Текст книги "Скажи пчелам, что меня больше нет"

127
Уководстворум длянум утешественниковпум вонум ременивум

На следующий день, возвращаясь из солодовни, куда он ходил за пивом для Джейми и Йена, Роджер застал Брианну за письменным столом в отцовском кабинете.

Сидя с карандашом в руке, она посмотрела на мужа и нахмурилась.

– Ты знаешь, когда придумали свинский латинский?[301]301
  Языковой шифр, основанный на принципе перемещения начальных согласных в конец слова и добавления «латинского» окончания.


[Закрыть]

– Без понятия. А что?

Роджер глянул поверх ее плеча на страницу.

УКОВОДСТВОРУМ ДЛЯНУМ УТЕШЕСТВЕННИКОВПУМ ВОНУМ РЕМЕНИВУМ: ОХРАНЕНИЕСУМ АССЫМУМ ИНУМ НЕРГИЭНУМ

– «Руководство для путешественников во времени»? – Он покосился на жену. Даже раскрасневшееся лицо и глубокая морщинка между бровями не умаляли ее привлекательности.

Бри кивнула, все еще хмуро глядя на страницу.

– Вчерашний разговор навел меня на одну мысль, и я планировала записать, пока не забыла, но…

– Ты не хочешь рисковать, на случай если кто-нибудь на это наткнется и прочтет, – закончил он.

– Ага. Только шифр все равно должен быть такой, чтобы дети – по крайней мере, Джемми – смогли его прочитать при необходимости.

– Поделишься своей ценной мыслью? – предложил он и медленно опустился на стул.

Последние три дня Роджер работал на перегонке вместе с Джейми, таскал мешки с ячменем и носил ящики с винтовками из тайника под полом солодовни к конюшне-пещере. Потом упомянутые винтовки (тесть получил еще двадцать благодаря посредничеству Скотчи Кэмерона) предстояло распаковать и почистить. Все тело, от шеи до колен, болело.

– Значит, ты ничего не знаешь о свинском латинском… – Она окинула его скептическим взглядом. – Помнишь, что я говорила тебе о законе сохранения массы?

Роджер закрыл глаза и сделал вид, что пишет на доске.

– Материя не может ни произойти из ничего, ни уничтожиться. – Он открыл глаза. – Ты об этом?

– Отлично.

Бри похлопала мужа по руке и только теперь заметила его грязные, наполовину скрюченные пальцы, одеревеневшие от работы с грубой мешковиной. Она положила руку себе на колени, распрямила пальцы и начала их массировать.

– Если точнее, закон сохранения массы гласит: «В любой системе, закрытой для переноса вещества и энергии, масса должна оставаться постоянной во времени; так как масса системы неизменна, ее величина не может ни увеличиться, ни уменьшиться».

Роджер прикрыл глаза от усталости и наслаждения.

– Боже, как приятно.

– Хорошо. Поэтому я вот что думаю: путешественники во времени определенно обладают массой, так? Если они перемещаются из одного времени в другое, означает ли это, что система на мгновение выходит из равновесия с точки зрения массы? Я имею в виду, становится ли масса 1780 года на четыреста двадцать пять фунтов больше положенного и, наоборот, масса 1982 года на четыреста двадцать пять фунтов меньше?

– Это наш общий вес? – Роджер открыл глаза. – А то у меня иногда такое чувство, что каждый из детей весит столько в отдельности.

– Очень может быть, – улыбнулась она, не желая, однако, прерывать ход рассуждений. – Разумеется, если исходить из предположения, что время как измерение является частью «системы». Теперь дай другую.

– Она тоже грязная.

Брианна вытащила из корсета носовой платок и вытерла жир и грязь.

– Почему у тебя такие жирные пальцы?

– Когда винтовки и тому подобное переправляют через океан, их хорошенько смазывают, чтобы не заржавели от соленого воздуха и воды. Или пыль гуано не попала в механизм.

– Благословенный Михаил, спаси и сохрани, – сказала она со всей серьезностью, однако Роджер рассмеялся над ее бостонским гэльским акцентом.

– Все в порядке, – заверил он, подавив зевок. – Ружья в безопасности. Продолжай про сохранение массы – я под впечатлением.

– Еще бы. – Длинными сильными пальцами Брианна ощупывала и массировала его суставы, аккуратно обходя мозоли. – Итак, ты ведь помнишь гримуар Гейлис? А ее записи о телах, найденных в каменных кругах или рядом с ними?

Он раскрыл глаза.

– Да.

– Так вот… Если переместить часть массы в иной временной период, возможно, для равновесия придется удалить другую часть?

Бри все еще держала его за руку, хотя массировать перестала. Взгляд жены был твердым, выжидательным.

– Хочешь сказать, что если кто-то пройдет через… портал, кто-то еще из того времени должен умереть, чтобы сохранить равновесие?

– Не совсем. – Она возобновила массаж, теперь медленнее. – Даже если кто-то умрет, его масса останется там. Возможно, именно поэтому не все проходят через камни – они направляются в то время, в котором для них… нет места с точки зрения массы.

– То есть… поэтому они не могут пройти и погибают?

Что-то здесь не клеилось, однако его мозг был не в состоянии сказать, что именно.

– Отчасти. – Брианна подняла голову и прислушалась. Что бы она ни услышала, звук не повторился, и она вновь опустила взгляд на его ладонь. – Боже, у тебя огромные волдыри. Надеюсь, они сойдут к церемонии – все будут пожимать тебе руку. Но подумай вот о чем: большинство тел из газетных вырезок Гейлис были неопознанны и многие – в странной одежде.

Мгновение Роджер смотрел на нее, затем отнял руку и осторожно пошевелил ею.

– Значит, ты предполагаешь, что они прошли через камни откуда-то еще – из другого времени, – а потом умерли?

– Или, – осторожно сказала Бри, – они из этого времени, но знали, где окажутся. Точнее, где планировали оказаться, потому что, очевидно, они туда не попали. Вопрос в том…

– …как им вообще стало известно, что они могут пройти? – закончил Роджер за нее и взглянул на блокнот. – Возможно, свинский латинский понимает больше людей, чем ты думаешь.

128
Капитуляция

Фрэзер-Ридж

21 июня 1780 года

Роджер сидел в семейном туалете не по телесной нужде, а из острой потребности в пятиминутном одиночестве. Вероятно, он мог бы уйти в лес или укрыться на минутку в погребе либо в кладовой над родником, но дом вместе с окрестностями был переполнен, а он нуждался в нескольких минутах уединения. Не то чтобы в полном одиночестве, просто подальше от людей.

Накануне вечером прибыл Дэви Колдуэлл с преподобными Питерсоном (из Саванны) и Томасом (из Чарльстона). Решительными усилиями полудюжины женщин дом привели в полную готовность, церковь вычистили, проветрили и наполнили таким количеством цветов, что половина пчел Клэр летала туда-сюда через окна, словно крошечные полевые опыливатели. Сквозь щели в стенах туалета внутрь проникали запахи запеченной на углях свинины, уксуса, капусты и жареного лука – желудок у него заворочался в предвкушении. Роджер закрыл глаза и прислушался.

Его окружали звуки приготовлений к празднеству, отдаленный шум людских разговоров, аккорды настраиваемых скрипок и барабанов в саду Клэр и даже звучный гнусавый гул волынки вдалеке. Это старик Чарли Уоллес созывал служителей в церковь – и будет приветствовать на выходе их пополнившуюся группу.

Роджера немного смущала идея насчет волынки, учитывая мнение преподобного Томаса о музыке в церкви, но Джейми – вот уж неожиданность – заявил, что, по его мнению, звук волынки не следует называть музыкой.

– Люди танцуют под нее, – весело возразила Бри.

– Да, они будут танцевать подо что угодно, если хорошенько напьются, – ответил ее отец. – А вот британское правительство считает волынки оружием, и это не так уж далеко от истины. Я вот что скажу, дочка: у меня нет музыкального слуха, зато я прекрасно слышу голоса волынок.

При воспоминании об этом Роджер улыбнулся. Джейми прав, как и британское правительство.

Мы уже на подступах, – подумал он и закрыл глаза. Роджер не питал иллюзий: то, что он собирается сделать, станет очередным – и важным – шагом из множества на пути к великой битве.

Да, ответил он на безмолвный вопрос, как отвечал прежде, и знал, что ответит снова, сколько бы раз ни потребовалось. Да, я боюсь. И да, я готов. Вторя тихому биению его сердца, все звуки растворились в великом всепоглощающем покое.

* * *

Джейми один раз видел обряд рукоположения в Париже, в большом соборе. Он сопровождал Аннализу де Марильяк (чей брат Жак был одним из кандидатов) и поэтому занял место рядом с семьей девушки, откуда мог за всем наблюдать. Он живо помнил церемонию – хотя, по правде говоря, воспоминания о ее начале в основном вертелись вокруг груди Аннализы и пьянящего тепла надушенной, колыхающейся рядом с ним плоти. Джейми не сомневался, что заполучить стояк в соборе – грех, но ему было слишком стыдно признаться в этом на исповеди, а потому он уклончиво сослался на «грязные помыслы». Прочистив горло, он глянул на Клэр и выпрямился.

Конечно, эта церемония отличалась, но в основе своей они были поразительно схожи.

Служба шла на английском, а не на латыни, однако говорили о том же.

Благодать вам и мир

от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа.

Сестры и братья во Христе, мы, прихожане и Пресвитерия, возносим благодарение за возможность собраться здесь во славу Господа, который привел нас к сему дню рукоположения

Роджера Джеремайи Маккензи в качестве служителя этой конгрегации и прихода.

В Нотр-Дам-де-Пари был мощный орган и много певчих – Джейми помнил, как от звука дрожал воздух и вибрировали кости. Здесь не было музыки, кроме птичьих трелей за раскрытыми окнами, и никаких благовоний, кроме аромата сосновых досок и приятного запаха мыла и пота. От Брианны, сидевшей слева от него, пахло мукой и яблоками, а от Клэр, по правую руку, – разной зеленью и цветами. Краем глаза Джейми заметил легкое движение: пчела села ей на голову, прямо над ухом.

Клэр рассеянно подняла руку, чтобы смахнуть источник щекотки, однако Джейми перехватил ее и подержал несколько секунд, пока пчела не улетела. Жена удивленно взглянула на него, потом улыбнулась и вновь обратила внимание на то, что происходило перед ними.

Старейшины говорили по очереди и возлагали руки на Роджера Мака, касаясь его головы, плеч, рук. Точно так епископ возлагал руки на молодых священников, и Джейми испытал то же чувство благоговения от осознания происходящего. Они несли Слово, которое хранилось на протяжении веков, и торжественно препоручали его человеку, дабы тот в свою очередь хранил его – всегда.

Джейми закусил губу, чтобы сдержать подступившие к глазам слезы.

Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа!

По великой Своей милости воскресением Иисуса Христа из мертвых

Возродивший нас к упованию живому.

Господь Бог наш, славим Тебя за Христа Господа.

Славим Тебя за приобщение к Церкви;

Славим Тебя за ниспосланную веру,

Дабы из рода в род восхвалялись великие дела Твои;

Славим Тебя за молитвы, возносимые по всему миру,

Славим Тебя за пример и служение святых в веках.

Господь Бог наш – Отец, Сын и Святой Дух, славим Тебя.

Аминь.

В Париже молодые люди – двадцать человек, он посчитал – распростерлись в своих чистых белых одеяниях ничком на каменном полу, воздев руки над головой в знак подчинения. Капитуляции.

Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа,

Ты призываешь нас по Своей милости;

Ты поддерживаешь нас Своей силой.

Из рода в род Твоя мудрость питает наши нужды.

Ты послал единственного Сына Своего, Иисуса Христа,

Быть апостолом и первосвященником нашей веры

И пастырем наших душ.

Своей смертью и воскресением Он победил смерть

И, вознесшись на небеса,

Излил Свой Дух,

Обращая иных в апостолов,

Иных в пророков, иных в проповедников,

Иных в пасторов и учителей,

Дабы снарядить всех для служения

И созидания тела Его, Церкви.

Мы молим Тебя

ИЗЛИТЬ СВОЙ ДУХ СВЯТОЙ НА ТВОЕГО СЛУГУ, Роджера Джеремайю, КОТОРОГО МЫ СЕЙЧАС, ОТ ТВОЕГО ИМЕНИ И СОГЛАСНО ТВОЕЙ ВОЛЕ, ВОЗЛОЖЕНИЕМ РУК ВОЗВОДИМ В САН СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛЯ ЕДИНОЙ, СВЯТОЙ, КАТОЛИЧЕСКОЙ И АПОСТОЛЬСКОЙ ЦЕРКВИ, НАДЕЛЯЯ ЕГО ВЛАСТЬЮ ВЕРШИТЬ ТВОЕ СЛОВО И ТАИНСТВА.

И это пресвитериане, не склонные к зрелищам… Глубоко вздохнув, Роджер Мак закрыл глаза, и у Джейми, ставшего свидетелем его капитуляции, защемило сердце.

Он не обращал внимания на теплые капли, падающие на руки. По церкви прошел благоговейный, радостный ропот, и Роджер Мак встал; лицо его было мокрым от слез и сияло, как солнце.

* * *

Мы добрались до своей постели только ближе к полуночи. Хотя стихийная пальба из ружей к этому времени уже прекратилась, я все еще слышала вдалеке звуки торжества и песни – весьма нерелигиозного содержания – под аккомпанемент единственной скрипки, нестройно вплетающейся между голосами.

Я буквально падала замертво от усталости и пережитых эмоций. Не представляю, как Брианна, а тем более Роджер все еще держались на ногах – по пути в дом я видела их в тени большого черного ореха, где они стояли в обнимку и целовались. Я еще смутно подумала, является ли сексуальное желание естественным следствием сильных эмоций от рукоположения, когда законный объект этого желания находится рядом… и каким образом молодые, новоиспеченные католические священники выражали собственный восторг?

Сбросив одежду и давящий корсет, я натянула чистый пеньюар и вздохнула в беззвучном экстазе, не ощущая на теле ничего, кроме воздуха. Высунув голову наружу, я увидела Джейми: лежа на кровати в ночной рубахе, он с задумчивым видом смотрел в окно. Может, ему хотелось танцевать с остальными внизу? Но в таком случае он наверняка был бы там.

– О чем задумался?

Он поднял глаза и улыбнулся. Его заплетенные днем волосы теперь свободно рассыпались по плечам, переливаясь в свете свечи.

– Так… Просто думал, услышу ли когда-нибудь снова мессу.

– Хм. – Я порылась в памяти. – Когда был последний раз? На свадьбе Иокасты?

– Думаю, да.

Католицизм был запрещен в большинстве колоний, за исключением Мэриленда, который, собственно, и был основан как католическая колония. Но даже там официальной церковью была англиканская, а католических священников в южных колониях и вовсе днем с огнем не сыщешь.

– Так будет не всегда. – Я начала медленно массировать ему плечи. – Брианна ведь рассказывала тебе о Конституции? Помимо прочего, она гарантирует свободу вероисповедания.

– Она процитировала по памяти начало. – Джейми вздохнул и наклонил голову, приглашая меня размять напряженные мышцы его шеи. – «Мы, народ…» Здорово сказано. Надеюсь когда-нибудь встретиться с мистером Джефферсоном, хотя он и украл несколько оборотов там-сям, а некоторые из его идей кажутся мне знакомыми.

– Возможно, тут не обошлось без влияния Монтескье, – усмехнулась я. – А еще, кажется, упоминалось имя Джона Локка.

Джейми посмотрел на меня через плечо, приподняв одну бровь.

– Да, точно. Вот уж не думал, что ты их обоих читала, саксоночка.

– Ну, вообще-то нет. Я ведь не ходила в школу в Америке, только в медицинскую, а там не преподают историю. За исключением истории медицины, где рассказывают об ужасных примерах невежественного мышления и бесчеловечных практиках – большую часть которых я сама то и дело применяю, кроме клизмы из табачного дыма. Ума не приложу, как ее пропустила… – Я кашлянула. – Зато Бри узнала все об американской истории в пятом-шестом классе, а еще больше в старшей школе. Именно она рассказала мне о жульничестве мистера Джефферсона со словами.

– Но остается еще Бенджамин Франклин – думаю, некоторые цитаты все же принадлежат ему. Например: «У вас будет республика… если вы сумеете ее сохранить». Так он говорил – будет говорить – в конце войны. И они – мы – сохранили ее. По крайней мере, на ближайшие двести лет. Возможно, дольше.

– Да, за это стоит бороться. – Джейми сжал мою руку.

Я потушила свечу и юркнула к нему в постель. Едва я легла, каждую мышцу моего тела охватил экстаз.

Джейми повернулся на бок, прижал меня к себе, и мы уютно сплелись, слушая звуки празднества снаружи. Стало тише – люди постепенно расходились по домам или искали убежище для сна под деревом или кустом, – но музыка одинокой скрипки все еще пела звездам.

129
В погоне за счастьем

Решение отправиться за Амарантой созрело у него примерно за три секунды, а весь остальной день Уильям потратил на выяснение путей ее бегства. Неизвестно, долго ли кузина планировала свое исчезновение – наверное, с тех пор, как я вернулся из Морристауна, – мрачно подумал он, – но получилось у нее весьма ловко.

Вечером Уильям пришел домой с уже готовым планом, если можно так выразиться; осталось только убедить в его эффективности дядю и отца, настроенных скептически.

– Какой бы транспорт она ни выбрала – будь то лошадь, наемный экипаж или корабль, – я думаю, Амаранта направляется в Чарльстон. – Помедлив, он решил рассказать им: – Когда после сдачи Чарльстона я упомянул Банастра Тарлетона, она заявила, что знакома с ним. Следовательно, он знал – то есть знает – Бена.

– Так и было… есть, – подтвердил удивленный Хэл. – И довольно неплохо. Некоторое время они служили в одной роте, являясь поводом для шуток – ну, знаешь, Бан и Бен.

– Отлично, – удовлетворенно сказал Уильям. – Амаранте известно, что Бан в Чарльстоне с Клинтоном. Если бы она нуждалась в помощи или защите в пути… то разыскала бы его, так?

– Разумно, – согласился отец, впрочем, не слишком уверенно. – У нее ведь было мало времени на подготовку.

– Как знать, – сухо заметил Уильям. – Не исключаю, что она все спланировала еще до моего возвращения. Или, по крайней мере, думала об этом. Однако в любом случае кузина не могла уйти далеко. Возможно, удастся нагнать Амаранту по дороге, или Бан мог ее видеть и расспросить о дальнейших планах. Вряд ли ему известно о Бене. Если Амаранта скажет, что направляется к мужу, не упоминая о его точном местонахождении, Бан ей непременно поможет.

Лицо дяди Хэла болезненно исказилось, но уже в следующий миг он овладел собой.

– И что ты намерен делать, когда ее найдешь? – хрипло спросил он. – Привезешь сюда силой?

Уильям нетерпеливо пожал плечом.

– Во-первых, я узнаю, какого черта она на самом деле задумала. Если Амаранта и правда направляется в дом своего отца в Филадельфии, то прослежу, чтобы она туда благополучно добралась. Если же причина в Бене… – Молодой человек помедлил при воспоминании о бесславном побеге из Морристауна. – Я отвезу ее к Адаму, – заключил он. – С ним она будет в безопасности, и если захочет поехать к Бену…

– Господи Иисусе. Адам знает? – Голос дяди надломился и перешел в кашель.

Уильям увидел, как отец тревожно взглянул на Хэла и потянулся за колокольчиком для вызова слуг.

Хэл, насупив брови, остановил его резким взмахом руки.

– Я в порядке, – с трудом выдавил он и вдруг захрипел.

– Черта с два. – Папа схватил дядю Хэла за локоть, потащил к дивану и силой усадил. – Уилли, пойди скажи Мойре, пусть сварит побольше кофе – очень крепкого, и поживей!

– Я… – начал было Хэл, но тут же закашлялся и прижал кулак к груди. Цвет его лица, по мнению Уильяма, не предвещал ничего хорошего.

– Он… – открыл рот молодой человек.

– Живо! – рыкнул отец. Уже выскочив из комнаты, Уильям услышал вдогонку: – И принеси мои седельные сумки!

Следующие несколько часов прошли в суматохе: люди бегали туда-сюда, приносили вещи и давали беспорядочные бессмысленные советы, а Хэл, сидя на диване, держался за папину руку, словно утопающий за спасательную веревку, и то выдувал воздух, то задыхался, то глотал черный кофе с какой-то раскрошенной травкой, которую папа извлек из седельных сумок.

Не зная, чем помочь, и не испытывая желания идти в постель, Уильям нашел прибежище на кухне и по мере необходимости приносил горячий кофе, но в основном слушал Мойру и мисс Крэбб. Они поведали, что герцог страдает так называемой астмой и что (полушепотом и с оглядкой через плечо) жена лорда Джона, но-не-взаправдашняя-и-чего-о-ней-только-не-говорили, была известной целительницей и дала лорду Джону маленькие сухие палочки, чтобы класть в кофе.

– Не знаю, что его светлость будет делать, если приступ случится на корабле… – Мойра покачала головой.

– На корабле? – спросил Уильям, отрываясь от третьего куска яблочного пирога. – Он куда-то собирается?

– О, конечно, – со знанием дела кивнула мисс Крэбб. – В Англию.

– Чтобы поговорить с Палатой лордов, – добавила Мойра.

– Насчет войны, – быстро вставила мисс Крэбб, пока Мойра не успела присвоить всю славу себе.

Уильям улыбнулся в салфетку. Ему стало любопытно, действительно ли у дяди Хэла есть собственное мнение о ходе войны, которое тот считает своим долгом разделить с Палатой лордов, или он ищет предлог, чтобы вернуться домой в Англию – к тете Минни.

От отца он знал, что Хэл так и не решился написать супруге про Бена.

– Когда он намерен ехать? – спросил Уильям.

– Через месяц. – Мисс Крэбб поджала губы.

– Лорд Джон тоже собирается?

В глубине души Уильям надеялся на отрицательный ответ. Разумеется, он не хотел, чтобы дядя Хэл задохнулся в одиночестве на корабле, но все-таки лучше, чтобы папа управлялся с делами здесь, пока он, Уильям, преследует Амаранту.

Обе женщины с серьезным видом покачали головами. Возможно, они рассказали бы больше, однако в этот момент в коридоре послышались быстрые шаги, а мгновение спустя папа просунул в дверь растрепанную белокурую голову.

– Ему уже лучше, – сразу же сказал лорд Джон, перехватив взгляд Уильяма. – Будь добр, помоги мне; он хочет подняться в спальню.

* * *

Большую часть следующего дня герцог провел в постели. Впрочем, когда Уильям поднялся его проведать, дядя сидел с подставкой для письма на коленях и что-то строчил. При появлении племянника он поднял взгляд и пресек любые расспросы словами:

– Значит, ты все еще намерен отправиться за ней.

Это не был вопрос, и Уильям просто кивнул. Хэл ответил тем же и взял чистый лист бумаги из пачки на прикроватной тумбочке.

– Тогда завтра, – сказал он.

* * *

На рассвете следующего дня Уильям завязал шейный платок, застегнул палевый жилет, натянул красный мундир – который уже не рассчитывал когда-либо снова надеть – и в начищенных до блеска сапогах уверенным шагом спустился вниз.

Отец с дядей завтракали. Несмотря на желание поскорее тронуться в путь, Уильям не смог устоять против запаха кукурузного хлеба с маслом, жареных яиц, свежей ветчины, персикового джема, крабовых оладий и запеченного лосося. И папа, и дядя Хэл посмотрели на него с одинаковым выражением одобрения и затаенной тревоги, отчего Уильям едва не рассмеялся, но одернул себя и вместо этого коротко кивнул. Обычно по утрам ни один из них не отличался словоохотливостью, но, видимо, сегодняшний день был исключением.

– Вот. – Хэл подтолкнул к племяннику два сложенных документа с восковыми печатями. – Красный – твой офицерский патент, а в другом – предписания… если можно так выразиться. Я присвоил тебе звание капитана. Согласно предписаниям, ты получаешь свободный пропуск практически в любое место по своему усмотрению, без препятствий и проволочек, а при необходимости вправе требовать помощи у офицеров и солдат Его Величества.

– Думаешь, мне понадобится колонна пехоты, чтобы притащить Амаранту назад? – спросил Уильям, кусая теплый ломтик свежего кукурузного хлеба с маслом и персиковым джемом.

– А ты считаешь иначе? – выгнул бровь лорд Джон.

Он подошел к Уильяму сзади, распустил второпях заплетенную косу и снова заплел ее, туго и аккуратно, а затем подвернул и перевязал собственной черной лентой. Теплое и легкое прикосновение отцовских рук к шее пробудило в нем щемящую нежность.

Этим утром он все воспринимал по-новому; казалось, что каждый предмет, попавшийся ему на глаза или в руки здесь и сейчас, каждое сказанное слово запомнится на всю жизнь.

Уильям почти не спал, его наполняла кипучая энергия; отупение и оцепенение последнего месяца бесследно исчезли. Его намерение отправиться за Амарантой не встретило возражений, и, обменявшись долгими взглядами, отец с дядей Хэлом начали строить планы.

– Она пишет, что все устроила. – Папа нахмурился, подцепив на вилку лосось. – Как думаете, о каких приготовлениях речь?

– Если верить слугам, – ответил Хэл, – беглянка наведалась в кладовую и набрала еды на три-четыре дня, взяла самую простую одежду и большую часть своих драгоценностей…

– А обручальное кольцо? – прервал Уильям.

– Да, – сказал лорд Джон, и Уильям пожал плечами.

– Тогда она направляется к Бену. Иначе оставила бы его.

Дядя Хэл посмотрел на племянника, словно на дрессированную блоху, только что исполнившую сальто, и папа скрыл улыбку за салфеткой.

– Мы не отпустили бы ее одну, даже если бы точно знали, что она направляется в дом своего отца, – сказал он. – Молодая женщина одна на дороге… Конечно, если она действительно одна, – добавил он медленнее. – Есть вероятность, что…

– И не такая уж малая, – мрачно вставил дядя Хэл. – Эта молодая особа…

– Твоя невестка, – прервал его лорд Джон. – К тому же мать твоего наследника. А значит, мы отвечаем за ее безопасность.

– Ммхм, – согласно хмыкнул Уильям и на мгновение замер, не донеся до рта вилку, с которой капал желток. Возможно, вам будет неприятно это слышать… но па постоянно издает такой звук. Он быстро перевел взгляд с отца на дядю, но ни один из них, похоже, не заметил ничего странного, и все трое вновь принялись безмолвно и размеренно поглощать завтрак.

Новая кобыла, Берди, завидев Уильяма, радостно ткнулась носом в поисках яблок (которые он не забыл) и с явным удовольствием стала ими хрустеть, пуская слюни по его рукаву, пока молодой человек надевал уздечку. Его возбуждение передалось лошади – она подергивала ушами, легонько фыркала и встряхивала головой, когда он затягивал подпругу. Уильям задавался вопросом, как Амаранте удалось исчезнуть: все лошади из их домашней конюшни были на месте, даже старая кобыла, на которой кузина обычно ездила верхом.

Значит, она либо воспользовалась общественным экипажем (что маловероятно: дядя Хэл наверняка сразу же навел справки на постоялом дворе, и Амаранта должна была это предвидеть), либо наняла частную карету или лошадь из платной конюшни. Или ей помогли сбежать, и злополучный сообщник обеспечил ее транспортом. Уильям угрюмо перебирал в уме список местных кавалеров, которых она могла соблазнить для своих целей, но тут его прервало появление лорда Джона с кошельком в одной руке и маленькой дорожной сумкой в другой.

– Здесь костюм, чулки и свежая рубашка, – коротко сказал он. – И деньги. Там же кредитное письмо – возможно, лучше положить его в карман на всякий случай.

– На случай, если мне придется выкупать ее у банды разбойников? – Уильям взял кошелек, ощутив его приятную тяжесть, и сунул за пазуху, а пистолет переложил из седельной сумки за пояс.

– Ха-ха, – сдержанно отозвался отец. – Уильям, если Амаранта в самом деле отправилась к Бену и разыщет его… прошу, не предпринимай попыток ее увести. При следующей встрече – если таковая состоится – он тебя, пожалуй, убьет.

Откровенная категоричность этих слов убедила Уильяма не спорить, хотя его гордость требовала обратного.

– Не буду, – коротко пообещал он и, улыбнувшись, похлопал отца по плечу. – Тебе не о чем беспокоиться.