Текст книги "Большой театр. Золотые голоса"

Из воспоминаний Г.П. Ансимова: «Как режиссер я впервые встретился с Алексеем Кривченей на репетициях «Севильского цирюльника»… Актер не хотел играть эту роль. Мне пришлось потратить массу времени, сил, красноречия, чтобы уговорить его. После долгих споров он с трудом начал соглашаться. А согласившись, увлекся, и потом его надо было только ограничивать, а то и вовсе останавливать – фантазия у него была поистине безграничной. В результате образ Дона Базилио, созданный Кривченей, и для меня, и для труппы Большого театра, и, конечно, для зрителей стал настоящим открытием.

Это был совершенно неожиданный, новый, яркий и удивительно смешной «дон». Монах-францисканец (монах он у Бомарше). Как известно, монахи францисканского ордена были бродягами, странниками. Ходили они в рыжих, выцветших сутанах, подпоясанные простым вервием, в сандалиях на босу ногу. Кривченя был невысокого роста и далеко не худощав. Этим он и пользовался. Перед нами возникал сытый, даже пресыщенный чревоугодник с ханжески-плутоватыми глазами, с расползшимися по челу мокрыми прядями нечесаных волос (актер играл без грима). Он вечно что-то воровал и мгновенно прятал в свою необъятную рыжую хламиду. Его руки, жирные и вороватые, все время были молитвенно сложены. Это был сытый наглец. И когда он пел о клевете, глаза его все равно шарили по комнате – искали, где что плохо лежит. Поэтому и Бартоло следил за его глазами и, поймав взгляд, убирал то часы, то золотую печатку, то столовый прибор…»

В восторге от этого образа был режиссер Б.А. Покровский: «Помните его Дона Базилио? Всем обликом, повадками, манерой существовать на сцене и в пении, в первую очередь, Кривченя не похож на привычного и от шаляпинских традиций идущего жреца богини Клеветы и Алчности, учителя музыки и интриг. На сцену выходит монах в рыжей засаленной рясе. Скоро мы понимаем, что этот монах настоящий пройдоха, ради звонкой монеты (и жирного обеда!) готовый на обман, подлог и, уж куда ни шло, если очень надо, согласный притвориться даже учителем музыки. Уже сам вид этого монаха, называть которого «доном» можно только иронически, в сочетании с тем, для чего официально он приходит в этот дом, вызывает комическое несоответствие. Благодаря не только таланту, но и принципу убеждать тем, что имеешь, в чем силен, своей художественной натурой, своей индивидуальностью, Кривченя на сцене всегда личность».

На долю Кривчени выпала большая работа над современным репертуаром. Спектакли и, конечно, образы были разные, но все они показали громадные творческие возможности певца.

Первой была партия Деда Мороза в опере «Морозко» М.И.Красева. Кривченя был таким удивительным Дедом – мудрым и лукавым, ласковым и грозным, что композитор В.И. Мурадели откликнулся на премьеру и в частности о певце писал: «А. Кривченя в роли Морозко показал многообразие своего артистического дарования. Сказочный, фантастический образ Деда Мороза Кривченя наделил реалистическими чертами. Старая русская сказка стала созвучной действительности, и судьба героев ее приковала взволнованное внимание аудитории. В этом бесспорная заслуга талантливого артиста».

Удачно спел Кривченя партии – Гордея Ильича в опере Г.Л. Жуковского «От всего сердца», Пестеля и Бестужева в «Декабристах» Ю.А. Шапорина.

В газете «Советский артист» критик Л. Полякова писала: «Образ Пестеля в «Декабристах» несколько однокрасочен. Роль его сводится, по существу, к одной патриотически-призывной арии (первая картина) и небольшому дуэту с Рылеевым (сцена в каземате). Это создает особые трудности для исполнителя, желающего развить характер героя. А. Кривчене удалось, несмотря на фрагментарность роли, подчеркнуть волевую собранность и страстную убежденность Пестеля, силу его призывного слова.

Музыкально более содержательный и по-песенному теплый, лирический образ поэта-декабриста Александра Бестужева ближе творческому дарованию А. Кривчени. Артист находит выразительные вокальные краски для обеих песен Бестужева – мужественной, броской «Трубы восстания» и широкой, задумчиво-распевной ямщицкой «Ой, вы, версты». Его герой отличается действенным, энергичным и жизнерадостным характером; в нем чувствуется поэт и оратор».

А следующая партия – Никиты Вершинина в одноименной опере Д.Б. Кабалевского (1955) стала одной из лучших в репертуаре певца.

В газете «Известия» Д.Д. Шостакович, разбирая спектакль, особенно уделил внимание Кривчене: «Музыкальные характеристики Вершинина – от песен до развитых арий – разработаны в русском национальном стиле, ясно очерчивают характер народного героя. Арии Никиты Вершинина напевны и вместе с тем полны драматической силы. Артист А. Кривченя как бы создан для исполнения партии Вершинина. Его внешний облик, сценическая игра и превосходное пение воссоздают образ сибирского партизана незабываемых героических лет. Талантливо, подкупающе просто и жизненно проводит А. Кривченя органическое слияние образа и творческой индивидуальности артиста».

Кутузов. «Война и мир»

Не менее высокую оценку дал образу, созданному Кривченей, музыкальный критик В. Городинский в газете «Советская культура»: «Композитор проявил себя выдающимся мастером живой, образной характеристики. Весь облик Вершинина, его характер словно вычеканен из какого-то драгоценного и неслыханно крепкого, прочного сплава. Это не только главная, но и лучшая партия оперы.

Правда, здесь Д. Кабалевский нашел совершенно исключительного соратника в борьбе за точную и скульптурно четкую лепку образа. Таким достойным соратником композитора явился исполнитель партии Никиты Вершинина А. Кривченя. И поет и играет он превосходно – настолько, что нам не раз вспоминался Василий Иванович Качалов; можно ли высказать по адресу актера похвалу более высокую! Артист настолько в образе, что мы с трудом можем себе представить другого Вершинина. Кажется, что вот именно таким и только таким он должен быть».

Кривченя был участником премьер трех опер С.С. Прокофьева. В двух из них он создал образы героев – Кутузова в «Войне и мире» и Комиссара в «Повести о настоящем человеке».

Кутузов – легендарный полководец Отечественной войны 1812 года в исполнении Кривчени получился узнаваемым своей характерной внешностью и русским характером.

И критика единодушно отметила это.

Газета «Советский артист»: «Значительно более скупо очерчены в «Войне и мире» основные героические действующие лица, прежде всего – Кутузов. И перед А. Кривченей стояла задача чрезвычайной трудности – пользуясь всего одной развернутой арией-песней да несколькими речитативными эпизодами, создать образ огромной идейной высоты. Эту задачу артист решил».

Газета «Московская правда»: «Рельефно противопоставлены друг другу образы двух исторических деятелей: Кутузова и Наполеона. Партию Кутузова народный артист СССР А. Кривченя исполняет с большой внутренней убежденностью. Широкими мазками рисует он образ выдающегося полководца».

Газета «Красная звезда»: «Народный артист СССР А. Кривченя, обладающий прекрасным голосом, создал сердечный образ Кутузова. Великий русский полководец в его исполнении – мудрый, благородный, целеустремленный военачальник, непоколебимо верящий в победу своего народа. Это образ большой идейной значимости. Нельзя не отметить поразительное внешнее сходство актера с Кутузовым».

Комиссар – герой Великой Отечественной войны. Спектакль ставил режиссер Г.П. Ансимов. Он писал о большой удаче певца, создавшем такой незабываемый образ:

«Основное, определяющее качество исполнения Кривченей роли Комиссара – естественная, захватывающая правдивость. Образ Комиссара особенно труден тем, что в течение всей сценической жизни этот человек неподвижен. Но в том, как лежащий Комиссар – Кривченя смотрел «в никуда», в том, как слушал, что происходит рядом, в том, как улыбался про себя «мужскому» хвастовству Кукушкина и Гвоздева, в том, как поворачивался, чувствовался человек, которому трудно, но который ни за что никому этого не покажет. Особенно изменялся Комиссар – Кривченя, когда видел или слышал Клавдию, сестру палаты. В его до боли сожмуренных глазах, в его руках, что не находили себе места, была мучительная последняя любовь немолодого человека, пропустившего все сроки, отведенные на это чувство, и потому глушащего его в себе. И замирало сердце, когда этот суровый, неразговорчивый мужчина вдруг с каким-то стоном произносил: «Ничего, сестреночка… Кто-то назвал вас советским ангелом. Как жаль, что ангелов, вот таких, как вы, встречаешь только, только на пороге… на пороге… туда».

Рядом с Кривченей нельзя было быть фальшивым. Это понимали и чувствовали все. Его правдивость создавала ту здоровую среду, которая позволяла добиваться искренности от молодых исполнителей».

Помимо мужественности в образе Комиссара – Кривчени отмечали «удивительную теплоту», «человеческое обаяние героя, его отечески мудрое, прозорливое отношение к людям».

В следующих двух работах Кривченя создал образы, абсолютно противоположные описанным, образы врагов народа – Вожака анархистов в «Оптимистической трагедии» А. Холминова и кулака Ткаченко в «Семене Котко» С.С. Прокофьева.

О Вожаке А.Ф. Кривчени писал режиссер Н.Ю. Никифоров в газете «Советский артист»: «А. Кривченя видит в Вожаке врага. Он твердо, без всяких скидок выносит над ним свой приговор, приговор советского актера. Но эта позиция вовсе не приводит его к плоскому или поверхностному решению. Спокойно следуя по проторенному режиссером пути, он тем не менее совершенно самостоятелен в своем толковании.

А. Кривченя как бы подчеркивает, что в лице Вожака Комиссар встречает врага не только хитрого, злого и сильного, но прежде всего убежденного, врага со своей философией, своими идеями, в которые он верит.

Значительная простота, во многом определяющая искусство А. Кривчени, привела его к созданию образа обобщающего и масштабного.

Его Вожак действительно, а не ханжески убежден, что все, что он совершает, – во имя революции. Иногда (и А. Кривченя этого не скрывает) решения и поступки даются ему с большим трудом. Осудить на смерть безвинную старуху трудно, даже больно, но этого властно требует от него жизненная и общественная позиция, ради которой он живет. Оперно-мелодраматический путь чужд исполнительской манере А. Кривчени. Он ищет и часто находит в Вожаке, в этом страшном человеке, психологические глубины, продолжая оставаться к нему беспощадным и суровым. Достаточно только услышать, сколько ненависти вкладывает артист в раскатистое «р», обращаясь: «Товарищ комиссар». Мягкий тембр голоса певца еще более подчеркивает в образе этакую затаенность, сдержанную силу, которая еще не до конца выплеснулась.

В сцене второго акта с анархистами А. Кривченю привлекает не столько пьяная удаль и разгул, сколько отреченность и одиночество Вожака. В его юродстве есть что-то уродливо-трагическое (каким жестом он прижимает кулаки к лицу, завершая свой вокальный эпизод «пей, гуляй…»). Предчувствием неизбежного и близкого конца проникнута в исполнении А. Кривчени вся эта сцена.

В эпизоде суда его Вожак – затравленный медведь, мечущийся между штыками – «рогатинами», направленными на него со всех сторон. Но протест его уже какой-то вялый. Он борется скорее по инерции, заранее зная, что погиб и обречен».

Образ Ткаченко – один из сложных в оперном творчестве С.С. Прокофьева. Благодаря самобытному таланту Кривчени он стал одним из самых ярких.

В подробном разборе постановки в журнале «Советская музыка» этой работе певца отведена значительная часть: «Ткаченко в трактовке А. Кривчени – не портрет абстрактного злодея, а социально характерный тип врага нашего строя, насильника, замаскировавшегося и выжидающего до поры до времени, а затем – беспощадного. Пожалуй, именно этот образ сохраняет до конца оперы драматическую действенность.

Фактически та борьба Софьи и Ткаченко, которую нам столь темпераментно показывают Вишневская и Кривченя, перерастает сюжетную ограниченность противоречивых отношений деспотичного отца и непокорной дочери. Их взаимные колкости, пререкания, наконец, открытые столкновения, когда рассвирепевший кулак не прочь нагайкой отстегать ослушницу, когда он начинает ощущать в ней союзницу своих классовых врагов, – все это воплощено артистами с большой реалистической силой.

Тембральная окраска вокального образа, создаваемого Кривченей, определяется двойственностью психологических мотивов, которые им управляют. Ведь ему почти все время приходится скрывать свое подлинное лицо – лицо убежденного врага советского строя, тайно мечтающего о восстановлении старых порядков. Он обуреваем негодованием, а внешне вынужден льстить, угодничать; готов расстреливать в упор, а с губ его не сходит заискивающая улыбка. Он стремится учинить дикую расправу над «наглецом» Семеном Котко, осмелившимся посвататься к его дочери, а обстоятельства заставляют его скрывать истинные чувства. Нет, ему не полностью удается владеть собою, и тогда сквозь патоку слащавой речи прорываются злобные интонации.

Да и во внешнем рисунке игры Кривчени отражена эта двойственность персонажа: в походке его сочетаются несколько планов – тяжелый, словной осевший шаг, порою же крадущееся, еле приметное передвижение, в иных эпизодах – солдатская выправка.

Бесподобно проводит артист сложнейшую сцену сватовства. Прижатый к стене сватами, волей непреклонной дочери, одинокий перед лицом новой сельской власти и безумного, как ему кажется, порыва любви, он изворачивается как может. Вынужденный постепенно уступить напористому Цареву и степенному, но от этого не менее жестко-последовательному Ременюку, он выдерживает еще и тяжелую стычку с Софьей. Проклятия и просьбы, обещания и угрозы сыплются с его уст удивительно естественно, внутренне мотивированно и с убеждающей интонационной окраской. Разъяренным зверем набрасывается он на жену, с отчаянной решимостью, но (чтобы сваты не слышали) приглушенным голосом пытается образумить дочь, растолковать ей, что весь этот «тарарам» в России недолго будет продолжаться. (В момент упоминания государя императора речь его обретает даже торжественность). Он унижает Софью и унижается сам, теряя самообладание, выдает свои коварные планы, тем самым подстегивая дочь к еще более упорному сопротивлению. Все усилия Ткаченко тщетны. И, подавленный, полный презрения и бессилия, голос его словно затухает, руки бессильно свешиваются, походка теряет уверенность. Кулак доверяется слепой судьбе, ибо чувствует, что не властен изменить ее.

Кривченя блестяще справляется с центральной художественной задачей, демонстрируя непрекращающиеся трансформации речи Ткаченко в ее слышимой интонации и в ее недоговоренности».

С Кривченей с удовольствием работали все дирижеры и режиссеры театра. Он был самобытен, наблюдать за его работой было интересно, а для многих актеров и поучительно.

Варлаам. «Борис Годунов»

Б.А. Покровский не раз писал о певце, искренне восхищаясь его талантом: «А.Ф. Кривченя – артист умный. Он хитро скрывает за шутками и развальцей свою творческую лабораторию, ту «святая святых», которая все еще является таинством искусства, категорией индивидуальной и, в большой степени, интимной. Размышление над ролью есть естественное состояние Кривчени, оно доставляет ему радость. И когда говорят: «у него все получается само», то наивно ошибаются или являются «жертвами» кривчениевской мистификации. Конечно, Кривченя талант, но он более, чем талант, он – мастер.

Наблюдать Кривченю на репетиции истинное удовольствие. Тут под маской «репетирую вполноги» скрывается бурная работа темперамента и мысли.

А вот фрагменты из другой статьи: «А.Ф. Кривченя пел не ноты, а интонацию автора, преображенную личностью художника-музыканта. Главная сила воздействия его заключалась в оперном пении, в поисках интонаций образа в себе самом, в своем психофизическом аппарате и главное – голосе. Как Кривченя «играл», вы можете услышать в его пении. Это не было «протокольным» пением; его голос, сам тембр приобретали каждый раз новую окраску (вспомните, что Шаляпин писал об интонации!) в связи с характером, ситуацией, волевым посылом.

Разум, художественный расчет в единстве с вдохновением, жизненная проницательность, чувство правды, сопряженные с артистическим и вокальным даром (да, конечно же, они были очень высоки!), отсутствие суеты в творчестве, высокая принципиальность, требовательность к себе, отчуждение от «модности» и чувства обывательской «исключительности», полное, до конца, проникновение в суть образа, его «зерно» и интонацию – вот черты артиста Кривчени, вот пример подлинно современного артиста!»

Алексей Филиппович работал в Большом театре до 1962 года, но еще не раз его приглашали выступить в спектаклях.

Кривченя много ездил по стране с концертами. Он пел арии из опер, романсы русских композиторов. Бурной овацией встречала публика исполнение «Старого капрала» и «Титулярного советника» А.С. Даргомыжского, «Песню о блохе» М.П. Мусоргского. Он пел произведения современных композиторов: Г.В. Свиридова на стихи С.А. Есенина, Д.Б. Кабалевского на сонеты В. Шекспира… Очень любил исполнять украинскую песню «Взял бы я бандуру…», русскую народную «Вдоль по Питерской» и др. Об одном из таких концертов солистка Новосибирского оперного театра Л. Мясникова писала: «…А. Кривченя приехал в Новосибирск и доставил зрителям, заполнившим зал, истинное наслаждение. Программа концерта была очень разнообразна. В полной мере проявились характерные черты исполнительского творчества А. Кривчени: хорошая дикция, замечательная мимика, скупые жесты, мастерство перевоплощения, мягкий и в то же время сильно звучащий во всем диапазоне голос, которым артист прекрасно владеет.

С большой тонкостью и глубоким смыслом прозвучал романс Рахманинова «Вчера мы встретились». Очень драматично и выразительно исполнил певец «Рассказ старого цыгана» из оперы «Алеко» Рахманинова, «Колыбельную» Мусоргского…

Особенно интересно были исполнены вокальные произведения Даргомыжского «Старый капрал», «Титулярный советник».

В проникновенно спетом романсе Бородина «Для берегов отчизны дальной» хотелось бы, чтобы артист более певуче вел мелодическую линию. Зато ярко и самобытно была исполнена ария Мельника из оперы «Русалка» и другие произведения.

Хочется думать, что горячий прием, оказанный талантливому певцу новосибирцами, послужит залогом систематических приездов А. Кривчени в наш город. Его концерты принесут не только радость, но и пользу. Для нашей музыкальной молодежи – студентов консерватории и молодых актеров оперного театра они будут хорошей школой».

Певец выступал на музыкальных фестивалях, в других оперных театрах, гастролировал за рубежом: в Югославии, Финляндии, Франции, Швейцарии…

Хорошей школой было творчество Кривчени для артистов Большого театра, причем не только молодых.

Из воспоминаний К.И Баскова: «Партию князя Андрея Хованского мне поручил Борис Эммануилович Хайкин. И вот однажды на небольшой спевке А.Ф. Кривченя «взялся» за меня. Своими замечаниями, поправками, показом он снял с меня такую стружку, что я окончательно обессилел. Тогда Алексей Филиппович сказал, что у меня эта партия должна получиться, и пригласил к себе на урок.

За два урока, данных мне Кривченей, в моем исполнении произошли огромные качественные изменения, я сам не мог этого не отметить. Вот что значит войти в сущность другого певца, понять его возможности и, увидев недостатки, суметь исправить их не общими фразами, а конкретными действиями, необходимыми упражнениями, показом собственных приемов. Алексей Филиппович умел это делать».

Кривченя помогал болгарскому певцу Н. Гяурову, когда тот стажировался в Большом театре. Уже известным певцом, получая приглашения от зарубежных импресарио выступить в партиях Ивана Хованского или Варлаама, Гяуров снова обращался к Кривчене помочь ему постичь суть этих образов.

Как говорил А.А. Григорьев, «помогал многим – от Н. Гяурова до вновь принятого стажера, помогал всей своей щедрой сущностью». И еще: «…Нет у нас в труппе ни одного певца, который не мечтал бы быть таким артистом, как он».

А был он артистом яркого, глубоко национального дарования. К счастью, искусство певца запечатлено в нескольких фильмах. Это фильм-опера «Борис Годунов» (1955), где, как писал Д.Д. Шостакович в рецензии на фильм, «очень удачен Варлаам – А. Кривченя, правдиво, с юмором показывающий черты острого ума и сметки своего героя», или: «на редкость удачно, реалистически сочно и ярко поет и играет Варлаама талантливый артист А. Кривченя». Фильм-опера «Хованщина» (1959). Оба сняты на киностудии «Мосфильм» режиссером В.П. Строевой.

Центральное телевидение экранизировало оперу «Майская ночь» Н.А. Римского-Корсакова, где Кривченя исполнил партию Головы, «с увлечением погружаясь в стихию гоголевского юмора, украинского мелоса, знакомого и дорогого ему с детства. Созданный артистом образ незадачливого деревенского старосты стоит в одном ряду с его лучшими сценическими ролями».

С его участием записаны оперы «Русалка» и «Снегурочка» (дирижер Е.Ф. Светланов), дважды «Хованщина» (дирижеры В.В. Небольсин и Б.Э. Хайкин), «Руслан и Людмила» (дирижер К.П. Кондрашин), «Майская ночь» и «Черевички» (дирижер В.И. Федосеев), фрагменты из опер русских и зарубежных композиторов, арии, украинские песни…

В 1956 году А.Ф. Кривченя получил звание народного артиста СССР. А ранее – в 1951 году был удостоен Государственной премии I степени за участие в спектакле «Хованщина».

Алексей Филиппович умер 10 марта 1974 года после неудачной операции. Ему было шестьдесят три года. Похоронен на Введенском кладбище.

Б.А. Покровский, вспоминая замечательного певца, писал: «Это очень большое счастье, что он работал с нами!»

Л.Р.