Текст книги "Немир"

Сантариал отмалчивался.

– И потом: ты что, общался с ними на разные темы? Говорил об искусстве, философии, о политике, наконец?

– Разговоры, вечные разговоры…

– Я так понимаю, ответ отрицательный, – не унимался Нандоло. – И зря! Беседовать можно и за едой. Кстати! Тут есть одно тихое местечко, где мы сможем обсудить последние новости культуры и искусства. Я покажу.

– Опять трактир? – подозрительно спросил Ленни. – Ещё одна забегаловка вроде «Моржа»?

– Что я слышу, ты протащил Мантуера по злачным местам?! Ничего не поделаешь, в Немире только там можно нормально поговорить. У нас же нет клубов по интересам.

– Откуда Вы знаете про клубы по интересам? – подумав, спросил Ленни. Но его проигнорировали. Нандоло продолжал разглагольствовать:

– Ну и конечно, отдых подразумевает не только приятную беседу за ужином у камина, но и полноценный восьмичасовой сон. Мне кажется, имею на это право, столько проползав по болотам. Давненько я не скатывался с шёлковых простыней.

Лицо Сантариала красноречиво отражало эмоции, которые он испытывал, и восторга среди них не было. Ленни поплёлся за ними, но тягостные предчувствия отяжелили его движения, и он сильно отстал; оба архаика дождались его у поворота и поинтересовались, не может ли он идти побыстрее.

Деревня Малолюдие была расположена в чрезвычайно живописной местности и полностью оправдывала своё название. Чистый и опрятный вид деревенской дороги и прилегающих к ней строений говорил о том, что пришельцы извне не удостаивают эту глушь своим вниманием.

У западного края деревни Сантариал и Нандоло остановились, советуясь. Как понял Ленни из их разговора, местные жители, как и везде, архаикам не доверяли; с этим его спутники давно смирились и были готовы ко всему. Как сказал Сантариал своему напарнику, самый отчаянный способ в ситуации крайней враждебности – достать самострел и расстрелять местных с близкого расстояния с криком: «Мы лучше, чем вы о нас думаете!» – вряд ли сработает. Поэтому решили держаться тихо и незаметно, однако не учли ни присутствия Ленни, ни его мнения. А он, пытаясь развеять мрачное настроение, впитывал в себя впечатления, как губка вбирает воду.

Язвительные замечания по поводу его медлительности отбили у отмирка настроение подолгу размышлять возле каждой диковины. Но, когда Сантариал потребовал, чтобы Ленни перестал глазеть по сторонам, тот решительно восстал.

– Оставь его в покое, – примирительно сказал Нандоло. – Можно лишить художника хлеба насущного, но нельзя запретить ему созерцать – факт! Вот представь: ты бы попал в другую реальность…

Но Сантариал отказался обсуждать то, что было, по его мнению, маловероятно. Слово за слово они поругались, чем дали Ленни возможность спокойно завершить осмотр. А вскоре обнаружилась и цель их путешествия, и раздорам пришёл конец, хотя бы на время.

Это не было похоже на трактир. Скорее, на кафе. Низенький домик, в котором неведомо как умещались два этажа, сплошь застеклённый с парадного входа, тихий, тёмный и по виду совершенно необитаемый. Изящное крыльцо с витыми перильцами вело к узкой дверце с колокольчиком, обрамлённой извивами растения вроде плюща, только с чёрными стрельчатыми листьями. Столь же чёрной, как вода в лесном пруду, такой же глубокой и вязкой, была тьма за стеклянной дверцей. Когда Нандоло, игнорируя колокольчик, принялся резко стучать в дверь, по стеклу действительно пошла рябь, после чего оно треснуло по диагонали, глухо хрустнув.

– Вы продырявите мне спину, – недовольно сказал Нандоло, ёжась под укоризненными взглядами спутников. – Я попрошу у начальства бронекольчугу.

Двумя ударами расширив трещину, он подвинул изнутри засов, и все трое вошли. Странно: здесь было свежо, как на улице, и пламя свечи, которую Нандоло зажёг при входе, задёргалось, безошибочно указывая на сквозняк. Это было последнее, о чём Ленни удалось поразмыслить: заметив у стены узкую скамью, он растянулся на ней и мгновенно заснул.

Сон был недолгим; разбудил его свет, такой яркий, что Ленни подумал, будто настало утро. Но то, что он принял за солнце, было всего лишь лампой, жёлтой и круглой, стоявшей на барной стойке. Рядом с лампой стояла дама, почти такая же жёлтая (если говорить о цвете лица), и круглая (имея в виду выпуклые части тела). Ленни сразу вскочил, вспомнив о том, как они здесь оказались.

– Так чего Вы хотите? – спросила дама, опережая его, готового уже бормотать извинения и нести всякую другую чушь. Ленни не успел отреагировать: голос Нандоло донёсся откуда-то с потолка, и это голос выдал:

– Прежде всего, выспаться.

– Ты собираешься спать вверх ногами, как летучая мышь? – спросила дама. Подняв голову, Ленни встретился глазами с Нандоло, который брёл по потолку, обходя люстры. Ленни так привык ничему не удивляться, что даже не охнул про себя, а только присел и уставился на архаика, хотя и знал, что глазеть неприлично.

– Ничего, что я так хожу? – спросил Нандоло, расточая приветливые улыбки направо и налево. – Я бы сказал «сто лет так не делал», но столько не живут.

«Мне это снится», – подумал Ленни.

– Нет уж, – отрезала дама, по всей видимости, хозяйка заведения. – Пришёл, так веди себя прилично, а не то я прикажу тебе вывести себя вон. Кстати, в моём заведении только лежачие места.

– Любите Вы, мамаша, опускать людей…

– Приятно познакомиться. Меня зовут Мамаша, – не удостаивая Нандоло ответом, сказала дама, и протянула Ленни свою жёлтую, пухлую руку. «Вылитая булка», – подумал тот и только сейчас ощутил, как зверски голоден. Преодолевая робость, Ленни пожал большой палец Мамаши, увенчанный синеватым, крепким ногтем, и страстно пожелал быть отсюда подальше. В тот же миг кто-то легко прикоснулся к его плечу, как бы напоминая о невозможности такого варианта.

– Желаете что-нибудь, кроме сна? – осведомилась Мамаша у Сантариала, внезапно появившегося из-за спины Ленни.

– Завтрак и ужин.

– В каком порядке?

– Была бы разница! – заметил Нандоло, успевший принять правильное положение. – Мне принципиально не умереть с голоду.

– Что-нибудь ещё?

– Скажите, Мамаша, есть у Вас тут расторопные и толковые девушки?

– Такие господам обычно не требуются, – отвечала Мамаша с какой-то жуткой плотоядной улыбкой, на которую Нандоло никак не отреагировал.

– Господа очень устали. Им нужно быстренько приготовить постель.

– Одну на всех?

– Послушайте, я что, должен уточнять по каждому пункту?

– Да ладно тебе, – сказал Сантариал. – Мы хотим после сна быть бодрыми.

– На этот вид услуг у нас даже имеется гарантия. Это всё?

– Нет, – неожиданно встрял Нандоло. – Ещё мы желаем увеселительных зрелищ.

– И Вы?!

– Только не мы, – возразил Сантариал, обменявшись с Ленни быстрым взглядом. – Нам с Мантуером накройте в тёмном углу.

– Что это за вечное стремление находиться вне культурного пространства! – съязвил Нандоло, когда хозяйка ушла. – Здесь единственное место, где мы сможем свободно поговорить о делах, не привлекая лишнего внимания.

– Внимания тех придурков, которых сюда насобирали со всего Немира?

– Я не очень доверяю Мамаше. Чем больше народу, тем легче нам будет затеряться в толпе. И поговорить. В любом другом месте это было бы непросто.

– В любом другом месте ты не смог бы пройтись по потолку!

Нандоло развёл руками.

Ленни смотрел на них и совершенно ничего не понимал. К счастью, обмен мнениями, больше похожий на стычку, вскоре прервался, потому что Мамаша вернулась и повела их за столик. Только тогда Ленни уразумел, что это были за «толпа», и «придурки», вызвавшие у Сантариала приступ редкостного раздражения. А заодно ему представился случай понаблюдать за головокружительными переменами в окружающем пространстве. Шествуя впереди, Мамаша по очереди зажигала фонари, подвешенные к стенам на разной высоте. И тут же, как только глаза привыкали к свету, обнаруживалось, что под каждым фонарём кто-то сидел, хотя откуда они взялись? Люди располагались за круглыми столиками поодиночке, по двое и по трое, пили, галдели и смеялись, так что в несколько секунд кафе заполнилось шумом, ароматом алкоголя и кофе, а также табачным дымом.

Столик и вправду стоял в углу, но отсюда была хорошо видна сцена, которую Ленни также не заметил поначалу. Считать происходящее сном было уже глупо, но Ленни всё же ущипнул себя, после чего у него появилось глупое желание ущипнуть Мамашу, чьи руки-булки летали тут же, накрывая к ужину.

Посреди столика возвышался букет белых лилий в узкой, причудливо изогнутой вазе. Скатерть цвета морской волны с матовым блеском была из плотной, несминаемой материи, а вся посуда, даже столовые приборы – из прозрачного стекла. Ленни отвлёкся и некоторое время не обращал внимания на попутчиков; Мамаша давно отчалила, а Нандоло всё время что-то говорил, непонятно о чём, но обо всём сразу, покуда Сантариал не остановил его, сухо осведомившись:

– Ты можешь помолчать, или тебе никак?

– Я слышал легенды о Настоящем Мире, – невозмутимо продолжал Нандоло, как будто его и не прерывали. – Говорят, там живут одни титаны и герои! Может, мне туда эмигрировать?

К своему изумлению, Ленни осознал, что многому научился здесь, и как раз сейчас – подходящий случай показать это.

– Конечно, я похож на титана и героя сразу, – спокойно ответил он, – Я – высшее существо, самое что ни на есть. Я полагаю, ты в восторге от моего совершенства?

Нандоло с интересом посмотрел на него, встал, обошёл кругом, вздохнул и покачал головой.

– Ты прав, – сказал он. – Вопрос снят.

– Настоящий мир. Место, где герои умирают. Где не может существовать приличный человек со своими идеалами. Где очень скучно жить, потому что всё слишком хорошо. «Легенды – сплошное враньё», – сказал Сантариал. Лучше сосредоточиться на чем-нибудь одном, скажем, на мечтах об ужине: может, тогда его перестанут дёргать…

Тщетно.

– Так, значит, вы всё-таки последовали моему совету? – заметил Нандоло. – Книжица нужна?

Сантариал повернулся к напарнику и сделал большие глаза.

– Ах, ты ему не сказал… ну и не надо! Говорить – попусту сотрясать воздух. Пусть этим занимается Великий Непосвящённый, или Принцесса Тайна, ну неважно кто, у меня такой привычки точно нет! – Нандоло набрал в лёгкие воздуха, намереваясь чесать языком дальше, но Ленни его опередил:

– Ну ладно. Я думаю, Вы оба имеете в виду Книгу Времён?..

Нет, молчание, которое наступило после его слов, мёртвым не назовёшь, подумал он. Скорее, это то молчание, когда все вокруг умерли. Теперь Ленни знал разницу.

– Просто каждый раз, когда я пытаюсь завести о ней разговор, меня сразу перебивают, – прибавил он, чувствуя себя немного виноватым, – вот я и подумал…

Его тут же перебили.

– Нет, он не мог догадаться сам! – возопил Нандоло. – Ты сказал ему!

– Не говорил! У них знают двое – знает свинья!

– Послушайте, – замученным голосом сказал отмирок, – я тоже человек, такой же, как и вы… ну, не такой же, но не надо делать из меня глухого или придурошного! Вот не надо этого!

– А мы и не делаем, – вздохнул Нандоло, – ты сам прекрасно справляешься. Кстати, если немного возвысить голос, можно подозвать нашу широкофокусную даму и ускорить процесс.

Это относилось к Сантариалу, и тот отреагировал.

– Серьёзно?

Нандоло скорчил гримасу.

– Просто я подумал, что Мантуер, наверно, хочет есть.

– Уже было, – мрачно пробормотал Ленни, – проехали, – но сердился он гораздо меньше, чем пытался показать. К тому же, непрошеное чувство голода как раз воззвало к справедливости. Сантариал вздохнул и сказал:

– Что я должен делать?

– А ты не знаешь! Каждая женщина в Немире при одном взгляде на тебя мечтает нарушить искусственно созданную условностями дистанцию между полами, и все они страстно желают узнать твоё мнение о погоде, которая установилась на днях! – проговорил Нандоло на одном дыхании, и Ленни заподозрил, что он тоже не на шутку проголодался.

– Прямо сейчас?!

– Да, сейчас, то есть немедленно.

Мамаша явилась на зов и раздражённым тоном заявила, что она не маятник сновать туда-сюда. Однако, оценив обстановку, достала блокнот и перенесла на его страницы все надежды и чаяния Нандоло в отношении продовольственной программы.

– Что еще?

– Три траурных свечи и торт.

Хозяйка уплыла, покачивая кормой, предварительно пообещав увенчать тортом кого-то из них – по выбору. На личности она не переходила, поэтому личности оставались спокойны. Вернувшись к действительности, Ленни обнаружил перед собою еду и, мысленно поблагодарив архаиков, которые догадались обо всём позаботиться, принялся лихорадочно жевать.

– Да, – задумчиво сказал Нандоло, – не бывает некрасивых женщин, бывает много перца в соусе «Кровь вампира».

– А Вы не хотели обратиться к какому-нибудь предсказателю? – спросил Ленни, прерывая его лирико-философские размышления.

– Забудь, – отрезал Нандоло.

– Он прав, – Сантариал вздохнул, – предсказатели не скажут ничего нового.

– Конечно, не скажут. Они такие! – Нандоло изобразил рукой замысловатый жест, дающий представление о том, какие именно. – Принцесса Тайна у них авторитет. Никто ей не перечит, а все подпевают.

– Почему же она авторитет?

– А ей верят! Видно, люди-неотмирки достойны той участи, которую она им предрекает. Только идиоты вроде нас не желают с этим мириться. И ещё положительные герои – те, что остались.

В душе Ленни отказывался признавать себя идиотом, но пришлось промолчать.

– А почему они положительные? – спросил он, вспомнив прежде всего Галахада и Арона, но Нандоло воспринял вопрос буквально. И ответил незамедлительно:

– Потому что они поступают как положено.

– Как это – положено? – растерялся Ленни.

– То есть как написано в Положениях.

Ленни долго молчал, анализируя, есть ли в этих словах смысл, или его спутники хотят поиздеваться над ним.

– Это как ваш Творец на душу положит, что ли? – спросил он, наконец, и повернулся к Сантариалу, лицо которого при этих словах сделалось абсолютно непроницаемым.

– Ну да! – обрадованно заявил Нандоло, довольный, что ничего не нужно объяснять.

А Ленни устыдился своей прямоты: научившись говорить с неотмирками на их языке, он вдруг ощутил всю абсурдность ситуации. И опять-таки ничего не понял!

С измученным видом Сантариал достал откуда-то из рукава сигарету и занялся ею. Эти решительные действия мгновенно насторожили его собеседников. Нандоло примолк и как-то робко посмотрел на напарника, который откинулся на стуле, стряхивая пепел прямо на пол и на край одежды. Потом словно через силу Сантариал произнёс:

– Может, лучше скажем ему?

– Давно пора сказать, – согласился Нандоло. – Дело в том, что мы сами не знаем, зачем идём. Не очень понимаем, как туда попасть. Не представляем, что в этой книге. И на кой нам ты, честно сказать, тоже… вот и вся тайна. Хотя её и нет. Думаю, ты здорово удивился.

– Да нет, – признался Ленни. Почему-то ему стало легче. Может, оттого, что он впервые почувствовал себя с ними на равных.

– «Да» или «нет»?

– Нет, – Ленни поторопился объяснить. – Я просто спросил себя, было… есть в этом что-то дикое, ведь «да»? И сам себе сказал «нет». То есть теперь нет.

– Отмирок, – фыркнул Сантариал так неожиданно, что Ленни вздрогнул, выронив вилку. Воспользовавшись этим, он полез за ней под стол, радуясь, что не видит взглядов, которыми они обмениваются над его головой.

– Нет, я могу вас понять, – сказал он, снова усаживаясь на стул.

– Опять «нет»? Что ж… ладно! – сказал Нандоло, закрывая эту тему. – Не мне с тобой общаться. В-общем, я хочу выпить за успех этого нашего… вашего мероприятия.

– Ну, так пей, – огрызнулся Сантариал, – И пойдём.

Ленни начал оглядываться. Интерьер был весьма любопытен. Фонарики на стеклянных стенах в обрамлении из речных раковин и мелкого жемчуга; витражи, похоже, сделанные из обычного песка и камней. Что они изображали, рассмотреть не удавалось… зато сразу бросались в глаза головы хищных животных над стойкой бара. Мамаша, проходившая мимо, похоже, догадалась о леннином интересе и не без гордости выступила в роли гида.

– Эту рысь местный охотник подстрелил.

– Подстрелил? – зачем-то переспросил Ленни (расслышал он прекрасно).

– Убил, – спокойно сказал Сантариал, опередив Мамашу. – Охотник потому что.

– Здесь много всякого зверья, на том берегу реки, – мечтательно добавила та.

– Какой реки?!!

Ленни давно уже понял: стоит здесь, в Немире, что-то пропустить, и всё, не наверстаешь. Под взглядами обоих архаиков он обернулся и тут увидел её. Река текла прямо за стеклянными стенами кафе, искрясь и переливаясь в лунном свете. Ничего подобного Ленни снаружи не наблюдал. Показав в сторону реки жестом, в котором содержался немой вопрос, Ленни не получил никакого ответа. Только Нандоло сказал, едва заметно пожав плечами:

– Ты лучше туда не выходи. А то мы тебя не поймаем.

Он умолк, на лице появилось выражение недовольства. На сцену вышел распорядитель, остановил лютниста и, поклонившись, объявил:

– А сейчас выступит несравненная прима Фантазма, наша постоянная и, без сомнения, желанная гостья. Она исполнит старинную балладу «Плач безумной Магдалины» – сегодня на два куплета больше!

– Чего-чего? – Ленни вдруг проснулся. – Я не расслышал!

Никто ему не ответил. Раздались отдельные меланхоличные хлопки, и Фантазма поднялась на сцену. С того места, где они сидели, бросались в глаза её длинные золотые волосы и декольтированная грудь. Малиновое платье до пят с широкими рукавами скрывало другие детали облика примадонны, в том числе её возраст. Одеяние буквально кричало о том, то эта особа принадлежит к славному племени свободных художниц… ну, из тех, кто ходит по столам, приплясывая и умудряясь почти не наступать на столовые приборы и чужие пальцы, выстукивающие ритм… только это, ничего больше, но Ленни вдруг почувствовал, что краснеет. «Так уж нужны были эти шёлковые простыни», – подумал он, бросая негодующий взгляд в сторону Нандоло. Тот отвернулся – как оказалось, лишь затем, чтобы принять аналогичное безмолвное послание от Сантариала.

Убрав с лица тугие, хитро завитые локоны, Фантазма обнаружила глаза, огромные, светлые, похожие на кошачьи. Глаза обвели публику по кругу, после чего один рукав, словно сам по себе, взметнулся в сторону оркестра.

Заиграла музыка… и внезапно смолкла.

Женщина на сцене заговорила.

– Знамение Бога любви заревом рассвета встаёт в окне нашей комнаты. Ты спишь, не ведая о том, что дыхание Бога даёт нам жизнь, – она приостановилась, словно сбоящее дыхание не давало ей продолжать, и вдруг возвысила голос: – Тот самый Бог любви, чьи крылья парят над бездной, а голова лежит на подушке сна – он страдает потерей памяти. И я уже не помню дней, прожитых без тебя… Но не ищите любви в словах о любви!

Краем глаза Ленни заметил, как вздрогнул Сантариал. Он и сам был настолько возбуждён, что по спине у него поползли мурашки…

– Честное слово, это классные стихи! – вырвалось у отмирка. – Ничего похожего здесь не слышал!

– Ленни, ты о чём? – удивлённый Нандоло повернулся к нему. – В Немире давно нет стихов!

– А это что тогда? – начал Ленни, но осёкся. Снова играла музыка, женщина молча стояла у края сцены, и последние минуты казались порождением странного бреда, ибо не могло быть ничего более неуместного, чем такие слова в таком месте…

Но, если и так, то был не только его бред. Сантариал задержал руку с чашкой на полпути ко рту и уставился на Фантазму. Создавалось впечатление, будто он тоже с трудом верил в реальность происходящего.

Женщина начала петь. У неё был высокий, звонкий голос, и она старательно выводила все ноты. Руки синхронно сложились на груди, глаза стали ещё больше и увлажнились. Полностью погружённая в процесс, заучившая слова назубок, она изливала в зал рулады, компенсируя недостаток таланта горячим желанием донести до слушателя хоть малые отголоски очарования седой целомудренной древности. Ленни вспомнил, что уже наблюдал похожее исполнение на конкурсах деревенской самодеятельности в Настоящем Мире. В нём полностью отсутствовала жизнь, только что отзвучавшая в стихах…

Не сразу до него дошли слова. Ему привелось записать их позже, когда он понял, что его давняя мечта – детально изучить местный фольклор – так никогда и не сбудется…

 
Я брела по дорогам, собирая цветы,
Лет мне было немного, были мысли чисты,
Все просторы доступны, все дороги мои,
Было сердце открыто для любви, для любви…
 

Сантариал поставил чашку на блюдце, как если бы у него внезапно и жестоко пропал аппетит.

– Не вытягивает, – прокомментировал Нандоло.

 
А умру на рассвете, на распутье дорог,
Будет брошен на ветер мой последний венок,
И печальная песня полетит над страной:
Будет женщина петь, повернувшись спиной,
 
 
Пряча в узких ладонях запоздалую грусть,
О могиле, где вырос жасминовый куст,
Если песни дыханье почувствуешь ты,
Приходи на закате, взгляни на цветы.
 

– «Плач безумной Магдалины», – прошептал Нандоло, наклонившись к обескураженному Ленни, – держит первенство по количеству исполнений в местах такого рода.

– Странный у неё сегодня плач, – заметил Сантариал.

– Так они его каждый год переписывают – слабо сочинить что-то новое. Только добавляют слова – вон сегодня два куплета и другая концовка. Послушаем, во что всё выльется на этот раз.

Пошёл фортепианный проигрыш. Женщина стояла смирно, ни на кого не глядя, лишь плавно покачиваясь в такт музыке. Публика уже хорошо накачалась, и сидевшие возле сцены повторяли её движения, покуда один из них не утратил координацию и не сполз под стол. Тогда все захлопали.

– И всё-таки она милая, – произнёс Нандоло, хотя никто и не спорил.

– Да, – сказал Сантариал, – только песня какая-то душная.

– Ну и что? Подумаешь, песня! У нас у каждого здесь такая песня.

Сантариал кивнул, соглашаясь. Сначала Ленни не понял, и лишь спустя минуту его резануло: под «здесь» Нандоло понимал Немир.

– Между прочим, смотрит она на тебя.

Действительно, делая правый разворот, Фантазма каждый раз взглядывала в их сторону всё пристальнее. По-видимому, её взор обладал особой силой, которую мог ощутить лишь тот, кому он был предназначен. Сантариал, кажется, понял, что возражать бессмысленно: чем дальше, тем большее внимание он к себе привлекал.

– Сделай обычный вид, – лихорадочным шёпотом обратился к нему напарник, – самый обычный…

– Как?!

– Ну, словно ничего не происходит. Сидим и сидим.

Естественно, оба – и Сантариал, и Ленни, – тут же уставились на Фантазму, первый – пристально и настороженно, второй – обалдело. Воспользовавшись этим, Нандоло понёс уже совершенную дичь:

– Всё тварное мироздание напоминает конструктивно сочленённый объект, населённый субъектами, обладающими кое-какими способностями и, к сожалению, свободой воли…

– Перестань, ведёшь себя как реинкарнация Рамзеса.

– Родители Рамзеса гордились бы мной…

«Он бредит, – пасмурно подумал Ленни. – Вот интересно, что они пьют. И что пью я?!!»

Фантазма подняла руку, музыка запнулась и рассыпалась нестройными аккордами. Отбросив назад тяжёлые пряди волос, свернувшиеся, точно усталые змеи, она просеменила к выходу со сцены. Зрители не особенно опечалились её уходом.

– И что, это – всё? – поразился Ленни. – Только она дошла до сути…

– Нет. Сейчас у них будут танцы. Такое может случиться, если в песне больше пяти куплетов. Это считается перегрузом. Чем больше исполнитель грузит, тем выше его статус. Потому-то она и прима.

– А после танцев она продолжит?

– Нет, – ответил Нандоло. – Она начнёт по новой.

– Пошли отсюда, – сказал Сантариал. Но опоздал. Не успел он договорить, как Фантазма выросла прямо у него за спиной, как будто её породила сама земля. На сей раз было видно, что перед ними юная дева, хрупкий весенний росток. Нандоло открыл рот, собираясь быстро её отослать, но девушка заговорила первой.

– Будете заказывать привидение в номер? – официальным тоном поинтересовалась она, вытащив откуда-то большой блокнот.

– Нет, – Нандоло затряс головой. – Нет, нет, нет, дорогая моя. Один мой друг однажды заказал привидение, которое имело привычку запираться в туалете на всю ночь. Очень неудобно. С тех пор мы не пользуемся этой услугой.

Фантазма задумалась. Со стороны было хорошо видно, в каких муках рождалась у неё мысль. Лицо певицы, нежное и одухотворённое, застыло в напряжённой гримасе, а сама Фантазма превратилась в подобие античной статуи.

– Я могу вам погадать, – медленно, с расстановкой, выговорила девушка. – Я умею гадать по чаинкам и на кофейной гуще, по разводам на краях конуса…

– Нет, нет, нет, нет, нет.

– …и всё это совершенно бесплатно, – закончила красавица. Похоже, она была из тех… м-м-м… девушек, что начинают воспринимать слово «нет» со второго десятка, но никак не раньше. Улыбаясь, она наклонилась так низко, что Ленни пришлось срочно отводить глаза от её декольте. Сверкающие волосы девушки упали на руку Сантариала; тот повёл себя в своей обычной манере: отвернулся, как если бы происходящее его совсем не задевало.

– Ты, русалка, иди лучше потанцуй, – спокойно сказал Нандоло, отодвигая от себя стакан. Но Фантазма проворно его схватила и углубилась в изучение разводов. И тут произошла самая странная вещь, которую Ленни удалось наблюдать за последние дни. Занятая разглядыванием стакана, Фантазма присела на краешек стола; вдруг она вынула что-то из кармана и быстро положила рядом с правой рукой Сантариала. Маленькая шкатулка… или коробок спичек… Ленни не успел разглядеть, потому что Сантариал как бы случайно подвинул локоть и накрыл предмет краем широкого рукава. Он сделал это не оборачиваясь.

– Напрасно стараешься, – повторил Нандоло; он ничего не заметил. – У нас нет никаких пожеланий.

– Есть, – вдруг сказал Ленни. – Хочу услышать балладу о рыцаре с начала до конца.

К его удивлению, певица подпрыгнула на месте, Нандоло чуть не свалился со стула, и даже Сантариал на миг утратил свою невозмутимость.

– Ты не знаешь, чего хочешь! – прошипел Нандоло.

– Нет, знаю.

– Не знаешь! Перед исполнением этой баллады полагается полчаса распеваться. Мы все тут умрем.

– Да, – неохотно согласилась Фантазма, – я не в голосе сегодня.

– Я этого не заметил, – заявил Ленни нагло.

– Ты здесь чего ошиваешься? – прогудело совсем рядом, и Мамаша всей суровой мощью своей фигуры протиснулась к ним.

– Помогаю убирать посуду.

– Ну, так убирай, – рявкнула Мамаша, закатала рукава и азартно присоединилась к процессу, но, наткнувшись взглядом на Сантариала с сигаретой, отшатнулась с отвращением.

– Кажется, я предупреждала: здесь не курят?!

Сантариал медленно выпустил дым из ноздрей и стряхнул пепел в стакан, бывший предметом исследования навязчивой девицы.

– Я не курю, – глядя Мамаше в глаза, тихо сказал он. – Я отдыхаю.

– Вы сами виноваты, дорогая моя, – затрещал Нандоло, когда Мамаша – всклокоченная фурия – обернулась к нему. – Мы же просили Вас привести двух разумных девушек для ведения светской беседы, а Вы кого прислали!

Фантазма порывисто придвинулась к Сантариалу.

– Исчезни, – отчеканил он.

В его тоне сквозила некая механистичность, как у сотрудника отдела кадров, который закрыл все вакансии и теперь отказывает по телефону новым претендентам – что делать, глупо, нудно, но положено! Ленни безумно захотелось бежать отсюда или накрыться миской с салатом, чтобы не видеть этого сумасбродства!

– А если Вы полагаете, что одна ненормальная девушка заменит двух нормальных… – начал Нандоло.

И в этот момент, когда Фантазме лучше было бы провалиться сквозь землю, она именно так и поступила! То есть пропала с того места, на котором стояла, причём непонятно, как: то ли истаяла, то ли осыпалась, то ли просто «черти взяли», что, несомненно, устраивало обоих архаиков, но никак не Ленни… последний, хоть и дал слово верить всему, но ещё не мог смиряться с невероятностями каждые четверть часа. Он полез под стол в поисках следов.

– Ну куда тебя понесло! – захныкал Нандоло. – Я понимаю: отмирок есть отмирок, но всему положен предел!

– Положен, положен, – фыркнул Сантариал. – Счёт! – крикнул он вослед уходящей Мамаше.

Откуда-то сверху на них высыпалась кипа бумаги, а следом – кассовая книга, которая больно долбанула Ленни по макушке, стоило ему высунуться из-под стола. Нандоло взял её и начал изучать с преувеличенным вниманием.

Ленни схватил его за руку.

– Зачем Вы так?

– А нечего!.. – отрубил Нандоло. – Связываться с такими, как мы – себе дороже схлопотать по роже! Мамаши тоже касается: прицепилась к Сантариалу. Глазеть глазей, а руки подальше держи!

– Он ж его не трогает! – Ленни не поверил своим ушам.

– Ещё как трогает! У неё щупальца будь здоров! Все они тут – любители…

Тогда вообще неясно, на кой надо было сюда заявляться, хотел сказать Ленни… но чувство такта – то самое, которое у Нандоло напрочь отсутствовало, – удержало его. Всё-таки Сантариал находился тут, рядом. Сидел неподвижно, оцепенело глядя в одну точку, а светящийся пепел с его сигареты летел и падал, казалось, бесконечно, образовывая на полу возле ног архаика магический круг защиты…

Ленни потряс головой: круги теперь расходились перед его глазами. Надо же, как незаметно подкрался сон!.. Нужно быть начеку, решил он, нельзя дремать прямо тут, мало ли что… но если ступить в такой круг, в самую середину – всё-таки очень любопытно, где проснёшься?..

– Ну, пошли пройдёмся, – сказал Нандоло. – Поговорить надо.

– Не пойду, – воспротивился Ленни; его веки смыкались, язык заплетался. – Опять говорить? Куда, зачем?!! Я сегодня говорил, и вчера тоже говорил, а теперь хочу спать!

– Я вообще-то не к тебе обращался, – сказал Нандоло. – Спи себе сколько влезет!

– Куда это вы собрались? – грозно поинтересовалась Мамаша.

– Нам нужно подышать свежим воздухом перед сном, – живо отреагировал Нандоло. – Только чур – без нас не отчаливайте!

Они вышли в тёплый вечер, к огромной луне, гигантским бескрылым блином парящей над тёмными пиками далёкого леса, окаймлявшего Кустынный тракт. Никакой реки, естественно здесь не было, только деревня, опоясанная чередой светящихся окон, уже готовая мирно отойти ко сну.

Нандоло притворил дверь и замер на фоне зиявшей в стекле дыры, которая сейчас, просвеченная изнутри, обрамляла его голову наподобие нимба.

– Какой вечер! – оценил он. – В воздухе просто пахнет волшебством!

Пахло, конечно, не волшебством, а вкусным ужином, горячим шоколадом, домашним уютом – всем тем, чего архаики обычно бывали лишены. Но Нандоло, бросивший кочевую жизнь ради нирваланской принцессы, успел насладиться простыми земными радостями. И теперь у него рождались более возвышенные ассоциации.

Сантариал не проникся.

– Зачем мы здесь?

– А то ты не знаешь! После Тарара только здесь нас не смогут засечь! Ты что, хочешь назад к Абре Кодабре?! Лично я не хочу: там сыро, воняет плесенью и никакого уединения. Так что пользуйся моментом. Нет, погоди, сперва я.