сомнениями, делай с ними что хочешь, хоть логарифмические действия, – услышал Арон его удаляющийся голос. – Сомневаться всякий волен…

Арон поднял голову, поглядел вослед королю и тут увидел нечто, что его поразило: плащ Галахада снова был чистым и белоснежным.

– Ваше Величество! – радостно закричал целитель. – Вы только посмотрите! Грязь! Она к Вам не пристаёт!

– Это приятно, – сказал король и двинулся дальше.

Недолгая передышка, подаренная Нирвалану разгулявшейся стихией, завершилась. На местность с мягким, почти не менявшимся климатом, не знающим смены сезонов, обрушился холодный дождь вперемежку с градом. Словно Высшие Силы, искупав город в грязи, намеревались теперь отмыть его набело. Струи воды взрывали почву, обнажая корни деревьев, иногда сдирая кору. Цветы, несчастные, изорванные, первыми полегли в бою; от них не осталось и намёка. Птицы и звери попрятались в дупла и норы, жители – в дома. Огромный конусообразный корпус дворца покрылся паутинами трещин в местах, где на отделку шло стекло; град царапал зеркальную поверхность стены, засыпая двор белым крошевом. Потом ветер резко переменился, принеся с собой волны влажного жара, и следом на Нирвалан обрушилась чудовищная гроза. Жители, изумлённые и испуганные, наблюдали бешеную пляску белых молний, которые били в землю одна за другой. Впервые за свой долгий век сильфанеи увидели белолицых духов леса, хранителей деревьев: подобные клочьям серебристого тумана, они вились вокруг своих питомцев, пытаясь их сберечь. Но природа, создавшая и сохранившая рай в этом уголке Немира, сама разрушила защиту и теперь изливала свою тоску.

Природа тосковала, сильфанейский народ пребывал в шоке. И лишь мудрейшие из мудрых понимали, почему именно Нирвалан был избран первой жертвой. Здесь всегда царила уверенность: что бы ни случилось, этот край останется неприкосновенен. И теперь этой уверенности не стало.

Но кое-кому приходилось ещё хуже.

Может ли тосковать, чувствовать свое одиночество дух, заоблачный дух, лишённый плоти?

«Ты должен помнить, что у тебя теперь нет тела, а значит, и органов чувств».

«Ты должен оставить привычку смотреть, слушать, осязать – учись воспринимать внутренним чутьём, оно единственное смогло пережить трансформацию и не покинет тебя никогда. Ты – дух».

«Ты должен привыкнуть. Все привыкают».

Если честно, это немного смущало.

Даже не немного.

Он опять кому-то что-то должен?!!

Пространство вокруг вовсе не было бездушным и серым; напротив, оно было густо заселено светящимися существами, сотворёнными из огня и эфира, и в каждом он узнавал себя. Всё было им, и он был всем. Ну, разве это не прекрасно?!! Да, да, да, вот только…

«Ты должен оставить привычку думать словами. Слова неважны».

Нет, это слишком.

«Я хочу домой, пожалуйста».

Существа бледнеют и отступают, вместе с ними уходит и восторг этой минуты.

Мне нужно вернуться.

Личность с трудом, словно из глубокой трясины, вытягивала себя из комы. Какие-то образы, то ясные и чёткие, то совсем тёмные и нереальные, обступали, обволакивали, звали за собой… кровавые сполохи загорались в мозгу, затуманивали сознание, и тогда наступало удушье; временами из серого тумана забытья возникал чей-то лик, и Сантариал слышал голос, называвший его по имени. Солнце, которое медленно наливалось кровью в оранжевом небе его снов, грозило поглотить его рассудок, когда чья-то могучая фигура заслонила от него демонический диск… Внезапно он понял: только Галахад способен вытащить его из этого хаоса.

И он протянул руки навстречу.

…они укрылись на берегу реки, в глубине естественной пещеры, а вокруг резвилась гроза. Арон вышел пройтись; он расхаживал снаружи, обильно поливаемый струями дождя, и бурчал что-то себе под нос. Галахад сидел в раздумье. Сантариал спал, свернувшись под плащом Арона, и умиротворение на лице делало его похожим на усталого ангела, которому снятся райские кущи и яркие звёзды Нирвалана. Всё бы ничего, но он почти не дышал. Галахад поднялся, выбрался из укрытия, и небо приветствовало его салютом молний.

– Похоже, стихает, – проговорил Арон, повернувшись к нему. – Что же дальше, о мой король?

– Там видно будет, – ответил Галахад. – Земля отразила натиск и осталась жить, выживем и мы.

– Насчёт него не уверен, – сказал Арон.

– Во имя Высших Сил, которые наблюдают за нами из обиталища, недоступного взору, хоть ты не мели чепухи, – воскликнул Галахад, скривившись, – Доктор всё же. За последние дни я столько всего наслушался, что и самому не милы ни жизнь, ни вечность! Сегодня я пережил Первый удар Беспредела и убедился: если что-то и убьёт меня, бессмертного, это будут не цунами и потоп, а слова…

– Он что-то говорил? – осведомился целитель с подозрением.

– Я вообще-то о другом, но… да, сказал кое-что во сне. «Я могу умереть, улыбаясь», – кажется, так.

– Да уж…

– А ещё – будто бы у меня маразм. Представляешь?

– Ох, Ваше Величество, маразм – болезнь пожилых людей, которая имеет свойство прогрессировать. Вам это не грозит.

– Ну вот, так всегда, – огорчился король. – Стоит услышать что-нибудь интересное, как тебе сразу заявляют, что тебя это не касается. Но однажды ты всё же проговорился, сказал: «Что может помешать помешанному?» Правда, потом сделал вид, что это не про меня.

– Он ничего не сознаёт, его мозг затуманен, – раздражённо проговорил Арон. – Впрочем, не более чем обычно, учитывая, что он архаик.

– Ты просто переживаешь, – произнёс Галахад сочувственно, – поэтому и несёшь всякую околесицу.

– Конечно, переживаю! Я не знаю, чем ему помочь! А что ты предлагаешь?

– Дай ему решить самому – выбирать жизнь или смерть.

– То есть как?! – вскричал Арон расстроенно. – Ты забываешь, что я врач, и забываешь, что ты король, и…

– Знаю, – сказал Галахад спокойно, – знаю. У меня склероз – болезнь пожилых людей, которая прогрессирует неспешно, но неизбежно. Сам видишь.

Арон тяжело опустился на камень. Впервые он чувствовал себя таким разбитым. Влюбился в юную девицу, которая не столь уж и юна, проникся сочувствием к малознакомому архаику, чья жизнь была постоянной жертвой интересам разных политических сил… плюс хорошая порция урагана. Да, всё логично. Как врач, он вполне мог поставить себе диагноз, и не один.

Гроза проходила. Кусочек неба, освобождённый от туч, явил миру заходящее светило. Вместе с ним на землю возвращалась жизнь. Деревья спешно отряхивались и расправляли уцелевшие ветви; выжившие птицы и звери выбирались из укрытий, чтобы поглядеть на солнце, которое уже не чаяли увидеть. Немир постепенно обретал звуки и краски, и, если не считать поваленных деревьев и побитой градом травы, ничто не напоминало о недавнем кошмаре.

Гривастые гиганты высовывали свои круглые головы из нор на песчаном берегу и гортанно перекликались, обмениваясь впечатлениями. Многие углядели на обрыве фигуру Арона и теперь показывали на него пальцами, считая главным виновником светопреставления.

Арон сердито на них поглядел.

– По-моему, Галли, нам следует переменить место, – заметил он. – Что-то мне здесь как-то антипатично.

– Нет, – отозвался тот, – останемся. Пусть Сантариал передохнёт и определится со своими планами, да и я нуждаюсь в передышке.

– Хорошо, будь по-вашему, королевское величество. Давайте разведём костёр и обсохнем. Что Вы предпочитаете на ужин – жареную рыбу или жареного гиганта?

– Ты не умеешь жарить гигантов, Арон. Тут необходимы терпение и чувство меры, а ни того, ни другого у тебя нет.

– А Вы, признайтесь, когда-нибудь ели жареного гиганта?

– Возможно, возможно; но в таком случае вряд ли я об этом догадывался.

– Ваше королевское величество бессовестно врёт, как всегда…

Арон не знал, чем лечить Сантариала, он был не властен над тем, что происходило. Внешне архаик как будто был погружён в глубокий сон, однако целитель чувствовал, что где-то далеко его своенравная душа диктует свои условия Высшей Силе, намереваясь отомстить за все обиды, испытанные в жизни. Этот поединок шёл без участия посредников, Арон мог лишь наблюдать за его развитием; и, когда стало ясно, что Сантариал выживет, не испытал ничего, кроме тупого удивления. Ему казалось, что после такой изнурительной борьбы гораздо легче было соскользнуть в небытие, чем найти силы для жизни.

«Возможно, здесь и нет никакой странности, – устало размышлял Арон, прислушиваясь к отдалённому плеску речных волн. – Жизнь только на первый взгляд подчинена принципу рациональности, на деле же этот принцип постоянно ниспровергается. Возьмём хоть род гуманоидов с его расами сильфанеев, архаиков и людей-неотмирков. После опустошительных войн, которые они периодически вели друг против друга в древности, в Немире должно было не остаться никого живого. Кроме тараканов, естественно. Это подтверждается и теорией естественного отбора. И что же мы видим? Род гуманоидов не только не пропал, но продолжает развиваться! Появляются новые идеалы, вкусы и предпочтения, новые интересы…»

Сантариал пошевелился, и цепочка мыслей, которую Арон так старательно нанизывал в своей голове, прервалась. Правда, когда архаик заговорил, его слова оказались созвучны основной идее.

– Как красиво он горел, – мечтательно прошептал Сантариал. – Но у Вас получилось лучше. Никогда не видел ничего подобного. Вы – Бог.

Он потратил слишком много сил, и голос его угас.

– Вы имеете в виду храм имени Его Величества? – пробормотал Арон и покосился на короля, но на уме у архаика было что-то иное. Глаза Сантариала блеснули.

– Это Вы убили их всех? – благоговейно произнёс он.

– Ну ясное дело, я! – воскликнул целитель, на секунду позабыв, что нервы следует держать в узде. – Это я сжёг здесь всё, а что не сожглось, утопил в реке! – желчно добавил он, предположив, что такие действия вполне соответствовали представлениям Сантариала о справедливости. – О, Великий Творец! Лучше помолчите…

Но Сантариал и так уже высказал всё, что хотел.

– Он бредит, Арон, – король прикоснулся к плечу разгневанного друга, возвращая того к действительности.

– Угу! Ты смотри, второй раз выставляет меня полным идиотом!

– Не волнуйся, – серьёзно заметил Галахад. – Я никому не скажу про второй раз, а больше свидетелей не было.

Сантариал снова заснул и проспал до вечера. Арон же, напротив, бодрствовал, и чувствовал себя всё хуже. Бездеятельность угнетала его. Ему было просто необходимо выйти размять ноги, а если бы ходьба на голове помогла размять мозги, то он, пожалуй, встал бы на голову. Но – странное дело – целитель боялся оставить Сантариала одного, как будто в его отсутствие тот мог передумать и умереть. Король в недвусмысленных выражениях дал Арону понять, что он об этом думает, но результата это не имело.

Сантариал не умер. Наоборот. Проснувшись, архаик с трудом поднялся и вышел, ни на кого не глядя. Арону, которому давно не сиделось на месте, тоже захотелось вдохнуть обновлённого воздуха. Сантариал стоял у входа, закутавшись в его, Арона, плащ и глядел на небо. Светлые волосы, спутанные, падали на его лоб, под глазами затаились тени, такие синие, что жутко смотреть. Да и само лицо – из тех красивых лиц, которые становятся страшными, когда надевают непроницаемую маску. «Наверно, он чем-то похож на тех, прежних, архаиков, которые были волшебниками. Да ведь он и есть волшебник, – ахнул про себя Арон, вспомнив слова Галахада. – единственный оставшийся в Немире…»

Оставив Сантариала любоваться мрачными видами разорённого леса, Арон вернулся в пещеру. Он должен был поговорить с королём, но не мог этого сделать при свидетелях.

– Вам не кажется, что стоит поискать Её Высочество? – лихорадочным шёпотом поинтересовался он. – В этой кутерьме ей могла угрожать опасность.

– Нет, не могла. Принцесса там, где ей положено быть. Где следовало находиться и мне, будь я истинным королём своего народа. Но это не так.

Арон, который минуту назад думал о том же, принялся усиленно протестовать – неожиданно для самого себя.

– Да, это не так, – спокойно повторил Галахад, – потому что я собираюсь покинуть Нирвалан с первым лучом солнца и никогда не возвращаться.

– Но Ваш долг – поддержать её…

– Только не я! Находясь рядом с ней длительное время, я добьюсь лишь того, что сильфанеи полюбят меня по настоящему. Будь я самым плохим королем, это всё равно произойдёт, потому что я так устроен. Я стану угрозой Аве Розе и существующему порядку.

– Вы нужны ей.

– Ей нужен кто-то, с кем она сможет без опаски разделить трон. Девочка слишком много на себя берёт. Женщина должна оставаться женщиной, к какому бы племени она ни принадлежала. Никогда не поверю, что среди своих не найдётся достойного рыцаря. Она же гоняется только за чужими, и то только для того, чтобы убить.

Арон подавленно молчал. Развивая тему «своих» и «чужих», Галахад не подозревал, что может ранить его чувства. Сердце Арона исходило болью, от которой он не мог излечиться сам. Он не понимал, почему Аве Розы до сих пор не было с ними, почему она не пришла, не разыскала их, когда всё закончилось. И хотя что-то внутри него говорило: пусть так, всё хорошо, лучше не бывает… однако Арон никак не мог смириться с тем, что принцесса не захотела напоследок поговорить с Галахадом, которого она, как и все сильфанеи, должна была любить и почитать.

Однако она говорила с Сантариалом. Принимая во внимание их отношения, это должна была быть беседа о чём-то жизненно важном, и Аве Роза не распылялась на тонкости этикета, как с ними. И не осторожничала, уверенная в своей неуязвимости. Сантариал, как никто другой, сумел бы правильно истолковать оброненный намёк, уловить тень чувства в миндалевидных серых глазах… Арон решился. Он покинул короля и быстро направился к выходу из пещеры, намереваясь перехватить архаика, пока тот не вернулся. У целителя возникло неотвязное ощущение, что этих двоих нужно держать как можно дальше друг от друга. Он не представлял почему и надеялся, что это следствие зарождавшегося маразма. Всё-таки возраст…

Подобно пловцу, по воле азарта прыгнувшему в бушующие воды и попавшему в водоворот, целитель вскоре раскаялся в своём необдуманном порыве. «Ненормальный! – мысленно взвыл он, обращаясь к себе. – Безумец! Спрашивать его о мыслях принцессы! Естественно, он прочёл их так же легко, как мои!»

По виду Сантариала нельзя было сказать, что он удивлён. Архаик задумчиво наклонил голову и тихо произнёс:

– Пожалуйста, не спрашивайте меня. Это безнадёжно.

«Он думает, что я ещё не постиг всей многогранности и глубины этого явления. Безнадёжность. Я уникальный врач, единственный в своём роде, но даже я не в силах вылечить его от волшебства. Как же низко может пасть мир, в котором любой дар становится проклятием».

– Кстати, зачем Вы разрушили Храм? – поинтересовался целитель. Вопрос этот мучил его уже несколько дней.

– У меня это всегда хорошо получалось.

– То есть?.. – ошеломлённо переспросил Арон. Логики он не уловил.

Сантариал не ответил. Арон быстро взглянул на него: как раз вовремя, чтобы застать на лице архаика совершенно не свойственное тому выражение. Печаль? Сожаление? Раскаяние? Оно промелькнуло и растаяло, как таят в лучах рассвета последние звёзды…

– Мы Вас не бросим, – молвил Арон.

Святые небеса, вовсе не это он хотел сказать!..

– Сегодня – нет, – ответил Сантариал тоном, каким сам целитель обычно общался с тяжело больными, – но придётся, когда перед вами встанет выбор: проявить лояльность ко мне или к тем, на кого Вы работаете. Я, естественно, имею в виду не короля. Лично Вас.

Арон не сдержал раздражённого хмыка.

– Совсем не обязательно это должно произойти. Что я такого сделал, чтобы передо мной встал этот выбор?

– А что сделал я?

– Ну, Вы сами пошли на эту жертву. Никто от Вас не требовал ничего подобного. Несомненно, Вы герой, хотя за героизмом скрывается нежелание жить и менять что-то в себе. В самом деле, достойный повод для подвига. Я бы так не смог.

– И Вы меня за это порицаете?

– А что, я должен Вас поцеловать?

Сантариал глядел на него, беззвучно шевеля губами, и Арон вдруг испугался. Организм архаиков до сих пор не изучен медициной в достаточной мере. Всё-таки перед ним больной, которого он, как врач, обязан оберегать и защищать. Во всяком случае, уж никак не нервировать. Впоследствии, анализируя своё поведение, Арон списал всё на стресс; как иначе можно было объяснить тот факт, что целитель с самыми благими намерениями схватил Сантариала за плечи и встряхнул несколько раз…

– Вы бы лучше меня не дёргали, – запинаясь, выговорил тот. И, как водится, это проявление здравомыслия не в нужный момент разозлило Арона ещё больше.

Отвернувшись, целитель взглянул на реку. Залитая лучами заходящего солнца, она казалась расплавленным золотом, так похожим на её волосы… и тут он увидел то, что вначале посчитал игрой воображения, – призрачный образ, маячивший у самой воды. Постепенно образ этот принял чёткий контур, становясь узнаваемым…

…Арон сразу доверился своим чувствам, хотя именно они подвели бы в первую очередь, ведь он так хотел видеть её, что мог принять желаемое за реально существующее. Несколько мгновений Аве Роза смотрела на него, потом её фигура начала удаляться, отступая, пятясь, и Арон сам не заметил, как бросился вдогонку, даже не оглянувшись на Сантариала.

Принцесса бежала внизу, Арон – по склону берега, перемещаясь почти наперерез – река в этом месте поворачивала. Он должен был вскоре настичь Аве Розу, но этого всё не происходило. Снова и снова она оказывалась впереди. Чтобы так удерживать расстояние между ними, принцесса должна мчаться раза в три быстрее его, мелькнула у Арона здравая мысль. Но он увлёкся погоней и продолжал нестись за иллюзией, пока за поворотом реки Аве Роза не исчезла.

Даже тогда Арон не сразу распознал обман. Он постоял, осматриваясь, потом вернулся по своим следам, внимательно глядя под ноги. Последний отрезок пути он почти дышал ей в спину, её следам полагалось тут быть.

Их не было. Чистый, ровный песок лежал под его ногами.

Несколько гигантов сидели на склоне, обалдело уставясь на него круглыми совиными глазами. Они бы так не сидели, если бы прямо перед ними появилась сильфанейская принцесса. Что-то же они соображают… Арон не сомневался, что знает виновника своих злоключений. И его мотивы. Но легче от этого не становилось.

«Настоящий волшебник, – ворчал он про себя, пробираясь напрямик через прибрежные кусты. – Ну надо же! Не только читает мысли, но и сбивает с них… Я бы не поверил, и никто на моём месте не поверил бы, а Галахад был прав! Тьфу, только квазиники мне здесь не хватало!»

И всё же он опоздал. Добежав до входа в пещеру, Арон услышал голоса. Остановившись перевести дух, он хотел только одного: скорее оказаться внутри. Но потом до него долетели некоторые фразы…

Арон изменил первоначальное решение. Ни за что на свете он не ворвётся в их разговор. Лучше оказаться в компании Многорылого Чудовища.

Существуют разговоры, которые теряют всякий смысл в присутствии третьих лиц. Таковы, например, объяснения в любви, но не только. Обычно к ним долго и тщательно готовятся, выбирают место и время, просчитывают до мелочей каждое слово, движение, деталь обстановки. Для общения с глазу на глаз нет ничего более губительного, чем спешка. И всё же иногда оно происходит в стихийном порыве – обычно, когда наступает конец света или просто рушится собственная уютная цитадель, открывая такие просторы, что занимается дух…

Как правило, если следовало кого-то переубедить либо склонить на свою сторону, Сантариал не испытывал недостатка в выразительных приёмах. Недосказанность, коварная игра слов – ему не нужно было представлять, как они воздействуют на воображение собеседника. Он всё это видел воочию. Его харизматическое обаяние усугубляло смущение жертвы, придавая сказанному им потаённый смысл. Но именно сейчас Сантариал желал быть понятым буквально: он подозревал, что иного случая объясниться уже не представится.

Именно эта мысль заставляла его безостановочно кружить по пещере. Он находился во власти противоречивых чувств: исчезла плавная грация движений, маска равнодушия покинула лицо. Пространство вокруг него сделалось наэлектризованным, как если бы архаик был молнией, залетевшей в пещеру во время грозы. Чёрной молнией.

Галахад, сидящий в стороне, казался памятником, воздвигнутым на могиле.

– Я хочу Вам помочь, – в третий раз повторил Сантариал, останавливаясь и глядя прямо в глаза королю.

– Не думаю. Скорее ты ждёшь помощи от меня.

– Опять!.. – простонал архаик в отчаянии. – Я говорю, но Вы меня не слышите! – голос Сантариала обретал силу по мере того, как безумное вдохновение всё больше овладевало его душой. – Для чего же тогда Вы явились сюда за мной?!

– Я признаю, что поступил неправильно там, на поле боя, дав тебе возможность идти куда вздумается и делать то, что взбредёт в голову. Ты бы погиб, поскольку не знал самого себя, а мне пришлось бы вечно тебя оплакивать.

– И надо же – упустить такой шанс!

Сантариала тянуло истерически расхохотаться. Он сдержался, но усилие, которое для этого потребовалось, лишило его остатка сил.

– Я пришёл попросить прощения, – с печальной серьёзностью сообщил король.

– Значит, Вам известно, кто я?

Галахад счёл за лучшее промолчать.

– Заберите меня отсюда. Я прошу… умоляю, позвольте Вам помочь! Поверьте мне, ведь Вы поверите во что угодно, стоит только захотеть. Вы не похожи на других. Только для Вас «не могу» означает «не хочу», и ничего больше! – с горькой иронией выговорил архаик; его затрясло, он ухватил короля за рукав. – Я был рождён для этого и умру, исполнив свой долг. Так дайте же мне спокойно умереть!..