Текст книги "Немир"

Глава восьмая

Вполне естественно, что в центре чудовищного дома должно обитать чудовище.

Хорхе Луис Борхес

Отправляясь в путешествие, нужно иметь необходимый минимум вещей и кое-какие мысли в голове. Но, если с первым у Арона проблем не было, то со вторым всё обстояло не так, как хотелось бы. На первый взгляд всё казалось предельно ясным, однако то была ясность, подобная первому снегу – к утру от него не останется и следа.

Они пустились в путь ночью, в тот самый час, когда выходят на дело воры и разбойники, а герои покидают своё пристанище ради ближних, тех, кому во тьме не обойтись без помощи и поддержки. У развилки дорог Арон обернулся последний раз взглянуть на Город – и не увидел ничего. Осенние ночи темны, к тому же разыгралась непогода. Чёрные косые клинья туч перечеркнули лунный диск, а затем вовсе стёрли его с небосклона, словно гигантские ластики. Города не было, он остался по ту сторону стены мрака, перестал для них существовать. Арон спрятал лицо от струй дождя, и плотнее завернулся в плащ.

Он всегда недоумевал, отчего уезжать в дождь считается хорошей приметой.

В отличие от Ленни Мантуера и большинства жителей Немира Арон прекрасно знал, что такое Подступы и почему к ним заросли все дороги, кроме одной – да и эта осталась вовсе не потому, что ею часто пользовались. Подступы были местом, покинутым людьми, но не забытым; уже от одного этого веяло жутью. Подобные мысли вогнали бы в ступор любого, но Арону только хотелось спать.

– Прекрасный день! – сказал Галахад наутро; они отдыхали всего несколько часов. – Кто бы мог подумать!

– Наверно не мы, – заметил Арон, вылезая из палатки. – Нам было некогда.

Галахад с любопытством посмотрел на него.

– Знаете, всей моей жизни не хватит Вас понять. Какое удовольствие Вы находите в том, чтобы так язвить? Неспособность решить эту проблему при всех моих совершенствах задевает меня за живое.

– Надеюсь, это не помешает Вам продолжить путь?

Галахад сказал, что не помешает. Он был оживлён и весел, как всегда. Будь на месте Галахада любой другой король или обычный смертный, можно было вообразить его легкомысленным искателем приключений. Сам Арон ещё каких-то пятьдесят лет назад решил бы, что его августейшего друга не слишком волнует им же затеянная экспедиция. Тот бодро шагал впереди, насвистывая приятную мелодию. Он ни разу не заговорил серьёзно о путешествии и не дал никаких объяснений. «Хотя, – подумал Арон, – я разве нуждаюсь в каких-либо объяснениях? Наверняка всё видно по моей мрачной физиономии».

Пятьдесят лет – порядочный срок. Зато теперь он знал точно: не было в Немире существа, настолько не склонного тяготиться своей исключительностью, как Галахад. И любоваться ею – тоже. И придавать несуществующий вес своим поступкам. Годы не состарили короля, но сделали его мудрее. Он уже не чаял познать себя.

Однако это не было и манией величия.

– Там, куда мы идём, самое место подвигам, – заявил Галахад, в очередной раз меняя тему разговора и, видимо для разнообразия, заостряя её на цели их похода. – Я был там очень, очень давно и за давностью лет уже перезабыл, как всё выглядит… Кстати, меня до сих пор мучит совесть по поводу бедолаги Хранителя Архива. Надо было Вам, друг мой, остаться и подлечить его.

– Во мне будут нуждаться больше там, где самое место подвигам, – угрюмо пробурчал Арон, – если мы когда-нибудь туда доберёмся. Я снова и снова твердил Вам, Ваше Величество, что нужно взять лошадей, но Вы меня словно не слышите.

– На что костыли тому, у кого есть крылья!

– Лошади – не костыли, – упрямо заметил Арон, – а важное подспорье в дороге.

– Вы устали?

– Нет, но меня не удовлетворяет скорость нашего передвижения.

– Боитесь опоздать? Лично я давно понял: не стоит подгонять вдохновение. Крылатым нужна свобода, то есть выбор вариантов: жить быстро или жить медленно, деятельно участвовать в настоящем или выбросить его на свалку истории и устремиться в будущее. Правда, мою философию разделяют не все. «Мурколапка забери всех коронованных особ», как выразился очередной издатель, которому я отказался продать права на будущие мемуары.

Арон не нашёлся что ответить. Что и говорить, порой Галахад бывал чрезвычайно эксцентричен. А сегодня сама природа подпевала королю: солнце высоко в небе перебирало свои лучи, словно настраивало космическую арфу, и никто в этом подсолнечном мире не плакался, что «не сезон». Осень в золоте лучей и листвы гораздо больше, чем в покрывале дождей, нравилась всему живому.

– И я понимаю этого деятеля, – продолжал Галахад как ни в чём ни бывало. – Сам не жалую коронованных особ. Хорошо, что их здесь нет…

На сей раз Арон собрал волю в кулак, чтобы только ничего не сказать.

– …зато есть деревья, цветы и птицы в небесах, и всё вокруг так и просится на страницы. Я не поэт, а жаль…

– По-моему, Ваше Величество демонстрируете непозволительную узость кругозора, – не удержался его друг, – не упомянув о звёздах, луне и остальной Вселенной, которые тоже присутствуют, хоть и незримо. Как, впрочем, и коронованные особы.

– Ты говоришь очень верные вещи, – милостиво согласился сильфанейский монарх. – Но погода всё равно хороша.

– А мне что-то зябко.

– Это случайное облачко набежало, – сказал Галахад и посмотрел наверх. А ещё через секунду Арону пришлось ловить падающую корону…

Брови Галахада устремились ввысь – он увидел Тацирна.

– Что вы там делаете? – удивился король. Дракон восседал на ёлке, как петух на насесте. Дерево гнулось под ним, словно соломинка под упитанным кузнечиком, и Тацирн поддерживал шаткое равновесие, раскинув кожистые крылья. А в небе над драконам, закрывая солнце, снова мчались фиолетовые тучи, несущие дожди.

Всё-таки осень.

– Мимикрирую, – вежливо ответил Тацирн. – Пытаюсь принять благородный зелёный оттенок, дабы слиться с природой.

– Сомневаюсь, чтобы Вам это удалось, – так же вежливо ответил Арон, отряхивая корону от пыли. – Вот если бы Вы были медный, тогда грязь и естественные осадки… где-то через полвека…

– Ничего другого мне не остаётся, – отрезал Тацирн. – Драконьеры замучили.

– Кто?!!

– Охотники за драконами, – пояснил Тацирн. – Сейчас народ готов заняться чем угодно, лишь бы власти не вытурили. Ни минуты покоя.

Галахад посмотрел на целителя, тот закусил губу.

– Вам надлежит обратиться в «Комитет по защите всего живого» при Магистрате, – непреклонно заявил король. – Только так!

– Хм, – сказал Тацирн. – Без пользы. Нигде не сказано, что Комитет защищает именно природу. Поэтому двуногие вроде сильфанеев и архаиков, которые затеяли взаимное истребление, давно уже забрасывают его жалобами друг на друга.

– Ну, тогда могу предложить только одно. Не хотите ли предпринять небольшое путешествие на юг?

– Юг? – оживился дракон. – Звучит хорошо. А что у Вас там? Дача?

– У Его Величества родовое имение, – сказал Арон, – совсем рядом с Подступами.

– Нет, – сразу заявил Тацирн, – на Подступы я ни лапой. Там обитают личности, которые творят вещи, несовместимые с драконьей моралью. Например…

Дракон осёкся, почесал лапой морду и сознался, что разговор на эту тему ему неприятен. Галахад понимающе кивнул и надел корону. Спустя четверть часа они уже тряслись по горной дороге верхом на огнедышащем драконе, бегущем мелкой трусцой.

– А что… летать… Вы… никак?!! – с запинкой прокричал Арон. Изложить свой протест выразительно в таких условиях он вряд ли смог бы.

– Я хорошо бегаю, – довольно откликнулся дракон.

«Вот ленивая скотина!» – подумал целитель.

Даже мысли его запинались.

Грустное утро пасмурного дня вставало безыскусным обелиском на могиле рухнувших надежд. Туман стлался понизу, так что Ленни не видел собственных ног. Он мог бы счесть сном всё вчерашнее приключение, но не смирился с рыбой, которая стала птицей. Топая по лесной дороге за архаиками, он время от времени вскидывал воспалённые глаза и оглядывал верхушки деревьев с преувеличенным вниманием. Такая практика привела к совершенно неожиданному результату, когда, посмотрев перед собой, Ленни увидел вместо двух одинаковых чёрных фигур одну. Нандоло исчез.

– Ничего не поделаешь, – заметил Сантариал на его невысказанный вопрос. – Придётся тебе пока обходиться без него.

Ещё вчера Ленни смирился бы безропотно. Но Малолюдие наложило на его душу неизгладимый отпечаток, похитив остатки сил. Ленни переживал вечер и ночь как фрагмент чьей-то чужой жизни, полностью изолированный от реальности. Это было уже слишком. Напротив, Сантариал казался отдохнувшим. Выспавшись и вымывшись в душе, он, наконец, освободился от чёрной пыли родного берега, которая на нём, оказывается, была. Ленни не подозревал об этом, пока не увидел разницу. Вскоре он заметил ещё кое-что, когда на привале Сантариал мыл руки в ручье и откинул рукав. Его запястье выглядело так, словно его грызли чьи-то острые мелкие зубки. На настроении архаика, однако, это не сказалось, разве что Ленни никогда не видел его настолько отрешённым от всего происходящего вокруг.

Но что успел Ленни узнать об этом странном существе, чтобы делать выводы? Сантариал был волшебником, это почему-то считалось предосудительным. Может, потому, что в самом начале существования Немира было достаточно попросить Творца, чтобы желаемое осуществилось. Волшебство применяли те, кто в обход воли Творца задумывал злые дела, а с такими церемониться нечего. Не случайно даже нынешние, «исправленные», архаики, никогда не пользовались добрым расположением сограждан. Как же должен был чувствовать себя Сантариал, наделённый даром всеми забытого волшебства?

Так или иначе, после Малолюдия всё очень походило на затянувшуюся шутку, переходящую в издевательство. Или просто на издевательство, без всяких шуток. Было что сказать Сантариалу по этому поводу, но чувство такта удерживало Ленни от такого шага.

Он сам зашёл гораздо дальше, чем кто бы то ни было мог его завести. Его вёл свой интерес. Собственные тайны, коренившиеся в прошлом и связанные с загадочным внутренним голосом, с пропавшим дядей, а за ними десятки других, не столь значительных, но не менее тревожащих воображение. Именно поэтому Ленни, навьюченный мешком с книгами и рюкзаком с едой, тащился следом за Сантариалом, который не нёс с собой абсолютно ничего… кроме некоей страшной тайны, вполне возможно, что и не своей.

Эти размышления натолкнули Ленни на совершенно неожиданную тему. Куда же они всё-таки шли? Он решил начать издалека.

– И когда же мы навестим принцессу Тайну?

– Заявиться на чай к Её Высочеству без приглашения мы не можем. Возможно, кое-кто и считает меня последним негодяем, но я не настолько пал. Она всё-таки дама.

«Значит, нужно, чтобы она нас пригласила!» – чуть было не брякнул Ленни. Но, пока он собирал в кучу свои смятенные мысли, Сантариал решительно добил его, прибавив:

– Страж Подступов – другое дело.

– А что Страж?

– Он всегда дома.

– Но, по-моему, он не очень любит гостей?..

Архаик не ответил. Ленни полез в Немирскую энциклопедию: с ней он консультировался в каждом подобном случае. Большинству из прочитанного он не поверил, хоть и ко всякому привык, но в одном не усомнился – в ведении Стража находилась самая обширная в Немире библиотека… одной книги. «Книги Времён и событий».

Остальные источники не прояснили, а лишь ещё более запутали дело. И тогда, видимо, сжалившись над отмирком, Сантариал позволил себе отступить от принципов, и поделился с Ленни единственной вещью, которую можно было считать достоверной. «Страж Подступов, – заметил он, – это тот субъект, о котором нельзя сказать ничего определённого».

Так сложилось, что впоследствии Ленни не раз повторял про себя эту фразу.

Название деревни, визит в которую обернулся таким душещипательным приключением – Малолюдие – оказалось пророческим. Если раньше даже в глуши нет-нет да натыкались хоть на бродячего музыканта, то сейчас не было никого. Нигде. Дома – почти все на последней стадии разрушения – ещё попадались. Люди – нет. И это было тем удивительнее, что ни местность, ни климат почти не изменились. Сантариалу это значительно упростило поиск места для ночлега. Он обычно подбирал уединённые уголки, желательно низины или овраги: сказывалась привычка к подземной жизни. Но однажды они добрались до заброшенного селения, и архаик решил заночевать прямо там. Ленни спросил, не война ли выгнала отсюда жителей. Сантариал покачал головой и ответил, что люди ушли давно.

– Когда неизвестность и неопределённость явились сюда, – сказал он. – Мало кто может ужиться с ними.

Сантариал неторопливо осмотрелся и выбрал дом, едва ли не самую большую развалюху во всём селении. Внушительной выглядела лишь крыша – в ней совсем не было прорех; Ленни заметил, что её сооружали из больших еловых лап, набросанных поверх стен, и подивился, что ветки смотрелись совсем свежими. В том, как они лежали, чувствовалась какая-то странная система. Было совершенно непонятно, как покосившиеся стены выдерживают вес крыши, но Сантариал счёл строение вполне пригодным для их целей, а Ленни не собирался ему возражать.

Всё же он не торопился в дом. Небосклон, усыпанный крупными звёздами, привлекал его, и уходить не хотелось. Хотелось остаться до утра и слушать сказки звёзд, но Ленни понимал, что не стоит. В доме они долго лежали молча, в полной темноте, среди остатков старой мебели и утвари. Незаметно завязался разговор.

– Мне всё кажется, что мы идём куда-то сами по себе, а весь Немир идёт совершенно другим путём, – сказал Ленни.

– А куда бы ты хотел пойти?

– Разве моё желание имеет значение?

– Только твоё желание и имеет, – сказал Сантариал, зевая. – Дело не в том, чтобы выбрать именно Чёрное или Белое. Дело в самом праве выбора. Именно этого я добиваюсь.

– А когда добьёшься – что выберешь? – настаивал Ленни.

Сантариал не ответил.

– Наверно, таких, как ты, очень немного, – сказал Ленни, помолчав, – тех, кто хочет выбирать.

– А ты думаешь, я хочу?!!

Ленни промолчал, прислушиваясь. На крыше что-то зашевелилось. Вернее, зашевелилась сама крыша. Бросив взгляд наверх, Ленни ясно увидел, как тьма расступилась, обнажив кусочек звёздного покрывала, и тут же сомкнулась вновь. Ленни припал к доскам пола, ощущая холод в животе, но, услышав голос архаика, неожиданно успокоился.

– Птица-Ночь, – тихо произнёс Сантариал. – Под её крылом нам точно ничего не грозит. Поэтому я и выбрал этот дом.

Только теперь Ленни понял – вовсе не еловые лапы видел он на крыше, а перья крыла огромной птицы! У него перехватило дыхание.

– Что это за существо?

– Её мало кто видит. Говорят, всю свою бесконечную жизнь она гоняется за солнцем, чтобы схватить его в клюв и съесть, – Ленни почувствовал, как изменился голос – Сантариал улыбнулся в темноте. – Бояться её не обязательно, но, если очень хочется, то можно.

– О чём ты?

– В продолжение нашего разговора – о желаниях.

Сантариал замолчал. Но Ленни не спешил призывать сон. Ему было уютно и славно, как никогда раньше. Птица иногда шевелилась на крыше, и Ленни представлял себе, как она ловит в клюв падающие звёзды.

– Сегодня, – сказал Сантариал утром, – нам предстоит выйти за пределы разумного.

И Ленни догадался, что их путь идёт к завершению.

Эта дорога в народе называлась Торной, или просто Торкой, была прямой и широкой, и пролегала между двух болот. «Болото одно, – объяснил Сантариал, – а дорога насыпная, но такая древняя, что никто и не помнит, кому пришло в голову её соорудить». Вообще он не очень вдавался в подробности, и, когда прямо посреди дороги вдруг точно вырос огромный камень, Сантариал его просто обошёл. Но Ленни отстал, пытаясь расшифровать полустёртую надпись, украшавшую замшелый каменный бок.

Три стрелки указывали налево, направо, и прямо. Больше ничего не читалось.

– Зачем тут это? – поинтересовался Ленни сам у себя, поскольку был уверен, что Сантариал не станет отвечать, но тот ответил, правда, не очень охотно, но почти без промедления:

– Чтоб фаэтоны не ездили. А ты что подумал?

– Значит, туда, налево и направо, дороги не расходятся?

– Не знаю. Никто туда не ходил. Дураков нет, – сказал Сантариал, отворачивая от него лицо, так что Ленни вдруг почувствовал неладное. А не здесь ли проходила та самая, Опрометчивая дорога, смятенно подумал он и тут же спохватился, что мысль его выдаст.

Но Сантариал стоял себе, прислонившись к камню, жевал травинку и щурился на солнце, и ничто не говорило о том, что крамольные леннины думы как-то в нём отозвались.

Несмотря на предостережение Сантариала, Ленни вертел головой по сторонам и не мог удержаться от этого занятия. Местность была живописной: дорогу окаймлял какой-то низенький кустарник, вовсю цветущий, и его аромат преследовал их ещё долго, даже когда сменился ландшафт. Потом началась низина, воздух увлажнился, ветерок стих. Теперь лес закончился, им попадались лишь отдельные тонкие деревца среди высокой травы и цветов, которые росли островками тут и там, яркими пятнами выделяясь на жёлто-зелёном ковре трав. При всём желании Ленни не мог не обращать на них внимания, как и на редкие камни на обочине дороги; но он не решался что-либо поднять или сорвать. А ещё он подумал, что это меньше всего напоминает болота, скорее, заброшенный одичавший сад – своей атмосферой древности и умиротворения. Тут Сантариал, шедший впереди, остановился, взглянул на Ленни и чуть улыбнулся.

– Посмотрим, что тебе привидится ночью, – сказал архаик.

И он поведал о причине, по которой Ленни следовало спать. Здесь, по краям дороги, скрытые травой, сохранились небольшие болотистые овражки. В них обитали сущности, увидеть которые можно было лишь во влажном воздухе. Туман, который поднимался с болот после полуночи, создавал все условия для этого, но Сантариал уверял, что впечатления от встречи с болотными жителями могут быть самыми мерзостными.

– Кто они такие? – спросил Ленни.

– Можешь называть их привидениями, если уж хочется их как-то назвать. Люди-неотмирки не стали давать имён созданиям, которых встречаешь от случая к случаю. Возможно, втайне они надеялись, что безымянные существа перестанут попадаться им на глаза и путаться под ногами. Их надежды не оправдались.

– Неудивительно, – сказал Ленни. – А что они нам сделают?

– Ничего. Достаточно того, что ты на них посмотришь.

Вокруг царила красота. Подёрнутые розовато-серой дымкой, окрестности переливались перламутровым блеском. Изредка луч солнца рвал эту завесу, открывая взору фрагменты пейзажа во всех красках ясного дня: крупные лепестки цветов, деревца с бордовой корой и нежно-сиреневой листвой, птиц в полёте. Осень не успела добраться сюда, и никто её не торопил.

– Птиц здесь мало, – сказал Сантариал, – но зато они поют даже ночью.

Рассказы о привидениях не смутили душу Ленни, гораздо больше он переживал за Сантариала, который после стольких бессонных ночей вполне мог уподобиться им. На все проявления беспокойства архаик отвечал одно: если не пренебрегать своими обязанностями и вовремя заваривать кофе по утрам, всемирной катастрофы опасаться не стоит. Намёк Ленни понял, и тем не менее…

– На ходу я не засну, – сообщил архаик, – за это можешь не волноваться.

– Но чего ради? – пробормотал Ленни; он уже сдался и спорил больше по инерции. – Столько не отдыхать – вредно…

– Ещё как!

Ленни показалось, что их беседа окончена, и он замолчал. Свой запас доводов он исчерпал давно, кроме того, в поведении Сантариала явно была своеобразная логика – Ленни это чувствовал. Архаик знал, что делал. К тому же, во всём этом угадывалось что-то настолько знакомое, нечто такое, что уже происходило, и не раз… Ленни попытался вспомнить, но не смог. Путеводная нить в его руках никуда не вела.

И тут Сантариал заговорил снова:

– Поэтому мне нужен ты. Догадываешься, зачем я тебя позвал?

– Наверно, – осторожно ответил Ленни. Ему очень хотелось разговорить Сантариала, но он не спешил. Такое настроение легко было спугнуть.

– Я не дошёл бы один.

И это было всё, что удалось из него вытянуть. Спустя минуту архаик свернул с дороги и вскоре нашёл место для ночлега у лесного ручейка. Наскоро перекусив припасами, добытыми в последней цивилизованной деревне, каждый на время погрузился в собственные думы.

Был тот странный предзакатный час, когда всё наполнено безмолвием, которое красноречивее любых слов, ибо в молчании просыпается Душа Немира, созерцающая сама себя и внимающая собственной тишине. Солнце горело в кольце тёмных облаков и казалось жгучим рубином, спрятанным в кулаке чернокожего гиганта. Плотный влажный воздух приглушал любые звуки и самые мысли, и любое движение замирало и умирало, как умер ветер, пригнавший сюда облака. Деревья стояли на страже покоя, раскинув извилистые ветви, а далеко за ними, там, где лес редел, виднелись белые призраки – всего лишь берёзы. Всё было окутано опаловым маревом и в то же время ясно, как никогда. Заинтригованный, Ленни поднялся, ища глазами Сантариала.

Тот спал, прильнув к земле. Несколько суток без отдыха истощили его силы и сломили неукротимую решимость двигаться вперёд. Ленни оставил его и побрёл к опушке, дрожа от сырости и цепенея от необъяснимого возбуждения, которое нарастало по мере того, как он приближался к краю леса. Выйдя на просвет, он всё понял.

Ленни стоял на лугу, покрытом невысокой нежно-изумрудной травой, посередине которого находилась круглая площадка, посыпанная песком. Мокрый песок хранил следы людей и лошадиных копыт, но Ленни не обратил на них внимания, потому что его потрясло другое: весь луг был усеян новенькими чёрными покрышками!

Из уважения к окружающему безмолвию Ленни не проронил ни звука, хотя внутри него всё закричало! Места для сомнения не оставалось. Шанс, который выпадает не всякому, достался ему! Шанс оставить Немир и вернуться домой без регистрационных проволочек, без Магистра, спрятавшего в сейф его дело И-685, без прощения и прощания! Проход был открыт.

«Да! – сказал себе Ленни. – Да, да!»

Это сделали для него. Реальность, приютившая его в эти месяцы, говорила с ним языком безмолвия. Душа Немира – с его душой. Безумный восторг единения со всем сущим объял Ленни. Нечто похожее он испытывал, впервые увидев Галахада. И тогда, и теперь никакие доводы разума не смогли бы его остановить. Должно было случиться чудо, и оно случилось.

Из-за деревьев, окаймлявших луг, вышел зверь.

Гладкое, ухоженное тело с длинными ногами и грациозной шеей блестело, точно фарфоровое. Ничего прекраснее Ленни не видел. Он собирался заговорить на приличествующем случаю волшебном языке, – которого не знал, и это было не важно! – но захлебнулся словами, которые хотел произнести.

– Ты… ты единорог? – едва выдохнул он.

Животное наклонило голову, кося сощуренным глазом, и робко заржало. Затем медленно приблизилось. Рога не было. Равно как и золотистого сияния, филигранного изящества и простейшей речевой функции, как правило, свойственной чудесному зверью… Чары рассеялись. Осталась лошадь как она есть. Лошадь – на лугу с покрышками?

«Белая лошадь идёт вниз по кочерге, – подумал Ленни. – Нет, не так…» Душа Немира внутри замолчала, наблюдая. Ленни встряхнулся. «Если бы не ты…», – хотелось ему сказать.

Всё перевернулось в одночасье. Как он мог бросить здесь лошадь?

– Мне приснился сон, – сказал Сантариал. – Ты обязан был меня разбудить. Я даже не могу представить причину, по которой тебя не оказалось рядом.

«Вот зачем я был ему нужен», – от этой мысли Ленни ощутил себя дураком. Да, вероятно, им он и являлся…

– Я привёл тебе лошадь.

– Очень мило, – отозвался Сантариал, – но у меня закончились приёмные часы. Я бы не пустил тебя на порог, но здесь нет порога. Здесь вообще ничего нет, на этих дурных Подступах…

– Как! – обрадовался Ленни, – мы уже на Подступах?..

– Одной ногой. Где ты её взял?

– На лугу с покрышками.

– Луга с покрышками тоже нет… – Сантариал оборвал фразу и взглянул на Ленни неожиданно ясными глазами, в которых было понимание ситуации. Он замолчал, прикусив губу, зачем-то разглядывая лошадиные копыта, а потом спросил: – И что ты теперь собираешься делать?

– Либо спать, либо идти дальше. А ты?

– Разумеется, идти дальше, – заявил Сантариал и уткнулся лицом в землю. Поразмыслив, Ленни решил последовать его примеру и лёг на траву. Неизвестность больше не тяготила его, выбор сделан, и только одно смутно беспокоило. Он не представлял, что будет делать с лошадью. Засыпая, он слышал, как она фыркает и хрустит валежником.

Пробудился он под те же звуки, с той разницей, что теперь она не фыркала, а хрумкала. И изредка ржала, по-видимому, довольная. Ленни протёр заспанные глаза, поднял голову, а через секунду уже стоял на ногах, не реагируя на ломоту в теле и дрожь в конечностях.

Сантариал кормил лошадь дикими яблоками. Поражённый, Ленни не удержался от выражения недоумения.

– Как она может их есть! – воскликнул он. – Они кислые и совсем не сочные.

– Но ведь она ест из моих рук, – кротко сказал Сантариал и улыбнулся.

Ленни насторожился. Сантариал не имел обыкновения улыбаться просто из расположения к собеседнику. Ленни успел привыкнуть к этому.

– Попробуй, – Сантариал протянул ему яблоко.

Ленни помотал головой и отступил. Едва проснувшись, он собирался осыпать Сантариала горькими упрёками по поводу отсутствия привидений. Но странностей хватало и без того.

– Кто-то должен на неё сесть, и это будешь ты, – сказал Сантариал. – Лошадь – не механическое средство передвижения. Вы, люди, хоть иногда на таких ездите.

– Ездил в детстве, – уточнил Ленни. – И даже сейчас иногда впадаю.

– Куда?

– В детство.

– Это заметно: сначала ребёнок, потом лошадь!

– Ну уж нет, – возразил Ленни, который всё ещё не мог успокоиться по этому поводу. – Ребёнок – на твоей совести.

Сантариал ничего не ответил, а вручил сумку, в которой лежало всё конское снаряжение. И заметил, что уж если Ленни захотелось получать подарки, мог бы получить все сразу. Из этого стало ясно, что Сантариал побывал ночью на лугу. Ничего не сказав, Ленни засел за свои книги, и в течение полутора часов, которые он потратил на изучение инструкции по использованию упряжи, Сантариал ничем не напоминал о себе. Наконец лошадь была готова. Ленни с гордостью взобрался на неё, чувствуя себя необычайно возвышенно.

Если уж на то пошло, чем он не рыцарь? В своём воображении Ленни экипировал себя сияющими доспехами, а на лошадь постелил попону лимонно-жёлтого цвета. Как раз когда он начал детально прорабатывать меч, Сантариал поинтересовался, с какой стати он торчит посреди дороги, как призрак на надгробии, и пришлось переходить от мыслей к действию.

– А куда едем? – спросил Ленни, на сей раз имея в виду конкретное направление.

– У нас один путь, и он перед тобой, – сказал Сантариал как-то грустно.

Воодушевлённый, Ленни не обратил внимания на его тон. Он приподнялся на стременах, оглядывая окрестности, и путь ему понравился. Ровная прямая дорога. Обернувшись, он не обнаружил позади следов: дорога будто стирала их, не желая обременять свою память. Но, посмотрев на Сантариала, чей безжизненный силуэт вызывал ассоциации с картонной фигуркой из кукольного театра, Ленни подумал о другом: возможно, они и не могли наследить на этой земле. Возможно, они были здесь как ангелы или духи.

Сантариал тронул поводья, и лошадь спокойно затрусила по обочине, а архаик пошёл рядом. В этой своей жизни цветущие болота переродились в топкие трясины, ощетинившиеся тонкими деревцами, словно ёж – колючками. Небо оттенка индиго величаво плыло над их верхушками-конусами. Против ожидания, их вид не вызывал уныния. Гармоничная чистота и свежесть этого мирка наводили на размышления о чём-то первозданном, и в то же время, лишённом всякого понятия о возрасте. Здесь было просто хорошо, и дышалось так же легко, как если бы само тело состояло из воздуха в обрамлении призрачной оболочки, а не являлось неповоротливой системой из кожи, костей, мышц и внутренних органов.

Всякое воспоминание о лете теперь стёрлось, и осень путешествовала с севера на юг, чтобы встретиться с самой собою, только другой. Как в Нирвалане когда-то царило лето без конца, так на Подступах безвыездно проживала вечная осень. Она различалась со своей сезонной сестрой как смерть и сон.

– Видишь? – спросил Сантариал, спустя какое-то время.

Не зная, к чему именно относится вопрос, Ленни неуверенно кивнул на дорогу.

– Спроси, как его зовут.

Ленни озадачился: впереди действительно маячил некто верхом, но интереса к ним не проявлял и, в общем-то, можно было обойтись без близкого знакомства. Но Сантариал почему-то беспокоился.

– А если он мне не скажет?

– Обязан. Чрезвычайное положение отменено.

– А если всё-таки не скажет? – упорствовал Ленни. Как-то неуютно ему было.

– Тогда ты имеешь полное право дать ему любое имя, какое тебе заблагорассудится. Понял? Вперёд!

С удивлением Ленни отметил, что его лошадь уже выучилась повиноваться голосу Сантариала. Стоило тому произнести: «Вперёд!», как она мгновенно встрепенулась и рванула с места, унося седока не куда-нибудь, а вперёд.

Подъехав к незнакомцу поближе, Ленни, вне себя от изумления, разглядел, что тот сидит на своём коне задом наперёд, да ещё и спит при этом. Его круглое, как блин, лицо было обращено к Ленни, глаза с редкими белёсыми ресницами закрыты, губы что-то жевали. «Нет, всё-таки он сидит прямо, – робея, соображал Ленни. – Это голова отвёрнута назад. И как его угораздило?» Он продолжал присматриваться к уродцу, не решаясь его окликнуть.

Уродец был разодет в бархатный чёрный камзол с бахромой, какой обычно украшают шторы, на ногах сидели громадные резиновые сапоги, все обвешанные тиной, из чего Ленни заключил, что незнакомец горазд лазать по болотам.

Всё это весьма интриговало.

– Извините, что прерываю Ваш сон, – голос Ленни, вибрирующий от любопытства, нарушил тишину.

Ответ последовал тут же.

– Ничуть, – и незнакомец обернулся.

Его привычная ко всему лошадь не шелохнулась, когда Ленни, ахнув, едва не съехал набок. У незнакомца было два лица. Второе находилось на положенном месте, бодрствовало и улыбалось со светской вежливостью, подмигивая то одним, то другим глазом.

– Прекрасный день, – услышал Ленни его густой, ровный баритон. – Мы, я полагаю, не знакомы? Разрешите представиться: Двумордие.

Ленни только поморгал растерянно. В голове образовалась досадная брешь, а недостаток знаний по части этикета мешал сообразить, что же делать дальше. Впрочем, моргание тоже помогло: Двумордие принял его в качестве ответа на приветствие, понимающе улыбнулся и разрешительным жестом пригласил Ленни предпринять совместную прогулку.

– Странники обычно немногословны, – добавил он, как только Ленни следом за ним тронул поводья. – Суровые походные условия приучают к одиночеству, а сам вид этой безотрадной пустыни настолько притягивает, что быстро становишься отшельником.