Текст книги "Немир"

Всё бы ничего, но оно, это нечто, возилось, постоянно задевая его. Весьма беспокойное соседство. Нандоло вытянул ногу и носком поддел неизвестного пришельца.

– Это всего лишь я, – примирительно сообщили из-под одеяла. Нандоло вскочил и схватил в руки первое попавшееся оружие – колбу с пауками. Поморщился, но не менять же диспозицию! Пауки замерли, предвкушая развитие событий.

Раздался тихий обречённый кашель, и на свет выбрался заспанный и помятый хомухор. Печально посмотрев на пауков, он взглянул прямо в глаза Нандоло и зевнул, обнаружив два ряда кривоватых зубов.

– Понимая Ваши устремления, могу лишь засвидетельствовать, что это слегка опрометчиво, – загадочно проговорил представитель выжившей из ума цивилизации, – ведь я никто иной, как Ваша законная супруга. Серийное колдовство, поразившее наш род, обрекает меня на появление в этом мерзостном обличье в ночь на каждую третью среду месяца, если она приходится на полнолуние…

– Что это ты плетёшь! – Аве Роза стояла в дверях, исходя праведной злобой. Хомухор пискнул и исчез. Гордая дочь сильфанеев, стянув с ножки туфлю, прицельно потыкала каблуком в то место, где он только что сидел. Событие, на минуту превратившее Нандоло в живую статую, на этом завершилось.

– Нет, ты видел, какова наглость?! – вскричала Аве Роза.

– Что-то я определённо видел, – запинаясь, подтвердил Нандоло.

– Этот Дисус у меня схлопочет, – пробормотала принцесса себе под нос, раздражённо поигрывая кистями шали. – Я разрешаю им находиться здесь, ведь они, как и мы, терпят бедствие…

Если бы она сейчас обратилась прямо к нему, Нандоло не знал бы, куда деваться от смущения. Кто, как ни он, обязался предупредить Аве Розу об ультиматуме хомухоров, требующих признания независимости?.. На него рассчитывал Галахад, и что ему стоило попросить Сантариала использовать принцессу Тайну как канал связи с дражайшей супругой? Нет, даже мысли такой не явилось… Неудивительно, что эти создания чувствовали себя в Нирвалане как дома. Вот только Аве Роза ни о чём не подозревала.

– Эти, что ли?! – переспросил Нандоло, умело скрывая замешательство. – Ты меня поражаешь! Разве у тебя нет ружья? Могу пожертвовать в рамках Национальной Программы сбережения нервов населения… ну что там ещё?!

Аве Роза поднесла палец к губам и покачала головой. В наступившей тишине внизу, у самых ног, явственно зазвучали тихий посвист, смешки и шушуканье. Принцесса сдвинула брови.

– Настырная мелюзга… ох, да поставь ты это куда-нибудь!

Нандоло осторожно водрузил пауков на место и постарался о них забыть. Но хомухоры не давали забывать о себе, и столь грубо прерванный сон не спешил возвращаться.

Накануне вечером они легли, не раздеваясь, в королевских покоях, среди беспорядочных нагромождений зачехлённой мебели – неодушевлённых свидетелей исхода сильфанеев. И всё источало холод, даже просторные складки балдахина не могли смягчить леденящего дыхания зимы. Но сейчас здесь было гораздо уютнее. Заинтригованный, Нандоло попытался выяснить причину, и Аве Роза пошла навстречу его желанию.

– После той бури в Нирвалане мы были потрясены, и мудрейшие из мудрых сходились во мнении, что следует ожидать худшего. Следовало подготовиться.

– Надо полагать, вы хором молились и отпускали друг другу грехи?

– По просьбе научного консилиума я исследовала природу солнечного тепла, – размеренно проговорила принцесса. – Я занялась этим вопросом незамедлительно, привлекла лучшие умы, и сообща мы построили УУ.

Нандоло зачарованно следил, как покачивается в её руке пустая чашка. Видимо, Её Высочеству среди ночи захотелось чаю. Да, Беспредел точно наступил. А он и не заметил.

– Погоди: что построили?

– Универсальный Утеплитель. Прибор, собирающий энергию в тёплые сезоны и отдающий в холодные. Мы создали два таких – здесь и в Сильфарене, и все последние месяцы собирали тепло. Потом пришла зима, но я не решалась расходовать драгоценный запас. Но вчера… что ж, как только я увидела тебя, то поняла: зима когда-нибудь кончится.

– Значит, это благодаря УУ здесь так захорошело?

– Нет. Благодаря камину. Я распорядилась построить камины по всему дворцу и привести дрова с дальних окраин.

– Моя жена – инженерный гений, – пробормотал Нандоло. – Дожили… Всегда думал, что техническая мысль такого уровня свойственна только архаикам. Чем ещё ты занималась в моё отсутствие?

– Был один долговременный проект, – спокойно ответила принцесса, усаживаясь в кресло и поставив ноги на скамеечку. – Рабочее обозначение – «добровольный адекватный ускоритель желаемого». Ещё неизвестно, под каким названием его запатентуют…

– Почему же, мне известно. ДАУЖ. Когда он будет готов, пусть сделает мне зеркало как у Принцессы Тайны.

Аве Роза досадливо мотнула головой.

– Там есть слово «адекватный», если ты не заметил.

Нандоло благодушно воспринял эту ремарку. В конце концов, сейчас ему было почти хорошо.

– Ну что ж, – сказала Аве Роза, – теперь и я не прочь послушать интересную историю.

– Какую именно? Арон рассказывал их много: про одного рыцаря, про двух рыцарей…

Аве Роза прервала его:

– Я хочу знать, где ты был. И почему после медового месяца мужей так тянет на подвиги – как правило, за тридевять земель. Имею право.

– Где я был до того, как встретил чокнутую компанию, которая искала подвиги для Галахада? – туманно переспросил Нандоло. – Ты уверена, что хочешь этого прямо сейчас?

– Всё остальное я уже получила, разве нет?

Нандоло сдался и уступил ей, как уступал всегда. Ну, или почти всегда. Никому не захочется, чтобы его среди ночи выставили на мороз.

– Принимая во внимание снобизм как национальную черту сильфанеев… – он умолк, пережидая сдавленное хихиканье под кроватью. Аве Роза медленно поднялась, прошла к камину и вернулась с кочергой в руках. Все звуки разом оборвались, и спустя секунду, к Нандоло пришла уверенность в том, что их наконец-то оставили в полном и совершенном одиночестве.

– Иногда ты напоминаешь мне кое-кого, – сказал он одобрительно.

– Снобизм? – переспросила принцесса, звякнув кочергой о каминную решётку.

– Я это к тому, что не знаю, насколько далеко за пределы Нирвалана простираются твои познания в географии…

– Просто назови место.

Нандоло подробно описал свой путь из Нивалана на юг, через Нетронутую Страну к окраинам Аиана и Небесному перевалу. Однажды он уже рассказывал об этом друзьям у походного костра, благодаря чему получил возможность отшлифовать своё повествование. Итак, там, за перевалом, простирались владения Демона Синих гор. И он решил совершить туда экскурсию.

– Один мой друг как-то раз обнаружил тот путь, – пояснил Нандоло.

– Ему сказочно повезло, – вставила Аве Роза.

– Да нет, не сказал бы. То есть он принадлежал к такому сорту людей… ты их, небось, знаешь: с ними вечно что-то случается. Поскальзываются на ровном месте, да ещё так, что на всю жизнь запомнят, везде встречают нежданные препятствия, но так же нежданно им и везёт. Его отец таким был, и дед тоже, это родовое проклятие, поэтому он не сильно переживал. Ну вот, во время вылазки к северным границам он ухитрился свалиться с лошади и рухнул прямо в ту расселину. Лошадь ускакала, а приятель долго не мог сообразить, куда попал, и пополз наугад между зарослями чертополоха, а выбрался с другой стороны перевала. Мне он всё рассказал позже и описал, как место найти. Снаружи расселину заметить невозможно, но я-таки её отыскал, когда понадобилось.

Нандоло очень хотелось посмотреть на Демона, который слыл величайшим конструктором, но, к своему изумлению, он не нашёл за перевалом ни его диковинных многоэтажных замков, ни хитроумных подвесных дорог и вложенных галерей… только груды камней и остывший осколок солнца, бегущий к закату.

– Я узнал правду от говорящих змей. Они обругали меня последними словами, а последние слова у них сильнее яда. Но мне больше не к кому было обратиться.

Шипя и плюясь, потревоженные змеи рассказали, что Демона уничтожило многочисленное полудикое племя, родственное гигантам. Этих людей сама пустыня научила умеренности. Даже сладости у них напоминали по вкусу лекарства, быт был скуден, дети – здоровы, но не веселы, потому что правитель – жрец – оказался поборником самых строгих методов воспитания.

Наслушавшись всего этого, Нандоло решил сам посмотреть на людей племени и поучиться у них премудрости. Змеи пытались его отговорить и даже начали кусать лошадь за ноги, отчего она заржала и принялась выплясывать на дороге. Тут же из-за поворота показались двое часовых племени. Надо было видеть их лица.

– Узрев человека в одежде архаика, они быстро ускакали, а я отправился за ними. Племя проживало на небольшом дворе, огороженном высоким частоколом, но люди уже высыпали наружу и уставились на меня, и первый был ихний вождь, весь мрачный и чёрный от загара. Не сходя на землю, я поклонился и сказал так: «О, Великий Властелин, да пребудет твой ум пустынным, а душа безветренной, как земля твоя в благостные дни ранней весны».

– Откуда ты узнал, что к нему надо так обращаться? – спросила Аве Роза. Она слушала с жадным любопытством, не сводя с Нандоло глаз.

– Должен же я был что-то сказать, а то у него был такой грозный вид, что я понял – медлить нельзя, и выдал первое, что пришло на ум.

Но вождь племени продолжал смотреть на него тупо, словно не слыша, и трудно было продолжать в том же духе. Понимая это, Нандоло уже начал изобретать столь же короткое и изящное по форме прощание, когда до вождя что-то дошло. Он поднял руку в жесте, призванном удержать внимание гостя.

То, что он сказал, мало походило на приветствие и сводилось к нескольким вопросам на искажённом всенемирском наречии, адресованным непосредственно пришельцу и иногда его лошади: как чужеземец сюда попал, ведь никто не может перебраться через горы пешком? вроде крыльев у него нет, или он спрятал их за спиной? или они выросли у его скакуна?

Не получив ответа, вождь сделал попытку обойти Нандоло вместе с лошадью, но той это не понравилось. Она стала пятиться, покуда не упёрлась задом в заросли того же чертополоха, а недовольный вождь вернулся к своим людям ни с чем.

«Я давно хотел побывать в этих местах, – проговорил Нандоло, чувствуя необходимость объясниться. – Мне много рассказывали о чудесах Горного Демона, и я мечтал увидеть их воочию».

«Горного Демона больше нет, и делать тебе здесь нечего, чужеземец», – оборвал вождь.

«Экий серьёзный», – подумал Нандоло. Он собирался слезть с лошади, но теперь расхотел это делать.

Меж тем в лагере произошло общее шевеление. Женщины, наблюдавшие диалог, стали подталкивать друг дружку локотками и перемигиваться.

(На этом месте Нандоло обычно прерывал сам себя, восклицая:

– Женщины! Пока мы не решились отделиться и образовать своё мужское государство, следует жить с ними в мире, но как это ахинейски трудно! Словно всё время ходишь по краю бездны!

Теперь он этого не сделал. Если Ленни и Арон ещё могли бы понять и разделить его чувства – хотя бы в той степени, которая не позволяет метать в рассказчика тяжёлые предметы – то Аве Роза, понятное дело, не могла).

Он не зря тревожился. От толпы отделилась красивая статная особа, увешанная серьгами и браслетами, в наряде из змеиной кожи, приблизилась к вождю и ну шептать ему что-то на ухо. Тот слушал, мигая обоими глазами, и безобразная гримаса кривила его чёрные губы.

«О, чужеземец, – сказал вождь, отстраняя деву от себя, – женщины нашего народа восхищены твоим бесстрашием и просят меня простить твои дерзости и даровать тебе жизнь. Я так и сделаю, но ты должен будешь сразиться с самым сильным воином».

«Насмерть», – добавила дева, для верности крестообразно прочертив по воздуху ладонью. При этом она обольстительно улыбнулась Нандоло, что тому резко не понравилось.

«Коль сумеешь победить, – продолжал вождь, – я позволю тебе дождаться твоей зимы и одарю сокровищем, если же нет…»

«Благодарствую, Вождь! – раздражённо буркнул архаик ему в ответ, – Я действительно бесстрашен, и сейчас это докажу. Я не собираюсь ни с кем сражаться, потому что мне это не интересно. Прощай».

Он развернул лошадь и поскакал прочь, а племя вскочило на своих скакунов и зачем-то погналось за ним. Подняв пыль на дороге, Нандоло успел укрыться в расселине и показался на глаза преследователям, лишь будучи на вершине хребта.

– Они попытались достать меня стрелами, благо высота в том месте была невелика. Но им не повезло. Тогда я наклонился над обрывом, поднёс руки ко рту и закричал: «Прощай, Вождь, да будут лета твои долгими, и пусть твои подданные всегда говорят тебе правду в лицо!»

– Это уже было лишним, – заметила Аве Роза.

– Естественно, лишним. Это было просто оскорбительно. Теперь они наверняка завалили проход камнями, и Долина Горного Демона снова отрезана от Немира.

– К лучшему, быть может, – успокоила принцесса. Она действительно так думала. – А как тебе понравилась погоня? Скучно не было?

– Нет, но всё выглядело довольно банально, – ответил непримиримый Нандоло. – Что тут, что там – всё одно.

Он замолчал, а она словно потонула в его молчании, замерев, уйдя в тёплый полумрак, подсвеченный огнём камина. Сцена из жизни. В его представлении такое могло быть лет через десять: они вдвоём сидят возле камина, взявшись за руки, и молчание, их окутавшее – одно на двоих.

«Я, она и камин…»

Слишком скоро. Неестественно.

В трубе завывала вьюга, точно умоляла пустить её во дворец. Но, глядя на неподвижный, точно вырезанный изо льда, профиль Аве Розы, Нандоло чувствовал, что у вьюги нет ни малейшего шанса.

– Надеюсь, когда вернутся твои подданные, ты их впустишь? – спросил Нандоло, улыбаясь. Но принцесса посмотрела на него, и улыбка застыла.

– А если они не вернутся – никогда?

Нандоло пришлось перевести дух, прежде чем он сумел исторгнуть из себя первые слова:

– Ты в уме ли?.. – он осёкся, взглянув на неё. – Ох… Ну, хорошо, я скажу по-другому. Сознаёте ли Вы, что Ваши злонамеренные инсинуации позволяют думать о Вас в узко враждебном и глобально негативном смысле?

– Я пыталась свергнуть короля. Для них я изгнанница, ренегатка, я…

– Ты никто, – подытожил Нандоло, – но я любил тебя когда-то, а я мало что любил в этой жизни. Поэтому… можно я побуду здесь твоим прикроватным столиком?

– А как же он? – спросила Аве Роза после минутного молчания.

Её муж, безошибочно угадав, о ком идёт речь, поразился её неожиданному такту. С точки зрения Аве Розы Сантариал был и остался неисправимым эгоистом. Нандоло мог бы провести часы, долгие часы в этой гостиной, доказывая обратное. Он не стал этого делать.

– Видишь ли, ни одна религия в Немире не позволяет называть это любовью. Так что, нет – мы просто друзья.

– Я о другом, – возразила Аве Роза с терпением, отнюдь не свойственным коронованным особам, и это встревожило Нандоло ещё сильнее. – Разве он не нуждается в тебе?!

– Пусть это тебя не волнует. Во мне нуждаются там, где всё хуже некуда. Например, здесь и сейчас. А там, где всё должно быть в лучшем виде, я сумею только навредить.

В замке Принцессы Тайны отходили ко сну быстро и незаметно. Согласно официальной идеологии, запатентованной Тосканосом, «во сне есть явь, как в яви сон», следовательно, бодрствуя, всегда немного спишь, и наоборот. Именно это «наоборот» давало Принцессе Тайне мужество закрыть глаза после очередного приёма лекарств. Мысль о том, что какая-то часть её остается в сознании и может повлиять на ход истории, утешало Её Высочество так, как не смог бы утешить самый мудрый и чуткий слушатель и советчик.

Принцесса долго лежала, слушая, как затихают в коридорах шаги придворных и тишина, глухая, будто в коробке с ватой, затягивает закоулки замка – совершенно особая тишина, вдохновлённая зимой. Накануне снег высыпался на её владения, словно из огромного ковша. Правда, Юг Немира пока счастливо сопротивлялся холодам; снег успел уже растаять и, судя по донесениям садовников, не нанёс существенного вреда, но тишина осталась.

Ночные шорохи попрятались; растения замерли, ожидая и предвкушая перемены. Тайна не знала, как ей относиться ко всему этому. Снег был слишком большой неожиданностью.

Он ей даже не снился.

Никогда.

Натянув одеяло до подбородка, Тайна попыталась проникнуть взглядом сквозь запертые ставни. Она и раньше пробовала – просто для развлечения – и всякий раз ей не удавалось. Она не умела видеть сквозь предметы и читать мысли, возможно, оттого, что не усматривала в том пользы. Ставни можно открыть, стоит протянуть руку, а чужие мысли проще всего угадать по выражению лица. Принцесса Тайна прозревала, лишь закрыв глаза, но видела дальше и глубже…

Сантариал часто появлялся в её сновидениях. Если раньше это был лишь образ, туманный, хоть и довольно привлекательный, то теперь она без труда вспоминала его и даже могла, при желании, вызывать из небытия картины, с ним связанные. Иногда ей даже казалось, что он хочет ей что-то сообщить. А несколько последних ночей он видела сны только о нём.

И Принцессе было очень тревожно.

Ну почему никто не придёт и не расскажет ей занятную историю! Тайна не собиралась озадачивать этим придворных, подозревая, что получит обратное желаемому, но тот архаик, который дал ей шкатулку, теперь стоящую возле изголовья – вот он, скорее всего, мог бы… а она даже не помнит его имени. Никто не вспоминает о нём, когда рядом другой. Странно.

Тайна поймала себя на том, что дремлет с открытыми глазами. Представив это зрелище со стороны, Принцесса передёрнулась. Нет, это чересчур: даже безумие должно протекать в определённых пределах…

Реальность пустой комнаты проносилась мимо неё со скоростью демонического экспресса самого Корольфея… Очень скоро она уже могла слышать его голос, кажется, он произнёс её имя. Ему ответили, и Тайна вздрогнула, не в силах поверить в невозможное, ибо сон и явь ни разу не соприкасались для неё в этой точке… Ей захотелось проснуться, но сон продолжался, и во сне она видела не будущее, но то, что происходило сейчас, в эти самые минуты.

Или могло происходить.

– Вы обвиняете меня в том, что я отравил Принцессу Тайну?

Доктор Тосканос озабоченно поцокал языком.

– А что Вас удивляет? Вам же приходилось совершать убийства?

– Вы прекрасно знаете, что это часть моей работы.

– Не сердитесь, – примирительно сказал доктор. – Раз Вам нужна моя помощь, Вы должны рассказать мне всё-всё.

Сантариал вздохнул.

– Что со мной будет, если это докажут?

– Докажут что?

– Мою вину.

– Но Вы же сказали мне, что невиновны, – доктор воззрился на Сантариала поверх очков.

Архаик снова вздохнул. Только скрупулёзности доктора Тосканоса ему сейчас и не хватало.

– Да, это так. Хотя я этого не утверждал.

– Вот и хорошо. Потому что если бы Вы были виновны, я бы стал действовать по-другому.

– Но Вы помогли бы мне даже тогда?!

– Что? А, да, конечно. Видите ли, Принцесса Тайна уже давно не пользуется такой популярностью, с ней надо что-то решать, и я даже хотел просить Вас сделать это… – Тосканос окончательно стушевался.

– Сделать что? – похоже, пришёл черед Сантариала задавать наводящие вопросы.

Доктор молчал.

– И почему именно меня?

Доктор молчал снова. Потом тоже вздохнул, и Сантариалу вдруг припомнилась пиранья Инферналиса, на днях показавшая всем брюхо.

– Я скажу, но сначала Вы. Если Вас действительно оклеветали, это сделал некто близкий Вашему окружению. Мог ли кто-то ненавидеть Вас до такой степени?

Представить нечто подобное для Сантариала не составляло труда.

– Если в будущем, которого, возможно, и не будет, меня задумают увековечить в Анналах, то в разделе «Самые интересные личности века», – небрежно сказал архаик, – но никак не «Самый хороший поступок» или «Самые благородные помыслы». Я не ангел.

– Ну, это как раз можно проверить, – заявил доктор.

Сантариал не стал спорить. «Странный тип, – подумал он, – Повышенно зашкаленный».

Понемногу он начал понимать, что так не нравилось ему в поведении доктора. Тосканос был признанный врач, титулованный целым списком, такой субъект не станет таять от счастья, если собеседник в разговоре постоянно забывает прибавлять ему хотя бы один титул… не говоря уж о простых вежливых обращениях, которых отродясь не водилось в словарном запасе архаиков. Напрашивался вывод: Тосканос просто безумно ему рад, настолько, что готов спустить даже это.

Подозрительно.

Крайне.

– Теперь Вы.

– Теперь я… ну что ж! Мне не удалось излечить Принцессу, и тогда, не скрою, я решил извлечь максимум пользы из создавшейся тупиковой ситуации. С помощью её снов влиять на будущее! Я провёл ряд экспериментов, но, к сожалению, не имею ни малейшего понятия о конечном результате – я до него просто не доживу! Возможно, кого-то это и шокирует, но я сожалею лишь об одном: что такой превосходный план никогда не станет достоянием истории, – прохныкал Тосканос, нервно ломая руки. – Я слишком заботился о том, чтобы замести следы.

– И теперь Вы надеетесь, что вскрытие моего трупа приблизит Вас к разгадке всей этой неразберихи?..

– А что, идея, – тихо проговорил доктор. – Не скажу, что гениальная…

– Не стоит, поверьте. Иначе Вам останется только написать мемуары, как сделал это король Галахад.

Это было последним, что Сантариалу удалось произнести. Его образ потускнел и стал отступать в темноту.

– Король Галахад написал мемуары? – вопросил Тосканос в пространство. – Не знал.

– Я тоже не знал, – сказал Галахад, появляясь из тьмы.

– И где их можно приобрести? – поинтересовался врач, повернувшись к нему. Весь его вид говорил об алчном нетерпении.

– Наверно, там, где все мы будем в ближайшее время. У чёрта на рогах.

В ответ Тосканос выразил некоторое удивление, что такой знаменитый автор, чьё имя наверняка будет прославляемо в веках, ничего не предпринял, чтобы обеспечить будущность своему детищу.

– Вы должны немедленно связаться с одной из потусторонних контор. После публикации у Вас будет много денег. Ваша рука отсохнет подписывать книги потомкам. Боюсь, мечом работать уже не придётся, – Тосканос пожал плечами. – Издержки славы.

– Столько потомков у меня не наберётся, – озадачился король.

– Ну ладно, поклонникам. Я оговорился.

– И не только в этом, – сказал Галахад серьёзно. – Хорошо, если дело обойдётся одной рукой. А Вы – что ВАМ пришлось принести в жертву ради карьеры?

– Свою нервную систему. Я от души ею пожертвовал.

– А душой?

– Какая разница! Великие деяния остаются в людской памяти на десятки и сотни лет, великие злодеяния – много дольше, – Тосканос усмехнулся. – Тысячи и миллионы…

– Как сказать… – протянул король сильфанеев. – Я прожил на свете гораздо дольше любого злодея, и с полной ответственностью заявляю: я с Вами не согласен!

– Хм…

– Немир до сих пор существует, – напомнил Галахад.

– Хм…

«Немир до сих пор существует»… Что-то в сознании Тайны зацепилось за эту фразу, и спутанный клубок её кошмаров вдруг начал разматываться. До этого она проваливалась в сон, не находя опоры. В словах Галахада было нечто, дающее Надежду; цепляясь за это зыбкое, ускользающее ощущение, Принцесса потихоньку начала выбираться…

…и поняла, что сидит на кровати, окончательно пробудившись.

«Мои Пророчества начали исполняться, когда люди поверили в них. Не раньше».

«О да, – ответил ей кто-то, возможно, ангел-хранитель, сейчас её это не волновало, – Знаешь, Немир давно бы полетел в тартарары, если бы жизнь подчинялась разлинованной логике».

«О Творец, надо что-то делать», – решила Принцесса, впервые думая только за себя, а не за весь Немир. За себя и о себе. Она не обрывала связей, они просто исчезли – сами, словно им вышел срок.

Ведь она была совершенно здорова.

И наступил новый день. Первый день в истории Немира, когда Ленни Мантуер совершенно не знал, чем ему заняться. Утро застало его подавленным, растерянным и одиноким…

…если не считать Тацирна. Впрочем, никто и не собирался считать дракона, который мог в любой момент сгинуть неизвестно куда. Тут даже Ленни не обольщался. Удивляло его другое: они не просто сидели рядом, а словно стали единым целым. Во всяком случае, Ленни устроился в складках тёплой драконьей кожи и, кажется, проспал всю ночь. При этом он так свернулся калачиком, прижав подбородок к коленям, что все мышцы затекли и вяло ныли. Ленни давно заметил, что во сне тело может принять такое положение, которое человек ни за что не выберет по собственной воле.

Но соседство с драконом было не единственным событием, ставшим для Ленни сюрпризом. Заснул он вчера, вскоре после того как они расстались с королём, а проснулся… здесь. Причём сегодняшнее «здесь» – явно не вчерашнее «там».

Так, с этого и начнём.

– Где мы находимся? – спросил Ленни.

Они находятся (отвечал на это дракон) на границе владений Принцессы Тайны с Нетронутой страной. И вообще странно, что Ленни не узнаёт места, где они совсем недавно стояли лагерем.

Поднабравшись душевных сил, Ленни уловил-таки в окружающем пейзаже черты поляны, где они провели последнюю ночь перед вступлением в изнанско-теменские пределы. Отмирок поразился, насколько зима изменила окрестности. Снег укрыл, затушевал неровности рельефа, и в то же время сделал более резкими тени. Даже сейчас, в предрассветной мгле, очертания предметов были чёткими, а оттенки – чистыми.

Ленни съехал с драконьей спины и Тацирн, которому, видно, нравилось обогревать отмирка своим мощным телом, тут же принялся брюзжать. Начал он с того, что стал жаловаться на Сантариала, который – «Знаешь дорогу – давай, шевели крыльями!» – заставил его лететь сюда.

– Зачем? – заторможенно осведомился Ленни. Оторвавшись от тёплого бока дракона, он ощутил холод, пробуждающий телесную память о пещерных временах.

– О, а это куда более интересный вопрос, – заявил Тацирн и замолк.

Правда, молчал он недолго, и вскоре Ленни узнал все подробности о визите Сантариала к Великому Непосвящённому и о прощальных напутственных словах просветлённого мудреца. Эти сведения настолько потрясли Ленни, что он бессильно опустился на бережок ручья, весело шуршащего меж камней.

– Не веришь мне – спроси его сам, – разрешил Тацирн. – Только его здесь нет. Давно уже нет.

– Как же я могу верить ему?

В течение получаса эти слова – единственное, что слышали прибрежные сосны – без устали повторялись отмирком. На фоне журчанья ручейка это звучало почти как мантра. Иногда Ленни мерещилось, что и его голос уже не отличается от шёпота сосен.

Потом не выдержал Тацирн.

– Почему ты не поговоришь с ним по-человечески? – спросил он, как все драконы, нетерпеливый и бестактный. – Ведь ты – человек? Или я ошибаюсь?

Ленни подпёр голову рукой, не сводя глаз с великолепного – хоть на картину и в раму – рассветного неба. Целитель Арон непременно сказал бы: «Замечательно!» Если был бы жив. Но он умер и унёс с собой все банальности и глупости, которые так часто раздражали идуших с ним по жизни бок о бок.

– Он задевает мои лучшие чувства.

Негромкое фырканье дракона проиллюстрировало, что он отнёсся к такому ответу без доверия.

– Ну, хорошо, – сдался Ленни. – Не лучшие чувства, согласен, ведь речь идёт о Сантариале.

– Тебе что, их жалко, не лучших чувств? – удивился дракон. – Или они тебе как-то по-особому дороги?

– Я потратил на них время.

– О да… время… всё на свете требует времени. Только зазеваешься, а оно раз – и ушло. Как в песочек.

Ленни поднял голову: всходило солнце. Снег засеребрился миллионами искорок, бегущая вода наполнилась ими и понесла их вперёд, в неведомую даль. Место навевало возвышенные и грустные мысли, и этот ручей, вероятно, повидал множество безумцев, разговаривающих с собственным отражением.

Но Ленни в их число не попал. Присутствие дракона развлекало отмирка и чрезвычайно скрашивало не только внутренний, но и окружающий мир. Яркий Тацирн посреди белой зимы мог бы стать лёгкой мишенью для художника или поэта. К счастью для него, из Ленни так и не вышло ни того, ни другого, к тому же сейчас он был сильно озабочен.

Получается, Сантариал покинул их в зените ночи, отправившись прямо к Тосканосу, чтобы передать тому «Убийцу снов». Ни он сам, ни Галахад, ни Арон даже не заикнулись при Ленни об указаниях Дзинодаро, предоставив чрезмерно продвинутому дракону разбираться с отмирком самому. Очень в их стиле.

Теоретически, конечно, волшебник мог отправиться куда угодно, хоть в Ад: если раньше Ленни доверял Сантариалу, потому что ему этого хотелось, то теперь у него просто не оставалось выбора.

Такое не могло понравиться никому.

И что, во имя Творца, теперь делать?

– Я мог бы пойти к Великому Непосвящённому сам, – вслух рассуждал Ленни, – и расспросить его. Канатная дорога ещё действует. Что скажешь?

– И к чему это? Волшебник взялся – и хорошо. Ему ж сказали, не тебе!

– Ярмо давит, – буркнул Ленни, злясь на дракона: нашёл время выступать!

– Кроме того, даже если ты дойдёшь, в чём я сомневаюсь, не факт, что услышишь то же самое, – авторитетно изрёк Тацирн. – Ваш Великий Непосвящённый – странный тип. Дракон с таким характером – ещё туда-сюда, но человек, даже архаик… это уж извините!

Ленни вздохнул, ощущая себя туристом, фотографирующим в чужедальнем краю неизвестно чьё, но очень древнее надгробие. Тацирна стоило покормить, может, тогда он перестанет болтать. Но что едят драконы? Ленни раскрыл рюкзак, надеясь отыскать методические указания или, на худой конец, популярную брошюру на этот счёт, но наткнулся на что-то другое. Предмет неприятно оттягивал руку, и Ленни поспешил вытащить его на свет. Довольно долго он вертел перед глазами металлический цилиндр, исследуя пальцами каждый миллиметр его поверхности; потом раздался щелчок, цилиндр распался на две половинки, обнажив узкое лезвие, и до Ленни, наконец, дошло, что это было.

Никогда прежде не видел Ленни «Убийцу снов», но сомневаться не мог – то был он.

– Откуда это здесь?

– Я всегда знал, что по количеству заданных глупых вопросов отмирки лидируют, вот и не удивляюсь, – глумливо заметил дракон.

– Ну, хорошо, тогда почему это здесь? – не сдавался Ленни. – Почему не там, где оно должно быть? Почему Сантариал не взял его с собой? Тоже глупый вопрос?

– И не один, а целых три – глупее не придумаешь.

Внезапно Ленни резко повернулся к нему – так, что дракон даже перетрусил и отполз в сторону.

– Он тебе говорил? – с нажимом произнёс отмирок. – Да или нет?

– Лично я ничего не понял из его слов, – уклонился Тацирн. – Так ему и заявил. Он успокоился и сразу ушёл. Должно быть, привык, что его не понимают.

Ленни вслушивался в слова дракона, пытаясь их осмыслить. Мозг работал крайне вяло. Лезвие выпало из рук и снова скрылось в недрах рюкзака. Решительным движением Ленни затянул горловину, рванув за шнур так, что тот чуть не оборвался, и вскочил на ноги.