Текст книги "Скажи пчелам, что меня больше нет"

133
Такое странное чувство

Фрэзер-Ридж

8 июля 1780 года от Р.Х.

От: капитана Уильяма К. Г. Дж. Рэнсома

Кому: миссис Роджер Маккензи из Фрэзер-Ридж

Дорогая сестра…

Такое странное чувство – писать это в первый раз.

Времени у меня мало, однако недавно я оказался втянут в ряд запутанных обстоятельств, при которых всплыло Ваше имя… или, скорее, не имя – один человек сказал только: «Я знаю вашу сестру».

Возможно, так и есть. С этим субъектом – его зовут Иезекиль Ричардсон – я знаком уже несколько лет и небезосновательно могу утверждать, что он неоднократно пытался меня убить, заманить в ловушку или иным образом воспрепятствовать мне. Сначала я знал его как капитана армии Его Величества, а с недавних пор – как майора Континентальной армии.

Во время нашей последней встречи (неподалеку от Чарльстона) он как-то странно посмотрел на меня и заявил, что знает Вас. Его манера – и то, что он вообще это сказал, – была в высшей степени необычна и вызвала во мне глубокую обеспокоенность.

Не берусь Вам указывать, поскольку не имею ни малейшего представления о том, какой совет следует дать. Но я чувствовал, что должен Вас предостеречь, хотя насчет чего – понятия не имею.

С глубочайшим уважением и симпатией,

Ваш брат (черт, этого я тоже никогда раньше не писал),

Уильям

Постскриптум. Ввиду своей обеспокоенности я предпринял попытку набросать портрет майора Ричардсона на случай, если он Вас разыщет. У него самое непримечательное лицо. Единственная отличительная черта, которую я в нем отметил, – неправильно расположенные уши (возможно, не до такой степени, как на этом грубом наброске, но если он говорит правду, Вы сможете его опознать и будете начеку, если однажды он объявится у Вашего порога).

* * *

Ладони у Брианны вспотели во время чтения, по шее стекала струйка пота. Она рассеянно смахнула его костяшками пальцев и вытерла мокрую руку о юбку, прежде чем развернуть меньший лист бумаги.

Это и впрямь был грубый набросок головы анфас с комично огромными и асимметрично посаженными ушами, которые напоминали готовых упорхнуть бабочек. Улыбнувшись при этой мысли, она изучила лицо – и не увидела в нем ничего примечательного. Возможно, поэтому рисунок вышел довольно-таки сносным: заурядное лицо майора попросту не представляло никаких сложностей. Однако Бри с радостью отметила, что Уильям, по крайней мере, обладает базовыми навыками рисования: он добавил глубокий контраст с левой стороны и слегка затушевал пальцем впадины под маленькими проницательными глазами, которые…

Что-то здесь настораживало, и она пригляделась внимательнее. Большие уши – одно, но чтобы они сидели как будто не на своем месте… Если только мужчина не попал в аварию и в результате не потерял ухо, а хирург ошибся, пришивая его обратно. Несмотря на беспокойство, она улыбнулась, однако следом за мыслью об операции явилась другая: пластическая хирургия.

Брианна снова присмотрелась к этому заурядному лицу, лишенному выразительных черт. Тревога захлестнула ее прежде, чем разум расставил все точки над «i».

Ей вдруг стало дурно, и она резко села, закрыв глаза. Она не обедала, и теперь ее тошнило от голода. Обычное утреннее недомогание, сказала бы мама, но сейчас все было иначе. Бри открыла глаза и вновь глянула на рисунок.

В холодном воздухе висел запах сосен, вереска, горящей резины, раскаленного металла и едкая нотка пороха. Она вспомнила похожий на град звук выстрелов из дробовика по утеснику и вереску. И как держала в руке теплую, засаленную шерстяную шапку, сорванную с головы мужчины, пытавшегося похитить Джема и Мэнди с темного двора Лаллиброха. Тогда Бри не слишком отчетливо разглядела лицо. Но теперь ясно видела его сквозь маскировку. Их обоих.

Кто-то придет.

Она наклонилась, и ее вырвало.

* * *

Роджер сидел под деревом на берегу ручья и сочинял проповедь о природе Святой Троицы. В теории. На деле же, загипнотизированный журчанием чистого потока, он перебирал в памяти случайные цитаты о реках, воде и вечности, которые перекатывались в голове подобно камушкам, со стуком увлекаемым вниз по течению.

– Время – всего лишь река, куда я забрасываю свою удочку[317]317
  Цитата из книги Генри Дэвида Торо «Уолден, или Жизнь в лесу» (1854).


[Закрыть], – пробормотал он, пробуя слова на слух. Он не беспокоился насчет плагиата фразы, которая еще не была написана. Кроме того, Дэви Колдуэлл уверял его, что многие хорошие проповеди начинаются с цитирования – если вдруг у тебя в голове нет ни одной подходящей мысли.

«Так бывает примерно в девяти случаях из десяти, – сказал Дэви за кружкой пива. – А в десятый раз ты должен записать свою блестящую оригинальную мысль, отложить ее и прочесть на следующий день, чтобы удостовериться, что не мелешь чепуху».

– Я всегда думала, что Ральф Уолдо Эмерсон[318]318
  Ральф Уолдо Эмерсон (1803–1882) – американский эссеист, поэт, философ, пастор, общественный деятель. Один из виднейших мыслителей и писателей США.


[Закрыть] молол чепуху, но ты же не собираешься говорить это в своей следующей проповеди?

– Что?

Он оторвался от своего блокнота: Бри осторожно спускалась по берегу. У нее уже явно обозначился живот, и сердце у Роджера сжалось от нежности.

– Если ты проживешь сто лет, я бы хотел прожить сто лет минус один день, чтобы мне не пришлось ни дня жить без тебя.

– Чьи это слова? – удивилась Брианна.

– По-твоему, я такое сочинить не способен? Могу и обидеться, – рассмеялся он. – Это цитата из «Винни-Пуха» Алана Милна. Можешь поверить?

– Теперь я поверю всему, – тяжело вздохнула она, усаживаясь. – Взгляни.

Она протянула ему странного вида рисунок мужской головы на листе со следами перегибов.

– Мне его прислал брат. – Бри улыбнулась, невзирая на явное беспокойство. – И правда, действительно чудно – «брат»…

– Что это? Вернее, кто? – Что это, Роджер и сам видел: упрощенный набросок мужской головы, выполненный толстым графитным карандашом. Он нахмурился. – И что с ним не так?

– Хорошие вопросы. – Она глубоко вздохнула в попытке успокоиться. – Это портрет человека по имени Иезекиль Ричардсон. Уильям говорит, он перебежчик – перешел от британцев к континенталам. Какой-то мерзавец, который пытался строить Уильяму козни, но пока не преуспел. Тебе он не кажется знакомым?

Роджер бросил на нее озадаченный взгляд.

– Нет. А должен? – Он снова посмотрел на бумагу и медленно обвел глазами очертания лица. – У него не совсем правильные уши… Полагаю, это из-за отсутствия у Уильяма твоего художественного таланта.

Брианна покачала головой:

– Нет. Не то. Попробуй представить его с длинными вьющимися волосами песочного цвета, светлыми бровями и загаром.

С легкой тревогой и недоумением Роджер сосредоточенно поглядел на портрет человека с зачесанными назад темными волосами, ровными темными бровями и маленькими непроницаемыми глазами.

– Ну, лицо у него не самое выразительное…

– Подумай о неудачной пластической хирургии, – предложила она, и тут до него дошло. На миг Роджер словно провалился на фут: с замиранием сердца он ощутил рывок и острую нехватку воздуха.

– Господи, – прохрипел он, когда невидимая петля на горле наконец ослабла. – Путешественник во времени? Ты серьезно так думаешь?

– Знаю, – сказала Брианна ровным голосом. – Помнишь, в Лаллиброхе к нам явился парень по имени Майкл Каллахан – он назвал себя Майком? Археолог, работавший на Оркнейских островах? Он пришел посмотреть на укрепления Железного века на холме над нашим кладбищем. – Роджер увидел, как жена с трудом сглотнула. – Может, он изучал вовсе не их. Может, он смотрел на могилы – и на нас.

Роджер перевел взгляд с ее плотно сомкнутых губ на рисунок, потом снова на нее.

– Я не утверждаю, что ты ошибаешься, – осторожно начал он. – Но…

– Я видела его снова. – Бри обеими руками сжала складки на своей юбке. – Во время той перестрелки.

Обжигающая волна рвоты подступила к горлу, и Роджер с трудом ее подавил. При виде выражения его лица Брианна отпустила скомканную ткань и крепко взяла его ладонь в свои.

– Я бы и не подумала об этом… просто рисунок вдруг навел меня на мысли о неудачной операции – единственное, чем я смогла объяснить себе такие уши… и его пустое выражение лица… Я вдруг вспомнила ту ночь. Он попытался залезть в фургон, в котором мы с детьми… Я стянула с него шерстяную шапку, вырвав с нею клок волос, и мельком увидела лицо. Тогда я об этом забыла, потому что мы пытались сбежать. Затем я увезла детей в Калифорнию… Но сейчас… – Она снова сглотнула, и Роджер увидел, как бледность на ее лице сменилась румянцем ярости. – Я не сомневаюсь, что это он.

– Проклятье. – Глядя на бесстрастное лицо, Роджер пытался сопоставить его с подвижным, всегда улыбающимся лицом Каллахана. Постепенно все выстраивалось в единую цепь, как костяшки домино, мостящие дорогу в ад.

– Он общался с Робом Кэмероном, – вспомнил Роджер. – А Кэмерон прочел книгу. Ему было известно о нас.

– Роб не мог путешествовать, – сказала Бри. – Зато, вероятно, Майк Каллахан может. И он понимал, что мы узнаем его настоящее лицо.

134
Ф. Кауден, книготорговец

Филадельфия

25 августа 1780 года

Со стороны улицы – не самой фешенебельной, но все же не переулка – магазин ничем не выделялся. Обычное здание из красного кирпича, как и большинство домов в Филадельфии; кирпичная облицовка вокруг окон и дверных проемов сияет белизной свежей краски. Уильям остановился на мгновение, чтобы привести себя в порядок, и вытер пот с лица, делая вид, что изучает выставленные в витрине книги.

Библии, само собой, точнее, одна – большая, с тисненой кожаной обложкой и позолоченным обрезом, а рядом – приличествующего размера Псалтирь в зеленом кожаном переплете, яркий, словно крошечный попугай. Он тут же поменял свое первоначальное мнение о характере книжного магазина и его вероятной клиентуре – мнение, вызванное аккуратными рядами романов на английском, немецком и французском языках, включая предназначенный для детей перевод «Робинзона Крузо», по которому его обучали французскому языку в десятилетнем возрасте. Погруженный в теплые воспоминания, он улыбнулся, затем оторвал взгляд от витрины с книгами и через стекло увидел парящую за ней голову Амаранты и ее бледное лицо.

От неожиданности Уильям какое-то время тупо таращился на нее, однако заметил, что и она при виде него оторопела не меньше, правда, выглядела не столь глупо. Стряхнув оцепенение, он взглядом пригвоздил кузину к месту, предупреждая, чтобы не думала бежать через черный ход, потому что он все равно быстрее и догонит ее в переулке, как черепаху.

Правильно истолковав этот взгляд, Амаранта угрожающе сузила свои переменчивые глаза – черные в полумраке магазина.

– Только попробуй, – сказал он вслух, немало удивив пожилую даму, которая остановилась рядом и просматривала товары в витрине.

– Прошу прощения, мэм, – поклонился Уильям. – Не соблаговолите меня извинить?

Не дожидаясь ответа, он толкнул дверь магазина и вошел. Амаранта, разумеется, уже исчезла. Молодой человек торопливо оглядел помещение: как и в любом книжном магазине, где ему доводилось бывать, на всех возможных поверхностях лежали стопки книг. Здесь чудесно пахло чернилами, бумагой и кожей, но сейчас у него не было времени насладиться обстановкой.

Из-за нагроможденного книгами стола вышел гном, опирающийся на черную трость. Впрочем, гномьим был только его рост. На Уильяма глядел худощавый мужчина с прямой спиной, копной седых волос, густых и коротко стриженных, и смуглым, изрезанным морщинами лицом, черты которого застыли в решимости.

– Держитесь подальше от моей дочери, – сказал гном, ухватив трость обеими руками. – Или я… – Глаза его сузились, и Уильям понял, от кого Амаранта унаследовала и глаза, и выражение лица. Мистер Кауден (ибо, несомненно, это был он) внимательно посмотрел на ноги Уильяма, затем перевел взгляд на лицо, которое находилось на фут выше его собственного.

– Или я сломаю вам колено, – закончил Кауден, ловко перехватывая трость на манер крикетной биты и принимая позу человека, намеренного отправить мяч в соседнее графство. Его решительность заставила Уильяма отступить на шаг.

Испытывая раздражение наравне с изумлением, он коротко поклонился.

– Я… Уильям Рэнсом. К вашим услугам, сэр. – Он чуть не представился графом Элсмиром. Пожалуй, титул сослужил бы ему хорошую службу, ибо к родовому имени собеседник не проявил никакого почтения.

– И что дальше? – спросил гном, не меняя позы.

– У меня сообщение для вашей дочери, сэр. От его светлости герцога Пардлоу.

– Тьфу, – сказал Кауден.

– Вы сказали «тьфу»? – недоверчиво переспросил Уильям.

– Да, и намерен говорить это до тех пор, пока вы не уйдете из моего магазина.

– Я отказываюсь уходить, пока не поговорю с… гм… как она теперь себя называет? Виконтесса Грей? Миссис генерал Бликер? Или снова мисс Кауден?

Трость мистера Каудена мелькнула в дюйме от колена Уильяма, не задев его единственно потому, что молодой человек рефлекторно отскочил на ярд. Прежде чем мужчина успел сделать очередной замах, Уильям нагнулся и выхватил трость. Он подавил желание сломать ее – вещь была прекрасная, с тяжелой бронзовой рукояткой в форме ворона – и вместо этого положил на верхнюю полку ближайшего книжного стеллажа, подальше от Каудена.

– А теперь… почему вы не хотите, чтобы я поговорил с вашей дочерью? – спросил он как можно более сдержанно.

– Потому что она не желает с вами разговаривать, – ответил мистер Кауден чуть менее сдержанным тоном, впрочем, без гнева. – Она так сказала.

– Хм.

Столь мягкий ответ Уильяма, похоже, немного успокоил книготорговца. Его волосы встали дыбом, как хохолок какаду, и он попытался пригладить их ладонью. Уильям кашлянул.

– Если в настоящий момент она не желает со мной разговаривать, могу я оставить ей записку? – предложил он, указывая на чернильницу на столе.

– Хм, – неуверенно произнес Кауден. – Сомневаюсь, что она ее прочтет.

– Ставлю пять к одному, что прочтет.

Мистер Кауден уткнул язык в щеку, раздумывая.

– В шиллингах? – спросил он.

– В гинеях.

– По рукам. – Книготорговец подошел к столу, вытащил лист бумаги и протянул Уильяму тонкое стеклянное перо с закрученной темно-синей нитью, выполняющей роль стержня. – Не нажимайте слишком сильно, – посоветовал он. – Это муранское стекло, довольно прочное, но все же стекло, а у вас руки словно окорока. С точки зрения размера, – уточнил он. – Я не ставлю под сомнение вашу ловкость.

Кивнув, Уильям осторожно обмакнул перо. Очевидно, его использовали на манер гусиного. И в самом деле, оно писало прекрасно: гладко, как по шелку, и очень хорошо держало чернила. К тому же не оставляло пятен.

Молодой человек коротко написал: «Чего ты боишься? Что бы это ни было, явно не меня. Твой смиренный и покорнейший слуга, Уильям», затем посыпал лист песком и осторожно помахал, подсушивая чернила. Он не увидел сургуча, однако несколько лет назад отец показал ему, как складывать письмо, чтобы его было почти невозможно открыть и заново сложить так же. Уильям прогладил сгибы ногтем большого пальца – они наверняка бросятся в глаза, если послание вскроют прежде, чем оно дойдет до адресата.

Книготорговец принял сложенный квадратик и поднял густую седую бровь.

– Передайте ей, что я вернусь завтра в три часа, без кандалов, – сказал Уильям и поклонился. – К вашим услугам, сэр.

– Никогда не заводите дочерей, – посоветовал мистер Кауден, засовывая записку в нагрудный карман. – Они ни черта не слушают.

* * *

Уильям провел бессонную ночь в компании клопов, любознательных мотыльков (нацелившихся исследовать его ноздри, несмотря на полное отсутствие там света) и своих мыслей, неопределенных, но бурных.

«В любой ситуации у тебя есть ожидания, – сказал однажды дядя Хэл во время обсуждения военной тактики. – Ты должен знать, чего хочешь добиться, даже если речь идет исключительно о собственном выживании. Эти ожидания и определяют твои действия».

«Поскольку, – аккуратно вставил отец, – ты будешь действовать одним образом, если хочешь спасти свою шкуру, и совсем другим, если твоя главная цель – сохранить жизни солдат. И совершенно иначе, если намерен победить противника любой ценой».

Уильям почесал живот и задумался.

Итак… чего же я хочу?

На первый взгляд он уже достиг заявленной цели экспедиции, а именно – выяснил, где находится Амаранта и в каких обстоятельствах. Вот и славно. Она была с отцом там, куда, по ее словам, и направлялась, явно ни больна, ни ранена, судя по скорости, с какой покинула магазин.

В настоящий момент Уильям хотел знать, носит ли она обручальное кольцо. К сожалению, он не мог решить, что означало бы его присутствие или отсутствие. Он также не мог определиться, какой вариант предпочел бы. Что он почувствует, не увидев кольца на ее руке: жалость, сочувствие, удовлетворение или восторг? Или все вместе, как сейчас… Массивное золотое кольцо было броским, с яйцевидным утолщением и глубокой засечкой, в которой сидел крупный бриллиант в окружении жемчуга и крошечных бусинок из бирюзы.

Зевнув, Уильям потянулся и попробовал расслабиться, насколько было возможно: для человека его роста кровать на постоялом дворе больше напоминала прокрустово ложе, и он лежал, согнув ноги, скрючившись вдвое под одеялом. Надо найти комнату получше, если…

Если что?

И в самом деле – что? У него не было приказа тащить женщину обратно в Саванну. Так зачем торчать здесь и пытаться убедить ее поехать с ним? Но как насчет Тревора?

В письме дяди Хэла (написанном под диктовку лорда Джона, ибо привычный стиль переписки Хэла заставил бы любую здравомыслящую женщину поскорее сбежать) ясно говорилось, что он считает ее дочерью и она с сыном всегда найдет защиту и помощь под его кровом.

Интересно, а она в здравом уме?..

Несмотря на сонливость, Уильям смутно припомнил ее предложение, касающееся его личных затруднений…

Возможно… ты мог бы просто получить удовольствие.

Поджав ноги, он перекатился на бок и накрыл голову подушкой, чтобы заглушить звуки из бара внизу, где пение, судя по всему, сопровождалось ударами в большой барабан.

– Ты тоже, – пробормотал он и уснул.

* * *

На следующий день в три часа пополудни он явился в книжный магазин. Мистер Кауден стоял за своим столом и делал записи в большой бухгалтерской книге. Он поднял взгляд на вошедшего Уильяма, смерил его глазами-бусинками, а затем выдвинул неглубокий ящик, вынул единственную золотую гинею и положил ее точно в центр стола.

– Она во внутреннем дворике, – сказал книготорговец и вернулся к своим счетам. Уильям взял гинею, поклонился и вышел.

Так называемый внутренний дворик представлял собой небольшой огороженный участок земли с буйной растительностью, обустроенный (вероятно, мистером Кауденом) с претензией на сад. Уильям нашел Амаранту не сразу. Она сидела на каменной скамейке в углу под шпалерой, увитой розами – они не цвели, зато были густо усыпаны листьями с красноватым оттенком. Перед ней располагался небольшой каменный фонтан – вот почему он сперва не увидел кузину.

Она носила черное, что ей совсем не шло, а волосы заколола под чепчик с крошечной кружевной окантовкой. Заметив обручальное кольцо, Уильям почувствовал легкий укол – вероятно, разочарования. Впрочем, он тут же увидел, что кольцо перекочевало с левой руки на правую.

Молодой человек остановился у фонтана и отвесил поклон.

– Значит, теперь ты не боишься?

Амаранта сухо оглядела его, затем встретилась с ним глазами. Бледно-голубыми, полупрозрачными.

– Я бы так не сказала. Но я точно не боюсь тебя.

Это не был вызов или насмешка – просто констатация факта, что его слегка обнадежило.

– Хорошо. Тогда почему ты убежала, когда я пришел вчера?

– Запаниковала, – призналась она. – Я и думать забыла о… батюшке Пардлоу, лорде Джоне и Саванне.

– И обо мне?..

– И о тебе, – подтвердила она ровным голосом. – Через некоторое время все произошедшее стало казаться нереальным, как фантазия, рожденная чтением хорошей книги. Поэтому, когда ты появился, как Король-демон в пантомиме… – Амаранта махнула рукой и, помедлив секунду, спросила: – Не хочешь присесть?

Он сел рядом, достаточно близко, чтобы ощутить ее тепло: скамья была маленькой, а Уильям – крупным молодым человеком. В настоящий момент он не знал, о чем спросить.

– Значит, ты теперь вдова? – наконец проговорил он и взял ее руку, рассматривая кольцо.

– Да, – холодно сказала она.

– По правде? Или только в глазах твоего отца – и Филадельфии?

Она сузила глаза, но руку не отдернула и не ответила.

– Потому что, – продолжил он, поглаживая тыльную сторону ее ладони большим пальцем, – если Бен действительно мертв, у тебя нет причин не возвращаться со мной в Саванну, не так ли? Разве ты не хочешь увидеть Тревора? Он скучает по маме.

– Ублюдок, – прошипела она. – Пусти!

Уильям повиновался и сложил руки на коленях.

На несколько минут повисла тишина, если не считать стуков и приглушенного гула с улицы да плеска воды в фонтане. В воздухе витал сильный запах сада – далеко не такой насыщенный, как южные ароматы Саванны, хотя достаточно резкий, чтобы пробудить кровь – и воспоминание о саде миссис Флери с его холодным мокрым камнем и черноглазой жабой в роли безмолвного свидетеля.

– Я единственный, кому ты можешь рассказать, – наконец тихо промолвил он. – Ведь твой отец не знает? О том, что случилось с Беном?

Амаранта с горечью усмехнулась.

– Что случилось с Беном? – повторила она. – Не «что сделал Бен»? К твоему сведению, генерал Вашингтон его не похищал. Он сам ушел. Он сделал все это сам!

– Ты ездила к нему, ведь так?

Предположение не было случайным. У всех, кто работал в типографии или торговал книгами, рано или поздно пачкались пальцы; как у ее отца, например. На пальцах кузины следов чернил не наблюдалось. Значит, она здесь недавно.

Какое-то время Амаранта сидела молча, плотно сжав губы и кипя от гнева.

– Да, – сказала она наконец. – Как полная идиотка. Надеялась его уговорить. Я видела, что происходило во время осады в Саванне. Думала, смогу вразумить Бена… Он был британским офицером, ради всего святого! Он знает, что такое армия и что с ним могут сделать!

– Полагаю, да, – мягко сказал Уильям. – Довольно смело с его стороны поднять против них оружие.

Зашипев, как разъяренная кошка, Амаранта отвернулась.

– Значит, Бен не захотел возвращаться с тобой в Саванну, – продолжил Уильям. – Почему ты сама не приехала? Ты же знаешь, Греи примут тебя с распростертыми объятиями хотя бы ради того, чтобы сбыть Трева с рук.

Кузина тяжело дышала через нос, затем резко повернула к нему лицо.

– Я видела мужа. В постели с черноволосой шлюхой, которая сосала его…

Она буквально давилась злостью, как, вероятно, чуть не подавилась любовница Бена, когда тот заметил застывшую в дверях Амаранту.

Уильям не решался что-либо сказать из опасения, что кузина вскочит и убежит. Вместо этого он положил руку на скамью между ними, едва касаясь ее пальцев. И ждал.

– Он встал, втолкнул меня в свою гардеробную и не давал вернуться в спальню, пока грязная курва не убежала.

– Где только ты нахваталась таких слов? – потрясенно спросил он.

– В книге эротической поэзии в библиотеке лорда Джона. – Амаранта сердито глянула на него. – Убила бы их обоих прямо на месте, было бы чем. Да только никто не ходит на встречу с бывшим мужем с ножом в чулке. – Кузина уставилась на свою левую руку без кольца. – Я сорвала кольцо и попыталась запихнуть его Бену в глотку. Мне почти удалось, – с вызовом добавила она, не замечая катившихся по щекам слез ярости.

– Жаль, что ты этого не сделала. – Уильям тихо вздохнул. – Я ни в коем случае не извиняю Бена, но… он ведь солдат и думал, что потерял тебя навсегда. Я имею в виду… случайную связь…

– Случайную, как же! – прорычала Амаранта, выдергивая руку. – Он женился на ней!

Слова врезались ему под дых. Уильям открыл рот, однако не нашел что сказать.

– Вот почему я забрала его с собой, – докончила она, глядя на кольцо. – Не хотела оставлять ей!

А еще для вдовьего прикрытия. Хотя, возможно, кольцо – пускай даже и на правой руке – было для нее своего рода власяницей. Впрочем, Уильям не сказал этого вслух.

– Выходи за меня замуж, – предложил он взамен.

Амаранта мрачно смотрела на птицу, севшую на край фонтана, чтобы напиться, – изящное маленькое существо с черно-белыми крыльями и темно-красными боками.

– Тауи, – сказала она.

– Что?

– Вон там. – Кузина указала подбородком в сторону птицы, которая тут же вспорхнула. Амаранта повернулась на скамье и прямо посмотрела на Уильяма; лицо ее было относительно спокойным.

– Выйти за тебя замуж? – медленно произнесла она. Уголок бледных губ на мгновение дернулся, однако вряд ли от желания рассмеяться. Возможно, от потрясения.

– Выходи за меня замуж, – повторил он тихо.

Ее покрасневшие глаза теперь затуманились. Амаранта отвернулась.

– Полагаю, ты имеешь в виду marriage blanc?[319]319
  Фиктивный брак (фр.).


[Закрыть] – сказала она чуть хриплым голосом. – Раздельные жизни, отдельные постели?

– Что? Нет. – Уильям взял обе ее руки. – Я определенно хочу разделить с тобой постель. И не раз. Как бы ты назвала такой брак?

– Ну, двоеженством для начала.

Однако она посмотрела на него иначе, и сердце гулко забилось в груди Уильяма.

– Мы можем обсудить детали на обратном пути в Саванну.

По-прежнему крепко сжимая ее руки в своих, он наклонился и поцеловал кузину. Губы девушки поддались, скорее от неожиданности, но все-таки…

– Я не сказала, что согласна! – Она резко отстранилась. Уильям отпустил ее, с легким удовлетворением отметив, что она не вытерла губы.

– Можешь дать ответ, когда мы доберемся до Саванны, – сказал он и, поднявшись на ноги, протянул ей руку.