Текст книги "Скажи пчелам, что меня больше нет"

63
Третий этаж

Фрэзер-Ридж

Бри с Роджером уехали, а Джейми отправился провожать Йена, Рэйчел и Дженни. Теперь, когда в доме осталось всего два человека и собака, он казался еще больше.

Фанни, лишенная привычной компании, ходила за мной по пятам. Следом цокала когтями Блубелл: из хирургической в кухню, из кухни в гостиную и снова в хирургическую. Все трое ощущали над головой безлюдность спален и гулкую пустоту далекого третьего этажа, стены которого напоминали призрачный лес из брусьев, а неостекленные окна были заколочены досками для защиты от снега и дождя – до той поры, пока хозяин не вернется, чтобы завершить работу.

Я предложила девочке ночевать в моей спальне, и мы перетащили из детской ее выкатную кровать. Теперь по ночам мы прислушивались к дыханию друг друга – теплое, неуловимое, оно почти растворялось в медленном, стылом дыхании дома. Но все-таки так было гораздо спокойнее. Особенно в сумерках, когда темнота, подобно безмолвному приливу, постепенно заполняла комнату.

Иногда, просыпаясь на рассвете, я обнаруживала Фанни в своей кровати: свернувшись калачиком у меня под боком, она крепко спала. Блу обычно устраивалась у нас в ногах, сделав себе уютное гнездышко из лоскутных одеял. Заметив, что я проснулась, собака поднимала голову и помахивала хвостом, однако не двигалась с места, пока не вставала Фанни.

– Они обязательно вернутся, – каждый день убеждала я ее. – Все до единого. А пока нам остается занимать себя делами.

Фанни никогда не жила одна и не умела справляться с одиночеством. Еще больше ее пугала перспектива остаться наедине со своими мыслями.

А что, если?.. – рефреном звучало у нее в голове. Этот же вопрос ежедневно преследовал и меня, что казалось слабым утешением.

– Как вы думаете, а дома – живые? – спросила она однажды.

– Ну конечно, живые, – рассеянно ответила я.

– Правда?

Округлившиеся глаза Фанни вернули меня к действительности. Мы сидели у очага и штопали носки, покончив с утренними делами и пообедав. Мы покормили свиней, дали сена скоту, подоили коров и двух коз – завтра займусь пахтаньем. Пару ведер приберегу на сыр, а остальное отправлю Бобби Хиггинсу для мальчишек.

– По-моему, да, – медленно сказала я. – Мне кажется, если люди живут в каком-то месте достаточно долго, они неизбежно передают ему частичку своей души. А значит, и дома влияют на людей – думаю, эта связь работает в обе стороны.

– В обе стороны? – недоверчиво повторила она. – Получается, я оставила частичку себя в борделе и забрала частичку борделя с собой?

– Разве не так? – мягко спросила я.

Лицо ее на мгновение застыло, но вскоре в глазах вновь появилось осмысленное выражение.

– Так, – сдержанно кивнула Фанни и замолчала.

– Не знаешь, кто на этой неделе помогает Бобби и мальчикам?

Соседские женщины – и их дочери – договорились по очереди приходить к Хиггинсам пару раз в неделю. Они приносили еду, готовили ужин, делали кое-какую работу по дому, не давая осиротевшему семейству окончательно себя запустить.

– Эбигейл Лахлан с сестрой, – с готовностью ответила Фанни. – Они всегда приходят вместе, потому что ревнуют.

– Ревнуют? А, наверное, из-за Бобби?

Девочка кивнула и прищурилась, пытаясь вдеть нитку в игольное ушко. Тихая, цивилизованная и негласная борьба за право стать следующей миссис Хиггинс приобретала все более явные очертания. Бобби не выказывал ни малейшего желания делать выбор и, похоже, вовсе не замечал попыток его обольстить, хотя всегда искренне благодарил девушек за помощь.

– Вы говорили о домах… – Фанни на миг затаила дыхание и с победным возгласом вставила наконец нитку. – Что, если дух Эми Хиггинс все еще живет в хижине? Чтобы отвадить других женщин?

Я немного оторопела, – однако в вопросе не было никакого скрытого подтекста, одно лишь любопытство. Поэтому ответила начистоту. Сразу после смерти Эми ходили разные слухи: то ее встречали в том самом ущелье, то видели, как она стирает одежду в ручье (надо сказать, весьма популярное времяпрепровождение у шотландских и ирландских призраков, поскольку именно этим они и занимались большую часть своей земной жизни). Но с приходом осени и тяжелой работы по уборке урожая эти разговоры почти сошли на нет и все вернулись к своим повседневным заботам.

– Не уверена насчет самой хижины – я ни разу не чувствовала там присутствие Эми. Однако когда кто-то умирает, близким людям еще долго кажется, что он по-прежнему где-то рядом. Хотя призраки тут ни при чем – думаю, нас преследуют воспоминания… и тоска.

Фанни кивнула, сосредоточенно заштопывая прореху на пятке чулка. Иголка то и дело царапала по штопательному яйцу.

– Жаль, что меня не преследует призрак Джейн. – Голос ее был не громче шепота.

У меня сжалось сердце. Когда-то я и сама испытывала подобное желание – неутолимую, жгучую потребность в присутствии любимого человека – пускай и в виде призрака. Чтобы хоть на миг унять невыносимую, разъедающую душу тоску.

Я надолго замолчала, погрузившись в воспоминания. Призрак Джейми действительно преследовал меня, несмотря на мои отчаянные попытки забыть его, раствориться в повседневной рутине. Он постоянно присутствовал в моем сердце, в моих снах, напоминая о себе, – иначе я, возможно, никогда не решилась бы вернуться.

– Фанни, ты всегда будешь помнить сестру. – Я легонько сжала ее руку. – А она будет помнить тебя.

Поднявшийся ветер шумел в ветвях деревьев и сотрясал оконное стекло.

– Давай-ка закроем ставни, – сказала я, вставая. Окно хирургической было самым большим в доме, поэтому его снабдили как наружными, так и внутренними ставнями – чтобы защитить бесценное стекло от непогоды или нападения и не дать коварному холоду проникнуть в комнату.

Я высунулась было из окна с крючком для ставни в руке, как вдруг заметила высокую черную фигуру, которая торопливо шагала к дому. Ветер нещадно трепал ее юбки и накидку.

– «Я доберусь до тебя и до твоей собачонки…» – пробормотала я, невольно глянув в сторону леса – не летит ли на нас стая обезьян[157]157
  Отсылка к образу Злой Ведьмы Запада из сказки Л. Ф. Баума «Удивительный волшебник из страны Оз». Клэр цитирует строчку из голливудского фильма 1939 года.


[Закрыть]. Порыв холодного ветра ворвался в комнату, звякнув склянками и перелистнув страницы «Мерка», который лежал раскрытым на столе. Хорошо, что я предусмотрительно удалила лист с выходными данными.

– Что вы сказали? – Фанни, вскочившая вслед за мной, стояла у двери в хирургическую; позади нее маячила зевающая Блубелл.

– Миссис Каннингем идет, – сказала я, оставив в покое ставни и закрывая окно. – Можешь ее впустить? Проведи в гостиную и скажи, что я сейчас подойду; наверное, она пришла за порошком красного ильма, который я ей обещала.

Девочка заметно оробела, словно миссис Каннингем и впрямь была воплощением Злой Ведьмы Запада. Однако послушно выполнила просьбу. К моему удивлению, миссис Каннингем отказалась ждать в гостиной; через несколько секунд она появилась на пороге хирургической – растрепанная, словно летучая мышь после бури, и бледная как сметана.

– Мне нужна… – Так и не договорив «помощь», она пошатнулась и начала оседать на пол. Я едва успела ее подхватить.

Фанни испуганно вскрикнула, но сообразила обхватить миссис Каннингем за талию. Вместе мы кое-как взгромоздили ее на смотровой стол. Одной рукой она намертво вцепилась в шаль – должно быть, боялась, что ту сорвет ветром. Нам с трудом удалось разжать окоченевшие от холода пальцы.

– Матерь Божья! – в ужасе пробормотала я, увидев, в чем проблема. – Как это вас угораздило? Фанни, подай виски.

– Упала, – просипела гостья, немного приходя в себя. – Споткнулась о ведро для угля, как последняя раззява. – Ее правое плечо было вывихнуто, плечевая кость выгнулась дугой, а локоть вжался в ребра. Сходство с ведьмой стало еще более разительным.

– Не волнуйтесь, – сказала я. Надо бы расстегнуть ей лиф, чтобы не порвать одежду, пока буду вправлять сустав. – Я знаю, как это исправить.

– Не сомневаюсь. Иначе не стала бы целых две мили ковылять под гору через треклятый терновник! – огрызнулась она, начиная оживать под воздействием тепла.

Я улыбнулась, взяла у Фанни бутылку, откупорила и вручила Элспет. Пациентка неспешно отпила виски, покашливая между глотками.

– Твой муж… знает… свое дело, – хрипло похвалила она, возвращая девочке бутылку.

– Это лишь одно из них, – кивнула я. Мне удалось ослабить лиф, но мешала лямка корсета: пришлось разрубить этот гордиев узел скальпелем. – Фанни, обхвати ее за талию и держи покрепче.

Элспет Каннингем прекрасно понимала, что я собираюсь делать. Стиснув зубы, она постаралась максимально расслабить мышцы, насколько было возможно в сложившихся обстоятельствах. Полагаю, ей доводилось наблюдать за вправлением вывихов на флоте – где еще она могла выучить столько отборных ругательств? Фанни прыснула, услышав «гребаный травочес!», когда я повернула руку пациентки и резко дернула. Сустав со щелчком встал на место.

– Давно не слышала таких выражений! – Губы девочки подрагивали в улыбке.

– Имея дело с матросами, юная леди, поневоле перенимаешь их добродетели и пороки. – Бескровное лицо Элспет блестело от пота, однако голос уже не дрожал и дыхание восстановилось. – А где, позволь спросить, ты слышала подобные выражения?

Фанни посмотрела на меня, а когда я кивнула, бесхитростно ответила:

– Я прожила несколько лет в борделе, мэм.

– Вот как. – Миссис Каннингем высвободила запястье из моей руки и села, опираясь на здоровую руку. Ее все еще потряхивало. – Полагаю, у шлюх тоже имеются добродетели и пороки.

– Не уверена насчет добродетелей, – с сомнением сказала Фанни. – Разве что способность ублажить мужчину рукой за две минуты…

Я поперхнулась глотком виски.

– Это скорее навык, чем добродетель, – рассудительно заметила миссис Каннингем, – хотя и чертовски полезный.

– Что ж, у всех есть свои таланты, – подытожила я.

Мне хотелось поскорее сменить тему, пока Фанни не ляпнула что-нибудь еще. После смерти Эми Хиггинс наши с Элспет отношения несколько потеплели. Хотя взаимное уважение вряд ли переросло бы в дружбу: мы обе понимали, что из-за политических разногласий моему мужу и ее сыну, возможно, придется друг друга убить. Если того потребуют обстоятельства.

* * *

Чтобы избежать дальнейших откровений, я отослала Фанни на кухню – разделывать куропаток, которых миссис Макаффи принесла в уплату за чесночную мазь от остриц.

– Всегда хотела спросить, – заговорила я, просовывая руку Элспет в перевязь, – что такое «травочес»? Это действительно ругательство или просто эпитет?

Когда я закончила манипуляции, миссис Каннингем наконец с облегчением выдохнула, осторожно ощупывая повязку.

– Спасибо. Травочесом обычно называют ленивого или никчемного человека. Уж не знаю, при чем тут расчесывание травы. Само по себе это слово вполне безобидное. Ругательством оно становится только в паре с «гребаным». Хотя я никогда не слышала его отдельно, – задумчиво добавила Элспет.

– Полагаю, на флоте и не такое услышишь. Фанни совершенно потрясена – она-то была уверена, что только шлюхи могут так выражаться. А вы явно не похожи на шлюху.

Миссис Каннингем фыркнула.

– Когда поблизости нет мужчин, женщины обычно позволяют себе большую свободу в высказываниях. Замечали?

– В общем, да, – признала я. – Даже монашки этим грешат.

– У вас есть знакомые монашки? – спросила она с сарказмом. Ее лицо порозовело, дыхание окончательно выровнялось.

– Были когда-то.

По правде говоря, сестры из «Обители ангелов» почти никогда не использовали крепких словечек вроде «гребаный травочес». Однако частенько бормотали себе под нос Merde! и пару-тройку более цветистых выражений, сталкиваясь с очередным испытанием на ниве лечения парижских бедняков.

Я вдруг живо вспомнила матушку Хильдегарду, которая даже Merde употребляла крайне редко, зато без тени смущения сказала, что король Франции пожелает возлечь со мной, если пойду умолять его выпустить Джейми из тюрьмы. А затем облачила меня в платье из красного шелка и отправила во дворец именно за этим.

– Merde, – вырвалось у меня.

Элспет тихонько прыснула – наверное, боль в плече не позволяла ей смеяться в голос.

– Я давно заметила, что люди всегда говорят свободнее с представителями своего пола, а в смешанных компаниях стараются сдерживаться. Хотя вряд ли это правило соблюдается в борделях, – добавила она, бросив взгляд в сторону кухни. Фанни напевала песенку про братца Жака, заворачивая в глину перепелок. – Славная девочка. Однако вам нужно убедить ее не…

– Она знает, что нельзя говорить о таких вещах с посторонними, – заверила я Элспет, подливая себе виски. – Но сегодня можете говорить о чем вздумается, потому что я не отпущу вас домой в таком состоянии.

Она пристально посмотрела на меня, заправила за ухо седую прядь и молча кивнула.

– Уж не знаю, что вы имеете в виду под «состоянием»: травму или опьянение. В любом случае спасибо.

– Если хотите, я попрошу Фанни сходить и затушить огонь у вас в очаге.

– Не стоит. Перед уходом залила его холодным чаем из кувшина. Жаль, конечно. Но я не знала, когда вернусь.

– Хорошо. – Я взяла ее за здоровую руку и помогла слезть с кушетки. – Пойдемте, провожу вас наверх. Вам лучше прилечь.

Элспет не стала возражать – полученная травма и долгий путь по горным тропам оставили ее без сил. Мы поднялись по лестнице; она ступала крайне осторожно, боясь потерять равновесие. Я довела гостью до одной из кроватей в детской, принесла одеяло, кувшин воды и немного виски, а затем спустилась на кухню, чтобы помочь Фанни с ужином.

Брианна научила ее запекать перепелок в золе, заворачивая их в глину. Правда, Фанни еще ни разу не готовила их сама и теперь хмуро взирала на выложенные в ряд бледные комки и заляпанный стол.

– Думаете, столько глины достаточно? – На ее щеке и волосах остались засохшие глиняные следы. – Бри говорит, что если взять слишком мало, глина потрескается раньше времени и перепелки сгорят. А если слишком много – мясо останется сырым.

– Пока они приготовятся, мы так проголодаемся, что нам будет все равно, – ответила я. Но все же немного сжала один из комков, ощущая пальцами податливую массу. – Только нужно проверить, не остался ли внутри воздух. Сожми их легонько, чтобы выпустить все пузырьки, – иначе перепелок разорвет горячим паром. То есть не самих перепелок, а глиняные конвертики.

– Не дай бог! – Девочка принялась методично сжимать глиняные кулечки.

Я вздохнула и потерла межбровье.

– Голова болит? – участливо спросила Фанни. – У нас есть свежая ивовая кора. Хотите, чай заварю? Я мигом!

Она была в восторге от трав и обожала их перетирать, заваривать и толочь в ступке.

– Спасибо, моя дорогая, – улыбнулась я. – Все в порядке. Просто думаю: что же, черт возьми, нам приготовить к перепелкам?

Мысли о пропитании ежедневно отравляли мне жизнь. Не столько из-за необходимости постоянно собирать, мыть, нарезать и готовить – что само по себе малоприятно, – сколько из-за вечной проблемы помнить, какие продукты остались, какие вот-вот испортятся и сколько времени и усилий потребуется для приготовления того или иного блюда. И при этом не забывать о полезности: я регулярно пичкала домочадцев яблоками, изюмом, орехами и едва ли не насильно кормила их зеленью. Зато никто пока не умер от цинги.

– У нас много фасоли, – неуверенно сказала Фанни. – Ну или можно сварить рис… Или репу – то есть брюкву.

– А это мысль! Пюре из брюквы подойдет идеально – особенно если его посолить и добавить сливочного масла. Уж соли-то у нас точно навалом.

На прошлой неделе Том Маклауд привез из Кросс-Крика годовой запас соли на весь Ридж: двести пятьдесят фунтов хранились теперь в нашей коптильне. Как раз к началу сезона охоты, разделки и заготовки. И жалкие пятьдесят фунтов сахара – правда, был еще мед…

– Итак, запеченные перепелки с брюквенным пюре. Давай еще… отварим сушеный горох? Ну и немного сливок.

В конце концов уже через час мы втроем сели за стол. Ужин получился вполне сносный, хотя одна перепелка все-таки взорвалась. Правда, подкопченное на огне мясо оказалось очень вкусным, а подгоревший лук придал тушеному гороху неповторимый аромат. Разговор не клеился: мы с Фанни валились с ног, а Элспет Каннингем была старой, уставшей и страдала от боли.

Однако гостья честно пыталась соблюдать законы этикета.

– Хотите сказать, – заговорила она, обведя взглядом огромную кухню, – вы управляетесь с домом вдвоем?

– Не только с домом – еще ухаживаем за животными и за садом. – Я подавила зевок, сунув в рот намазанную джемом пресную лепешку. – Помимо этого, забиваем скотину и разделываем туши.

– А также приходится следить за пчелами, – вставила Фанни. – И пополнять запасы лекарств миссис Фрэзер. Еще принимать людей, которых ей нужно вернуть к жизни… то есть вылечить.

– Стирка и уборка тоже на вас, – задумчиво добавила Элспет, глядя на необъятные пространства истоптанных дощатых половиц. Затем посмотрела на меня, и я поняла, что она уже мысленно выставила мне диагноз.

Однако тактично не стала его озвучивать. Вместо этого взяла бутылку виски, которую я передала, кивком поблагодарила и сказала:

– Я перед вами в долгу, миссис Фрэзер. Позвольте вас отблагодарить, хотя бы отчасти. Давайте пришлю одного из лейтенантов моего сына, чтобы помогал с… мужской работой, пока ваш супруг в отъезде. На следующей неделе приедут двое парней, которые будут жить у нас какое-то время.

Я хотела было отказаться, потом встретила ее взгляд – строгий, но полный сочувствия. Фанни с надеждой смотрела на меня умоляющими глазами.

– Спасибо, – поблагодарила я и доверху наполнила ее бокал.

* * *

Беседа протекала вяло: через полчаса Фанни начала зевать. Вскоре к ней присоединилась и Блубелл, издавая протяжные скрипучие звуки.

– Фанни, по-моему, собаке пора спать, – сказала я, сжимая челюсти, чтобы не перенимать эту заразную эстафету.

– Да, мэм, – пробормотала она. Я сунула ей в руку свечу в подсвечнике, и девочка побрела в спальню, пошатываясь от усталости. За ней решительно трусила сонная Блу.

Но Элспет, похоже, не собиралась ложиться, хотя наверняка валилась с ног. У меня давно слипались глаза; от усталости я была не в состоянии вести беседу. К счастью, этого и не требовалось. Мы просто сидели у огня, наблюдая за пляшущими огоньками пламени и слушая завывание ветра на пустом чердаке.

Вдруг наверху оглушительно хлопнула дверь. Мы подскочили от неожиданности.

К счастью, никаких других звуков не последовало, и мое сердце перестало колотиться как бешеное.

– Все в порядке, – сказала я.

Элспет пристально посмотрела на меня.

– Пэтрис Макдональд говорила, что ваш третий этаж еще не закончен. Ее муж собирался прийти в пятницу, чтобы кое-что доделать.

– Совершенно верно.

– Этот шум точно не со второго этажа.

– Пожалуй, вы правы, – признала я.

Она прищурилась, продолжая сверлить меня взглядом. Мне вдруг захотелось кофе.

– Все дома производят какие-то звуки, Элспет, – особенно такие огромные, как наш. Моя дочь наверняка выдала бы подходящее научное объяснение. К сожалению, я могу лишь строить догадки. Когда дует восточный ветер, мы часто слышим на третьем этаже непонятный шум.

– Вот как. – Она немного расслабилась и глотнула виски. – Почему бы вам просто не держать ту дверь закрытой?

– Но там нет дверей. Пока нет, – уточнила я, также сделав глоток. Виски, хотя и не собственного производства Джейми, оказался неплохим. По телу разливалось приятное тепло.

– Хотите сказать, – заговорила Элспет после минутного молчания, – что на недостроенном этаже нового дома водятся призраки?

Я рассмеялась.

– Конечно, нет! Не знаю, что произвело этот звук, ну уж точно не мистическая призрачная дверь. Поверьте, – добавила я, заметив в ее взгляде сомнение. – В последние месяцы наверху работали десятки людей. Никто из них там не умирал. И не видел ничего необычного. Вы же и сами знаете, – заключила я, наставив на нее мизинец, – иначе об этом давно говорил бы весь Ридж.

Она прожила здесь достаточно долго, чтобы признать мою правоту. Поэтому немного успокоилась и кивнула, пригубив виски. Повисшее было в комнате напряжение начало отступать, вылетая в трубу вместе с белой струйкой дыма от сгоревших поленьев из древесины пекана.

Несколько минут прошли в тишине, а потом Элспет вдруг спросила:

– Зачем вам чердак? Дом и так большой – по-моему, двух этажей вполне достаточно.

– Джейми настоял. – Я пожала плечами.

Миссис Каннингем понимающе хмыкнула и продолжила потягивать виски. Однако ее редкие седые брови хмурились – она явно не переставала об этом думать.

– Мой муж – хозяин Фрэзер-Риджа, – объяснила я. – Если вдруг случится что-то… непредвиденное и арендаторам придется покинуть свои дома, они смогут найти здесь временное пристанище. Такое уже случалось. Беженцы месяцами жили на нашей кухне – это было еще в старом доме. Хуже, чем нашествие тараканов.

Элспет вежливо засмеялась, но, судя по выражению лица, прекрасно поняла, о каких непредвиденных обстоятельствах идет речь.

– Ваш сын… – Я тоже решила быть откровенной. – Вы ему верите?

Она неспешно отпила из бокала и откинулась на спинку стула, разглядывая меня, словно медведя на вершине горы: нечто любопытное, однако не представляющее угрозы.

– Вы о том, что он рассказал на проповеди? О смерти сына? Да, верю. Это дарует утешение, – тихо добавила она.

Я понимающе кивнула. Многие обрели некоторое утешение благодаря истории капитана, включая, как ни странно, меня. Только я имела в виду нечто другое.

– Я о словах его мальчика, который сказал, что они с отцом снова встретятся через семь лет. В это вы верите? И верит ли ваш сын?

Человек, который убежден, что знает время собственной смерти, запросто может пойти на риск до наступления срока.

Элспет прекрасно поняла суть вопроса. Она молча смотрела на меня, медленно катая пустой стакан в ладонях. К запаху горящих дров примешивался едва уловимый аромат ячменя. Наконец она вздохнула и осторожно поставила стакан на стол.

– Да. Верит. Он даже изменил завещание, чтобы обо мне позаботились после его смерти. Если, конечно, я его переживу, что совершенно не входит в мои планы.

Я слушала, не перебивая. Несомненно, она знала, что Джейми – а следовательно, и мне – было известно о попытках капитана собрать ополчение из сторонников лоялистов. Не думаю, что Каннингем утаил от матери историю с ружьями.

– Джейми не позволит ему это сделать, – сказала я, глядя ей прямо в глаза.

– Возможно, – ответила она, чеканя каждый слог, как часто бывает при легком опьянении. – Хотя это не в его власти. – Послышалась негромкая, вполне приличествующая леди отрыжка, но миссис Каннингем ничуть не смутилась. – Генерал Корнуоллис пришлет сюда одного из лучших офицеров для создания лоялистского ополчения на территории обеих Каролин. Чтобы при поддержке британской короны подавить местное восстание в зародыше.

Я молча подлила нам обеим виски и сделала глоток. Казалось, напиток просачивается через все органы, попадая прямиком в расплавленное нутро.

– Вам известно его имя? – спросила я.

Она медленно покачала головой и залпом допила виски.

– А диавол, прельщавший их, ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков[158]158
  Откровение Иоанна (20:10).


[Закрыть].

– Воистину, – сухо ответила я, насколько это возможно для человека, насквозь пропитанного односолодовым скотчем. Непонятно, кого она считала дьяволом: Джейми, Джорджа Вашингтона или Континентальный конгресс. Впрочем, не все ли равно? – На этой скале Я построю Мою Церковь, и врата ада не одолеют ее[159]159
  Евангелие от Матфея (16:18).


[Закрыть], – процитировала я, торжественно выплеснув остатки виски в огонь, который на мгновение зашипел и взметнул синий язычок пламени. – Элспет, предлагаю лечь спать. Вам нужен отдых.