Текст книги "Большой театр. Золотые голоса"

Правда, в этом была вина режиссера. В последующих постановках образ Марфы становился более глубоким и сложным, трагическим. Обухова – Марфа жалела не только своего возлюбленного Андрея Хованского, но сострадала и Голицыну, обреченному на позор и опалу. Ее голос передавал все переживания своей героини за «судьбу народную», она разделяла эту судьбу.

Из воспоминаний М.О. Рейзена, исполнителя партии Досифея: «Прежде всего поразил меня ее замечательный голос. Я слыхал много очень хороших меццо-сопрано, но ее голос был неповторим: он был так содержателен, так зноен, так богат обертонами, так переливался разнообразными красками. И все это богатство дополнялось и углублялось внутренним вдохновением. Как только она начинала петь, зал заполнялся звуками волнующего, насыщенного тембра, и вы сразу проникались тем настроением, которое она передавала с неподражаемым искусством.

Она очень хорошо понимала, где необходима акварель, где масло, где пастель; как идти – от психологического момента или от чисто звукового, как дать глубоко эмоциональную сторону образа в идеальном вокальном воплощении.

Кармен. «Кармен»

Ее Марфа была совершенством. Трудно представить себе что-нибудь лучше обуховской Марфы. Это был шедевр, удивительный сплав вокального и актерского вдохновения, человеческой и сценической мудрости. Она заставляла вспомнить женщин Сурикова и Нестерова. Казалось, она в самом деле вышла из скита. Этому соответствовало и необычайное вокальное совершенство. Сочетание глубины настроения с идеальной вокальной стороной особенно захватывало. Она всегда пела, пела, а не кричала, и звуки лились без всякого напряжения. Великолепно исполняла она сцену гаданья, очень трудную для многих певиц. Но вершины она достигала в последней картине, в сцене самоотпевания, когда пела вдохновенно и сурово: «Слышишь ли, княже…». Если просто сказать, что Надежда Андреевна владела своим голосом, значит – сказать мало или сказать неточно. Голос ее был как инструмент в руках виртуоза».

Концертная деятельность Н.А. Обуховой началась раньше, чем она начала выступать на оперной сцене, и еще долго продолжалась после ухода с нее.

Первые публичные выступления состоялись в любительских вечерах, когда она брала лишь частные уроки.

Конечно, обязательным было участие в консерваторских концертах. Она пела также дуэтом с А.В. Неждановой по ее приглашению во многих концертах.

До поступления на оперную сцену два года пела только концерты. Во время Первой мировой войны благотворительные и перед ранеными.

После революции – перед новой публикой, пришедшей в залы, в общеобразовательных концертах, организованных А.В. Луначарским. Участвовала в шефских и выездных.

Со временем все чаще давала сольные концерты.

Репертуар был большой. Пела партии из опер, в которых участвовала на сцене, и из тех, которых не было в репертуаре: «Тристан и Изольда» Р. Вагнера, «Орфей» К. Глюка, «Фаворитка» Г. Доницетти, «Сафо» Ш. Гуно, «Вертер» и «Сид» Ж. Массне.

Пела романсы многих русских композиторов – А.Е. Варламова, А.Л. Гурилева, М.А. Балакирева, П.П. Булахова, А.Т. Гречанинова и других. «Люблю эти романсы, – говорила Н.А. Обухова, – за искренность, простоту, за живое воплощение дум и чувств, связанных с русским человеком, с русской природой».

Неизменно оставались в ее репертуаре романсы М.И. Глинки «Не искушай» (на слова поэта Е.А. Баратынского, прадеда Обуховой со стороны отца) и «Сомнение».

Любила романсы С.В. Рахманинова, но больше всего П.И. Чайковского. Певица признавалась: «…я не случайно начала свою деятельность камерной певицы с исполнения его романсов. Захватывают глубокая человечность музыки Чайковского, многогранность его творчества. В своих романсах, страстных, глубоких, он заставляет звучать самые затаенные струны человеческого сердца».

С детства полюбив русскую песню, Надежда Андреевна сохранила это чувство на всю жизнь, и не случайно в ее репертуаре было много русских народных песен разного характера, от трагических до шуточных: «Не брани меня, родная», «Липа вековая», «Вот на пути село большое», «Матушка моя, что во поле пыльно», «Ох, долга ты, ночь», «Рябина», «Я на горку шла»…

Значительную часть ее концертных программ составляли романсы зарубежных композиторов Л. Ардити, Э. Куртиса, Н. Тости, Дж. Перголези, И. Брамса, Ф. Шуберта, Р. Шумана… А также народные песни зарубежных стран – итальянские, выученные во время путешествий по Италии, французские во время частных посещений Франции, цыганские, которые она слышала с детства, когда табор останавливался около деревни. Многое пела на языке оригинала, передавала колорит и характер музыки. В своем камерном творчестве Обухова дала галерею женских образов, гамму чувств и переживаний, размышлений о жизни. И в этом жанре творчества проявились также все прекрасные качества ее голоса, которым она буквально завораживала слушателей.

Певица пела не только под аккомпанемент фортепьяно (долгие годы ее концертмейстером был М.И. Сахаров, после него – О.Д. Бошнякович), она выступала в сопровождении арфы (в основном с выдающейся арфисткой К.А. Эрдели), в сопровождении одной или двух гитар, фортепьяно и скрипки, фортепьяно и виолончели, с оркестром народных инструментов.

Выступала в ансамбле не только с музыкантами, но и с певцами, пела дуэтом с А.В. Неждановой, К.Г. Держинской, В.В. Барсовой, Н.Н. Озеровым, И.С. Козловским, С.Я. Лемешевым, А.С. Пироговым и другими.

С годами Н.А. Обухова все больше исполняла и произведения советских композиторов М.И. Блантера, Р.М. Глиэра, И.О. Дунаевского, Н.П. Будашкина, Д.Д. Шостаковича.

Обухова участвовала в симфонических концертах, пела сольные партии в «Реквиеме» В. Моцарта, в «Stabat mater» Дж. Россини под управлением Н.С. Голованова; не раз в «Девятой симфонии» Л. ван Бетховена под управлением иностранных дирижеров О. Фрида, А. Коутса, О. Клемперера.

Проявляя большой интерес ко всем событиям культурной и общественной жизни страны, Н.А. Обухова никогда не отказывалась от участия в концертах, посвященных тому или иному событию.

В музыкальной жизни – это юбилеи М.И. Глинки, М.П. Мусоргского, П.И. Чайковского; концерты памяти Ж. Бизе, А.В. Неждановой, Л.В. Собинова, В.И. Сука…

В литературной – юбилеи А.С. Пушкина, Е.А. Баратынского, А.С. Грибоедова, А.М. Горького, А. Мицкевича, В. Гете и др.

В театральной и художественной жизни – 40-летие МХАТа, чествование актрисы Малого театра А.А. Яблочкиной, актрисы Камерного театра А.Г. Коонен; открытие Третьяковской галереи после войны и т. д.

Н.А. Обуховой было свойственно высокое чувство гражданственности, сопричастности ко всему, что происходило, и она считала своим долгом выступать перед летчиками и моряками-подводниками, папанинцами и перед борцами за свободу испанского народа, по случаю открытия московского метро и 50-летнего юбилея изобретения радио…

Это гражданское чувство особенно проявилось в годы Великой Отечественной войны. Надежда Андреевна осталась в Москве и уже с 24 июня выступала на призывных пунктах, потом в госпиталях. Часто участвовала в передачах на радио и не только для соотечественников, но для Англии, Польши, Швеции, Финляндии, Франции, Югославии… Не сосчитать, сколько раз выступила Надежда Андреевна в шефских концертах для воинов.

Неудивительно, что певица получала огромное количество писем, в том числе и с фронтов. Вот одно из них со Сталинградского фронта: «Кажется, что с теплыми звуками Вашего голоса в темноту и холод нашей землянки незримо входит вся нежная и могучая прелесть нашей великой Родины».

Удивительно, что Надежда Андреевна старалась ответить лично на каждое письмо, понимая важность нескольких строк для людей, которые писали не только о красоте ее искусства, но и о том, что оно помогает им выжить.

В 1949 г. кинорежиссер Г.В. Александров снял фильм «Встреча на Эльбе», где звучит «Песня о Родине» («Слышу голос Отчизны далекой») Д.Д. Шостаковича в исполнении Н.А. Обуховой.

Кажется, эту певицу знала вся страна. Радио доносило ее голос в самые далекие уголки. А сама она выступала не только во многих больших городах и на больших сценах, но и в таких, как Иваново, Рыбинск, Кинешма, Ногинск и многих других.

Обухова занималась и общественно-театральной работой: с 1947 г. не раз была членом жюри конкурсов вокалистов.

Еще в 1937 г. Надежда Андреевна стала народной артисткой СССР и была награждена орденом Ленина.

В 1943 г. ей была присуждена Государственная премия СССР I степени.

В 1951-м и 1961 годах – награждена орденом Трудового Красного Знамени.

В марте 1961 года общественность отметила 75-летие певицы. Выдающийся пианист Генрих Густавович Нейгауз писал в статье «Лучезарный талант»: «Имя Надежды Андреевны сияло и продолжает сиять как звезда первой величины на столь богатом звездами небосклоне, именуемом искусством русского пения… Никто ни на минуту не усомнится в том, что ее артистическое дарование универсально…»

Этот юбилей оказался в ее жизни последним. Еще 26 июня Надежда Андреевна пела в Вокально-творческом кабинете А.В. Неждановой. И уехала отдыхать в Феодосию (Крым), где 14 августа неожиданно скончалась. 17 августа Большой театр открыл двери для прощания с любимой певицей. Похоронена Н.А. Обухова на Новодевичьем кладбище.

C 1962 года в Феодосии бывший Революционный переулок носит имя Н.А. Обуховой. В 1968 г. на доме № 7 по ул. Неждановой (Брюсов переулок), где жила Надежда Андреевна, открыта памятная доска (скульптор Г.Д. Распопов, архитектор А.П. Мелихов).

С 2004 года в Липецке проходит фестиваль-конкурс имени Н.А.Обуховой.

Выпущено большое количество пластинок с записями певицы оперных арий, романсов русских, советских и зарубежных композиторов, русских народных песен и народных песен зарубежных стран.

Л.Р.

Огнивцев Александр Павлович
бас
1920–1981

Отвечая на вопрос, за что он любит Большой театр, Александр Павлович Огнивцев сказал: «За что любят родной дом, в котором прожита долгая, трудная, беспокойная и счастливая жизнь?! Вероятно, за все! За все, что легло на сердце теплом и горечью. За блаженство высочайших минут высочайшего творческого гения, который посещал этот дом не так уже редко на моей только памяти. Есть нечто совершенно прекрасное, незабываемое в трепетном ожидании чуда. Большой – русская музыкальная академия, слава которой по всему миру звучит благоговейно. Великая честь быть сыном этой академии, называть ее родным домом».

Огнивцев родился 27 августа 1920 года в городе Луганске на Украине. Ничто не предвещало будущей карьеры певца, хотя мальчик пел с детства. Из воспоминаний А.П. Огнивцева: «Я плохо помню подробности своего раннего детства. Но одна картина ясно сохранилась в памяти и поныне: у нас гости, я стою на столе и тонким голосом вывожу:

 
Море яростно стонало,
Волны бешено рвались.
 

Слушая меня, смеются соседи. Но их смех не смущает меня – с видом победителя покидаю «сцену». Эту песню я перенял от отца. Он обладал большим густым басом и часто в свободные минуты с увлечением пел эту, любимую им песню. Отец мой работал машинистом. Мать – на обувной фабрике. Она решила сделать меня сапожником – так я стал учеником в сапожной мастерской. Тогда же у меня появилась большая страсть к изобретательству. Собрать своими силами велосипед – такой была первая моя мечта. Найдя погнутую раму от старого велосипеда, я из бросовых деталей соорудил чудо моей мечты, которое, к зависти моих сверстников, кое-как передвигалось.

Король Рене. «Иоланта»

Я твердо решил, что по окончании семилетки стану механиком или радистом. К этому времени я уже мог самостоятельно собрать мотоцикл, мотор. Потом поступил учиться в техникум связи и был безмерно рад осуществлению своего желания».

Александр окончил Харьковский техникум и был направлен работать на Дальний Восток в Уссурийск. «Однако где-то в глубине души, – вспоминал Огнивцев, – смутно рождалось неодолимое влечение к музыке, театру. Оно настойчиво давало себя знать каждый раз, когда я слушал песни по радио, особенно, если выступал И.С. Козловский. В такие минуты мне становились безразличными радиоприемники, моторы. Стал чаще сам напевать песни, я их тогда уже знал много, и к радости своей увидел, что у меня что-то получается». Он участвует в художественной самодеятельности

Вскоре Огнивцева переводят техником связи на Украину, и здесь впервые он выступил как солист с исполнением народных песен. Разучивает оперные партии; а уже живя и работая в Кишиневе, на одной товарищеской вечеринке спел арию Владимира из оперы «Дубровский» Э.Ф. Направника в подражание И.С. Козловскому. Среди гостей присутствовала концертмейстер консерватории, которая посоветовала Александру прийти на прослушивание по вокалу.

Александр решился не сразу, а когда прошел пробу, тотчас был зачислен на подготовительный курс. Ему повезло с педагогом: В.Г. Долев был не только хорошим певцом, но и человеком большой культуры, он не только занимался развитием голоса, но советовал своим ученикам накапливать разные знания, что необходимо для творческого формирования.

За год обучения Огнивцев сделал большие успехи и стал студентом первого курса консерватории. В 1949 году он принял участие во Всесоюзном смотре студентов-вокалистов в Москве.

В это время в его жизни произошла знаменательная встреча. Из воспоминаний певца: «Вместе с другими участниками я с трепетом ожидал предстоящего мне выступления в Большом зале консерватории перед комиссией и аудиторией. В числе известных певцов и музыкантов, которые должны были присутствовать на прослушивании, называлась и А.В. Нежданова. Я много слыхал и читал о ней, и меня страшно взволновала мысль, что я могу ее увидеть.

После прослушивания, которое продолжалось несколько дней, был назначен заключительный концерт. Мне предстояло спеть арию Ивана Сусанина. Когда после мучительного ожидания наступила моя очередь выйти на сцену, у меня замерло сердце, и пел я, как мне показалось, каким-то чужим голосом.

Окончив арию, я испытал сильное желание поскорее убежать куда-нибудь, но в этот момент меня пригласили пройти в комнату возле зала. В ней находилось несколько человек, окружавших высокую улыбавшуюся женщину, которая тут же подошла ко мне со словами: «Вот вы какой». Не зная, кто передо мною, я растерялся, а когда мне шепнули: «Это Нежданова» – мое смятение дошло до такой степени, что я не мог толком ответить ни на один из заданных мне вопросов.

Эта встреча мне показалась счастливым сном. Но в ее реальности меня убеждала фотография Антонины Васильевны, которую она подарила мне с надписью: «Дорогому Александру Павловичу с пожеланием успехов в любимом искусстве. Нежданова».

Я возвращался домой с огромным желанием работать над собой и еще раз встретиться с ней. Вскоре я получил от нее письмо; оно укрепило во мне уверенность в успешном окончании моих напряженных занятий. Эта переписка продолжалась вплоть до выпускных экзаменов. Антонина Васильевна указывала мне, что и как петь на испытаниях, как строить свой репертуар. От страниц ее писем веяло сердечным теплом, и я навсегда запомнил все ее советы». Исполнение Огнивцева так понравилось А.В. Неждановой, что певица посоветовала Александру закончить два оставшихся курса за один год и держать пробу в Большой театр.

Летом Александр успешно закончил консерваторию, в октябре был зачислен в труппу Большого театра.

Впервые он попал сюда еще во время смотра, слушал «Бориса Годунова» М.П. Мусоргского, о чем вспоминал: «Этот спектакль меня буквально ошеломил. Я ходил, как во сне. Все было в театре выше моих ожиданий – и музыка, и исполнение ведущих партий».

И вот теперь ему предстояло дебютировать в «Хованщине» того же композитора в партии Досифея, одной из самых сложных в русской оперной классике. Неожиданно и смело со стороны художественного руководства театра поручить ее молодому начинающему певцу. Но дирижер спектакля Н.С. Голованов и А.В. Нежданова поверили в него и не ошиблись.

Из воспоминаний певца: «Меня вначале испугала сложность этой роли в целом и чисто вокальные трудности ее исполнения, но на помощь снова пришла Антонина Васильевна. Начались беседы и занятия с ней, и образ Досифея становился для меня все понятнее, все четче обозначалась его вокальная линия, и одна за другой одолевались фразы, казавшиеся раньше недоступными.

Когда репетиции были перенесены из классов на большую сцену, Антонина Васильевна не пропускала ни одной из них. В перерывах я бежал за ней в ложу, и здесь же мы разбирали, что у меня получилось плохо и что удалось. Боясь упустить что-либо ценное, я старался записать все ее указания. Каждая такая встреча была для меня уроком громадной ценности, уроком на всю жизнь.

В марте 1950 года была назначена, наконец, премьера «Хованщины». Перед самым спектаклем Антонина Васильевна несколько раз заходила ко мне в уборную, пока я гримировался, и, видя мое волнение, старалась подбодрить и вдохновить меня (хотя сама волновалась тоже). В последнюю минуту она тщательно осмотрела меня с головы до ног и напутствовала последними советами. <…> Ходуном ходил посох Досифея в моей руке, свинцом наливались ноги, когда я впервые вышел на сцену Большого театра».

Дебют был удачным. Режиссер Л.В. Баратов оценил его: «На общественном просмотре «Хованщины» Александр Огнивцев в присутствии двух с лишним тысяч зрителей впервые в своей жизни вышел на сценические подмостки. Выступление дебютанта доставило подлинную радость слушателям, всему творческому коллективу театра и нам, постановщикам спектакля».

Одна из газет писала: «Идет первая сцена одного из величайших произведений русской оперной классики, народной музыкальной драмы Мусоргского «Хованщина». В роли старика – вождя раскольников Досифея выступает молодой певец Большого театра Александр Огнивцев. Роль Досифея – одна из сложнейших в оперном репертуаре как по своим вокальным трудностям, так и по сложности и противоречивости черт, какими наделил композитор этот персонаж. Спеть Досифея – большая честь для каждого вокалиста-баса. Обычно право на исполнение этой роли артист завоевывает годами. Для А. Огнивцева партия Досифея – это начало его творческой биографии. Трудно поверить, что эту сложную роль исполняет молодой человек, еще в прошлом году бывший студентом Кишиневской консерватории и только полгода назад впервые переступивший порог Большого театра».

Критика назвала дебют певца «ярким, многообещающим началом»; исполнив эту партию, Огнивцев сразу стал в первый ряд певцов Большого театра.

За участие в спектакле Огнивцеву была присуждена Сталинская премия первой степени.

За этим успехом последовал новый: на вокальном конкурсе Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Берлине в 1951 году молодой певец был удостоен Первой премии. Пророческими оказались слова А.В. Неждановой: «На нашем оперном горизонте восходит новая звезда первой величины – это Огнивцев».

У него были все данные, чтобы стать выдающимся певцом, и он им стал.

Вот мнения его коллег.

Дирижер Б.Э. Хайкин: «Замечательно, что у Александра Павловича Огнивцева голос, внешность, актерская сущность находятся в полной гармонии, создавая в комплексе образ русского богатырского склада, исполненного душевного величия, благородства и красоты».

Г.П. Вишневская, певшая с ним в спектаклях: «Это был совершенно уникальный по силе и красоте бас… В нем удивительно гармонично слилась и духовная, и физическая человеческая красота!»

Е.В. Иванов, тоже бас: «Огнивцев действительно был прекрасный исполнитель партий Гремина в «Евгении Онегине» и Короля Рене в «Иоланте» П.И. Чайковского, Пимена в «Борисе Годунове» М.П. Мусоргского, Варяжского гостя в «Садко» Н.А. Римского-Корсакова, Галицкого в «Князе Игоре» А.П. Бородина… Роли, исполненные им, говорят о больших возможностях певца. Красивый, выразительный голос и хорошая сценическая внешность позволили ему создать яркие вокально-сценические образы».

На двух партиях хочется остановиться особо.

«Псковитянка». Ольга – Т. Милашкина, Иван Грозный – А. Огнивцев

Одна – это труднейшая партия Ивана Грозного в «Псковитянке» Н.А. Римского-Корсакова.

О работе над нею сам певец говорил: «Иван Грозный – царь на Руси – личность сложная и многогранная. Мятущийся характер его отличался жестокостью и подозрительностью. Но прекрасная музыка Римского-Корсакова и сам сюжет позволяют оттенить такие черты, как любовь к дочери, душевное смятение, угрызения совести – словом, показать все противоречивые силы, которыми был движим Иван Грозный в своих поступках. В работе над этим образом пришлось изучать и исторический материал, и произведения живописи, и даже антропологические изыскания ученого Герасимова».

А вот отзывы прессы об этой работе.

Газета «Советский артист»: «Ивана Грозного на премьере исполнял А. Огнивцев. И по внешнему облику, и по силе звучания (вокально партия очень в возможностях певца), и по свободе интерпретации образа А. Огнивцев выразителен. Он больше царь, чем отец, он масштабен, убеждает (хотя кое с чем можно и не согласиться).

А. Огнивцев больше понравился в картине «Терем» и последней сцене спектакля, очень хорошо поставленной режиссерски. Эту финальную сцену Т. Милашкина и А. Огнивцев исполняют с большим драматизмом».

Журнал «Музыкальная жизнь»: «А. Огнивцев блистательно проводит сцену, где Иван Грозный внезапно узнает в Ольге черты Веры Шелоги. Как наваждение обрушиваются на царя чувства, казалось, давно угасшие, и в нем, только что таком злобно-подозрительном, страшном в гневе, готовом беспричинно излить его в любое мгновение, что-то меняется, словно воспоминание о былой любви возвращает к человечности душу, погрязшую в злодействе… С большой экспрессией проводит Огнивцев и сцену Грозного во второй картине третьего акта. В целом создаваемый артистом образ царя многогранен. Его Грозный – деспот, натура властная, жестокая и вместе с тем болезненно недоверчивая, человек страшный, беспощадный, но в сценах с Ольгой – нежный и ласковый, способный на глубокое чувство, великодушный, умеющий помнить и ценить истинную любовь. Такой многогранный, глубокий и содержательный характер в общем соответствует по своей значительности тому месту, которое он занимает в драматургии оперы. И все-таки кажется, что, при всей яркости актерского дарования, Огнивцев раскрывает далеко не все, что заложено в партии Грозного, что он слишком увлекается чертами человека, согбенного бременем лет, недугов и страстей, и обращает чрезмерно большое внимание на такие его стороны, как лицемерное смирение, граничащая с ханжеством религиозная истовость, крайняя неуравновешенность, которые, несомненно, были присущи Грозному, но которые отнюдь не должны закрывать от нас его величие умного государственного деятеля, проницательно пекущегося о единстве русской державы, убежденного в своей правоте».

Борис Годунов. «Борис Годунов»

Несмотря на некоторый упрек, Огнивцев остался незабываемым исполнителем этой партии.

Но коронной в его репертуаре стала партия Бориса Годунова в одноименной опере М.П. Мусоргского. Отзывы разных лет свидетельствуют о том, какого совершенства в ее исполнении достиг Огнивцев с годами.

Вот фрагмент из газеты «Советский артист» на выступление певца в 50-е годы: «В целом партия царя Бориса – одна из самых трудных и сложных в мировом оперном искусстве – была исполнена молодым артистом удачно.

Преждевременно говорить сейчас о том, что А. Огнивцев полностью овладел музыкальным и сценическим образом царя Бориса, но в его исполнении есть ряд интересных, впечатляющих моментов, которые служат залогом дальнейшего успеха его работы над этой ролью.

Исполнитель стремится отделить места, раскрывающие внутреннюю жизнь Бориса, от сцен, показывающих его в общении с окружающими. Артист ищет и находит особые оттенки исполнения и иную вокальную манеру в монологах и монологических сценах, отличающихся от других сцен.

Хорошо был спет монолог «Достиг я высшей власти». А. Огнивцев показал, что он владеет своим большим и красивым голосом и средствами музыкально-драматической выразительности.

Запоминается и сцена прощания с сыном, а также последние фразы партии, в особенности: «Повремените! Я – царь еще!»

Меньше удался артисту первый монолог Бориса (в сцене «Венчание на царство»), что, может быть, объясняется волнением, естественным для первого выхода. Певцу в этом монологе недоставало разнообразия звуковой окраски. К тому же конец фразы «Зловещим предчувствием сковал мне сердце» был пропет интонационно не совсем точно.

Некоторое сомнение вызывает манера исполнения монолога «Уф! Тяжело! Дай дух переведу!»

А вот, что писала Н.Д. Шпиллер об исполнении этой партии уже зрелым мастером: «Борис Годунов – одна из ярчайших страниц творчества Огнивцева, образ, получивший признание не только в Советском Союзе, но и во многих странах мира. В этой роли его актерское дарование развернулось во всю мощь. Незабываемы вдохновенная сцена коронации, волнующая своей искренностью; захватывающая внезапными эмоциональными контрастами сцена в тереме, и, наконец, последний монолог, завершающийся тяжелыми галлюцинациями. В истерзанной душе Бориса мучительно сплетены величавая скорбь за судьбу вверенной ему державы, укоры совести, тяжкие подозрения и нежная, глубоко трогающая любовь к детям. Огнивцев наделил своего героя теплыми, искренними чувствами; тем самым эту значительную историческую фигуру из застывшей музейности он приблизил к жизни и пробудил к ней сострадание. Певец показал, что гордый самодержец и жестокий диктатор – раб социальных коллизий, под которыми погребено сердце, способное испытывать любовь, нежность, горе… Александру Павловичу удается с большой актерской достоверностью воплотить в образе Годунова – гордого самодержца, страдающего человека, любящего отца – столь полярные душевные движения, как властность, нежность, взрыв ярости, ужас безумия и почти детская беспомощность.

С первого же появления на сцене Огнивцев – Борис несет в своем облике, в обращенном внутрь себя взгляде, в проникновенном звуке голоса – трагическое предначертание. И эту линию глубокой трагедийности он проводит через весь спектакль, до финала, в котором средства выразительности достигают крайних степеней эмоционального напряжения.

Сценическое воплощение Бориса Годунова – вершина профессиональной зрелости, вокального мастерства, музыкальной культуры Александра Огнивцева».

Певец исполнял партию на гастролях в других театрах.

В 1967 году он пел ее во Франции в театре Лирической Оперы в Руане. Газеты писали о его гастролях.

Газета «Пари-Норманди»: «Как отмечают критики, – сказано в статье, – А. Огнивцев показал острого Бориса. Его герой терзался, словно в ловушке, от угрызений совести. Борис Огнивцева был таким, каким его мыслил и Пушкин, и Мусоргский…

В сцене выхода Бориса («Скорбит душа…») артист «приковал зрителя сдержанностью и глубиной вокального исполнения. Его выход предвещал трагическое раскрытие образа. В монологе «Скорбит душа» и в сцене с курантами артист доходит до необыкновенного кульминационного нарастания.

Голос артиста звучал великолепно. Его крепкий в среднем регистре голос всех потряс. Он взволновал зрителя своей патетикой…»

А. Огнивцев в роли Бориса показал весь диапазон своего необыкновенного голоса. Он владеет несравненной, бесподобной декламацией, где пение напоминает разговор музыкального откровения, где слово и музыка, как ропот, зачаровывают слушателя».

Газета «Либр Диманш» в статье, озаглавленной «Триумф», пишет, что «замечательный интерпретатор русской души» Бориса Годунова Александр Огнивцев «в окружении плеяды больших певцов показал себя артистом, одаренным обширным голосом. Роскошный бас-кантанто сразу внушил почтение аудитории. Актер в Борисе потрясал слушателей гуманностью и благородством… А. Огнивцев – громадный трагический актер. В «Сцене смерти», уступая свой трон, он показал большое искусство… «Прощай, мой сын» истолковывалось артистом с таким патетизмом, который потрясал душу зрителей…».

Огнивцев был так же ярок и убедителен в исполнении зарубежной оперной классики.

Он пел партии Дона Базилио в «Севильском цирюльнике» Дж. Россини, Мефистофеля в «Фаусте» Ш. Гуно, Филиппа II в «Дон Карлосе» Дж. Верди, Тезея в «Сне в летнюю ночь» Б. Бриттена.

Свидетелем самых первых его выступлений в опере «Фауст» был А.И. Орфенов, который откликнулся статьей в газете «Советский артист»: «…Внешний облик артиста несколько необычен. Он одет в серый с черным костюм. В сочетании с красной подкладкой плаща костюм «играет». Артист смело и свободно держится на сцене, его фигура достаточно пластична.

Что касается вокальной стороны исполнения, то здесь безусловно есть о чем поговорить. Первые картины меня, пожалуй, разочаровали. Нижние ноты звучали в прологе слабо, неуверенно, «Куплеты» были исполнены без должного «шика». Артист часто пользовался приемом «сарказма» в звуке, верхние ноты он несколько искусственно «загонял» в нос.

Внимательно слушая весь спектакль, я пришел к такому выводу: голос певца в ансамблях – в квартете и трио – звучит настолько полно и насыщенно, что выделяется на фоне ансамбля, его голосовой материал – настоящий оперный.

У А. Огнивцева полноценный бас красивейшего тембра. Певец, быть может, не всегда верно использует свои обертоны, резонаторы, не развивает крайних нижних и крайних верхних нот. Над этим ему надо работать.

Уже в сцене сада стало ясно, что А. Огнивцев не только имеет право петь партию Мефистофеля, но и что, начиная с этой картины и до самого конца спектакля, мы имеем Мефистофеля, освоившего роль. Хорошо прозвучало «заклинание цветов». Прекрасно прошла сцена с Мартой. В сцене с Маргаритой «В храме» А. Огнивцев дал полное звучание. Прекрасна серенада, хотя в ней чересчур много яркого, почти «белого» сарказма в «дьявольском» звуке.

Мефистофель. «Фауст»

В целом Мефистофель А. Огнивцева скорее «дьяволенок», чем дьявол, – настолько он молод. Ведь в образе Мефистофеля, – помимо того, что это собирательный «черт», «дьявол», «бес», «вельзевул», «демон», – соединено все, что протестовало против деспотизма бога, боролось с богом. Мефистофель – это «падший ангел».

Подводя итоги первого просмотра, задаешь самому себе вопрос: правильно ли поступил Большой театр, что поручил А. Огнивцеву такую сложную роль? Ответ может быть один: безусловно, правильно.

…И вот я снова на спектакле «Фауст». В роли Мефистофеля опять А. Огнивцев. Могу порадоваться – мой «прогноз» был верен.

Артист упорно ищет правильных красок и многое уже нашел.

Прекрасно прозвучало «заклинание цветов», да, пожалуй, и весь второй акт. Сцена «В храме» органично вливается в образ Мефистофеля. Серенада очень хороша, если не считать отдельных интонационных погрешностей. Не раз менялся костюм. Грим еще не найден – Мефистофель мертвенно бледен.