Текст книги "Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций"

«Поэтический венок» Есенину как разговор с фольклорным кумиром

В какой-то степени фактом «сотворения кумира», восходящим к особенностям народного менталитета и предусмотренным уже в Библии, можно считать огромное, просто невообразимое число обращений профессиональных и самодеятельных поэтов к личности Есенина.

Развитие есенинского творчества вширь русской литературной культуры началось уже при жизни писателя и продолжается до сих пор. Наблюдаются магистральные направления творческого общения последователей и почитателей Есенина: во-первых, с его творчеством; во-вторых, с фигурой самого поэта. Можно вычленить основные «есенинские» линии:

1) прямые диалоги с поэтом, созданные в форме письма, с посвящениями адресату, с непосредственными обращениями к нему;

2) отклики на конкретные произведения Есенина, полемика с ними или продолжение его лирической мысли;

3) образные переклички с поэзией Есенина, перепевы его мотивов;

4) пародии на стихотворения поэта;

5) переделки стихотворных сочинений Есенина для творческого самовыражения, придание им нового смысла, иногда парадоксально-новаторского, не предусмотренного классиком;

6) аллюзии на есенинские строки с превращением их в аргументы для доказательности собственной мировоззренческой и художественной позиции;

7) явная и скрытая цитация отдельных стихов Есенина в прозаических текстах журналистов и любителей изящных искусств, в заглавиях статей и даже использование их на рекламных щитах и в видеороликах;

8) посвящения конкретным датам, имеющим отношение к биографии Есенина и его родственников.

Посмертная слава поэта включает преподнесение «поэтического венка Есенину» – объемного сборника стихотворений, написанных в его честь и собранных в антологию. Выходят отдельные поэтические сборники современных поэтов, полностью составленные из стихотворений, обращенных к Есенину, с упоминанием адресата в подзаголовке: «В чистом поле России: Стихи о Сергее Есенине» Ю. А. Паркаева (Нижний Новгород, 2003).

Появляются «говорящие заглавия» стихотворных опусов почитателей Есенина и его поэтических последователей: это «Есениниана»[2192]2192
  Здесь и далее цит. по: Исаев А. П. Поэтический сборник. Загорск, 1997. С. 48–50.


[Закрыть] А. П. Исаева (1997); «С. Есенину», «О Сергее Есенине» (1990) и «Сергею Есенину» (1994) Н. И. Будко;[2193]2193
  Будко Н. И. Моим друзьям: Стихи и воспоминания. Ставрополь, 2004. С. 47, 48, 58.


[Закрыть] «Есенин»[2194]2194
  Паркаев Ю. А. В чистом поле России: Стихи о Сергее Есенине. Н. Новгород, 2003. С. 4.


[Закрыть] Ю. А. Паркаева (1986); «Сергей Есенин»[2195]2195
  Плотников А. И. Верю в Россию: Избранное. Арзамас, 2002. Цит. по: Самохвалова В. И. Есенинские традиции в творчестве арзамасского поэта Александра Плотникова // Творчество С. А. Есенина: Вопросы изучения и преподавания: Межвуз. сб. науч. трудов. Рязань, 2003. С. 92.


[Закрыть]А. И. Плотникова (1961) и др. К ним тематически близки названия, сообщающие о событии, подтолкнувшем к созданию произведения: «Открытие памятника к 100-летию Есенина» А. П. Исаева (1995); «К 104-летию Есенина (10-летие клуба – гала-концерт)» Н. И. Будко[2196]2196
  Будко Н. И. Указ. соч. С. 63.


[Закрыть] (1999). Чуть далее отстоят заголовки, ставящие акцент на наиболее ярких художественных образах Есенина: «Березки Есенина» А. П. Исаева (1997). Отдельная тема – авторские ощущения при чтении сочинений Есенина, что также отражено в заглавиях: «Стихи Есенина» (с эпиграфом «К 100-летию поэта»)[2197]2197
  Шишков А. М. «Гори, звезда, на небосклоне…». М., 1995. С. 46.


[Закрыть] А. М. Шишкова (1995).

Поэтические подарки Есенину появились уже при его жизни: например, цикл из четырех стихотворений под общим заглавием «Поэту Сергею Есенину»[2198]2198
  Цит. по: О Есенине. С. 26–32.


[Закрыть] Н. А. Клюева (1916–1917). Стихотворным приношением (иногда нелицеприятным) Есенину являются неозаглавленные сочинения с посвящением «Сергею Есенину»: «В степи чумацкая зола…»[2199]2199
  Там же. С. 32.


[Закрыть] Н. А. Клюева (1920).

Дальнейшее развитие получила типичная для русской литературы «состязательная линия», когда друзья оттачивали свое художественное мастерство в соперничестве друг с другом, ставя задачей по-новому отобразить определенный сюжет или иначе представить известный жанр. В этом отношении интересно творческое состязание в разработке жанровой разновидности исторического эпоса в стихах: так в 1921 году появились трагедии Есенина «Пугачев» и «Заговор дураков» А. Б. Мариенгофа с обоюдными посвящениями.

Общение двух поэтов-друзей с помощью стихов продолжалось на протяжении ряда лет и претерпевало разные идейные и формальные изменения. К примеру, Мариенгоф обратил к личности Есенина 6-частное стихотворение «Разочарование» с посвящением «Есенину» (1921), а тот ответил «Прощанием с Мариенгофом» (1922) с адресацией уже в заглавии произведения. В период творческого путешествия Есенина по Оренбургским и Самарским степям при сборе материалов для трагедии «Пугачев» Мариенгоф опубликовал свою переписку с Есениным в журнале «Гостиница для путешествующих в прекрасном», чем превратил узколичный факт дружеского послания в открытое эпистолярное наследие, в литературный эксперимент.

Сразу же после кончины Есенина создаются стихотворения в жанрах литературного плача и эпитафии: «Плач о Сергее Есенине»[2200]2200
  Там же. С. 34–43.


[Закрыть] Н. А. Клюева (1926). Появляются посвящения, вынесенные в заглавие: «Сергею Есенину»[2201]2201
  Там же. С. 43–47.


[Закрыть] В. В. Маяковского (1926). Наряду с ними при жизни Есенина существуют неозаглавленные стихотворения с обычным посвящением – «Сергею Есенину»: с аллюзией на есенинский образ – «Это я красногубый и смелый…»[2202]2202
  Цит. по: Архипова Л. А. Книжное собрание Государственного музея-заповедника С. А. Есенина // Издания Есенина и о Есенине: Итоги. Открытия. Перспективы / Есенинский сб. Новое о Есенине. М., 2001. Вып. 4. С. 217.


[Закрыть] Бориса Сорокина (1921).

Первые – заглавные – строки многих стихотворений наследников поэтического дара Есенина тоже вводят в прямую адресацию: «Мне надо, – говорил Есенин, – // Еще немало песен спеть» Н. И. Будко (1990);[2203]2203
  Будко Н. И. Указ. соч. С. 47.


[Закрыть] «В самом звуке – Есенин…» А. П. Исаева (1997). Аналогично поступали друзья Есенина при его жизни: «Пусть Есенина в строках ловят…»[2204]2204
  Цит. по: Поэты-имажинисты / Сост. Э. М. Шнейдерман. СПб., 1997. С. 415–416.


[Закрыть] В. Ричиотти, 1922. Начальные строки специально неозаглавленных стихотворений содержат в себе указание на исходный материал – на авторский символ, на оригинального есенинского персонажа: «О страшных стихах // Про черного человека»[2205]2205
  Цит. по: Катанов В. М. «С большой душой русской» // В мире Есенина: Сб. материалов Есенинских чтений. Орел, 1995. С. 52.


[Закрыть] Евгения Сокола (наст. имя – Е. Г. Соколов), 1926; «Вьюга, как поседевший дьячок, // Отпевает панихиду кому-то…»[2206]2206
  Цит. по: Иванова Л. В. О минувшем (Из записок театрального режиссера) // В мире Есенина: Сб. материалов Есенинских чтений. Орел, 1995. С. 107.


[Закрыть] В. А. Иванова (1930-е годы).

И уже нельзя считать самодостаточными и нейтральными заглавия и заглавные строки стихотворений, в которых угадываются (и тем более подтверждаются при прочтении) есенинские биографические реалии: «Есенин на тульском рынке» Валерия Ходулина (1988);[2207]2207
  Цит. по: Обыдёнкин Н. В. Указ. соч. С. 60–61.


[Закрыть] «Англетер» (1991) и «На Ваганьковском кладбище…» (1988) Ю. А. Паркаева;[2208]2208
  Паркаев Ю. А. Указ. соч. С. 12, 24.


[Закрыть] «На Ваганьковском» (1990) и «Москва Сергея Есенина (к авторской работе Вадима Баранова)» Н. И. Будко (1997).[2209]2209
  Будко Н. И. Указ. соч. С. 61, 51.


[Закрыть]

Порой современные поэты домысливают биографию Есенина, представляют его в том или ином придуманном облике: «К портрету 100-летнего Есенина» Н. И. Будко[2210]2210
  Там же. С. 60.


[Закрыть] (1995).

Выносятся в эпиграф есенинские строки (иногда и начальные, озаглавливающие), задающие диалогичность стихотворению современного поэта, который через десятилетия отвечает Есенину, продлевая его незримое присутствие на Земле: «“Цветы мне говорят: – Прощай!..” С. Есенин» («Это только кажется…», 1961), «“Я пришел на эту землю, // Чтоб скорей её покинуть…” С. Есенин» («Он сам хотел покинуть землю эту…», 2002) и «“Не жалею, не зову, не плачу…” С. Есенин» («И жалеем, и зовем, и плачем…, 2002) Ю. А. Паркаева.[2211]2211
  Паркаев Ю. А. Указ. соч. С. 16, 22, 23.


[Закрыть]

Даже после своей кончины Есенин становится современником поэтов, далеко отстоящих от него во времени, он их поэтический мэтр и одновременно лучший друг. Незначительные по сути события, осуществленные с сокровенной мыслью о Есенине, возведены в ранг типологических, стереотипных, равно вероятных для великого русского поэта и его последователей, общих для них – и это отражено в начальных строках неозаглавленного стихотворения: «Мы с рязанцами в Рязани // За Есенина врезáли» Ю. А. Паркаева (1996).[2212]2212
  Там же. С. 17.


[Закрыть]

Отблеск есенинской славы упал и на его родню. Появляются произведения, заглавия которых отражают суть событий, косвенно касающихся Есенина и его родных, например: «В день рождения С. Есенина» Н. И. Будко (1993);[2213]2213
  Будко Н. И. Указ. соч. С. 55.


[Закрыть] «Презентация книги нашей поэтессы Нины Ивановны Будко» Якова Асберга (1997) и «Презентация моей книги “Разговор с Есениным”» Владимира Авдеева (1997);[2214]2214
  Цит. по: Будко Н. И. Указ. соч. С. 100.


[Закрыть] «Улица Есенина» (с начальной строкой «Улица Есенина в Ставрополе есть» – по поводу появления улицы в память о поэте) и «Татьянин день в с. Константиново, на родине С. А. Есенина» Н. И. Будко (2002).[2215]2215
  Там же. С. 45, 66.


[Закрыть] Современные поэты обращаются в своих произведениях к близким родственникам Есенина (естественно, воспевая и его самого) – так появляются посвящения: «Александре Александровне Есениной» («Впервые» Ю. А. Паркаева, 1960).[2216]2216
  Паркаев Ю. А. Указ. соч. С. 6.


[Закрыть]

В конце ХХ столетия появились даже стихотворения, обращенные к членам Всесоюзного есенинского общества «Радуница»: это «Радуница – сердце радуется…» Т. А. Хлебянкиной и «“Радунице” – 15 лет» А. Н. Захарова, подаренные на юбилей организации (декабрь 2000). Также возникли обращения к любителям поэзии Есенина – участникам литературного объединения: «Поздравление мужчин клуба есенинцев» (1991) и «Поздравление женщин клуба есенинцев к 8 Марта», «К семилетию клуба есенинцев» (1994), «Поздравление с 8-летием клуба любителей поэзии С. Есенина» (1995) и «Посвящение Есенинскому клубу» (2003) Н. И. Будко[2217]2217
  Будко Н. И. Указ. соч. С. 56, 59, 61, 68.


[Закрыть] и др.

В данной классификации представлены заглавия стихотворений, в которых упомянуто имя Есенина или сделаны прозрачные намеки на характерные для его поэзии образы. Вне рассмотрения остались такие сочинения, полемизирующие с Есениным или созданные под его влиянием, в заглавиях которых не проявлено «есенинское семантическое поле» (однако оно нашло заданное автором воплощение внутри поэтического текста). Есениноведы отмечают влияние Есенина на последующие поколения поэтов по «географическому признаку»: см. об этом статью Н. Н. Бердяновой «“Есенинское озарение”. Традиции великого русского поэта в творчестве рязанских лириков»[2218]2218
  Бердянова Н. Н. «Есенинское озарение»: Традиции великого русского поэта в творчестве рязанских лириков // Новое о Есенине: Исследования, открытия, находки. Рязань, Константиново, 2002. С. 284–288.


[Закрыть] (2002).

Современные поэты сочиняют стихи-обращения к разным персонажам (в том числе – к олицетворяемым и очеловечиваемым авторами), развивающие дружеский разговор с Есениным. Это разговор вне времени и пространства, разговор о вечном. Так, Виктор Матвийко написал стихотворение, вынесенное на плакат певца и композитора Дмитрия Шведа, который дал сольный концерт под есенинским названием «Отговорила роща золотая» в Московской филармонии (Триумфальная площадь, д. 4/31) 10 октября 2004 г. Вот эти два куплета:

 
Соловей – жених весенний,
Разгони мою тоску.
Разве это не Есенин
Подарил тебе строку?
 
 
На Оке или на Рейне
Петь о грусти и любви
У Есенина и Гейне
Научились соловьи.[2219]2219
  Плакат был вывешен в Москве около метро «Баррикадная» за неделю до концерта.


[Закрыть]
 

Из воспоминаний В. И. Эрлиха известно высказывание Есенина: «Гейне – мой учитель!».[2220]2220
  Эрлих В. И. Право на песнь // С. А. Есенин в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 321.


[Закрыть] В. Г. Шершеневич привел непроверенный (и сомнительный) факт: «Кусиков мне говорил, что Есенин, как он утверждал, ничего не понимал по-немецки, подолгу просиживал над немецким томиком Гейне».[2221]2221
  Шершеневич В. Г. Великолепный очевидец // Мой век, мои друзья и подруги: Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова. С. 571.


[Закрыть] Аналогичный сюжет имеется про Н. А. Клюева.

Обращает на себя внимание изобилие дружеских посланий Есенину, начатое при жизни поэта и не иссякающее по сей день. Естественно, уровень восприятия «живого Есенина», прижизненного знакомца и современника, совершенно иной, нежели спустя десятилетия: это уже сотворенный кумир, монументальный классик, возведенный на пьедестал. Обращениями к нему нынешние поэты меряют уровень своего стихотворного мастерства, сообщают о продолжении песенно-лирической линии, свидетельствуют о неисчерпаемых возможностях поэтизации родного дома и мифологизации русской природы.

Глава 16. Фигура Есенина в русском фольклоре

Этнографичность фигуры поэта

Есенин относится к тем писателям, чье имя известно каждому гражданину России и многим иностранцам. Его знакомый М. В. Бабенчиков вспоминал:

О Есенине в тогдашних литературных салонах говорили как о чуде. И обычно этот рассказ сводился к тому, что нежданно-негаданно, точно в сказке, в Петербурге появился кудрявый деревенский паренек, в нагольном тулупе и дедовских валенках, оказавшийся сверхталантливым поэтом. Прибавлялось, что стихи Есенина уже читал сам Александр Блок и что они ему понравились. Рассказ этот я слышал в различных вариантах, но всегда в одном и том же строго выдержанном стиле. Так, о Есенине никто не говорил, что он приехал, хотя железные дороги действовали исправно. Есенин пешком пришел из рязанской деревни в Петербург, как ходили в старину на богомолье. Подобная версия казалась гораздо интереснее, а главное, больше устраивала всех.[2222]2222
  Бабенчиков М. В. Есенин. Воспоминания. 1926 // Новое о Есенине. Вып. 4. М., 1987. С. 172.


[Закрыть]

Проблема фигуры поэта в фольклоре многогранна и к тому же во многом этнографична. Она включает в себя изучение упоминания фамилии писателя в разнообразных устно-поэтических контекстах, ритуализации поведения человека, ношения народной одежды и употребления «мужской» военизированной атрибутики, владения типичными крестьянскими занятиями (среди которых пахота и косьба, игра на гармонии или балалайке, ловля рыбы и раков и т. д.), знания деревенских обычаев и обрядов, участия в ритуальных действах и празднествах сельской общины и многое другое. Причем исследование указанной проблемы необходимо проводить на биографическом материале, бытующем в народе в фольклорных жанрах (местные предания об исторических личностях) и в виде этнографических данных. Географическая широта бытования сведений у жителей самых разных местностей наглядно свидетельствует о процессе и степени фольклоризации образа поэта. И, безусловно, первым и главным аспектом введения в фольклор поэтического имени является обретение стихами этого автора статуса народной песни, включающей повсеместное распевание многочисленных вариантов текста.

Уже современники при жизни Есенина осознавали, какой подходящей фигурой для увековечения в форме народного предания являлся поэт. Так, А. Б. Мариенгоф сравнивал популярность фигуры участника Отечественной войны 1812 г. Дениса Давыдова с известностью Есенина и, приведя легендарный случай с партизанским вожаком, отмечал: «Поэтическое предание. Вероятно, и о нас с Есениным будут рассказывать что-нибудь в этом духе».[2223]2223
  Мариенгоф А. Б. Мой век, мои друзья и подруги // Мой век, мои друзья и подруги: Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова. М., 1990. С. 177.


[Закрыть] А. Б. Никритина, супруга А. Б. Мариенгофа, отозвалась на это предположение – и получился диалог, подобный происходящим с фольклористами при их экспедиционной работе «в поле» с информантами (если вычесть шутливо-притворную реакцию «собирателя»): «“Уже рассказывают.” – “Кто? Какие мерзавцы?” – “Наши актеры.” – “Ох, уж эти актеры! – воскликнул я. – Они такое порасскажут!” – “Слава богу, им верят только дураки.” – “И… многочисленное потомство, читающее дурацкие актерские мемуары”».[2224]2224
  Там же. С. 178.


[Закрыть]

Но и сам Есенин любил сочинять небылицы о жизни своей и друзей. Так, Л. И. Повицкий вспоминал, как Есенин художественно домысливал и всячески варьировал историю своего пребывания с друзьями у брата Бориса Повицкого в ноябре 1918 г. в Туле: «Вернувшись в Москву, он часто рассказывал друзьям о “тульских неделях”, но обыкновенно приукрашивал и расцвечивал недавнюю быль…».[2225]2225
  Повицкий Л. И. Сергей Есенин в жизни и творчестве // С. А. Есенин в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1986. Т. 2. С. 237.


[Закрыть]

Особенности жестикуляции и декламации Есенина

Выводя теорию страт, этнографы среди различных аспектов поведения рассматривают характерные манеры и находят особую жестикуляцию, соответствующую различным бытовым и обрядовым ситуациям в повседневной жизни горожан и сельчан. Образ бравого деревенского парня вырисовывается из его активного участия в праздничных кулачных боях и случайных драках, в проводах в армию, в святочном и свадебном ряженье и т. д.; но особенно он нагляден в угрожающих жестах, предшествующих завязыванию драки и составляющих своеобразную прелюдию к началу боя. Парни собирались группами, широко расставляли ноги, упирали руки в бока, взглядывали исподлобья, презрительно сплевывали на землю, нарочито громко сморкались, сдвигали картуз на затылок, помахивали тросточкой, грозили кулаком, закладывали правую руку за ремень и т. п. Тип угрожающего поведения, необходимого для вызова на бой, незначительно разнится в региональном плане и имеет неодинаковые диалектные обозначения. Например, по данным этнографа И. А. Морозова, в Вологодской и Ярославской губ. агрессивное поведение парней отчасти сопровождалось резкими и глухими выкриками и получило соответственное название «хурканье».

Интересно, что и современники Есенина отмечали его дерзкий характер, склонность к развязыванию драк, умение перекрывать многоголосый шум в Политехническом музее в Москве лихим свистом с закладыванием двух пальцев в рот. А. Б. Мариенгоф в «Романе без вранья» так описывал посвист Есенина: «На свист Политехнического зала он вкладывал два пальца в рот и отвечал таким пронзительным свистом, от которого смолкала тысячеголовая беснующаяся орава».[2226]2226
  Мариенгоф А. Б. Роман без вранья // Мой век, мои друзья и подруги. С. 336.


[Закрыть] В. Г. Шершеневич схоже представлял умение свистеть Есенина: «…он на минуту паузил, а потом всовывал два пальца в рот и издавал такой разбойничий посвист, что меркла слава Соловья-Разбойника».[2227]2227
  Шершеневич В. Г. Великолепный очевидец: Поэтические воспоминания 1910–1925 гг. // Мой век, мои друзья и подруги. С. 566.


[Закрыть] А. Л. Миклашевская указала на еще более сильный свист как контраргумент в споре с московским извозчиком в 1924 г.: «Сергей держал под уздцы лошадь и свистел “в три пальца”. А озверелый извозчик с кулаками лез на него».[2228]2228
  Миклашевская А. Л. «Мы виноваты перед ним» // Кузнецов В. И. Тайна гибели Есенина: По следам одной версии. М., 1998. С. 284.


[Закрыть]

Есенин запечатлел в лирике свист и сопровождающую жестикуляцию своего лирического героя (нередко отождествляемого с самим поэтом): «Мне осталась одна забава: // Пальцы в рот и веселый свист» (I, 185 – «Мне осталась одна забава…», 1923).

О развязывании драки вспоминал Н. А. Оцуп: «В публике слышен ропот. Кто-то свистит. Есенин сжимает кулаки. “Кто, кто посмел? В морду, морду разобью”».[2229]2229
  Сергей Сергей Есенин в стихах и жизни: Воспоминания современников / Под ред. Н. И. Шубниковой-Гусевой. М., 1995. С. 305–306.


[Закрыть] Угрожающая жестикуляция, предшествующая драке, равно как и запечатленный с помощью типичных народно-разговорных выражений вызов на рукопашный бой, нашли воплощение в есенинских поэтических строках «Сыпь, гармощка! Скука… Скука…» (1923):

 
Что ты смотришь так синими брызгами,
Иль в морду хошь? (I, 171).
 

Об изменчивости цвета глаз Есенина в зависимости от его настроения вспоминала Н. Д. Вольпин: «Сидишь где-нибудь в середине зала, и кажется тебе, что поэт брызжет в слушателей синью – разведенным ультрамарином. Когда Есенин сердится или в сильном душевном напряжении, голубизна его глаз, казалось мне, сгущается и впрямь до синевы».[2230]2230
  Вольпин Н. Д. Свидание с другом // Как жил Есенин: Мемуарная проза / Сост. А. Л. Казаков. Челябинск, 1991. С. 282.


[Закрыть]

Современники подчеркивали, что драчливость Есенина была наигранной, ненастоящей, своеобразной литературной игрой, а кулачный жест – внешне грозный! – по существу же являлся амбивалентным. Любовь к озорству у Есенина была вызвана не только усвоенными с детства бойцовскими манерами, но и обусловлена его вхождением в литературную группу имажинистов, чьи публичные выступления носили «балаганный характер»[2231]2231
  ГЛМ. Ф. 372. Оп. 1. Ед. хр. 257. Л. 4. – Ивнев Рюрик. Мемуары. 1919.


[Закрыть] – по мнению Рюрика Ивнева.

О подобном разбушевавшейся стихии воздействии авторского исполнения есенинских произведений на слушателей вспоминала Е. Р. Эйгес: «А Есенин стал посреди комнаты и читал свою поэму. Небо и земля слились воедино, а Есенин стоял и метал громы и молнии. Было даже страшно».[2232]2232
  Сергей Есенин в стихах и жизни: Воспоминания современников. С. 282.


[Закрыть] Своеобразное созидание поэтического космоса, подобно сакральному сотворению первооснов бытия, претворение сна в явь происходило всякий раз при чтении Есениным его стихов – об этом писал Арсений Авраамов в книге «Воплощение. Есенин – Мариенгоф» (1921): «…впервые услыхал, как читают свои стихи Есенин и Мариенгоф: это было откровением – так вот он, преодоленный (не первозданный) хаос верлибра; вот он – воочию, наяву сбывшийся сон, некогда бледная бесплотная мысль – скелет теоретика, облеченная всем богатством, изобилием цветущей кровяной плоти… наконец-то!».[2233]2233
  Авраамов А. Воплощение. Есенин – Мариенгоф. М., 1921. С. 20.


[Закрыть]

Как видно из свидетельств современников, жестикуляция Есенина будто бы проистекала из глубин мироздания, создавая эффект божественного первостроительства Вселенной, что граничило с актом первотворения посредством слова и действия. И позднее подобное деяние стало опосредовано в фольклоре через жанр заговора. В. Т. Кириллов вспоминал о такой магической особенности чтения Есениным своих произведений: «Читает мастерски, с налетом как бы колдовства или заклинания».[2234]2234
  Сергей Есенин в стихах и жизни: Воспоминания современников. С. 169.


[Закрыть] Об особом чтении Есениным своих стихов, сродни жреческому воздействию на человеческую душу, сообщала Н. Д. Вольпин: «Поднимаясь на эстраду, он держал руки сцепленными за спиной, но уже на втором стихе выбрасывал правую вперед – ладонью вверх – и то и дело сжимал кулак и отводил локоть, как бы что-то вытягивая к себе из зала – не любовь ли слушателя? А голос высокий и чуть приглушенно звонкий; и очень сильный. Подача стиха, по-актерски смысловая, достаточно выдерживала ритм. <…> Такое чтение не могло сразу же не овладеть залом».[2235]2235
  Вольпин Н. Д. Указ. соч. С. 234.


[Закрыть]

Ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН С. И. Субботин[2236]2236
  Наблюдение высказано нам в личной беседе 28 октября 2003 г. и подтверждено киевским литературоведом, канд. филол. наук Л. А. Киселевой, также слушавшей аудиозаписи Н. А. Клюева в г. Вытегра.


[Закрыть] сделал интересное наблюдение в 2003 г. в г. Вытегра Вологодской обл. на Клюевских чтениях при прослушивании аудиозаписи чтения Н. А. Клюевым собственных стихов. Стало очевидным то обстоятельство, что С. А. Есенин перенял основы мелодекламации у своего старшего «литературного собрата». Когда звучат следующие непосредственно друг за другом звучащие в авторском исполнении поэтические тексты Н. А. Клюева и С. А. Есенина, то отлично улавливается их общая декламационная манера с нарочитым растягиванием слогов, от которой исходит ощущение звучания древних религиозных текстов, бытовавших в Юго-Восточной Азии. Можно предположить также отдаленное влияние особенностей исполнения народных «протяжных песен» и изначальных церковных распевов, особенностей чтения православных молитв; но это уже очень далекое родство.

Из воспоминаний Л. И. Повицкого следует, что Есенин прекрасно осознавал особенности воздействия декламации на аудиторию и специально варьировал творческую манеру чтения стихов – не только в зависимости от поэтической темы, но и от читаемых авторов. Л. И. Повицкий вспоминал о своеобразном развлечении Есенина – о голосовом изображении поэтов в ноябре 1918 г. в Туле: «Иногда он имитировал Блока и Белого. Блока он читал серьезно, с уважением. Белого – с издевкой, утрируя как внешнюю манеру читки Белого, так и содержание его потусторонних мистических “прорицаний”».[2237]2237
  Повицкий Л. И. Указ. соч. С. 236.


[Закрыть] Следовательно, Есенин был необыкновенно чуток к воздействию звучащего поэтического слова и легко перенимал как основы, так и индивидуальные особенности авторского чтения.

Наблюдение современного литературоведа С. И. Субботина о том, что Есенин был склонен к заимствованию интонации и жестикуляции, легко перенимал понравившуюся ему манеру позирования на людях, соотносится с мнениями современников поэта. Так, познакомившийся с Есениным в 1915 г. в Петербурге М. В. Бабенчиков писал о том периоде вступления юного поэта в столичную литературную среду: «Движений, жестов почти не было. Не было и слов. Был типичный рязанский говорок, смех, паузы».[2238]2238
  ИМЛИ. Ф. 32. Оп. 3. Ед. хр. 5. Л. 1 (32) – Бабенчиков М. В. Есенин: Воспоминания. 1926. Машинопись с правкой редактора [И. В. Евдокимова].


[Закрыть] Это уже позднее Есенин приобрел тот «поэтический лоск», который (как и безусловный талант) притягивал к нему многочисленных слушателей, почитателей и подражателей. А выработал в себе умение нравиться публике Есенин путем внимательного подсматривания за артистическими манерами именитых поэтов, способом умелого подстраивания себя под нигде не обозначенные явно, но обязательные требования соответствия высокой марке «мэтра».

В свою очередь, манера чтения Есениным стихов была настолько притягательна, что также вызывала подражания. Современник поэта И. А. Груздев в письме к М. Горькому от 22 декабря 1927 г. сообщал особенности проведения вечера памяти Есенина: «Публика никого не хотела слушать, требовала стихов Есенина в исполнении Приблудного, в совершенстве изучившего его манеру, буйствовала…».[2239]2239
  Архив А. М. Горького. Т. 11. Переписка Горького с Груздевым. М., 1966. № 69. С. 155.


[Закрыть]

Знавшие Есенина люди отмечали и его удивительную особенность видоизменять свой социальный статус. Он умел переиначивать облик с сельского жителя на горожанина, играть другую профессиональную роль, изменять географическую привязку к местожительству, даже вступать в состязание с судьбой – при чтении стихов и обычном присутствии (в качестве зрителя, слушателя и др.). И. А. Оксёнов вспоминал о вечере в студии В. В. Шимановского в Ленинграде 15 апреля 1924 г.: «Когда читает – рязанский паренек, замолчит – московский бродяга, непременно отмеченный роком (так мне кажется)».[2240]2240
  Оксёнов И. Из воспоминаний о Есенине // Памяти Есенина. М., 1926. С. 113. – Цит. по: Карохин Л. Сергей Есенин и Виктор Шимановский. СПб., 2000. С. 50.


[Закрыть]

Более того, Есенин умел перевоплощаться в другого человека – своего героя, историческую личность. У русского народа похожий прием именуется оборотничеством и приписывается стихийным духам и людям, вступившим в связь с ними; но перевоплощение поэта было божественным даром. Буддистская идея множественности рождений одной личности в разных ипостасях и проявление всеобщего единства через человеческое братство подсказала Есенину мысль о возможности проникновения в духовную сущность другого человека. Эту мысль Есенин усвоил еще в юности, когда он зачитывался биографией Будды: «Я есть ты» (VI, 36 – письмо Г. Панфилову от 23 апреля 1913 г.).

Иностранка Лола Кинел поделилась своими впечатлениями от сценичности чтения Есениным своей поэмы в Брюсселе:

Я была ошеломлена. Есенинский голос – голос южно-русского крестьянина, мягкий и слегка певучий – передавал изумительный диапазон переживаний. От нежной ласкающей напевности он возносился до диких, то хриплых, то пронзительных выкриков. Есенин был Пугачевым – измученным крестьянином… долго страдавшим, терпеливым, обманутым, а потом – неистовым, хитрым, страшным в своем гневе и требующим свободы и мщения… и потом, в конце, когда его предали, – покорным, покинутым… Есенин-Пугачев выражал недовольство шепотом, вел неторопливый рассказ, будто пел песню. Он же орал, плевался, богохульствовал. Его тело раскачивалось в ритме декламации, и вся комната словно вибрировала от его эмоций. Потом, в конце, побежденный, он – Есенин-Пугачев – съежился и зарыдал.[2241]2241
  Кинел Л. Айседора Дункан и Сергей Есенин (Главы из книги «Под пятью орлами») / Пер. с англ. Л. Девель // Звезда. 1995. № 9. С. 152.


[Закрыть]

С. Г. Скиталец (Петров) приводил в своих воспоминаниях есенинские слова о его участии в театральных постановках: «Да ведь я всё-таки был немножко на сцене! – возразил он, – много участвовал в любительских спектаклях, даже в малорусских пьесах героев-любовников играл!..».[2242]2242
  Скиталец С. Г. Есенин / Публ. Н. Г. Юсова // Памир. 1992. № 9/10. С. 187. Перепечатка из: Русское слово. Харбин, 1926, 2 апреля – с подписью: Сц.


[Закрыть]

К выразительной жестикуляции Есенин прибегал и в тех случаях, когда требовалось доходчиво объяснить какую-то важную для него мысль собеседнику, не владеющему русским языком (а сам поэт иностранные языки не желал изучать принципиально из верности родному поэтическому слову). Лола Кинел описывала «двойной текст» Есенина – словесный и жестовый, обращенный к А. Дункан и объясняющий невозможность сохранить на века блистательное искусство танца даже самой талантливой танцовщицы (причем применил типично народный жест): «Все это он сказал по-русски, чтобы я <Л. Кинел> перевела, но два последних слова произнес на английский манер и прямо в лицо Айседоре, с очень выразительным жестом – как бы развеивая останки Айседоры на все четыре стороны…».[2243]2243
  Кинел Л. Указ. соч. С. 158.


[Закрыть]

О том, что Есенин придавал большое значение смысловой (даже семиотической) сущности жеста, хорошо видно из его строк, посвященных этому динамичному предмету:

 
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты
(III, 190 – «Черный человек», 1923–1925).
 

По мнению современного исследователя, «жестово-мимические движения бывают естественными… и условными, смысловая наполненность которых – величина переменная, зависящая от договоренности людей между собой».[2244]2244
  Мартьянова С. А. Формы поведения как литературоведческая категория // Литературоведение на пороге ХХI века: Мат-лы междунар. науч. конференции (МГУ, май 1997). М., 1998. С. 197.


[Закрыть] (См. также главу 4.)