Текст книги "Скажи пчелам, что меня больше нет"

57
Готов ко всему

Нужно сказать ей, и чем скорее, тем лучше. В конце концов, он принял решение, понравится это ей или нет.

Шел дождь, и тяжелые капли барабанили по жестяной крыше сарая для коз словно выстрелы. Йен нырнул внутрь. Мать доила козу и во весь голос напевала шотландскую песенку «Mile Marbhaisg Air A’ Ghaol». Взглянув на него, она кивком дала понять, что скоро освободится, и продолжила доить, распевая «Тысячу любовных заговоров».

Козы тоже подняли головы, однако, узнав его, лишь прянули ушами и вернулись к поеданию травы. Похоже, песня им нравилась; дождь их нисколько не беспокоил, как и далекие раскаты, которые становились все громче. Изящным жестом мать сцедила последние капли и закончила восклицанием: «A’ Ghaol!» Йен зааплодировал, отчего козы вздрогнули и запоздало замекали.

– Уймись, дурень, – снисходительно бросила она, затем встала, отвязала козу от стойки и подняла переполненное ведро. – На, отнеси в дом, только скажи Рэйчел, пусть не взбивает, пока не пройдет буря, а то масло не получится.

– Думаю, ей и самой хватит ума не стоять на крыльце под проливным дождем, взбивая масло, когда того и гляди ударит молния.

– Пф-ф, – сказала мать и накинула шаль. Однако стоило ей это сделать, как дождь резко сменился градом. – A Mhoire Mhàthair![147]147
  Матерь Божья! (гэльск.)


[Закрыть] – воскликнула она, изобразив рога. – Не ходи сейчас, а то мозги вышибет.

Возможно, она добавила еще что-то о его мозгах – из-за шума Йен не расслышал. Градины размером со свиные копытца грохотали по жестяной крыше, подпрыгивали и перекатывались на зеленой траве возле открытого сарая. Поставив ведро у стены так, чтобы оно не опрокинулось, и поглядывая на мать, Йен скрестил руки на груди и прислонился к бревну в ожидании подходящего момента. Он уже извелся и больше не хотел тянуть. Пора сказать – и покончить с этим; хватит ходить вокруг да около.

Козы, совершенно по-козьи, подошли к нему и стали фамильярно обнюхивать, но заинтересовать их мог разве что подол рубахи, а его Йен уже подобрал рукой. Несмотря на открытую переднюю стену сарая и холодное дыхание разразившейся бури, тепло любопытных мохнатых тел успокаивало, и он почувствовал, как тревога по поводу предстоящего разговора немного улеглась.

Мать подошла к козе, обнюхивающей его ягодицы, и встала, удовлетворенно глядя на бурю и почесывая животное между ушами. Вид отсюда и правда открывался изумительный. Место для сарая с козами выбрала она, а Йен построил его так, чтобы через широкий просвет среди деревьев вдалеке было видно гору Роан. В настоящий момент зрелище впечатляло: вершину скрывали нависшие черные тучи, в которых то и дело вспыхивали яркие разряды. На их глазах огромная молния расколола небо, и Йен вместе с козами подпрыгнул от оглушающего грохота.

Вдруг, как если бы молния послужила сигналом, град прекратился и снова пошел дождь, только уже тише.

– Похоже на эмблему Маккензи, правда? – заметила мать, кивая на далекую возвышенность. – Пылающая гора.

И в самом деле, с нижних склонов, где молния ударила во что-то горючее, поднимались три небольших струйки дыма. Впрочем, беспокоиться не о чем: при таком проливном дожде они не причинят вреда.

– Я никогда не видел эмблему Маккензи, – сказал Йен. – Это пылающая гора?

Мать бросила на него удивленный взгляд, затем кивнула.

– Да, я и забыла… Все кануло в Лету, прежде чем ты научился ходить. – Ее губы на миг сжались. – Твой отец когда-нибудь говорил тебе девиз Мюрреев?

– Да, но я плохо помню… что-то про оковы?

– Furth, Fortune, and Fill the Fetters, – отчеканила она. – Иди на врага и возвращайся с золотом и пленными.

При этих словах Йен рассмеялся.

– Воинственная братия, да? Старые Мюрреи…

Мать пожала плечами.

– Мне так никогда не казалось, но, знаешь, твой отец в молодости служил наемником. Твой дядя Джейми тоже. – Ее губы дрогнули. – Уверена, Джейми не раз говорил тебе девиз Фрэзеров – Je suis prest?

– Да. – Йен улыбнулся с легкой грустью. – «Я готов».

Мать тоже улыбнулась, глядя на него снизу вверх. Шаль соскользнула ей на плечи, а стянутые волосы блестели в дождевом свете, будто вороненая сталь.

– Да. У Мюрреев есть и другой девиз. Первый придумал герцог Атолл, кровожадная старая бестия, а вот второй куда лучше: Tout prest.

– Полностью готов? Или готов ко всему?

– И то и другое. Я думала об этом время от времени, пока они были во Франции. Je suis prest… Tout prest. И каждую ночь молилась об этом Богородице. Чтобы они были готовы, я имею в виду.

Она замолчала, положив руку на коричнево-белую голову козы. Лучшего момента не найти. Йен кашлянул.

– Кстати о готовности, мам…

Она уловила особую нотку в его голосе и пристально посмотрела на сына.

– Да?

– Я говорил с Барни Чизхолмом. Ты можешь остаться с ним и Кристиной, пока… пока нас не будет. Мы с Рэйчел, – добавил он, сглотнув, – отправляемся на север, чтобы узнать о… о…

– Твоей жене-индианке? – сухо уточнила она. – Не утруждайся. Я уже попросила девочек Макдональдов присмотреть за козами.

– Ты… что? – У него словно выбили почву из-под ног. Мать взглянула на него с легким раздражением.

– По-твоему, я позволю Рэйчел в одиночку последовать за тобой туда, где идет война, вместе с вашим карапузом?

– Но… – Слова застряли у него в горле.

Йен хорошо знал свою мать и видел, что она говорит серьезно. Какой бы там девиз ни приписывали себе Фрэзеры, с тем же успехом им мог быть «Упертый, как скала». Йен частенько замечал подобное выражение на лице дяди Джейми, поэтому тотчас его узнал.

– Кроме того, – прибавила мать, отталкивая козий нос от бахромы своей шали, – вряд ли у могавков ты раздобудешь много золота – скорее сам окажешься в плену у красномундирников.

Оставалось только рассмеяться. Однако Йен предпринял последнюю попытку, просто чтобы сказать своему отцу, что он старался:

– Думаешь, па позволил бы тебе сделать такую глупость?

– А его никто бы и не спрашивал, – пожала она плечами. – Вот, возьми. – Мать отдала полное ведро и нагнулась за другим. – Кроме того, он и не пытался бы меня остановить. Малютка Огги – его кровинушка, как и моя. Йен-старший будет рядом со мной всю дорогу.

Йен сглотнул комок в горле, но вместе с горем ощутил любопытство.

– Ты чувствуешь присутствие папы? – спросил он. – Я – да. Временами.

Мать дала ему второе ведро и открыла ворота сарая. Дождь прекратился, и воздух вокруг искрился серебром в тусклом свете.

– Ты не перестаешь любить человека только потому, что он умер, – с упреком сказала она. – Полагаю, и он не перестает любить тебя.

* * *

– Сколько лет твоей матери? – спросила Рэйчел у Йена. – Конечно, я только рада ее компании, да и помощь с малышом будет весьма кстати, но ты лучше меня знаешь, чем может обернуться такое путешествие.

Йен ухмыльнулся, но не вопросу, а тому, как Рэйчел после секундного колебания произнесла слово «малыш» на шотландский манер, осторожно, словно опасаясь его спугнуть.

– Точно не знаю, – ответил он. – Она на два года старше дяди Джейми.

– О… – На лице Рэйчел проступило облегчение.

– И всего год назад она покинула Шотландию и пересекла с дядей Джейми океан, а потом проделала путь в сотни миль по бездорожью в Филадельфию. Пускай это путешествие немного дольше, – и чуточку опаснее, добавил он про себя, – зато у нас будут хорошие лошади и деньги на постоялые дворы, там, где они найдутся. Кроме того, – он пожал плечами, – раз мама говорит, что поедет с нами, так она и сделает.

58
Молитвы по четкам

Джейми не утруждался ступать тихо. Медведя ничем не испугаешь, а кто кого первым увидит – лишь дело случая.

На тропе, ведущей к верхнему лугу, который они называли Feur-milis, с ночи все еще было темно и холодно. Желтеющие деревья вдоль обочины блестели, напитанные влагой после вчерашнего дождя, и Джейми натянул на голову плед, защищаясь от капель. Плед, хотя старый и изношенный, по-прежнему согревал и не пропускал воду. Надо было попросить Клэр, чтобы меня в нем похоронили, если с медведем не повезет; будет уютнее в могильной сырости. Потом он вспомнил об Эми Хиггинс и перекрестился.

Джейми вышел из тени деревьев на луг, подернутый дымкой в лучах раннего утра. На дальней стороне паслись три самки оленя; испуганные вторжением, они вскинули головы, а затем с треском исчезли в кустах.

Что ж, теперь ясно одно: медведя поблизости нет. В это время года он, скорее всего, не прельстился бы оленями: ручьи кишели рыбой, а в лесу полно медвежьих лакомств, от личинок и грибов до пчелиных ульев, наполненных медом (Джейми очень надеялся, что объект его преследования нашел хотя бы один – мед придавал жиру особый, едва уловимый аромат). Однако олени имели весьма твердое представление о хищниках в целом и при появлении одного из них не стали бы мешкать, испытывая судьбу.

Джейми оглядел луг, затем медленно прошел по периметру в поисках следов, но обнаружил только кучку рассохшегося старого помета под сосной да отметины от когтей на большой ольхе – свежие, однако сок уже успел засохнуть. Джо сказал, что видел здесь медведя пять дней назад; очевидно, с тех пор зверь не возвращался.

Джейми на мгновение замер, подставив лицо ветру, шевелившему траву. В воздухе стоял слабый запах, не медвежий. Где-то рядом бродит олень, еще не начавший гон, но интересующийся самками.

Громкий треск заставил его обернуться. Впрочем, дружное энергичное меканье тотчас известило Джейми о том, кто это, прежде чем сестра вышла из-за поворота тропы, ведя на веревке четырех коз. На плече она несла ружье и внимательно оглядывалась по сторонам.

– Это тебе еще зачем, a phiuthair?[148]148
  Сестра (гэльск.).


[Закрыть] – спросил он как ни в чем не бывало.

Не заметив брата в тени, Дженни испуганно развернулась и направила ствол прямо на него. Джейми поспешно шагнул в сторону – не ровен час, ружье заряжено.

– Не стреляй, это я!

– Дурень, – сказала она, опуская оружие. – А как по-твоему, на что оно мне? Много всего можно сделать с ружьем-то?

– Ну, если для медведя, то твоя штуковина ему разве что нос расквасит, не более того. – Джейми кивнул на оружие в ее руках. Собственная винтовка все еще висела у него на плече, заряженная и взведенная. Вряд ли она остановила бы решившего напасть медведя, но если зверь просто проявит любопытство, выстрел заставит его держаться на расстоянии.

– Медведь? Ах вот что ты задумал. Клэр все гадала.

Дженни отвязала нетерпеливых коз, и они тут же нырнули в густую траву, словно утки в воду мельничного пруда.

– Гадала, значит, – произнес он, не меняя интонации.

– Так прямо она не сказала, – откровенно призналась сестра. – Но пока мы готовили завтрак, Клэр увидела, что твоего ружья нет, и на миг застыла как вкопанная.

Джейми почувствовал укол вины. Он ушел затемно и не хотел будить Клэр, однако следовало предупредить ее вчера вечером, что он попробует выследить медведя, которого заметил Джо Бердсли. Пока они возводили крышу, чтобы успеть к зиме, времени на охоту почти не оставалось, а им совсем не помешали бы мясо и жир. Кроме того, у них было всего несколько стеганых одеял и одно шерстяное, купленное Джейми у торговца из моравской общины. С хорошим медвежьим пледом Клэр будет уютнее морозными ночами; сейчас она ощущала холод сильнее, чем в прошлую зиму в Ридже.

– Да ничего страшного, – добавила сестра, и Джейми почувствовал на своем лице ее заинтересованный взгляд. – Просто удивилась.

Он молча кивнул. Должно пройти еще какое-то время, чтобы Клэр не строила никаких догадок, обнаружив, что он ушел с ружьем.

Джейми вздохнул; пар превратился в белое облачко и тут же исчез, хотя солнце нового дня уже пригревало плечи.

– Да. А тебя сюда зачем занесло? Далековато для выпаса.

Одна из коз вынырнула из травы, чтобы подышать воздухом, и с интересом обнюхивала свисающий конец его кожаного ремня. Джейми спрятал ремень подальше и осторожно оттолкнул козу коленом.

– Откармливаю их перед зимой. – Дженни кивнула на любопытную козочку. – Трава им больше нравится, чем корм в лесу, и следить за ними тут легче. Глядишь, и пару себе найдут.

– Ты же знаешь, что Фанни за ними присмотрела бы. Или тебя извел малыш Огги? – У ребенка были сильные легкие. При определенном направлении ветра его слышали даже в Большом доме. – А может, ты сама извела Рэйчел?

– Я люблю коз. – Сестра проигнорировала его слова и оттолкнула пару настойчивых губ, пощипывающих бахрому на ее шали. – Teich a’ ghobhair[149]149
  Пусти, козел (гэльск.).


[Закрыть]. Овцы милые создания, когда не пытаются сбить тебя с ног, но туповатые. А козы себе на уме.

– Да, и ты тоже. Йен всегда говорил, что тебе нравятся козы, потому что они такие же упрямые, как и ты.

Дженни смерила его долгим взглядом.

– Чья бы корова мычала, – бросила она.

– С кем поведешься… – Джейми сунул сорванный стебелек травы сестре под нос. Та выхватила его и скормила козе.

– Ммхм… Ну, если хочешь знать, временами я прихожу сюда, чтобы подумать. И помолиться.

– Неужели?

Дженни на мгновение сжала губы, а затем повернулась и оглядела луг, прикрывая глаза от косых лучей утреннего солнца.

Ладно, – подумал он. – Сама расскажет, когда будет готова.

– Так значит, тут поблизости медведь? – спросила она, поворачиваясь к нему. – Мне увести коз?

– Не думаю. Джо Бердсли видел его несколько дней назад здесь, на лугу, но свежих следов нет.

Поразмыслив секунду-другую, Дженни села на поросший лишайником камень и аккуратно расправила юбки. Она подняла лицо к солнцу, прикрыв глаза, а козы вновь принялись щипать траву.

– Только дурак стал бы охотиться на медведя в одиночку, – заявила она все еще с закрытыми глазами. – Клэр сказала мне это на прошлой неделе.

– Правда? – сухо спросил Джейми. – А она говорила тебе, что в первый раз я убил медведя один, своим кинжалом? И она же еще двинула мне рыбиной по голове, пока я это делал?

Открыв глаза, Дженни посмотрела на него и заметила:

– Она не отрицала, что дуракам везет. Если бы тебе чертовски не везло, ты бы уже шесть раз умер.

– Шесть? – Джейми встревоженно нахмурился, и сестра удивленно подняла бровь.

– Вообще-то я не считала… Так просто брякнула. А в чем дело, a ghràidh?

Это небрежное «любовь моя» неожиданно растрогало его, и Джейми кашлянул, чтобы скрыть чувства.

– Ни в чем, – пожал он плечами. – Просто как-то в молодости в Париже мне гадалка сказала, что я умру девять раз перед смертью. Думаешь, лихорадка после того, как Лири в меня выстрелила, считается?

Дженни решительно покачала головой.

– Нет, ты бы не умер, даже если бы не вернулась Клэр со своей иголкой. Через день-два ты бы встал и отправился за ней.

Он улыбнулся.

– Пожалуй.

Сестра издала тихий гортанный звук, который мог сойти за смех или издевку.

Какое-то время они молча прислушивались к звукам леса. С деревьев больше не капало, и теперь до них долетал сорочий треск, похожий на скрип ржавых дверных петель. Потом где-то позади раздалось громкое «куа-куа», и Дженни широко раскрытыми глазами посмотрела куда-то поверх его плеча.

– Это сорока? – спросила она.

В Нагорье к сорокам всегда прислушивались, потому что они были птицами-предвестниками, и если ты слышал одну, то надеялся услышать и другую. Одна к печали… две к радости…

– Нет, – успокоил Джейми. – Не думаю, что в местных горах водятся настоящие сороки. Это, скорее всего, дятел. Вон там, видишь? – кивнул он.

Повернув голову, Дженни взглянула на сероватую птицу с алой полоской на горле; цепко сидя на раскачивающейся сосновой ветке, глазами-бусинками она внимательно высматривала что-то на земле.

Дженни расслабилась, перевела дух и, продолжая прерванный разговор, спросила:

– Ты не держишь на меня зла за то, что я заставила тебя жениться на Лири?

Джейми уставился на нее.

– С чего ты решила, что можешь заставить меня сделать хоть что-то против воли, маленькая зудила?

– Зудила? Это еще кто? – нахмурилась она.

– Мешок неприятностей, насколько я понял, – сообщил он. – Джемми так называет Мэнди.

Дженни не рассмеялась, хотя на ее щеке внезапно появилась ямочка.

– Ясно, – сказала она. – Ты понял, о чем я.

– Да, – согласился Джейми. – И нет. В смысле, я не держу на тебя зла. В конце концов, она меня не убила.

Одна из коз присела в нескольких футах от них и навалила миниатюрную горку аккуратных черных шариков. За те мгновения, что от помета исходил пар, Джейми учуял необъяснимо приятный теплый запах, который тут же растаял в холодном воздухе.

– Интересно, как это у них так аккуратно получается, – сказала Дженни, тоже наблюдавшая за действом. – Я имею в виду, по сравнению с коровами.

– Об этом тебе лучше спросить Клэр, – посоветовал Джейми. – Она не хуже Создателя знает, как устроены кишки.

Дженни рассмеялась, а он только сейчас понял, что при обходе вообще не видел козьего помета на лугу. Значит, сестра не приводила сюда своих коз регулярно. Следовательно, она пришла из-за него. Вероятно, чтобы сказать ему что-то наедине.

Джейми прочистил горло и коснулся груди, где под рубашкой висели деревянные четки.

– Молиться, говоришь. Может, почитаем по четкам вместе? Как раньше?

Заметно удивившись, она с сомнением посмотрела на него, однако потом согласно кивнула и полезла в карман.

– Да, пожалуй. И раз уж ты упомянул… я хотела кое о чем тебя попросить, Джейми.

– О чем?

К его удивлению, она вытащила нитку блестящего жемчуга с золотым распятием и медальоном, сверкнувшим в лучах восходящего солнца.

– Не знал, что ты привезла свои хорошие четки… Думал, ты оставишь их одной из своих дочек.

«Хорошие» – еще мягко сказано. Эти четки были сделаны во Франции и, вероятно, стоили столько же, сколько приличная верховая лошадь, если не больше. Четки принадлежали их матери – Брайан отдал их Дженни тогда же, когда подарил Джейми жемчужное ожерелье Эллен.

Его сестра поморщилась, словно извиняясь.

– Если я отдам их кому-нибудь из девочек, остальные обидятся. Не хочу, чтобы они из-за этого поссорились.

– Да, пожалуй, ты права. – Джейми присел рядом, протянул палец и нежно коснулся слегка неровных бусин; четки были сделаны из шотландского жемчуга, как и ожерелье, которое он подарил Клэр. – Откуда они взялись у мамы, знаешь? В детстве я не догадался спросить.

– Ну, разумеется. Когда ты маленький, мама и папа – это просто мама и папа, и все незыблемо. – Дженни собрала бусины на ладонь в небольшую кучку. – Хотя я знаю, откуда они; па рассказал, когда отдал их мне. Думаешь, у нее течка?

Она вдруг покосилась на одну из козочек, которая подняла голову и издала протяжное пронзительное блеяние. Джейми оценивающе посмотрел на животное.

– Возможно. Она виляет хвостом. Или просто чует запах оленя в той роще. – Он дернул подбородком в сторону сахарных кленов, уже наполовину багряных, хотя листва еще не начала опадать. – Для гона рановато, но если я чую его запах, то и она тоже.

Дженни подняла лицо навстречу легкому ветру и глубоко вдохнула.

– Да? Я ничего не чувствую, поверю тебе на слово. Па всегда говорил, что у тебя нос как у трюфельной свиньи.

Джейми фыркнул.

– Точно. Так что же он сказал тебе тогда? О маминых четках.

– Ах да. Он ревновал. Она никогда не говорила, кто прислал ей то ожерелье.

– А ты знаешь?

Дженни покачала головой и с интересом взглянула на брата.

– А ты?

– Да. Мужчина по имени Маркус Макраннох – один из ее ухажеров из Леоха, весьма галантный. Он купил их в надежде жениться на ней, но она встретила папу и сбежала с ним раньше, чем Макраннох успел объясниться. Он сказал… то есть Клэр сказала, – поправился Джейми, – он так часто представлял ожерелье на ее прелестной шее, что не мог найти для него иного места и поэтому послал маме в качестве свадебного подарка.

Дженни удивленно округлила губы.

– О… значит, вот как все было. Ну, па знал, что это подарок от другого мужчины, и, как я уже сказала, ревновал – они ведь поженились совсем недавно, и па, наверное, боялся, что мама не считает его выгодной партией. Поэтому он продал хорошее поле Джорди Маккаллуму и дал деньги Мурте, чтобы тот поехал и купил какую-нибудь вещицу для мамы. Он собирался подарить ее, когда родится ребенок. Уилли то есть. – Дженни подняла распятие и нежно поцеловала его, благословляя их старшего брата. – Бог знает, где Мурта их взял… – С легким стуком она пересыпала четки из одной руки в другую. – Хотя слова на медальоне французские.

– Мурта? – Джейми взглянул на четки и чуть нахмурился. – Но па наверняка знал о его чувствах к маме.

Дженни кивнула, водя большим пальцем по распятию и прекрасно вылепленному изувеченному телу Христа. Откуда-то из кленовой рощи донесся слабый клич дятла.

– Я подумала о том же: зачем ему посылать Мурту с таким поручением? Па сказал, что и не собирался; просто сообщил Мурте о своем замысле. И тот вызвался. Папа не хотел его отпускать, но не мог поехать сам и оставить маму: вот-вот должен был родиться Уилли, а у них еще даже прочной крыши над головой не было – па едва успел заложить основание и начать дымоходы. К тому же… – Дженни дернула плечом, – он тоже любил Мурту. Больше, чем родного брата.

– Боже, как я скучаю по старому пройдохе, – порывисто сказал Джейми.

Взглянув на него, Дженни печально улыбнулась.

– Я тоже. Иногда гадаю, с ними ли он сейчас… с мамой и папой.

Эта мысль поразила Джейми – ему такое никогда не приходило на ум. Он рассмеялся и покачал головой.

– Ну, в таком случае, полагаю, он счастлив.

– Надеюсь, ты прав, – сказала Дженни, посерьезнев. – Мне всегда хотелось, чтобы он покоился вместе с ними – с семьей – в Лаллиброхе.

Джейми кивнул, ощутив внезапное стеснение в горле. Мурту, павшего в битве при Каллодене, сожгли и зарыли в какой-то безымянной яме на глухой пустоши, где его кости смешались с другими. И нет пирамиды из камней, куда те, кто его любил, могли бы прийти и оставить камень.

Дженни положила на руку брата ладонь – тепло проникло сквозь ткань его рукава.

– Не бери в голову, a bràthair, – тихо сказала она. – Он умер достойной смертью, и ты был с ним до конца.

– Откуда ты знаешь, что это была достойная смерть? – в порыве чувств излишне резко бросил Джейми.

Дженни на миг прищурилась, затем ее лицо снова приняло спокойное выражение.

– Ты сам говорил, дурачина, – сухо произнесла она. – Несколько раз. Неужели не помнишь?

Какое-то время Джейми в замешательстве смотрел на нее.

– Я говорил? Когда? Я даже не знаю, что произошло.

Теперь пришла ее очередь удивляться.

– Ты забыл? – Она сдвинула брови. – Ну… вообще-то, да, ты бредил в лихорадке целых десять дней, когда тебя привезли домой. Мы с Йеном по очереди сидели с тобой – в основном чтобы доктор не отнял тебе ногу. Можешь благодарить Йена за то, что она все еще с тобой, – добавила Дженни, кивнув на его левую ногу. – Он отослал доктора; сказал, что ты бы предпочел смерть.

На глазах у сестры вдруг выступили слезы, и она отвернулась.

Джейми положил руку ей на плечо, ощутив под шалью тонкие и хрупкие, как у пустельги, косточки.

– Дженни, – сказал он тихо. – Йен не хотел умирать. Поверь мне. Я – да… но не он.

– Нет, хотел, поначалу… – Она сглотнула. – Но ты ему не позволил… и он тебе тоже.

Дженни отерла лицо тыльной стороной ладони. Джейми взял ее кисть и поцеловал пальцы – совсем замерзшие.

– Ты ведь не винишь во всем себя? – Он встал и улыбнулся ей. – За нас обоих?

– Хм, – сказала Дженни, однако не без некоторого довольства.

Козы отошли чуть дальше, их гладкие коричневые спины виднелись среди травы. На одной из них висел колокольчик – до Джейми доносилось легкое позвякивание, когда коза двигалась. Вспорхнули дятлы; один пролетел совсем низко над лугом (Джейми уловил алую вспышку) и исчез за поворотом тропы.

Он подождал мгновение-другое, затем переступил с ноги на ногу и издал тихий, не предвещающий добра гортанный звук.

– Хорошо-хорошо. – Дженни закатила глаза. – Сейчас все расскажу, только дай собраться с мыслями. – Она поправила юбки и устроилась удобнее. – Ладно… Значит, так все и было. По крайней мере, так ты говорил. Ты сказал, – она нахмурила брови, припоминая, – что в пылу сражения продирался через поле и, когда остановился перевести дух, ты был… расстроен… что еще не умер.

– Да, – произнес Джейми тихо и с отчетливым ужасом ощутил, как тот день воскресает в памяти. Холодно, было жутко холодно от ветра и дождя, но его била горячка сражения; он не чувствовал этого, пока не остановился. – Что дальше? Вот чего я не знаю…

Дженни глубоко и шумно вздохнула.

– Ты оказался в тылу правительственных войск. Позади стояли пушки, направленные в другую сторону… в нашу.

– Да. Я мог… я… их видел. Людей, которые уже умерли и еще падали замертво… штабелями.

– Штабелями? – испуганно переспросила Дженни, и он опустил глаза, до сих пор чувствуя холод Каллодена в ладонях и ступнях.

– Они падали шеренгами, – сказал Джейми будто не своим голосом, сухо и отстраненно. – Английские ружья, мушкеты – у них дальность стрельбы… Сейчас не помню, но ее хватило, чтобы нас уложить. Некоторых задело снарядом или раздавило пушкой, но в основном гибли от мушкетов. А позже – от штыков. Я сам не видел, только слышал. – Джейми сглотнул и с той же ровной интонацией спросил: – Я рассказывал, что произошло потом?

Дженни выдохнула через нос, и он увидел, как ее ладонь сжалась на четках, словно черпая в них силу.

– Ты сказал, что не мог ничего придумать, как вдруг заметил поблизости пушку и расчет, стоявший к тебе спиной. Поэтому ты повернулся к ближайшему из группы… но между вами была толпа красномундирников, и когда ты отер пот с глаз, то увидел, что один из них – Джек Рэндолл.

Свободной рукой Дженни невольно изобразила рога, а затем сжала ладонь в кулак.

Он вспомнил. Вспомнил и почувствовал, как екнуло сердце, когда образ, преследующий его во снах, ожил в памяти.

– Он увидел меня, – прошептал Джейми. – Он стоял как вкопанный, и я тоже. От потрясения я не мог заставить себя пошевелиться.

– А Мурта… – еле слышно произнесла Дженни.

– Я его отослал, – шепнул он и увидел прочерченное складками лицо крестного, упорно не желавшего выполнять приказ. – Я заставил его уйти. Увести Фергуса и остальных. Сказал, что он должен доставить их в целости и сохранности в Лаллиброх, потому что… потому что…

– Потому что ты не мог, – тихо закончила Дженни.

– Не мог. – Джейми проглотил растущий ком в горле.

– Но он был там, ты сам сказал, – продолжила Дженни мгновение спустя. – На поле боя. Мурта.

– Да. Да, был.

Внезапное движение привлекло внимание Джейми, выдернув его из немой сцены, и заставило оторвать взгляд от лица Джека Рэндолла. Он увидел бегущего Мурту…

Он будто снова провалился в сон и теперь находился в нем. Холодно. Так холодно, что слова застыли в горле; мокрая от дождя и пота одежда липнет к телу, а ледяной ветер проникает сквозь плоть до самых костей так же легко, как через ткань. Он пытается – пытался – окликнуть, остановить Мурту, прежде чем тот доберется до английских солдат. Но остановить Мурту Фицгиббонса Фрэзера не смогли бы даже мушкеты и британские пушки, не говоря уже о голосе Джейми; он продолжал бежать, прыгая по заросшим травой кочкам, и вода разлеталась под его ногами, словно осколки битого стекла.

– Ты сказал, капитан Рэндолл заговорил с тобой…

– «Убей меня», – услышал Джейми собственный шепот. – Он просил меня убить его.

Любовь моя. Слова расплавленным свинцом просочились в уши. Ветер свистел над головой, выбивая волосы из-под повязки на лицо. Он это слышал, он знал, что ему не приснилось.

Но взгляд Джейми прикован к Мурте. Какое-то движение, сумятица, кто-то подошел к нему – он увидел темное лезвие штыка, мокрое от дождя, крови или грязи, и оттолкнул его в сторону; завязалась драка: на него накинулись двое и бьют, стараясь повалить на землю.

Внезапный звук привел его в чувство; он открыл глаза, пытаясь сориентироваться, и понял, что сам издал этот звук – раздраженный возглас от падения, когда из-под него выбили левую ногу; нужно встать…

– И капитан Рэндолл потянулся к тебе, пока ты лежал на земле.

– У меня в руке был кинжал, и я… – Джейми замолчал и глянул на сестру, ожидая продолжения. – Я убил его? Что я сказал?

Дженни внимательно смотрела на брата с выражением глубокого беспокойства. Он сделал нетерпеливый жест и встретил ее строгий взгляд. Нет, она не стала бы ему лгать, уж это-то он знал…

– Ты сказал – да. Снова и снова говорил…

– Я снова и снова говорил, что убил его?

Дженни непроизвольно поежилась.

– Нет. Что она была горячая. Его… кровь. Ты все твердил: «Горячая. Боже, какая горячая».

– Горячая.

На мгновение он пришел в замешательство, а потом вдруг вспомнил: смутное ощущение чего-то темного, нависшего над ним, прикосновение мокрой шерсти к лицу, усилие, огромное усилие, чтобы еще раз поднять руку, дрожь. Он видел, как прозрачные капли дождя стекают по лезвию, по его трясущейся руке, усилие, толчок, толчок вверх и толстая, неподатливая, рвущаяся ткань, неожиданное препятствие, сильней, черт побери, затем всепоглощающий внезапный жар, потекший по его ледяной кисти и продрогшему от ветра предплечью. Он помнил, что с благодарностью принял это тепло… но не мог вспомнить сам удар.

– Мурта, – произнес Джейми, и воспоминание о горячей крови покинуло его так же внезапно, как и появилось; холодный ветер дохнул в уши. – Я говорил, что случилось с Муртой? – спросил он, не скрывая боли, раздражения, отчаяния. – Почему ты не ушел, когда я приказал тебе, старый болван?

– Он ушел, – неожиданно проговорила Дженни. – Довел людей до дороги и отправил в путь. Так они сказали, когда объявились в Лаллиброхе. А он вернулся – ради тебя.

– Ради меня…

Теперь ему не пришлось закрывать глаза, чтобы увидеть: Мурта занес нож, целясь капитану в почку. Джейми ощутил удар собственным телом. Рэндолл упал, словно камень… ведь так? Но как же тогда он потом стоял, когда на них набросились остальные?

Его опрокинули лицом вниз, кто-то наступил ему на спину, пнул по голове, ударил прикладом по ребрам, выбив из него дух. Кругом кричали, ледяной холод расползался по телу… Конечно, он был тяжело ранен, но не знал об этом и медленно истекал кровью. Он мог думать только о Мурте, что он должен добраться до Мурты… Он полз. Джейми помнил, как из-под пальцев сочилась вода, когда он ладонями упирался в землю, и жесткие черные колючки мокрого вереска, за которые он цеплялся, подтягиваясь… Промокший тяжелый килт путался в ногах…

– Я нашел его. – Джейми сделал глубокий вдох. – Что-то случилось… Солдаты исчезли, я не знаю, сколько прошло времени… по ощущениям – считаные секунды между вдохами.

Его крестный лежал в нескольких ярдах, свернувшись калачиком, будто спящий младенец. Однако он не спал – и не был мертв. Еще нет. Джейми подхватил его на руки, увидел ужасную рваную рану на виске и черную кровь, толчками изливающуюся из раны на шее. А еще прекрасное, просветленное лицо Мурты, когда тот открыл глаза и понял, что Джейми держит его.