Текст книги "Скажи пчелам, что меня больше нет"

46
В лучах рассвета

Солнце уже взошло высоко над горизонтом, когда Уильям медленно возвращался по Оглторп-стрит к отцовскому дому. У него состоялся долгий, увлекательный и весьма поучительный разговор с Кристофером Престоном о содержании Короной узников, обществах помощи заключенным, плавучих тюрьмах и… Ардсмуре. Придет время, и он задаст вопросы лорду Джону. Но только не теперь.

Уильям был не пьян, однако и не совсем трезв. Один из карманов сильно отвис и звенел, когда молодой человек до него дотрагивался. Он смутно помнил, как играл в карты с Престоном и его приятелями. По крайней мере, на этот раз все закончилось лучше, чем в прошлый: тогда он напился вдрызг, остался без гроша в кармане и снова встретил Джейн.

Джейн.

Уильям не хотел воскрешать девушку в памяти, только она все равно явилась – яркий образ, нарисованный на поверхности его сознания остро отточенным пером. Он помнил их первую встречу… и вторую. Блеск ее волос и запах тела в темноте.

Уильям остановился и тяжело оперся на железную ограду, окружавшую соседский палисадник. Аромат цветов и недавно вскопанной земли был свеж, как утренний воздух на его лице, а плеск далекой реки и прибрежных топей успокаивал, навевая думы о текущей воде, мягком черном иле и притаившихся аллигаторах.

Рассмеявшись при внезапной мысли об аллигаторах, он потер рукой колючие бакенбарды, покачал головой и свернул в ворота отцовского дома. Уильям в надежде принюхался. Нет, еще рано: от кухонного очага долетал только запах дыма, но не бекона. Однако голоса… Он зашел за угол дома, размышляя, сможет ли выпросить у кухарки Мойры немного поджаренного хлеба или сыра и облегчить муки голода, пока не приготовится что-то более существенное.

Он нашел Мойру в огороде. Та дергала лук и разговаривала с Амарантой, которая, очевидно, тоже делала заготовки: в корзине у нее лежала приличная горка винограда и пара груш с маленького дерева, росшего рядом с кухней. Нацелившись на фрукты, Уильям подошел и пожелал женщинам доброго утра. Амаранта оглядела его сверху донизу, втянула носом воздух, словно пыталась оценить степень опьянения по запаху, и, слегка покачав головой, протянула ему грушу.

– Кофе есть? – с надеждой спросил он у Мойры.

– Ну не сказать чтобы нет, – с сомнением произнесла она. – Только вчерашний и такой крепкий, что зубы у вас почернеют.

– Отлично, – заверил Уильям. Он откусил грушу – рот наполнился упоительно сладким соком – и прикрыл от удовольствия глаза.

Когда он их открыл, Амаранта стояла к нему спиной и, склонившись, приглядывалась к чему-то на грядке с редиской. На кузине была тонкая накидка поверх сорочки, и ткань явственно обтягивала круглые ягодицы.

Неожиданно выпрямившись, Амаранта обернулась, и Уильям тотчас присел к земле, на которую она смотрела, со словами: «Ну-ка, что тут у нас?», хотя сам лично, кроме грязи и ботвы, ничего не видел.

– Навозный жук, – сказала Амаранта, пристально глядя на кузена. – Весьма полезно для почвы. Они скатывают маленькие шарики навоза и переносят их туда-сюда.

– И что они делают с этими… ну, комками навоза?

– Едят. – Она слегка пожала плечами. – Закапывают шарики для сохранности, а затем съедают по мере нужды. Иногда откладывают яйца внутри самых крупных.

– Как… мило. Ты завтракала? – спросил Уильям, приподняв одну бровь.

– Нет, еще не готово.

– Я тоже не завтракал. – Он поднялся. – Хотя после того, что ты сказала, я уже не так голоден. – Уильям оглядел свой жилет. – Есть ли навозные жуки в этом благородном собрании?

– Нет, – со смехом ответила Амаранта. – Они не слишком красочные.

Внезапно кузина оказалась совсем рядом с ним, хотя Уильям не заметил, как она приблизилась. Ее необычная способность появляться из ниоткуда сбивала с толку и в то же время интриговала.

– Вот этот ярко-зеленый, – сказала она, останавливая длинный тонкий палец на его талии, – жук-листоед, Chrysosuchus auratus.

– Правда?

– Да. А это прекрасное создание с длинным носом – долгоносик.

– Рогоносик? – Уильям прищурился.

– Нет, долгоносик, – повторила Амаранта, постукивая по вышеозначенному жуку. – Что-то вроде зерновки, только питается рогозом. И молодой кукурузой.

– Весьма разнообразная диета.

– Ну, если ты не навозный жук, то можешь выбирать, что ешь, – произнесла Амаранта с улыбкой. Затем коснулась другого жука, и Уильям ощутил слабый, но отчетливый укол в основании позвоночника. – Здесь у нас, – сказала она, поочередно постукивая пальцем, – ясеневый жук, жук-скакун и ложный картофельный жук.

– Как выглядит настоящий картофельный жук?

– Почти так же. Его называют ложным, потому что хотя он и ест картошку при крайней необходимости, на самом деле предпочитает каролинский паслен.

– А-а.

Уильям решил, что следует проявить интерес к остальным красноглазым жучкам на жилете – отчасти из благодарности за старания кузины, но больше в надежде, что она продолжит его касаться. Он уже открыл рот, чтобы спросить о рогатом существе кремового окраса, когда Амаранта отступила назад и посмотрела ему в глаза.

– Я слышала, как тесть говорил о тебе с лордом Джоном.

– Да? Хорошо. Надеюсь, они выбрали благоприятный день, – безразлично отозвался Уильям.

– Это я к слову о ложном картофельном жуке, – сообщила Амаранта.

Молодой человек на миг закрыл глаза, затем открыл один и посмотрел на кузину. Та говорила совершенно серьезно, без тени иронии.

– Знаю, я слегка перебрал, – смиренно признался он. – Но я определенно не похож ни на какого картофельного жука, что бы там ни думал дядя.

Амаранта рассмеялась, выставив напоказ белоснежные зубы. Вероятно, она не пила кофе.

– Нет, не похож, – заверила она. – Просто эта двойственность напомнила мне слова батюшки Пардлоу о том, что ты хотел отказаться от своего титула, но не смог.

Уильям вдруг почти протрезвел.

– Вот как. Может, тебе и причина известна?

– Нет, – ответила она. – Меня она не касается, не так ли?

– Очевидно, ты считаешь иначе, – сказал он. – В противном случае к чему этот разговор?

Амаранта наклонилась, выудила из корзины небольшую гроздь винограда и протянула ему. Уильям заметил, что Мойра куда-то исчезла.

– Ну, я подумала, если это действительно так, могу кое-что предложить.

Со странным чувством возбуждения он взял виноград и спросил:

– Например?

– На самом деле, – начала Амаранта с серьезным видом, как если бы описывала пищевые привычки светлячка, – все довольно просто. Ты не можешь отказаться от титула, но можешь его передать. Я имею в виду, отречься в пользу своего наследника.

– У меня нет наследника. Или ты предлагаешь…

– Да, именно. – Она одобрительно кивнула. – Ты женишься на мне, и как только у нас родится сын, отдашь ему свой титул, а сам удалишься от света и будешь разводить такс. Ну, или разыграешь самоубийство, чтобы исчезнуть и стать кем угодно.

– Оставив тебя…

– Оставив меня вдовствующей графиней в… забыла, как называется твое поместье. Все лучше, чем быть бедной невесткой герцога Пардлоу, правда?

Уильям глубоко вздохнул. Ветерок донес запах кофе и бекона, вот только у него вдруг пропал аппетит. Уильям уставился на кузину. Та вопросительно вздернула ровную светлую бровь.

– А что, если родится дочь? – спросил он неожиданно для самого себя. – А потом еще одна? Тебе не кажется, что я серьезно рискую оказаться с гаремом девиц, нуждающихся в приданом и мужьях, пока я по-прежнему буду чертовым графом?

Амаранта слегка нахмурилась.

– Что такое гарем?

– Изобретение арабских шейхов, чтобы разбавить однообразие брака. По крайней мере, мне так говорили. Другими словами – полигамия.

– Ты ведь не хочешь сказать, что считаешь брак со мной скучным? – На ее щеке мелькнула тень ямочки. – Кстати, насчет гарема – чепуха. Тебе не нужно сразу на мне жениться, ты же знаешь. Мы попробуем и, если в результате родится мальчик, поженимся, ты признаешь ребенка и… – Она махнула рукой в безмолвном voilà[131]131
  Готово (фр.).


[Закрыть].

– Поверить не могу, что мы ведем этот разговор. – Уильям тряхнул головой. – Нет, правда. Но любопытства ради: какого черта ты предлагаешь делать, если в результате, как ты так выразилась, родится девочка?

Амаранта поджала губы и повернула голову, обдумывая ответ.

– Ну, мне на ум приходит по меньшей мере дюжина вариантов. Самое простое – поехать за границу при первых же признаках беременности. Это следует сделать в любом случае, так как мы не женаты. Там я прикинусь богатой вдовой. А еще…

Уильям попытался было рассмеяться, однако Амаранта пресекла его поднятой ладонью и безмятежно продолжила:

– Если родится девочка, просто вернусь с прелестной малышкой – ибо я уверена, Уильям, твой ребенок будет очарователен – и объявлю, что близкая подруга умерла в родах, а я удочерила ее кроху. Из жалости, разумеется, но также и для того, чтобы подарить моему дорогому Тревору сестричку.

Опустив ладонь, она многозначительно посмотрела на Уильяма.

– Это один из вариантов. Я могу придумать еще, если ты…

– Пожалуйста, не надо.

Он не знал, рассмеяться ли ему, закричать на нее, съесть виноградину или просто уйти. Однако не успел он решить, как Амаранта снова проделала свой трюк: слегка прижавшись к нему, положила руки на плечи и соблазнительно подняла лицо.

– Видишь ли, – рассудительно сказала она, – на самом деле нет никакого риска. Для тебя, я имею в виду. Ты мог бы… – она коснулась щеки Уильяма ладонью, легкой и прохладной, как дождь, и провела указательным пальцем по губам, – просто получить удовольствие.

47
Нем как рыба

Джон знал, что им придется поговорить о Перси, но в тот вечер незаметно улизнул от Хэла, прибегнув к простой уловке: оставил мундир и горжет на кухне Прево, а сам спустился к гавани, пока Хэл разговаривал с Дырявой башкой. Там он нанял лодку и отправился на прибрежные топи рыбачить. Проводник, местный житель по имени Лаполла, попался толковый, и Джон, пропахший грязью и болотной тиной, вернулся домой затемно с полным мешком окуней и большой, жуткой на вид тварью под названием мечехвост, которую они обнаружили – к счастью, мертвой – на крошечном островке, образованном устричными раковинами.

Часть улова Джон поджарил на костре у реки и с удовольствием съел. В легком подпитии ближе к полуночи он прокрался в комнату Хэла и оставил мертвого мечехвоста на прикроватном столике рядом со спящим братом – в качестве символического объяснения.

Как бы то ни было, на трезвую голову он встретил Хэла только ближе к концу следующего дня, когда вернулся с мучительного чаепития в доме миссис Тины Андерсон. Статная белокурая красавица наряду с бездной обаяния обладала и кучей болтливых друзей, которые набросились на Джона en masse[132]132
  Всей толпой (фр.).


[Закрыть] и в порыве признательности висли у него на рукаве, теребя золотой галун и выражая благодарность за присутствие армии и восхищение доблестью солдат, спасающих их не иначе как от массового грабежа.

– Меня будто заклевала стая маленьких попугаев, – сообщил он Хэлу. – Визг и перья повсюду.

– К черту попугаев, – бросил Хэл.

Сам он ходил на более официальное – и уж, конечно, менее шумное – собрание в доме миссис Романы Сарс, где беседовал с несколькими политиками из числа присутствовавших на обеде у Прево.

– Я надеялся поговорить с месье Суассоном и узнать, как чертов Перси оказался здесь, когда он должен быть мертв – или, по крайней мере, притворяться мертвым, – но Суассон не явился, – коротко пересказал Хэл. Он снял шейный платок – судя по тому, как побагровела кожа, его весь день так и распирало от желания высказаться. – Где, ты говоришь, в последний раз видел этого субъекта?

Джон развязал свой платок и, облегченно вздохнув, закрыл глаза.

– Я встретил его в лагере американцев, в местечке под названием Кориэлл-Ферри, как раз перед Монмутом. Я тебе рассказывал.

Хэл вытер лицо подвернувшимся под руку полотенцем – судя по виду, раньше им чистили сапоги – и бросил его в угол.

– И как, черт возьми, он оказался там, если уж на то пошло?

Джон покачал головой. В конце концов, разве это теперь имеет значение? А вот как именно Перси избежал повешения за содомию, он объяснять не собирался: рано еще Хэлу умирать от апоплексического удара.

– Вроде бы ты что-то рассказывал о том, как попал к американцам, сбежал, а после сражения объявился в лагере в компании с убийцей-могавком, якобы племянником Джеймса Фрэзера. – Уголок рта у Хэла дернулся. – А еще больше утаил, полагаю. Во всяком случае, ты не упоминал о Перси.

Джон неопределенно скривил лицо и качнул головой в сторону двери. По коридору приближались быстрые шаги – видимо, камердинер Хэла спешил вытащить его из оков парадной формы.

Однако в комнату вошел Уильям, слегка взъерошенный, но явно трезвый.

– Мне нужно найти Банастра Тарлетона, – сказал он без предисловий. – Есть предположения, как это сделать?

– Зачем он тебе? – поинтересовался Хэл, усаживаясь на деревянный стул. – И если уж просишь о помощи, сначала окажи услугу и помоги снять чертовы сапоги, пока они меня не прикончили. Мне их Джон одолжил.

– Я не виноват, что у тебя шишки на пальцах, – парировал тот. – Хотя, согласись, это вполне естественно для командира пехоты. Никто не обвинит тебя в пренебрежении обязанностями.

Хэл одарил брата недобрым взглядом и обхватил макушку племянника, чтобы удержаться, пока тот стягивал сапог.

– Ты знаешь, где Тарлетон? – спросил он Джона. Тот покачал головой. – Я тоже, – изрек Хэл, обращаясь к торчащему на макушке Уильяма вихру, аккуратно закрученному по часовой стрелке.

Совсем как у его отца, – подумал Джон и, прочистив горло, сказал:

– Старший клерк Клинтона должен знать. Его зовут Ронсон. Капитан Джеффри Ронсон, если угодно.

– Отлично. – Уильям сдернул сапог и чуть не слетел с сундука, на котором сидел. Он бросил грязный сапог на ковер у очага и осмотрел грудь – в целости ли жуки. – Где, черт возьми, сейчас торчит сэр Генри?

– Пока в Нью-Йорке. – Хэл выставил другую ногу. – Готов поспорить на разумную сумму, Тарлетон все еще с ним. В Монмуте кавалеристы Тарлетона стали новой игрушкой Клинтона, и я сомневаюсь, что он с ней наигрался.

Уильям хмыкнул, стащив второй сапог, и положил его рядом с собратом на ковер.

– Значит, я могу написать Тарлетону напрямую, на адрес сэра Генри?

Джон с Хэлом переглянулись.

– Думаю, да. – Хэл слегка пожал плечами. – Только не пиши в письме ничего, о чем не хочешь поведать всему свету. Есть клерки, которые не лезут в чужие дела, но большинство подобной тактичностью не отличаются.

– К слову о чужих делах… – Лорд Джон поглядел на сына. – Будет бестактно с нашей стороны спросить, зачем тебе Банастр Тарлетон?

Уильям покачал головой и пригладил выбившийся вихор к темной копне волос.

– Дэннис Рэндолл сказал мне вчера на обеде, что Бан Тарлетон первым получил письмо из лагеря Мидлбрук о смерти Бена. А затем, очевидно, передал его Иезекилю Ричардсону, и таким образом… – Уильям сделал вращательное движение рукой, показывая, как письмо в конечном счете попало в руки Хэла. – Я хочу узнать, почему Тарлетон получил его и каким образом.

– Разумно, – согласился Хэл. – Однако не все так просто. – Он прищурился и в упор посмотрел на племянника. – То, что я тебе скажу, должно остаться в этой комнате, Уильям. Ни слова твоему индейскому другу, любовнице, если таковая имеется… нет-нет, я не хочу знать. В общем – никому.

Уильям едва удержался, чтобы не закатить глаза. Джон наклонил голову, пряча улыбку.

– Нем как рыба, – с готовностью произнес Уильям и накрыл губы ладонью. – На устах моих печать.

Фыркнув, дядя кивнул.

– Хорошо. Сэр Генри устал водить американцев за нос под Нью-Йорком и в Вирджинии. Ему нужен решительный удар, и он нацелился на Чарльстон. И если Клинтон до сих пор не оставил Нью-Йорк, чтобы забрать Чарльстон у повстанцев, то сделает это в ближайшие несколько месяцев.

– Кто тебе сказал? – удивленно спросил Джон.

– Три разных человека за обедом, и все умоляли меня помалкивать.

– Понятно, что ты имел в виду под тактичностью, дядя, – заметил Уильям, откровенно забавляясь.

– Я, – холодно произнес Хэл, – полковник Сорок шестого пехотного полка Его Величества. А ты… – Он осекся, глядя на непокрытую голову и слегка помятую штатскую одежду племянника, которого все еще отличала военная выправка.

Вероятно, это останется с ним навсегда, – подумал Джон. – Как у его отца.

– …в настоящий момент не действующий офицер, – закончил Хэл, на сей раз решив проявить такт.

Уильям согласно кивнул.

– Выходит, мне повезло, – сказал он. – Раз уж ты не мой командир, то не можешь запретить мне искать Тарлетона, если я захочу.

48
Лицо в воде

– Тили-тили тесто, Фанни и Сайрус – жених и невеста, – сказал Роджер, входя в хирургическую.

Рассмеявшись, я все же укоризненно взглянула на него через плечо.

– Надеюсь, они ничем таким не занимаются. Джейми сейчас ходит злой как волк и готов проглотить любого.

Сайрус – высоченный и худющий парень – был отпрыском одной из рыбацких семей, хотя я не знала, какой именно. Однажды в воскресенье он сел рядом с Фанни в церкви и с тех пор время от времени ходил за ней высокой молчаливой тенью. Я задавалась вопросом, говорит ли он вообще по-английски. Гэльский язык Фанни до сих пор ограничивался общими фразами вроде «Передайте мне лепешку, пожалуйста» и молитвой «Отче наш». Но, в конце концов, молодые люди их возраста в любом случае косноязычны в присутствии друг друга.

– Не волнуйтесь, – успокоил меня Роджер. – Они сидят у ручья на благопристойном расстоянии двух футов, а Сайрус так крепко вцепился в свои колени, что, должно быть, перекрыл кровоток. Кого Джейми хочет проглотить и почему?

– Он получил письмо от Бенджамина Кливленда, подписанное еще двумя землевладельцами из округа Теннесси. Они донимают Джейми, чтобы тот созвал ополчение и присоединился к ним в деле «искоренения мерзкого корня тирании». Полагаю, это означает обойти соседей-лоялистов, вытащить их из домов, избить, забрать имущество, сжечь постройки, а самих повесить. Ну, или воспрепятствовать им другими антиобщественными действиями.

Роджер перестал смеяться.

– Стиль мистера Кливленда оставляет желать лучшего, – заметил он. – Я имею в виду «искоренение корня». Зато он хотя бы не скрывает своих намерений.

– Как и Джейми, – сказала я, продолжая с излишним усердием растирать корни в ступке. – В том смысле, что он черта с два на это пойдет, однако не может прямым текстом послать их к дьяволу. В таком случае ничто не помешает им добавить Ридж в свой список визитов – разве что расстояние.

– Далеко отсюда до округа Теннесси? – с тревогой спросил Роджер. – Наверняка прилично?

Я на мгновение перестала стучать пестиком, пожала плечами и вытерла рукавом выступивший на лбу пот.

– Примерно три-четыре дня пути. При хорошей погоде, – добавила я, выглянув в окно, за которым солнечные лучи разливались по цветущей траве.

– И… э-э… полагаю, не стоит сбрасывать со счетов капитана Каннингема и его друзей-лоялистов?

Я вздохнула.

– Боже… Он здесь будто червь в яблоке, тебе не кажется? С другой стороны, – рассудительно заметила я, – капитан, вероятно, служит лучшим оправданием, почему Джейми не присоединяется к нашему другу Бенджамину в его крестовых походах. Джейми считает, что должен оставаться в Ридже и держать своих лоялистов в узде. Не так уж далеко от истины, если подумать.

– Согласен. Что это? – Роджер кивнул на ступку, пытаясь сменить тему.

– Эхинацея. Еще рановато для сбора, но мне без нее никак. Растение выкапывают осенью, потому что именно тогда корень начинает запасать энергию – ему больше не нужно питать цветы и листья. – Я перевела дух и продолжила: – К твоему сведению, единственное, не считая расстояния, что удерживает головорезов Никодимуса Партленда от визита в Ридж, – это вы с Джейми.

Роджер не выказал удивления, хотя мои слова его слегка смутили.

– Пожалуй, – медленно произнес он. – Если судить по Ложе… Вы ведь в курсе, что там не принято говорить о политике и религии? Равенство, Братство и все такое?

– Да, слышала. – Я замедлила постукивание пестиком и криво улыбнулась. – Хотя всегда считала, что «обычай этот похвальнее нарушить, чем блюсти»[133]133
  У. Шекспир. «Гамлет, принц Датский», акт I, сцена 4. Пер. М. Лозинского.


[Закрыть]. Такова уж… человеческая природа.

Мне хотелось сказать «мужская природа» – Роджер наверняка это заметил: он криво улыбнулся в ответ и неопределенно махнул рукой.

– Члены ложи в основном следуют букве закона, но на практике люди просто перестают приходить, если в корне с чем-то не согласны.

Я прервала работу и посмотрела на него.

– Так вот почему Джейми не пропускает ни одного вторника – он застолбил Ложу в качестве своей территории?

– И да, и нет. Он Досточтимый Мастер, хотя и не выпячивает этот факт. По правде говоря, любое место, куда приходит Джейми, обычно становится его территорией.

Рассмеявшись словам Роджера, я взяла бутылку пива, сделала глоток и предложила ему.

– Но?.. – сказала я.

Он кивнул, принимая бутылку.

– Джейми призывает всех приходить, несмотря ни на что, и поддерживает мир в Ложе, не затрагивая политику открыто. Но, как вы и сказали… похвальнее нарушить. Разговоры ведутся, и даже если они не о политике, несложно заметить, кто есть кто. Спустя некоторое время большинство убежденных лоялистов перестали приходить.

– Они собираются в доме капитана? – догадалась я, и Роджер кивнул. Это заставило меня задуматься. – Сколько человек?

– Двадцать или около того. В основном жители Риджа на нашей стороне, хотя и предпочли бы, чтобы их оставили в покое.

– Не могу их винить, – сухо заметила я.

С улицы донесся высокий тонкий крик. Я резко повернулась, но почти сразу успокоилась.

– Мэнди и Орри Хиггинс вместе с Фанни собирают для меня пиявок, – пояснила я, махнув рукой в сторону окна, – и цепляют их друг на друга. Постой-ка… – Чуть отклонившись назад, я оглядела Роджера. – Ты искал Джейми или тебе нужна медицинская помощь?

Он улыбнулся, вспомнив о цели своего визита.

– Второе… но не для себя. Я был в гостях у Чизхолмов и, уходя, задержался поговорить со Старой Мамашей – она сидела на скамейке у дома и курила трубку. Я присел рядом, и мы немного поболтали.

– Должно быть, забавный вышел разговор.

– Ну, до определенного момента. Потом она сказала, что всякий раз, когда идет в уборную, матка выпадает ей в руку, и я хотел у вас спросить, можно ли что-нибудь с этим сделать.

Он смущенно покраснел, и я подавила смешок.

– Что-нибудь придумаю. Завтра схожу и поговорю с ней. А пока не мог бы ты выловить Мэнди и Орри из ручья и узнать, останется ли Сайрус на ужин?

* * *

Спускаясь к ручью с холма, Роджер заметил среди деревьев Джема, Жермена, Эйдана и нескольких других мальчишек – они размахивали палками на манер мечей или же притворялись, что стреляют из них, как из мушкетов, то и дело выкрикивая: «Ба-бах!»

– Это все весело, пока кому-нибудь не выбьют глаз, – пробормотал он, вспомнив наставление миссис Грэм из собственной юности.

Однако какой смысл запрещать или читать им нравоучения? В конце концов, они мальчишки и совсем скоро станут достаточно взрослыми, чтобы вступить в ополчение или армию.

А треклятая война стремительно движется в их сторону.

– Тысяча семьсот восемьдесят первый, – пробормотал Роджер и скрестил пальцы. – Йорктаун случится в октябре тысяча семьсот восемьдесят первого. Два кровавых года. С другой стороны, всего лишь два года.

Неужто они столько не продержатся?

При виде Мэнди и Орри в ручье, насквозь вымокших, покрытых грязью и водорослями и радостно щебечущих, словно пара синиц, Роджер слегка успокоился. Он также заметил, что Фанни и Сайрус теперь сидят ближе друг к другу.

Фанни что-то показывала, и Сайрусу, который был выше девочки на добрый фут, пришлось изогнуться так, чтобы случайно ее не задеть. Роджер кашлянул, не желая застать их врасплох, и Сайрус резко выпрямился.

– Не бойся, a charaid, – успокоила его Фанни, тщательно и совсем неправильно выговаривая «a charaid». Улыбнувшись, Роджер заметил, как Сайрус тоже улыбается, хотя и украдкой. – Это всего лишь Роджер Мак.

– Он самый, – дружелюбно подтвердил Роджер. – Миссис Клэр интересуется, останешься ли ты на ужин, a bhalaich.

Сайрус порозовел оттого, что его застали рядом с Фанни, и в результате позабыл все английские слова. Он ответил по-гэльски, что благодарит хозяйку и с удовольствием остался бы, но брат Хирам велел ему вернуться до темноты, а путь неблизкий.

– Тогда ладно. Oidhche mhath[134]134
  Доброй ночи (гэльск.).


[Закрыть].

Повернув голову, Роджер заметил в траве сверток: Фанни показывала Сайрусу свои сокровища. Среди них Роджер краем глаза уловил блеснувший кулон и развернутый лист бумаги с карандашным рисунком, который Фанни попыталась заслонить от него. Должно быть, портрет ее покойной сестры; Бри ему рассказывала. Значит, парень на пути к успеху, если уж Фанни делится с ним столь личным.

– Удачи, a bhalaich, – пробормотал Роджер себе под нос и улыбнулся.

Улыбался он не только из обычной благосклонности к юным любовникам, но и потому, что рисунок Фанни напомнил ему причину благодушного настроения.

Коснувшись кармана бриджей, Роджер ощутил шорох бумаги и края сломанной сургучной печати. Не то чтобы ему не верилось. В конце концов, он ожидал чего-то подобного. Но одно дело – думать, что все постиг, и совсем другое – осознать свое полнейшее неведение. А вместе с тем прийти к пониманию, что это-то, еще не постигнутое, возможно, и есть самое важное в жизни.

Негромкий крик заставил его повернуть голову – отцовский инстинкт сработал незамедлительно, – однако возмущенный визг Мэнди прекратился почти сразу же: она толкнула Орри, и тот навзничь упал в воду – очевидно, уже не в первый раз.

Ну, может быть, второе по важности, – подумал он, слегка улыбаясь.

Его приемный отец (фактически приходившийся ему двоюродным дедом) был пресвитерианским священником. Он так никогда и не женился, хотя служителям разрешалось вступать в брак – их даже поощряли к этому, поскольку жены помогали решать организационные вопросы общины.

Роджер никогда не спрашивал преподобного, почему тот не женился, и сам до сих пор не задавался этим вопросом. Возможно, он попросту не встретил подходящую женщину и не желал довольствоваться компаньонским браком. А может, чувствовал, что будет трудно совмещать обязательства перед Господом с обязательствами перед женой и детьми.

Сначала Ты дал мне жену и детей, – мысленно обратился Роджер к Богу. – Поэтому вряд ли потребуешь оставить их ради исполнения Твоих замыслов.

Какими бы те ни были.

Вот правда, которую он до поры до времени прятал в кармане. Письмо преподобного Дэвида Колдуэлла – друга и высокопоставленного пресвитерианского старейшины. Он провел церемонию бракосочетания Роджера и Бри и очень помог Роджеру подготовиться к рукоположению. Было и утешением, и радостью знать, что Дэви Колдуэлл все еще в него верит.

Генеральная ассамблея Пресвитерии собирается в мае следующего года в Чарльстоне. Разумеется, я замолвлю за тебя словечко в части, касающейся результатов твоих семинарских экзаменов и пройденных испытаний для вступления в сан. Однако тебе будет не лишним войти в контакт с несколькими старейшинами, которые примут участие в Пресвитерии, прежде чем ты встретишься с ними официально в Чарльстоне. Ибо для поддержки штанов человек может использовать не только пуговицы, но и ремень.

Слова преподобного Колдуэлла вызвали у него улыбку. Однако за юмором и чувством благодарности к Дэви Колдуэллу скрывалось… что? Роджер не знал, как назвать этот странный трепет в груди и приятную пустоту в животе. Предвкушение? Только хуже: как будто он стоит на краю пропасти и вот-вот прыгнет, не зная, взлетит или разобьется о скалы. Конечно, он не питал иллюзий. И все же мечтал взлететь.

 
…Священных высей нерушим покой;
И, в храм небесный с трепетом войдя,
Я до Творца дотронулся рукой[135]135
  Строки из стихотворения «Высотный полет» американского поэта Джона Гиллеспи Маги-младшего (1922–1941). Пер. Е. Савиной.


[Закрыть].
 

Сколько Роджер себя помнил, пожелтевшая копия этого стихотворения была приколота к огромной пробковой доске в кабинете преподобного, и теперь ему впервые пришло в голову, что, возможно, тот хранил ее в память об отце Роджера, который, подобно автору строк, погиб на войне, летая на «спитфаере». По крайней мере, он так думал.

В очередной раз тронув карман, Роджер вознес краткую молитву за душу отца – где бы она ни находилась, а также за преподобного Колдуэлла и его доброту.

Письмо доставил из Кросс-Крика Бобби Хиггинс. Роджер сунул нераспечатанный конверт в карман и пошел заниматься делами по хозяйству. Он хотел прочесть послание вдали от людских глаз, что и сделал в компании мула Кларенса и двух любознательных лошадок.

Роджер знал о Пресвитерии в Чарльстоне. Некоторое время назад он написал Колдуэллу о своих планах относительно рукоположения и вскользь упомянул, что примерно через месяц приедет с женой и детьми в Чарльстон, чтобы вернуть Жермена в лоно семьи. О необходимости достать оружие для Джейми Роджер умолчал: он все еще гнал от себя эти мысли.

Он раздумывал, не пройтись ли к Дому собраний и посидеть там, размышляя о планах на жизнь. Но ему хотелось уединения, поэтому Роджер перешел ручей по камням-ступеням и свернул к холму за домом, намереваясь дойти до Зеленого источника. Однако на глаза ему попался сад Клэр, совершенно безлюдный; неожиданно для себя он открыл калитку и вошел.

Роджер редко бывал в саду, и его сразу же поразило дыхание ранней осени, столь непохожее на чистый запах леса. В воздухе пахло свежевскопанной землей и перепревшим навозом, горьким душком ботвы, капустой и едким луком, а поверх всего плыл аромат поздних цветов – более сильный, чем сладкие пьянящие ароматы середины лета, с легкими нотками смолы и аниса.

У одной из стен палисадника густо росли подсолнухи, а сразу под ними Роджер заметил прямые стебли эхинацеи в окружении золотарника и других цветов с неизвестными названиями. Особенно ему понравились фиолетовые (кажется, космея), вокруг которых порхали крошечные бело-желтые бабочки, а еще несколько красных и желтых цветков. Надо будет спросить у Клэр.

– Это для пчел, – как-то за ужином сообщила она.

Теперь пчелы с удовольствием кружили среди цветов; Роджер слышал их гудение, похожее на вибрацию отпущенной струны.

– Эй, – тихо сказал он им, поддавшись внезапному порыву. – Я получил письмо от Дэви Колдуэлла. Думаю, все готово. Думаю… надеюсь, меня посвятят в сан. Служитель слова и таинства – так они… то есть мы это называем. Я имею в виду, пресвитериане, – добавил он на случай, если пчелы католические и не разбираются в подобных тонкостях.

Роджер полагал, что «посвящение» ничего не значит для пчелы. В конце концов, все они появлялись на свет из восковых сот с непоколебимым чувством собственного предназначения и не нуждались в решениях или церемониях. Однако было приятно высказать это вслух.

– Посвящен, – повторил он. – Я поеду в Чарльстон и все выясню. Клэр говорит, такие вещи всегда хочется знать. Брианна и дети тоже едут; они с удовольствием посмотрят на океан и прогуляются босиком по пляжу. – Если поблизости не будет кучи британских военных кораблей… – А потом мы отправимся в Саванну. Бри собирается написать чей-то портрет.