Текст книги "Немир"

– Если Ваше Величество имеет в виду ту часть мира, которая называет себя Сантариалом Деанжем, то мне очень жаль, но дни его сочтены, а теперь истекают последние минуты.

Ровное звучание этих слов не породило возмущённого эха в душе Галахада. Происходящее не выходило за рамки некой астральной обыденности. Король получил уведомление, его попросили расписаться – что-то вроде того…

– Не понимаю, зачем Вам это нужно, – продолжал Инферналис, нахмурив кустистые брови. – И, наверно, никогда не пойму, – добавил он, подняв руку, будто отклоняя возможные возражения. – Всё-таки мы с Вами мыслим по-разному. Но мне больно видеть, что Ваше Величество так страдает из-за сущей мелочи. Ведь то, что скоро произойдёт с Сантариалом – естественный процесс, можно сказать, природный. Разве граждане Немира не уходят из жизни ежедневно? Так чем же он лучше, этот счастливец, завоевавший Ваше расположение?

Галахад заметно вздрогнул.

– И Вам не жаль расставаться с таким ценным сотрудником?

– Среди тех, кто мне служит, нет одарённых личностей, – сказал Инферналис, пронзительно улыбаясь. – Я немного лукавлю, когда общаюсь с Магистром, но это оттого, что мне хочется оправдать «освоенные средства». Сантариал всего лишь немного лучше подготовлен, чем остальные. Вообще должен Вам сказать, что архаики – не гении. Их единственная интересная черта – способность к волшебству, но они её утратили. Зато хлопот с ними немало. Они совершенно неуправляемы. Мне пришлось переждать несколько поколений и приложить уйму сил, прежде чем удалось их приручить.

Дипломатия иссякла. Галахад скрестил руки на груди.

– Хорошо. Вы сказали мне всё, что от Вас требовалось. А теперь поговорим как нормальные бессмертные.

Они обменялись взглядами, и каждый понял другого. Инферналис засунул руки глубоко в карманы и посмотрел на короля исподлобья, словно изучая его.

– Вы не понимаете, о чём просите.

– Отчего же, очень хорошо понимаю, – отозвался король, – но я взял за правило всегда доискиваться ответа на вопрос «почему?» Поскольку без этого не могу дальше выполнять свою миссию. Мне нужна правда.

В его взгляде, позе не было ни малейшего признака агрессии. Только непоколебимая уверенность. Арон был прав: Галахад – единственный в Немире – мог потребовать всё что угодно и получить это сколь угодно быстро.

– Подумайте хорошенько. Я такой же, как Вы. И тоже имею право знать. Даже в большей степени, ибо Немир – моя родина.

Его слова попали в цель, сокрушив защитный заслон из аргументов, который тщательно выстраивал Повелитель Ада. Была ли эта подавленная ярость, или другое, более глубокое чувство, Инферналис внутри затрясся не хуже праздничного пудинга. Как и все криды, он, прежде всего, был справедлив. Хотя эта справедливость порою казалась жестокой…

– Я скажу Вам. Ничего личного, клянусь – это было бы мелко. Его просто не должно здесь быть.

– Но чем же он для Вас опасен?

– Всем. Индивидам, подобным Сантариалу, даже не нужно договариваться и организовываться, чтобы устроить революцию. Они расшатывают систему уже потому, что они просто есть. Пока их мало, система ещё может задвинуть их и забыть о неполадках.

– А если их станет больше?

– Тогда мне придётся ещё раз подумать головой, – сказал Инферналис, нехорошо улыбаясь. – Кроме того, сознаюсь, я не смог отказать Магистру Немира в маленькой просьбе: постараться по возможности отключить все факторы, влияющие на Равновесие. Монтернору нужно время.

– А Сантариал влияет?

– Чем дальше, тем больше. И я его отключу.

– Но конкретно о Сантариале Магистр не знает? – уточнил король.

Инферналис лишь пожал плечами.

– Вы уверены, что Творец одобрил бы Ваши меры?

Властитель Ада развёл руками столь широко, словно собирался объять весь Немир, и после этого беспомощно уронил их.

– Знать этого мы не можем. Можем лишь предполагать, исходя из логического течения процессов, что да, одобрил бы. Сантариал не первый, и это хорошо. И для него тоже. А для Творца безразлично, жив человек или умер. Для Творца всё продолжается.

– Я обещал ему, – сказал король Галахад.

Ответ был неожиданным.

– Забудьте, – тоном психоаналитика, утешающего больного, сказал Инферналис. – Он поймёт.

– То есть?!

Инферналис поглядел на него, точно раздумывая, стоит ли говорить, и, наконец, произнёс с расстановкой, осторожно подбирая слова:

– Он сказал мне так: «У Его Величества важная миссия, ради которой он явился на свет, и ничего другого мы не вправе от него ждать».

В здании было тихо, и голос главного по Аду звучал гулко, поднимаясь к потолку и путешествуя там меж стилизованных фигур, которые по-прежнему двигались, исполняя свою загадочную, и, похоже, бесконечную партию. Потрясённый Галахад потёр переносицу.

– Вот, значит, как они все думают обо мне.

– И это правильно, – заметил Инферналис. – Чудный пример здравомыслия, столь редкостного в наши злосчастные дни.

Король отвернулся и, опустив голову, направился к выходу. Однако на полпути он остановился и обернулся. Новая мысль изумила его самого – она точно не смогла бы прийти в голову прежнему Галахаду, не склонному ни в чём сомневаться, обременённому только высшим долгом служения справедливости.

– А Вы не сказали ему, что он слишком много на себя берёт? – спросил король.

Инферналис удивлённо уставился на Галахада.

– Немир не вращается вокруг него, – спокойно пояснил Галахад. – Или вокруг меня, Вас, кого угодно… думать так – значит проявлять крайнюю степень эгоизма. Вы об этом ему сказали?

Повелитель Ада озадаченно моргнул. Король развернулся и пошёл прочь.

Выйдя из кабинета, Галахад попал обратно в приёмную и только там понял, что Арон был прав: вряд ли он сумел бы один найти выход. Возвращаться не хотелось, чутьё подсказывало, что Инферналис ему не обрадуется. Кроме того, кое-что в окружающей обстановке заинтересовало короля – железный ящик с экраном на столике (он слышал о таких), а рядом – раскрытая книга, как выяснилось, полная поэзии…

Галахад склонился над книгой в трепете. Поэты, безусловно, были не самыми разумными гражданами Немира, иначе смогли бы сохраниться в поколениях. Но король питал к ним слабость – в противовес тому, что говорил Арону. От погружения в опасные лирические глубины его спасло неожиданное появление – в дверях возникла женская фигура. То была, без сомнения, Прекрасная Дева – на неё указывали и прелестные, тёмные с глянцем, тяжёлые локоны, и черты лица, словно позаимствованные у классической статуи. Одета она была, правда, странновато на взгляд короля, но, даже если бы она носила монашеский балахон и ежеминутно посыпала голову пеплом, это и тогда не помешало бы Галахаду положить к её ногам своё рыцарское сердце.

Да, она была прекрасна и полна скорби. Встретив взгляд короля, дева кивнула, приглашая следовать за собою. Они миновали короткий коридор, спустились на фуникулёре на один этаж и снова поднялись, не встретив ни души. Завернув в узкий закуток, дева отодвинула в сторону низенькую панель, и они увидели тесную каморку, битком набитую вениками и швабрами. Ему предлагается переждать здесь – решил король, и начал уже прикидывать, как бы покомпактнее разместиться, но тут его провожатая юркнула внутрь и пропала. Сунувшись следом, изрядно удивлённый монарх нашёл внутреннюю дверь, которая вела на узкую лесенку с замшелыми ступенями, словно перенесённую сюда из совершенно другого мира…

Низкий потолок сразу вынудил Галахада пригнуться, но это было лишь началом испытаний. Лестница восходила по спирали, и на каждом новом витке Его Величество был близок к тому, чтобы потерять терпение. Древний архитектор, видимо, не предполагал, что его творение почтит своим присутствием столь видный мужчина, поэтому герою приходилось перемещаться чуть ли не ползком, при этом стараясь не упустить из виду если не деву, то хотя бы её тень. «Прямо родовой канал какой-то», – размышлял раздосадованный король. Выхватить зачарованный меч и посредством него расширить проход было делом одной минуты. Но спутница, явно желавшая сохранить их вылазку в тайне, могла этого не понять. А Галахад привык считаться с чувствами других.

Он бросил взгляд вперёд, на изящный силуэт девы, выглядевшей чересчур фантастично в таком интерьере, и сказал себе, что ни разу не участвовал в таком странном приключении. Сможет ли он поведать о нём Немиру, когда придёт время – лет этак через тысячу, если быть оптимистом! Ведь у него даже нет подходящих слов!

С другой стороны, тысяча лет – большой срок и, возможно, слова найдутся. А не найдутся, так родятся новые, им дадут жизнь поэты, которые вместе с волшебниками вернутся в Немир…

«Арон прав – раньше всё было проще, – с лёгким налётом грусти подумал король. – Все роли распределены, все реплики расписаны. Герои, злодеи, драконы… А сейчас? – он вспомнил заваленный бумагами стол Повелителя Ада. – Отчёты, балансы и… драконы?!!»

Прямо перед ним сиял жёлтый луноподобный глаз.

Галахад выровнял сбившееся дыхание и осмотрелся. Лестница закончилась, его окружало подобие террасы, вырубленной прямо в камне и укрытой за широким выступом скалы. Ледяной ветер с чёрной пустыни навязчиво напоминал, что подземелья остались позади. Тоненько завывая, ветер трепал золотистые кудри короля и ерошил гребень Тацирна, вцепившегося в перила террасы мёртвой хваткой.

Совершенно очевидно, что дракон таился. Он прижался к камню всем телом и, с трудом удерживаясь, скорчился за выступом. И, хотя спрятать многотонное (и многотомное!) чудище на совершенно гладкой стене проблематично даже ночью, вероятность, что его найдут здесь, была минимальной. Процентов пятьдесят.

Дева пропала – Галахад с сожалением понял, что её цель достигнута. Она привела героя к дракону, но вот что заставило последнего идти на такие жертвы? Скоро он узнал.

– Привет, мой рыцарь, – пробасил Тацирн, проморгавшись от песка и разобравшись, кто перед ним. – Я твой верный конь.

– Ты – не конь, – опроверг его Галахад, – но неважно, я всё равно рад тебя видеть.

– Ну, хорошо, я твой драконь, – настаивал Тацирн. – А если не хочешь, топай полтыщи ступенек сам.

Галахад задрал голову. Отвесная стена круто уходила ввысь, теряясь в чернильной тьме ночи. Лишь отдалённое сияние звёзд отмечало невидимую границу – там, где кончалась стена. И начиналось небо.

– Мы полетим туда? – спросил Его Величество. Ответа не последовало.

Тогда Галахад взобрался на спину дракону, вытащил из ножен меч и, направив его вверх, изрёк:

Неси меня, конь верный и крылатый,

Час близок неминуемой расплаты!

– Это что, обязательно? – спросил Тацирн, поворачивая голову к королю.

– Нет, – ответил тот, убирая меч, – просто увидел в одной книжке, вот и захотелось…

– То-то и оно, – буркнул дракон, попыхивая дымом. – Думаешь, раз все вокруг декламируют стихи, значит, героям тоже можно? Я против!

С этими непримиримыми словами Тацирн оттолкнулся от выступа и, сделав широкий жест крыльями, взмыл вместе с седоком навстречу звёздам.

Сантариал смотрел на приближавшееся звёздное небо и чувствовал себя на краю Вселенной. Он был почти виден – край – и, хотя Сантариал знал, что это обман зрения, панорама, открывшаяся взору, захватила воображение.

«Я должен был поступить иначе, но я не мог», – вот всё, что он сказал Инферналису. Теперь эта фраза юлой вертелась в мозгу, и ничего больше. Должен был, но не мог.

«Я забыл всё, чему меня учили, – подумал Сантариал, – И подвёл тех, кто на меня рассчитывал. И тогда все они обиделись на меня. Вот почему я здесь».

Самая высокая точка мыса Аджано. На ней располагалась обсерватория или нечто подобное; Сантариал и раньше знал об этом. Он не подозревал, что у здания совсем другое назначение.

Зажигались новые звёзды. Становилось холоднее, но то было привычное ощущение, а здесь, на огромной высоте, возникали иные, странно непостижимые, неописуемые. Сантариал задумался, почему, несмотря на весь ужас происходящего, он так спокоен, и не нашёл ответа. Возможно, оттого, что смерть давно представлялась ему абстракцией – как была абстрактна его жизнь, в которой недоставало самого главного… «Там боги смотрят на ангелов, как люди здесь смотрят на птиц…» – вспомнились ему чьи-то слова о загробном мире. Наверно, стихи – но он не смог вспомнить. Да и не успел.

Что-то происходило.

Небо звучало.

Это были резкие, то тихие и тонкие, то мощные и низкие переливы, подобные искажённым человеческим крикам, переходящим в животные завывания и во что-то ещё, доселе неслыханное и потому непривычное для уха. Они не просто разносились в хрустальном воздухе, они были почти материальны и пронизывали его точечными импульсами, сотрясениями, вибрациями. Сантариалу стало трудно дышать, когда внезапно, как озарение, возникло понимание, что это не закончится. Звук усиливался и множился, рос, подобный огромному дереву с гибкими ветвями-лианами, оплетал сознание, постепенно парализуя его. Широко распахнув глаза, Сантариал впервые разглядел стекло, расположенное в центре купола, то, самое, которое должно было отодвинуться там, в последний момент, и выпустить в вечность его или то, что от него останется.

Стекло было толстым, оно защищало его. Пока. Стекло приглушало звук, но он усиливался, он рос…

Сантариал напрягся, выгнулся всем телом. Ему удалось почувствовать руки, но невидимая сила, прижимавшая его к подъёмной плите, не пускала. Небо медленно нависало над ним – тёмный сачок с трепещущими пойманными звёздами. И ничего не требовалось – никакого мужества, никакого геройства перед лицом наступающей неизбежности. Она просто приближалась… Она уже была здесь.

Ничего нельзя сделать.

Он застыл, точно окоченел; потом его неудержимо, страшно затрясло. Самый возвышенный экстатический восторг и самый тёмный животный ужас рвали на части его тело, и это тело – всего лишь хрупкая скорлупа для души – стонало в бесконечной агонии.

Сантариал лишился всякого контроля над собой. Все привычные контуры и ощутимые границы расплывались, разворачивались в спираль и, наконец, завертели его в пучине паники, порождённой сознанием, вдруг понявшим, что не сможет удержать всё в целостности. Мозг затопило месиво космических нот, на поверхности оказалась лишь одна мысль, пугающе ясная: «Кажется, я умираю».

…и другая: «Ну и чёрт с ним!»

Вспышка света болью ударилась в его глаза. Разинутая корявая пасть, призрачные зенки, множества их, вопящих, зубастых, беспощадных… он не знал, было ли то наяву, да и сама жизнь – была ли она? Тогда он последним усилием собрал всё своё существо и закричал; и в том крике был яростный, дикий и бессмысленный протест против силы, разрушающей его без жалости.

И тут он вспомнил… Вспомнил всё: запах и вкус, неповторимую прохладу и пронизывающую нежность. И как оно называлось.

Снег.

– Всё в порядке, – сказал король. – Ты же хочешь, чтобы я тебя спас?

На лице Сантариала появилось затравленное выражение. Он вынес бы что угодно, но только не сейчас. Галахад нагнулся, и архаик, глубоко вздохнув, обхватил его за шею и утонул в складках королевского плаща, укрывшего их обоих…

Снег снаружи всё падал…

– Это не снег, – сказал король. – Это звездопад. Звёзды летят с неба.

– Но почему они так кричат?!

– Они поют, – прошептал Галахад тихо-тихо, но торжественно, и Сантариал снова различил это, но теперь вдали, замирающее, исчезающее. Плита опускалась, небо удалялось, и лишь лицо Галахада было неизменно…

– Только послушай, – шептал король, обнимая его. – Ты сможешь это оценить. Это же… прекрасно. Как ничто иное. Послушай.

Сантариал не поверил. Он уткнулся в плечо Галахада и приказал себе ни о чём не думать. Неведомая гармония, так восхитившая короля, не смогла приникнуть в его израненную душу. И небесный концерт продолжался с участием лишь одного зрителя, пока последняя упавшая звезда не завершила свой путь, сгорев в невесомости далеко от поверхности земли.

– Просто бесподобно, – сказал король Галахад.

– Ну так вот, – сказал король Галахад, стремясь поскорее завершить свой рассказ, – Мы уже почти долетели, когда тот ужас начал действовать. Тацирн не мог подняться дальше, мы с ним парили на той же высоте, ловя воздушные потоки и, клянусь честью рода, я слышал лязганье его зубов! Перепуганный дракон, надо же!

– А тебе не было страшно? – волнуясь, спросил Арон.

– Мне – нет! – ответил Галахад. – Но, видишь ли, я не умею летать!

Он как-то странно скривился, наморщив лоб и нос, его плечи заходили ходуном. Арон заглянул ему в лицо, ожидая и почти надеясь увидеть в глазах короля слёзы…

И они там были. Галахад смеялся.

– Потом пошел снег, – успокоившись, продолжал монарх. – Нормальный, белый и пушистый, а не эта ледяная песчаная мерзость. Такого не видели в Немире с Незапамятных Времён. Случился сбой программы – не знаю, как, не спрашивай, видимо, об этом природном явлении не было данных в системе… короче, друг мой, снег спас нас всех!

Арон с потерянным видом оглянулся на Сантариала, который сидел тут же в кресле и – единственный из них! – выглядел как обычно. Даже лучше. Так, словно его вообще всё это не коснулось. Словно это не он полчаса назад едва не умер от страха…

– Везёт же ему на розы и звёзды, – пробормотал целитель.

– О чём это вы? – окликнул архаик.

Арон громко присвистнул. Сантариал устало прикрыл глаза.

– Пожалуйста, не надо, – попросил он. – Пощадите мои чувства.

– Не думаю, что Вам станет сильно хуже, даже если я буду насвистывать «Песню Безумной Магдалины» всю обратную дорогу, – решительно возразил Арон.

– Только не это! – в один голос воскликнули Галахад и Ленни, и акустика помещения мгновенно отреагировала, напомнив, где они находятся. «Рыцарский зал», второе по величине помещение после главной площади.

Трудно представить, что архаики с их фанатичной любовью к строгой геометрии сотворили что-то подобное. Здесь не было обожаемых ими кубов, прямоугольников и ромбов, по форме зал представлял собой цилиндр, стены которого уходили вверх на полсотни метров, а свод терялся в темноте. По периметру зала высились восемь колонн, а в его центре находился круглый бассейн оригинальной конструкции. Его бортик плавно переходил в ступеньки лестницы, ведущей вглубь, а вода сплошным потокам лилась из отверстий под ними, превращая бассейн в фонтан. Если добавить ко всему охристо-песочную гамму и плиты пола, издающие чуть слышный мелодичный звон под ногой, становилось ясно, почему древних архаиков величали романтиками. То было одно из немногих помещений, которое воспринималось гармонично всеми органами чувств.

– Пожалуй, я бы остался здесь подольше, – заметил Галахад, и эти слова в устах беспокойного странника прозвучали высшей похвалой. Он жадно разглядывал мозаичные картины на стенах, изображавшие давние подвиги и битвы. Большинство из них забылось, а надписи, сделанные на том же утраченном наречии, могли только добавить исследователям головной боли. Тем не менее, Галахад просто поедал их взглядом.

– Арон, иди сюда! – восторженно крикнул он, и целитель, скорчив мину, отправился смотреть, что в очередной раз так взволновало это вечное дитя. – Глянь, это же я! И я здесь на своём месте!

– Неплохо, неплохо, – искренне согласился Арон. – Не то чтобы лучше, чем было в твоём старом храме, если судить по репродукциям… – тут он спохватился, сообразив, что разговаривает с мозаичным государем, тогда как настоящий, весьма довольный, наблюдает со стороны.

– Гораздо, гораздо лучше! – возразил Галахад, почти сердясь. – Здесь я себе нравлюсь.

Не желая ввязываться в утомительный беспочвенный спор, Арон поискал глазами Ленни, и нашёл его за столиком в кресле ожидания. Перед отмирком в кружке лампового света лежала старинная истрёпанная книжка. Героический роман, написанный на языке настолько допотопном, что это походило на самостоятельный литературный жанр.

«Пошто Сей Рыцарь Напорывается На Смерть? – Вопросил Один Землепашец У Другого. – Он Не Напорывается, Он Тривиально Очень Храбрый! – Отозвались Ему».

– М-да, – протянул Арон, заглядывая в книгу через леннино плечо, – думаю, можно быть спокойным за судьбу здешней библиотеки. Даже у тебя на такое руки не почешутся…

Ленни улыбнулся. Но улыбка завяла и скукожилась, когда он случайно взглянул на Сантариала, прислонившегося к бортику бассейна. Рыцарский зал, расположенный вровень с поверхностью земли, имел террасу и четыре узких окна-бойницы, к тому же занавешенных витражами кроме одного, крайнего – в него-то и смотрел волшебник.

– Это просто кошмар, – сказал Сантариал Арону, когда тот подошёл. – Я чувствую, как подо мною вертится земля.

Он всё ещё дрожал, и целитель обнял его за плечи, понимая, что иногда никакие сверхъестественные качества не могут заменить способности сочувствовать чужой слабости.

– Тебя утешит, если я скажу, что ничего не было?

Сантариал вздрогнул.

– Иллюзия?!

– Абсолютно всё. Кроме снега, – Арон кивнул на узкое окно. – Вон его сколько. Даже на любимом некоторыми Мысе Чёрных Скал теперь белым-бело. Выглядит очень обнадёживающе. Кажется, таким и предрекали конец Немира.

– Как Вы это выяснили?

– Так и выяснили. Надо же было чем-то заняться, пока Его Величество отрабатывал свой легендарный статус! Машина, внутрь которой тебя засунули, расщепляет личность, лишает её целостности. Думаю, Лорд просто не знал, что с тобой делать и попытался по возможности обезвредить ту часть мозга, которая отвечает за Волшебство в твоей крови.

– Звучит как-то…

– Это если по-научному, – пояснил целитель. – Состояние сильного шока ещё довольно слабо исследовано и… почему бы нет?

Арон сразу пожалел, что проявил нескромность и открылся. Лёгкое покалывание в висках сообщило целителю, что его мозг подвергся атаке. Но это продолжалось считанные секунды, после чего Сантариал сделал попытку вырваться, но быстро обессилел. Возможно, архаик и простил бы Лорду, вздумай тот просто уничтожить его… Но так надуть?

– Он сказал королю, что хочет меня убить, – архаика душили спазмы, с которыми он не мог совладать.

– Ну, это чтобы подстраховаться – вдруг не получилось бы?

– Всё, достаточно, – с отвращением перебил Сантариал. – По мне так он виновен по всем статьям.

– Да в чём же?

– В покушении на убийство этого мира. Заставил меня забрать с Подступов Книгу Времён, не афишируя, зачем, но явно не на ночь почитать, раз решил потом от меня избавиться, – на одном дыхании выговорил Сантариал. – Вам бы следовало его покарать.

– Ну, с этим и ты справишься, – как всегда в спорной ситуации, Арон попытался отшутиться, настолько ему стало не по себе.

– В моём случае это будет измена долгу, в Вашем же – акт законного возмездия.

– Ничего, ты, как всегда, выкрутишься.

Сантариал высвободился, разомкнув его руки, и Арон вновь ощутил, как нелегко в этом мире дарить благодать. В чём-то архаик был прав. Целитель попытался вызвать у себя жалость к тем, кто не имел возможности или, по нравственной слепоте, желания стать лучше. И открыл, что жалость себя исчерпала.

– Принцесса Тайна имеет отношение к этой машине?

– Думаю, нет, – сказал Арон. – У Её Высочества свой личный ад, ограниченный черепной коробкой. Скорее всего, после изобретения иллюзоров Лорд потратился на этот эксперимент, чтобы определить, как такие штуки влияют на мозг – в этом Принцесса, без сомнения, была его невольной вдохновительницей.

Арон ожидал нового вопроса, но был разочарован: воспользовавшись тем, что к ним подошёл Галахад, Сантариал резко свернул разговор. И начал другой.

– Как Вы до меня добрались? – спросил архаик.

– Ты же слышал – верхом на перелётной рептилии, – король улыбнулся. – Мысль, конечно, не нова, и вряд ли у меня получилось так же хорошо, как у тебя, но, главное, я не опоздал…

Взглянув на Сантариала, король обнаружил, что тот не слушает – он, не отрываясь, смотрел в дальний угол террасы, где, помещался Тацирн. Дракон только что снёс хвостом декоративную вазу и теперь изображал, что происходящее его не касается. В таком фееричном месте с множеством мелких и хрупких предметов он безумно стеснялся собственного внушительного тела.

Сантариал глядел на Тацирна, но явно видел что-то другое. Наконец, в его глазах промелькнуло узнавание.

– Дракон-радуга, – кивнув, прошептал он. – Последний из своего племени.

Галахад переглянулся с Ароном; король неожиданно почувствовал острый интерес. Вероятно, то же ощутил Тацирн: вытянув шею в их сторону, дракон к чему-то прислушивался. Короля это не удивило: шёпот Сантариала обладал свойством находить слушателя на расстоянии, особенно когда архаик желал, чтобы его услышали. Галахад взял целителя за руку, и оба вышли на террасу.

– Он сказал обо мне что-то хорошее? – уточнил дракон, когда они приблизились.

– Что ты похож на радугу, – передал Галахад. – И что таких, как ты, больше нет.

На миг ему показалось, что дракон окаменел. Но, ожив, Тацирн повёл себя более чем странно. Шаркая когтями по каменным плитам, он прополз к парапету, неуклюже взгромоздился на него и вдруг, издав высокий гортанный вопль, сорвался вниз.

Король и целитель бросились к перилам. В десятках метров от земли Тацирн прервал своё падение и, вспыхнув огненным шаром в лучах рассвета, рванул к небесам, взлетая всё выше и выше. Прежде чем достичь горизонта, дракон успел несколько раз перекувырнуться.

– Похоже, ему понравилось, – молвил Арон; изумлённый целитель, забывшись, теребил себя за бороду. – Странные существа драконы. Одним словом, легендарные.

– Нет, тут что-то другое, – голос Галахада звенел от любопытства. – Ребёнком я слышал, что в древности волшебники были с драконами наравне.

– Настолько, что драконы позволяли волшебникам обзывать себя, как им вздумается?

– Не думаю. Возможно, Сантариал каким-то образом вспомнил его духовное имя.

Король вопросительно глянул на Арона, и тот возмущённо дёрнулся.

– Ну, почём я…

– Эй! – громкий крик долетел до них с другого конца зала. Нандоло стоял в дверях и махал им руками с энергией человека, вознамерившегося остановить поезд. Они поспешили ему навстречу.

– Как Вы могли так скоро нас покинуть! – укорил архаика Арон. – Исчезли прямо из замка. Я думал, нас способны разлучить только чрезвычайные обстоятельства!

– Мне стало скучно, – признался Нандоло. – Это считается?

– Принимая во внимание ваш исключительный случай – думаю, да, считается.

Арон вполне мог продолжать в том же духе, но Нандоло внезапно что-то отвлекло.

– О нет, он сейчас будет здесь. Ещё одной душеспасительной лекции я не вынесу, – Нандоло по старой привычке собирался потянуть Галахада за локоть, но прищемил палец латами и возбуждённо продолжал: – Умоляю, вспомните, что Вы – герой, и Общее Благо будет рукоплескать Вам, даже если Вы никогда не закончите своих мемуаров…

– Что-то я не совсем понимаю.

– Конечно, – с горечью поддакнул Нандоло, – Вас убедит только мой труп с застывшими на нём слезами Лаванды Эдельвейс.

– Всё равно не понимаю, – стойко повторил Галахад.

– Инферналис сейчас придёт сюда, – растолковал Арон кисло. – А лучше бы не шёл.

– О, прозорливец, – вздохнул Нандоло, – Принцесса Тайна отдыхает, когда настоящие профи берутся за дело. А вот и он. Теперь позвольте спрятаться у Вас в тылу.

В ответ на возмущённый взгляд Арона архаик примирительно добавил:

– Зато я сразу окажусь в авангарде, если Вы обратитесь в бегство.

Нандоло, как всегда, приукрасил и романтизировал то, что он называл «натурой жизни». Ни словом, ни жестом, ни намёком Владыка Ада не выразил удивления, увидев их здесь. Галахад и сопричастные являлись гостями, а гости могут гулять где угодно (исключая, разумеется, закрытые и опечатанные помещения). Требовалось отдать ему должное: Инферналис держался так, словно с момента их последнего разговора не произошло ничего особенного. Впрочем, некий налёт вины всё же ощущался, скорее как аромат дорогого парфюма. Ни дать ни взять – управляющий респектабельного отеля, который собирается извиниться перед постояльцем за пересоленный (но вполне ещё съедобный!) суп.

– Почему Вы не остались на чай с булочками? – с укором спросил он Галахада. – Я как раз собирался Вас позвать.

– Э-э, я на диете, – отговорился король. – Арон запретил мне толстеть.

– После чая – разминка с копьём и драконом, – не меняя выражения лица, огласил Инферналис. – Вы не можете лишить нас этого удовольствия. Один поверженный дракон – минус пять килограммов веса. Вы сразу убедитесь, что наши булочки – кратчайший путь к лучшему.

– Неплохой рекламный слоган, – прошептал Нандоло на ухо целителю. – Я лично помогал с ним Рыжеглоту.

– Пойдёмте, – увещевал лорд Повелитель. – В ресторане как раз накрывают на стол.

– Пойдём, – прошептал Арон, подталкивая короля. – Но сначала дело, потом удовольствие.

– Совершенно согласен, – поддержал Нандоло. – Сначала – удовольствие по делу, а уж потом – просто так.

– А тебя никто не звал, – холодновато сообщил Лорд Повелитель. – Впрочем… я незлопамятен.

– До чего это мудро, – без тени насмешки отозвался Арон.

– А как же! Мы все равняемся на благородных героев, – умиротворённо продолжал Инферналис, сложив руки на животе. – Немир без идеалов давно утратил бы своё старообразное очарование. Прошу за мной, тут всего два поворота.

Король выпрямился и, величаво кивнув, двинулся за Инферналисом, бряцая амуницией и лязгая доспехами – пить чай. Его правая рука автономно описала в воздухе полукруг, приглашая всех желающих разделить с ним это райское наслаждение. Наблюдавший за ним Нандоло подумал, что Аве Роза вполне могла унаследовать свои своенравные руки от любимого дядюшки.

– Вас не отравят, а? – спросил Ленни Арона.

– Это же просто чай с булочками, Ленни, – мягко укорил его Арон. – Я не ел булочек с Не Помню Какой Оторопи, а от кофе у меня уже… хм, деградация.

Ленни пригляделся к целителю повнимательнее, испытывая законные сомнения: похоже, тот имел в виду не столько кофе, сколько… к счастью, в этот момент его озарила счастливая мысль.

– Я не голоден, – спокойно сказал он. – Останусь тут и подожду вас.

– Ты серьёзно? – казалось, Арон никак не может в это поверить. – Возможно, именно сейчас мы узнаем всё! А ты всегда… – целитель помялся, не зная, как продолжить. – Неужели ты не хочешь войти в историю?

– Попасть в историю я не хочу, нет, – ответил Ленни. – Вы все были правы: меня это не касается.

Инферналис не обманул: ресторан от рыцарского зала отделяли каких-то полтора коридора в самом центре жилого квартала. Перерыв давно завершился, и вокруг кипела деятельность, но никакой суеты при этом не наблюдалось. Архаики, которые им попадались, перемещались уверенно и по-деловому, словно знали, чего они хотят от жизни и что жизнь хочет от них. Встретился и старый знакомый – архаик-провожатый – который поначалу смутился, но затем улыбнулся им с видом знатока всех смыслов жизни.