Текст книги "Скажи пчелам, что меня больше нет"

– Вот вода и солонка, – проговорила у него за спиной запыхавшаяся Амаранта. – Мойра побежала за доктором Эразмусом. Что с ним?

– Господи, он, наверное, выпил бренди!

Пульс – если это был он – замедлялся; Уэйнрайт скрючился и открыл рот, хватая воздух.

– Возможно, сердце… Дай-ка!

Уильям взял графин из рук кузины и плеснул на лицо Уэйнрайта – тот распахнул глаза. Он налил немного воды в открытый рот, но вода вытекла сбоку; вторая попытка закончилась тем же.

– А соль зачем? – с большим сомнением спросила Амаранта.

– Ее дают солдатам при тепловом ударе. – За неимением другого варианта, Уильям схватил солонку, ложкой насыпал соли на язык Уэйнрайта и попытался залить водой.

Это подействовало – во всяком случае, Уэйнрайт пришел в себя и сглотнул, – однако через несколько мгновений его сотряс новый спазм, и он все срыгнул, выплюнув соль, воду… и кровь. Крови было немного, однако вид ее встревожил Уильяма больше всего остального.

– Бренди, – быстро сказал он, сев на пятки. Это было самое популярное средство почти от всего. Возможно… Уильям заметил на полу бутылку и потянулся к ней, но едва его пальцы тронули округлое черное стекло, как раздался крик Амаранты.

– Только не этот! – Она наклонилась и выхватила из его руки бутылку. Та упала и покатилась по ковру, расплескивая последние красноватые капли запашистой субстанции. Надпись на этикетке гласила: «Кровь мучеников».

Уэйнрайт издал тихий булькающий звук, перешедший во вздох, сопровождаемый слабым урчанием расслабившегося кишечника.

В комнате воцарилась глубокая тишина, нарушаемая криками чаек вдалеке.

– Господи, – прошептал Уильям. – Корабль, наверное, уже уплыл.

153
Особый груз

Я была в саду – сеяла репу и разговаривала с пчелами, которые кружили в воздухе поодиночке и парами, влекомые неуловимым запахом раннего кизила и багрянника, – когда с дороги долетел слабый грохот повозки. Затем ветер донес безошибочно узнаваемый оклик йодлем.

– Наверное, Джон Куинси! – сказала я пчелам и, положив совок, поспешила к дому, вытирая грязные руки о фартук.

Это и в самом деле был Джон Куинси.

– Привез вам особый груз, миссис!

Сияя от восторга, он стянул брезент с повозки, и моему взору предстали возбужденные лица Жермена, Джоани и Фелисити, торчащие между ящиками и бочонками, точно кочаны капусты.

– Grand-mère! Бабуля! Бабушка!

Дети выскочили из повозки и бросились ко мне, треща наперебой. Меня тут же окружили долговязые длинноногие девочки и сладковатый душок немытых тел. Жермен с застенчивой улыбкой стоял в стороне. Когда же из-за угла дома вышел Джейми и крикнул: «Жермен!», мальчик кинулся к деду в объятия, чуть не сбив его с ног.

Джейми крякнул от удара, рассмеялся и поцеловал внука, затем посмотрел на Джона Куинси. В его взгляде отчетливо читался вопрос: Где остальные? Что случилось?

– Фергус и Марсали посылают вам сердечный привет, – заверил Джон Куинси, разгадав его. – И все у них хорошо. Они подумали, что горный воздух полезнее для здоровья детишек. Поэтому, когда я проезжал через Уилмингтон, они спросили, не возьму ли я их с собой. Повезло мне с компанией!

– Полезнее для здоровья, – повторил Джейми, по-прежнему глядя на Джона Куинси, и тот кивнул. Жермен все еще стоял, обхватив Джейми за талию и зарывшись лицом в рубашку деда. Тот похлопал мальчика по спине. – Что ж, пожалуй. Заходите и подкрепитесь с дороги. Есть свежая пахта, и девочки сварили пиво.

* * *

Жермен изменился. Конечно, все дети взрослеют с поразительной быстротой, но он за время отсутствия перескочил целую пропасть, отделявшую его от пубертатного периода, и разница между прежним и новым Жерменом была огромна. Дело не только в том, что он вырос на добрых четыре дюйма, – с его лица теперь смотрели глаза мужчины, внимательно следя за сестрами и за любой угрозой для них.

В шуме и гвалте мы проводили всех в дом, чтобы накормить, включая Джона Куинси. Расцеловав меня, девочки с криками радости бросились на Джейми, засыпая его вопросами и восклицая от ужаса при виде повязки вокруг колена, свежего шрама на руке и полузаживших на груди.

– С дедушкой все будет в порядке, – твердо сказала я, отвлекая их печеньем с патокой. – Только ему нужен отдых.

Я вздернула брови, давая понять, что он может уйти в спальню, однако Джейми улыбнулся и покачал головой.

– Я справлюсь, a nighean. Ты же не думаешь, что я уйду, пока у тебя в руке тарелка со сладостями?

Фанни налила всем молока – по-особенному улыбнувшись Жермену, отчего тот порозовел и уткнулся носом в чашку, – а я раздала печенье.

– Сердечно благодарю, миссис. – Джон Куинси, которому недоставало зубов, отщипывал печенье маленькими кусочками, как мышь. – Жермен, ты отдал дедушке с бабушкой то, что привез?

– Ах да!

Жермен хлопнул по небольшой кожаной сумке на перекинутом через грудь ремне. Виновато покосившись в сторону Джейми, он полез в сумку и протянул мне (так как я сидела ближе) письмо. Оно было написано на хорошей тряпичной бумаге и запечатано зеленым воском.

– Для вас с Grand-père. – На середине последнего слова голос его взлетел и оборвался. Мальчик нахмурился и повторил как можно басовитее: – Grand-père.

Изо всех сил сохраняя серьезный вид, я сломала печать.

Милорд, миледи!

В прошлом месяце здесь, в Уилмингтоне, произошло событие, которое нас очень обеспокоило. Не буду его описывать: хотя я полностью доверяю всем своим детям, печати на письмах имеют свойство ломаться по чистой случайности. Если коротко – двое мужчин были убиты при обстоятельствах, весьма нас встревоживших. Какая ирония: мы покинули Ричмонд, посчитав его небезопасным, и вернулись на знакомую землю Северной Каролины.

Я пожелал, чтобы Марсали и дети вернулись к вам, и если дела пойдут хуже, она обещает отправиться в Ридж вместе с близнецами. Но пока жена говорит, что не бросит меня – а я не могу оставить незавершенным Дело Свободы, к которому призван. Вы вложили меч в мою руку, милорд, и я не опущу его.

Votre fils et votre fille[335]335
  Ваши сын и дочь (фр.).


[Закрыть],

Фергус Клодель Фрэзер,

Марсали Джейн Маккимми Фрэзер

– Ох, – тихо сказала я. Губы Жермена были плотно сжаты, а глаза сверкали. Я поцеловала его в лоб. – Жермен, мы так рады всех вас видеть. И ты здорово справился, доставив своих сестер в целости и безопасности.

– Мф, – сказал он уже с чуть более счастливым видом.

* * *

Два дня спустя, после обеда, мы были у себя в спальне. Я пыталась читать «Манон Леско» на французском и следила, чтобы Джейми не отлынивал от своего занятия, которое он называл третьим кругом чистилища.

– Кто-нибудь из детей рассказывал тебе, что случилось в Уилмингтоне, саксоночка? – Джейми остановился посреди одного из упражнений, которые я для него разработала.

– Ты просто пытаешься увильнуть от выпадов, – нахмурилась я. – Больно, знаю. Но ты все равно должен их делать, если хочешь снова ходить без трости.

Смерив меня долгим спокойным взглядом, Джейми покачал головой и пробормотал:

– Но чуть беда обрушится на нас, ты добрым ангелом стремишься к нам тотчас.

Я рассмеялась и процитировала:

– «О женщина, когда забот не знаем мы, капризна, неприступна, своенравна ты»[336]336
  Строки из романа в стихах «Мармион» (1808) Вальтера Скотта. Пер. Е. Петуховой.


[Закрыть]. Откуда, черт возьми, ты его знаешь?

– От Роджера Мака, – сообщил он, осторожно сгибая больное колено и перенося на него вес. – Ifrinn!

– Когда ты лежал с дырками от пуль и сломанной грудиной, то не издал ни звука, – заметила я. – Но попроси тебя размять несколько мышц…

– Я умирал, не до того было, – буркнул Джейми сквозь стиснутые зубы. – Или думаешь, что с переломом грудины легко разговаривать? О боже…

– Еще три, – уговаривала я. – Если пообещаешь сделать вращения руками и отжимания, я пойду и поговорю с Фанни. Они с Жерменом проводят много времени вместе после его возвращения; если он кому-нибудь и расскажет, так это ей.

Джейми издал звук, похожий на согласие; вытерев ему лицо влажным полотенцем, я пошла искать Фанни. Девочка была в погребе, к счастью – одна.

– Ну да, рассказывал, – сообщила она в ответ на мое любопытство и честно добавила: – Я сама спросила. Он сказал, что мне знать можно, но только чтобы я не говорила его младшим сестрам или другим девочкам. Хотя уверена, вас он не имел в виду, – заверила меня Фанни.

Война шла повсюду, поэтому неудивительно, что новая типография Фергуса в Уилмингтоне так же подвергалась мелкому вандализму и анонимным угрозам под дверь, как в Чарльстоне. Однако этим все ограничивалось, и в городе в целом было довольно тихо.

Для надежности семья запирала двери и ставни на ночь, днем же они чувствовали себя в безопасности.

– Жермен и мистер Фергус работали с прессом, а мамы и девочек не было. Когда вошли двое мужчин, Жермен подошел к прилавку узнать, что им нужно.

Один сказал – достаточно любезно, – что хочет видеть хозяина. Однако у второго Жермен заметил под полой сюртука охотничий обрез. Он не знал, что делать, и пробормотал, что позовет отца. Когда он повернулся, первый быстро откинул щеколду прилавка и толкнул Жермена на пол. Мужчины побежали к задней комнате, где работал Фергус, но Жермену удалось вцепиться в ногу второго и завизжать во всю глотку.

– Он говорит, что смотрел прямо в дуло ружья. – Фанни широко раскрыла глаза. – Думал, его в любой момент убьют. Возможно, так бы и случилось, если бы из задней комнаты не выскочил мистер Фергус с полным ковшом раскаленного свинца из горна и не швырнул его в лицо первому человеку.

Естественно, мужчина взревел от боли и паники, развернулся и побежал, но сослепу споткнулся о лежащего на полу Жермена и врезался в сообщника, который пытался поднять ружье.

– По словам Жермена, мистер Фергус ухватил ствол одной рукой, и они сцепились из-за него, пока другой мужчина с криком ползал по полу. Потом ружье выстрелило и проделало дыру в потолке, повсюду летела штукатурка и куски дерева. Жермен был слишком напуган, чтобы пошевелиться, а его отец вытащил из кобуры большой пистолет и выстрелил человеку прямо в голову.

Фанни сглотнула, как будто ее слегка мутило.

– И… потом он сказал Жермену уйти в заднюю комнату. Тот послушался, но выглянул и увидел, как отец встал на колени и выстрелил в голову другому мужчине. Он сказал, что у мистера Фергуса специальная двуствольная пушка, – добавила Фанни, явно пораженная этой деталью. – Потому что у него только одна рука.

– Боже милостивый.

Я испытала почти такое же потрясение, как если бы видела все своими глазами: забрызганная кровью типография, повсюду битая штукатурка, Фергус с бледным лицом, ошеломленный случившимся, и Жермен, застывший от ужаса.

– Им с отцом пришлось вытащить тела через черный ход в переулок до того, как вернулись мама и девочки. Жермен сказал, что его братишки в это время визжали в своей колыбели, но они не могли бросить свое занятие.

Они спрятали тела под каким-то мусором, а потом все подмели и хорошенько вычистили. Когда мама с девочками пришли домой, папа велел Жермену отвести девочек в столовую и накрыть стол к ужину. Мистер Фергус, должно быть, рассказал все жене, потому что, когда Жермен вернулся, ее уже не было; она пришла чуть позже и что-то тихо сказала мистеру Фергусу. Ночью Жермен услышал повозку в переулке, а когда выглянул утром, никого уже не было.

– Жермен думает, это уилмингтонские Сыны Свободы пришли и забрали мужчин, – серьезно сказала Фанни. – Его папа знает их всех.

– Пожалуй… да, – пробормотала я с чувством некоторой благодарности за то, что Фергус и Марсали не остались совсем без поддержки и защиты. Впрочем, это отнюдь не растопило ледяной шар, застывший у меня в груди.

Я не могу оставить незавершенным Дело Свободы, к которому призван.

– Ох, Марсали, – сказала я себе под нос. – Ох, бедняжка.

* * *

Я проснулась от шороха снега о стекло и необычного серого света, проникающего сквозь ставни. Выглянув наружу, я увидела лесное царство – темные хвойные деревья и молодую весеннюю поросль – облаченным в чистую и нежную белизну. Через несколько часов весенний снег сойдет, но в настоящую минуту он был прекрасен; я коснулась ладонью холодного оконного стекла и вдохнула свежий воздух, желая раствориться в этом моменте.

Джейми все еще спал, и я не стала его будить. Сегодня утром Роджер присмотрит за скотом, а младшие дети ему помогут. Я на цыпочках вышла из комнаты и спустилась в кухню, где Сильвия и Фанни, сидя за столом, грызли тосты, прежде чем взяться готовить завтрак. Бри дремала на углу скамьи с Дэви на руках – малыш с причмокиванием сосал грудь.

Зевая и сонно моргая, я кивнула им и занялась своими делами. Накануне я заварила говяжий бульон и решила, что щедрая горячая порция подбодрит Джейми, когда он встанет.

У него выдалась плохая ночь – одна из тех, с какими время от времени сталкиваются все люди после сорока, когда тело одолевают судороги в мышцах и боль в суставах, а внезапные конвульсии вырывают из сна, словно вас вздергивают на виселице. Плюс в его случае почти наверняка жгучая боль от заживающих ран во время резких движений и поворотов.

Когда я поднялась наверх, Джейми уже проснулся и сидел на краю кровати в рубашке – помятый, небритый и, по-видимому, еще полусонный, сгорбившись и свесив руки между бедер.

Я поставила две принесенные чашки и нежно провела рукой по его взъерошенным волосам.

– Как ты себя сегодня чувствуешь?

Он застонал и приоткрыл глаза.

– Как будто мне наступили на член.

– Правда? И кто же? – шутливо спросила я.

Джейми снова закрыл глаза.

– Не знаю, но такое ощущение, что кто-то тяжелый.

– М-м.

Потрогав лоб мужа – горячий после сна, – я не обнаружила признаков лихорадки и вложила ему в руку чашку с бульоном. Джейми вдохнул пар, сделал глоток, затем отставил чашку в сторону и медленно потянулся, постанывая.

Смерив мужа оценивающим взглядом, я опустилась на колени и взялась за подол его рубашки.

– Дай-ка взгляну.

Джейми широко распахнул глаза и уставился на меня.

– Тебе ведь известно, что такое метафора, саксоночка… – начал он, безуспешно пытаясь поймать меня за руку, но от прикосновения моих нагретых от чашек ладоней выдохнул и немного откинулся назад.

– Хм-м… – Я легонько потерла обеими руками, медленно. – Похоже, кровообращение в порядке… Есть синяки?

– Пока нет, – чуть настороженно сказал он. – Саксоночка, не могла бы ты…

Муж резко замолчал, когда я откинула рубашку и протянула руку ниже, заставив его рефлекторно раздвинуть бедра. Маленькие кудрявые волоски у него на коже поднялись.

– …отпустить мои яйца? – договорил Джейми, беспокойно ерзая. – Не то чтобы я тебе не доверял, но…

– Проверяю признаки начинающейся грыжи. – Я мягко провела двумя пальцами по горячей плоти между его ног. Бедра были худыми и холодными, однако…

– Ох, что-то определенно начинается. – Он немного поежился. – Только не грыжа, я уверен. Что, черт возьми, ты делаешь?

Я отпустила его и потянулась к маленькой тумбочке, где лежали самые разные вещи – все, что я вытаскивала из карманов фартука вечером и не всегда брала с собой поутру. Голубой камень, который прислал мне капрал Джексон, тоже был там; я взяла его из кучки и, согревая, потерла между ладонями. Потом капнула немного оливкового масла, стоявшего тут же. Джейми с опаской наблюдал за процессом.

– Если собираешься засунуть камень мне в зад, саксоночка, то я бы предпочел, чтобы ты этого не делала.

– А вдруг тебе понравилось бы? – Я взяла его одной рукой, а другой стала прикладывать теплый, смазанный маслом камень в лечебной манере.

– Ага, именно этого я и боюсь.

Однако он немного успокоился и откинулся назад, опираясь на руки. А потом уже совсем расслабленно вздохнул и снова закрыл глаза. Продолжая медленный массаж одной рукой, другой я взяла чашку и отхлебнула еще горячего мясного бульона. Вкус был чудесный, успокаивающий. Сглотнув, я поставила чашку.

Джейми распахнул глаза, вцепившись в одеяло.

– Хммм? – сказала я.

Он пробормотал себе под нос что-то по-гэльски – какое-то незнакомое мне слово. Я беззвучно рассмеялась, зная, что он ощутит вибрацию; его большая и теплая ладонь покоилась на моей спине.

Что-то произошло между нами на поле боя, и хотя по большей части от этого остались лишь отголоски, я все еще могла чувствовать его тело сильнее, чем раньше. Я ощущала бурление и пульсацию его крови, согревающей кожу, и глубокие вдохи, наполняющие чистым воздухом мои собственные легкие.

Внезапно Джейми просунул руки мне под мышки и резко поднял.

– Внутри, – сказал он хриплым голосом. – Я хочу быть внутри тебя.

Я кое-как встала, запутавшись в юбках, и он снова лег на кровать. Последовала краткая возня, а затем – внезапное, твердое, скользящее слияние, такое предсказуемое и неожиданное одновременно. Мы оба вздохнули и прижались друг к другу.

Через несколько мгновений я легла на него, разомлевшая и абсолютно счастливая. Сердце Джейми билось подо мной, медленно и сильно. Вдохнув, я почувствовала острый горький запах.

– Ты чудесно пахнешь.

– Что? – Он повернул голову и обнюхал ворот рубашки. – Господи, я воняю, как дохлый кабан.

– Да, – сказала я. – Слава богу.

154
Не страшитесь вести переговоры, не ведите переговоры из страха[337]337
  Цитата из инаугурационной речи 35-го президента США Дж. Ф. Кеннеди.


[Закрыть]

Я разбивала молотком кусочки смолы асафетиды, когда Джейми просунул голову в хирургическую.

– Господи, саксоночка. – Он зажал нос двумя пальцами. – Что это за хреновина? И зачем ты колотишь по ней молотком?

– Асафетида. – Отступив на шаг, я наконец выдохнула. – Ее получают из корней растения ферула. Извлечь сок относительно просто, а вот застывшая смола очень твердая, и ее нельзя натереть на терке, приходится разбивать комки молотком или камнями. Гм…

Тут до меня дошло, что инструмент вообще-то принадлежит Джейми, и я протянула его рукоятью вперед, как сложенный меч.

– Он тебе нужен?

Удерживая молоток на расстоянии вытянутой руки, Джейми осмотрел его на наличие повреждений, затем покачал головой и отдал обратно.

– Да ничего. Только вымой, прежде чем вернуть, хорошо? Случайно, не эту штуку называют дьявольским навозом?

– Ну да. Мне говорили, там, где она растет, ее используют как пряность. В пищу.

Судя по выражению лица, он хотел плюнуть, но сдержался.

– Кто говорил?

– Джон Грей. Наверное, в приготовленном виде она вкуснее, – поспешно добавила я. – Ты пришел сюда с какой-то целью или просто искал свой молоток?

– Ах да. Меня послали спросить, не выступишь ли ты в качестве свидетеля.

– Чего? – Я уже растирала в ладонях угольную пыль, чтобы избавиться от вони.

– Я и сам не уверен. Прямо сейчас это больше напоминает бедлам, но дело может обернуться свадьбой, если они перестанут кричать.

Я не стала тратить время на выяснение подробностей; быстро смыв уголь и вытерев руки фартуком, я пошла за ним по коридору в гостиную.

Там я застала Рэйчел, Йена, Дженни и Сильвию Хардман вместе с Пруденс, Пейшенс и Честити, а также Бобби Хиггинса с его сыновьями Эйданом, Орри и Робом. Хардманы и Хиггинсы расположились как противоборствующие армии: Сильвия с дочерьми на диване, Бобби – напротив них в большом глубоком кресле Джейми. Эйдан стоял рядом с отцом, Орри и Роб восседали (если можно применить это слово к мальчишкам до шести лет) на ковре у его ног.

Рэйчел, Дженни и Йен стояли сбоку от дивана. Когда мы вошли, все обернулись, и я сразу же ощутила наэлектризованную атмосферу в комнате. Не то чтобы они ссорились, но напряжение явно висело в воздухе.

Джейми коснулся моей талии и подвел на сторону Бобби, а сам занял место за большим креслом.

– Мы готовы, – заявил он. – Итак, Друг Сильвия, что ты говорила, когда я уходил?

Женщина пристально посмотрела на него и с достоинством выпрямилась.

– Я объявила Другу Хиггинсу, – ровно начала она, – что меня называют шлюхой.

– Это мне известно, – сказал Бобби, дипломатично не уточнив откуда. Глядя ей в глаза, он коснулся поблекшей, но все еще отчетливой белой метки на своей щеке. – Я осужденный убийца. Возможно, тебе следует беспокоиться больше, чем мне.

Сильвия залилась румянцем, однако не отвела взгляда.

– Мог бы и не говорить, – промолвила она, – но я благодарю тебя за деликатность. Как Друг, я, естественно, сожалею о насилии, хотя понимаю, что ты исходил из обстоятельств и считал, что выполняешь свой долг.

Бобби на секунду опустил глаза, потом снова посмотрел на Сильвию.

– Это правда, – тихо сказал он и, наклонившись вперед, легонько коснулся ладонью нежной щечки Честити. – Полагаю, ты тоже.

Сильвия открыла рот, но не издала ни звука, и я увидела, что в глазах у нее блестят непролитые слезинки. Она лишь отрывисто кивнула, а Пейшенс и Пруденс, сидевшие с прямыми спинами и чинно сложенными на коленях руками, согласно хмыкнули.

– Я больше не солдат, – продолжил Бобби. – И с радостью поклянусь – если ты не имеешь ничего против клятв – больше не браться за оружие, исключая охоту. И… гм… ты ведь тоже не собираешься… э-э… вернуться к своим прежним занятиям?

Сильвия покосилась на Джейми и поджала выступающую верхнюю губу.

– Нет, не собирается, – твердо сказал Джейми. – Никогда.

Бобби кивнул.

– Итак. – Он откинулся назад и в упор взглянул на нее. – Ты выйдешь за меня замуж, Друг?

Сверкая глазами, Сильвия сглотнула. Она наклонилась вперед, но Эйдан опередил ее с ответом.

– Пожалуйста, выходите за него замуж, миссис Хардман, – настойчиво попросил мальчик. – Он ничего не умеет готовить, кроме каши и бобов с подгоревшим беконом.

– Ты думаешь, я умею? – Уголки ее губ приподнялись.

– Она тоже не очень хорошая повариха, – со всей правдивостью сказала Пруденс. – Зато умеет печь хлеб.

– А мы умеем варить похлебку из репы, картошки, фасоли, лука и свиной кости, – вставила Пейшенс. – Мы не дадим вам умереть с голоду.

Сильвия, совсем порозовевшая к этому времени, предостерегающе откашлялась.

– Если ты сможешь подстрелить добычу, Друг Хиггинс, думаю, я смогу ее разделать и зажарить. А подгоревшие края всегда можно отрезать.

– Отлично! – с восторгом воскликнул Эйдан. – Значит, договорились?

– Возможно, если ты умолкнешь. – Бобби с легким укором взглянул на сына.

– Папочка? – радостно вопросила Честити и протянула к Бобби ручонки. Все засмеялись. Покраснев, Сильвия прикрыла рот дочки рукой и сказала:

– Согласна.