Текст книги "Скажи пчелам, что меня больше нет"

147
Лужа крови

Казалось, это никогда не закончится, но я знала, что минуты сочтены. Крики сверху, вопли, стрельба… грохот мушкетных выстрелов и пронзительный треск винтовок… Трясясь за деревом, я ощущала каждый выстрел своим телом.

* * *

Я услышала, когда в сражении произошел перелом. Мгновение тишины, снова стрельба и крики, но теперь все было по-другому. Меньше шума, меньше выстрелов. Свист умолк, а вопли усилились, однако тон их был безудержный. Ликующий.

Не в силах ждать дольше, я покинула свое убежище и начала взбираться по склону, поскальзываясь, падая и карабкаясь на четвереньках.

Поднявшись достаточно высоко, я увидела происходящее. Повсюду царил хаос, хотя стрельба почти прекратилась. Я забралась еще выше, на луг. Пот тек с меня ручьями, ноги тряслись от напряжения последнего часа, а сердце колотилось, как паровой молот.

Где ты? Где ты?

На одной стороне поляны толпилась кучка мужчин – пленные лоялисты, половина из них в зеленой солдатской форме, остальные – фермеры, как и наши люди.

Кстати, о наших… Я лихорадочно озиралась по сторонам, чтобы увидеть если не самого Джейми, то хотя бы кого-то знакомого.

Я заметила Сайруса. Высокое Дерево выглядел так, словно в него ударила молния; лицо его было черным от порохового дыма, за исключением дорожек, проделанных потом. Он ошеломленно взирал по сторонам, но, по крайней мере, держался на ногах.

Вокруг, толкаясь и толпясь, сновали люди. Один молодой человек налетел на меня и едва не сбил с ног. Обретя равновесие, я невольно стала извиняться.

И тут увидела у него винтовку Джейми.

– Где ты ее взял? – резко спросила я, со всей силы сжимая его плечо.

– Черт, а вы еще кто?

Потрясенный и возмущенный, он попробовал отстраниться. Я вонзила пальцы ему в подмышку, он завизжал и дернул руку, пытаясь вывернуться.

– Где ты это нашел?! – закричала я и что есть мочи вцепилась в него.

Он тоже закричал, корчась и ругаясь. Потом сильно пнул меня по голени, но ослабил хватку на винтовке; я отпустила другую его руку и вырвала оружие.

– Живо говори, где ты это взял, или, клянусь, я забью тебя ею до смерти!

Его глаза вылезли из орбит, как у испуганной лошади, и он попятился от меня, примирительно выставив ладони.

– Он умер! Ему она больше не нужна!

– Кто умер? – раздалось рядом.

Я едва могла слышать; кровь звенела у меня в ушах. Чья-то большая рука схватила меня за плечо и оттащила от мальчишки. Он тут же повернулся, чтобы сбежать, но Билл Эймос – а это был он – отпустил меня и двумя гигантскими шагами нагнал парня, поднял обеими руками и встряхнул, как тряпку.

– В чем дело, мэм? – спросил он, ставя мальчика на землю и поворачиваясь ко мне. Голос его был спокойным, хотя сам он дрожал с головы до ног то ли от жажды крови, то ли от сражения. Я подумала, что Билл может ненароком убить парня; его большой кулак ритмично сжимался на плече мальчишки, не в силах остановиться, а юнец визжал, умоляя отпустить его.

– Это… – Я не удержала винтовку; она выскользнула из моей руки, ткнувшись прикладом в землю. Я едва успела поймать ствол. – Это винтовка Джейми. Мне нужно знать, где он!

Эймос глубоко вздохнул и пару мгновений пыхтел, качая головой.

– Где полковник Фрэзер? – спросил он мальчика, снова встряхивая его, но уже мягче. – Где человек, у которого ты ее взял?

Парень плакал, его голова моталась туда-сюда, а слезы проделывали дорожки в грязи и пятнах от пороха на лице.

– Он мертв. – Мальчишка указал трясущимся пальцем на небольшой скальный выступ у края седловины, ярдах в пятидесяти.

– Нет, черт возьми! – Я влепила ему пощечину и протиснулась мимо, прихрамывая на ушибленную ногу (хотя боли не чувствовала) и предоставив Биллу Эймосу разобраться с ним по своему усмотрению.

Я нашла Джейми на клочке пожухлой травы сразу за скальным выступом. В луже крови.

* * *

Я упала на колени и лихорадочно ощупала его через одежду, отяжелевшую от пота и крови.

– Это все твоя кровь? – потребовала ответа я.

– Да.

Его глаза были закрыты, губы едва шевелились.

– Проклятье. Куда тебя ранило?

– Везде.

Я чертовски боялась, что так и есть, однако нужно было с чего-то начинать. Одна штанина насквозь пропиталась. Кровь не била струей, значит, артерия не задета, хорошо… Я принялась ощупывать бедро.

– Не… беспокойся, сак… – В груди у него захрипело. С огромным усилием Джейми открыл глаза и повернул голову в мою сторону. – Я… не… боюсь, – прошептал он. – Я не…

Его прихватил кашель. Почти бесшумный, но сотрясавший все тело. Однако он не харкал кровью…

Почему он кашляет? Пневмоторакс? Сердечная астма? Рубашка промокла насквозь. Если пуля задела сердце, но не проникла…

– А я чертовски боюсь! – отрезала я и крепче сжала его бедро, впиваясь пальцами в податливую плоть. – Думаешь, я просто буду сидеть здесь и смотреть, как ты умираешь?

– Да, – едва слышно прошептал он побелевшими губами и закрыл глаза.

Похоже, он говорил совершенно серьезно, и страх, ползавший у меня по коже, внезапно проник внутрь и впился когтями в сердце.

Темная венозная кровь медленно растекалась по земле. Я стояла коленями в пропитанной кровью грязи, и на подоле у меня были огромные черно-красные пятна; я чувствовала тепло на коже, хотя, возможно, только из-за дневной жары.

– Не смей, – беспомощно сказала я. – Джейми… не смей.

Он открыл глаза и посмотрел мимо и сквозь меня, как будто устремив взор на что-то очень далекое.

– Про… сти меня… – скорее выдохнул, чем сказал он, и я не знала, ко мне он обращается или к Богу.

– О господи… – Я чувствовала на языке холодный привкус железа. – Джейми… пожалуйста. Пожалуйста, не уходи.

Его веки дрогнули и закрылись.

* * *

Я не могла говорить. Не могла двигаться. Предавшись горю, я свернулась в клубок, все еще сжимая руку Джейми крепко, как утопающего, чтобы он не ушел от меня навсегда в кровавую землю.

За горем таилась ярость и такое отчаяние, какое дает женщине силы поднять автомобиль, спасая своего ребенка. Мысли о ребенке и запахе крови на долю секунды перенесли меня с бурлящего поля сражения, где я стояла на коленях в крови Джейми, на выщербленные половицы у бушующего огня, посреди криков и запаха крови, и мне было не за что ухватиться, кроме мокрого клочка жизни и одной фразы: «Не отпускай».

И я не отпустила. Я схватила его за плечо, перевернула на спину, откинула промокший мундир и разорвала рубашку посередине. Из пулевого ранения в груди, чуть левее центра, вытекала кровь. Медленно, а не толчками. Характерного хлюпающего звука я тоже не слышала; где бы ни засела пуля, она не проникла в легкое – пока.

Мне казалось, что я двигаюсь с неописуемой медлительностью, словно в патоке, и все же я делала сразу кучу вещей: затягивала жгут на бедре (слава богу, артерия в порядке, иначе он бы уже умер), зажимала рану в груди, звала на помощь, второй рукой ощупывала тело в поисках других повреждений, снова звала на помощь…

– Тетушка! – Йен рухнул на колени рядом со мной. – Он…

– Прижми тут! – Я схватила его руку и придавила к повязке на груди. Джейми застонал в ответ, что вселило в меня надежду. Но кровь под ним продолжала растекаться.

Я не сдавалась.

* * *

– Слушай меня, – сказала я спустя целую вечность. Лицо Джейми было неподвижным и белым; гул толпы доносился как далекий гром среди ясного голубого неба. Я чувствовала, как звук проходит сквозь меня, и выбросила из головы все, кроме небесной синевы – бескрайней, пустой, невозмутимой, мирной… и застывшей в ожидании.

– Слушай! – Я сильно потрясла его руку. – Ты думаешь, что вот-вот умрешь, но это не так. Ты будешь жить. Со мной.

– Тетушка, он умер. – Голос Йена был низким и хриплым от слез, большая теплая ладонь покоилась на моем плече. – Пойдем. Вставай. Давай я его понесу. Мы отвезем его домой.

* * *

Я отказывалась его отпускать. Я больше не могла говорить, у меня не было на это сил. Но я не отпускала и не двигалась.

Йен говорил со мной время от времени. Появлялись и исчезали другие голоса. Тревога, беспокойство, гнев, беспомощность. Я не слушала.

* * *

Синева. Она не пустая. Она прекрасна.

* * *

Я нашла четыре ранения. Одна пуля прошила мышцу бедра насквозь, но не задела ни кость, ни артерию. Хорошо. Рана на правом боку – глубокая борозда ниже грудной клетки – сильно кровоточила, но была непроникающей, слава богу. Третья пуля попала в левую коленную чашечку. К счастью, кровотечение минимальное, а насчет того, сможет ли он ходить в будущем, подумаем позже. Что касается ранения в грудь…

Пуля не прошла далеко за грудинную кость, иначе он бы умер. Правда, хотя грудина и замедлила ее скорость, пуля могла разорвать сердечную сумку или один из сосудов сердца.

– Дыши, – приказала я, заметив, что грудь не поднимается. – Дыши!

Я не видела движения грудной клетки, но когда поднесла руку к губам Джейми, то вроде бы уловила слабое шевеление воздуха. Я не могла делать массаж сердца из-за трещины в грудине и невидимой пули внутри или под ней.

– Дыши, – бормотала я себе под нос, накладывая свежую повязку на колено и торопливо приматывая ее отрезом бинта. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, дыши…

В какой-то момент рядом снова материализовался Йен-младший и, присев на корточки, стал протягивать мне вещи из моей сумки по мере необходимости. Похоже, он произносил «Радуйся, Мария», хотя я не могла разобрать, на гэльском или на мохоке. Откуда же тогда я знала, что это «Радуйся, Мария»?.. И тут меня озарило видение огромного голубого пространства. Синий, как плащ Богородицы… Я сморгнула обжигающий пот и глянула на лицо Джейми, спокойное и безмятежное. Может, я увидела Небеса его глазами?..

– Ты сходишь с ума, Бичем, – пробормотала я и продолжила работу, пытаясь остановить кровотечение. – Дай ему медовой воды, Йен.

– Он не может глотать, тетя.

– А мне плевать! Дай ему ее!

Чья-то рука протянулась поверх плеча Йена и взяла фляжку. Роджер… На лице и руках кровь, в темных волосах, растрепанных и мокрых от пота, запутались красные и желтые листья.

Кажется, я даже всхлипнула от облегчения, пусть и крошечного, какое дарило его присутствие. Одной рукой он поднес флягу к губам Джейми, другой нежно коснулся моего лица. Затем положил руку на плечо Джейми и тряхнул его.

– Не вздумайте умирать. Пресвитериане не проводят соборования.

Я рассмеялась бы, если бы могла перевести дух. Руки у меня были по локоть красными.

* * *

Я не отпускала. Я больше не могла говорить, у меня не было на это сил. Но не отпускала и не двигалась.

Йен говорил со мной время от времени. Появлялись и исчезали другие голоса. Тревога, беспокойство, гнев, беспомощность. Йен и Роджер. Я не слушала.

* * *

Синева.

Она прекрасна.

Она не пустая.

* * *

Я прижала лицо к груди Джейми, касаясь губами грудины, ощущая на языке металлический привкус крови и соленый пот. Мне показалось, что я чувствую медленное – очень медленное – биение его сердца.

Тук… Тук……… Тук…… Тук…

Я подумала о бешено колотящемся сердце Бри, о крошечных, уверенных ударах сердечка Дэвида и пыталась ощутить биение собственного сердца в кончиках пальцев, влить всю эту жизнь в него.

Не отпускай.

* * *

Время от времени я смутно сознавала происходящее вокруг. Крики людей, несколько выстрелов, снова крики…

Я слышала голос Роджера, но не могла в достаточной мере сосредоточиться и понять, что он говорит. Он опустился на колени рядом с Джейми и положил на него руку, и тут я почувствовала. Что-то затрепетало в нем и во мне, и я вдохнула это, как кислород.

* * *

Теперь от Джейми пахло по-другому, и это меня сильно пугало. Я чувствовала запах нагретой пыли и лошадей, горячего металла и ружейного дыма, вонь лошадиной мочи и острый запах поломанных растений и выщербленных стволов деревьев на склоне холма. Я чувствовала запах пота Джейми и его крови… боже, кровь пропитала мой лиф и корсет, ткань прилипла ко мне и к нему – тонкая липкая корка, от которой разило не свежей кровью, а густой вонью мясной лавки. Пот на его коже был холодным, скользким и почти не пах, лишенный живого мужского духа.

Кожа Джейми под пленкой пота и крови тоже была холодной; я изо всех сил прижалась к нему, крепко вцепившись в его спину, словно пытаясь проникнуть в мышечные волокна, добраться до грудной клетки и заставить сердце биться.

Внезапно я ощутила во рту что-то теплое и круглое, с металлическим привкусом, перебивавшим вкус крови. Я кашлянула, подняла голову, чтобы сплюнуть, и обнаружила, что это мушкетная пуля, нагретая его телом.

Он все еще дышал… Лишь слабое дуновение воздуха на моем лбу, холодившее мокрую от пота кожу.

Дыши, – яростно подумала я и прижалась лбом к его груди, к маленькому темному отверстию, через которое видела залитые кровью и посиневшие от нехватки воздуха легкие. Я потянулась к его сердцу, не находя слов, и ощутила тихое, замедляющееся биение, словно держала в руках по маленькому шарику, один тяжелее другого, и подбрасывала их туда-сюда, туда-сюда, ловя каждый по отдельности, один за другим.

Тут-тук… тук-тук… тук-тук…

– Может, нам лучше… увести ее? – Грубый неуверенный голос где-то далеко надо мной. – Я имею в виду… он…

– Оставьте ее.

Йен-младший сел рядом. Я услышала шорох земли под его мокасинами и скрип натянувшейся оленьей кожи штанов.

Быстро, захлебываясь, я поглубже вдохнула, глотая воздух за двоих; Йен осторожно положил руку мне на плечо, не зная, что ему делать, однако я чувствовала его.

Чувствовала. Плотная бесформенная фигура, сияющая прерывистым светом; Йен был ранен, но не опасно; его сила вспыхивала и угасала, вспыхивала и угасала…

Я ощущала его пульс своей плотью. На мгновение я словно растворилась и не осознавала границ собственного тела. Чувствовала медленную капитуляцию Джейми у себя в животе и венах, сильный пульс Йена в сердце и артериях.

Где я?

Я мрачно заключила, что это не имеет значения.

Помоги мне, – беззвучно взмолилась я, проваливаясь в пустоту.

148
Нет… пока

Мы вчетвером провели там остаток дня, ночь и большую часть следующего дня. Когда я наконец восстановила контакт с миром, то обнаружила, что лежу свернувшись калачиком рядом с Джейми, а над нами на легком ветру хлопает кусок парусины.

– Вот так, тетушка… – Йен взял меня под мышки и осторожно поднял в сидячее положение.

– Что? – прохрипела я.

Он поднес к моим губам флягу, и я глотнула. Это был сидр – никогда не пробовала ничего лучше. Потом я вспомнила.

– Джейми? – Я сонно огляделась в поисках мужа, однако перед глазами все расплывалось.

– Он жив, Клэр. – Роджер сидел на корточках рядом со мной. В кровоподтеках и заросший черной щетиной, но улыбающийся. – Не знаю, как вы это сделали. Мы боялись двигать вас – вас обоих, я имею в виду, потому что вы не хотели его отпускать.

Я огляделась. Мы все еще находились за скалистым выступом, скрывающим поле битвы, однако я слышала звуки – и чувствовала запах – расчистки. Кряхтение, разговоры, стук лопат и мягкий шорох отбрасываемой в сторону земли. Хоронили мертвых.

Но не нас.

Я положила руку на Джейми. Он выглядел как покойник. Я чувствовала себя мертвой. Хотя мы определенно были живы.

Грудь Джейми шевельнулась под моей ладонью. Он дышал – едва заметное движение, будто сквозь меня прошел легкий ветерок.

– Как думаешь, тетушка, его безопасно двигать с места? – спросил Йен. – Роджер Мак нашел неподалеку ферму, где вы можете пожить, пока оба не окрепнете для путешествия.

Я облизала потрескавшиеся губы и склонилась над Джейми.

– Ты меня слышишь?

Он слегка поморщился, затем – спустя мучительно долгое мгновение – открыл глаза. Только темно-голубые щелочки под налитыми кровью веками, но и этого хватило.

– Да, – прошептал он.

– Битва окончена. Ты не умер.

Джейми долго смотрел на меня, приоткрыв рот.

– Нет… пока, – произнес он. Как мне показалось, с легким сожалением.

– Мы едем домой, – заявила я.

С минуту он молча дышал, потом сказал: «Хорошо» – и смежил веки.

149
Вздорные, несдержанные, строптивые ублюдки

Фрэзер-Ридж

22 октября 1780 года

– Не хочу умереть во сне, – упрямо сказал Джейми. – То есть… если Господь призовет меня во сне, я, конечно, пойду. Но если мне суждено умереть от твоей руки, я хочу бодрствовать.

Руки у меня тряслись. Я спрятала их под фартуком, чтобы скрыть дрожь и не поддаться желанию задушить его.

– Тебя нужно усыпить, – постаралась вразумить я, хотя вышло не очень. – Нога должна быть полностью обездвижена, а я не могу этого гарантировать, пока ты бодрствуешь. Каким бы сильным ты себя ни считал, ты не сможешь лежать абсолютно неподвижно, даже привяжи я тебя к столу – что в любом случае намерена сделать.

Я строго посмотрела на него.

– Поэтому… – Руки, слава богу, перестали дрожать. Я вытащила их из-под фартука, взяла эфирную маску и наставила палец на Джейми. – Либо ты ляжешь прямо сейчас и примешь эфир, либо я попрошу Роджера и Йена тебя связать, и потом ты примешь эфир. Нравится тебе это или нет.

Он тут же сел и свесил ноги со стола, видимо решив, что с него довольно и плевать на трещину в коленной чашечке.

– Нет, приятель. – Роджер удержал его за плечо. Йен скользнул за спину Джейми, как водяной щитомордник, схватил его за второе плечо, а локтевым сгибом другой руки захватил шею.

– Ложись, дядя, – ласково проговорил он, не отпуская удушающий захват и притягивая Джейми к себе. – Все будет хорошо. Тетя Клэр тебя не убьет, а если вдруг и убьет, то Роджер Мак устроит прекрасные похороны, он ведь теперь настоящий священник.

Джейми издал нечто среднее между бульканьем и рычанием, его лицо побагровело от натуги. Вообще-то, я даже обрадовалась, что в нем достаточно крови для такого цвета.

– Отпустите. – Я махнула Роджеру и Йену. Те неохотно повиновались. Грудь у Джейми ходила ходуном, он сердито взирал на меня, но не отстранился, когда я подошла ближе. Я положила руку на его невредимое колено и, наклонившись, тихо заговорила:

– Если ты ляжешь сам, я усыплю тебя прежде, чем тебя свяжут. И развяжу, как только закончу операцию. Обещаю, ты не проснешься связанным.

Он понемногу восстанавливал дыхание и уже не выглядел так, будто его вот-вот хватит удар.

– Обещаешь, что я проснусь? – хрипло спросил он – не только из-за удушья.

– Не могу этого гарантировать, – как можно спокойней сказала я и сжала его колено. – Но даю сто против одного, что так и будет.

Джейми долго смотрел на меня испытующим взглядом, потом вздохнул.

– Ладно. Я с детства люблю риск. Полагаю, уже поздно меняться.

Опираясь на ладони, он снова закинул ноги на стол. От усилий, которых потребовала раненая нога, у него на лбу выступил пот, однако Джейми плотно сомкнул губы и не издал ни звука, когда Роджер с Йеном взяли его за плечи и уложили.

На рабочем столе позади меня лежала прокипяченная салфетка, а на ней – четыре узкие пластинки чеканного золота, изготовленные Брианной. Она старательно просверлила крошечные отверстия, чтобы я могла прикрутить пластинки к кости. Дженни с готовностью предоставила стальные винтики из своих часов.

Операция предстояла сложная и кропотливая, но я улыбалась под маской, намыливая, брея и протирая спиртом кожу на колене Джейми. Происходящее живо напомнило мне тот день, когда я готовилась ампутировать его укушенную змеей ногу – эту самую. Узкая бороздка, оставленная укусом, все еще виднелась прямо над лодыжкой, почти скрытая пушком рыжевато-светлых волос. Сегодня я не боялась за его жизнь и радовалась, что мои манипуляции с коленом не причинят ему боли. Я посмотрела на мужа; он встретил мой взгляд и нахмурился в ответ.

Я тоже насупила брови, передразнивая его. Джейми фыркнул и откинулся на спину, однако напряжение с лица исчезло. Такая реакция обрадовала меня больше всего; он боролся, и хотя ему пришлось уступить, он считал себя вправе злиться по этому поводу.

На своем веку я повидала много милых, любезных, послушных пациентов, которые умирали от своих недугов за несколько часов. Вздорные, несдержанные, строптивые ублюдки (любого пола) почти всегда выживали.

Ватно-марлевая маска отсырела в руке; я вытерла ладонь о фартук и кивнула Брианне на бутылку с эфиром на столе. Бри протянула ее мне, не отрывая встревоженного взгляда от отца, который скрестил руки на животе и упрямо смотрел в потолок – совсем как средневековый рыцарь в склепе какого-нибудь собора.

– Не хватает только меча на груди и маленькой собачки у ног, – сказала она. – И еще кольчуги.

Он слегка фыркнул, но лицо его расслабилось.

– Дыши медленно и глубоко, – попросила я тихим, успокаивающим голосом. Из открытой бутылки, словно призрак, поднялся запах эфира. Йен, почуяв его, затаил дыхание.

Глаза Джейми встретились с моими, когда я накрыла ему маской нос и рот; его мускулы напряглись.

– Просто дыши. На секунду у тебя закружится голова, только на секунду. – Прозрачные капли одна за другой падали на марлю и исчезали. – Вдохни. Считай для него, Бри, от десяти в обратном порядке.

Она слегка удивилась, но услужливо начала: «Десять… девять… восемь… семь…» Веки Джейми затрепетали, а затем широко распахнулись.

– Дыши, – внушала я.

«…шесть… пять…»

– Он больше не с нами, – тихо сказал Роджер и тут же поправился: – То есть… уснул.

«…три, два, один».

Я протянула Роджеру бутылку.

– Проследи, чтобы он оставался в этом состоянии. Одна капля каждые тридцать секунд.

Я пошла в последний раз протереть руки спиртом и проверить заготовленные инструменты и материалы, а Йен и Бри крепко привязали Джейми к столу тряпками и льняными бинтами. Пальцы его расслабились, кисти безвольно обмякли, когда руки положили по обе стороны туловища. Комнату заливал свет; тонкие волоски на руках и ногах Джейми сияли золотом; кровь, пропитавшая повязку, цветом напоминала сердцевину розы. Я сама задышала ровнее, сердцебиение замедлилось – я чувствовала его в подушечках пальцев. Какой-то святой был сейчас рядом. Я подавила желание убрать мягкие волосы со лба Джейми, боясь нарушить подобие стерильности, которого удалось достичь.

Джейми привязали так же крепко, как бочку с табаком в корабельном трюме, однако Брианна все равно держала его колено – для верности. Кивнув ей, я принялась за работу и как можно туже натянула кожу на коленной чашечке Джейми.

Я взяла тампон, и к мускусному запаху эфира присоединилась резкая вонь спирта, перебив долетающий с улицы аромат сосен и каштановых бревен.

– Пахнет настоящей больницей, правда? – сказала я и туго завязала маску на лице.

* * *

Я благополучно вывела Джейми из наркоза, после того как перевязала и зафиксировала колено шиной. Дав ему солидную дозу лауданума от боли, я оставила его спать в хирургической, а сама побрела по коридору в кухню, чувствуя голод наряду с глубоким удовлетворением. Операция прошла прекрасно; у него хорошие, крепкие кости, которые быстро срастутся, и хотя восстановление наверняка будет болезненным, я не сомневалась, что со временем он снова начнет легко ходить.

В доме царила тишина, все мои помощники разбежались: Фанни где-то гуляла с Сайрусом, а остальные ушли в хижину Мюрреев пить яблочный сидр и доить коз. Поэтому я несколько удивилась, обнаружив на кухне Дженни. Она в одиночестве сидела на скамье и задумчиво глядела на большой котел, медленно дымящийся на огне.

– У твоего брата все прекрасно, – сообщила я, открывая буфет в поисках чего-нибудь съестного.

– Хорошо, – ответила она рассеянно, но затем пришла в себя. – То есть… да, замечательно. Думаешь, он сможет нормально ходить?

– Возможно, не раньше чем через несколько недель. Но он обязательно будет ходить, и чем больше, тем легче. – Я нашла три четверти пирога с сушеными персиками и принесла его на стол. – Поешь со мной?

– Нет, – машинально ответила Дженни, и только потом до нее дошло, о чем речь. – Ох. Да. Спасибо.

Я разрезала пирог, набрала молока из бачка для охлаждения, который Бри соорудила в углу кухни, и расставила еду. Дженни медленно поднялась со своего места и села напротив меня.

– Сахем сегодня утром сказал, что ему пора вернуться на север.

– Правда? – Я отправила в рот кусочек пирога. Изумительно… Вероятно, его приготовила Фанни, которая пекла лучше всех домочадцев. Дженни ничего не ответила. Она по-прежнему сидела с вилкой в руке, так и не притронувшись к пирогу. – И что?

Ответа не последовало. Я принялась за второй кусочек.

– Ну, – сказала она наконец. – Он меня поцеловал.

Я подняла бровь.

– Ты ответила на его поцелуй?

– Да. – В ее голосе прозвучало удивление. На какое-то время Дженни призадумалась, а потом искоса посмотрела на меня. – Сама того не желая, – заметила она, и я улыбнулась.

– Тебе понравилось?

– Ну, лгать не буду, Клэр. Да. – Она откинула голову назад и уставилась в потолок. – И что теперь?

– Ты меня спрашиваешь?

– Нет, себя, – сказала она, добавив для выразительности легкое шотландское фырканье. – Он едет на север, обратно к своему племяннику. Рассказать все, что он узнал о войне, чтобы тот мог решить, оставаться ли ему с британцами или… – Она замолчала. – Ему нужно выехать до того, как погода изменится.

– Он просил тебя поехать с ним? – осторожно поинтересовалась я.

Дженни покачала головой.

– Ему не пришлось спрашивать – мне не пришлось отвечать. Он хочет меня, а я… ну, если бы речь шла только о нас с ним, это было бы одно, но все не так. Я не могу уйти и оставить здесь свою семью, особенно зная, что может случиться со всеми вами. А еще Йен…

По ее интонации я догадалась, что она имела в виду Йена-старшего, мужа, а не сына.

– Уверена, он бы не возражал, – продолжила Дженни. – И не только потому, что мне об этом сказал сахем, – добавила она, в упор глядя на меня голубыми глазами. – Он видит Йена со мной, хотя я и без него знаю, что Йен рядом. И всегда будет, – промолвила она тише. – Возможно, однажды все изменится. Не потому, что Йен оставит меня, просто… будет иначе. Я так и сказала сахему, и он пообещал вернуться. Когда война закончится.

Когда война закончится. Я почувствовала огромный ком в горле. Я слышала это раньше, давным-давно, оказавшись в пасти другой войны. Сказанное тем же тоном – с тоской, надеждой, покорностью. С осознанием того, что война никогда не закончится по-настоящему. Ничего не будет как прежде.

– Он вернется, непременно, – заверила я.