Текст книги "Скажи пчелам, что меня больше нет"

52
Время жатвы

От полковника Бенджамина Кливленда

Полковнику Фрэзеру, Фрэзер-Ридж, Северная Каролина;

полковнику Джону Севьеру, полковнику Исааку Шелби

и далее по списку

Уважаемые господа!

Настоящим уведомляю, что 14-го числа грядущего месяца я собираюсь проехать со своим ополчением по фермам и поселениям, расположенным между нижней излучиной Ноличаки и горячими источниками, дабы подвергнуть преследованию и выкурить лоялистов, каковые там проживают. Приглашаю вас присоединиться ко мне в сем предприятии.

Если вы разделяете мои взгляды относительно угрозы, которую мы пригрели у себя на груди, и необходимости ее искоринить, приводите своих людей с оружием ко мне на Сикамор-Шолс 14-го числа.

Ваш пок. сл.

Б. Кливленд

* * *

– Какой у нас выбор? – спросила я, стараясь говорить спокойно и рассудительно.

Джейми со вздохом отложил бухгалтерскую книгу.

– Я могу оставить письмо Кливленда без внимания, включая ошибки. Как и предыдущее. Никто не знает, что я его получил, кроме тебя, Роджера Мака и лудильщика, который его доставил. Толстяк Бенджи не станет дожидаться моего ответа; едва он соберет урожай, как начнет свою охоту, пока погода не испортилась.

– Ну, по крайней мере, мы выиграем немного времени.

Джейми приподнял уголок губ.

– Мне нравится, как ты говоришь «мы», саксоночка.

Я слегка покраснела.

– Прости. Знаю, тебе приходится делать всю грязную работу. Просто…

– Я серьезно, саксоночка, – тихо сказал Джейми и улыбнулся. – Если меня разорвет на куски, кто, как не ты, сошьет меня обратно?

– Не смей даже шутить о том, что тебя разорвет на куски.

Он вопросительно поднял бровь, затем согласно кивнул.

– Или… могу написать, что у меня полно забот с местными лоялистами и я опасаюсь, как бы они не натворили бед в Ридже. И это, саксоночка, чистая правда, хотя вряд ли стоит говорить такие вещи Кливленду и тем более подписываться под ними на бумаге. Что, если я это напишу, а потом кто-нибудь из приятелей Кливленда вздумает послать мое письмецо газетчикам в Кросс-Крике?

Разумный аргумент. Я ощутила, как желудок тревожно сжался. Поставить имя Джейми под каким-либо политическим документом при нынешних обстоятельствах – все равно что нарисовать мишень у него на спине. У всех нас.

– И все же… никто в западной части Северной Каролины не сомневается в твоей приверженности, – возразила я. – Ты ведь был одним из полевых генералов Вашингтона.

– Вот именно, – невесело усмехнулся он, – «был». Половина из тех, кто знает, что я был генералом – с месяц или около того, – считают меня предателем и трусом, бросившим своих людей на поле боя. Что я и сделал. Полагаю, они не удивились бы, обрядись я в красный мундир.

Надо полагать, присоединение к людям из-за гор с целью преследования и убийства лоялистов в какой-то мере должно было восстановить его репутацию закоренелого патриота.

– Чепуха. – Я встала, подошла к Джейми сзади и положила руки ему на плечи, сжав их. – Никто из твоих знакомых вовсе так не думает. Бьюсь об заклад, большинство жителей Северной Каролины никогда не слышали о Монмуте и не имеют ни малейшего представления о том, что ты там сражался, не говоря о реальном положении дел.

Реальное положение дел. Формально Джейми действительно бросил своих людей на поле боя, чтобы не дать мне истечь кровью. Правда, битва уже закончилась, а упомянутые люди были местными ополченцами, чей срок призыва к тому времени уже вышел или вот-вот подходил к концу. Только официальное сложение полномочий – в письменной форме – спасло Джейми от военного трибунала. А также тот факт, что Джордж Вашингтон, разгневанный маневрами Чарльза Ли в битве при Монмуте, вряд ли ополчился бы на Джейми Фрэзера – человека, который мужественно следовал за ним и доблестно сражался вместе с его людьми.

– Сделай три глубоких вдоха и забудь о них. Твои плечи тверды как скала.

Он послушно выполнил указание и после третьего вдоха наклонил голову вперед, чтобы я размяла ему затылок и плечи. Прикосновение к его теплой коже дарило мне обнадеживающее чувство постоянства.

– Лучше сделаю вот что, – произнес Джейми себе в грудь. – Пошлю Кливленду и другим по бутылке двухлетнего виски вместе с письмом, где будет сказано, что я на днях срезал ячмень и не могу оставить его гнить, иначе в следующем году нам виски не видать.

Это меня успокоило. Поселенцы из-за гор были мятежниками, а некоторые, как Кливленд, даже кровожадными фанатиками, но, вне всяких сомнений, они правильно расставляли приоритеты, когда дело касалось виски.

– Отличная мысль. – Я поцеловала Джейми в затылок. – Если повезет, зима будет ранняя и снежная.

Джейми рассмеялся, и напряжение у меня в пояснице ослабло, хотя руки казались ватными.

– Берегись своих желаний, саксоночка.

Свет заходящего солнца теперь падал на Джейми сзади, затемняя профиль. Когда он повернул голову, на спинке длинного прямого носа мелькнул отблеск. Я отметила изящный изгиб черепа и с переполнившей сердце нежностью взглянула на его затылок.

Джейми почесал голову, небрежно приподняв рукой собранные в хвост волосы, и сквозь крошечные, едва заметные волоски на мускулистой шее пробился сияющий белизной солнечный луч.

Всего лишь миг… Потом он развязал ленту, распустил по плечам уже не такие яркие, но еще темные волосы, сверкающие на солнце бронзой и серебром, – и видение исчезло.

* * *

Nolle prosequi[138]138
  Отказ от преследования (лат.).


[Закрыть] Джейми в ответ на сердечное приглашение Бенджамина Кливленда отправиться на охоту за лоялистами, очевидно, сочли приемлемым, поскольку дальнейших писем не последовало – и никто не явился поджечь наши посевы. Большая удача, потому что заявление Джейми о срезанном ячмене опережало реальность на пару недель.

Однако теперь ячмень лежал на полях снопами, его набивали в мешки и увозили для обмолота и веяния по мере того, как управлялись работники – Джейми, я, Йен, Дженни и Рэйчел, Бобби Хиггинс и его пасынок Эйдан. После изнурительного дня уборки урожая мы, пошатываясь, возвращались в дом и съедали все, что я успевала приготовить с утра – обычно рагу из бобов в масле, риса и того, что удавалось найти при тусклом утреннем свете, – и падали в постель. Все, кроме Джейми.

После ужина он дремал часок у очага, затем поднимался, плескал в лицо холодной водой, натягивал самую грязную из двух своих рабочих рубашек и шел на большую поляну у дома встречаться с ополченцами. Он поручал Бобби муштровать всех явившихся, а сам тем временем беседовал с новичками, убеждая их присоединиться. Уговор скрепляли серебряным шиллингом (их у Джейми осталось шестнадцать, спрятанных в каблуке одного из парадных сапог) и обещанием верховой лошади и приличного ружья. Затем Джейми сам брался за муштру, пока свет постепенно уходил с поверхности земли и последними отблесками гас на небе. Когда солнце наконец исчезало, Джейми, пошатываясь, шел в постель и в лучшем случае успевал снять сапоги, прежде чем рухнуть лицом вниз рядом со мной.

Другим мужчинам тоже нужно было убирать урожай и заготавливать мясо, поэтому посещаемость менялась – по его словам, так будет до середины октября.

– К тому времени я, возможно, найду для них лошадей и ружья.

– Надеюсь, друзья мистера Кливленда тоже заняты урожаем, – сказала я, скрестив пальцы на руках.

Джейми засмеялся и вылил себе на голову кувшин воды, затем поставил его и постоял какое-то время, опершись ладонями на умывальник и наклонив голову, пока вода с него текла в таз – и на пол.

– Да, – донеслось из-под длинных мокрых волос. – Так и есть.

Джейми не сразу выпрямился, и я видела, как при каждом из глубоких медленных вдохов поднимается его спина. Наконец он встал прямо, тряхнул головой, как вымокший пес, взял из моих рук льняное полотенце и вытер лицо.

– Кливленд богат, – сказал он. – У него есть слуги, которые присматривают за полями и скотом, позволяя ему играть в палача. У меня, слава богу, такой роскоши нет.

53
Первый гость

Шестнадцатого сентября в доме наконец появилась входная дверь. Сделанная из массива дуба, обструганная и гладко отшлифованная, как стекло, она была воплощением красоты. Джейми с Бобби Хиггинсом прикрутили петли и повесили ее еще до обеда, а к исходу дня установили ручку, замок (купленный за бешеные деньги у мастера в Кросс-Крике) и врезную пластину. Джейми захлопнул дверь с внушительным стуком и торжественно задвинул засов под аплодисменты домочадцев, к которым в настоящий момент присоединился Бобби с тремя сыновьями – их пригласили разделить с нами ужин и составить компанию Фанни, тоскующей по Жермену, Джему и Мэнди.

За ужином мы делали ставки, кто первым постучит в нашу новую входную дверь, причем предположения варьировались от Аодха Макленнана, который проводил с нами больше времени, чем со своей семьей («С чего бы ему стучать, саксоночка?»), до пастора Готфрида, явного аутсайдера, поскольку он жил в Салеме. Следующим утром, на рассвете, Джейми отодвинул засов и ушел пасти скот, однако вплоть до окончания полуденной трапезы ни одна чужая нога так и не ступила на наш девственный порог.

Я как раз заглядывала в глубины котла, проверяя, сколько осталось супа, и удерживаясь от желания процитировать макбетовских ведьм (в основном потому, что помнила только «Взвейся ввысь, язык огня! Закипай, варись, стряпня!»[139]139
  У. Шекспир. «Макбет», акт IV, сцена 1. Пер. Б. Пастернака.


[Закрыть] да кое-какие обрывки о глазах тритона и лягушачьих лапках), как вдруг по дому эхом разнеслось размеренное «бам-бам-бам».

– У-у-у! – Орри вскочил, расплескав свой суп, однако Эйдан, Роб и Фанни оказались быстрее и сломя голову вылетели в переднюю, препираясь из-за того, кто должен открыть дверь.

– Где ваши манеры, маленькие оболтусы, – беззлобно сказал подошедший следом Джейми и, взяв мальчишек за плечи, отодвинул обоих в сторону. – И ты туда же, Фрэнсис? О чем ты только думаешь…

Фанни покраснела и отступила, предоставив ему честь открыть входную дверь.

Я тоже вышла в переднюю, гадая, кто к нам заглянул. Из-за внушительной фигуры Джейми я не смогла ничего разглядеть, зато услышала, как он официально поприветствовал визитера на гэльском. В голосе его звучало удивление.

Я тоже удивилась, когда он отступил на шаг и жестом пригласил в дом Хирама Кромби.

Хирам жил намного ниже по течению, у западной окраины долины, и обычно осмеливался покидать свой медвежий угол только ради посещения церкви по воскресеньям. Не припомню, чтобы он приходил к нам в дом раньше.

Худощавый и суровый на вид, он фактически являлся старостой среди рыбаков, которые en masse эмигрировали из окрестностей Терсо, что на севере Шотландии, и поселились в Ридже. Я машинально глянула через плечо в поисках Роджера: рыбаки были закоренелыми пресвитерианами и обычно держались особняком. Из всех домочадцев, пожалуй, только Роджер поддерживал действительно теплые отношения с Хирамом, хотя мистер Кромби худо-бедно говорил со мной после событий, связанных с похоронами его свекрови.

Однако Роджер отсутствовал. И как оказалось, на самом деле Хирам пришел по вопросу, не относящемуся к религии.

Войдя, он снял шляпу (парадную, отметила я), слегка кивнул мне в знак приветствия, затем бросил взгляд на группу детей, моргнул, не меняя выражения лица, и повернулся к Джейми.

– На два слова, a mhaighister?[140]140
  Хозяин (гэльск.).


[Закрыть]

– Э-э… Да, разумеется, мистер Кромби.

Отступив на шаг, Джейми указал гостю на дверь своего кабинета, известного всем и каждому как «комната на два слова». Следуя за Хирамом, он перехватил мой взгляд, выразительно приподнял брови и пожал плечами в ответ на невысказанный вопрос, как бы говоря: «Черт его знает».

* * *

Я отправила детей к ручью искать раков, пиявок, кресс-салат и все, что могло пригодиться в хозяйстве, а сама, пользуясь редким моментом досуга, удалилась в хирургическую. Листая страницы своего драгоценного медицинского справочника, краем уха я прислушивалась к голосам в кабинете, на случай если Джейми решит что-нибудь предложить Хираму.

Настоящей диковинкой в моей новой хирургической стало кресло-качалка из ясеня с полозьями из каменного клена. Джейми, мастеривший его вечерами в течение нескольких месяцев, попросил Грэма Харриса, местного умельца, сплести сиденье и уверял, что кресло переживет не только меня, но и последующие поколения, недаром каменный клен – твердый как скала – получил свое название. Кресло оказалось весьма полезным для укачивания младенцев и маленьких непоседливых детей во время осмотра и столь же удобным для обретения душевного равновесия: порой мне требовалось убежище от каждодневной нервотрепки, чтобы кого-нибудь не придушить.

Однако в настоящий момент я была спокойна душой и телом и с головой погрузилась в поиски современных методов лечения интерстициального цистита.

Коррекция образа жизни

В 90 % случаев наблюдается улучшение состояния пациентов, однако полное выздоровление происходит редко. Терапия должна включать коррекцию образа жизни и ограничение потенциальных провоцирующих факторов, таких как табак, алкоголь, продукты с высоким содержанием калия и острая пища.

Медикаментозное лечение…

Разумеется, по большей части эти сведения ничем не могли помочь: острую пищу никто в Ридже не ел, а шансы отговорить кого-либо от употребления табака, алкоголя или изюма сводились к нулю. Что же касается лекарств, то единственным подходящим средством, которое у меня имелось, был старый добрый отвар из ивовой коры. Однако помимо знаний книга дарила большое утешение как авторитетный источник: возникало ощущение, что кто-то – много людей – проторил мне дорогу. В своей ежедневной борьбе за жизни я была не одинока.

Впервые я испытала подобное утешение, когда в качестве начинающей медсестры получила экземпляр «Справочника для медицинских войск армии США» от врача-американца, с которым познакомилась на войне во время своей первой командировки. На моей войне, как я всегда о ней думала.

«Санитарные войска» – так янки называли армейское медицинское сопровождение. Через неделю в полевом госпитале мне хотелось смеяться над этим названием (когда я не плакала, спрятав голову под подушку), однако оно верно передавало суть. Мы сражались всеми доступными средствами, и чистоплотность была не последним из них.

Как и в моей нынешней ситуации.

Средний объем питьевой воды, необходимый человеку в день, варьируется в зависимости от физической нагрузки и температуры окружающей среды и составляет 1,5–2 литра в дополнение к тому, что поступает с пищей. На марше объем ограничивается вместимостью питьевой фляги примерно до 0,5 л и подлежит тщательной экономии.

Вода считается питьевой, если она пригодна для питья. Питьевая вода – это незагрязненная вода; какой бы чистой и прозрачной ни была вода, она непригодна для питья, если расположена в районе возможного загрязнения фекалиями, мочой или стоками с удобряемых земель. Существует распространенное заблуждение, что вся родниковая вода чистая; многие родники, особенно те, которые не являются постоянно текущими, собирают воду из поверхностных источников.

Надо бы переписать это в свой журнал. Я глянула на большую черную книгу на полке над банками с пиявками. Меня утешала мысль, что однажды этот журнал, возможно, придаст уверенности другому врачу, снабдив его моим собственным опытом и знаниями.

Я медленно перелистывала страницы справочника, и тут мой взгляд упал на заголовок «Малярия». Появилось ли что-нибудь новое в лечении малярии? Две недели назад я осматривала Лиззи Бердсли, и она уверяла, что принимает хинную кору, которую я получила от миссис Каннингем. Да только Лиззи была бледна, и руки у нее дрожали, когда она меняла пеленку малышу Губерту. В ответ на мои настойчивые расспросы она призналась, что у нее «изредка кружится голова».

«Неудивительно», – пробормотала я себе под нос. Старшему из ее четырех детей не исполнилось еще и пяти лет, и в то время как один из двоих Бердсли – или, скажем прямо, один из двух ее мужей – занимался хозяйством, а другой охотился, рыбачил или ставил силки, Лиззи выполняла практически всю тяжелую работу по дому в одиночку. Кроме того, ей приходилось кормить новорожденного, готовить и присматривать за остальными детьми.

– Тут у любого голова пойдет кругом, – произнесла я вслух. После нескольких минут в хижине Бердсли голова закружилась даже у меня.

Я услышала шум и голоса в коридоре. Значит, мистер Кромби закончил свои дела с Джейми. Говорили они достаточно миролюбиво.

Интересно, кто прочтет мои заметки? Не только медицинский журнал, но и маленькую книжку по домашней медицине, которую я выпустила в Эдинбурге пару лет назад: помимо прочего она включала полезные советы вроде важности мытья рук и тщательной готовки пищи. В журнале содержались более ценные сведения: записи о производстве пенициллина (пускай и примитивном), рисунки бактерий и патогенных микроорганизмов с кратким изложением Теории Микробов, инструкция по применению эфира в качестве анестетика (сейчас его в основном употребляли внутрь как средство против морской болезни) и…

– Вот ты где, саксоночка. – Джейми просунул голову в хирургическую, и выражение его лица заставило меня тут же захлопнуть справочник и выпрямиться.

– Что еще случилось? – спросила я. – Кто-то из Кромби попал в беду? – Поднявшись на ноги, я уже мысленно перебирала содержимое своей аптечки, однако Джейми покачал головой. Войдя, он осторожно затворил дверь.

– Все Кромби живы и здоровы, – заверил он меня. – Как и все Уилсоны и Бейки. И Грейги.

– Что ж, хорошо… – Я снова опустилась в кресло-качалку. – Что тогда нужно Хираму?

– Ну… – произнес Джейми, состроив неопределенную мину. – Фрэнсис.

* * *

– Господи, ей же только двенадцать! – воскликнула я. – Что значит – он просит позволить его брату за ней ухаживать? О каком брате вообще речь? Я не знала, что у Хирама он есть.

– Ну да. Вернее, единокровный брат. Сайрус. Высокий, похожий на переросший стебель ячменя. Его прозвали a’ Chraobh Ard[141]141
  Высокое дерево (гэльск.).


[Закрыть]. У тебя тут не найдется чего-нибудь выпить, саксоночка?

– Ах вот ты о ком… – Я махнула на черную бутыль со зловещим изображением черепа и скрещенных костей, нарисованных мелом. – Это ревеневый джин. A’ Chraobh Ard? – улыбнулась я вопреки обстоятельствам.

Упомянутый молодой парень – очень молодой, вряд ли ему больше пятнадцати – и правда был высоченный, на дюйм-другой выше Джейми, но тоненький, словно ивовый прутик.

– О чем только думает Хирам? – поинтересовалась я. – Его брату явно еще рановато жениться на ком-либо, даже будь Фанни девицей на выданье, а это не так.

– Да. – Джейми взял со стола чашку, с подозрением заглянул внутрь и понюхал, прежде чем плеснуть туда порцию джина. – Он это признает. Говорит, Сайрус встретил ее в церкви и хотел бы приходить в гости – ну, знаешь, официально, – только Хирам не хочет, чтобы его знаки внимания неправильно восприняли или посчитали неуважением.

– Вот как?.. – Я встала и плеснула джина себе. У него был прекрасный аромат под стать вкусу – сладкий, но с выраженной кислинкой. – Зачем Хирам на самом деле приходил?

Джейми улыбнулся и стукнул кромкой своей деревянной чашки о мою.

– Насчет ополчения. И еще кое-каких дел, но в основном за этим.

Вот так неожиданность. Хотя Хирам, подобно любому из знакомых мне рыбаков, был крепок как кремень, я никогда не слышала, чтобы мужчины из Терсо брались за оружие, разве что время от времени стреляли дичь. Что же до верховой езды…

– Видишь ли, капитан Каннингем снова читает проповеди о войне, и Хирам тревожится.

– Правда? – Занятая то одним, то другим, я в последнее время не ходила на воскресные службы Каннингема. Хотя знала, что он лоялист – и что тот человек, Партленд, пытался достать ему винтовки. – Как думаешь, он планирует собрать собственное ополчение? Здесь?

Весьма опасная перспектива.

– Вряд ли, – медленно произнес Джейми, хмуро глядя в чашку. – Всему есть предел, и я думаю, капитану хватает ума это понимать. Но вот его друзья… Грейнджер и Партленд. Если они вздумают создать отряд лоялистского ополчения – а с них станется, – Каннингем, скорее всего, их поддержит. Я имею в виду, расскажет об этом прихожанам и призовет людей откликнуться.

Интересно, подумала я, что от виски по телу разливается тепло, а от джина – холодок. Или, может, это из-за разговоров про ополчение у меня мороз прошел по шее?

– Но ведь Хирам не станет слушать Каннингема, правда? Капитан хоть и не папист, но, с точки зрения Хирама, методисты ничем не лучше.

– Верно. – Джейми облизнул уголок рта. – Сомневаюсь, что он лично посещал проповеди Каннингема. Но кое-кто из рыбаков, конечно, ходит.

– Для развлечения? – улыбнулась я.

Хотя и у Роджера, и у капитана имелись немногочисленные преданные прихожане, немало жителей Риджа готовы были послушать любого, кто желал высказаться, и присутствовали на всех воскресных службах, в том числе на собраниях Рэйчел, а потом критически оценивали слова каждого из проповедников.

– Да, в основном. Разумеется, капитану далеко до представлений Панча и Джуди или до проповедей Роджера Мака, но и к его речам прислушиваются. Кузены Хирама ведут разговоры. Ему это не нравится.

– Поэтому… он хочет, чтобы его брат ухаживал за Фанни?

Я тряхнула головой. Даже после хорошего глотка ревеневого джина я не видела никакой связи.

– Ну, строго говоря, дело не во Фрэнсис. – Джейми взял бутылку джина и задумчиво принюхался. – Ревень, значит. Если я выпью еще, мне станет худо?

– Не знаю. Попробуй – и увидишь, – посоветовала я и протянула свою чашку за добавкой. – В чем же тогда дело и как тут замешана Фанни?

– Ну, это сделка – не формальная, конечно, – между мной и Хирамом. Он прекрасно видит, к чему все идет, и когда настанет время, ему будет легче пойти за мной и повести своих людей, если между нашими семьями возникнут дружеские отношения, понимаешь?

– Иисус твою Рузвельт Христос. – Я с минуту обдумывала услышанное. – Ты же не хочешь выдать Фанни замуж за одного из Кромби? У нас ведь не Война чертовых роз с династическими браками направо и налево. Я не желаю, чтобы ты закончил жизнь в бочке мальвазии с раскаленной кочергой в заднице, как герцог Кларенс[142]142
  Война Алой и Белой розы (1455–1487) – династическая борьба за английский трон двух ветвей династии Плантагенетов – Ланкастеров и Йорков. Герцог Кларенс, Джордж Плантагенет (1449–1478) – один из претендентов на престол по линии Йорков, казнен по обвинению в измене. По преданию, утоплен в бочке со сладким вином – мальвазией.


[Закрыть].

При этих словах Джейми рассмеялся, и узел, стянувшийся у меня в животе, немного ослаб.

– До этого не дойдет, саксоночка. Я не позволю Сайрусу докучать Фанни или даже официально говорить с ней, если она не захочет. Но если девица не возражает против подобных визитов – а он вроде неплохой парень, – то… да, вероятно, так Хираму будет легче привести своих людей, когда я попрошу его пойти со мной.

Я попробовала представить Хирама Кромби, идущего в бой на стороне Джейми, – как ни странно, это выглядело не столь уж неправдоподобно. За исключением верховой езды… Конечно, люди из Терсо иногда использовали мулов или коней в качестве транспорта, но в целом относились к лошадям с большим подозрением и предпочитали передвигаться пешком. Возможно, отряд пехоты…

– Не хочу доставлять Фрэнсис беспокойство, – сказал Джейми. – Я с ней поговорю… И ты тоже – ну, знаешь, по-женски?

– По-женски, разумеется, – пробормотала я.

Однако он был прав. Фанни знала гораздо больше об опасностях, подстерегающих женщин, чем обычный двенадцатилетний ребенок. И хотя, по моему мнению, Сайрус не представлял для нее какой-либо угрозы, она должна знать, что имеет полное право отказаться.

– Хорошо, – с неохотой согласилась я. – Ты что-нибудь знаешь о Сайрусе, кроме того, что он высокий?

– Хирам тепло отзывался о юноше. Сделал ему, как мне кажется, высший комплимент.

– Какой?

Джейми допил остатки джина, слегка отрыгнул и поставил чашку.

– Он говорит, Сайрус думает как рыба.

* * *

К моему удивлению, Фанни, похоже, не возражала против официальных визитов Сайруса, когда я осторожно завела об этом речь.

– Правда, он совсем не знает английского, – задумчиво произнесла она. – Как и многие поселенцы на том краю долины, по словам Жермена.

Жермен был прав: большинство рыбаков говорило только на гэльском. В том числе и по этой причине они жили замкнутой группой обособленно от других поселенцев Риджа.

– Я изучаю Gàidhlig, – сообщила Фанни, правильно выговаривая слово. – Думаю, что узнала бы больше от Сайруса.

– Зачем? – удивилась я. – То есть… почему ты решила выучить гэльский?

Девочка слегка покраснела, однако глаз не отвела и не потупилась. Такая поразительная выдержка была одним из качеств, которые порой немного пугали в Фанни.

– Я услышала, как они поют, – сказала она. – В церкви с Роджером Маком. Однажды мистер Грейг, его брат и кое-кто из Уилсонов пришли на проповедь – кажется, вас тогда не было, потому вы и не слышали, – и после проповеди Роджер Мак спросил мистера Грейга, знает ли тот… – Она покачала головой. – Я не смогу произнести название, но это была песня на гэльском; все ее пели и хлопали по скамейкам, как в барабаны, и… вся церковь… она… – Фанни беспомощно посмотрела на меня, не в силах подобрать слова, однако я все поняла по ее сияющему лицу, – словно ожила.

– О… – сказала я. – Жаль, что я все пропустила.

– Если Сайрус будет меня навещать, может, кто-нибудь из его семьи тоже придет и они снова споют, – предположила она и с едва заметной грустью добавила: – Кроме того, после отъезда Жермена и Джемми мне будет с кем поговорить, пускай он меня и не поймет.

* * *

Упоминание о Жермене заставило меня насторожиться, и я отправилась на поиски Джейми. Он чинил стену амбара, которую в приступе гнева лягнул Кларенс, сломав одну из досок.

– Как думаешь, может, тебе стоит поговорить с Хирамом до прихода Сайруса? Я имею в виду… естественно, мы не станем никому рассказывать, откуда взялась Фанни. Но если Сайрус… э-э… предпримет какие-нибудь… хм… неуместные действия… Что, если она почувствует себя обязанной ответить?

Джейми, присевший на пятки, пока меня слушал, при этих словах рассмеялся и встал, качая головой.

– Не бойся, саксоночка, – успокоил он. – Парень и пальцем ее не тронет, а не то Хирам сломает ему шею. Хирам так и сказал.

– Что ж, это обнадеживает… Как думаешь, может, и тебе с ним потолковать? Я имею в виду, как loco parentis[143]143
  В качестве родителя (лат.).


[Закрыть] Фанни?

– Locum, – поправил он. – Нет. Я просто встречу его и напугаю своим видом. Он не посмеет дышать на нее, саксоночка.

– Хорошо, – уступила я, хотя все еще сомневалась. – Думаю, Фанни поверила нам – тебе, – когда мы сказали, что не намерены делать из нее шлюху, но… Она полжизни провела в борделе, Джейми. Даже если она сама не… участвовала, ее сестра этим занималась, и Фанни наверняка знала обо всем. Такой опыт не проходит бесследно.

Джейми помолчал, склонив голову и глядя на землю, где небольшая кучка свежего навоза красноречиво говорила о настроении Кларенса.

– Ты исцелила меня от гораздо худшего, саксоночка. – Он мягко тронул мою руку искалеченной правой кистью.

– Нет, – возразила я. – Ты сам исцелился – тебе пришлось. Я лишь… э-э…

– Накачала меня опиумом и с помощью прелюбодейства вернула к жизни? Да, точно.

– Не назвала бы это прелюбодейством, – рассудительно заметила я, обхватив ладонь Джейми и переплетя свои пальцы с его. – Мы были женаты.

– Мне лучше знать, – сказал он, и его челюсть напряглась, как и хватка. – В тот момент я трахал не только тебя, ты не хуже моего помнишь.

Если я и помнила, то никогда не призналась бы, а тем более не хотела это обсуждать, поэтому промолчала.

– И уж точно ни один из нас не сделал бы того же для Фрэнсис. Как знать, вдруг Сайрус сможет – не прикасаясь к ней.

Поцеловав мою руку, Джейми отпустил ее и наклонился за молотком.

* * *

Конечно, я уже видела Сайруса Кромби раньше, в церкви, но за исключением роста парень мне ничем не запомнился. Джейми устроил так, чтобы он с парой кузенов пришел в дом на неделе помочь с каркасом третьего этажа – и официально встретиться с Фанни.

Вот почему два дня спустя я взобралась на шаткую верхнюю площадку дома, где среди хлопающих и раскачивающихся на ветру веревок, досок и парусины медленно обретал очертания третий этаж.

– Странно, как тебя еще не укачало, – сказала я Джейми, пока он измерял один край приподнятой платформы, которой со временем предстояло стать чердаком, и делал беспорядочные на первый взгляд отметки мелом.

– Наверное, укачало бы, задумайся я об этом, – рассеянно ответил он. – Что тебя сюда привело, саксоночка? Для ужина еще рановато.

– Ты прав. Хотя я принесла тебе перекусить. – Порывшись в кармане, я вытащила булку с сыром и соленым огурцом. – Тебе надо лучше питаться. Вон, твои ребра уже можно пересчитать, – неодобрительно добавила я.

Я не преувеличивала: на время работы Джейми снял рубаху, и ребра отчетливо проступали под кожей на его спине, испещренной поблекшими шрамами.

Он лишь ухмыльнулся, однако встал и взял булку, разом откусив большой кусок.

– Taing, – сказал он, проглотив, и кивнул куда-то мне за спину. – Вот и он.

Я повернулась. Действительно, по дорожке за домом шел Сайрус Кромби, также известный как Высокое Дерево. Я отметила его буйные светло-каштановые кудри, доходившие до плеч, и настороженное выражение лица.

– А где другие Кромби?

– Придут следом. Полагаю, он явился немного пораньше, чтобы поговорить с Фанни – пускай и не совсем наедине, но без Хирама, который дышал бы ему в затылок. Смело с его стороны, – добавил Джейми одобрительно.

– Мне спуститься? Присмотреть за ними? – спросила я, наблюдая за парнем. Тот остановился у колодца и вытащил матерчатый сверток из сумки на поясе.

– Нет, саксоночка. Я рассказал сестре, что нужно делать; она за ними приглядит, не испугав Сайруса до чертиков.

– По-твоему, я бы испугала?

Джейми рассмеялся, бросил последний кусочек булки в рот и прожевал. В ответ на долетевший до меня запах огурчиков с сыром мой собственный желудок заурчал в предвкушении.

– Да. К твоему сведению, все рыбаки до сих пор думают, что ты почти ведьма, а то и самая настоящая bean-sithe. Даже Хирам изображает рога у тебя за спиной, когда ты рядом.

Я не знала, как к этому относиться. Конечно, я непреднамеренно воскресила свекровь Хирама из мертвых на ее похоронах; и хотя несколько минут спустя она умерла окончательно, все же успела обвинить Хирама в недостаточно роскошной церемонии. Однако я полагала, что о происшествии уже забыли.

– Кто пытался построить башню до небес и плохо кончил? – поинтересовалась я, отложив на время вопрос о своей репутации и выглянув за край платформы.

– Вавилоняне, – ответил Джейми, роясь в кармане в поисках клочка бумаги и карандаша. – Хотя вряд ли они ждали гостей. Просто хвастались. Такого рода вещи всегда ведут к беде.

– Если мы примем столько гостей, – я обвела рукой обширный настил, – боюсь, беда не заставит себя ждать.

Джейми замер и посмотрел на меня. Он похудел и выглядел изможденным, кожа на предплечьях и плечах покраснела и обгорела, рыжие пряди развевались на ветру, а глаза были пронзительно-голубыми.