Текст книги "Ноосферное мышление. Часть II. Эволюция. Культура. Экспансия"

Афоризмы и мысли к теме

Народ – это бесконечное множество нолей, но стоит к ним прибавить единицу, как оно превращается в большое и значащее число.

Адольф Гитлер

Могу ли я приказать кому-либо идти вперед, если сам не буду впереди всех?

Петр I

Когда ведешь себя правильно, то за тобой пойдут и без приказа; когда же ведешь себя неправильно, то не послушают, хоть и прикажешь.

Конфуций

Прирождённый вождь, подверженный жажде власти, – это самый неподходящий для власти человек. И вот этот-то парадокс и является причиной почти всех войн и революций в человеческой истории.

Б. В. Сахаров

Эволюция вождя: со мною, за мною, подо мною!

Витомир Теофилович

В демократической республике вождь должен нравиться толпе.

Иоган Гердер

Лидеры проходят тонкую грань между уверенностью в себе и смирением.

Стэнли МаКкристал

4.7. Несколько слов о культурологии как о специальной науке

Мы переходим сейчас в новую фазу культуры, в которой ответом на вопросы будут не утверждающие высказывания, а новые, более глубоко сформулированные вопросы.

Василий Васильевич Налимов

Как было сказано выше, научное сообщество на очередном витке развития осознаваемой рефлексии открыло в себе культуролога. Теоретика, специалиста, который взялся профессионально занимается феноменом культуры и вопросами существования и развития культуры. Соответственно дисциплина, которой он начал посвящать свои усилия, была названа культурологией. Это событие состоялось в 1931 году, когда американский профессор Лесли Уайт впервые прочел курс культурологии в Мичиганском университете.

Справка из Интернета:

«Уайт видел необходимость в том, чтобы вычленить из традиционной культурной антропологии (этнологии), исследовавшей преимущественно культурные различия между народами, специальную науку – культурологию, ориентированную на изучение универсальных явлений культуры, единых для разных народов. Это позволяло ставить вопрос о культуре как общем понятии, универсальной «специфической модальности человеческого бытия» (Г.С. Кнабе), создать общую теорию культуры как категории. Уайт предсказывал культурологии большое будущее, считая её качественно более высокой ступенью в постижении человека и мира. Тем не менее, в западной науке термин «культурология» не привился, а проблема, поставленная Уайтом, исследовали в основном в русле лингвистической философии (семиотика, структурализм, постструктурализм, постмодерн), приверженцами французской школы «Анналов» (историческая антропология), социологами американской Гарвардской школы и их последователями (структурный функционализм).

Вместе с тем культурология в течение 1960-1980-х годов начала постепенно распространяться в советской науке, а в 1990-х годах произошел своего рода «культурологический бум» прежде всего в сфере российского образования.

В принципе можно проследить два основных источника отечественной культурологии.

В послевоенные десятилетия в СССР периодически проходили кампании «критики взглядов буржуазных ученых». В 1960-е годы на волне одной из таких кампаний армянский социолог Э.С. Маркарян, якобы дискутируя с Л. Уайтом, фактически ввел термин «культурология» в нашу науку и под видом критики «буржуазных концепций» начал знакомить научную общественность СССР с культурологическими концепциями Уайта и других американских «неоэволюционистов», а также с собственными комментариями к ним. В подобной инициативе первыми его поддержали ростовские ученые Ю.А. Жданов и В.Е. Давидович, ленинградцы С.Н.Артановский и М.С. Каган, свердловчанин Л.Н. Коган, к ним присоединились и московские специалисты С.А. Арутюнов, Б.С. Ерасов, Э.А. Орлова и др. Я упоминаю здесь лишь старшее поколение ученых; разумеется, среди научной молодежи апологетов этого движения было гораздо больше (включая и автора этих строк, выросшего на книгах Маркаряна). В период с середины 1960-х по начало 1990-х годов вышло уже несколько десятков книг по культурологии, написанных отечественными учеными, и около десятка переводов в основном западных социологов культуры (Э. Дюркгейма, А. Моля и др.).

В середине 1980-х годов в Институте научной информации по общественным наукам (ИНИОН АН СССР) открылась специальная лаборатория по изучению культуры, где под руководством И.Л. Галинской и С.Я. Левит начался массовый перевод на русский язык классических трудов западных философов культуры и антропологов, которые через несколько лет вышли большими тиражами. Наши культурологи старшего поколения стали первыми профессиональными комментаторами этих трудов. Апогеем этой тенденции в начале 1990-х годов стало преобразование Всесоюзного НИИ культуры, занимавшегося в основном проблемами музееведения, в Российский институт культурологии. Лид ером научных исследований в институте стала Э.А. Орлова – наибольший «западник» в нашей культурологии, что на несколько лет определило направленность работы института в целом. Это было одно направление возникновения российской культурологии – на базе освоения теорий западной философии, антропологии, социологии, психологии и т. п.

Но была и другая линия. В условиях идеологической зашоренности, царившей в стране, либеральная интеллигенция искала какой-то относительно легитимный способ выражения собственного, немарксистского мироощущения в культурно значимых текстах. В основном это были представители гуманитарного знания (историки, филологи, литературоведы, искусствоведы и др.). И они нашли искомый выход в сфере так называемого культуроведения (термин Ю.В. Рождественского), которое начало проявляться в повышенном интересе к объектам старины и исторической традиции, в движении охраны национального культурного наследия и т. п. В числе этих ученых следует назвать С.С. Аверинцева, А.». Арнольдова, Л.». Баткина, Г.Д. Гачева, А.Я. Гуревича, П.С. Гуревича, В.В. Иванова, Д.С. Лихачёва, Ю.М. Лотмана, В.М. Межуева, Е.М. Мелетинского, Ю.В. Рождественского, В.Н. Топорова и др.

Усилиями этой группы либеральной интеллигенции формировалась другая ветвь российской культурологии, базировавшаяся прежде всего на традициях отечественной исторической, филологической и искусствоведческой наук, на лингвистических реконструкциях нравов и быта минувших времен, на изучении мифов и языческой обрядности в рамках развитой отечественной школы мифологии, на семантическом анализе искусства как источника информации о культуре прошлого, но главное – на различных вариациях теории локальных цивилизаций, идущей ещё из XIX века от Н.Я. Данилевского и возрожденной в середине XX века Л.Н. Гумилевым. Кстати, именно в середине 1980х годов впервые в СССР на русском языке вышли книги и зарубежных классиков теории цивилизаций: О. Шпенглера и А. Тойнби. Своеобразным ответвлением цивилизационных исследований, выросшим непосредственно из концепций русских «евразийцев» и этногеографических воззрений Гумилева, является школа «социоестественной истории» (Э.С. Кульпин и др.), синтезирующая современные идеи социальной синергетики и давние теории геодетерминированности исторических процессов.

Следует отметить, что огромное влияние на формирование этой ветви культурологии оказала чрезвычайно мощная традиция российского востоковедения; не будет преувеличением сказать, что российская гуманитарная культурология в существенной мере воспользовалась опытом востоковедческих исследований, распространив его на изучение русской и западной культур. Разумеется, и здесь не обошлось без обращения к достижениям зарубежных коллег: во-первых, французских семиотиков, под влиянием которых сложилась знаменитая московско-тартуская семиотическая школа во главе с Ю.М. Лотманом и Б.А.Успенским; во-вторых, французских же историков школы «Анналов», чья методика оказалась близка российским традициям изучения культуры повседневности, и под воздействием которой началось формирование отечественного аналога школы ментальностей во главе с А.Я. Гуревичем, Ю.Л. Бессмертным, А.Л. Ястребицкой.

Таким образом, в течение 1960-1980-х годов в стране формировались две сравнительно автономные культурологии: социальная, апеллировавшая к опыту англо-американской и немецкой антропологии, и гуманитарная, имевшая в своей основе отечественные корни и связанной с французскими школами семиотики и «новой истории». Все 1990-е годы были посвящены попыткам объединения этих ветвей и превращения культурологии в некую «супернауку», синтезирующую в себе социальнонаучный и гуманитарный подходы к познанию общества и культуры.

В 1989 г. культурология была легализована как новое направление (специальность) высшего образования и как общеобразовательная дисциплина. В стране начали открываться первые культурологические кафедры, создаваться первые учебники по общеобразовательной культурологии, в чем безусловное первенство принадлежит Московскому государственному техническому университету им. Н.Э. Баумана и непосредственно академику РАЕН Н.Г. Багдасарьян, а также Российскому открытому университету (ныне – Университет РАО) и сотрудничавшим с ним в те годы С.П. Мамонтову и Б.С. Ерасову (авторам двух первых в России учебников по общеобразовательной культур ологии).

В числе основателей специального культурологического образования в стране следует назвать Г.В. Драча – в Ростове, С.Н. Иконникову – в Санкт-Петербурге, Г.». Звереву, Т.Ф. Кузнецову и автора этих строк – в Москве.

С 1996 года культурология была введена в номенклатуру специальностей Миннауки и ВАК России. Были учреждены ученые степени доктора и кандидата культурологии, стали открываться диссертационные советы по культурологическим специальностям.

Но был и ещё один фактор, определявший претензии культурологии как «супернауки». Дело в том, что основным заказчиком культурологического знания было (и в большой мере остается сейчас) образование. В 1992 году, когда из вузовских программ была убран марксизм-ленинизм, на культурологию обратили внимание как на дисциплину, способную заменить исторический материализм. Соответственно от культурологии ожидали, что содержательно она станет «общей теорией всего», т. е. безграничным по своему размаху обществоведением (аналогично истмату). Но заказчик не учёл того, что общество и его культура – это не одно и то же. А культурология изучает именно культуру (в отличие от социологии, изучающей общество). Этот социальный заказ в известной мере дезориентировал культурологов, которые в 1990-х годах занялись построением теорий общества и его динамики на базе культуры.

Хотя на этот счёт было написано немало работ, нацеленность на неправильно осознанный предмет изучения сыграла против культурологии. Ведь у неё были не только сторонники, но и весьма сильные противники, которые упорно боролись с наукой о культуре как сферой знаний, неизбежно конкурирующей в ряде проблемных областей с философией, а также практически со всеми социальными и гуманитарными науками. Серьёзный кризис наступил в 2000 году, когда под нажимом влиятельного лобби философов и социологов и вопреки протестам Российской академии наук Министерство по делам науки и изобретений Российской Федерации издало приказ, «закрывающий» культурологию в качестве самостоятельной науки как не оправдавшей социальный заказ. Взрыв возмущения деятелей гуманитарной сферы, поддержанный известными корифеями литературы и искусства, а также негативная позиция Министерства культуры Российской Федерации привели к отмене этого приказа и выработке компромиссного решения. Культурология была восстановлена в виде двух специальностей: 1) теория и история культуры; 2) музееведение, консервация и реставрация историкокультурных объектов. Возобновлены защиты диссертаций по культурологии. А что касается культурологического образования, то оно и не прерывалось.

Итак, «супернаука» не состоялась. Культурология, наконец, локализовала объект и предмет своего познания на культуре, ушла от организационных форм к технологиям и продуктам человеческой жизнедеятельности. Но объединения социального и гуманитарного направлений культурологии так и не произошло. Они остались сравнительно самостоятельными течениями изучения культуры, ориентированными на разные методологии. Это разделение получило даже региональное выражение. Например, московские культурологи в массе своей больше склоняются к социально-научному направлению, а санкт-петербургские – к гуманитарному (разумеется, и там, и там можно найти представителей обоих направлений, но доминирующая ориентация все же чувствуется). А ведущий научный центр – Российский институт культурологии даже организационно разделен на два этих направления.

Культурологические учебные заведения и подразделения почти все склоняются к гуманитарной культурологии. Образовательный Госстандарт 2000 года также усиливает доминирование гуманитарной составляющей в учебных планах (приблизительно 45 % – на гуманитарное и лишь 20 % – на социально-научное знание в общем объеме часов).

В 2006 году в Санкт-Петербурге было создано Российское культурологическое общество (позднее зарегистрированное под официальным названием Научно-образовательное культурологическое общество), которое призвано сыграть роль общественной академии для культурологов (в Российской академии наук пока ещё нет отделения культурологии). В числе задач, которые должно решить общество, – выработка общих критериев, по которым то или иное исследование может быть отнесено к профилю «культурология», расширение номенклатуры культурологических специальностей, расширение поля социального заказа на культурологию, формирование культурологического экспертного сообщества, формирование научно-популярного сегмента культурологической науки, проведение грамотной информационной политики в интересах культурологии и пр.

На сегодняшний день культурология остается комплексно востребованной только системой образования. Вместе с тем культурологи начинают уверенно завоёвывать площадки социальной коммуникации, социокультурной экспертизы, общеадминистративной референтуры. Но всё это не имеет системного характера. Общество ещё не осознало широких познавательных и экспертных возможностей культурологии, возможностей практического применения широкопрофильных знаний культурологов. Но это осознание постепенно начинает формироваться. [172]172
  См.: https://studref.com/544993/kulturologiya/kratkaya_istoriya_kulturologii_rossii


[Закрыть]

Уделяя внимание становлению культурологии как науки, авторы учебника «Культурология» Т.Г.Грушевицкая и А.П.Садохин отмечают: «Несмотря на то, что культурология заняла своё место среди других социальных и гуманитарных наук, споры о её научном статусе продолжаются до сих пор…процесс самоопределения культурологии как научной и общеобразовательной дисциплины не завершён. Культурологическая наука находится в процессе становления, её содержание и структура ещё не обрели чётких научных границ, исследования в ней разноречивы, существует много методологических подходов к её предмету. Всё это говорит о том, мы имеем дело с новым направлением научного знания, находящимся в процессе становления и творческого поиска.

Самым большим препятствием для её дальнейшего развития является отсутствие у неё чётко определённого предмета исследования, с которым были бы согласны большинство исследователей. Ведь и сейчас достаточно широко распространена точка зрения, что своего предмета исследования у культурологии нет, он «растекается» по другим научным дисциплинам – истории, психологии, социологии, антропологии, искусствоведению и т. д. Одним из немногих пунктов безусловного согласия исследователей является констатация того, что предметом культурологии является культура. Выявление предмета культурологии идёт на наших глазах, в борьбе различных мнений и точек зрения».[173]173
  Грушевицкая Т.Г., Садохин А.П. Культурология. Учебник. – М.: 2010. С. 6–8.


[Закрыть]

Обрати внимание, Читатель, на культуру мышления авторов – Т.Г.Грушевицкой и А.П.Садохина. Только гуманитарий в своём суждении может допустить такое логическое противоречие: с одной стороны говорить об отсутствии в своей науке чётко определённого предмета исследования, а с другой – о том, чтобы с ним были согласны большинство исследователей. Детерминированность как бы «за здорово живёшь» сопряжена со статистичностью. Чётко определенный предмет – это однозначно определённый предмет. Представь: Пифагор перед аудиторией доказывает свою теорему а²+ b²= c², а потом спрашивает слушателей: «Ну что, большинство с этим согласно?» Там, где научная истина доказана и определена, там её признают ВСЕ. Если же наоборот, не доказана и не определена, её не признаёт никто. Понятие «большинство» здесь просто неуместно.

…Это необходимая пища для размышлений.

Чтобы действительно делать «супернауку», о ней надо иметь не надежды и романтические представления, а строгий методологический и междисциплинарный расчёт: какая наука по своему охвату, структуре, потенциалу, фундаментальности, парадигмальной принадлежности и прочим необходимым параметрам должна быть, чтобы соответствовать этому исключительному статусу. Если это заранее не сделано, то создание ожидаемой «супернауки» складывается как авантюра.

С другой стороны, всем энтузиастам и приверженцам культурологии нельзя отказать в здоровой пассионарности. Принцип «если не знаешь, как начинать, начинай: дело покажет!» вполне оправдан, когда считаешь, что берёшься за большое, необходимое и благородное дело. В современном гуманитарном знании из-за его незрелости остаётся ещё очень высокая доля неоднозначности, и при осознаваемой рефлексии подобный расчёт «на перспективу» практически нереален. Кроме этого, никто не отменял формулу «отрицательный результат в науке – тоже результат. Своей «отрицательностью» такой результат способствует более глубокому осознанию происходящего, другими словами – развитию рефлексии. Во многом на таких отрицательных результатах учёные от осознаваемой рефлексии всё увереннее приближаются к осознанной.

Внедрение не просто новых, а ноосферных культурных достижений будет происходить в культурных конфликтах и борьбе, в успехах и неудачах, в поражениях и победах.

Закончу эту главу следующим абзацем:

«Социальные перспективы культурологии видятся прежде всего в том, что в ходе «информационной революции», охватившей человечество во второй половине ХХ в. и затрагивающей главных образом технологии управления производственными, коммуникативными и иными процессами жизнедеятельности людей, неизбежно наступит этап «революции» в области прогнозирования и проектирования, которая должна поднять на новый уровень эффективности методику управления любыми процессами. В числе наиважнейших при этом окажутся и задачи социального и культурного проектирования регуляции социокультурных процессов обществ, развития, расчета социокультурных последствий управленческих решений и применяемых технологий, поддержания техно-гуманитарного баланса в системах ценностных ориентации и социальных стандартов, поиск новых методов социализации и инкультурации человеческой личности, более эффективных методов социального воспроизводства сообществ и сохранения их специфически культурных черт в условиях общей социокультурной модернизации и стандартизации и т. п. Именно для решения этих задач специалисты-культурологи со знанием закономерностей социокультурного развития, порождения и внедрения инноваций, методологий и методов социокультурного проектирования и регулирования, а также исторического опыта социальной самоорганизации и саморегуляции сообществ окажутся востребованными в наибольшей мере»[174]174
  Культурология XX в. Энциклопедия. Т.1. – СПб.: Университетская книга; ООО «Алетейя»,1998. С. 372.


[Закрыть]

4.8. Борьба за культуру в предноосферном хаосе. Недоосознаваемая экспансия субъектов всех уровней – фактор углубления предноосферного хаоса

Не требуйте гарантий. И не ждите спасения от чего-то одного – от человека, или машины, или библиотеки. Сами создавайте то, что может спасти мир, – и если утонете по дороге, так хоть будете знать, что плыли к берегу.

Рэй Брэдбери, «451 градус по Фаренгейту»

При ноосферном транскультурном переходе (НТКП) мы осознаём, что при существующей инерционности естественного геногенеза мы своё будущее определяем только своей культурой и научным культурогенезом. Если человечество перед НТКП напортило само себе своими активными субъектами (людьми, организациями, социальными институтами, предприятиями, государствами, ТНК, какими-то международными союзами) – то вывод из этого только один: они не сознавали, что делали, и какую свою экспансию своей субъектной и ролевой культурой проводили. В этом и суть ноосферного транскультурного перехода: человечество от неосознавания того, что делает само с собой и с планетой переходит к осознанию. Осознаёт и ужасается, как далеко дело зашло, да ещё при существующей инерционности исторического, демографического, экономического и прочего экспансивного развития!

Особенность борьбы за культуру в предноосферном хаосе в том, что когда когнитивная культура с осознаваемой рефлексией, лежащая в основе всего культурного пространства человечества «выдыхается» и «проседает» в своих возможностях, люди это «проседание» как-то видят, чувствуют, по-своему сознают и начинают против него бороться. Мобилизуют всяческие стабилизирующие и спасающие обратные связи, но как? Стараются взять осознаваемым количеством, которое у них есть в рамках их мировоззренческих, профессиональных, ролевых, национальных, религиозных и даже индивидуальных культур. А так же попытками неосознанного нового качества. То есть субъекты всех уровней, от отдельного человека до государства, стараясь удержаться на достойном или привычном для них уровне жизни и не снижать свою привычную экспансию, просто форсируют те культурные возможности, какими располагают. Как, например, экологические активисты всё шире и настойчивее разворачивают борьбу за охрану окружающей среды, за охрану природы. Однако в рамках доноосферной культуры им не дано понимать, что истоки экологических проблем человечества находятся гораздо глубже. Правило «порядок не там, где убирают, а там, где не сорят» справедливо и на планетарном уровне. Углубляющаяся экологическая катастрофа и нарастающий хаос в культуре – это предвестник всеобщего транскультурного перехода. Разрозненными ролевыми и конфессиональными усилиями в нём не спастись. Временных и локальных успехов в отдельных социальных ролях и отдельными субъектами добиться можно, но ни в коем случае – стратегических.

Каждый субъект за свою экспансию и за свою культуру борется в меру зрелости своей рефлексии. И как во всём другом, в рефлексии тоже есть свои профессионалы и свои дилетанты. И только первые знают, что современная мировоззренческая и ролевая культура держится когнитивной культурой с осознаваемой рефлексией, которая доживает последние годы своего эпохального существования. Но вторые свою жизнедеятельность и свою экспансию не останавливают!

Первая ролевая культура, которая «проседает» в предноосферном хаосе – это религиозная. Чем пытаются спасти своё положение богословы всех мастей? Теми механизмами, которые есть в их ролевой культуре: прежде всего механизмами традиционной самостабилизации. Строже соблюдая нравственные заповеди, делая более щедрые жертвоприношения… Но в условиях своего ролевого стихийно продолжающегося культурогенеза одним обращением к потусторонним силам и к божествам уже не спасёшься. Религия – это логико-поведенческая когнитивная культура всего лишь с узнаваемой рефлексией. Её носители не способны к эффективному личностному интеллектуальному саморазвитию. У людей в гиперцикле ЛПКК такие динамично развивающиеся ролевые когнитивные культуры как организационно-деловая, экономическая, техническая, информационная, политическая, военная – своей высокой когнитивной мобильностью просто разрушают застойность религиозного мышления. И прихожане со сравнительно активным складом ума просто начинают своей религией тяготиться. Там, где богословы, стремясь сохранить свой ролевой статус, принимаются давить на паству, призывая к преданности вере и соблюдению традиций, там они делают только хуже. Давление на психику всегда вызывает отторжение.

О «проседании» религиозной ролевой культуры в конце эпохи когнитивной культуры с осознаваемой рефлексией я написал в книге «Социальная роль: ноосферный Когнитотехнолог. Или к вопросу о субъектности в эпоху осознаваемой рефлексии» (2013). Смотри главу 6.6.2. «Эволюция когнитивно-психической организованности богословского (религиозно-этического) ролевого сообщества в эпоху осознаваемой рефлексии при политической государственности».

Вторая «проседающая» ролевая культура – это культура высшего (особенно западного) генералитета, живущего на бюджетные средства и привыкшие ради оправдания своего ролевого существования демонстративно бряцать вооружением. Они продолжают запугивать налогоплательщиков и прикармливать лоббистов. В условиях ядерного и идеологического противостояния супердержав в ХХ веке это ещё как-то было оправдано, но в современных условиях такие «вояки» уже не то что смотрятся, а проявляются полными идиотами и убийцами. Для поддержания сознавания гражданами своей ролевой необходимости и для объяснения потребности производить больше оружия они придумывают искусственные поводы к локальным войнам. Генералы, особенно с нагло-саксонской кровью, продолжают жить своей военной агрессией, которую трезво мыслящие политики давно уже считают международным разбоем. Но в условиях предноосферного хаоса трезво мыслящих политиков и военных «подавляющее» меньшинство. Происходит системное вырождение их ролевого сообщества. Что же касается ролевой экспансии неадекватных политиков и генералов, то они продолжают жить своими разбойными ролевыми технологиями, включающими в себя оболванивание и дезинформацию народа продажными и зависимыми от властей средствами массовой информации, а так же теневым сотрудничеством с международными террористами. Что мы и наблюдаем в настоящее время вокруг Украины.

Современная гибридная война – это война против культуры своего противника на всех уровнях: информационном, ментальном, идеологическом, когнитивном. Организуя гибридные войны, политический истеблишмент и генералитет стран-агрессоров намного повышает хаос международной жизни. Кроме этого, в гибридной войне включают в свой арсенал такое оружие, как бактериологическое. А оно, применённое единожды, неуправляемо и почти неконтролируемо. Ролевой менталитет военных таков, что в его рамках они мыслят только категориями силового подавления и вооружённого разрушения. Больше чувствуя, чем сознавая свою социально-ролевую деградацию, они пытаются спасаться так, как умеют – силовыми способами и нагнетанием вооружённой паранойи, а этим только ухудшают бедственность как своего положения, так и всего человечества.

Неосознаваемо следуя своей самоорганизационной природе, люди с милитаристскими и захватническими помыслами внедряются во всё более глубокие структурные уровни происходящего, идут «вглубь». Туда, где и начинаются все самоорганизационные процессы Жизни и человечества. От информационных войн так называемые «вояки» и согласившиеся работать на них учёные переходят в мышлении к когнитивным началам, а в физиологии вмешиваются в первую программную организованность Жизни – генетическую. Не представляя всей тонкости и эволюционной отрегулированности этих биологических процессов, своим вмешательством в них такие экспансионисты ещё больше усиливают предноосферный хаос.

Учёные, занимающиеся микробиологией и генетикой, настолько расширили свои возможности, что начали целенаправленно вмешиваться в генотип организмов. Первый генномодифицированный организм (ГМО) был создан в 1972 году. С тех пор они во многом преуспели, создали множество ГМО как для сельского хозяйства, так и для животноводства. Как только мир узнаёт об очередном великом, да и просто значимом научном открытии, вполне естественно, что представители всех социальных ролей задумываются о том, а какую они могут извлечь из этого пользу для себя? Любое научное открытие человечество может использовать как себе во благо, так и себе во вред. На основе одного научного открытия можно создать как созидающие технологии, так и разрушающие. Весь вопрос в том, кто и с какой заинтересованностью этим открытием воспользуется.

Открытием генной модификации воспользовались аграрии и животноводы, чтобы эффективнее производить лучшую сельскохозяйственную продукцию, но этим же открытием воспользовались западные военные и политики, чтобы делать генномодифицированное биологическое оружие. Делать на этом свой ролевой бизнес, продолжать паразитировать на запуганных налогоплательщиках и угрожать этим оружием своим «назначенным» противникам в Европе и Азии.

Сегодня мы прекрасно понимаем, что какова у субъекта его личная и ролевая культура – так он и реализуется в системе социальных ролей. Насколько он добросовестно сотрудничает и насколько открыто и порядочно соперничает. Когда мы буквально на пороге ноосферного транскультурного перехода осознаём во всю глубину, какой ролевой культурой живут западные политики и военные, мы понимаем, что на данный исторический период они оказываются главными врагами Человечества. На 2022 года США создали по всему миру (главным образом, в странах, окружающих Россию) 336 засекреченных биолабораторий, в которых создавали и производили всевозможное биологическое оружие. От коронавирусов до сибирской язвы, от свиного гриппа до лихорадки Эбола и обезьяней оспы. Со своей личной и ролевой культурой, со своими ролевыми интересами они пришли в категорическое противоречие с интересами всего Человечества.

Третья «проседающая» ролевая культура – это культура экономистов, продолжающих мыслить в изжившей себя экономической парадигме. Международная экономика, выстроенная после Бреттон-Вудского соглашения на долларе, что называется, «трещит по швам». Те экономические технологии, которые несколько десятков лет назад ещё как-то работали, уже не эффективны. Избавляясь от позволяющей паразитировать США долларовой зависимости, страны переходят на расчёты в национальных валютах, на бартер, но и это не всегда является лучшим спасительным выходом. Хаос в мировой экономике нарастает. Чтобы выйти из затруднений, экономисты предлагают свои решения, но опять же в рамках своего доноосферного экономического мышления. Так, руководитель Центра политэкономических исследований Института нового общества Василий Колташов высказался об идее создания новой валюты в рамках Евразийского экономического союза (ЕАЭС), которую предложил привязать к золотовалютным запасам стран-участниц. По его мнению, это придаст новой валюте большую стабильность. От него недалеко ушёл бывший заведующий кафедрой теории менеджмента и бизнес-технологий в РЭУ им. Г.В. Плеханова Валерий Масленников. По его словам есть всего два более-менее (NB! – П.С.) относительно надёжных базовых актива, в которые можно инвестировать: золото и недвижимость. Но это принципиально не снимает той нарастающей хаотичности в сотрудничестве экономистов, с которой они продолжают сосуществовать!