Текст книги "Немир"

И он протянул целителю хомухора. Тот, издав ликующий писк, прыгнул вперёд, растопырив лапы, точно намеревался заключить Арона в свои объятия. И для архаиков, и для самого Арона такой выпад безобидного на вид создания оказался неожиданностью. Но целитель повёл себя как истинный герой. Он не пошёл махать мечом направо и налево, кромсая всё, что движется, а отступил в сторону, дав хомухору возможность шлёпнуться в песок на все четыре лапы.

– Этот ежастик напал на нас, – быстро нашёлся Нандоло, и хомухор, понимая, что ситуация разворачивается не в его пользу, не стал ничего отрицать. Вместо этого он взбежал по руке Арона и что-то зашептал целителю прямо в ухо. Ни слова не говоря, тот развернулся и направился назад к лагерю. Хомухор горделиво ехал на его плече. От волнения шерсть у него на загривке топорщилась, и впрямь делая его похожим на ежа.

– Видишь, как хорошо быть белым и пушистым? – с затаённой горечью воскликнул Нандоло, когда Арон и его спутник оставили их. – Одного не пойму: такая внешность, безусловно, способна обмануть кого угодно, но как насчёт запаха?!!

Архаики немного постояли, но не услышали ничего, кроме тишины. Враги, друзья, подозрительные субъекты испарились, и такое оживлённое ещё четверть часа назад местечко вымерло. Нужно было идти, и они нехотя двинулись вслед за Ароном. У самого лагеря Нандоло кинул взгляд на королевскую палатку и тихо застонал.

– Я должен пойти к ним… Ну за что мне всё это? Богатство, почести, авторитет… Ведь есть же более достойные всех этих благ, которые мне только в тягость!

Прекрасно зная ответ, Сантариал, тем не менее, оставил его при себе. Не получив приличного воспитания, не обладая от природы ни талантом, ни располагающей внешностью, Нандоло сумел сохранить достаточно здравого смысла, чтобы жить, наслаждаясь каждым мгновением. И это не могло не нравиться.

– У меня к тебе пара вопросов.

– Творец милосердный, – вздохнул Нандоло. – Догадываюсь, о чём. Ну и где ты был, когда я полчаса распинался перед медиком! Секундочку, сейчас мне некогда. Всегда рад с тобой поболтать, но у меня такое чувство, что я обязан быть там.

Забравшись в палатку, где происходила аудиенция, Нандоло обнаружил, что она никак не рассчитана на такое количество высоких гостей. Чтобы впустить его, королю пришлось убрать складной столик и выставить наружу конское снаряжение, которое он перед тем намеревался чинить.

– Ну вот, видите, как тесен мир, – спокойно улыбаясь, сказал архаик, когда ему удалось усесться. – Мы снова встретились.

Галахад и Арон, не сговариваясь, кивнули ему, но хомухор явно не обрадовался. Представитель угнетённой расы зло сверкнул в его сторону глазами-бусинками и подчёркнуто вежливо обратился к королю:

– Прошу меня извинить, Ваше Величество, но я не могу говорить в присутствии этого…

– В присутствии этого Вы можете всё. Он муж моей племянницы, – объявил Галахад с непонятной для всех гордостью.

– Ах, так… Тогда у меня тут петиция на сорока страницах… Позвольте, позвольте…

Галахад посмотрел на Нандоло: тот несколько раз взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую мошкару. Ошибиться в значении этого жеста было невозможно. И король продолжал, заканчивая мысль, прерванную появлением архаика:

– Так что, как видите, я бессмертен, но не вездесущ. И, к сожалению, в настоящий момент лишён возможности вам помочь. Однако я могу вручить все полномочия по данному вопросу присутствующему здесь представителю правящей ветви.

– Я с радостью положу свою жизнь, чтобы исполнить Вашу волю, – ответил Нандоло с таким жаром, что у любого здравомыслящего создания зародились бы множественные подозрения. Зародились они и у хомухора, но, по причинам, ведомым лишь ему одному, он промолчал. И всё же последнее слово осталось за ним.

– Тогда передайте этому представителю, – заявил он, словно Нандоло и не сидел рядом, – что народ хомухоров согласен. Только нечего на нас глазеть! Для хомухоров это смертельно! Наш мозг – высокоорганизованный и оттого чувствительный инструмент, он не может выдержать прицельного внимания тех, кто сбивает драконов в полёте силой мысли. Каждый раз, когда архаики так забываются, они обрекают нас на медленное вымирание.

– Хорошо, хорошо, – успокоил Арон, – я ему передам.

– О чём вообще речь? – рискнул поинтересоваться Нандоло, переходя на заговорщицкий шёпот.

– Они желают отделиться от всего, что противно их природе, и сделать это официально, – так же шёпотом отозвался Галахад. – Я думаю, Ваше положение вполне позволяет довести их требования до сведения Вашей законной супруги.

– Моё положение? А… да, конечно. Вполне. Как только так сразу.

– Вот и хорошо, – ехидно заметил целитель. После чего без церемоний сунул хомухора Нандоло и велел отнести, где взяли.

– Всю жизнь мечтал переться в такую даль, – проговорил Нандоло, с хомухором на руках топая обратно. – Дойдём до той дюны, и будет с тебя. Дальше сам сориентируешься, о ты, цивилизованная землеройка, только без обид. Имей снисхождение к низшим расам.

Хомухор умиротворённо заурчал. Последние слова польстили ему, и всё, что он некогда слышал об извращённом чувстве юмора архаиков, сгинуло из его памяти. Миссия была выполнена, хомухор познал счастье.

– На тот крайний случай, если мы вдруг возьмём да встретимся, позволю себе представиться: хомухор Дисус, – он задумался. – А наша встреча может быть весьма вероятна.

– Не знаю, – сказал Нандоло, сажая его на холмик. – Я не любитель ежатины.

Хомухор не обиделся. Он пару раз чихнул, понюхал травку и удовлетворённо зафырчал. Спустя секунду он азартно ввинтился в почву, и на том месте осталась лишь небольшая ямка.

– Больше мы его не увидим, – сказал Нандоло, заканчивая рассказ о встрече с хомухором, подробности которой Ленни, привлечённый Ароном ко всяким бытовым надобностям, упустил. – Я со своей стороны приложу к этому все усилия. Бедняга был никудышным дипломатом, он избрал неправильное поприще и совершил роковую ошибку. Рано или поздно такое случается с каждым. Когда я учился на мысе Аджано в тамошнем реликварии (это по-вашему колледж), я знал парня по имени Вильгеран… ну, в общем, с таким именем фамилия значения не имеет. И вот этот Вильгеран был романтиком-сентименталитом, который, знакомясь с девушками, всегда желал познакомиться ещё ближе. Однажды ему повезло, и очередная девушка сказала: «Какое у Вас красивое имя! Давайте будем на „ты“?» Он обрадовался и ответил: «Ещё бы! Зовите меня просто – Коллапс. Так меня называют близкие и друзья».

– Она оценила шутку? – спросил Ленни.

– Это была не шутка. Но она всё простила, и они до сих пор встречаются.

– До сих пор?

– Ты правильно уловил, – с нажимом произнёс Нандоло. – Если бы он тогда не опростоволосился, они бы уже поженились.

Кое о чём Нандоло умолчал. Упомянутый Вильгеран был из тех, кто в студенческие годы распевает скабрезные частушки о Гоблине Берне, искренне веря, что это смешно. Возможно, кто-то и счёл бы его неудачником, но тогда такое можно было бы сказать о большинстве архаиков…

Ленни пожал плечами, потом кивнул. Он давно привык к манере Нандоло скакать из истории в историю, не обременяя себя балластом логических взаимосвязей. Говорить с ним было почти как говорить с Рамзесом. Только частота процессов, так сказать, не совпадала.

Во время этого блестящего диалога Сантариал стоял поодаль, задумчиво покачивая головой. К нему подошёл Арон, отягощённый совсем иными реалиями. Его заклинание, направленное против архаиков, уже выветрилось, и как-то не случилось его обновить. Проблемы с продовольствием в этой глуши впечатляли своей масштабностью. И если раньше Арон ворчал, что Тацирн отъелся, то теперь мог лишь сожалеть о том, что дракон улетел. Это ведь не только целый завод по переработке токсичных отходов, но и несколько тонн мяса на собственных крыльях! И, если ежедневно отрезать от него по кусочку, остальные тонны этого даже не заметят! Конечно, они не голодали и вообще, могло быть и хуже. Но ведь и лучше быть тоже могло!

Целитель подумал, что сейчас им не мешало бы превратиться из героев в не-героев и потрясти караван какого-нибудь богатея. Но – вот беда! – в Кустыне, на Подступах и в полях они не очень-то водятся.

– Знаю, о чём Вы думаете, – сказал Сантариал.

– Надо же, удивили! – пробурчал Арон. – Скажите на милость, и почему Вы не читаете мысли Мантуера?

– Да ну его.

– И то правда, – сказал Арон и отправился прямиком к Ленни.

– Пойдём со мной, – сказал он, поднимаясь на холм.

Там, где земля обрывалась под ногами, голубел небосвод; сосны, увенчанные пышными кронами, прямые, точно колонны, поддерживали его. Ленни остановился на самом краю и стал смотреть вниз.

– Начни открываться миру, – призвал целитель, стоявший по левую руку. – Растения поймут тебя лучше всех.

– Я должен им что-то сказать? – в нерешительности пробормотал Ленни.

– Для начала тебе стоит их заметить и понять, что они живые. Остальное придёт потом, – Арон поглядел на него с улыбкой. – Растения никогда не пожелают тебе зла – в отличие от людей, которые тоже не злы по своей природе, но часто ограниченны. Поэтому начни с растений.

Ленни неуверенно кивнул. Целитель ждал этого и снова улыбнулся.

– Некоторые считают, что деревья, растущие в определённых местах, лучше, чем другие. Но я с этим не согласен. Деревья как люди – одним везёт больше, другим меньше. Одни растут в тепле, свете, при обилии воды, другие этого лишены, но это не делает одних хорошими, а других плохими. Сосны, растущие на камнях и в песке, прекраснейшие деревья на свете. И у них самые глубокие корни.

– Ясно. Я должен взять у деревьев самое лучшее, и не брать остального.

– Да, – сказал Арон.

Помолчав, он добавил:

– Не говори: «Я должен». Тут дело не в долге.

– А что мне делать дальше?

– Дальше? – проговорил целитель, словно очнувшись. – Исполняй своё Предназначение: редактируй мемуары Его Величества!

Ленни хотел сказать «Ну да, я именно это умею делать лучше всего!», но почему-то язык его не повернулся. Ему вдруг показалось, что редактировать бесконечную книгу – не самое лучшее занятие. Возможно, завтра он решит иначе, но именно сейчас, вот сейчас, он ничего не мог предпринять для поддержания беседы. Однако, покосившись украдкой на Арона, Ленни понял, что целитель уже забыл о нём. Бесценное внимание, которого добивались сотни страждущих по всему Немиру, утекло от Ленни в другом направлении.

– Чт-то эт-то т-так-кое… – проговорил Арон, выплёвывая слова. Ленни взглянул на раскинувшуюся под ними панораму и попытался настроить дальнее зрение. Возле горизонта на дороге действительно что-то копошилось. «Стадо прямоходящих двуногих», – догадался Ленни, и тут же одёрнул себя.

Вовсе не стадо.

– Люди, – прошептал Арон. – Народ… В такое время… в таком месте… Что им надо?

– Кажется, они вышли на прогулку.

– Боюсь, они сделали неудачный выбор, – сказал целитель, кивая головой каким-то своим мыслям, которые он не захотел озвучить. Ленни хотел с ним согласиться, но не мог погрешить против свидетельства собственных глаз. В движениях незнакомцев, приближавшихся к ним по дороге, было столько горделивой уверенности! Это говорило о том, что путешественники точно знают, куда и зачем направляются. Чего Ленни никак не мог сказать о себе.

– А если это мы… – тихо начал он, – сделали… не тот выбор?

– Нам срочно нужна консультация, – решил Арон, срываясь с места. – Ваше Величество! Галахад!

Нандоло выскочил ему навстречу невесть откуда. Паника всегда нравилась архаику, она его просто окрыляла. Поэтому он счёл нужным её поддержать.

– Творец Милосердный! – вскричал он. – О, Мать-Природа! Великое Ничто, туманное и мутное! Кто-нибудь, в конце концов!!!

Судя по всему, Нандоло было безразлично, кого призывать. Но им повезло. Явился не кто-нибудь, а Галахад собственной персоной, вооружённый тетрадью для мемуаров. Каким-то не известным науке чутьём король угадывал, когда ему следует удостоить текущие процессы своим снисходительным интересом. Однако, невзирая на панические нотки, меч Галахада по-прежнему болтался в ножнах.

– Проблемы? – осведомился король. – Интересно! Не думал, что с нами что-нибудь произойдёт до того, как мы достигнем замка принцессы.

– Здесь отмирок, – напомнил Арон, – поэтому всякое может случиться.

– И что теперь? – Галахад повернулся к целителю, словно ожидал от того радикальных мер. Ленни предпочёл спрятаться за спинами архаиков. Хотя это было явно не самое безопасное место. Нандоло, только теперь сообразивший, что единственной причиной переполоха было желание Арона привлечь короля, был очень недоволен тем, что всё так быстро закончилось. Это чувствовалось даже со спины.

– Кажется, это аианцы, – прищурившись, поведал Галахад, очутившись на месте. Он повернулся к остальным: – Народ к востоку от Синих Гор. Как я слышал, аианцы подчиняются Магистру Немира, но никогда не признают этого открыто.

Любопытство, пробуждённое словами короля, ненадолго вернуло Ленни в обычное оживлённое состояние духа. Кое-что он слышал от Амбера, который считал своим долгом просвещать его по всем вопросам немироустройства. Сложно сказать, чем объяснялось такое рвение Хранителя Архива – возможно, он просто пытался как можно дольше удерживать отмирка от прямого контакта с новой для того действительностью. Так или иначе, Ленни знал об аианцах намного больше, чем любой среднестатистический житель Немира.

В начале времён Творец наряду с сильфанеями и архаиками создал несколько других рас – так, на всякий случай. Вскоре (спустя пару тысячелетий), однако, выяснилось, что эти расы не обладали неистовой тягой к совершенству и просто желанием развиваться, а потому ничем не могли порадовать своего Создателя. И были благополучно позабыты Творцом, который сосредоточил всё внимание на грызущихся между собой любимых первенцах. Аианцы, в числе прочих почуявшие опалу, продолжали существовать сами по себе, и вполне успешно, учитывая прекрасный климат и плодородную почву. В процессе эволюции и постоянных браков с отмирками-колонистами из них синтезировалось и вовсе что-то странное, но они жили собственным замкнутым мирком, поэтому до их странностей никому не было дела. Они снимали по несколько урожаев в год, и, не имея других занятий, постоянно воевали, разбиваясь на кланы, перемешиваясь, осуществляя разделы и переделы земель. От войн аианцы стенали, скорбели, но никогда не забывали экспортировать за пределы страны финики, драники и прочие дары природы, получая взамен что-нибудь, что, по их мнению, звучало весомо и красиво. Например, руду. Аианцы так и не поняли, на кой им сдалась эта руда, но слово настолько им понравилось, что несколько поколений правителей называли им своих дочерей.

– Они довольно общительны, но совсем не дружелюбны, – добавил король. – К сожалению.

– Склочное племя, – буркнул Арон. – Видно даже отсюда.

– Теперь я понимаю, почему среди диких племён до сих пор ходят легенды о Вашей бескрайней доброте, – пробормотал Сантариал.

Арону явно не пришлись по вкусу его слова.

– Я уже убедился, что проявление героизма и гуманизма действует на архаиков как-то нетипично, – пробурчал он. – Ещё с весны убедился. В одном Вы правы, Ваше Величество: это аианцы. Вы только посмотрите, как ненормально они одеты!

– Не вижу отсюда ни одной ненормальности, – весело доложил Нандоло, – но могу посмотреть с более близкого расстояния.

– Нет уж, – отрезал Арон. – Вы останьтесь, пусть Мантуер сходит. С волшебником, если тому хочется прогуляться. Кто же перечит волшебникам! И вообще, я никого насильно не держу…

Не дрогнув лицом, Сантариал молча зашагал прочь; но Ленни уже знал, что архаик порядочно вышел из себя. Сантариал, когда злился, мог самым лёгким, почти незаметным движением добиться того, что пространство вокруг начинало потрескивать. Ленни заметался, сперва кинувшись за ним, потом вернулся за фотоаппаратом, который он сразу же и бросил… Отношения между двумя представителями волшебного мира были неподвластны его пониманию. И не только его.

Ленни сумел догнать Сантариала, но лишь когда тот позаботился о нём вспомнить.

– Двойная доза яда через полые хелицеры, – таинственно высказался архаик понятно о чём, но непонятно почему. Ленни решил не уточнять.

По контрасту со взмыленным Ленни Сантариал выглядел так, словно решил совершить небольшую прогулку от веранды собственного замка к теннисному корту в дальнем конце сада. Поле, заросшее высоченной травой, не представляло для него препятствий, зато сильно тормозило Ленни, поскольку упрямая растительность не желала считать отмирка своим и норовила сплестись в непролазный кокон. Кроме того, Ленни определённо подозревал, что там, у них под ногами, кипит жизнь, и кому-то явно не по душе вторжение извне. Мысли Ленни обратились к передачам, которые они с тётей смотрели в том, другом, мире, что-то вроде «Пройдёмся пешком по коралловому рифу» и «Будьте как дома в саванне». Как там целитель о растениях, не желающих зла? Надо было записать.

– Ты никогда не думал, что тебе очень повезло? – поинтересовался Сантариал, искоса поглядывая на Ленни. – Если бы мне удалось исчезнуть из Немира, я счёл бы это величайшим счастьем, но такого никогда не произойдёт. А ты свободно переместился из одной реальности в другую. Тебе не приходило в голову, что это неспроста?

Ленни не ответил. Его мозг, точно запрограммированный последними словами архаика, вдруг начал воспроизводить картины прошлого, а затем и настоящего – того настоящего, в котором Ленни сейчас уже не было. Он снова увидел свою городскую квартиру, увидел, как день за днём покрывается пылью книжная полка над столом; услышал, как замирают за дверью чьи-то осторожные шаги, а порой раздаётся еле слышный вздох. Как шевелится дверная ручка, но потом всё прекращается, всякое движение замирает. И комната остаётся пустой.

Они до сих пор ждут его!

Когда-нибудь дверь откроется, уборщица пройдётся шваброй по половицам, смахнёт в корзину мёртвую герань… едва заметная рябь на спокойной глади пруда, простое следование санитарно-гигиеническим нормам. Придёт лето, и фотографии на столике будут медленно выцветать на утреннем солнце, потому что ничья рука не перевернёт их, закрывая от света, как закрывают глаза умершего. Нет, они никогда не поверят, что Ленни Мантуер ушёл навсегда, не дочитав ту интересную книгу, так бережно положенную в изголовье кровати.

Ленни молчал. Он был счастлив.

Потом он увидел тётю, сидящую в гамаке во дворе своего маленького домика. Она только что посмотрела по телевизору музыкальную программу «О классическом роке на открытом уроке», и решила вдохнуть немного свежего воздуха. Её губы шевелились, и Ленни прочёл все мысли, шуршащие в её голове на манер старинной юбки, которую она, несомненно, надевала в дни юности. Тётя, как всегда, ругала его, но теперь эта ругань не раздражала. Ленни поцеловал тётю в морщинистую щёку и вспомнил дракона, который заглядывал в окна с пожеланием доброго утра.

– Пришли, – сказал Сантариал. – Вот и мы!

Он уже стоял прямо посередине дороги, из-за поворота которой вот-вот должны были показаться примечательные чужестранцы. У Ленни так и напрашивался вопрос: зачем они столько времени тащились по полю, если в конце концов вновь оказались здесь, с радостными улыбками на лицах и полностью лишённые укрытия. Хотя то, что бродило по лицу архаика, могло бы называться улыбкой лишь в сравнении с гримасой взрослой особи крокодила в его, крокодила, предобеденный час. Так что они вполне могли рассчитывать на элемент неожиданности.

Девять человек, плетущиеся по дороге по направлению к ним, тоже представляли собой неслабое зрелище. Семеро, одетые в одинаковые немаркие одежды, волочили за собой странную платформу на четырёх валиках. Их ноги, обутые в деревянные башмаки с подошвами, резко скошенными к носку, вдавливались в песок, оставляя за собой глубокие борозды. Восьмой пилигрим восседал на платформе, всем видом показывая, что он уместен здесь, как солнце в небесах. Не то что некоторые. Своих рук и ног он, видимо, решил не являть миру, закутавшись в просторное одеяние, и только голова торчала там, где ей и положено. Судя по количеству сопровождающих, он вполне мог быть странствующим монахом, давшим обет никогда не оставаться в одиночестве.

Девятый, замыкавший шествие, вышел вперёд, когда как другие остановились и скучились подобно стаду. Его вид был более привычен, напоминая Галахада начищенными доспехами и рыцарскими регалиями. И в то же время, было в нём что-то невыносимо чужеродное… А если это ещё один король, оставшийся без государства и готовый в любую минуту напрячь всех на подвиги?

Сантариал присмотрелся к великану в доспехах и остолбенел от удивления.

– «Мнимый Рыцарь» – прочёл он. Грамотный архаик сумел расшифровать руны, казавшиеся Ленни простым нагромождением закорючек. Впрочем, он не снизошёл до объяснений.

Рыцарь поклонился и с диким лязгом ударил себя в грудь, на которой сияла надпись.

– Какие шустрые! – обронил Сантариал задумчиво. – Есть идея, как нам их задержать?

– Есть! – тут же отозвался Ленни. – Ты можешь превратить меня в светофор, и я буду показывать красный сигнал.

Зашуршал песок. Не успел Ленни отпрыгнуть в сторону, как уже понял, что в прыжках нет нужды. То были Арон и Галахад. Чуть дальше за ними, на краю поля, паслись Нандоло и Лоралинн. Второй архаик помахал рукой и похлопал по сумке с яблоками, которая свешивалась с его плеча. Собирался он в очередной раз ублажить лошадь, или предполагал использовать яблоки в качестве снарядов, сейчас не смог бы сказать никто.

– Что вы тут делаете? – возбуждённо зашептал Арон. – Почему не вернулись к нам?!!

– Правильно, что не вернулись, – встрял король. – Как хорошо, что они нас подождали!

– Это может быть опасно.

– Ну, какая опасность в Немире может угрожать отмирку и волшебнику?

– По-моему, мы это уже обсуждали, – пробормотал целитель. Но не успел он набраться вдохновения для развития темы, как его прервали. Рыцарь, который называл себя Мнимым, шагнул к ним. Широко расставив ноги, словно в боевой стойке, он по очереди обвёл глазами противников. Последним, на кого он посмотрел, был Сантариал; на нём рыцарь вдруг сбился с настроя, поочерёдно выразив лицом непонимание, удивление, и, наконец, крайнее возмущение.

– Эй, ты, – крикнул он; крик был подобен грохоту водопада. – Я знал твоего отца.

Сантариал только плечами пожал. Уж конечно, он не поверил этому громиле, поскольку полагал – и, в общем, справедливо – что люди, начинающие разговор с окрика на большой дороге, по определению не могут сообщить ничего информативного. Так что архаика это не вывело из равновесия; скорее, повеселило.

– Вряд ли, – сказал он. – Я сам его не знал.

– Похоже на то, – пробормотал рыцарь. Он продолжал, обращаясь к Галахаду: – Его отец был величайший чародей в истории Немира. О чём Вы, вероятно, хорошо осведомлены.

– Скорее нет, – очень вежливо отвечал король. – Мои познания не безграничны.

– У него путаются мысли, – прошептал Арон на ухо королю. – Симптом хронического странника.

– Он мог сотворить что угодно из ничего и вновь обратить в ничто, – продолжал настаивать рыцарь.

– Вы хотите сказать, что именно так он сотворил меня? – беззастенчиво вмешиваясь в разговор, уточнил Сантариал. В его тоне сквозила явная насмешка.

– Нет.

– Тогда чего Вы хотите?

Рыцарь неторопливо пожевал губами, созерцая алеющий небосвод.

– Сразиться, – заявил он.

– Ах, – восхитился Арон, – ну наконец что-то интересное! – он покосился на Сантариала, который ответил ему недобрым взглядом, потом подмигнул Ленни. – Не всё Вам слушать мои россказни. Вот – настоящий живой рыцарь. Так сказать, действующий.

– С Вами я тоже сражусь, – парировал рыцарь. – Потом. Сначала – к делу.

– К какому делу, позвольте спросить?

Рыцарь засопел, выкатил могучую грудь, отчего внутри что-то бряцнуло, и, набрав полные лёгкие воздуха, внушительно проговорил:

– Я всю жизнь мечтал вызвать на бой Великого Галахада.

– А я не могу работать с противником, который в три раза слабее меня, – решительно заявил король. – Я не принимаю вызова.

– Ваше Величество, это может быть истолковано превратно, – вполголоса заметил Арон.

– С чего бы это?!! – удивился король в полный голос. – Разве это честно, когда трое на одного! И вообще, я сражался только с чудовищами, что может подтвердить этот достойный молодой человек, который редактирует мои мемуары. Впрочем, – помедлив, продолжал Галахад, – если не насмерть, я готов помериться силами. Кодекс Чести допускает. Заберите это кто-нибудь.

И он, не глядя, сунул меч в первые попавшиеся руки. К несчастью, это оказались руки Сантариала, который так и застыл, уставившись на доисторическую железяку.

(Впоследствии Ленни не раз размышлял, не поступил ли Галахад так специально. Возможность была велика, учитывая последствия, но оставались и сомнения. Зато Ленни выдвинул гипотезу, что Галахад и Страж Подступов, оба существа древние и легендарные, состоят в дальнем родстве.

Ведь ни о том, ни о другом нельзя было сказать ничего определённого).

Репутация архаиков была хорошо известна даже в тех краях, где самих архаиков не встречали столетиями. Архаик – это угроза. Архаик с оружием – двойная угроза, даже если оружие попало к нему по ошибке или по небрежности легкомысленного героя. Исключения в этом вопросе не признавались, цветы справедливости росли на другой почве.

Соратники Мнимого Рыцаря задрожали за своего предводителя. И началось.

За плечами рыцаря, словно призрак, начала подниматься фигура странствующего монаха. Только это был совсем не монах.

Ленни понял это поздновато, когда ничего уже нельзя было сделать. Следовало признать, что упорная реальность окончательно вытеснила из его головы собранные по крупицам и бережно хранимые книжные знания.

В глубокой древности, когда архаики утратили волшебство, оно не исчезло совсем, а распалось на частицы и было впитано окружающим миром. Запрятано глубоко, чтобы позднее воплотиться. Подходящий для воплощения объект – как одушевлённый, так и не очень – выбирался волшебством исходя из его представлений о Равновесии. Предмет, напитавшийся им, становился чудесным, человек – в той степени, в какой был способен осознать свой дар – волшебником. Он мог прожить с ним всю жизнь, а мог потерять, потому что сила, бывшая когда-то полной собственностью архаиков, была, под стать им, своенравна и непредсказуема. На протяжении веков стихийные всплески волшебства проявлялись у представителей различных рас, но не архаиков. И настолько редко, настолько слабо, что количество нулей в десятичной дроби вероятности заставляло академиков гнуть брови в гримасе сомнения. Арон, сам бывший таким исключением, не раз бранился, натыкаясь в медицинских трудах на «неопровержимые доказательства» невозможности своего существования. И вот сейчас с этим явлением пришлось столкнуться Сантариалу.

Его неожиданный противник не использовал долгих и нудных заклинаний, а действовал наверняка с расстояния нескольких метров. Одежды «монаха» заколыхались, как тело гигантской планарии, он размахнулся, и…

Боль, страх, отвращение, гнев – и Творец знает, что ещё послышалось в крике Сантариала, и стало ясно, что удар достиг цели. Ленни рванулся к нему, но врос в землю при одном взгляде на его лицо…

Ибо оно, это воплощение совершенной красоты, было искривлено, изуродовано ужасом и разбитым носом. Кровь текла, не переставая, заливая одежду, но Сантариал находился в оцепенении, по-видимому, не ощущая ничего. Лишь увидев жалкую гримасу, которую скроил Ленни, он опомнился и отвернулся.

Ленни не сразу справился с собой. Образ Сантариала с разбитым носом не приживался в его голове. Он был чужим и страшным.

– Мамочка, – шептал Ленни побелевшими губами.

Арон и Галахад стояли поодаль. Оба держались невозмутимо.

– Красивое лицо обязательно нужно чем-нибудь испортить, – сказал Арон в пространство, – например, носом.

– Нос – это крайняя часть, – задумчиво поддержал Галахад.

– Вот-вот. Он теперь будет напоминать статую с отбитой крайней частью.

Закрыв нос ладонью, Сантариал прислонился к подбежавшему Ленни. Губы архаика беззвучно шевелились.

– Что он сказал? – недоверчиво поинтересовался Арон, обращаясь к Галахаду.

– Послал того куда подальше к Инферналису, – ответил король, пожимая плечами, – или к Мурколапке. Вполне естественный жест.

Только Ленни знал, что сказал Сантариал на самом деле. Но было поздно: странствующий монах внезапно охнул и схватился за голову; лицо его обессмыслилось совершенно, глаза полезли из орбит. Он согнулся в три погибели и осел на землю, не выпуская из рук драгоценное вместилище мозгов.

Соратники бросились его поднимать, но он не стоял на ногах. Тело чародея сделалось подобным водоросли; так его и сгрузили обратно на землю, сложив кое-как все конечности, чтобы конструкция не рассыпалась…

– Вы!.. – воскликнул Мнимый Рыцарь, когда общий шок прошёл. – Да вы, все, я к вам обращаюсь! – уточнил он. – Низкие убийцы, звери!.. Нет у вас ничего святого!

– Ну-ну, не стоит! – успокоил его Арон (он успел произвести поверхностный осмотр пострадавшего и теперь говорил уверенно как никогда). – Наоборот, взгляните: ему два шага осталось до просветления! Главное – пойти в нужную сторону, – пробормотал он, но так, чтобы никто не услышал.

– Никто здесь не собирался просветляться! – возразил Мнимый Рыцарь. – Вы нанесли удар ниже пояса!..

– Это немного несколько совсем не то, что я хотел сказать, – озадаченно проговорил Арон. – Не знал, что Вы так всё воспримете.

Сантариал, белый, как алебастр, повернулся к рыцарю. Он недолго раздумывал: злость давно переполнила отпущенную меру, а зрелище врага, уверенного в своей неуязвимости, уничтожило последние моральные барьеры…

– У меня сил на Вас нет, – с необычайным чувством произнёс Сантариал, – И зла не хватает.

Его тонкие пальцы с силой сжали рукоять меча; это был рефлекс, скорее всего, Сантариал не осознавал, что находится у него в руках. Но Ленни всё равно поежился.

– А вот твой знаменитый предок так не говорил, – не смущаясь, парировал зловредный рыцарь, – потому что у него всё было! И на всех хватало!

Выплеснув всё негодование, он неожиданно замолчал. Должно быть, сообразил, что рыцари (не криды по происхождению) избегают нападать на волшебников, поскольку почти все волшебники – архаики. Нарушить негласное правило без ущерба своему душевному здоровью он не мог. Но затем Мнимый Рыцарь оглянулся на нечто, бывшее ранее его духовным наставником, а ныне готовящееся перейти в разряд высших существ… и жажда мщения пересилила.

– Защищайся, – хмуро сказал он. – А вы – да, вы все! – можете делать ставки! Минимальная – два сонных морока с монетного двора Принцессы Тайны. Разрешаю тебе поставить на меня, – обратился рыцарь к Сантариалу, – тогда после твоей гибели должно хватить на приличное надгробие.