Текст книги "Эрон"

В роли заячьей тени выступает сам Кит. Кит Уильямс, английский художник, который сначала вкладывает все свое состояние в изготовление золотого зайца, а затем в присутствии кинооператора зарывает в землю в одном секретнейшем месте, после чего издает книжку сказочных приключений, где зашифровано местонахождение клада с зайцем из чистого золота. Англия детей, да и не только детей, сходит с ума по книжке и червонному прыгуну. Тысячи людей превращаются в читателей-кладоискателей. Доходы Кита с лихвой покрывают стоимость заветного зайца с рубиновыми глазами. Эта ушастая тень провожает суфлера гомерическим хохотом: пока у человека есть чувство юмора, зло недействительно. Золотой заяц, прыгая через изгородь, легко мчится по снежному насту, над ночной панорамой восходит вифлеемская звезда Рождества. Ночь морозна и светла от света ясного месяца, а у Марлен по-прежнему раннее утро, на ее часах всего 7 часов 26 минут, и сделано всего три глотка свежего чая. На Марлен широкий атласный халат шафранного цвета в тон «принцу», лицо ее… стоп! Лицо ее абсолютно невидимо, овальное зеркало, отражающее полосу солнца в разливе шторы, и только. Марлен, клянусь Эроном, ты не умрешь до конца повествования… и никто не увидит тебя. Золотой зайчик обегает по кругу край фарфоровой чашки и вихрем поземки мчит дальше в даль вифлеемской ночи, шныряя, как заяц, между ног потрясенных волхвов Балтазара, Гаспара и Мельхиора, идущих к лучезарному стойлу. Бегущий ушан не замечает, что превратился в год Собаки и вязнет в стаде овец, которые вместе с пастухами сладко слепнут от вифлеемской звезды. Но…

Но вышла из мрака с перстами пурпурными Эос. Вышла в холодном тумане, который окутывал воды Эреба, медлит лицо лученосное небу Олимпа явить…

Если прошедший год был годом громких убийств, то наступивший год Пса – 1982-й – стал годом громоподобных кончин, и все смерти достались России, даже смерть божественной музы самого Дали пришлась по реестру российских кончин. Но мы забежали вперед… Смуглое время, 1982—1985-й, началось сразу вслед Рождества, в снежной пурге звезд, что облепили сахарные колпаки звездочетов: 22 января Москва вздрогнула от гибели всемогущего генерала Лубянки товарища Цви. По слухам, генерал Цви, второе лицо кагэбэ, сосредоточил в своих лапках колоссальную власть, чуть ли не поболе, чем та, которой обладал сам шеф. Внезапный некролог в центральных газетах, к тому ж без положенной по рангу фотографии и подписи генсека под скорбью товарищей, разом охватил столицу пожарами слухов, из которых стало совершенно ясно, что благородный генерал явился на прием к самому Суслову и перед лицом великого василиска потребовал то ли ареста Брежнева, то ли санкций на арест его дочери за махинации с брюликами. Суслов отрицал все обвинения Цви. Спор был так горяч, что генерал, обезумев, выхватил служебный наган и ранил вождя международного коммунистического и рабочего движения двумя выстрелами в пах. Бах! Бах! В ответ на что предатель и был расстрелян охранниками престарелого человека.

Мавсольцы стали ждать смерти Суслова от столь тяжких ран. И что же? Она не замедлила, и уже через четыре дня, 29 января, в Мавсоле состоялись грандиозные похороны скопца мировой революции и советского кормчего идеологической борьбы. Центр Москвы был на осадном положении: тяжелые грузовики перегородили все подходы к Красной площади, где у малого зиккурата состоялись похороны василиска. Морозный денек играл хмурой скупой слезой. На Брежневе красовалась курчавая папаха из серого каракуля, сам генсек был явно подавлен грянувшей смертью. Москва тишком ликовала: зашаталась-де пирамида геронтократии. Гроб был поставлен так отвесно, что, казалось, Суслов, стоя пожирает глазами полумертвых соратников. Тело священное тронуть огнем побоялись, и старик был под гром орудий предан земле. На губах его, клялись очевидцы, играла улыбка, казалось, он не прощается. Брежнев – это тоже заметили злые глаза – никак не мог плотно закрыть рот, не раз и не два он пытался стиснуть зубы – напрасно! Несколько раз капнуло слюнкой на черный гранит мавзолея. Этот факт был тоже замечен: не жилец! К вечеру дня похорон слухи достигли апогея: на мавзолее, стрекотали мавсольцы, стоял двойник, сам же генеральный либо при смерти, либо уже умер, но кончину его скрывают из-за борьбы между наследниками. Окончательно запутало слухи явление народу циркового слона. Любимец Госцирка был задержан таможенниками на границе с ФРГ, куда цирк отправлялся на гастроли; дотошные фрицы обнаружили в огромных ногах исполина тайники, просверленные в бесчувственной коже, а в тайниках – бриллианты Галины Брежневой на миллионы долларов! Слон был, конечно, задержан, а начальник Госцирка некто Колеватов немедленно арестован. При обыске у него якобы было изъято 270 тысяч долларов в иностранной валюте.

И как утлая лодочка, причаленная к большому кораблю, пронесся по Москве слушок об аресте взяточника, начальника столичной службы ОВИР, который обирал несчастных евреев, бегущих с тонущего корабля на святой берег Израиля.

День второго марта прошел буднично и незаметно. Десятилетие легендарного старта «Пионера-10» отметили только на космодроме имени Кеннеди, и уж тем более никто не отметил десятилетие бега громокипящего бога Эрона, что оттолкнулся божественной ступней от вагонного окна поезда в разгар ночного дождя, который, казалось, заливал тусклое стекло не водой, а слезами… Следующий опорный толчок ступни пришелся на лунный камень в долине моря Спокойствия на лунном экваторе. Но даже столь гигантских шагов не хватает, чтобы обогнать время… Марлен делает четвертый глоток шафранного чая. 16 секунд и лунный прыжок одинаковы в лоне неутолимой ярости вечности.

Итак, 2 марта 1982-го – десятилетие эпохального старта, а 7 марта Андрей Тарковский покидает страну Тартарию, оказалось – навсегда. И оказалось – в землю, в землю на русском кладбище Сен Женевьев де Буа под Парижем, лежать пригоршней праха в ногах праха же, в чужой могиле, под крестом из досочек, косо поставленных в кашпо из-под могильных цветов.

Но пока Москва полнилась счастливыми слухами о Лёниной при-смерти, мир переживал Третью войну за Фолклендские острова. Весь апрель и почти весь май каждый день на экранах ТиВи появлялась одна и та же внушительная картинка – британский военный флот пересекает по меридиану Атлантический океан, стальные утюги в пене гнева неумолимо приближаются к островам, захваченным Аргентиной. Носы кораблей упрямо погружены в океанскую воду, ветер треплет юнион джек, а еще выше реет богиня Ника в локонах железной леди Маргарет Тэтчер. 22 мая штурм. Для победы хватило всего одного дня. Как ни странно, больше всех чувствует себя оскорбленной Москва. Один день против десяти тысяч дней безнадежной войны с камнями Афганистана, их больше, чем моджахедов, и каждый камень уже брошен в твою голову, солдат. Реакция на Фолкленды смехотворна: власть имущие запрещают на всем звуковом пространстве Союза группу «Пинк Флойд» за единственную строчку об Афгане. Зато весь эфир щедро подарен Джо Дассену; курчавый шанвон окружает контуры империи зла неясной дымкой свежей зелени Люксембургского сада, он так старательно поет, что бисерным потом покрывается не только его вялая грудь одалиски, но и сама музыка начинает лосниться и сыреть на свету прожекторов. Порой щеглам выкалывают глаза, чтобы они лучше пели. Не будем продолжать опасное сравнение! Понастоящему слеп только один бог – Стив Уандер, но боже мой, каким зрячим вырывается из мрака слепорождения его стоглазый голос Аргуса. Вот уж кто наверняка видит сквозь стены, как страшно немолода Марлен. Так обозначается ведущая тема быстробегущего времени – лицо и изнанка. Она – лейтмотивом – приходит на смену историческим выходкам суфлера.

Вышла из мрака Эрона младая с перстами эронными Эос: первомайский парад Брежнев принимает с трибуны мавзолея: смотрите, я жив. Но слухи неукротимы: Леня при смерти, он принимал парад, сидя на спецстуле, чтобы демонстрантам казалось – Ильич стоит сам, без всякой поддержки. А рука, чтобы приветствовать мавсольцев, у него на автошарнирах. Ножка московского циркуля все глубже въедается в смутное время, радиусы циркуля кружат над смыслом событий; в пасти созвездия Большой Пес пылает самая яркая звезда Северного полушария – Сириус, бриллиант чистой голубой крови, его свет заливает мироздание глубокой тревогой. Ранней весной буддист Раджнеш восклицает: живи сейчас! Сделать это тем более сложно, что даже само время движимо будущим, бесконечно ускользая от призвания сущего быть бытием, и тем самым избегая участи вочеловечивания в здесь и сейчас. Чернеющим вызовом столице победителей проходит день рождения фюрера, обывателями Москвы – но не прессой – отмечено в районе Пушкинской площади колонноподобное сборище бритых юнцов в черных рубашках и с маленькими свастиками на лбу. Под крики «зиг хайль» бритоголовые резво прошагали на виду мавсольской милиции от Пушкина к Юрию Долгорукому, что приветствует нас командирским жестом; на талом снежку были также замечены оттиски свастики, вырезанной, как видно, на подошвах усатых мальчиков. Спрашивается, кому это понадобилось? Но ах! В мае рокового года лысеющий человек зловещего облика в тонких золотых очках становится секретарем Центрального комитета партии вместо великого скопца. Значит – тссс – наследником полумертвого вождя будет полуживой Андропов, человек без почки и без сердца… Это изнанка. Советская вселенная затаивает дыхание, рот прикрывается ладошкой. Тем временем 6 июня найден золотой заяц Кита Уильямса! Читатель, разгадавший секрет книги, торжествует. Он выкапывает его из земли в зашифрованном месте, заяц слепит английский глаз червонными боками. К зайцу добавляется и арестованный немцами слон на бриллиантовых ногах – животное возвращается на родимую родину слонов, в Россию. Правда, вид его жалок, слон похудел на двести двадцать килограммов, уши отвисли ниже пояса подобно летучим мышам на потолках пещеры.

Лейтмотив изнанки получает новую добычу, в Москву нагрянули «битлы», четверо черненьких чистеньких чистюль, работающих под оригинал из четырех чертей, некая группа «Бутлег Биттлз». Снова Москве достаются тени и кости от чужих пиров, есть что-то зловещее в том, как псевдобитлз и лицом, и ростом, и манерой петь похожи на райских ливерпульцев. С ними ничего не случилось. Они молоды, вертлявы, прыгучи. Даже погибший Леннон здесь, вот он в очках-велосипедах кривляется крайним справа. Дьявольская изнанка предъявляет свои права на реальность и явно ведет в счете, суть дела в сокрытом, а лицо только видимость, маска с рисованным выражением глаз. 7—22 июня свет голубого берилла в зубах гончего пса неожиданно меркнет: происходит колоссальный взрыв на Солнце. Самый грандиозный за полвека. В космос выброшены миллиарды тонн солнечной плазмы. Столпы протуберанцев сравнимы только с хребтами огня, которые узрел Иоанн Богослов в небе будущего Суда над Патмосом. Солнечные пятна видны невооруженным глазом. Над Европой проходят ураганные дожди с градом. Все лето в огнистых небесах сверкают лезвия гроз, перекатываются круглые громы. Жара над Москвой сменяется холодным ветром, наплывают снежные тучи, горизонт затягивает кучевым паром. Тучи с грохотом морского прибоя окатывают Мавсол ледяной галькой крупного града.

Последствия катаклизмов природы почему-то насмешливы: в августе в образцовой столице исчезает из магазинов мясо, особенно пугает москвича апокалиптическое испарение круглых котлет по 6 коп. штука. У мясных отделов вырастают нервные очереди длиной до полукилометра. В очередях бранят советскую власть, самый популярный анекдот такой: вопрос и ответ армянского радио. Что такое свиная отбивная? – Это корочка хлеба, отбитая у свиньи… Но через две недели мясной парадокс разрешен, прилавки завалены мороженым мясом, а слухи о смерти вождя заслоняет восторженный устный рассказ о визите будущего владыки к композитору Бор. Чайковскому.

«Тррр», – зазвонил телефон. «Кто говорит?» – «Андропов». – «Сам?» – «Так точно», – и трубку секретарю. «Юрий Владимирович большой поклонник вашего творчества и давно мечтал познакомиться ближе». – «Куда явиться?» – «Вы не поняли, речь идет о визите к вам». – «Но у меня пустой холодильник и вообще бардак». – «А мы вам поможем». – «Ну, тогда ладно, завтра в семь прошу в гости…» Утром на следующий день, рассказывал якобы Чайковский, привезли горы жратвы, а заодно и новый холодильник, финский, двухкамерный. Плюс ящичек вина, все бутылки строго одного любимого вождем сорта, французское белое «Шато де Руайяль». Ровно в семь к подъезду мягко подкатил исполинский ЗИЛ, девятитонный бронированный гладиатор на мощных колесах, собранный вручную, с салоном в форме капсулы, способной выдержать прямой огонь гранатомета, из машины выпорхнул лысеющий человек в светлом плаще и без охраны нырнул в подъезд.

Звонок. Композитор открывает входную дверь. Ба! Андропов прост, как правда. Плащик самостоятельно на вешалку, ботиночки о коврик, поручкался – и в комнаты холостяка. И сразу к стенке, где рисунок Босха под стеклом. Ну, глаз-ватерпас! «Это что, Иеронимус Ван-Акен? Оригинал? Неужели!» И шажками к роялю, на котором, между прочим, раскрыта партитура оперы Глинки «Иван Сусанин». Отвернул обложечку – профессионал! Что это, «Жизнь за царя?». Знает, пес, настоящее запрещенное прозвище. «Сыграйте…» И так до позднего вечера блистал тонкостью, эрудицией, свободомыслием, наконец. Только один раз нахмурился, набежала на глаза посторонняя тень в ответ на излишний вопрос хозяина о том, что с мозгом Ленина? Т. е. в голове ли хранится он или обитает в другом месте? Андропов помолчал, пожевал губами, но ответил следующее: «Мозг Ленина хранится в закрытом институте мозга, в комнате № 19, в виде 30 тысяч срезов толщиной в 20 микрон каждый. Мозг изучался на предмет выделения субстанции гениальности немецким профессором Фогтом…» И добавил, уже от себя сверх вопроса, что мозг Сталина хранится в той же коллекции мозгов Кирова, Горького, Маяковского, Эйзенштейна, Мичурина, Калинина… >«А Калинин как угодил в гении?» – чуть не спросил хозяин, но прикусил язычок. На прощание сыграли на рояле из Глинки в четыре руки, Андропов играл потрясающе… назавтра о том, что бывший глава гэбэ интеллигентнейший человек и либерал, знала вся Москва.

И холодильник обратно не забрал.

В октябре на столицу налетела настоящая зимняя пурга. Снег лежал толстым слоем два дня. Ночью было ясно и светло, как в полдень, на краю ясного месяца ясно виделся силуэт голубого носорога, воющего на звезду Сириус. Быть беде! И точно. Седьмого ноября либерал Андропов в открытую схватился с главным соперником тов. Черненко. Все товарищи подошли к мавзолею, первым по ступенькам стал подниматься генеральный. За ним тут же – вторым! – устремился Черненко, но Андропов перехватил его шустрость откровенным хватанием руки и, задержав, полез вперед, на вершину. Тут уже Черненко стал открыто отпихивать соратника с пути. И надо же! Ильич заметил бузу и протянул руку помощи… Черненко. Итак, выбор сделан. Завещание подписано. Дальше жить не имело никакого смысла.

И смерть перестала играть в детские игрушки с челюштью, а, отложив накладные брови и нос из гуттаперчи, без лишних слов вонзила лезвие косы в сердце генсека. Изнанка показала свое лицо… Брежнев скончался от сердечного приступа в 8.30 утра. Марлен уже час как болтала с дочерью по телефону. Этот звонок Марии в Нью-Йорк был из ряда ее святых ритуалов каждого дня. Серебряный чайник на плитке остывал. Консьержка сложила свежие газеты на журнальный столик рядом с кушеткой мадам в стиле «рекамье» с высокой спинкой. Мадлен еще в халате, ее волосы распущены, ночной чепчик вроде бы снят. К десяти часам все члены политбюро собрались на даче покойного. Тело вождя еще оставалось лежать на огромной семейной кровати, но не в пижаме, а уже а парадном маршальском кителе цвета морской волны; босые ноги были прикрыты одеялом. Все старики откровенно заискивали перед Андроповым, хотя до официального заседания еще оставалось целых шесть часов. В 10 часов 12 минут товарищ А. наложением рук лично убедился в том, что товарищ Б. уступил первенство на вершине алфавита. В 10 часов 13 минут Марлен, ничего не объясняя, швырнула на рычаг горячую трубку. Что ж, дочь давно притерпелась к таким выходкам матери. Впрочем, давно пора сказать правду: хотя чаепитие затворницы Марлен и ее вампирический ритуал превращения времени в камень идеальны, мать Марии – чудовище, блистательный богомол эгоизма на цветке нарцисса. Она могла жестоко бить дочь деревянными плечиками для платья за малейшую провинность или глупость. В 15 лет Мария была изнасилована в собственной квартире нянькой-лесбиянкой. Изнасилована при попустительстве матери, даже с ее согласия. Старшая Дитрих порой отдавалась любовницам, и та проклятая нянька была одной из ее игрушек, Марлен хотела, чтобы дочь была развращена именно женщиной, хотела и даже требовала, чтобы Мария была лесбиянкой, никогда не имела детей и всегда – всегда! – оставалась с нею.

Женщина-вамп усаживается на лимонный лиможский кувшин, который служит ей ночным горшком. Шлепанье лепестков розы слышит только ухо Клио.

В полдень 14 ноября 1982 года на глазах человечества гроб Ильича вдруг срывается с веревок могильщиков и звучно шлепается в могилу. Этот смачный шлепок не заглушит даже трагический пушечный салют. Больше ничем особенным этот день отмечен не был, впрочем… впрочем, в день смерти генсека случилась еще одна зловещая странность: 11 ноября 1982 года на Марсе (!) вышла из строя последняя из четырех камер «Викинга». Целых шесть лет камера исправно фотографировала с поверхности планеты круговой марсианский пейзаж и отказала именно тогда. За шесть лет на Землю передано больше 2500 снимков одного и того же уголка марсианской равнины Хриса. Камера идеальна. Это верх технического совершенства – изображение раскладывается в вертикальные строки и передается в космос без промежуточной связи; свет, отраженный от объекта, падает на качающееся зеркало и через объектив направляется на один из фотодиодов и так далее, одним словом, – блеск! И это великолепие вот уже шесть лет обслуживает один и тот же вид на планету, кусочек земли, усыпанный небольшими камнями на глинистой почве. Крохотная полоска далекого горизонта. Безжизненный марсианский ландшафт в оранжевых тонах из-за атмосферной пыли. За шесть лет ни одного движения, за тысячи снимков ничего, кроме перемещений песка вокруг камней, которые от страстного вглядывания землян даже получили собственные имена: большой валун слева от метеомачты – это Большой Джо, а овальный плоский камешек чуть дальше и правее – Китовая Скала.

Мертвое настаивание этих камней на своем вызывает не меньшее уважение, чем окаменелое существование грандиозного покойника из Мавсола, или жизнь великой мумии-вамп в четырех стенах квартиры на авеню Монтень, окоченевшей на лиможском кувшине.

Изнанка вызывает смятение… где твой внечеловеческий смысл, история?

Вышла из мрака Тартара младая с персями пурпурными Эос: умирает муза Дали, его вечная женственность и божество Гала Дали, она же Леночка Дьяконова, приятельница Марины Цветаевой. Атомную Леду, Галарину, Ангела Порт-Льигата, мадонну и мироносицу опускают в землю в окружении сразу нескольких гробов, где Дали хоронит зеркала со своими отражениями; в Мавсоле начинается стихийное создание музея Булгакова, дом Воланда покрывается граффити с первого по пятый этаж; в США обнаружен вирус СПИДа; в банях и парикмахерских Москвы проходят облавы на тех, кто филонит в рабочее время – либеральная метла приступает к наведению моральной чистоты; царит салонный художник Шилов; умирает великий драматург Теннесси Уильямс, его смерть нелепа – он вдохнул пробочку от флакона с лекарством; зловещий враг советского народа Рейган объявляет крестовый поход против Империи зла – Штаты придумывают программу «звездных войн»; в одежде того времени торжествует стиль луноходов: дутики и муники, серебристое и надувное; умирает льдистый голос Суок, что вьюжил в горле великой актрисы Бабановой; взамен Суок русские влюбляются в милашку Саманту Смит, новую версию Девочки Дины Дурбин; Россия – назло – любовью к американочке отомстит актеришке из Голливуда; над Москвой пролетает НЛО – небесный спичечный коробок ртутного цвета, от коробки разбегаются муаровые волны, над Красной площадью свет гаснет, и мимо почетного караула в мавзолей проходит прекрасная голая энлонавтка, по которой бегает маленькая желтенькая мышка; глушилки в эфире неистовствуют; волна за волной идут аресты взяточников, казнокрадов, диссидентов, пацифистов, националистов, в Москве появляются даже машины для ловли собак, живодеры с петлями на железных палках бегут по главной столичной улице Горького.

Гурджиев заявляет, что Солнце раньше было типичной Землей, а Луна ест человечество, это космический рот, а не планета, рот сосателя мировой души; возбуждено уголовное дело против великой дочери покойника Гали; советская пресса требует ввести снова шестой рабочий день: даешь субботу! Народ огрызается анекдотом: у нас секс-революция, к власти пришли органы; на конец лета количество афганцев, бежавших из Афганистана от шурави, насчитывало четыре миллиона человек, это самое большое бегство в истории человечества, а количество убитых в Афгане достигло полумиллиона человек, до конца войны в 1988 году будет убито еще столько же… ты уже забыл про все это, бессонный читатель? Но тем крепче память Эрона, бегущего по головам дураков в светлое завтра. 1 сентября в водах Тихого океана гибнет южнокорейский лайнер с 269 пассажирами на борту, он сбит ракетами советского перехватчика; и вдруг все разом стихает, обрываются облавы в Сандуновских банях, исчезают с улиц столицы собачники, вой глушилок в эфире теряет взятую степень воя, и сквозь шорох уже можно кое-что слушать, в книжке стихов Сен-Жон Перса на 25-й странице впервые за семьдесят лет режима появляется слово «Бог», напечатанное не с маленькой, а с заглавной буквы. Вдруг политику сменяет погода: раскидывается по кольцам столицы, легко и свободно, дивная сухая осень, блеск желтой парчи, дымки ветхого чистого золота; в чем дело? Нарастает сладостный слух об исчезновении товарища А., наконец, седьмого ноября, в день всех пролетарских святынь, «руководитель ленинского типа» отсутствует на трибуне зиккурата среди верных соратников, по слухам мавсольцев, он живет на шлангах у аппарата искусственной почки; «С днем рожденья страна, победившая ночь», – поет исполинский хор по Центральному ТиВи. В моде «варенка» и ручные сумки «педерасточки», а также анекдот: диктор объявляет на всю страну – сегодня, после тяжелой и продолжительной болезни, на 85-м году жизни генеральным секретарем партии избран… словом, зима проходит незаметно, как незаметно история минует перевал восемьдесят третьего года. Единственная новогодняя новость – расстрел директора гастронома № 1 Соколова, бывшего шофера, давнего любимца товарища Б., да смерть первого официально зарегистрированного больного СПИДом британца Терренса Хиггинса. Снегопад идет до самого февраля, лицо Клио по самые глаза залепило перьями снега, почти внезапно наступает нечто вроде лета без солнца, так время обнажает изнанку бытия.

Марлен Дитрих закрывает крышкой лиможский кувшин. На ее часах все еще утро – 7 часов 30 минут. Ее лицо – пустое зеркало. Ее изнанка – лиможский кувшин, ее последний любовник, только он знает, как шелестят лепестки увянувшей розы. И все же он продолжает ревновать Марлен к ее прошлому. Там череда самых блистательных мужчин, с которыми Марлен делила постель: фон Штернберг, Джон Гилберт, Эрих Мария Ремарк, Дуглас Фербенкс, Бриннер, Ван Габен, Френк Синатра, Керк Дуглас, есть и женщины, например Эдит Пиаф. Дитрих имела бурные романы с юнцами, когда ей самой было за 60. При этом, вспоминает дочь, мать испытывала отвращение к сексу и с гримасой брезгливости не раз говорила: «Приходится ложиться с ними в постель. Иначе они бросят тебя». Лиможский кувшин не бросит Марлен Дитрих до самой смерти. И пусть изнанка королевы пугает, пусть, плача от побоев плечиками для платья, дочь шепчет сквозь слезы: «Вдруг понимаешь, что ты абсолютно беззащитна перед властью славы. Хочешь крикнуть, что она не бог, но кричишь в пустоту». Пусть! Лицо остается неуязвимо прекрасным. Оно отлито из музыки. Оно излучает безумный магнетизм. Наконец, именно она показала женщинам, что можно носить брюки, зарабатывать деньги, не зависеть от любви самцов и жить своей жизнью.

Горничная Валентина готовит королеве эгоизма обед: кусок лиможского сыра и тушеное мясо в белом соусе. Год самоубийц наступает только в феврале. Имя года – мышь. Номер от Рождества Христова 1984-й.

Вышла из мрака Мавсола младая с перстами усталыми Эос…

На рассвете одна за другой следуют смерть Андропова, смерть Кортасара, смерть моего отца; Хаммер показывает в музее имени Пушкина кодекс Леонардо да Винчи, рукопись его гениальных прожектов, а власти тем временем снова принимаются прятать очередного вождя от народа, его имя уже тогда было забыто; народ огрызается новым анекдотом: руководитель ленинского типа – это тот, кто правит страной лежа; истинная изнанка бытия опять шлепает на дно событий, смысл истории остается снова и снова бесчеловечным; не без угрозы в Мавсоле проходит грандиозная выставка самого салонного художника отечественной деспотии покойного Исаака Бродского, гвоздь выставки – колоссальное, размахом с фреску Микеланджело, полотнище «Нарком обороны К. Е. Ворошилов на лыжах». Нарком, снег, лыжи, пряжка ремня, лыжные палки, лычки, усы, ордена – все выписано с таким поцелуйным пылом, кисть столь однополо лобзает чело, сапоги, лыжню, галифе, румянец, что оторопь берет. Вот каким должно быть лицо настоящего!

Жаркое ураганное лето впервые за столетие дарит равнинам Московии натуральный смерч. Завиток дьявольской силы с чисто сатурнианской мощью прошел по долам и весям Ивановской области, не только срывая крыши, автомобили, людей, но даже железнодорожный состав был поднят в воздух и отброшен на километр. Всего лишь слабое эхо смерча покалечило московские парки, перекрыло аллеи стволами вековых лип.

Затем погода перегородила столицу стеной сплошного ливня, и стена плача ревела все лето подряд. Дни расплываются, как чернильные строчки под дождем. В клубах водяного пара удалось увидеть только одно окно с видом на пожар августа, огонь в спальне Сальвадора Дали в замке Пубол. Прислуга ненавидит бессердечного старика, и его крики были не сразу услышаны; они мечтали, чтоб он сгорел заживо. В огне августа пострадал лишь левый ус величайшего далиниста, из спальни огонь переметнулся на съемочную площадку в Калифорнию, где новый кумир мирового шоу, белый негр, виртуозная марионетка в духе Клейста, Майкл Джексон снимался в рекламном ролике «Пепси». Он как раз исполнял свой знаменитый танец «Мун вок», гулял по луне в одной перчатке, в белых носках, в брючках по щиколотки, когда от пальбы осветительных хлопушек загорелись его черные волосы. Он чудом остался жив, фирма отделалась лишь испугом в полтора миллиона долларов, зато продажа «Пепси» в мире выросла в два раза. Коричневые струи «Пепси» легко различить в стене московского ливня. Дождь над городом кончился только в ноябре, когда гонения на отечественный рок достигли партийного пика, когда восстановили в рядах капээсэс верного палача тов. Молотова, когда прекратилось массовое тайное уничтожение бюстиков Сталина, когда деревянный корабль «Арго» – точная английская копия древнего судна – на веслах вошел в русло колхидской реки Риони, когда стало ясно, что «золотое руно» – шкура барана, которая, будучи опущена в воду Риони, задерживает в густой шерсти золотые песчинки златоносной реки, когда Светланка Сталина, вернувшись в родное отечество, устроила пресс-конференцию, где заявила, что за 17 лет бегства полностью разочаровалась в так называемом свободном мире, когда вся Европа увлеченно вертела в руках кубик Рубика, когда из пистолета и автомата «Стэн» два брата сикха Сатвант и Беант Сингхи застрелили Индиру Ганди и властная старуха упала лицом в газон с розами, когда, наконец, при учебной тревоге три боевых советских офицера – каждый в отдельном отсеке за бронестеклом – не смогли одновременно нажать три кнопки старта ядерных ракет Союза, один потерял сознание, у другого парализовало руки, только третий справился с «атомным стрессом» и, хотя его порядком вырвало на пульт, все-таки давнул пальцем кнопку начала ядерной войны, но один «давок» не считается… Одним словом, дождь отчаяния кончился только в марте 1985 года, после того как снова умер очередной вождь без имени и без лица и к власти в Москве пришел человек с пятном, господин Г., который сразу поставил стране главную задачу: вперед! На что немедленно откликнулся анонимный карикатурист, написавший:

дёрепВ!

Эта визуальная хохма – изнанка – и стала эмблемой времени. Траур по прошлому был радостным. Первой ласточкой перемен стал первый за столетие благородный поступок целого государства. Бывшая империя зла отправила ледокол на спасение группы несчастных китов, застрявших в разломе посреди обширного ледового поля. О маршруте движения ледокола и спасении китов знал весь мир.

На фоне столь грандиозного события, как конец Империи зла, совсем незамеченной прошла смерть французского инженера Луи Реара, неудачливого владельца салона купальников в Париже. Попеняем неблагодарному человечеству: ведь не кто иной, как Луи Реар, изобрел в 1946 году легендарный купальник из двух частей, гениальное «бикини». Через двадцать лет он же – Реар, Реар! – предложил купальник из одной части – нижней. Эту идею Луи никогда и никому не удастся перещеголять, полное обнажение, разумеется, не в счет. Целых пять тысячелетий понадобилось человечеству, чтобы опрокинуть египетскую пирамиду и создать новое основание цивилизации – треугольник Реара: Y.

Но мимо, мимо… грядет пора следующего прощания. Уже найден «Титаник», его трубы и акулий корпус из стали обнаружены на глубине четырех тысяч метров, на склоне подводного холма вблизи острова Ньюфаундленд. Сонар позволяет впервые разглядеть рану апрельского айсберга весны 1912 года, ее длина оказалась целых 90 метров ниже и вдоль ватерлинии. Леди Диана родила наследника – принца Гарри. Уже налита кислота в кислотоупорную мензурку, на стене беззащитно золотится Даная, и на пышное тело эпохи нисходит дождь Зевса, старуха-служанка прячет в складках портьеры лицо, на персях Данаи горят жемчужные дымки – получай, бля! – богоборец брызжет в лицо, в перси, в жемчужное курчавое лоно 400 граммов соляной кислоты, и картина вспухает ожогами и волдырями. Изнанка события отвратительна, в ней нет ничего человеческого, только божественное, попущенное свыше излияние злобы. Бойтесь данайцев, дары приносящих… бойся Бога, чей дар неуклонен. Склянка данайца катится по паркету. Свидетели разбегаются в ужасе.